Текст книги "Ветер в объятиях Воды (СИ)"
Автор книги: Ди Темида
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
– Неожиданно. И интересное исполнение, – оставив в стороне испорченную лезвиями мягкую мишень, говорю я. – Однако есть одно маленькое «но»…
Сурайя поднимается и разочарованно опускает плечи, подходя ко мне.
– Какое?
– Ты всё-таки задела меня, милая.
Она вздрагивает от обращения, которое слышала лишь однажды, и поднимает на меня свой кошачий взгляд, совершенно забыв осмотреть мою кожу и убедиться в правдивости сказанного. Я криво усмехаюсь, в ожидании складывая руки на груди.
– Перестаралась с силой броска… Прости, Алисейд… – тихо отвечает Сурайя с виноватым видом, и одно только это зрелище стоит моей маленькой лжи.
– И ты готова понести наказание?
Каким бы ни был её ответ, я уже знаю свои дальнейшие действия. Мною руководит не только то существо внутри, словно готовящееся к прыжку, но и собственные четкие помыслы и желания. Плевать, что мы в дарте и нас могут увидеть, плевать на импровизированную тренировку и на то, что её нож меня не коснулся, а я – не дал ей в руки меч. Плевать на устав, на законы, на запреты – на всё. Есть только она, пытающаяся восстановить сбившееся дыхание, эти застывшие изумрудные глаза, смотрящие прямо в душу, эти приоткрытые, зовущие меня алые губы и дьявольски затмевающий разум аромат ванили и шафрана.
– Да… – двусмысленно шепчет Сурайя, словно соглашается не только на изначальный вопрос. Она понимает, что, хоть мы и пересекли недавно какие-то невидимые грани, по-настоящему это произойдет только сейчас. И я вижу, что она готова к этому.
В два шага сокращаю расстояние между нами, опускаю руки на её талию и прижимаю девичье тело к ближайшей стене. Не встречаю никакого сопротивления – только исходящее, призывно манящее тепло.
Губы тут же находят её очерченные изгибы, и, как бы я ни старался сделать этот поцелуй ласковым и медленным, он всё равно получается жаждущим и страстным.
Вжимаю её фигуру в себя, крепко обнимая и не позволяя вырваться, но Сурайя и не думает об этом – я вижу, как подернутые пеленой наслаждения глаза закрываются, а тонкие кисти незамедлительно обвивают мою шею в ответ.
Раздвигаю сладкие губы языком, обводя каждый миллиметр, и понимаю, что не могу насытиться ею – впиваюсь сильнее, обкусываю до легкой боли и в каждом движении демонстрирую свою власть. Сурайя не успевает за мной, но податливо открывает свой рот навстречу, и в тот момент, когда наши языки сталкиваются, она невыносимо чувственно стонет в наш поцелуй.
Не удержавшись, я с тихим рыком снова ощутимо, но безболезненно впечатываю её в стену, надавливая пальцами на талию, пробираясь за спину и лаская поясницу, которая непроизвольно выгибается мне навстречу. В моих жилах будто разлили зажигательную смолу, и я не в силах контролировать свои ласки, которые отзываются во всём теле желанием большего. И то, как Сурайя льнет к моему обнажённому торсу и с нежностью проводит ладонями по мышцам, не облегчает задачу. Я кусаю её верхнюю губу и мучительно медленно зализываю там кожу, на что моя невероятная вестница еле слышно всхлипывает и снова стонет, и думаю, что если я ещё раз услышу эти распаляющие звуки, то возьму её прямо здесь и сейчас.
Зверь внутри ликует. Сходит с ума, как и мы сейчас с ней друг по другу.
Я ощущаю, как Сурайя тоже не может оторваться от моего рта, чуть неумело, но слишком ласково и пылко отвечая – ее ладони ближе притягивают к себе за шею, проводят по моей коже короткими ногтями. Хладнокровие, контроль, выдержка – всё летит в бездну к шейтану, и я уже собираюсь собрать ткань на её плечах в кулаки, чтобы порвать и получить доступ к горячему телу, как вдруг до оглушённого желанием слуха и разума доносится шум.
