355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Диана Чемберлен » Ради тебя » Текст книги (страница 1)
Ради тебя
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 09:12

Текст книги "Ради тебя"


Автор книги: Диана Чемберлен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Диана Чемберлейн
Ради тебя

Много людей помогало мне в создании «Ради тебя» («The Courage Tree»).

Я благодарна экспертам по поисковым и спасательным работам, медицинскому персоналу, пациентам и их семьям, своим коллегам-писателям, которые направляли меня.

Мне хотелось бы также поблагодарить Энн Олман, Тима Артура, Мэри Эллис Крузи, Грэтхен Лхакарайт, Кэтлин Лоутон, Чара ЛеФлера, Джона Нельсона, Эллис Сото и Монику Уолтон за то, что они щедро делились своим опытом и знаниями со мной.

Я особенно признательна своему издателю Эми Мур-Бенсон за ее невероятное терпение; читателям Бет Джойс и Эстер Ягильски, которые создали единственную в своем роде потребительскую корзину в благодарность за мои предыдущие книги, а также для того, чтобы воодушевить меня на дальнейшее творчество, и Грейгу МакБину за то, что он помог мне процветать среди хаоса.



Невозможно быть героем, не будучи трусом.

Джордж Бернард Шоу

ПРОЛОГ

Там, куда она собирается, не будет музыки. Зои стояла посреди зала со сводчатым потолком, белыми коврами и окном во всю стену с видом на Тихий океан и пристально смотрела в угол комнаты, прикованная к месту звуками, исходящими из огромной колонки. Она уже смирилась с мыслью, что больше не увидит этот пляж и не вдохнет запаха моря. Она знала, что может прожить без телевизора – и даже с радостью, – без телевидения и его сборища новых молодых талантов, она также может прожить без газет и журналов. Но без музыки? Это было сродни катастрофе. Но потом ее взгляд остановился на фотографии, которая стояла на детском рояле. На этой фотографии Марти было двадцать лет; она стояла на пляже рядом с Максом. Она стояла возле Макса, но не прикасалась к нему, и не было того чувства неосязаемой связи между отцом и дочерью, как будто каждого из них сфотографировали отдельно, а потом эти две фотографии соединили. Зои с беспокойством смотрела на это расстояние между ними. Интересно, а если бы на фотографии была она и Марти, выглядели бы они такими же отдаленными друг от друга? Она боялась, что именно так и было бы. Пришло время это изменить.

На этой фотографии Марти была похожа на мальчика. Зои рассматривала худенькое тело с маленькой грудью, коротко стриженные белокурые волосы, огромные голубые глаза и длинные темные ресницы. Именно сейчас Зои окончательно поняла, что принимает правильное решение. Во всей Вселенной для нее не существовало ничего важнее, чем спасение дочери.

Она решительно повернулась и стала подниматься по широкой винтовой лестнице на второй этаж. На самом деле уезжать навсегда оказалось несложно. Она тщательно все продумала, и теперь у нее даже не было необходимости паковать чемодан. Что она могла бы положить в один чемодан, чтобы этого хватило на всю оставшуюся жизнь? Кроме того, кто-то мог заметить пропажу чемодана. Впрочем, это маловероятно, поскольку у них была отдельная комната на третьем этаже, заполненная багажом, но все же такая опасность была, и она не могла рисковать.

Она вошла в спальню Макса. Они с Максом на протяжении сорока лет их брака спали вместе, тем не менее у каждого из них была своя спальня. Отдельные комнаты были предназначены для того, чтобы проводить время в уединении, для отдыха и чтения, чтобы не беспокоить друг друга, когда кто-нибудь из них работал. И она знала, что именно в комнате Макса она найдет то, что ей нужно. Открыв дверь в гардеробную Макса, она была поражена пряным ароматом, буквально окутавшим ее. Запах бальзама после бритья, которым пользовался Макс, до сих пор наполнял эту комнату, хотя после его смерти прошло уже четыре месяца. Она не прикасалась к одежде, аккуратными рядами висевшей вдоль стен гардеробной, с того горького дня в ноябре, и теперь эта одежда обрела неясные, сюрреалистические очертания. Как мог этот запах вызвать сразу столько боли? Так много воспоминаний? Но сейчас у нее не было на них времени. Она провела рукой по глазам и перенесла стремянку из угла гардеробной к полкам в глубине комнатки. Забравшись на стремянку, она дотянулась до верхней полки.

