Текст книги "Меч демона"

Автор книги: Дэйв Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

7

Тело затекло, а ноги все еще болели после прогулки в Орки. Прихрамывая, он медленно брел по тропе, чтобы глаза привыкли к темноте и чтобы остальные не отставали. Луна, окруженная туманным венцом, уже склонялась к западу. Дыхание вырывалось на морозе облачками пара.

Он никогда не ходил к хобу ночью. Конечно, он мог взять факел, но вид огня беспокоил хоба. Хоб вообще легко заводился, особенно в грозу. Любая гроза, проходившая над Страт-Филланом, неизбежно задерживалась над Скалой Молний, испепеляя деревья, сотрясая скалу, отдаваясь эхом в холмах. И каждый раз после этого по всему глену молоко скисало, телята рождались мертвыми, дети хворали – до тех пор, пока знахарке не удавалось успокоить хоба. Вскоре хобу надоедало любоваться на почерневшие стволы в своей роще, и он позволял бабке Нен забрать их на дрова, а она посылала Тоби срубить мертвые деревья.

Кто-то из мужчин тревожно кашлянул, и Тоби сообразил, что они идут уже по самой роще.

– Почему бы вам не подождать здесь? – Похоже, именно этих слов они от него и ждали.

– Ну… ты без нас обойдешься? – с наигранной нерешительностью спросил Мельник.

– Лучше, если пойдет только один из нас. Так будет проще.

Остальные с готовностью согласились.

Дальше Тоби пошел один. Тропа сделалась уже. На ходу он размышлял, будет ли хоб ночью лучше заметен, чем днем, или хуже. Собственно, все, что он видел до сих пор, – это серебристое мерцание, что-то вроде свечения среди деревьев, словно листва начинала светиться, а воздух свежел. Обычно хоб оставался в своей пещере, но иногда выходил и смотрел, как Тоби рубит деревья. Очень редко Тоби замечал его в других частях глена. Хоб никогда не говорил с ним, только со знахаркой. Он вообще не знал, говорит ли хоб с кем-либо еще и понимает ли его этот кто-то, если тот все-таки говорит. Он подозревал, что по человеческим меркам хоб не слишком умен. Бабка Нен редко говорила о хобе, даже с ним. Она пела хобу, дарила ему красивые безделушки – в общем, поддерживала у него хорошее настроение.

Тропа оборвалась. Бабки Нен здесь точно не было. Прямо перед Тоби луна ярко освещала склон Скалы Молний и маленькую трещину в нем – вход в пещеру хоба.

Тоби опустился на колени – прямо на мягкий мох. Он склонил голову, исподтишка озираясь по сторонам. Он не увидел ничего, кроме поблескивавших предметов – подношений, по большей части блестящих камешков. Люди приходили со своими затруднениями к бабке Нен и давали ей подобные мелочи, она же относила их хобу, передавая при этом просьбы: у коровы Герды Мюррей пропадает молоко… боль в спине у Лахлана Филда не дает ему заработать на пропитание…

Он решил для начала представиться – на случай, если хоб его не помнит.

– Я Тоби Стрейнджерсон, из дома… меня растила знахарка. – Он чувствовал себя довольно глупо, словно говорил сам с собой. – Я очень благодарен тебе за спасение от демона и за то, что ты благополучно вернул меня домой. – Ну, почти благополучно – во всяком случае, без единого перелома.

Он сунул руку в спорран в поисках монет и наткнулся на что-то небольшое и твердое. Он вспомнил, что бабка Нен дала ему камень. Он оставил камень и вынул деньги.

– Я принес тебе вот это. Я надеюсь, тебе понравится. – Он бросил монеты в грот. Они звякнули о камень.

Тишина. Ни звука, ни ветерка. Вообще ничего.

Он уже не сомневался – хоба здесь нет. Он говорил сам с собой.

Где-то хрустнула ветка.

Сердце подскочило. Он оглянулся, подождал, но больше ничего не услышал.

– Мы не можем найти бабку Нем. – Он заговорил быстрее. – Мы беспокоимся за нее, она совсем старенькая, а ночь такая холодная. Будь так добр, отведи меня к ней, пожалуйста. Или пришли ее домой.