Сурайя тоже слышит его, и мы одновременно нехотя отрываемся друг от друга, неспособные набрать в лёгкие побольше воздуха.
Во дворике никого нет, но, похоже, сюда собирается прийти Гасан, и, пользуясь последними секундами близости, Сурайя прислоняется лбом к моему, тяжело дыша ртом в мой собственный, и сипло шепчет:
– Если… Бы… Я знала, что наказание… Будет таким… Я бы задела тебя ещё в первый раз…
От нового яростного и болезненного поцелуя обезумевшего собственника в эти опухшие покрасневшие губы меня останавливают только повторившиеся звуки и шаги в соседнем помещении.
Глубоко внутри раздаётся победное рычание, и я резко осознаю, что на самом деле у меня никогда не было двух путей выбора.
План будущего убийства
Сурайя
Не могу поверить в то, что случилось несколько мгновений назад.
Не могу поверить, что произнесла подобные слова вслух…
Прикладываю к губам ладонь и в смятении отворачиваюсь, скорее не от Алисейда, а чтобы спрятать лицо, потому что во дворик неспешной походкой прошествовал ничего не подозревающий Гасан.
Готова поклясться, что моё лицо – цвета переспелого дикого персика, которого так много на базарах Дамаска. Нужно срочно прийти в себя и привести свою внешность в порядок – пока распорядитель дарты обменивается какими-то фразами с этим несносным и прекрасным мужчиной, что терзал мои губы в сумасшедшем поцелуе, я порывистыми жестами поправляю складки на одежде и сползшую с головы куфию.
Дыши, Сурайя, дыши…
– О, ты вернулась, сестра! – слышится мне в спину голос Гасана, моментально переменившийся с холодного при разговоре с Алисейдом на бодрый, едва он заметил меня. – Как раз вовремя, иначе мне пришлось бы обедать в незабываемой компании этого милейшего господина.
Выдохнув, я с робкой улыбкой поворачиваюсь к распорядителю, краем глаза отметив, как нахмурился стоявший рядом с ним хассашин на последних, сказанных с иронией, словах. Остается надеяться, что румянец на щеках Гасан примет за результат сегодняшней чрезмерно жаркой погоды в городе.
– Приветствую тебя снова, Гасан, – я убираю прядь волос, упавшую на лицо, и замечаю направленный на себя голодный взгляд Алисейда, от которого всё нутро скручивается в канатный узел. – Буду рада разделить с вами трапезу.
Мой голос выдает волнение и мандраж, не прошедший после поцелуя.
Такого сладкого, нужного поцелуя, который я мечтала заполучить с момента нашей встречи… Признаться себе в том, что Алисейд захватил моё воображение с первых минут, как очутился тогда передо мной, спрыгнув с крыши, в начале было непросто.
На долю секунды прикрываю глаза, пытаясь унять сердцебиение, ощущаемое в горле, и медленно открываю их вновь. Тут же жалею об этом, потому что, пока Гасан удивленно разглядывает растерзанную клинками подушку, Алисейд перехватывает мой взгляд и опасно, хищнически усмехается.
Словно пытается донести до меня негласное послание: «Всё только начинается…»
Он нарочито небрежной походкой проходит за меня, якобы пропуская вперёд, и незаметным для распорядителя дарты движением касается моей поясницы.
Как выдержать эту пытку, когда даже сквозь ткани я чувствую жар умелых мужских пальцев…
– Как, кстати, твоё плечо, Сурайя? – участливо интересуется Гасан, наконец оставивший подушку и прошедший к арке, ведущей в главный зал.
Присутствие Алисейда позади меня совершенно не добавляет привычной уверенности и лишь сильнее вынуждает колени подгибаться.
– Всё в порядке, благодарю тебя. Думаю, через пару дней рана начнёт затягиваться, – слова кое-как складываются в единую фразу, и я начинаю злиться на саму себя и своё тело за такую предательскую реакцию на одного человека.
Который, пройдя в помещение, отходит в сторону и ведёт себя как ни в чём не бывало.
– Это радует. На днях я осмотрю швы еще раз.