Нащупав мягкий чехол винтовки, она сняла его с полки. Спустившись со стремянки, она осторожно положила зеленый чехол с винтовкой Макса на ковер в гардеробной, а потом опять вернулась к стремянке. На той же полке она нашла коробку с патронами, пистолет «Беретта» и несколько пустых обойм. Никогда раньше не прикасалась она к этому оружию и не одобряла того, что Макс хранил его. Это, наверное, единственная вещь, из-за которой они когда-либо ссорились.

«Смерть Макса Гарсона ознаменовала конец одного из самых продолжительных и, по многочисленным отзывам, гармоничных браков в Голливуде», – написали в журнале «People».

По большей части это была чрезвычайно точная оценка. И сейчас Зои была рада, что Макс игнорировал ее опасения относительно оружия. Она была вдвойне рада, что сказала друзьям о существовании винтовки и пистолета, а также о том, где они были спрятаны. Они скажут об этом полиции, и полиция обнаружит, что оружие пропало. Идеально.

Полиция, без сомнения, непременно поговорит с Бонитой – психотерапевтом, которую Зои посещала для «облегчения горя». Зои не пришлось даже применять свои актерские способности, чтобы изобразить симптомы депрессии.

– Вы думаете о самоубийстве? – спросила ее Бонита во время последнего визита, когда Зои была особенно плаксива.

– Да, – убедительно кивнула Зои.

– У вас есть план? – спросила Бонита.

Зои вздрогнула от такого вопроса. Откуда Бонита могла узнать об этом? Но потом она поняла, что Бонита спрашивала о том, как именно она собирается покончить с жизнью. Ничего более.

– Нет, – ответила она, прекрасно понимая, что, если она скажет, что у нее есть план, Бонита устроит все так, что Зои запрут где-нибудь, и тогда бульварные газеты будут пестреть этой новостью. Конечно, у Зои был план. Только не тот, на который намекала Бонита.

Она принесла пистолет и винтовку в спальню и вдруг поймала свое отражение в зеркале над туалетным столиком. То, что она увидела, ужаснуло ее. Она выглядела крайне нелепо. Ее длинные светлые волосы лежали на чехле с винтовкой, челка доходила аж до ресниц, при этом в комнате было такое освещение, что кожа ее выглядела болезненной, а глаза казались запавшими. Она была крупной женщиной. Она всегда была высокой и дородной. Раньше, во времена ее Джеймса Бонда, ее считали сладострастной, но сейчас она была просто большой. Мужеподобной. Стареющая секс-богиня. Она рассвирепела, когда прочитала где-то такие слова о себе, а сейчас вдруг поняла, что это правда. Кого она пыталась обмануть, по-прежнему делая такую же прическу, как и в двадцать пять лет, и выкрашивая волосы, чтобы замаскировать седину? Она отвернулась от зеркала и направилась к лестнице. Не будет больше двухсотдолларовых походов в салон красоты, и мысль об этом принесла ей облегчение.

Спустившись вниз, Зои прошла через кухню в гараж, где положила оружие на заднее сиденье своего серебристого «Мерседеса». Вернувшись в дом, который она любила на протяжении стольких лет, она села за обеденный стол и сосредоточилась на последнем – и самом сложном – задании.

Пристально посмотрев на лист пергаментной бумаги кремового цвета, который лежал перед ней на столе, она взяла авторучку марки «Пеликан», подаренную ей Марти несколько лет назад на Рождество, в день, когда мир все еще казался великодушным, а будущее таило в себе столько перспектив. Она прикоснулась ручкой к бумаге.

«Я не вижу другого выхода, кроме как покончить с жизнью накануне моего шестидесятилетия», – написала она. Отодвинувшись от листа бумаги и наклонив голову набок, она заметила, что ее почерк похож на почерк старой женщины. Ее рука предательски дрожала.