За его спиной кто-то хихикнул.

Тоби вскочил, вглядываясь в темноту, – он был слишком хорошо виден на фоне освещенной луной скалы. Сердце бешено колотилось в груди: «Дум… Дум…» Кто-то снова хихикнул.

Безумный Колин!

Безумный Колин Кэмпбелл был здесь, в роще, и наверняка нож все еще у него.

«Вперед!»

Стволы деревьев светились бледным светом – он отчетливо видел каждый лист, каждую тростинку. Время замедлило свой бег, подчиняясь сумасшедшему барабанному бою. Слева от него, в кустах, маленьким темным комочком чернело тело бабки Нен. По тропе к нему крался человек, поблескивая лезвием ножа, ощерив зубы в предвкушении крови. Он не слышал барабанщика, не видел ужасного голубого сияния.

Плечистый юноша шагнул в тень. Глядя на приближающегося убийцу, юноша схватился за ржавое кольцо на левом запястье, потянул, пока замок не лопнул, и отшвырнул его в сторону.

Человек подпрыгнул и оглянулся посмотреть, что это за шум.

Юноша принялся за правый наручник. Это оказалось чуть труднее. Кровь выступила из-под ногтей, но проклятая штуковина все же поддалась. На этот раз безумец услышал лязг замка и определил источник шума. Он двинулся дальше, задыхаясь от возбуждения и описывая кончиком ножа небольшие круги.

Когда он оказался на расстоянии вытянутой руки, поджидавший его юноша стремительно выбросил руку и перехватил нож другой рукой он схватил человека за горло. Он выворачивал безумцу запястье до тех пор, пока кости не треснули и тот не выронил нож. Потом он раздавил тому глотку – так давят блоху – и наблюдал за тем, как тот умирает, выкатывая глаза, разинув рот, вывалив язык, – совершенно беззвучно. Только неутомимый, заглушающий все ритм: «Дум… Дум…» Потом он отшвырнул дергающийся труп, как пустую яичную скорлупу.

8

Бабка Нен была мертва уже несколько часов. Тело ее остыло и закоченело, и весила она не больше небольшой охапки веток. Тоби нес ее на руках вниз по тропе, стараясь не смотреть на страшную рану у нее на горле – черную от запекшейся крови.

Не задерживаясь, он миновал ожидавших его людей и поспешил в дом, слыша за спиной их сердитое ворчание. Как бы он ни спешил, они не могли не заметить слезы у него на щеках. Взрослому мужчине стыдно плакать, но сейчас ему было на все наплевать.

Плачущий убийца? Он ведь снова убил. В четвертый раз за одну ночь его руки совершили убийство, и на этот раз он убил не того. Трупом, который остывал сейчас в роще, полагалось бы быть Толстому Вику, а не Колину. Безумный Колин родился ущербным. Хоб ли постарался, или же это вышло просто по случайности, но вины Безумного Колина в этом не было. Ужас и кровь Норфорд-Бриджа лишили его остатков разума, но и война случилась не по его вине. Убийца – Вик, вложивший в его руку нож.

Кто убил Безумного Колина? Тоби Стрейнджерсон или демон? Он не мог больше отрицать, что носит в сердце демона. Он не мог больше верить в то, что из темницы его спас хоб. Уж никак не хоб вселился в него только для того, чтобы совершить еще одно убийство, – хоб действует более прямолинейно. Когда бой военных барабанов не понравился хобу, солдаты свалились в судорогах. Через несколько лет после этого странствующий жестянщик попытался нарубить дров в роще для костра – он неловко взмахнул топором, рассек себе ногу и истек кровью. Похищать тело смертного для каких-то целей как раз в духе демонов, а не хоба.

Оглушительный барабанный бой сердца и призрачный голубой свет – тоже проявления демона. Он овладел Тоби в замке и благополучно привел домой, но и после не бросил он просто отпустил поводья… ненадолго. Когда возникла опасность, он оказался тут как тут. Демон озабочен благополучием Тоби Стрейнджерсона не меньше, чем он сам, ибо теперь они делят одно тело. Безумный Колин угрожал ему, поэтому демон убил Колина. Он устранил угрозу и снова оставил его в покое – так отпускают боевого коня попастись и порезвиться на лугу. Но только до звука трубы сразу же за этим всадник снова вскочит в седло.

