Текст книги "Меченные проклятием"

Автор книги: Дэйв Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

Но Тарны уже волокли Коло за лодыжки.

– Погодите! – Только они ее не услышали. Она снова открыла рот, но тут же крепко сжала губы. Пусть так! Коло Гуршит подождет – у нее есть более неотложное дело. Часок в сточной канаве ему не повредит.

– Великолепно! – донесся из теней голос Тибала. А-а! Гвин метнула в него сердитый взгляд.

– Это ты велел его вышвырнуть? – Но голос был совсем такой, как таинственный бестелесный голос, который она услышала накануне утром, как раз тогда, когда появился Тибал. Он не был похож на настоящий голос Тибала, однако Джукион тоже его услышал, так что уже нельзя было считать, что ей просто померещилось.

– Нет, не я.

Не доверяя невинному недоумению на его лице, она прикинула, что Тибал Фрайнит, возможно, искусный чревовещатель с очень извращенным чувством юмора. Ну а пока... исцеление. Она вбежала в Павлинью комнату и плотно закрыла за собой дверь. Тревожиться из-за Гуршитов она будет завтра.

В мягком свете единственного фонаря Булрион Тарн лежал неподвижно, наполовину утонув в пуховой перине. Ниад сгорбилась на стуле рядом с ним. Элим и Возион внимательно наблюдали из-за ее спины. Гвин приблизилась к ним на цыпочках, стараясь утихомирить свое колотящееся сердце. Она не заметила в лице больного никаких перемен.

Ниад покосилась на нее с ужасом. Гвин попыталась ободряюще улыбнуться ей.

– Ничего? – шепнула она. Элим закусила губу. Возион покачал головой.

– Пока нет, – шепнул он. – Но недуг угнездился очень глубоко. И может...

Он переменился в лице. Гвин посмотрела на больного. Глаза Булриона Тарна открылись. Он испустил глубокий вздох.

11

Конюшни произвели на Полиона сильное впечатление. Ни разу в жизни ему еще не доводилось бывать в таком огромном помещении. Стены и пол были мраморными. Он не мог определить высоту потолка, потому что лучи фонаря туда не достигали. Хотелось думать, что Мотылек и прочие лошади по достоинству оценят окружающую роскошь.

Тоб, конюх, не произвел на него никакого впечатления, и большую часть работы он сделал сам, чтобы не сомневаться, что сделана она как следует.

Если Далинг похож на другие города, то мнение у него о них сложилось самое невысокое. Слишком уж много людей на улицах, хотя все его родичи дружно утверждали, будто обычно их бывает куда больше. Слишком уж много обветшалых зданий, обрамляющих улицу будто гигантские черепа. А травы совсем мало. И запахи какие-то не такие.

В Далинге было только одно, что его интересовало, но с этим вроде бы придется подождать до следующего вечера. От долгого пребывания в седле у него ныло все тело, есть он хотел, как медведь весной, и от него несло конюшней. К тому времени, когда он умоется и поест, греховные заведения, наверное, уже закроются.

Скудоумный Тоб показал ему, как пройти в жилую часть гостиницы через кухню. Выйдя во двор, он был ошеломлен, услышав громовые раскаты смеха Тарнов. В дальнем конце шла веселая пирушка, а это означало, что Старику получшало. Очень. Они сидели, озаренные факелами, ели, пили вино праздновали. Рот у него до боли наполнился слюной. Но присоединиться к ним, не умывшись и не почистившись, он, конечно, не мог, а он даже не знал, в какую его поместили комнату!

Затем двор от него заслонило так, будто перед ним вырос амбар. Самый широкоплечий из Тарнов. Старший Братец Джукион.

– Э-эй! – сказал Джукион слегка заплетающимся языком. – Ты, что же, замухрышка, все это время торчал на конюшне?

– Раз уж ты об этом упомянул, то припоминаю, что вроде бы так. Старику полегчало?

– Еще как полегчало! Дед исцелился. Гарцует, что твой жеребенок. Джукион огляделся и оттащил брата в угол ручищей со свиной окорок, привалился к статуе и понизил голос до шепота. – У них был ивилграт!