– Патетическая старая корова, – проворчала она про себя и продолжила писать.

«Сейчас моя жизнь стоит немного. Мой любимый муж умер; мою дочь по ошибке безжалостно посадили в тюрьму за убийство Тары Эштон; бульварные газеты упорно продолжают замечать каждую морщинку на моем лице, и я теряю свой певучий голос. Несмотря на то что мои актерские способности сейчас в самом расцвете, они остаются незамеченными в эти дни. Роли, которые когда-то доставались бы мне, дают сейчас актрисам намного моложе меня».

Зои на секунду прекратила писать и посмотрела в окно на океан. Последнее предложение звучало унизительно и горько. Она могла бы вычеркнуть его, но тогда ей пришлось бы начать писать с самого начала. Но какое ей в данный момент дело до того, что о ней думают. Она посмеялась над своим раненым эго, над раздражающим нарциссизмом, который преследовал ее на протяжении нескольких последних лет и который, казалось, собирался следовать за ней вплоть до ее фиктивной смерти.

«Ради чего мне жить? – начала писать она опять. – Я надеюсь забрать у себя жизнь там, где меня никто не найдет. Я не хочу, чтобы меня видели в таком состоянии. Марти, прости меня, дорогая. Мне так жаль, что я подвела тебя. Я использовала все возможности, чтобы помочь тебе доказать свою невиновность, но система подвела нас обеих». На этот раз слезы не заставили себя ждать. Одна слезинка упала на лист бумаги, и она смахнула ее рукой со слова невиновность.

Она действительно подвела Марти, и в очень многом: когда постоянно ставила потребности своей карьеры выше нужд дочери; когда передала каждодневную заботу о Марти в руки нянек; когда отослала ее в школу-интернат, чтобы кто-то другой разбирался с ее настроениями и бедами.

«Подозрение никогда не упало бы на тебя, не будь ты моей дочерью, – написала она, – дочерью Зои. Я люблю тебя, моя самая дорогая». У Зои перехватило дыхание, и, прежде чем продолжить писать, она какое-то время пристально смотрела на океан через окно. «Будь сильной, – написала она. – Люблю тебя очень. Мама».

Отодвинув лист бумаги в центр стола, она встала и вытерла влажные ладони о штаны цвета хаки. Ноги еле держали ее, когда она шла к гаражу, и все ее тело дрожало от той серьезности лжи, которую она сейчас написала, а также от страха перед предстоящей поездкой.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Все четыре маленькие комнатки были залиты солнечным светом, и воздух в домике для гостей казался каким-то спёртым. В половине третьего Жаннин выключила кондиционер и открыла все окна, начиная со своей спальни и комнаты Софи, затем в кухне и, наконец, в гостиной. Несмотря на то что в коттедже сразу стало теплее, воздух был сухим – удивительное явление для июня в северной Виргинии, – а едва заметный ветерок принес в комнаты аромат магнолии и лаванды.

Жаннин села на диван, прислонилась спиной к ручке, положила босые ноги на подушку и пристально посмотрела в окно на сады Эйр-Крик. Через пятнадцать минут можно отправляться, сказала она себе. Она приедет слишком рано, но она не может больше здесь ждать.

Вид на сады из этого окна был восхитительным. Полосы красного, фиолетового, желтого и розового то исчезали, то возникали, образуя причудливые узоры на более чем двух акрах холмистого ландшафта, прежде чем терялись в глухих зарослях между коттеджем и большим особняком. Желтое строение девятнадцатого века с черными ставнями – это и был особняк, едва видимый в это время года из-за буйного цветения деревьев. Жаннин часто представляла, что она была хозяйкой своей собственной жизни, а не жила в имении родителей. В действительности Эйр-Крик не принадлежал ее родителям, они просто присматривали за ним. Дом принадлежал Фонду Эйр-Крик, которым управляли потомки первого владельца этого имения – Ангуса Кэмпбелла. Фонд передал по акту достаточно денег округу, чтобы оставить сад и несколько комнат особняка открытыми по выходным для всех желающих. А согласно какой-то неофициальной договоренности, матери Жаннин, Донне Кэмпбелл Снайдер, предоставили право жить в этом особняке вплоть до ее кончины. Кроме этого, она не получила и цента из состояния своей семьи. Это, как всегда думала Жаннин, и было причиной печали ее матери.

