Текст книги "Меченные проклятием"

Автор книги: Дэйв Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Булрион хохотнул:

– Да целый десяток! Видишь, мы решили сделать ее поменьше прежней.

Да, она это увидела. И еще она увидела, что у новых стен нет настоящего фундамента. Она увидела, что рабочие скоро начнут ломать старые стены, чтобы строить новые. Уж лучше бы все эти труды и пот тратились на обучение стрельбе из лука. Деревянный частокол с пятьюдесятью-шестьюдесятью лучниками вообще мог бы не допустить врагов в долину. Увы, крепостца была любимым детищем Булриона. Если она найдет в постройке недостатки, он будет обижен. Его лицо примет это пустое, упрямое выражение...

Она отчаянно поискала, что бы такое спросить.

– А как с водой?

Булрион просиял.

– Мы отыскали старый колодец, видишь? Вон там!

Он отвел ее в угол и показал на выщербленное каменное кольцо. Грязь внутри него была вровень с полом.

Брактион бросил лопату и неторопливо направился к ним, обтирая ладони о штаны, которые были ничуть не чище их.

– А вы знаете, какая у него может быть глубина?

Брактион подошел. Брактион, старший из ее будущих пасынков, на полных двадцать лет старше нее. Он не уступал толщиной отцу, и живот у него вздувался над поясом. Проседь в бороде, волосы на груди почти совсем седые, хотя в эту минуту пот и пыль придали ему общую серость. Он постоял, улыбаясь из-под полей шляпы добродушной улыбкой Джукиона.

– Привет, сын! – сказала она. – Восхищаюсь твоим трудолюбием в такую жару. Вы тут делаете большое дело.

Молчание.

– Хм. Спасибо, матушка. – Брактион всегда начинал говорить после паузы, словно куда-то задевал свой голос и отыскивал его в спешке всякий раз, когда ему надо было что-то сказать. Брактион нравился Гвин куда больше его брата Возиона.

Он застенчиво улыбнулся.

– Хочу еще раз сказать тебе спасибо за красавицу невестку, которую ты нам привезла. Она хороших детей принесет в семью! – Его глаза были глазами Полиона.

– Ниад не против?

Молчание.

– Очень не против! Просто с ума по парню сходит, хотя чего она в нем видит, кроме как хлопот, его мать и я просто в толк не возьмем!

– Он отличный юноша! – возразила Гвин. – В драке в гостинице показал себя настоящим героем. Так он тоже хочет сыграть свадьбу, я верно поняла?

Брактион взвесил вопрос, словно он его удивил.

– Полион сделает, как ему будет велено, – изрек он потом.

Гвин хотела было возразить, но затем решила не вмешиваться. Старинный зарданский обычай – свадьбы детей устраивают родители.

– Гвин как раз спросила, – жестко сказал Булрион, – почему мы не очистили до сих пор старый колодец. Она подумала, что с тех пор, как строили старый замок, вода могла уйти, а крепость без воды никакой осады не выдержит. Она думает, что сперва надо бы о воде позаботиться, а потом уж строить стены, не то узнаем, что воды нет, когда уже поздно будет.

– Я ничего этого не говорила! – возразила она. – Я просто... Мысль отличная, да только не моя.

Бранкион долго смотрел на них. Потом снял шляпу, вытер грязь с локтя о лысину, потом снова надел шляпу.

– Думаешь добавить семье мозгов, отец?

– Пожалуй, пора! – Булрион был в ярости.

– Хм. Лучше поздно, чем никогда. Так я начну копать! – Бранкион широким шагом отправился за лопатой.

– 'Я этого не говорила! – крикнула Гвин ему вслед.

– Ты мне возражаешь на людях?! – проворчал Булрион.

– Но я же этого не говорила.

– А должна была сказать. И в следующий раз скажи, хорошо? А если я не захочу слушать, шепни "колодец!" мне в старое глухое ухо! Пойдем домой.

– Я люблю тебя, Бык.

– Я люблю тебя, Ниен. Понять не могу, зачем тебе нужен глупый старик вроде меня.

29

Среди нескольких десятков новых слов, которые Гвин успела выучить за этот день, был "астран" – зарданское обозначение "пространства, в которое открывается несколько домов". Его не следовало путать с "устраном" "пространством позади домов". В астран не полагалось заходить просто так пройти через него, просто чтобы сократить путь, было верхом грубости.