Полион не знал, чему удивляться больше – тому ли, что ивилграт появился именно тогда, когда они в нем нуждались, или тому, что его брат столь очевидно нализался. Даже его дыхание было смертоносным. Обычно Джукион был сама сдержанность и осторожность. Он забрал себе все мышцы и все добродетели семьи. Со дня рождения Полиону все время тыкали в пример его Большого Брата.

Однако он не стал касаться этой темы.

– Замечательно! Конечно, мы чего-то такого и ждали из-за знамений.

Джукион тактично икнул.

– Наверно. И еще новость: мы отправляемся домой с рассветом.

Полион употребил слово, возможно, Джукиону неизвестное.

Однако Джукион хохотнул, как будто оно было ему хорошо известно.

– Какие-нибудь планы по этой части, замухрышка?

– Но почему? И все? То есть если кто-то захочет задержаться на денек-другой?

– Все до единого. Вроде бы грозят неприятности.

– Какие?

Могучий детина поежился и тревожно посмотрел по сторонам.

– Ну, нынче вечером один тут получил по роже, а оказывается, его папаша большая шишка в городе. Могут быть неприятности.

– А кто его съездил?

– Э... Я.

Полион ухватился за статую, чтобы не упасть. Мир закачался. То есть должен был бы закачаться.

– Ты-ы-ы?!

Он не мог вспомнить, чтобы Джукион хоть раз позволил себе подобное.

– Да.

– Поздравляю! Две недели колки дров!

– Ты же знаешь, я люблю колоть дрова, Полион.

И то верно. Пастырь розгой не пройдется по взрослому мужчине, а из всех взрослых Джукион был самый рослый.

– Послушай, – с внезапной серьезностью сказала эта дубина. – Хочешь побывать в бардаке?

Полион сглотнул. Это уже предел пределов!

– Неплохо бы.

– Ну так пошли. Получится только сегодня – и пока тетя Элим не взяла тебя на поводок.

Ну уж тетю Элим лучше не упоминать!

– Я не могу пойти, пока не приведу себя в порядок.

– А зачем? – Джукион вцепился в плечи Полиона: его вдруг осенило. Пошли, я тебя провожу.

И он, пошатываясь, направился к коридору.

– Но... – сказал Полион, рванувшись вперед так, что его ноги чуть было, не отстали от туловища, но когда Джукион говорит "пошевеливайся", лучше не медлить. – Но я же весь вымазан в...

– Не важно! – Джукион распахнул какую-то дверь, вытащил брата в темноту улицы и потащил вперед. – Тут недалеко. А тебе просто надо будет попробовать горячую лохань. – Он стремительно шагал по погруженной во мрак улице, видимо, находя дорогу чисто инстинктивно и почти неся Полиона на руках.

– Чего-чего?

– У них там все время горит огонь под большими медными котлами, чтоб вода не остывала. И девушки тебя моют. Все вместе, в воде. Душистым мылом.

– И... ты... сам... пробовал?

– Ну, я только смотрел. Мне подавай кровать! И, конечно, было это прежде, чем я женился.

Судьбы! Полион всегда чуть удивлялся, что его благопристойный братец умудряется зачинать одного ребенка следом за другим почти без передышки. И в голове Полиона просто не умещалась мысль, что в юности его брат принимал участие в оргиях! Джукион предстал перед ним в совершенно другом свете. И одновременно его слова вызвали образы даже еще более соблазнительные, чем фантазия Полиона могла нарисовать без подсказки.

Будь это кто-нибудь другой, было бы ясно, что его морочат, хотят сыграть с ними какую-то глупую шутку. Но Джукион был на это не способен. Этот семейный талант целиком достался другому.

– Конечно, я только доведу тебя до двери. Не то Шупиим спросит, а я ей никогда не вру.

Вот это больше похоже на Джукиона!

– А сколько девочек? – хрипло спросил Полион. Сердце у него уже стучало, как дятел по древесному стволу.

– Столько, сколько тебе по силам.

– А сколько стоит эта горячая лохань?

– Не беспокойся. Я угощаю. В первый раз за меня заплатил отец.

– ОТЕЦ был там?

– Угу. Но помалкивай! Вот мы и тут!

Они как раз обогнули угол. Запах реки стал сильнее. Впереди светились огни, кое-где в дверях маячили фигуры.

Джукион остановился, и наконец-то его рука, мертвой хваткой стискивающая плечо младшего брата, разжалась. Что-то чуть звякнуло.