Я благодарно киваю Гасану. И старательно избегаю смотреть на Алисейда, который, надо сказать, так и не удосужился одеться полностью. Гасан небрежным жестом указывает нам на низкий столик на пушистом ковре, накрытый к обеду слугами. Мы усаживаемся на подушки, и так как нас всего трое, я всё равно оказываюсь по левую руку от моего наваждения. Яства так и манят своим видом и ароматом – здесь и свежевыпеченные лепешки, и мясо на деревянных шпажках, и рагу из овощей, – но у меня совершенно нет аппетита.
– Жаль, что Алисейду пришлось втянуть тебя в это, – после короткой паузы философски замечает Гасан, передавая мне глиняную тарелку с едой.
– Несомненно, жаль. Ты как всегда проницателен, брат мой, – моментально реагирует и скалится тот в ответ.
Воздух между распорядителем и выпрямившимся на своём месте хассашином слегка накаляется, я буквально чувствую это; и если со мной Гасан всегда любезен, добр и заботлив, каким мог бы быть родной дядя, которого я никогда не знала и не имела, то с Алисейдом у них явно натянутые отношения. Словно они соревнуются в чем-то.
– Лично я рассматриваю это лишь как небольшое интересное приключение, – пытаюсь я миролюбиво перевести тему в нейтральное русло, пока эти двое не прожгли друг друга взглядами, но упрямый Алисейд всё продолжает гнуть свою линию:
– Да нет, Сурайя, он прав, – окинув Гасана презрительным взором, он переводит его на меня. – Если бы не я, плакаты с твоим портретом не висели бы по всему Дамаску, не говоря уже об увечьях.
– Но там ведь не только я… – ради справедливости тихо проговариваю ему в ответ, но распорядитель меня перебивает, неверяще округлив глаза:
– То есть вы хотите сказать, что оба объявлены в розыск?
За столом повисает тягучее, как мёд в пахлаве, молчание. Я вижу, что крылья носа сидящего рядом Алисейда раздуваются от злости. Вижу, как меняется лицо Гасана, когда молчание подтверждает его догадки, поэтому спешу вновь пересказать ему всё то, что мне удалось выяснить утром.
– Тебе не выполнить эту миссию.
Распорядитель стремительно отшвыривает в сторону льняную салфетку, откровенно злым взглядом уставившись на Алисейда, едва я заканчиваю своё повествование.
– Не добраться до Тамира, – добавляет он, буквально выплёвывая эти слова, на что небезразличный мне хассашин лишь хладнокровно хмыкает, откидываясь назад на подушки и складывая руки на груди.
– Ошибаешься… – почти по слогам произносит он, и в этот момент становится похож на угрожающую восставшую кобру, которая шипит на своего врага. – Давай-ка послушаем тебя, Гасан. Это даже любопытно. Раз отрицаешь – предлагай. Может быть, у тебя есть некий великий план того, как убрать цель, и ты можешь мне его великодушно предоставить?
Я закатываю глаза, не в силах более выдерживать эту пустую словесную перепалку, окрашенную лишь плохо скрываемой яростью и сарказмом, и вскакиваю с места.
Возможно, по своему статусу я не имею права так разговаривать с ними, но меня и мою выплеснутую наружу чашу терпения уже не остановить.
– Хватит! Прекратите это.
Выражение лица Алисейда резко меняется, и я вижу, как дёргается уголок его жёсткой линии губ, когда он обращает внимание на мою стопу, рассержено топнувшую на месте. Это, похоже, его позабавило.
Насуплено взглянув сначала на него, затем на выжидающе нахмурившегося Гасана, я чуть строже продолжаю, решив поделиться мыслями, которые посетили меня, пока добиралась утром до дарты:
– План есть у меня. Ещё не всё потеряно, далеко не всё…
– Неужели? – скептически произносит Алисейд, но я стараюсь не поддаваться на эту провокацию.
– Да. И суть в следующем: так как нас ищут именно в определенном обличии и Тамир собирается усилить охрану дворца, они ожидают увидеть там ассасина в белой мантии с сообщником в чёрной одежде…
Мне не дают договорить – он не спеша встаёт с места, отряхивая несуществующие пылинки с шаровар, а Гасан, кряхтя, вслед за ним. Обед безнадежно испорчен, и никто так и не притронулся к еде.