Когда они с Булрионом вернулись в его астран, она с удивлением увидела, что там полно людей. Еще больше ее удивили приветственные крики. Впрочем, обращены они были не к ней и не к Булриону, а к Тибалу Фрайниту, который стоял в середине толпы и благодарно раскланивался во все стороны.

Как все мужчины в долине, он был голым по пояс, однако на нем были надеты только штаны – ни шляпы, ни башмаков. Кроме того, ему не хватало могучих грудных мышц и густых покрывающих их волос. В слепящем солнечном свете, отражающемся от беленых стен, он выглядел длинным скелетом, обернутым только в кожу, напоминая немного Кэрпа, но только совсем молодого.

По всему периметру стояли взрослые, или сидели на скамьях, которые тянулись у всех дверных проемов, или лежали на земле. И каждого словно опутывали дети – они были повсюду, а некоторые забрались даже на кровли, чтобы лучше видеть ни на кого не похожего пришельца.

– Что тут происходит? – рявкнул Булрион.

– Мы слушаем предсказания, дедушка. – Полион, как и следовало ожидать, обнимал Ниад за плечи, но его глаза нервно поблескивали. – Тибал-садж только что предсказал, что вы вместе войдете вон оттуда.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – сказал Тибал. – Следующее мое чудо: сейчас вот из того дома выйдет Занион Тарн! – И он указал на хижину.

– Что, во имя Судеб, тут происходит? – сердито сказал Занион, выходя из нее. Новые вопли восторга.

Но что все-таки происходит? Гвин вглядывалась в толпу. Вон позади других угрюмо стоит Раксал Раддаит, а вон Возион. И даже Джукион с Шупиим.

Булрион начал надуваться, как лягушка-бык...

– Ш-ш! – сказала она, прежде чем он успел взреветь. – Мне кажется, это что-то важное.

Тут присутствовали все, кого он назвал как их спутников, когда они поедут в Рарагаш. Взгляд Тибала встретился с ее взглядом через разделявшую их половину астрана. Он приветственно улыбнулся ей, а потом вновь обратился к своим слушателям:

– Может быть, вас удивляет, зачем я созвал вас сюда. Ну, так я просто хочу, чтобы вы больше не опасались меченых.

Внезапно над астраном нависла тревожная тишина, нарушаемая только лепетом самых маленьких детей. Тибал медленно повернулся, озаряя всех дружеской улыбкой.

– Вы нас боитесь? Да, некоторые меченые бывают опасными. Хотя редко по собственному желанию. Обычно мы так заняты собственными трудностями, что у нас нет времени досаждать взысканным. Так мы называем вас в Рарагаше взысканные Судьбами. Если вы не меченые, то, значит, вы взысканные. Например, дальше по дороге поселилась джоолгратка, Джодо Кавит. Вы можете узнать, что она задумала, просто навестив ее. И скоро узнаете, что она думает. А она узнает, что думаете вы, а потому не таите никаких коварных замыслов. Но оставьте ее в покое, и она оставит в покое вас. Ей не подойти близко без того, чтобы вы об этом не узнали.

Он помолчал и снова повернулся. "Я объясню завтра" – вот что он хотел сказать ей. И значит, уже планировал это или предвидел.

– А вон там стоит Раксал-садж. Поговорите с ним, если хотите узнать, каково быть муолгратом. Возможно, он не захочет затрудняться и ничего вам не скажет. Ему все равно, будете вы знать или нет. Ему ни до чего нет дела! В его жизни нет страсти, нет чувств. Нет цели. Бедный Раксал? Нет, не бедный Раксал. Не жалейте его. Ему все равно!

Гвин опять поискала глазами Ниад. Девочка закусила губу и прижалась к Полиону, ожидая, что последует дальше. Но Тибал не упомянул про ивилгратку.

– А потом я. Вернее, буду я. Или был я. Я – шуулграт. Моя память глядит вперед, а не назад, как у вас. Вы помните это утро, вчерашний день, прошлый год. А я предпомню нынешний вечер, завтрашний день, будущий год. Ваши жизни все время развертываются, удлиняются, моя укорачивается. Я совсем не помню прошлого, кроме самых последних минут. Я не помню, как пришел сюда. Я не буду знать, сколько пробыл здесь или когда пришел...