– Видишь дверь с двумя фонарями один над другим? Очень неплохое местечко. Заведение на другой стороне улицы побольше, если захочешь разнообразия. Вот, возьми. Двух орлов должно хватить. Даже тебе.

Полион взял деньги. Отказаться было бы нелюбезно. Он промямлил слова благодарности, но был слишком ошарашен и больше ничего из себя не выдавил.

Джукион повернулся, потом заколебался.

– Вернись, чуть небо посветлеет, малыш! Дорогу отыщешь, а?

Он что, передумал? Полион пожалел, что не захватил с собой меча или хотя бы ножа. В городе он чувствовал себя чужаком. С большим олухом было бы поспокойней. Да нет, уговорить его остаться было бы жестоко. Совесть Джукиона совсем его загрызла бы, а если бы узнала Шупиим, Полион не сомневался, что она оставила бы от него мокрое место.

– Я справлюсь.

– Что верно, то верно! – Джукион хихикнул. – Ну, я пошел назад веселиться и праздновать. Удачи, милый! Отведи душу! – На плечо Полиона обрушился дружеский шлепок, и его брат удалился.

Ну-ну! Полион бодро зашагал дальше по улице. Все эти годы он неверно судил о Большом Братце! Даже не верится! А в этих заведениях можно заказать еды? Выпивку – да. Про выпивку он наслышался. А вот про горячую лохань никто даже не заикнулся.

А в кармане у него целых пять орлов. Ух ты!

Он остановился на середине мостовой. Девушка под двумя фонарями зазывно покрутила бедрами. У-ух ты!

А другая – напротив – сонно потянулась, вскинув руки над головой. А все остальное плавно принимало одну интересную позу за другой. Ух ты-ы-ы!!! Платье на ней было почти прозрачным, то есть если этот лоскуток можно было назвать платьем. Он повернулся к ней, весь дрожа.

Она улыбнулась, он улыбнулся в ответ, хотя почти не заметил ее лица.

– Хочешь поразвлечься, красавчик?

Он торопливо закивал.

– Ну так иди со мной. – Она попятилась в темный провал двери и исчезла. Он бросился за ней.

– А горячую ло...

На его затылок опустилась дубинка, каскады звезд и планет запылали в ночи.

12

Час был поздний, но веселье все еще бушевало. Вино все еще текло рекой. И Булрион не собирался класть этому конец – ему-то надо было праздновать больше, чем кому-либо еще. Он им покажет, что в старом быке жизни хватит на годы и годы! Он чувствовал, что способен пить и плясать, пока все они не окажутся под столом. Музыка исчерпывалась скрипкой, которую где-то отыскал Фарион. Музыка так себе – ведь Фарион скрипач очень так себе, но ее вполне хватало.

Иногда Булрион ловил себя на том, что ощупывает свою челюсть. Ни боли, ни даже припухлости. Дыру в десне затянуло. От смерти есть только один толк – учить нас наслаждению жизнью... Кто это сказал?

Он с удовольствием заметил, что никто не улизнул в поисках собственных развлечений. Он не одобрял супружескую неверность, но некоторым мужчинам она словно бы необходима. В Далинге было безопаснее удовлетворять их жажду разнообразия, чем в Тарнской Долине, и, разумеется, неженатые считали, что они в своем праве. На этот раз единственным холостяком здесь был малыш Полион, и Булрион отправил Джукиона исполнить свой братский долг запустить сокола в небо. Джукион, вернувшись, многозначительно подмигнул дескать, все в полном порядке.

Булрион подумал, что первое, чем ему следует заняться, едва он вернется в долину, это подыскать мужа для Мейлим.

А пока можно поплясать с женщинами и выпить с мужчинами, наслаждаясь жизнью и здоровьем. Его глубоко тронула неподдельная радость, с какой семья встретила его исцеление. В следующий раз не следует надеяться, что судьбы будут столь же милостивы. Он вернулся за стол, переводя дух.

– Ну и как это? – спросил мягкий голос. Гвин Солит опустилась на табурет рядом с ним, глядя на него с чуть насмешливой улыбкой.

– Почувствовать, что тебя воскресили?

Она кивнула, словно ответ был для нее важен по-настоящему.