– Нас? С чего ты взяла, что будешь сопровождать меня во время выполнения задания? – голосом Алисейда можно резать дамасскую сталь: от него веет холодом так, что мурашки в эту душную погоду ползут по моему позвоночнику.
Я стараюсь собраться с мыслями и придать голосу решительность и твердость.
– Во-первых, потому что мы вместе заварили этот плов и нам вместе его поедать. Во-вторых, мой план подразумевает, что один ты всё равно туда не проникнешь.
Гасан, увидев, как мой собеседник вновь собирается меня перебить, нетерпеливо произносит:
– Дай договорить хотя бы Сурайе, раз не хочешь прислушиваться ко мне…
Алисейд сводит брови к переносице и, поджав губы, устремляет на меня свой взгляд.
– Так вот… – благодарно кивнув распорядителю дарты, я продолжаю: – Нас ожидают там увидеть в том, в чем мы были замечены, но если мы переоденемся в иные подобранные к случаю роли, пробраться на пиршество не составит труда. Ведь твоя первостепенная задача – приблизиться к Тамиру на максимально малое расстояние. А там, внутри дворца, ты волен поступить так, как запланировал.
– И какие же роли нам уготовили ты и твой план? – помолчав с минуту, настороженно спрашивает Алисейд, медленно ощупывая взглядом шрам под моим ухом, который так некстати открылся его обзору из-за сползшей куфии.
Я спешу поправить ткань, вызвав этим недовольство в глазах цвета корицы, словно скрываю от него нечто сокровенное, и, сама же зацепившись взглядом за похожую белую отметину на его губе, обдумываю каждое последующее слово и тихо отвечаю:
– Самый идеальный вариант для меня – притвориться танцовщицей, ведь ты знаешь, как Тамир падок на подобных девиц, а для тебя – купцом из иного города, предоставившим ему это удовольствие. Пока я буду отвлекать его, ты сможешь…
– Нет.
Его рассекающий воздух отказ звучит так звонко и четко, словно мне отвесили пощечину. Гасан же пожимает плечами и качает головой, выражая своими жестами то, что Алисейда ничто не исправит и не убедит, а я чуть не хватаюсь за его обнаженный локоть, когда он, сказав своё веское «нет», разворачивается, чтобы уйти.
– Но послушай меня… Это отличный способ пробраться во дворец, не вызывая подозрений. Мы можем подкупить стражу задних ворот, наплести им историю, что господину Тамиру подготовлен подарок, и…
– Это ты меня послушай, Сурайя… – мы почти доходим до коридора, в котором находятся двери, ведущие в покои, когда Алисейд резко разворачивается ко мне.
Гасан уже отошёл к своим глиняным горшкам и кувшинам, пока мы выясняем отношения. Если это можно так назвать. Я почти впечатываюсь в широкую грудь хассашина и еле успеваю затормозить. Его карие глаза мечут молнии, а сильные ладони сжаты в кулаки. Мужской голос опускается до тихих властных интонаций, становясь хриплым и повелевающим, так, чтобы слышала только я.
– Я не позволю тебе в этом участвовать, тем более, изображая какую-то там танцовщицу.
– Но…
– Никаких «но», – от его злости и упрямства исходят волны, которые начинают заражать и меня, и то, что Алисейд подходит ко мне опасно близко, придаёт ситуации скрытый смысл.
С одной стороны, меня затапливает тепло от осознания того, что, скорее всего, ему тяжело смириться с тем, что я буду танцевать для нашего врага, и так он проявляет свою некую ревность и заботу. Мне хочется подчиниться, покорно опустив голову, когда он смотрит на меня этим тяжелым взглядом исподлобья, но с другой стороны, сейчас время не спорить, а исполнять то, что предназначено, и пока это единственно простой вариант.
Насколько мне известно, Аль-Алим, наставник и самый главный человек в братстве, а также мой спаситель в детстве, которого я не видела много лет с момента отъезда из Фасиама, не терпит невыполнения задания в срок.
Поэтому я лишь вздергиваю подбородок выше, старательно выдерживая пригвождающий взгляд, и отвечаю с не меньшим упорством:
– Я взрослый человек, способный самостоятельно принимать решения, и вновь повторюсь, что нам нужно исправить положение дел совместно. Спасибо тебе за то, что так старательно пытаешься меня оградить от опасности, но я сама хочу помочь тебе… Один ты туда не проникнешь ни под каким иным предлогом, кроме того, что я озвучила.