– Вчера! – крикнули мальчишки.

– Хотя и знал, что вы мне про это скажете! – Тибал весело ухмыльнулся, и некоторые в толпе ответили ему боязливым хихиканьем. Потом он выпрямился и скрестил на груди худые костлявые руки. – Но знать будущее – это не благословение Судеб! Все время, каждый день, каждую минуту я нахожусь в страшной опасности. Хотите узнать почему?

– Да! – завопили мальчишки.

– Ну, так я вам скажу. Я знаю, что скажу. Объясню вам, почему мы, шуулграты, никогда не пророчествуем.

Юные голоса громким хором возразили, что он очень даже пророчествует. Он же напророчил, что Гвин-садж и Ста... дедушка войдут в астран, а Занион выйдет туда...

Вид у Тибала стал удивленным.

– Неужели я это предсказал? Правда?

Гвин не могла решить, притворяется он или нет.

– Да! Да!

– Ну, если так, то потому лишь, что это были совсем безопасные пророчества. Но таких очень мало. Хотя я знаю еще одно. Хотите услышать еще пророчество?

– Да! Да!

– Ну, хорошо! – Он быстро повернулся и указал на грузную женщину, восседавшую на скамье у хижины Бранкиона. – Артим! Ты дашь жизнь еще одному ребенку!

Все захохотали, послышались крики, что для такого пророчества не нужно быть шуулгратом. Дородное тело Артим содрогалось от смеха. Она была женой Бранкиона и превосходила дородством даже его – эдакий мучной куль с руками, ногами и головой. Тибал поднял ладонь, призывая к молчанию.

– Ее четырнадцатый будет сыном!

Радостные вопли. Артим просияла. Все вокруг начали ее поздравлять.

– Четырнадцать детей – и одиннадцать мальчиков! – Булрион одобрительно улыбнулся. – Теперь она сравнялась со старой Нимим по числу детей, которых подарила семье!

Когда гомон немного стих, Тибал закричал:

– И мальчиком будет ее пятнадцатый: у Артим родится двойня!

Началось настоящее столпотворение – даже Булрион проталкивался сквозь ликующую толпу, чтобы обнять Артим, а Гвин про себя прикидывала, как Тибал мог это узнать, если правда знал. Артим как будто ждать родов месяца три. Так Тибал до тех пор останется в долине? Или вернется в нее перед тем? Предвоспоминания – вещь очень личная. Так сказала Лабранца. А теперь еще несколько беременных женщин пожелали узнать пол своего будущего ребенка, но Тибал покачал головой и отказывался предсказывать.

– Это было исключением, – заявил он, когда внимание толпы вновь сосредоточилось на нем. – А теперь слушайте, ничего не упуская, потому что мы подошли к самому трудному. Возможно, вы удивляетесь, зачем я рассказываю вам все это. Так я не могу ответить вам, зачем я это делаю. Я не знаю зачем! Шуулграт поступает так или иначе по другим причинам, чем те, по которым совершаете свои поступки вы. Он совершает их, потому что знает: ему предстоит их совершить. Если я с кем-то разговариваю, то более или менее знаю, что скажет он и что скажу я, но сказать это я должен в любом случае. Точные слова я заранее не знаю – не больше, чем вы точно помните слова разговора, после того как он кончился. Но мне требуется время, прежде чем сделать то, что, как мне известно, я сделаю.

Он повернулся к Возиону, прежде чем пастырь заговорил.

– Ты говоришь, что будущее для тебя определено? – сказал Возион. – Что каждая минута твоей жизни заранее определена Судьбами?

Тибал покачал головой:

– Нет! Я знаю будущее, участником которого буду, но оно для меня не определено. Я могу изменить его, если пожелаю. Вот, например, мой синяк. Я мог бы увернуться от этого удара.

Он помолчал, давая им время обдумать его слова. На Гвин он не смотрел.

– Ты, Занион! Кто научил тебя говорить?

– А я и не говорю почти, – ухмыльнулся Занион.

– Знаю! Вот почему твое общество будет мне так приятно! Но кто научил тебя?