Тем не менее Донна и Фрэнк Снайдер обожали имение Эйр-Крик. Они, будучи учителями истории на пенсии, получали удовольствие от задания присматривать за домом и садами и охотно позволили Жаннин и ее дочери Софи жить без арендной платы в «домике для гостей» – эвфемизм, придуманный для того, чтобы скрыть настоящую историю маленького строения: когда-то оно было домом для рабов Эйр-Крик.

В оконном стекле была маленькая трещинка, и, когда Жаннин закрывала один глаз и приближалась к стеклу, она могла отчетливо видеть одну идеальную гортензию голубого цвета. Когда она отодвигалась немного левее, то могла видеть розы, которые Лукас посадил возле колодца желаний. Ей следовало бы встать и заделать отверстие, а не играть с ним, подумала она вскользь, но лишь сменила позу на диване и опять посмотрела на сады.

Эта неугомонность, это клаустрофобное чувство, чувство духоты, не покидало ее все выходные, и она знала, что создала его сама. Она не сделала и глотка воздуха начиная с вечера пятницы, когда смотрела, как ее дочь уезжала в фургоне с девочками из отряда Брауни. Софи улыбалась и хихикала со своими друзьями и выглядела так, будто была совершенно здоровой восьмилетней девочкой – за исключением, пожалуй, бледности и хрупкости тонких белых ручек и ножек. Жаннин махала рукой вслед фургону, пока не смогла уже различать рыжие волосы Софи за тонированными стеклами. Потом она улыбнулась двум другим мамам на автомобильной стоянке у садов Мидоуларк Гарденс и быстро забралась в машину, надеясь, что ее лицо не выдало волнения, которое не покидало ее ни на один день на протяжении последних пяти лет.

Она планировала провести эти выходные в уединении и вычистить дом сверху донизу, но у нее мало что получилось сделать. Она провела субботу со своей матерью в особняке, помогая в ее исследовании по Интернету исторически точных образцов обоев для одной из спален особняка и слушая в очередной раз ее жалобы на Лукаса, садовника, который ухаживал за их садами. Впрочем, Жаннин знала, что на самом деле ее мать не оставляли мысли о Софи. Жаннин и сама понимала, что восемь лет – это слишком рано для того, чтобы проводить выходные в лагере для девочек-скаутов на расстоянии почти двух часов езды от дома, и Жаннин видела, что мама очень злилась на нее за то, что она разрешила Софи поехать. Сидя в офисе, который был частью пристройки к особняку, сооруженной в двадцатом веке, Жаннин пыталась сконцентрировать свое внимание на мониторе компьютера.

– На улице жарко, и она будет пить слишком много воды, – ворчала Донна. – Она забудет принять таблетки. Она будет есть не то, что ей надо. Ты же знаешь, какими бывают дети.

– С ней все будет в порядке, мама, – сказала Жаннин сквозь зубы, хотя она и не могла не разделять мамино беспокойство.

Если состояние Софи ухудшится после поездки, упреков со стороны родителей не будет видно конца. Джо тоже будет в бешенстве. Он звонил прошлой ночью и хотел узнать, сможет ли он повидаться с Софи вечером, когда она вернется домой, и Жаннин знала, что он чувствует то же, что и она: глубокую любовь и беспокойство за ребенка, которого они оба берегли как зеницу ока. Как и Донна, Джо выразил крайнее неодобрение того, что Софи поехала в этот лагерь. Жаннин трудно было игнорировать гнев Джо, поскольку она понимала: он сердится потому, что заботится не только о Софи, но также и о ней самой. Даже в самые ужасные моменты их разрыва и развода она прекрасно видела, что Джо по-прежнему любит ее.