– Чудесно! Но и странно, – признался он. – Напоминает мне одну из наших бесед с твоим мужем, Гвин-садж. – Он потянулся за кубком, опасаясь, что ступил на опасную почву.

– Прошу, расскажи.

– Я спросил, зачем ему нужен бог. Мы разговаривали о Судьбах, и он согласился, что все люди – ну и, разумеется, все женщины – повязаны ими для добра или зла. Добрые страдают не меньше злых. И те и другие могут равно преуспеть. И все должны умереть. Я сказал, что, по-моему, нет никаких доказательств, будто молитвы и жертвоприношения хоть что-то меняют, а тогда зачем боги?

– Полагаю, Кэрп сказал тебе, что ему требуется быть благодарным кому-то, когда все идет хорошо.

– Да. Тогда я и не понял. А теперь, пожалуй, понимаю.

Она улыбнулась и повернула голову, глядя на пляшущих. Прекрасная женщина Гвин Солит. Была прекрасной женой Кэрпу и как будто прекрасно управляет гостиницей без него. Не хлопочет по пустякам, не повышает голоса, но прислуга у нее вышколена, а обед был безупречен до последних мелочей. Булриона она поразила при первом же знакомстве пять... нет почти шесть лет тому назад. Она была еще совсем девочкой, завороженной любовью к мужу. И с тех пор его мнение о ней не изменилось.

– Благодарность, это так, – сказал он. – Но пока ты скорбишь, я ликую, Гвин Солит. Кого ты винишь, когда приходит беда?

– Винить нет смысла. Надо встать и сражаться дальше.

– Если достанет смелости.

Она посмотрела на него с удивлением.

– Смелости? Нет, не смелости. Тут требуется свирепое упорство. Упрямство! Если мы позволим Судьбам сломить нас, они одержат еще одну победу. Да, в заключение игры они побеждают всегда, но до той поры мы должны отбирать у них столько очков, сколько сумеем. Умереть, зная, что жизнь прожита достойно, – вот, пожалуй, то подобие победы, которое нам дано удерживать. – Она протянула руку к бутыли и наполнила его кубок. Потом налила себе в кем-то оставленный кубок и подняла его. – За жизнь!

– За жизнь, долгую и полную!

Редкая женщина! На ней было простое траурное белое платье без вышивки. Темные волосы коротко пострижены по далингской моде – даже ушей не закрывают. Свет факелов льстит всем женщинам, но тонкие черты ее лица в этом не нуждались. Обнаженные почти до плеч руки выглядели тонковатыми, но выпуклости ее груди, обтянутые платьем, были как раз в меру.

Булрион почувствовал, как просыпается его тело, возбужденное вином и счастливым, пусть временным, спасением от смерти. Он скептически прикинул, что еще, кроме зуба, могла излечить ивилгратка, и вспомнил о своем полусерьезном решении найти себе третью жену. Гвин Солит, увы, он в женихи не подходит! Она овдовела так недавно, что вряд ли вообще думает о втором замужестве, и у нее в Далинге есть доходная гостиница, отнимающая все ее время. Да и не пойдет она за человека его возраста.

– Я все еще тревожусь, Гвин-садж, что безрассудная выходка Джукиона навлечет на тебя неприятности. Обычно он ведет себя благопристойно.

Она засмеялась словно бы искренне веселым смехом.

– Во всяком случае, он сделал превосходный выбор, начав с Коло Гуршита. Он сполна заслужил то, что получил. Его отец первый развязал насилие. Забудь об этом.

– Я чувствую себя проказливым мальчишкой, который убегает, разбив окно. – Он по инерции подумал о Полионе.

– Мы все это уже обсудили, – сказала Гвин строго. – Коло вряд ли хоть что-нибудь вспомнит, когда протрезвеет. Но и тогда винить меня за то, что с ним случилось, он не сможет. А если вы уже уедете, так винить ему будет вообще некого.

Булрион был бы рад ей поверить.

– Ты уверена, что тебе ничего не грозит?

– Не больше, чем до этого, – вздохнула она. – Я могла бы возгордиться, что у меня столько женихов, не знай я, что они видят во мне участок городской земли.

Положение, в котором она оказалась, рассердило его. Не годится навязываться в мужья женщине, которая еще носит вдовий траур!

– Полагаю, ты подумала о символ-браке, чтобы отделаться от этих пиявок?