– Артим, наверное. Моя мать.

– Правильно. Твоя мать научила тебя родному языку. А каким образом могу говорить я? – Тибал обвел взглядом молчащих людей. – Вы, взысканные, помните свое детство. Вы знаете, как говорить, как вести себя, как быть людьми; вы узнаете своих друзей и родных. Вы знаете все это, потому что у вас есть воспоминания. У меня же нет памяти. Я ничего не помню о своих родителях. Я даже не знаю их имен. Я не помню, как вы собрались здесь! Так каким же образом я могу говорить? Откуда я знаю, что означают слова? И как сочетать их между собой?

Все молчали. Даже младенцы словно почувствовали внезапный холодок в воздухе.

– Я завишу от моих предвоспоминаний. Я завишу от будущего, как вы зависите от прошлого. Шуулгратов часто спрашивают, предвидят ли они собственную смерть – но нет. Конец утрачен, как утрачено начало. Никто из вас не помнит своего рождения. Я не могу предпомнить мою смерть, потому что мои Предвоспоминания уменьшаются, уменьшаются и все для меня теряется. Последние несколько лет просто исчезают. Вы все были беспомощными младенцами. Шуулгратам суждено стать беспомощными идиотами перед смертью.

В неловкой тишине Тибал повернулся и через лес голов посмотрел на Гвин. Он не спускал с нее глаз, хотя и на таком расстоянии казалось, что он смотрит не столько на нее, сколько сквозь нее.

– Теперь вы поняли? Я не должен делать ничего, что изменит будущее. Я не могу увернуться от удара. Я не могу произнести слова, которые изменят чьи-либо поступки. Ведь тогда будущее изменится и все мои предвоспоминания исчезнут. Я стану ничем. В один миг я превращусь из человека в безмозглое существо.

Гвин кивнула, показывая, что поняла. Так вот что происходило с шуулгратами в Далинге! Они видели будущее, пытались его изменить, и тут же их сознание угасало.

– Мне повезло, – продолжал Тибал. – Мне было суждено обрести помощь в Рарагаше, а потому я избежал этой ловушки.

Он все еще обращался к Гвин. Он знал ее будущее. Оно важно, сказал он, а теперь объяснял, что не может сказать, почему или как.

– Это потеря знания? – спросил Возион резко. – Она необратима или вы приспособляетесь к новому будущему?

– Сознание возвращается очень редко, – сказал Тибал, не глядя на него. – Если шуулграт изменил самую малость, он может оправиться. Но не часто, потому что даже малые изменения могут подобно снежному кому превратиться в большие. Я не могу отвечать на вопросы, даже словно бы самые безобидные. Представьте себе, что человек спрашивает меня, долго ли он проживет, я знаю, что долго, и говорю ему это. Потом спросит другой, и я опять отвечу. Затем приходит такой, кому суждено умереть на следующий день, и я, зная это, отказываюсь ему ответить. Но он легко поймет, что означает мое молчание – бережется, тут же спасается бегством и остается жив, избегнув своего жребия. Будущее изменилось, и я уже ничего не знаю о грядущем. И моя единственная защита – не отвечать никому!

Он грустно улыбнулся Гвин, словно не замечая никого больше.

– Я делаю то, что должен делать. Ты знаешь прошлое, хорошее и дурное, но для тебя оно навеки неизменно. Я вижу будущее, хорошее и дурное, но не могу ни поспособствовать хорошему, ни предотвратить дурное. Я должен просто видеть, как оно наступает. В этом – Проклятие Шууль.

30

Возион все еще намеревался установить, кто истинная ивилгратка – Ниад или Гвин. Утром он повел Ниад навестить Соджим, вдову Тилиона, единственную из первопоселенцев, не считая Булриона, кто был еще жив. В свое время она родила тринадцать детей, и из них четверо сыновей и четыре дочери тоже были еще живы. Старушка теперь была прикована к постели и мучилась от страшных болей.

Усилия Ниад не сотворили чуда. К вечеру Соджим впала в кому. Возион привел к ней Гвин, но это ничего не изменило. На следующий день стало ясно, что Соджим умирает. Ее смерть до свадьбы означала, что свадьбу придется отложить.