Чей он теперь человек? Демона.

Он почувствовал, что хоба нет – уж не бежал ли тот, когда в пещеру его ступил демон? Но почему тогда он не спас бабку Нен раньше? Возможно, узнал о появлении леди Вальды и ушел из глена совсем. Что толку гадать – смертному никогда не понять духа.

Значит, демон овладевал Тоби Стрейнджерсоном уже дважды. В первый раз демон не обратил внимания на ручные кандалы. А потом из его мыслей он узнал, что они могут стать помехой, и демон избавился от них, понимая, что Тоби не сможет сделать этого сам. Выходит, демон знал все, что он думает и делает, даже когда он не замечал его присутствия. Демон, несомненно, читал его мысли и сейчас, тихонько хихикая или что там делают демоны, когда потешаются. Он учился. Он уже более умело использовал человеческое тело, которое похитил.

Что будет дальше? Кого он убьет следующим? Какие ужасы натворит? Ему, Тоби, самому лучше перерезать себе горло или добровольно сдаться, пусть его посадят на кол. Люди, в которых вселился демон, часто накладывают на себя руки – вроде того подручного могильщика из Обена, который года два назад гонялся по улице с тесаком, кромсая женщин и детей. Его нашли потом в постели с отрубленными кистями. Сможет ли Тоби Стрейнджерсон так поступить? Повинуются ли ему руки, если он попробует? И чем будет это самоубийство – избавлением или победой демона?

Он ногой распахнул дверь избушки, услышав, как разлетается задвижка. Огонь прогорел, и в очаге лишь краснели уголья, но глаза его привыкли к темноте. Ему вполне хватило света, чтобы донести бабку Нен до кровати. Он опустился на колени, уронил голову на руки и отдался своему горю, пока не начал задыхаться от всхлипов и не заболело горло.

За его спиной хлопнула дверь.

– Убирайтесь?

– Нет, парень, – возразил Кузнец. – Это тебе придется уходить.

Тоби сердито усмехнулся. Старый Эрик стоял неколебимо, как его наковальня, но остальные остались снаружи. Вот хитрецы! Если Тоби и доверял кому из них, так именно кузнецу они это тоже понимали.

– Мы проследим, чтобы ее тело упокоилось с миром, – буркнул здоровяк, – а хоб позаботится о ее душе. Она мертва уже давно. Никто тебя в этом не обвинит.

Нет, это не рука Тоби держала нож, но если бы он послушался бабку и не влез бы в драку с Форрестером, если бы он спрятался в роще, а не позволил бы солдатам увести себя… если бы не все эти «если бы», он был бы здесь, он спас бы ее от Безумного Колина.

Ну почему хоб не защитил ее или хотя бы не предупредил? Почему после стольких лет он показал себя таким капризным?

Вторая смерть не волновала его. Тело безумца не найдут еще месяцы или даже годы. Никто не станет оплакивать Колина, и, возможно, это убийство так или иначе припишут мести хоба.

– Скоро явятся сассенахи. – Кузнец шагнул ближе. – Ты осилишь дорогу до Энни, парень? Или нам сходить за ослом?

Тоби верхом на осле? Он встал, хотя на это у него ушел остаток сил. Чтобы не упасть, он прислонился головой к стропилу, ощутив щекой холодную округлость бревна.

– Я не маленький! Я сам пойду!

– Тогда пошли. Бери свой узел, и… – Рука кузнеца протянулась и стиснула его запястье.

Тоби попытался вырваться, но хватка у кузнеца была стальная. Мгновение они, стиснув зубы, смотрели друг на друга – две пары самых крепких рук в глене… Затем младший покорился. Не видать ему в этом году титула чемпиона по поднятию тяжестей.

– Да ты истекаешь кровью! – Кузнец уставился на его исцарапанные руки.

– Где наручники? Хоб постарался?

Хоба там не было, но сказать так означало напроситься на нежелательные вопросы.

– А вы как думаете, я сам их снял?