В два сорок пять Жаннин вышла из дома и села в машину. Она поехала вниз по длинной дорожке, посыпанной гравием, с зарослями самшита такого же возраста, как и само имение, по обе ее стороны, и посмотрела на особняк, проезжая мимо него. Ее родители будут дома, с волнением ожидая, когда она привезет их внучку. А она надеялась, что у нее будет немного времени, которое она сможет провести наедине с Софи, прежде чем будет вынуждена разделить ее с родителями и Джо.

Мидоуларк Гарденс были на расстоянии не менее полумили от Эйр-Крик, и автомобильная стоянка у общественных садов была как никогда полной. Когда Жаннин поворачивала на стоянку с Бьюлах-роуд, люди в свадебных нарядах высыпали из одного из кирпичных зданий, вероятно, для того, чтобы позировать для фотографий. Вдалеке, на даче у пруда, Жаннин увидела, как проходила еще одна свадьба. Прекрасный день для свадьбы, подумала она, когда подъезжала к юго-восточному углу стоянки, где она должна была встретить возвращающийся отряд Брауни, но мысли ее быстро перенеслись к Софи. Жаннин представила, как обнимет свою дочь, и больше уже не могла думать ни о чем другом. Она сильнее надавила на педаль газа, проезжая слишком быстро по стоянке, и припарковала машину в углу.

Несмотря на то что Жаннин приехала довольно рано, там уже была другая мама, Сюзанна, которая, облокотившись на многоместный легковой автомобиль, читала книгу в мягкой обложке. Жаннин не очень хорошо знала эту женщину. Она была красивой, немного старше большинства матерей детей возраста Софи, и трудно было сказать, были ли ее волосы длиной до подбородка просто светлыми или они уже поседели. Жаннин улыбнулась, подходя к этой женщине.

– Им повезло с погодой! – подняла голову Сюзанна, заслоняя от солнца глаза.

– Да, действительно. – Жаннин тоже облокотилась о ее машину. – Я рада, что не было слишком сыро.

Сюзанна бросила книгу через открытое окно своей машины.

– О, им бы это не помешало, – сказала она, махнув рукой. – Детям неважно, сыро на улице или нет.

Для Софи это как раз важно, подумала Жаннин, но промолчала. Она безуспешно пыталась вспомнить, как выглядела дочь Сюзанны. По правде говоря, она мало внимания уделяла другим девочкам в отряде Софи. То, что Софи могла поучаствовать в их мероприятиях, было такой редкостью, что у Жаннин не было возможности познакомиться с кем-либо из них или их мамами. Она посмотрела на Сюзанну.

– Ваша дочь… – начала она. – Извините, я не помню ее имени.

– Эмили.

– Эмили бывала в подобных лагерях раньше? – спросила Жаннин.

– Да, бывала, – сказала Сюзанна, – но не так далеко от дома. Я знаю, что для Софи это первый раз, не так ли?

– Да. – Жаннин была тронута, что Сюзанна знала имя ее дочери. Хотя, впрочем, другие матери наверняка говорили о ней.

– Замечательно, что она смогла поехать, – улыбнулась Сюзанна. – Я полагаю, ей уже лучше?

– Намного лучше, – признала Жаннин. Настолько лучше, что это пугало.

– Я слышала, что она проходит какое-то экспериментальное лечение?

– Да, – кивнула Жаннин и нерешительно добавила: – Она проходит курс лечения альтернативной медицины. Она проходит его только пару месяцев, но уже заметно значительное улучшение.