Она помолчала, взвешивая его слова. Ему это понравилось. Он предпочитал людей, которые сначала думают, а потом говорят. Он наблюдал игру света и теней на ее шее и вдруг прикинул: не предложить ли ему ей себя?

– Это не выход, – сказала она наконец. – Мой символ-муж получит в свое распоряжение всю мою собственность. Кому я могу настолько довериться? А вдруг я повстречаю мужчину, чьей женой захочу стать?

Он почувствовал облегчение. Одобри она такой план, и ему бы пришлось предложить ей себя. А символ-брак его тоже совсем не устраивал.

– Да, конечно. Я сказал глупость.

Она внимательно посмотрела на него.

– Мне ты ничего не должен. Если ты у кого-нибудь и в долгу, то только у Ниад, и ты его заплатишь, дав ей приют.

– Заплачу? Какая же это плата, Гвин-садж? Поле-то уже под плуг готово. Уж не помню, сколько раз я думал, вот бы в долине поселился целитель! Мы примем ее с радостью, окружим почетом. Может, если захочет, хоть весь день сидеть сложа руки и лакомиться земляникой. Мы, Тарны, красотой не славимся, но она, если пожелает, получит такого пригожего мужа, какого мы сумеем для нее сыскать.

Гвин засмеялась и отхлебнула вина.

– И самого храброго, раз он решится стать мужем ивилгратки! Ведь стоит им поссориться, как у него чирей вскочит, если не что-нибудь похуже.

Булрион тоже взял кубок, скептически хмыкнув:

– Эта бесподобная маленькая чаровница? Да мужчины выстроятся в очередь, лишь бы на нее взглянуть! Я бы и сам женился на ней, если бы она дала согласие! – Он помолчал, почти касаясь губами края кубка. – Я серьезно подумываю о том, чтобы снова жениться. – И он отпил вина, не понимая, зачем ему понадобилось говорить это. Совсем ни к чему!

Гвин наклонила голову набок, словно разглядывая его.

– А почему нет? Любая женщина почтет себя счастливой, Булрион-садж. Но... Могу ли я предложить кое-какие мудрые женские советы, пока еще есть время?

Он парировал с улыбкой:

– Вспоминая своих жен, я не сомневаюсь, что советы эти будут очень разумны и полезны, но, полагаю, вряд ли придутся мне по вкусу.

– А лекарства ты выбираешь себе по вкусу?

– Всенепременно!

– Ах, Булрион Тарн, постыдился бы ты! Я всего лишь хотела сказать, что жену тебе следует поискать постарше Ниад. Пусть твоя юная жена будет противостоять соблазну, но и она, и ты будете все время помнить об этом соблазне. Пусть она будет сама добродетель, но ты будешь вспоминать о нем, едва возле нее упадет тень молодого человека. Чуточку укроти свои помыслы, Булрион-садж. Умеренность – вот самый надежный путь.

– Отлично сказано! Я запомню твои слова.

Он поглядел ей в глаза, и она отвела их. – А ты помни мои, – добавил он.

Она вновь посмотрела на него в растерянности. И неудивительно! Судьбы! Вино маринует ему мозги.

– Только символ-брак привлекает меня не больше, чем тебя.

Нет, он пьян! Он хотел было сказать что-то еще – может быть, извиниться, – но тут заметил, что она по-настоящему всматривается в него. И почувствовал, как внезапно между ними пахнуло жаром, будто подручный кузнеца вдруг принялся раздувать мехами пламя.

– Булрион?

– Гвин?

Она замялась.

– До этого дня я получила девять брачных предложений, и каждый жених зарился только на мое приданое. Я знаю, гостиница тебя не интересует, и благодарю тебя за то, что ты показал мне, что я еще чего-то стою и сама по себе.

Он поставил кубок на стол с такой силой, что вино расплескалось.

– Гвин Солит, не хочу быть неучтивым, но я не взял бы твою собственность даже в подарок. Мое место в Тарнской Долине. Ну а ты... я был бы безмерно счастлив увести тебя туда как свою невесту. Точно не знаю, сколько мне лет, но не меньше шестидесяти. Мало кому удается прожить четыре десятка лет, а я прожил их шесть. Так что их у меня осталось мало. Если ты разделишь их со мной, они твои. По-моему, я еще мужчина во всем, что имеет значение. А если настанет время, когда мои силы иссякнут, не стану принуждать тебя жить в безрадостном браке. Как моя жена, ты будешь, по сути, госпожой нашего клана, всех трехсот с лишним Тарнов. И не знаю, кто лучше подошел бы для таких обязанностей. Скажи, что ты выйдешь за меня, и все мое будет твоим.

Они уставились друг на друга, словно их обоих ошеломил такой неожиданный шаг к самому краю пропасти. Потом она взяла его руку.

– Ты не устрашился! Другого я и не ждала. – Она попыталась смягчить напряжение улыбкой, хотя почти вымученной. – Но ты можешь пожалеть о своей поспешности.

– Я не возьму назад ни единого слова. Твоя благосклонность бесконечно льстит мне. Я думал, что слишком уж стар, и могу найти согласие только у благодарной нищеты. Подобно тебе я оценил себя только как недвижимость.

Она покачала головой.

– Женщины не придают важности красивой внешности, Булрион. Власть и богатство... да, они имеют значение, потому что обещают защиту в тревожном мире. Но мужчина, который добился власти и богатства собственными усилиями, тем самым доказал, что он сам стоит многого. Любая женщина сочтет тебя достойным женихом.

Он сидел неподвижно, слушая стук собственного сердца.

Гвин глубоко вздохнула.

– Пусть пока этот сон продлится, Булрион Тарн. В трезвом свете утра мы оба, возможно, увидим жизнь яснее.

– Мое предложение останется в силе, Гвин Солит. Оно твердо.

– Знаю, и для меня это большая честь. Так хотя бы потанцуем!

Они встали, он взял ее за руку, но почти тут же перед ними выросла высокая тень, обрисованная светом факелов.

– Гвин-садж, прости, что отвлеку тебя.

– Тибал-садж? Тебе что-то нужно? Ты знаком с Булрионом-саджем?

– О да! Я поздравил его с чудотворным исцелением и поблагодарил его внука, отомстившего за синяк у меня под глазом.

Булрион учтиво усмехнулся. В этом молодом долговязом куолце было что-то странное, что-то, чего он не понимал, но над чем не собирался ломать голову, пока старался завоевать Гвин Солит.

– Может, полечить и твой глаз? – спросила она настороженно.

Тибал повернулся так, что свет упал на его улыбающиеся губы. Если не считать заплывшего глаза, его лицо все состояло из четких углов и плоскостей.

– Это пустяк. И не опасайся, что я донесу на целительницу, которую ты прячешь. Пять орлов достаточно, хозяйка, за мной постой? К сожалению, я должен немедленно покинуть гостиницу.

– Теперь? Но ведь уже далеко за полночь!

– Я знаю.

– Плохие вести?

Он покачал головой все с той же улыбкой и продолжал протягивать деньги.

– Мне следовало бы предупредить тебя загодя. Передай Лабранце Ламит, что я увижусь с ней в Рарагаше, будь так добра.

– Кому-кому?

– Моей доброй приятельнице, которая скоро прибудет сюда. Ну, не совсем приятельнице. Так ты передашь ей?

– Конечно. И двух орлов хватит с лихвой, раз ты не остаешься на ночь.

– Пожалуйста, возьми все. На лишнее попразднуй! – Его улыбка растворилась в грусти.

– Но что мне праздновать?

– Жизнь и счастье. Желаю их тебе в избытке. И тебе, Булрион-садж. А теперь, с вашего разрешения...

Тибал Фрайнит поклонился, повернулся на каблуках и быстро ушел.

– Этот плут нас подслушивал? – проворчал Булрион. Гвин с глубоким недоумением смотрела вслед куолцу.

– Нет. До последней минуты он плясал с Анейм. Он и раньше говорил загадками. Я даже подумала, уж не шуулграт ли он.

– Он пожелал нам счастья. Но не предсказал его.

– Да, – сказала она. – Не предсказал.

13

Джасбур стоял на палубе и угрюмо вглядывался в ночную темноту. После отплытия из Толамина он нигде не обнаружил признаков присутствия человека, если не считать двух барж, которых в отдалении тащили вверх по течению упряжки волов.