Пауза на размышление… потом Эрик отпустил его.

– Нет. Ни один человек этого не сможет. – Его покрытое шрамами, обветренное лицо нахмурилось. Он оценивающе поглядел на Тоби. – Странные чудеса ты творишь нынче ночью, парень.

Тоби бросил взгляд на маленькое тело на кровати.

– Недостаточно чудесные, – прошептал он.

Тяжелая рука сжала его плечо.

– Она прожила дольше, чем большинство из нас. Она была стара, когда я был еще мальчишкой, да и мой папаша тоже. Глену ее будет не хватать. Она не говорила, кому ухаживать за хобом после ее смерти?

– Нет. Она говорила, что найдется кто-то, но не сказала кто.

– Ладно, там видно будет. Пошли-ка лучше к Энни. Она ждет тебя, а уже почти рассвело. Не сходи с дороги, сынок, – так ты не оставишь следов на заиндевелой траве. Мы сумеем вытащить тебя из глена.

Да… надо сказать что-то… Ах, да…

– Спасибо.

И почему это далось ему с таким трудом? Почему он так неохотно принимает их помощь?

– Это мы должны благодарить тебя, – возразил Кузнец. – Ты пошел с голыми руками на мечника. Храбрость украшает мужчину, но по всем правилам это ты, парень, должен был погибнуть. Даже сильные мужики истекают кровью. Ты уж не привыкай к безрассудству. Взвешивай все заранее, если можешь.

Кэмпбелл из Филлана, советующий быть осмотрительнее? Воистину завтра коровы начнут летать. Больше говорить было не о чем. Тоби нагнулся и подобрал свой узел. Подумав, он взял баночку бабкиного бальзама. Потом пошел к двери. Дом Энни находился у Бридж-Ов-Орки. Еще несколько часов он как-нибудь продержится уж это не труднее кулачного боя.

– Да хранят тебя добрые духи, Тоби из Филлана, – прошептал Кузнец, когда Тоби пригнулся, проходя в дверь.

Он застыл и обернулся, прислонившись к косяку. Даже усталость не помешала ему вспыхнуть от злости слишком уж долго он сдерживался.

– О нет! Я возьму новое имя. Я заработаю себе новое имя, мастер Кэмпбелл. Но только не это.

Челюсть здоровяка угрожающе выпятилась – его любимому глену нанесено оскорбление.

– Раз так, выбирай себе какое хочешь имя, ублюдок. Вот только как его примет мир – будет любить его или ненавидеть?

– Бояться! – отрезал Тоби, навсегда покидая дом, в котором родился.

Часть третья
Путеводный свет

1

Энни Бридж была одной из четырех Энни Кэмпбелл, что жили в глене. Ее дом был одним из самых больших – целых две комнаты. Здесь после смерти мужа под Литхолом она растила трех рослых сыновей. Когда же король Ферган бросил вызов владычеству англичан в 1511 году, старший отправился мстить за отца. Когда Ферган бежал из лондонского плена в 1516 году и вернулся в Хайленд, чтобы снова поднять народ, оставшиеся двое последовали за лэрдом на поле Парлайна. Последние три года Энни жила одна.

Это была сухопарая, седовласая женщина, обладавшая мягкостью мельничного жернова. Годы и непогода выдубили кожу на ее лице и руках. Она горбилась и смотрела на весь мир с вызовом. Она истово ненавидела англичан и готова была на все ради человека, убившего одного из них. Кроме того, она славилась своей стряпней.

Тоби спал, ел и снова спал, делая перерыв, только чтобы умыться и побриться. У него болел каждый мускул, суставы скрипели, как ржавые дверные петли. Обычно он даже любил это ощущение – оно означало, что он растет и набирается сил, однако сейчас оно не доставляло ему удовольствия. Еще вчера, почти в это же время, он гордился, глядя на свое отражение в зеркале, но с тех пор ему довелось увидеть, как эти самые руки лишали жизни людей и гнули стальные прутья, словно тесто. Сила больше не казалась ему достоинством. Демон превратил все его надежды в издевку.