Жаннин было трудно говорить об улучшении состояния Софи, вернее, слышать, как она сама произносит это вслух. Она жила в жутком страхе, что это улучшение непродолжительно. С того момента как Софи начала проходить курс лечения, она не только жила вне клиники, но и научилась кататься на велосипеде, ела практически все, что хотела, и даже начала посещать занятия в школе. Большую часть года ей давали частные уроки на дому или в больнице. Но в последнее время ее состояние настолько улучшилось, что у нее теперь не было необходимости постоянно быть подключенной к аппарату диализа (искусственной почке). Последнюю пару недель ей нужна была эта процедура только две ночи в неделю. И это предоставило ей возможность делать то, чего она никогда раньше не могла: проводить ночь вдали от дома со своими друзьями. Поразительное улучшение состояния Софи казалось сверхъестественным, но доктор Шеффер, исследователь, который проводит курс лечения, предупредил Жаннин, что ее дочери предстоит еще длинный путь. Ей нужно будет дважды в неделю на протяжении по крайней мере одного года делать внутривенные инъекции Гербалины – такое название он дал своему травяному препарату, чтобы оно было больше по душе маленьким пациентам. Несмотря на успехи Софи, ее нефролог, врач, которого она посещала последние три года, не принимал всерьез такой метод лечения, как, впрочем, и все остальные специалисты, с которыми консультировалась Жаннин. Они просили Жаннин позволить Софи пройти еще один традиционный курс терапии с очередным экспериментальным лекарством, но Софи уже прошла несколько подобных курсов, и Жаннин не могла больше видеть, как ее дочь страдает от побочных действий лекарств. При лечении Гербалиной Софи становилось только лучше. Никакой сыпи. Никаких коликов. Никаких припухлостей. Никакой сонливости. Хотя лечащий врач Софи и его коллеги убеждали, что положительные результаты – это всего лишь временное уменьшение количества симптомов, в глубине же болезнь по-прежнему свирепствовала. Они утверждали, что доктор Шеффер дал надежду безнадежной больной, и только недавно перестали называть невысокого, жилистого, сладкоречивого доктора шарлатаном. Жаннин прекрасно понимала положение, в котором оказались врачи. В конце концов, медики боролись с подобной формой болезни почек на протяжении десятилетий, искали пути прекращения разрушения почек. И вдруг появляется какой-то врач альтернативной медицины, со своим сочетанием коры деревьев и трав, и думает, что может сделать то, что до него никто не мог сделать: вылечить эту неизлечимую! Лечащий врач Софи сказал, что терапия Шеффера лишь временная и неэффективная помощь, и Жаннин ужасно боялась, что он может оказаться прав. Она только начала возвращать к жизни свою дочь и не вынесет, если потеряет ее опять.

– А где остальные родители? – Жаннин обернулась и посмотрела в сторону въезда на стоянку. Было почти три часа.

– О, я думаю, будем только вы и я. Я собираюсь отвезти двух девочек домой. Глория и Элисон отвезут остальных, но мы решили, что вы захотите сами забрать Софи, поэтому и не стали спрашивать вас о том, хотите ли вы, чтобы мы подвезли Софи домой.

– Вы правы, – сказала Жаннин. – Я жду не дождусь узнать, как она там.

– Она выглядела такой счастливой, когда села в фургон в пятницу вечером, – сказала Сюзанна.

– Да, действительно. – Жаннин порадовалась, что была в солнцезащитных очках, потому что ее глаза вдруг наполнились слезами. Ее маленькая девочка. Как редко можно было увидеть такую неподдельную радость на лице Софи, радость, а не обычные боль и страх. Боль, которую не дай Бог кому-нибудь из детей перенести.

– Она такая миленькая, – сказала Сюзанна. – Откуда у нее такие рыжие волосы?

– Я полагаю, она взяла их от меня и своего отца, – прикоснулась Жаннин рукой к своим рыжевато-русым волосам. У Джо были темные волосы и голубые глаза, как у Софи.

– У нее проблема с почками? – продолжала расспрашивать Сюзанна.

– К сожалению, да. – Жаннин не возражала против ее вопросов. Они раздражали ее, только когда их задавали в присутствии дочери, как будто Софи была глухой, слепой, а также очень-очень больной.

– Трансплантат помог бы?

– Я уже отдала ей свою почку, – Жаннин грустно улыбнулась. – Но ее организм отверг почку.

Джо предлагал взять также и его почку, но он был не очень хорошим донором. И теперь трансплантат помочь Софи не мог.

– О, мне очень жаль, – сказала Сюзанна доброжелательно. – Впрочем, мне кажется, она неплохо со всем справляется. Я была так удивлена, когда познакомилась c ней, ведь она такая крошечная. Я думала, ей около шести лет. Но словарный запас у нее как у десятилетней. Это просто поразительно.