Ниад ли стала причиной внезапного ухудшения ее состояния? Ивилграты ведь способны не только исцелять, но поражать болезнями. С одной стороны, потеря сознания была иногда благом. Ниад попыталась еще раз. Гвин попыталась еще раз. Соджим продолжала неуклонно угасать.

– Ну, может быть, мы обе меченые! – сказала Гвин Булриону. – Вдруг мы обе – ивилгратки, и вместе у нас получается лучше.

Она позвала Ниад и пошла с ней в дом к Соджим. Они сели по сторонам кровати, и каждая сжала в руках руку старушки. Через некоторое время Соджим как будто полегчало. Она улыбнулась, сказала несколько слов и даже немного поела. И заявила, что боль стала много легче.

Гвин такой результат встревожил. И ей крайне не понравилось самодовольное выражение пастыря, когда они встретились после этого.

– Теперь ты думаешь, что я тоже целительница? – сердито спросила она, досадуя, что он первый высказал такую догадку. – Мы обе?

– Может быть, может быть! – Возион таинственно улыбнулся. – Но не исключено и еще одно объяснение.

– Какое же?

Он с сожалением покачал головой.

– Я всего лишь смутно вспомнил что-то, о чем вскользь Упоминали мои наставники, когда я был послушником в Вериове. Я не настолько уверен в правильности моих воспоминаний, чтобы делать выводы, Гвин-садж.

– Если я все-таки ивилгратка, – предостерегала его Гвин, – то берегись камня в мочевом пузыре, почечуя и червей в брюхе.

Возион зло рассмеялся и захромал прочь, ничего больше не сказав.

31

Свадебное торжество было в самом разгаре и обещало длиться еще часы и часы. Искры костров плясали во тьме летней ночи. По очереди небольшие группы Тарнов брали на себя обязанности музыкантов, а десятки других прыгали по площадке для молотьбы будто дрессированные блохи. Табуреты и скамьи были расставлены чуть в стороне – для тех, кто хотел перевести дух или перекусить. Длинные столы предлагали обильное угощение. Окорока, корзинки с плодами, груды булок, кувшинчики со сливочным маслом, пироги, пирожки, маринады, карпы из рыбного садка и еще много всякой всячины, которую Раксал Раддаит не потрудился рассмотреть.

Он отыскал себе место в укромном надушенном яблочным ароматом уголке неподалеку от бочек с сидром и со скучающим пренебрежением следил за происходящим. Может быть, и с легким разочарованием, хотя, конечно, было глупо ожидать, что этот праздник может пробудить в нем хоть какой-то интерес. Интереса у него не вызывало больше ничто: ему следовало бы это помнить. Он слегка сожалел, что не выбрал еще более укромного места, но сожаление было не настолько сильным, чтобы заставить его встать и поискать что-нибудь более подходящее. Он уже проделал опыты с сидром, проверяя, не опьянеет ли он от него больше, чем от вина, но у него только разболелась голова. Опьянение же ведь своего рода чувство, а муолграты лишены способности чувствовать. Если он напьется до потери сознания, это тоже не принесет ему никакого удовлетворения. Ватаги орущих ребятишек тоже ему досаждали, но он не мог рассердиться настолько, чтобы прикрикнуть на них, когда они пробегали мимо.

Взрослые, подходившие выпить сидра, задерживались поговорить с ним багроволицые, потные, запыхавшиеся люди, ухмыляющиеся, как обезьяны, и уговаривали его встать, повеселиться вволю. Он отказывался, отказывался, отказывался... Знай они, как нелепо выглядят на площадке, так не прыгали бы так залихватски. Музыка не доставляла ему удовольствия, но и не раздражала его. До болезни он, слушая музыку, часто чувствовал, что его душа воспаряет к небесам, или же болезненно морщился, стоило певцу сфальшивить самую чуточку. Он по-прежнему обладал абсолютным музыкальным слухом, а большинство звуков, раздиравших ночную тишь, лишь отдаленно напоминали те, которых требовала мелодия, но он сохранял полнейшее равнодушие. Просто удары деревяшек по натянутым коровьим шкурам и повизгивание конского волоса по струнам из кишок.