Когда небо на западе окрасилось сердитым румянцем заката, Тоби поглощал очередной обед. Стол в первой комнате был уставлен таким количеством снеди, какого даже ему хватило бы на неделю, хоть Хельга Бернсайд и говорила, что он один ест больше, чем весь гарнизон сассенахов. Он чувствовал себя очень странно, пытаясь свыкнуться с внезапными переменами в своей жизни. Это напоминало ему скованный льдом ручей по весне, когда ровная белая гладь вдруг сменяется бурлящим потоком. Так и мир Тоби Стрейнджерсона взломался разом, даже не дожидаясь, пока он уйдет из глена.

Ему полагалось бы оплакивать бабку Нен. Ему полагалось бы переживать из-за демона, поселившегося у него в сердце, из-за охотившихся за ним англичан, из-за предстоявшего опасного перехода через Глен-Орки, даже из-за мятежников, возможно, поджидавших его с той стороны, – и все же он чувствовал какой-то нервный подъем – наконец-то он покидает глен, чтобы искать счастья в мире. Он жевал и думал.

Энни сидела в дверях – на свету – и шила быстрыми, уверенными стежками. Она повернула голову посмотреть, как он справляется с едой.

– Возьми еще говядины! И гусятины тоже. Жир согреет тебя в горах.

Тоби положил себе еще кусок мяса. Объедаться лучше всего осенью, когда забивают скот. Тогда даже бедняки могут надеяться, что они насытятся мясом. Энни буркнула, чтобы он не скромничал и накладывал себе как следует.

– Но я вас разорю! – запротестовал он.

На короткое мгновение что-то осветило ее изборожденное морщинами лицо – так солнечный луч заставляет серый снег искриться алмазами.

– Знал бы ты, сынок, что значит для меня снова кормить мужчину. У меня сердце радуется, глядя, как все это исчезает у тебя во рту. Очисти стол, и я с удовольствием заставлю его снова.

Что тут поделать, кроме как продолжать есть?

Разве что задавать вопросы с набитым ртом?

Ну, например: «Есть новости из замка?»

Энни наклонилась к шитью и перекусила нитку.

– Ага. Сассенахи, рада сказать, здорово суетятся. Они выставили патрули на дорогах и разъезжают по холмам.

С минуту Тоби молча жевал, но продолжения не последовало.

– Они не обыскивали деревню, не угрожали взять заложников?

– А с чего бы? – Энни поднесла иглу к глазам и продела нитку в ушко. – С чего им искать в деревне, если конь так и пропал?

– Ох ты! Значит, коня так и не нашли?

– Ну, покуда они еще не догадались посмотреть под кроватью у Мюррея Макдугала.

Тоби повезло, что в это время он ничего не глотал. Он засмеялся – бабка Нен говорила, что, когда он так смеется, его смех громче грома и может разбудить хоба. Он с трудом заставил себя замолчать – он чувствовал себя виноватым уже за то, что вообще может смеяться, когда не минуло еще полного дня.

Если Сокола не нашли, сассенахи решат, что их жертва ускакала, чтобы примкнуть к мятежникам. Спокойствие Энни позволяло предположить, что он может рискнуть задать вопросы и посерьезнее.

– А что они говорят про мое бегство из темницы?

Старуха пристально посмотрела на него:

– Ты же сам там был, разве нет?

– Но то, что я помню, может отличаться от того, что говорят они.

Она кивнула, возвращаясь к шитью.

– Это все та безумная женщина, они говорят – та, что хотела нанять тебя. Она спустилась в темницу, чтобы уговорить тебя поступить к ней на службу. – Голос старухи дрогнул. – Вот что, по их словам, ей было нужно от тебя, и я знать не хочу ничего об этом, если это не относится к делу. Они говорят, ты пырнул ее ножом. Они называют тебя безумцем и опасным типом.

Тоби продолжал жевать, удивляясь тому, что может так просто говорить со старой Энни. Обычно при виде женщины у него язык примерзал к небу. Он сообразил, что она ни слова не сказала про мертвые тела в темнице.

– Обыкновенно я не одобряю, когда леди пыряют ножами, – добавила Энни.