Алисейд внимательно озирает меня, и я вижу, что его нервы находятся на пределе: мужественная линия челюсти крепко сведена, а дыхание становится неровным.
Вдруг неожиданно для меня он поднимает ладонь, спокойно опускает край куфии и пальцами ласково поднимает мой подбородок, чуть поворачивая мою голову в сторону. Шрам, который он таким образом пытается разглядеть лучше и ближе, предстаёт перед ним во всей красе, и я чувствую, как вновь щеки заливает краска. Как и чувствую то, что не в силах пошевелиться и убрать его ладонь.
– Это тоже результат того, что ты кому-то хотела помочь?..
Я кусаю губы с внутренней стороны – своей фразой он разворошил угли старых воспоминаний, которыми я не готова делиться. Тряхнув головой, избавляюсь от навязчивого, хоть и желанного касания, и делаю шаг назад.
Только бы не показать ему своих слёз.
Не нахожу никаких слов и чувствую лёгкую обиду вперемешку с усталостью от спора, поэтому, одарив застывшего Алисейда долгим упрекающим взглядом, разворачиваюсь, чтобы уйти.
Он не успевает схватить меня за руку, чему я несказанно радуюсь, и, когда я оказываюсь вновь в главном зале дарты, подхожу к Гасану, ощущая за собой навязчивое присутствие Алисейда.
– Я, пожалуй, пойду… – быстро бросаю распорядителю дарты, наслаждаясь тем, в каком замешательстве находится Алисейд из-за моей реакции. И тем, что при Гасане он не имеет возможности лишний раз дотронуться до меня. – Несмотря на сорванный обед, в любом случае, хочу сказать спасибо.
Гасан, кажется, что-то хочет ответить, но понимает по моему настроению, что мы не пришли с этим принципиальным хассашином к соглашению, поэтому лишь с грустью прощается:
– Береги себя, Сурайя… Ты всегда желанный гость в дарте.
Я киваю и коротко оборачиваюсь – Алисейд всё равно идёт со мной во дворик, кажется, надеясь продолжить неприятную беседу.
– Я ведь задел тебя своим предположением… – извиняющимся тоном констатирует он, когда мы оказываемся вне поле зрения Гасана. Я подхожу к фонтанчику, игнорируя так и оставшееся лежать на подушках оружие, чтобы вскарабкаться наверх, к выходу на сетке, и резко поворачиваюсь к Алисейду так, что выбившиеся пряди волос хлещут меня по лицу.
Этот человек явно не умеет по-настоящему просить прощения…
– Меня больше задевает то, что ты отказываешься от заведомо успешного плана, Алисейд. И от моей помощи…
– План с торговцами тоже казался заведомо успешным, по крайней мере, для меня, – вспыхивает он, указывая пальцем на мое плечо. – И вот чем это обернулось. Нет, Сурайя, я не могу так рисковать твоей жизнью.
– Рискуешь не ты, а я сама. Это мой выбор, – и вновь мы идём по какому-то замкнутому кругу, но я решаю, что это последний аргумент. И обрываю разговор. – Мира тебе.
Увидев, как Алисейд молчит, пронзительным взглядом впиваясь в меня, я со вздохом отворачиваюсь и начинаю карабкаться наверх. Благо, он не задерживает и не останавливает меня.
Оказавшись почти наверху, я слышу его чуть смягчившийся бархатистый голос, который выдает невпопад странную фразу, относящуюся к чему-то неведомому между нами, но явно не к предыдущему разговору.
– Я не идеален, Сурайя… И может, поэтому всё это неправильно. Я не тот, кто тебе нужен.
Его слова колют меня, как шипы белой розы, растущей в садах богачей Дамаска, в самое сердце. Но почему-то сразу нахожу для него ответ, понимая, что в брошенной мне фразе – сплошная ложь, и он отрицает чувства ко мне лишь из желания соблюсти правила и мою безопасность.