Прежде он был и прекрасным танцором. Каким пустым вздором представлялись ему теперь все эти верчения и скольжения! Женщины тоже утратили хоть малейшее значение. А он пользовался большим успехом у женщин. Его жена, дочери и любовница – все погибли от звездной немочи. Но к тому времени на нем уже лежало Проклятие, и потому никакой печали он не почувствовал. На похоронах он испытал только тягостную скуку.

Пышнотелые деревенские девушки теперь на перебой приглашали его поплясать с ними. Женщины Тарнов по большей части напоминали сильно увеличенные заплечные мешки, но кое-кто из молоденьких обладал внешностью, которая прежде пробудила бы в нем живейший интерес. Черные задорные глаза, мягкие темные волосы. А сейчас – счастливые, разрумянившиеся, веселые – они бы одной кокетливой улыбкой воспламенили былого Раксала точно трут. Теперь он отсылал их на поиски какого-нибудь другого идиота.

Подпусти он их поближе, им бы расхотелось плясать с ним. Он два дня не брился, да и не умывался. Его одежда начала пованивать – даже он ощущал ее запах. Но какое это имеет значение? Его предупредили, что привычки всей жизни вроде чистоплотности начнут стираться, и процесс уже начался. Ну и что?

Его дядя ждет от него сообщения об этих людях. И не дождется. Быть может, пророчества верны, и давно желанный Обновитель появится из этого деревенского захолустья, каким бы странным это ни казалось. Раксалу Раддаиту было все равно. Империя умерла сто лет назад. Зачем будить мертвецов после такого срока?

Единственным значимым вопросом оставалось самоубийство. Есть ли причина жить дальше? Рано или поздно он умрет, так зачем оттягивать неизбежное? Жизнь казалась бессмысленной тратой времени. Боль неприятна, но, быть может, короткая острая боль все-таки предпочтительнее долгого страдания. Он все же пытался прийти к решению. У муолграта есть одно неоспоримое преимущество – покончить с собой ему очень просто. Он убедился в верности этого накануне вечером.

– Привет! – произнес знакомый голос. – Чего ты сидишь тут, а не веселишься?

Второй новобрачный, мальчишка, сжимающий пару кружек, весь в поту, ухмыляющийся до ушей. И до того пьяный, что словно слегка колебался на фоне отблесков костра.

– Потому что не хочу.

Полион заморгал. Утер локтем лоб. Его вихры слиплись и обвисли, лицо было пунцовым.

– Ты не знаешь, что теряешь!

– Знаю. И еще я знаю, что ты предвкушаешь, а оно не стоит усилий, которых потребует.

Мальчишка сердито насупился.

– Так настоящие мужчины не говорят!

– Так говорят разумные люди. Насколько я понимаю, ты раздумал убежать, чтобы стать наемником?

Полион тревожно огляделся – не подслушивает ли кто-нибудь среди теней.

– Ты меня отговорил.

– Я просто изложил тебе факты. А про другой свой выбор ты меня не спрашивал. Это потные, бестолковые, преходящие минуты, а в уплату ты должен отдать всю свою жизнь.

По отупелому лицу мальчишки скользнули противоречивые выражения сомнения, страх, похоть.

– А по-моему, так ничего похожего. – И он отошел наполнить кружки, шагая медленно и осторожно.

Любопытно, что Полион Тарн приобрел славу сердцееда. Его деревенские родичи могли обманываться, но не Раксал. В любострастии у него было несравненно больше опыта, чем у них, и на мир он теперь смотрел с холодной равнодушной проницательностью муолграта. Он только что видел мальчика, полного ужаса, что ему не удастся достойно показать себя в первую брачную ночь. Крепкий сидр, разумеется, тут плохая подмога, как, в отличие от него, вероятно, знают его приятели. Когда-то такое заблуждение показалось бы Раксалу Раддаиту забавным, хотя теперь он был не в силах понять почему, как не помнил, что, собственно, стоит за словом "позабавить".

– Ты Раксал! – объявил новый голос. – Гость!

Имени этого детины Раксал не знал. Он был старше Полиона и куда более дюжим. Физиономия у него распухла, одного переднего зуба не хватало. И он был пьян даже больше.

– Так что?

– Иди веселись! – объявил детина и на заплетающихся ногах побрел к бочкам.

– Твоя работа, так ведь? – На другой конец скамьи опустился Тибал Фрайнит.