Жаннин улыбнулась:

– Дети с болезнью почек обычно не большие.

– Вы, должно быть, много пережили с ней, – сказала Сюзанна. – Я зачастую так волнуюсь, когда у Эмили всего лишь насморк… Я по-настоящему восхищаюсь вами.

Жаннин не думала, что ею можно восхищаться. Она справлялась со всем так, как только отчаявшаяся мать могла справляться: делала все, что могла, чтобы жизнь Софи была настолько счастливой и беззаботной, насколько это возможно… и плакала только ночью, когда рядом никого не было.

– Эмили говорила, что вы пилот вертолета, – сказала Сюзанна.

– О! – удивилась Жаннин. – Я была пилотом, очень давно. Перед тем как Софи заболела.

Она научилась управлять вертолетом в армии, а потом, когда работала пилотом в компании по лизингу самолетов, ушла в запас. Неужели Софи говорила людям, что она все еще летает? Может быть, ее смущало то, что Жаннин из смелого пилота превратилась в маму-домохозяйку? Но с хронически больным ребенком на руках Жаннин не могла представить себе иного выхода.

– У Эмили есть тайная надежда, что, когда девочки из отряда немного повзрослеют, вы дадите им несколько уроков пилотажа.

Она и сама об этом думала в те редкие, полные оптимизма моменты, когда представляла Софи в подростковом возрасте.

– Может быть, когда-нибудь, – сказала она. – Это было бы здорово.

Она опять посмотрела в сторону въезда на стоянку.

– Вы, должно быть, волнуетесь за Софи, когда она в отъезде, – неожиданно произнесла Сюзанна, и Жаннин поняла, что волнение легко читалось в ее глазах или, может быть, ее выдавало то, как она то сжимала, то разжимала руки.

– В общем, – призналась она, – это внове для меня. Софи никогда не была вне дома одна, чтобы рядом не было ни меня, ни отца.

Она также никогда раньше не бывала так далеко от «скорой помощи», и по этой причине Джо сказал: о поездке не может быть и речи. Но Софи упросила поехать. Она так редко о чем-то просила, а Жаннин так мало могла для нее сделать. И она сказала «да», после того как получила разрешение доктора Шеффера, который смог уверить даже Джо, что с Софи все будет хорошо, если она будет следить за количеством выпитой жидкости и приедет домой для диализа ночью в воскресенье, а в понедельник появится в офисе Шеффера для приема Гербалины. Джо, который слишком часто и быстро выходил из себя, положился на врача.

Как и лечащие врачи Софи, Джо думал, что лечение Шеффера было мошенничеством, и убеждал Жаннин, что Софи превращают в подопытного кролика. Хотя Жаннин и Джо развелись, когда Софи было пять лет, они обычно соглашались друг с другом во всем, что касалось лечения их дочери. Это экспериментальное лечение вбило клин между ними, а также обострило и так уже натянутые отношения Жаннин с родителями. Они тоже не хотели, чтобы Софи проходила такое нетрадиционное лечение. Жаннин не имела привычки игнорировать неодобрение Джо или своих родителей, по крайней мере так было последние годы. Но Софи была безнадежно больна. Даже диализ не помогал ей, и жить ей оставалось считанные месяцы. Терять было практически нечего.

– Я не думаю, что есть повод волноваться, – попыталась успокоить ее Сюзанна. – Глория производит впечатление очень заботливого и ответственного человека.

– Я немного сомневаюсь в Элисон, – сказала Жаннин. Из двух лидеров отряда Элисон была младшей. Ей всего лишь двадцать пять, и она не замужем. У Элисон не было своих детей. Она была лидером-волонтером в отряде Софи последние два года, и девочки любили ее. Она была веселой и забавной, и от нее веяло духом авантюризма, который обожали девочки, но боялись родители. На протяжении последних двух лет Элисон совершила несколько безрассудных поступков. Незначительных ошибок. Ничего опасного для жизни. Но тогда на ее попечении не было такого болезненного и нуждающегося в заботе ребенка, как Софи.