– Это как правило. Но если есть правила, то есть исключения из правил, и если правда то, что о ней говорят, то, право слово, жаль, что ты не постарался получше, пока была такая возможность.

Выходит, Вальда объяснила рану на груди. А как она объяснила стол, свиток, окровавленную чашу и прочие инструменты своего колдовства? Возможно, она сделала их невидимыми, но что тогда стало с телами… или там не было никаких тел? Тоби размозжил голову одному и свернул шею другому. Его глаза – глаза демона – видели этих четверых иначе, чем обычных смертных. И то, что о телах ничего неизвестно, наводило на невеселые мысли. Тела ожили и ушли. Вот интересно: если кто-нибудь сломает сейчас шею Тоби Стрейнджерсону, сможет он сделать то же?

Энни снова откусила нитку.

– Вот, примерь-ка.

Он встал примерить штаны, которые она шила. Она демонстративно отвернулась, якобы полюбоваться на закат, но Тоби тоже повернулся к ней спиной. Он снял пояс, оставив плед свободно свисать с плеч, и натянул штаны. Новый твид был приятно жестким, и от него пахло торфом, но Тоби противна была мысль о том, что ему придется носить такую сковывающую движения одежду. Он завязал смущавший его клапан спереди и дал Энни оценить результат.

– Очень здорово, – сказал он. – Как раз впору. Я не знаю, как…

– Повернись. Да, сойдет. Жаль, нет у меня времени сшить тебе рубаху и куртку. Башмаков я, конечно, не осилю…

– Вы и так сделали больше, чем нужно. Можно я пока останусь в пледе? – Он обошел ее, вышел на улицу и зашел за дом кругом в поисках удобного места для того, чтобы одеться.

Отказаться от пледа? Ходить с закрытыми руками и ногами? Обуться в башмаки? Но если он собирается в Лоуленд и в другие дальние края, ему следует одеваться как сассенаху – Энни права. Похоже, эта же мысль пришла в голову и остальным. Соседи принесли пару рубах, плащ и пару башмаков – диковины, попавшие в глен давным-давно по чистой случайности и годами валявшиеся в сундуках. Все они были ему отчаянно малы.

Все это смущало его – уж не награда ли все это за убийство Годвина Форрестера? Кровавые деньги? Или глен действительно переживает за Тоби Стрейнджерсона? Скорее всего это была взятка за то, чтобы он поскорее убрался – скатертью дорожка!

Тоби вернулся, перекинув штаны через руку. Энни забрала их, и он подошел к столу.

– Я положу их с твоим барахлом. – Она принялась возиться с его узлом похоже, она весь день только и делала, что подкладывала туда то одно, то другое. – Ты бы положил это в спорран, так надежнее будет. – Энн выложила перед ним кошелек бабки Йен.

Тоби повиновался, и пальцы его нашарили еще что-то. Он вынул камень и в первый раз разглядел как следует. Камешек был прозрачный и угловатый – один край сломан, другой – идеально ограненный, светящийся розовым. Аметист, наверное. Аметистов в глене было больше всего. Бродячий торговец может заплатить за такой пару пенни.

Это не укрылось от острого взгляда Энни.

Он поспешно убрал камень:

– Подарок бабки Нен. Вы ведь знаете, она все время искала красивые штуковины, чтобы отнести хобу, но потом она слегка тронулась на-этом – все искала и искала. И в последнюю ночь… когда мы прощались… наверное, она спутала меня с хобом… Жаль выбрасывать его… – Объяснение вышло вполне убедительное. Энни никому не скажет, а если и скажет, что из того? Он набил рот свежей булкой, не такой вкусной, как пекла бабка Нен, но съедобной вполне.

Энни серьезно кивнула:

– Когда Эрик уходил, я дала ему новый плед. Старый так и висит на крюке, я его даже не стирала с тех пор. – Она собрала корзину для шитья и повернулась к столу, но задержалась. – Что-то не так?

– Ничего, – пробормотал он. Ее муж умер, когда Тоби еще не родился.

– Как-то странно ты на меня смотришь, Тоби Стрейнджерсон!

Он покраснел до корней волос.

– Вот уж никогда не считал вас сентиментальной. Я пытаюсь понять, зачем вы рассказали мне про плед.