Раксал посмотрел на него с некоторой опаской. Он еще не освоился с мыслью, что человек, знающий будущее, способен остаться человеком.

– О чем ты?

Тибал отхлебнул из кружки и утер рот рукой.

– Вчера вечером Балион и Филион набросились друг на друга, как два взбесившихся пса. Они никогда прежде не ссорились и не могут объяснить, почему вдруг между ними возникла такая неприязнь, однако сегодня Балион смахивает на отбивную котлету, а Филион еле волочит ноги, даже после того как ивилгратка сделала для него все, что было в ее силах.

– Это было вчера. Откуда ты знаешь про это?

– Через несколько минут Гвин-садж спросит мое мнение о случившемся, вот откуда. А теперь ответь на мой вопрос, я ведь забуду твой ответ.

– Тогда зачем спрашивать?

Тибал вздохнул.

– Никогда не спрашивай шуулграта, почему он делает то или это. Ты вызвал у них ненависть друг к другу, так?

– Да.

Худой шуулграт посмотрел на него с любопытством.

– Ты ставил опыты, проверял, способен ли ты вызывать сильные чувства в других, как приписывается муолгратам? Ты внушил им бессмысленную ярость и наблюдал, что из этого получится?

Раксал пожал плечами, соглашаясь.

– Ради чего? Ты надеялся, что таким способом тоже испытаешь хотя бы тень ее?

– Нет, если тебе это интересно.

Тибал снова отпил из кружки.

– Ты хотел бы снова испытать чувства или тебе лучше быть тем, чем ты стал, – человеком-сосулькой?

– Чувства кажутся ненужными помехами, источником всяческих бед и хлопот. Зачем бы я хотел их испытывать?

– Но ты хочешь! И знаешь, есть способ. В Рарагаше... Способ есть!

На мгновение Раксал ощутил интерес... разумеется, чисто интеллектуальное любопытство. Иначе же и быть не может!

– Какой?

– Эге! – Тибал ухмыльнулся и сделал еще глоток. – Погоди и узнаешь. Ты подумываешь о самоубийстве. Обычный прием муолгратов – выбрать вооруженного человека и ввергнуть его в слепую жажду убийства. Жестоко по отношению к такому избраннику: ему ведь приходится жить с таким воспоминанием... О Судьбы!

– Что такое?

Шуулграт молча покачал головой. Лицо его сморщилось в выражении, которое, как вспомнил Раксал, означало брезгливость, отвращение и боль. Но точно он определить не мог.

Из теней донеслось громкое "ик!", и появился Полион – на этот раз с двумя полными кружками.

– Эй! Шуулграт!

– Привет, новобрачный!

Полион остановился, расплескивая сидр. Он тупо прищурился на Тибала.

– Ты мне скажешь, сколько у меня будет сыновей?

– Нет.

– Ну а... ик!.. долго мне быть женатым?

– Я же сказал тебе, что никогда ничего не предсказываю.

Полион нахмурился и отпил из кружки.

– Все вранье! – объявил он и, шатаясь, удалился в темноту.

Тибал перегнулся, пряча лицо в ладонях.

– Тебя что-то тревожит? – спросил Раксал.

Тибал не ответил.

– Немного перепил?

– Помолчи! – Голос Тибала надломился.

Что попросту подтверждало, что шуулграты действительно теряют рассудок. Правда, Тибалу Фрайниту удавалось лучше скрывать свое безумие, чем другим. Только и всего. Вскоре Тибал вздохнул и выпрямился.

– Почему ты не захотел ответить на его вопросы? – спросил Раксал.

– Какие вопросы? Чьи? А! – Тибал вскочил на ноги.

– Раксал-садж! – От темноты отделилась Гвин Тарн. Она одарила его улыбкой, а потом вгляделась в его собеседника. – Ты плакал?

Тибал протер глаза.

– От дыма.

– А! – В простом белом свадебном платье она обрела удивительное сходство с фигурами на классических фресках в Далинге. Раксал подумал, что зарданцы могли присвоить эту имперскую моду, как прибрали к рукам все материальные богатства. В таком случае их ввели в заблуждение, ведь белый цвет в Кволе был цветом траура.

В одной руке она несла небольшую корзинку. Ее темные волосы были зачесаны вверх и украшены бутонами белых роз. От нее исходили волны тихой радости, совершенно непохожие на потное возбуждение, которое он замечал во всех остальных женщинах. Она не была девушкой-худышкой, но ее фигура не походила на взбитые подушки, как у других тарнских женщин. Он еще узнавал красоту, как и музыку, и она трогала его не больше. Заметив восхищение на лице Тибала, он понял, какое впечатление она бы произвела на него в прошлом. Теперь он не почувствовал ничего.

Почти ничего. Он ощутил в ней какую-то властность, которой не находил объяснение. Может быть, она теперь некоронованная королева долины? Или все дело в том, что эта ночь принадлежит ей, что буйное празднество устроено в ее честь? Предположительно, это было ей приятно и придавало уверенности.

Она обратила свою улыбку на него.

– Ты не пойдешь потанцевать со мной?

– Нет.

Она надула губы.

– А ты еще раз потанцуешь со мной, Тибал?

– Еще бы! И с большим изяществом. Я наступлю тебе на ногу всего один раз!

Она засмеялась.

– Вот этому пророчеству я не поверю! Ты лучший танцор из всех, кого я знаю. А так как мы уже один раз потанцевали, то разделяем приятные воспоминания, правда? Раксал, ты сидишь тут, будто бородавчатая жаба, и наводишь на всех тоску. Ты, очевидно, не хочешь участвовать в праздновании, а потому можешь выполнить одно мое небольшое поручение.

Раксал не увидел в этом выводе никакой логики и промолчал.

Гвин протянула ему корзинку.

– Бедная Джодо в своей палатке среди леса слышит музыку, песни и готова выплакать глаза от тоски. Мы хотя бы можем поделиться с ней угощением. Боюсь, только это в наших силах, но вот кое-какие лакомства для нее.

Не веря своим ушам, Раксал вцепился обеими руками в край скамьи.

– Ты хочешь, чтобы я навестил джоолгратку?

Она кокетливо подняла брови, но глаза у нее блеснули холодом.

– А что такого? Ты ведь не можешь страшиться ее, как мы все. Она не способна обнажить твои похотливые помыслы, ткнуть тебя в них – их у тебя нет. А если бы ей это и удалось, ты же не почувствуешь стыда.

– Я не хочу никуда идти. С какой стати?

– А вот с какой, – нежно сказала Гвин. – Если ты не пойдешь, я попрошу своего мужа, девятерых моих сыновей и моих тридцать с лишним внуков, не говоря уж о бесчисленных моих племянниках, выгнать тебя из долины бичами. Она наклонила голову набок и задумчиво на него посмотрела, словно взвешивая следующую угрозу. Но потом улыбнулась, превращая все в шутку. – Тебе же не нужно подходить к ней близко. Как только ты приблизишься на достаточное расстояние, чтобы она уловила твое присутствие, она поймет, кто ты и зачем пришел, а ты поймешь, что она поняла, а тогда просто поставишь корзинку и улепетнешь как заяц.

Раксал взвесил ее предложение. Оно ему не нравилось. Но вот почему? Страх перед джоолграткой? Гнев, что им командуют? Он недоступен таким слабостям. Однако позволить добраться до самых тайных мыслей – опасно, а его ум еще не утратил логичности.

Он заметил, что Тибал улыбается до ушей, но, вероятно, это просто проявление мужского голода, раздразненного близостью женщины в расцвете.

Раксал мог и не сделать того, чего хотела от него эта женщина. Он муолграт. Пальцем не пошевелив, он мог бы пробудить в ней такую страсть, что она накинется на Тибала Фрайнита и изнасилует его. Он может нагнать на нее такой ужас, что она с воплями убежит в лес. Но к чему затрудняться? Почему не сделать того, о чем она просит?

Небольшая прогулка поможет ему уснуть. Он так мало спит теперь! И ему все время снятся сны – холодные, бесстрастные картины его детства, юности, брака, Толаминской войны и людей, которых он знавал до того, как был помечен Проклятием. Сны оставляли его равнодушным, и все же он просыпался в лужицах ледяного пота. Ему это не нравилось. Он встал и неохотно взял корзинку. Прогулка по лесу не может быть скучнее этого свадебного веселья. Широким шагом он скрылся за деревьями.