Теперь гроздья мерцающих огоньков сказали ему, что они в пределах Далинга, но баржа села на мель – в который уж раз! То есть в третий. Лабранца уже два раза, видимо, воспользовалась своей силой, чтобы снять баржу с песка, хотя не снизошла до того, чтобы предупредить их заранее. В первый раз внезапно налетевший шквал высвободил баржу. Во второй раз времени ушло много больше. Вокруг закружили мириады чаек, постепенно опускаясь на мачту, оснастку и планширь – и вообще повсюду, включая голову и плечи самой Лабранцы. Такое дурацкое бессмысленное происшествие было типичным следствием огоулгратской силы, но Джасбур почти в истерике готов был поверить, что гадящая, вопящая стая поднимет баржу над рекой и понесет ее дальше. Однако этого не случилось. Примерно через полчаса птицы улетели. А потом баржа вроде бы сама собой сползла с мели.

А теперь снова застряла. Порт, наверное, лежит много ниже по течению, потому что его не видно. Над водой стеной стояли дома – казалось, протяни руку и достанешь до них с носа. Он различал более темные провалы окон и несколько дверей, от которых ступеньки спускались к воде, но для него толку от них никакого не было. С тем же успехом они могли находиться на расстоянии сотни лиг. Он должен был оставаться на барже с Лабранцой и Ордуром.

Сегодня Ордуру получшало. В голове у него была все та же путаница, но внешность облагообразилась. Теперь все его волосы были белокурыми, а оба глаза – голубыми. Он подрос на палец и стабилизировался в крупного, довольно дряблого мужчину.

Сам же Джасбур, как он подозревал, заметно съежился, хотя это могла быть всего лишь иллюзия, вызванная присутствием Лабранцы. Изгиб его позвоночника не стал меньше и причинял все ту же боль. От вида его обезьяньего лица в зеркале его затошнило, так что, пожалуй, и к лучшему, если Ордур и дальше сохранит мужской пол. Из Рарагаша они отправились в путь как мужчины. Преобразились в женщин одновременно, а через два месяца опять обрели мужской пол. Им давным-давно должно было бы немножко повезти!

Дверь каюты отворилась. Он услышал за спиной шаркающие шаги Ордура.

– Темно! – сказал Ордур.

– А вот и нет! Солнце сияет вовсю. Просто у тебя глаза закрыты, дурень!

Минуту спустя...

– Да нет же... я вижу звезды.

– Что происходит?

– Ничего. (И подольше бы так!)

По палубе прогремели тяжелые мужские шаги.

– Ну? Никого и ничего?

– Да, Лабранца-садж.

– Ха! Нам нельзя рисковать, что мы и утром будем здесь. Придется вам сколотить плот!

Ага! Значит, у нее и правда нет законного права на баржу! Наверное, укрылась на ней от дождя. И их всех повесят за пиратство!

Она испустила шипенье – совсем кошачье, подумал Джасбур.

– Есть же веревки! Придумай что-нибудь!

Ордур нерешительно промямлил:

– Лабранца-садж, а ты не могла бы воздействовать?

– А чем, по-твоему, я занималась битый час? Ничего не произошло, так что, возможно, я лишь ухудшила наше положение.

Скрипнула дверная петля.

– Ш-ш-ш! – прошептал Джасбур.

Ступеньки не осветились, но послышались приглушенные голоса. Трое на барже всматривались, затаив дыхание, в непроглядную ночь. Затем что-то с громким всплеском шлепнулось в воду. Хлопнула закрывшаяся дверь.

– Мусор выбросили? – с надеждой предположил Джасбур.

– Чушь! Это человек. Спаси его.

– Что? Зачем? Он уже наверняка мертв. Нас это не касается.

– Возможно, касается, и очень! Быстрей! Ордур, спаси этого человека! Видишь? Он барахтается.

Джасбур никакого барахтанья не увидел, хотя, пожалуй, его глаза различили что-то, уносимое темной водой.

В нынешнем своем состоянии Ордур был сама покладистость.

– Слушаюсь, садж! – И он торопливо влез на планширь.

– Погоди! – крикнул Джасбур.

Ордур плавал не хуже рыбы. Ордур, стройная гибкая девушка, раз за разом с неописуемой грациозностью ныряла "лебедем" в Зеленое озеро.

Поздно! Ордур, крупный дряблый мужчина, с неописуемой грациозностью нырнул "лебедем" в Флугосс. Вода сомкнулась над ним, забурлили пузыри, и она чуть посветлела от взбаламученного ила. Из нее высунулся Ордур, потирая макушку, весь облепленный омерзительной грязью. Глубина реки тут была всего по пояс.

– Вон он! – сказала Лабранца. – Хватай его!

Тело плыло лицом вниз в нескольких локтях от них. Ордуру понадобилось каких-то два шага, чтобы поймать его. Он вскинул утопленника на плечи внушительно мощным движением.

Джасбур вздохнул, жалея, что у него нет силы вмешаться. Теперь не избежать беды.

Лабранца настояла, чтобы они зажгли фонарь в каюте – надо же было рассмотреть их улов!

Был он мужского пола, лет шестнадцати или около того. Жиденькие усики, кровоточащая шишка на голове и ни клочка одежды, чтобы прикрыть его редкостную худобу. Джасбур накрыл юнца одеялом, и тот сел, постанывая, срыгивая воду и кашляя. От него и от Ордура разило сточными водами Флугосса.

– Что случилось? Где я? Кто вы? – Он закашлялся и срыгнул еще раз.

– Мы вытащили тебя из реки, – сурово заявила Лабранца. – Ты обязан нам жизнью. Твое имя?

– Полион! – Его била дрожь, и он плотнее закутался в одеяло.

– Полион и?..

– Полион Тарн. А вы кто? – Он прищурил на них мутные глаза.

– Не важно. Ты знаешь Тибала Фрайнита?

– Что? Нет. Мои деньги! Меня оглушили и ограбили!

– Это очевидно. Но я хочу знать, чем ты важен. Ты уверен, что никогда не встречал Тибала Фрайнита?

Юнец мотнул головой и застонал. Выпростал из-под одеяла тощую руку и пощупал шишку на голове.

– Надо вернуться в гостиницу! – Он явно был не в полном сознании.

– Зачем? – властно спросила Лабранца.

– Там ивилграт. Полечит мне голову.

– А-а! – Она с торжеством обернулась к Джасбуру. – Сработало!

– Да?

– Так ясно же! Ордур, переоденься в сухой балахон. Отнесешь меня на берег.

14

Полиона тошнило. Отчасти из-за того, что он наглотался вонючей воды, а отчасти из-за подлого удара по голове, но от чего больше, он не знал, да это его и не заботило. От тошноты и стучащей боли в голове он утратил способность думать. И знал только, что, пошатываясь, бредет по темной улице, босой и в чужих штанах. Он то и дело ушибал пальцы о булыжники, то и дело спотыкался, да и вообще не мог бы шага сделать, если бы его не поддерживал под локоть крупный мужчина с белокурыми волосами.

Он лишился сапог – подарка на день рождения. Он лишился одежды и всех своих денег. Но хуже всего было другое: он знал, что лишился своего достоинства. Он отправлялся доказать свое мужество и допустил, чтобы его поймали на удочку как ребенка. Семья не позволит ему забыть об этом. Он никогда больше не посмеет посмотреть им в лицо. Надо немедленно завербоваться в наемники, да только какой отряд возьмет его в таком состоянии? Не говоря уже о причине этого состояния. Звеня монетами в кармане, он беззаботно вошел в самую древнюю на свете ловушку – в темную дверь, попавшись на самую древнюю в мире приманку. Идиот! Олух! Дурень!

Нет, он домой не вернется. Как он посмотрит в глаза Джукиону, Возиону, Мериону, Толиону...

– Ты знаешь, куда ты идешь? – спросил черноволосый человечек.

Полион решил, что его вырвет, если он откроет рот, а потому промолчал. Нет, он не знает, куда идет. Просто идет – и все тут. Они что, решили, что он их куда-то ведет? А он думал, что это они его куда-то ведут. И кто они такие, он не знает. И на барже он их толком не рассмотрел. Оплывший безмозглый мужчина. Смахивающий на обезьяну уродливый плюгавчик. Крупная властная женщина, точно бабушка Надим, его детский кошмар.

Отыскать улицу Феникса? "Гостиница на улице Феникса". Но в темноте ему улицы Феникса не узнать. Он вышел с Джукионом из задней двери на совсем другую улицу. Они свернули... на одном перекрестке? На двух? А под конец он потерял сознание. Нет, он понятия не имеет, куда идет.