Она пошла относить корзину.

– Тебе еще надо немного подрасти. Ты, оказывается, циничный парень, Тоби. Конечно, это можно понять. Да, тут, в доме, есть меч, и ты возьмешь его с собой.

– Меч? Я не умею обращаться с мечом!

Она снова встала рядом с ним, держа в руках по ведерку.

– А кто об этом узнает? Я думаю, одного твоего вида с этим мечом на поясе будет вполне достаточно. Один взгляд, и все снимут перед тобой шапки. Это старый Брен Уэстберн прислал. Он сказал, что в свое время меч вволю напился английской крови, но что теперь ему захотелось еще. Так что бери. Я пойду доить.

– Я могу подоить за вас!

– Ты останешься здесь! – буркнула Энни. – Ешь, покуда есть место. Потом забирай меч и свой узел и ступай, куда я сказала. Обойдемся без прощаний.

Тоби начал подниматься.

– Ешь! – рявкнула она.

Он плюхнулся обратно на табурет. Он наелся досыта, но послушно потянулся за мясом, чтобы доставить ей удовольствие. Какими словами выразить ей свою благодарность? Язык у него заплетался – он был не мастер говорить.

– Я не знаю, с чего начать…

– Вот и не начинай. Мне не нужно твоей благодарности, Тоби Стрейнджерсон. – Она задержалась в дверях. – Ты славный парень, но я рада, что ты уходишь, не могу сказать как рада. Весь глен обрадуется твоему уходу, жаль только, что ты не забираешь с собой этого лоботряса Вика Коптильщика. Ну ничего, мы еще вышвырнем его как-нибудь, или кто из мужей достанет его ножом, чтобы духу вашего здесь не было.

– Духу?.. – поражение пробормотал он.

Лицо ее оставалось в тени, но голос был горек, как ягоды можжевельника.

– Неужели ты до сих пор не понял? Все эти годы вы были позором глена. Разве никто не говорил этого тебе? Ты что, про Укрощение никогда не слышал? О, они укротили нас, скажу я тебе, еще как укротили! Вся крепкая молодежь ушла и мало кто вернулся, и все же здесь оставались и мужчины. Во всяком случае, у них болталось что нужно между ног, так что они считались мужчинами. Но они не сожгли замок, когда сассенахи забрали женщин. Через месяц или чуть больше, когда англичанам надоели эти шестеро, они предложили обменять их. Старух не надо, сказали они, но бабы помоложе – вроде меня – сойдут, и тогда мы отпустим ваших девок. Как ты думаешь, мы выстроились в очередь перед воротами?

Он смог только мотнуть головой в горле застрял комок.

– Ты угадал! – Голос Энни окреп. – Не выстроились. Ну конечно, у меня на руках было трое пацанов, так что мне нельзя было идти, не так ли? У всех нашелся повод. Дети. Мужья и отцы, которые нас заперли и не пускали. Кто первой вызовется быть шлюхой? Кому охота ублажать целый отряд сассенахов ночь за ночью? Все эти вдовы… но у нас у всех нашлись отговорки. И у мужчин, и у женщин, у всех нашлись отговорки. Вот так и вышло, что ублюдков могло быть не больше шести. Это очень важно. Не больше шести. Да, шестеро вас было, и каждый день с самого твоего рождения, Тоби Стрейнджерсон, один твой вид резал нам глаза, напоминая о нашем позоре, напоминая, что мы все струсили и не помогли своим! Так что ступай из глена. И забирай своего тухлого сводного братца – хорошо бы, чтобы забрал. Вот когда вас обоих не будет, мы, может, сможем забыть.

Она шагнула за дверь со своими подойниками, бросив на прощание:

– Мне не нужна твоя благодарность.

И ушла.

Тоби встал. Аппетит у него пропал ему не хотелось больше ее гостеприимства на таких условиях. Ну да, накормить и одеть куда проще, чем быть сассенахской шлюхой целую зиму.

Впрочем, так было легче. Теперь он хоть не чувствовал себя в долгу за всю эту помощь.

Вот вам и дружба Кэмпбеллов.

Вот вам и их хваленая храбрость.