– Я тоже не Дева Мария, Алисейд, – прямо смотрю на него сверху, стоя на сетчатой крыше дарты. – Может быть, это что-нибудь да значит?..
Мой собственный риторический вопрос эхом оседает в пространстве, и, увидев лёгкую растерянность на привлекательном лице, я бескомпромиссно, насколько это возможно во всей этой ситуации, добавляю:
– Пир начинается после заката. Я прибуду завтра в дарту за несколько часов и принесу всё необходимое.
Ответ Алисейда я уже не слышу: на всякий случай сразу беру беговой темп, чтобы не дать себя догнать. И исчезаю в мареве дня из его виду, забирая с собой на память тянущее ощущение полученного сегодня поцелуя на губах.
И даже если он был единственным и последним, я ни о чём не жалею.
Главное – я добилась своего: участия в миссии против Тамира.
Переливчатый звон монеток
Сурайя
Проталкиваясь сквозь толпу прохожих в удушливой жаре наступившего дня, я всё никак не могу избавиться от тягостных мыслей. После услышанных вчера слов Алисейда внутри ощущается неприятное послевкусие, как если после сладких абрикосов выпить горького снадобья.
Отчасти я понимаю сомнения, проскальзывающие в его речах, и прекрасно знаю, что нечто серьёзное между нами практически невозможно. Нас тянет друг к другу, и это неоспоримо, но можно ли желать чего-то большего, когда вся твоя жизнь посвящена служению братству?
Когда каждый день окрашен опасностью, приключениями и окутан запахом крови?..
Всё это рождает колебания, раздумья и во мне тоже. Я не собираюсь быть той, кто будет настаивать на взаимности или просить любви в свой адрес. За эти дни я успела оценить, насколько свободолюбивым, как ястреб в небе, является Алисейд. То, что мне удалось собрать о нём – о его периодических нарушениях устава, непокорности и чрезмерной инициативности во всём, – в том числе подтверждает то, что даже братство не в силах постоянно держать его в узде. Что уж говорить о какой-то случайно появившейся в его жизни на один миг женщине и о любой мысли стать привязанным к ней…
Я давно перестала быть наивной и глупой, чтобы впустую надеяться на что-то. Велика вероятность, что в других городах, куда его забрасывает веление Аль-Алима – в каждом из них, – у Алисейда есть… отношения с кем-нибудь ещё. Поджимаю губы, представив это, и медленно, с упорством заставляю себя мыслить о следующем: возможно, действительно стоит прекратить любые поползновения в иную от профессиональной сторону и не мучить больше ни себя, ни его. Возможно, пора просто забыть о невероятном поцелуе, о его сильных руках на талии и пронзающих взглядах…
Пройдет пир, закончится миссия, и захвативший мою душу хассашин вернётся в Фасиам. И мы расстанемся, как два каравана в пустыне, случайно столкнувшиеся на одном торговом пути.
Единственное, о чем я буду жалеть, так это о том, что так и не взяла у него пару уроков владения скрытым клинком и мечом. Хотя кого я обманываю – это будет не единственным…
Тяжело вздохнув, я, игнорируя легкую боль от зашитого ранения, поправляю котомку на своём плече, где ровными стопками лежат наряды для организуемого Тамиром праздника, подобранные на теневом рынке с помощью знакомых. Достать одежду танцовщицы не так уж и трудно, но вот с образом богатого купца пришлось повозиться. Надеюсь, Алисейду ткани будут впору.
И надеюсь, не придётся убеждать его вновь, что моё участие в задании стало почти необходимым. Сейчас, в лучах яркого солнца и с наступлением нового дня, его вчерашняя агрессивная забота не кажется чем-то манящим и заставляющим трепетать сердце. Каким бы противоречивым ни казался Алисейд, своей последней фразой он ясно дал понять, что не считает себя подходящим для меня мужчиной, и это перечеркнуло все его предыдущие ревностные выпады, пытающиеся отгородить и уберечь от посещения дворца.
Не могу сказать, что совсем не беспокоюсь и не переживаю об исходе – по правде говоря, я пока слабо себе представляю даже то, как буду танцевать перед негодяем, которого ненавидит половина Дамаска. Но интуиция подсказывает, что всё должно пройти гладко, а мысль о том, что Алисейд со своими непревзойденными навыками наёмника будет где-то рядом, греет нутро.
Узорчатая тень от сетки загадочно обрамляет пол дворика, когда я наклоняюсь чуть вперед к проёму на крыше, чтобы разглядеть его. Он пуст, и это почему-то радует – я всячески про себя стараюсь оттянуть момент встречи, хотя понимаю, что это невозможно. Всё же спустившись осторожно вниз, я отцепляю край куфии, чтобы освободить волосы. Прохлада внутреннего дворика благодатно овевает голову, остужая ворох мыслей-угольков.
В главном зале слышится мерный шум и голос Гасана, и я, собравшись с духом, шагаю в сторону проёма.
Алисейда нигде нет, и я осознаю, что с облегчением выдыхаю набранный в грудь воздух.
– Сурайя! – радостно восклицает распорядитель, отпустив слугу, с которым общался до моего появления. – Рад встрече, дитя. Мира тебе!
Его добродушная улыбка заставляет и меня улыбнуться в ответ, хоть и выходит это немного натянуто.
– И тебе мирного дня, Гасан. Надеюсь, не помешала…
– О чем речь, конечно же нет. Я думал, ты прибудешь чуть раньше. О чём вам удалось договориться вчера?
Он незаметно кивает в сторону коридора, где прячутся двери в разные покои, намекая на Алисейда.
– Ну, скажем… – мнусь, подбирая слова. – Я вроде как смогла его уговорить поучаствовать в предложенном маскараде.
– Что ж, надеюсь у вас всё получится, – задумчиво вздыхает Гасан, поглядывая на опущенную на каменный пол холщовую котомку. – От исхода этой миссии зависит и репутация моей дарты, так как это произойдет здесь, в Дамаске. Поэтому мне не всё равно на нашего упрямца и его своеволие…
Хвала братству, распорядитель договаривает это до того момента, как этот самый «упрямец» вальяжной, уверенной походкой входит в главный зал. Иначе новой перепалки было бы не избежать.
Я окидываю Алисейда внимательным взглядом, пока он идёт к нам, поправляя оружие, и пытаюсь угадать его настроение. Выглядит он, как сошедший с древних фресок идеализированный непобедимый воин: тщательно вычищенная и выстиранная белая мантия, чуть сероватые по цвету шаровары и подпоясывающий всё одеяние алый кушак уже внушают благоговейный страх. Аккуратно висящий сбоку серебристого оттенка меч, воткнутые в абсолютно ровном ряду метательные ножи за пазухой и зловеще поблескивающая кожа нарукавника, в котором таится скрытый клинок, завершают всю картину. Алисейд убийственно хорош собой…
Я понимаю, что беззастенчиво оглядываю его крепкую, высокую фигуру только тогда, когда хассашин поворачивает ко мне лицо, одаривая лёгкой холодной ухмылкой на губах, пересеченных белым шрамом, и властным взглядом глубоких тёмных глаз. Вздрогнув, отвожу собственный взор, стараясь сделать это как можно плавнее, будто так и было задумано.
– Мир твоему дому, Сурайя, – миролюбиво приветствует меня Алисейд, и я еле нахожу в себе силы ответить ему то же ровным, спокойным голосом.
– Куда ты собрался? – встревает в разговор Гасан, недоуменно оглядывая его полную экипировку.
– В город, – просто заявляет Алисейд в ответ, проведя одной ладонью по нарукавнику. – Хочу разведать обстановку, прежде чем мы отправимся на задание.
Я хмурю брови, несмотря на то, что контекст его слов говорит о том, что более спорить о миссии он не намерен. И распорядитель озвучивает вслух то, что крутится у меня на языке:
– Очевидно, стоит напомнить о том, что твоя достопочтенная личность в розыске, – в Гасане медленно закипает гнев, и я понимаю, почему он считает Алисейда своенравным. – И сегодня вечером будет пир. Собираешься попасться страже и всё испортить, не начав?
Хассашин лишь коротко вздыхает, мимолетно взглянув на молчаливую меня, и терпеливо отвечает, явно не намереваясь портить настроение себе и Гасану:
– Благодарю за заботу, Гасан, но ничего дурного не случится. Я не планирую уходить далеко от дарты. Мне лишь нужно подслушать горожан и стражу, чтобы понять атмосферу в Дамаске.
Не дожидаясь ответа распорядителя, он медленно обходит меня, чтобы направиться к выходу, но останавливается у мешка с одеждой.
– Это то, о чем я думаю? – приподняв бровь и обращаясь ко мне, спрашивает Алисейд.
– Да, это наша маскировка, – я избегаю его взгляда, но голос звучит на удивление твёрдо. Попутно напоминаю себе, что всё должно оставаться лишь в рамках дела. Никаких намёков, никаких переглядываний или касаний. – Мы должны быть готовы до вечернего азана…
– Я успею вернуться до азана, – бесцветным голосом говорит хассашин, но его блуждающие по мне глаза красноречивее любых слов. Это сбивает с толку, потому что я не могу понять его истинных намерений. – Попросите слуг оставить всё в моей комнате.
Последнее он озвучивает и мне, и Гасану, который стоит, надувшись от негодования. Прежде чем я успеваю что-то добавить, Алисейд исчезает во внутреннем дворике, не попрощавшись.
– Характер у него действительно не мёд для пахлавы… – бормочу я себе под нос, доставая из котомки то, что отложено для меня.
Гасан выходит из-за стойки и подзывает одного из слуг дарты. Оставшуюся маскировку уносят. Я провожаю её взглядом, прижимая к себе переливающуюся ткань цвета охры и иные атрибуты, и слышу сквозь застилающую слух пелену голос распорядителя:
– Мне нужно отправить сообщение Аль-Алиму. Ты ведь справишься тут без меня, Сурайя?
– Конечно, – возвращаюсь в реальность и со слабой улыбкой киваю Гасану, и он добавляет:
– Если тебе понадобиться помощь, обращайся к Мустафе.
Он обозначает мне имя одного из прислужников, и я благодарно киваю вновь, собираясь направиться к тем покоям, в которых провела одну ночь. До моих ушей доносится тихое причитание Гасана, когда он разворачивается к внутреннему дворику:
– Высшие силы, наставьте этого неугомонного хассашина на путь истинный… Не дайте ему убить себя прежде, чем он переступит порог дворца…
И в какой-то миг понимаю, что начинаю повторять эти незатейливые слова подобия молитвы про себя, даже когда затворяю за собой дверь комнаты…
***
Скептически оглядывая себя в зеркале, пытаюсь найти какие-либо изъяны, которые могут смутить Тамира, вызвать подозрения и не позволить подобраться к нему ближе. Прошло около двух-трех часов, судя по небольшим солнечным часам рядом с распахнутым окном, которые ласкают жаркие лучи. За это время я услышала только шорох и закрывшуюся дверь покоев напротив, возвестившие о том, что их хозяин благополучно вернулся в дарту.
Наряд танцовщицы сел на меня как влитой, и теперь я пытаюсь перекрыть свой старый шрам под слоем талька, смешанного с махалябом[1] и чуточкой куркумы, чтобы цвет хоть немного соответствовал тону кожи. Ткань, похожая на вуаль от никаба[2], только прозрачная и расшитая искусственными камнями, условно скрывает часть лица, оставляя открытыми любопытствующим лишь мои глаза и лоб. Своим тёплым охровым цветом она помогает оттенять шею и создавать иллюзию того, что никакого шрама вовсе и нет, а распущенные волосы дополнительно содействуют этому.
Пока я провожу мягкой кисточкой по коже, старательно отбрасывая воспоминания о том, как получила отметину, медные монетки, покрытые золотистой краской и обрамляющие низко посаженный пояс моей полупрозрачной юбки, тихо позвякивают в такт неспешным движениям. Под юбкой шальвары из более плотной ткани, однако и они под солнечными лучами всё равно выдают очертания ног и бёдер. Мой живот полностью оголён, и его центр до пупка украшают перекинутые друг на друга тонкие золотые нательные цепочки. Грудь и плечи стянуты такой же невесомой газовой тканью, вышитой таинственными узорами и бисером. Монеток здесь меньше, но они гармонично вплетены в общий ансамбль рисунка.