– О, я думаю, Элисон классная, – сказала Сюзанна. – Сколько вы знаете молодых женщин, которые сами не имеют детей, но все равно хотят работать с детишками? И девочки любят ее. Она хороший пример для них.

Жаннин почувствовала себя немного неловко и поняла, что ей следовало подумать, прежде чем говорить.

Она уже было собралась извиниться, когда увидела, как белый фургон заезжает на стоянку.

– Это они? – спросила она.

– Похоже на то, – ответила Сюзанна.

Фургон направлялся к ним, и Жаннин махнула рукой.

Жаннин отошла от машины Сюзанны. Если бы только она могла различить лица за тонированными окнами фургона! «Терпение», – сказала она себе. Если она бросится к фургону или, не дай бог, начнет плакать, когда увидит Софи, то лишь поставит ее в неловкое положение.

Фургон остановился возле автомобиля Сюзанны. Глория вышла из фургона с водительской стороны и, слегка махнув им рукой, обходя спереди машину, открыла боковую дверь. Пятеро смуглых уставших маленьких Брауни начали выскакивать наружу. Сюзанна сделала шаг вперед, чтобы обнять свою дочь Эмили. Жаннин, ожидая, когда появится шестая девочка, подошла к фургону, пытаясь различить что-то сквозь темные окна, но внутри, кажется, не было никакого движения.

– Жаннин, – обратилась к ней Глория, – а почему вы до сих пор здесь?

– Я жду Софи, – сказала Жаннин, сбитая с толку. – Разве она не с вами?

– А что, Элисон тут еще не появлялась? – удивилась Глория.

Жаннин нахмурилась. Элисон? Глория позволила Софи ехать с Элисон?

– Нет, – старалась она сохранить спокойствие в голосе. – Я тут с без десяти три. Я ее не видела.

– Странно, – сказала Глория, потянувшись в фургон за рюкзаком одной из девочек. – Софи и Холли захотели поехать с Элисон, и они выехали за добрых десять минут до нас.

Сюзанна, должно быть, перехватила панический взгляд Жаннин.

– Может, Элисон отвезла Софи прямо домой? – предположила она.

– Она знала, что должна приехать сначала сюда, – возразила Глория, потянувшись еще за одним рюкзаком.

– Но может быть, Софи и Холли уговорили ее отвезти их прямо домой? – сказала Сюзанна.

Глория покачала головой:

– Она знала, что Жаннин будет ждать ее здесь.

Жаннин только и успевала поворачивать голову, смотря то на одну женщину, то на другую, как будто следила за игрой в пинг-понг.

– Я позвоню домой, – сказала она, направляясь к своей машине. – Надо проверить, не появилась ли она там.

Ее руки дрожали, когда она открывала дверцу и доставала мобильный телефон из салона машины. Она набрала номер телефона особняка, трубку взяла Донна.

– Мам, я в Мидоуларк Гарденс, жду Софи и просто хотела проверить, не привезла ли ее лидер отряда домой.

– Я не видела ее, – сказала Донна. – Может быть, она в коттедже?

– Может быть.

Хотя, если бы Софи подвезли к коттеджу и она увидела, что Жаннин там нет, она наверняка пошла бы по дорожке в особняк.

– Ты не могла бы проверить, пожалуйста?

Жаннин услышала какое-то движение в телефонной трубке.

– Фрэнк, – крикнула Донна. Жаннин представила, как ее отец сидит в кожаном откидном кресле в библиотеке Эйр-Крик, его любимом месте, и либо читает, либо работает на своем ноутбуке. – Сходи в коттедж и посмотри, там ли Софи. Ее могли туда привезти.

– Спасибо, мам, – сказала Жаннин, когда Донна вернулась к телефону.

– С чего бы это им отвозить ее домой, если они должны были встретиться с тобой в Мидоуларк Гарденс?

Жаннин напряглась. «Ну вот, опять», – подумала она.

– Наверное, произошло какое-то недоразумение, – поспешно проговорила она.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю