Текст книги "В финале Джон умрет"
Автор книги: Дэвид Вонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Из капсулы выросли два плоских придатка, задергались, забились… Крылья. Черный шарик захлопал крыльями о ковер, издавая ужасный звук, похожий на треск крыльев насекомого. Затем «тик–так» стремительно взлетел, превратившись втемную полоску с неопределенными очертаниями, и бросился на меня.
Я и не подозревал, что стою с открытым ртом – иначе, уверяю вас, немедленно бы его захлопнул. В одно мгновение эта тварь угодила на язык, отскочила и двинулась дальше вглубь, вызвав жуткое першение в горле. Я закашлялся. «Соевый соус» в виде насекомого пополз по глотке вниз, в сторону кишечника, я чувствовал каждое прикосновение его лапок.
Я открыл глаза и принялся искать вторую капсулу. Найти ее на темном ковре будет нелегко…
Вот она.
Зажужжав, капсула взлетела – так быстро, что скрылась из виду. Я сжал губы и для надежности прикрыл рот ладонью. Тварь приземлилась на левую щеку, и я, не раздумывая, хлопнул по ней, словно пытался убить комара.
Боль под глазом – жгучая боль, словно от кислоты или раскаленного железа. Я подавил в себе вопль, коснулся лица рукой и увидел, что она в крови.
Укол превратился во вспышку боли, которая растеклась по телу, дошла до кончиков пальцев на ногах. К огромной, невообразимой боли примешивался какой–то странный зуд– это рвалась плоть и нервные окончания.
Я ощутил медный привкус крови и почувствовал, как во рту что–то движется…
МАТЬ ТВОЮ, ГРЕБАНЫЙ «СОЕВЫЙ СОУС» РОЕТ ВО МНЕ ДЫРУ.
Я рухнул, покатился по полу, забился в конвульсиях. Я уже не помнил, где я, кто я, – мое сознание уничтожила водородная бомба паники.
ОЙ КАК БОЛЬНО БОЛЬНО БОЛЬНО Я ЧУВСТВУЮ КАК ЭТА ТВАРЬ ПОЛЗЕТ ПО ЗУБАМ О ЧЕЕЕЕЕРТ.
Лицо и рубашка стали мокрыми и липкими от крови. Я почувствовал, как второй захватчик ползет по языку и глотке, как мой желудок сжимается от отвращения. За дверью послышались шаги, и мне тут же стало легче. Сейчас я брошусь в ноги детективу Фримену, буду умолять его о том, чтобы он отвез меня в больницу, промыл мне желудок, вызвал экзорциста, вызвал авиацию, пусть превратят весь этот городишко в слой радиоактивной пыли и похоронят под шестьюдесятью футами бетона.
Затем наступило спокойствие.
Почти просветление.
Я вновь испытал то же, что и в полицейском участке, – комок энергии в груди, растекающийся по всему телу, словно первый глоток горячего кофе с ромом в морозный зимний день. Приход от «соевого соуса».
Дверная ручка начала поворачиваться: сюда шел Морган. Черт, Морган .уже был здесь. Мне хотелось бежать, прятаться, действовать. Какое разочарование…
Внезапно я оказался за пределами своего тела.
Время остановилось.
Я едва не расхохотался. И почему я раньше не сообразил? У меня же есть целых 1,78 секунды, прежде чем детектив войдет в дом. Нам кажется, что это очень мало, только потому, что наши рыхлые тела не способны много успеть за этот промежуток времени. А суперкомпьютер, между прочим, за секунду делает более триллиона вычислений. Для машины секунда – целая жизнь, вечность. Увеличьте скорость своего мышления, и тогда две секунды для вас превратятся в две минуты, в два часа или в два триллиона лет.
До встречи с полицейским оставалось 1,74 секунды. Мое тело и мой заклятый враг замерли по разные стороны двери: он взялся за ручку, я стоял на четвереньках в агонии.
Так. Мне нужен план. Я ненадолго задумался, пытаясь оценить ситуацию.
Ты стоишь на холодной тонкой корке огромного расплавленного каменного шара, который летит по ледяному космосу со скоростью 496 105 миль в час. Во Вселенной 62 284 523 196 522 717 995 422 922 727 752 433 961 225 994 352 284 523 196 571 657 791 521 592 192 954 221 592 175 243 396 122 599 435291541293 739852 734 657229 субатомных частиц, каждая из которых пришла в движение в момент Большого взрыва. Поэтому, двинешь ли ты сейчас правой рукой или кивнешь, съешь ли в четверг на завтрак кукурузные хлопья или «Фруктовые шарики», – все было решено семнадцать миллиардов лет назад, когда в результате взрыва появилась Вселенная. Все это задано скоростью и траекторией частиц в первую миллисекунду существования. Поэтому ты физически не можешь уклониться…
Додумать мысль до конца мне так и не удалось.
Я уже был не в трейлере.
Солнце. Песок. Пустыня.
Я умер?
Оглядевшись, я не увидел ничего интересного – сплошной бурый цвет от горизонта до горизонта. Божья песочница. И что теперь? Я вспомнил, о чем болтал Джон: мол, он постоянно выпадает из потока времени.
По песку полз жук. Я решил, что это – знак, и стал наблюдать за ним. Часа два жук шел водном направлении, никуда не сворачивая. У меня в голове сложилась теория о том, что этот жук – дух–наставник, как у индейцев, и что он приведет меня к моей судьбе… Жук остановился, постоял полчаса, затем развернулся и пополз обратно.
В мгновение ока я очутился в другом месте.
Изгородь из металлической сетки.
Бурая, пожухлая трава.
Вокруг люди в лохмотьях, похожие на беженцев.
Это становилось смешно. Я замер в растерянности, но снова вспомнил слова Джона и решил держаться, сохранять рассудок до тех пор, пока не выветрится наркота. Я заметил, что моя рука покрыта чем–то серым, вроде пепла, а в кулаке зажата вилка.
Ко мне подбежала девочка – грязная, уродливая. Половина лица обезображена, на другой половине сверкает единственный глаз. Она оглядела меня, подошла поближе, дала коленом в пах, вырвала из руки вилку и умчалась. А когда я посмотрел вверх…
Белые стены.
Звук работающих механизмов.
Машины.
Я был в большом, очень чистом здании. Передо мной стоял человек в синей форме; глядя на экран компьютера, он следил за каким–то процессом – видимо, линией конвейера. Слева виднелся огромный красный знак «КУРИТЬ И РАЗВОДИТЬ ОГОНЬ В ЦЕХЕ ЗАПРЕЩЕНО», а под ним схематично нарисованный взрыв.
На столе у человека лежал перекидной календарь с рисунками–комиксами, примерно двухлетней данности.
Все это нужно было как–то остановить. Я чувствовал себя пловцом, которого швыряет из стороны в сторону бурный, пенящийся поток. Надо собраться, иначе плавать мне вечно…
– Э–э, здравствуйте, – сказал я, не особенно рассчитывая на ответ.
Человек вздрогнул, обернулся, и на мгновение показалось, что наши глаза встретились. Потом его взгляд двинул–ся дальше, не задержавшись на мне. Очевидно, мужчина решил, что ему почудилось, и снова уткнулся в монитор.
Цех заполняли сотрудники, следившие за всевозможными приборами, но я понял, что никто из них меня не видит. Я находился там, но меня там не было. Я посмотрел вниз и, естественно, не увидел своих ног.
Они остались в трейлере, в Неназванном – там, где сейчас суббота. Я собрался с силами, сделал попытку вернуться туда, в то место, в то время – в мое тело – и внезапно оказался на полу трейлера. Лицо болело, а от штанов пахло дерьмом.
Облегченно вздохнув, я постарался вспомнить, что я здесь делал, но тут в комнату вошел Морган Фримен – и замер на месте, увидев меня.
Черт. Ни хрена у меня не получается.
Я посмотрел на него и неуклюже поднялся на ноги, прижимая руку к окровавленному лицу.
Детектив оглядел меня с ног до головы.
В руках он держал две красные пластиковые канистры с бензином.
«Он спалит дом, – подумал я. – И меня тоже».
Морган поставил канистры на пол, зажег сигарету и какое–то время молча курил, глядя перед собой, словно забыв о моем присутствии.
– Наверное, вы хотите узнать, что я здесь делаю? – спросил я, решив напомнить ему о себе.
Он едва заметно покачал головой.
– То же, что и остальные. Все хотят знать, что здесь происходит, все – кроме меня. Клянусь святым Элвисом, я уже не хочу. Спорим, тебе интересно, зачем я принес сюда канистры с бензином?
– Я догадываюсь. По–моему, владелец трейлера не одобрил бы ваши действия.
Коп посмотрел на мое окровавленное лицо, достал из кармана носовой платок и протянул мне. Я прижал платок к щеке.
– Спасибо. Я, э–э, упал. На… дрель.
– Мистер Вонг, вы верите в ад?
Секунд пять я растерянно молчал.
– Да, наверное.
– Почему? Почему вы верите в ад?
– Потому что это полная противоположность тому, во что я хочу верить.
Фримен кивнул, словно мой ответ его полностью удовлетворил. Затем он поднял одну из канистр, отвинтил крышку и начал расплескивать оранжевую жидкость по комнате.
Я немного понаблюдал, потом робко сделал шаг в направлении двери. Морган резко обернулся, выхватил из–под куртки револьвер и наставил дуло мне в лицо.
– Уже уходишь?
Я все еще был «под соусом» и поэтому внезапно увидел одно из воспоминаний Моргана – что–то очень странное, недоступное для понимания. Сцена, которая произошла утром в этом самом трейлере. Кровь.
И вопли. Нескончаемые вопли. Что ты здесь увидел, Морган?
Потом передо мной возникло другое видение – стены трейлера, объятые огнем. Я поднял руки вверх, и полицейский кивнул на вторую канистру.
– Помоги мне, – сказал он.
– С радостью, но прежде скажите, что с Джоном – ну, с другим парнем, которого вы допрашивали?
– Я думал, он с тобой.
– Со мной? Разве он не умер?
– Точно, умер. Он сидел в комнате для допросов, и Майк Данлоу задавал ему те же вопросы, что и я – тебе. Парень бурчал себе под нос, словно в полусне, все повторял, что мы должны вас отпустить, что тебе нужно добраться до Лас–Вегаса, иначе наступит конец света…
Снова Лас–Вегас. Черт побери, дался Джону Вегас!
– …и в конце концов Данлоу сказал: «У нас тут погибли или пропали люди, и нам нужно выяснить, что произошло. Так что ты останешься здесь до тех пор, пока не ответишь на все мои вопросы или не умрешь от старости». Услышав это, твой приятель падает замертво. Бац – и готов.
– Да, похоже на Джона.
– А теперь он исчез. Нам позвонили из больницы и сказали, что его койка пуста. Врачи решили, что он не захотел платить за лечение.
– Это тоже в его стиле.
Я поднял канистру с бензином, снял колпачок и полил бензином диван. Морган убрал револьвер.
– Мистер Вонг, вы знаете юношу по имени Джастин Уайт?
– Нет. Вы уже задавали мне этот вопрос в полицейском участке. Один из тех, кто исчез?
Нет, ты его знаешь. Подумай.
– Он ездит на вишнево–красном «мустанге» 65–го года, – сказал Морган.
А! Машину я запомнил. Тот самый блондин–херувимчик, С которым Дженнифер целовалась на вечеринке.
– Я знаю, как он выглядит, но не более.
– Именно он сообщил в полицию о том… о том, что здесь произошло. С этого началось мое дежурство. Я просто хочу, что бы вы поняли меня, поняли мое состояние. Где–то в четыре утра этот парень звонит в службу спасения – он в панике, у него истерика, бормочет про какой–то труп. Я мчусь туда, прибываю на место первым и слышу вопли. Во все стороны бегут парни и девушки, прыгают в машины и сваливают, кричат что–то про испорченную вечеринку и всякое такое.
Джон перестал разливать бензин и сел на пол. Почти что минуту он черпал вдохновение в табачном дыме, а затем продолжил свой рассказ.
– Я подхожу к двери, говорю: «Откройте, полиция», захожу в дом и вижу…
…Я перенесся туда. Мгновенно.
Я все еще был в трейлере, стоял на том же самом месте, но боль в щеке исчезла, а по ушам ударил ужасный рэп/рэг и он доносился из колонок, стоявших на полу в другом конце комнаты. Освещение тоже изменилось; посмотрев в окно, я пришел к выводу, что сейчас ночь. Своих ног я по–прежнему не видел.
Я здесь – но не здесь. Как будто кто–то нажал кнопку обратной перемотки и включил запись того, что произошло примерно двенадцать часов назад.
В комнате полно людей. В толпе я заметил Дженнифер Лолеб и Джастина Уайта, поискал глазами Джона, но его нигде не было. Возможно, он уже в своей квартире, и сейчас ему тоже несладко.
Хотя музыка грохотала, никто не танцевал, никто не разговаривал. Все замерли, уставившись в точку справа от меня. Елки–палки, ну и скверная же песня – «Информатор» белого рэппера по имени Сноу. «Информатор, информатор, че задела? Информатор, это моя вина…»
Я обернулся посмотреть, что привлекло внимание собравшихся.
На полу бился в конвульсиях ямаец Роберт.
«Я в порядке, я в порядке, чувак! – твердил он. – Погоди минутку, мне уже лучше!»
Возможно, ему бы удалось успокоить гостей, если бы голова Роберта не лежала в добрых двух футах от розового обрубка, в который превратилась его шея.
Голова продолжала говорить, слегка катаясь по полу после каждого движения нижней челюсти. Одна из рук Роберта отделилась от туловища и упала на ковер. Внезапно я с отвращением понял, что в вывалившихся наружу внутренностях ямайца шевелится что–то, похожее на червей.
Кто–то завопил.
Началась давка.
Я подпрыгнул, когда какая–то девушка прошла сквозь меня – через ту точку, где якобы находилось мое тело. Все обходили Роберта, пытаясь добраться до двери так, чтобы не наступить в кровавое, кишащее паразитами месиво, и… О черт, это не песня, а полный ужас. Казалось, что вокалист втыкает мне в ухо кинжал, сделанный из засохшей какашки.
Внезапно музыка стихла – кто–то опрокинул стереосистему.
Джастин, забившись в угол, кричал в мобильник: «Я сказал, что он умер! И разговаривает! Да, мертвый! Приезжайте, сами все увидите!»
Гости выбегали из трейлера – но Дженнифер среди них не было. Я повернулся и увидел чью–то спину – кто–то мчался в другую сторону. Тупица, там нет выхода.
Зато под ванной комнатой есть подвал.
Роберт взорвался; куски тела полетели во все стороны.
Появилось какое–то белое насекомое и закружило над останками Роберта – расплывчатая белая полоска, еле слышно жужжащая в тишине.
Затем к нему присоединилось еще одно. Потом еще два.
Звук усилился – нечто среднее между верещанием разгневанных белок и стрекотом саранчи.
Мне хотелось убраться подальше – из комнаты, из города, с этой планеты. Но у меня не было средств передвижения. Мы все тысячу раз переживали такое в кошмарных снах: ужас, который поглощает целиком, от которого не убежать.
Рой увеличивался, а с ним усиливался и звук. Я чувствовал его нутром, как музыку Джона на вчерашней вечеринке.
Затем рой, словно единое целое, полетел на Джастина.
Джастин завопил.
Дверь распахнулась…
…Я моргнул и увидел перед собой Моргана. Ноздри заполнила бензиновая вонь.
– Я захожу в дверь и вижу этого парня, Джастина. Он стоит на четвереньках и просто воет. Мне показалось, что его пырнули ножом в живот, но тут я присмотрелся и увидел, что все его тело – и лицо, и руки – чем–то покрыто.
Морган говорил, не вынимая сигареты изо рта, и на ней уже образовался полудюймовый столбик пепла. По стенам стекали ручейки бензина.
– Толстые волоски, похожие на ершики для чистки трубок или на кусочки лески, покрывали его глаза, уши, шею. Парень вопил – стоял на четвереньках и орал, словно младенец. А эти штуки вокруг него летают…
Столбик пепла увеличился. Я перевел взгляд на мокрый от бензина пол под ногами у детектива.
– …и я стою в дверях, словно приклеенный. В одном из углов какого–то парня размазало по стенам, как будто он наступил на мину, – и я знаю, что мне нужно… как–то помочь… но не хочу прикасаться к нему. Не хочу, чтобы то, что на нем, перешло на меня.
Морган снова умолк и взглянул на свои руки, словно желая убедиться в том, что на них действительно ничего нет.
Длинный столбик пепла упал на мокрый ковер.
И погас, мягко зашипев.
Морган продолжал:
– Тогда я сделал то, что не должен был делать: бросился к машине и вызвал «скорую». Она все равно уже ехала, так что мне следовало остаться в доме и – ну, не знаю, – найти баллончике инсектицидом или оттащить парня в душ и смыть с него тварей… Но я не мог. Этот малый орал так, что я не мог себя заставить. И дело не только в этом. Жуков, даже кусачих, я стерплю, если нужно. Но…
Коп сделал паузу, прокручивая в голове то, что собирается сказать.
– Я слышал их. Внутри себя. Понимаете?
Морган открыл шкаф и плеснул туда бензина.
– Стало быть, я иду в машину, выхожу на связь с диспетчером и весьма смутно описываю то, что тут происходит. В машине у меня есть баллончик со слезоточивым газом; я хватаю его, иду обратно, думая о том, что нужно вызвать парней в костюмах химзащиты, чтобы они… не знаю, все здесь опечатали и дезинфицировали. Но сначала я должен помочь этому мальчику, и поэтому я лечу в дом и… вижу, что с ним все нормально. Он стоит как ни в чем не бывало и приглаживает волосы. И никаких тварей. И этот парень, Джастин, говорит со мной, словно ничего не произошло, словно я только что вошел.
Я двинулся в сторону спальни, распахнул дверь и, не заглядывая внутрь, бросил в комнату наполовину полную канистру. Морган заметил это и улыбнулся.
– Ага, значит, ты видел картину. Жуткая штука, верно? Ни один человек не смог бы нарисовать такое. И я тебе вот что скажу: если постоять там подольше, она проникает тебе в мозг. Тот малый, что фотографировал место преступления, пробыл там с полчаса – так потом его пришлось выносить оттуда на руках. Он зашелся слезами, словно младенец.
Я промолчал.
– Значит, приезжает «скорая». Джастин говорит, что с ним все в порядке, но я все равно сажаю его туда и говорю парням, что, возможно, ему попала в кровь какая–то отрава. Ну, то есть я же знаю, что он… заражен. «Скорая» включила сирену, мигалки и помчалась к больнице Святого Иоанна, до которой всего десять минуть езды. Через сорок пять минут медики приезжают, в руках у них стаканы с газировкой, а парня и след простыл. У ребят спрашивают, что случилось, но те понятия не имеют, о чем речь. Ничего не помнят. С тех пор о нем ни слуху ни духу, а когда они вернулись в гараж, то обнаружили, что чертова машина «Скорой» пропала. До сих пор ее ищут. Теперь понимаешь, какое у меня выдалось дежурство?
Я вытер щеку платком, темно–красным и липким. Мои руки воняли бензином. Я постарался осмыслить все это, глядя на ковер и размышляя о том, что в подполе, возможно, летает еще один рой странных насекомых.
– А вы слышите что–нибудь прямо сейчас? Они где–то рядом? – спросил я.
– С тех пор как вернулся – ни звука.
– И вы все равно хотите спалить дом? Для верности?
– Точно.
– А меня вы отпускать не собираетесь.
Он помолчал.
– Помнишь те штуки, про которые я говорил? Я описывал их, как жуков или червяков – как что–то знакомое. Но когда они летали, одна из них промчалась мимо моего лица. И у нее не было ничего похожего на крылья – только спираль из крохотных щетинок, опоясывающая тело по всей длине. Эти штуки летали головой вперед, словно вкручиваясь в воздух. Те твари, которые сидели на парне, делали то же самое – поворачивались, ввинчивались в него. Понимаешь?
– Вы же не думаете, что они с другой планеты.
– Это сказал не я, а ты. Я слышал их… их стрекотание. Даже не то чтобы слышал… звук вроде как возникал в голове, словно зуд. Похоже не на жужжание пчел, а на гул толпы на концерте, потому что можно разобрать отдельные слова. Да, конечно, полный бред, но я слышал, как они общались друг с другом, координировали свои действия. Более того, я чувствовал их ненависть. Ясно? Пойми это, пойми, что я собираюсь сделать.
– Кажется, я понял.
Часть моего мозга лихорадочно пыталась разработать план спасения – отнять у копа пушку или хотя бы удрать, и в то же время я сознавал всю неизбежность происходящего. Что бы я ни делал, полицейский застрелит меня и бросит здесь.
– Значит, – сказал он, и в его глазах сверкнула паника, – ты понимаешь, в каком я состоянии, понимаешь, почему сегодня я пошел на преступление. Здесь творится какое–то зло, и, по–моему, только я знаю, что здесь происходит. Только я могу этому помешать.
Морган двинулся к двери, отрезая мне путь к отступлению, поставил на пол уже почти пустую канистру на пол и указал на нее.
– Подними и выброси за дверь, во двор.
Я помедлил, и детектив снова направил на меня револьвер. Я выполнил его просьбу. Морган вытащил зажигалку и зажег ее. В носу у меня щипало от паров бензина, а голова начала кружиться.
Стоя у двери с дрожащим желтым огоньком в руке, Морган сказал:
– У каждого из нас есть история про НЛО, призраков, снежного человека или экстрасенсов. Посиди вечером в компании у костра, и обязательно найдется уборщик, который встретил в коридоре посреди ночи мерцающий силуэт женщины, или охотник, видевший на дереве существо с парой кожистых крыльев, гораздо крупнее летучей мыши. Может, это будет совсем простая история – например, про ребенка в магазине, который поворачивает за стеллаж с товарами и бесследно исчезает. И всем кажется, что им просто померещилось – ведь никто другой этого не видел. Но такие истории есть у всех. У всех.
Коп, словно загипнотизированный, смотрел на пламя зажигалки, направив ствол револьвера в пол. Раздались два тихих щелчка: большой палец Моргана, словно сам по себе, взвел курок.
– Я вот что думаю… Я думаю, что все эти штуки реальны и нереальны одновременно. Я думаю, что правы и те, кто видит все это, и те, кто не видит. Как два радиоприемника, которые настроены на разные станции. Я не фанат сериала «Звездный путь» и ничего не знаю про другие измерения и все такое. Зато я – старый католик и верю в ад. Верю, что там не только насильники и убийцы, но еще демоны, черви и прочие мерзкие твари. Ад – это вселенская ловушка–липучка. И фальшивый ямайский сукин сын с помощью какой–то химии, магии или шаманства открыл дверь в преисподнюю. Стал дверью, ведущей в ад.
Я кивнул, хотел что–то сказать, но передумал.
– А я… – Морган кивком указал на себя. – …Собираюсь ее закрыть.
Он поднял пушку и выстрелил мне в сердце.
Я очнулся в аду. Тьма, боль и остановившееся время. Правда, никаких стенаний, хотя, по–моему, в аду должны быть стенания.
Скрип половицы. А затем звук, словно кто–то зажег газовый гриль: ФЛУМФ.
Я отрубился.
И очнулся. Сколько времени прошло? Судя по запаху дыма, я точно в аду. Или это сон?
В носу щипало, словно от кислоты. Я заставил себя открыть глаза и с разочарованием обнаружил, что в аду дешевый кафельный потолок, причем часть плиток побурела от воды – видимо, там текло.
В груди будто засело жало. Я потрясенно понял, что у меня все еще есть рука и она двигается. Я нащупал мокрое пятно в центре рубашки и скривился от боли. Я страшно замерз и смутно догадывался, что у меня шок. Я подумал про Фрэнка Уэмбо.
Фрэнк одиннадцать лет работал на заводе компании «Боеприпасы Вортингтона» в городе Плейно, штат Техас. Эта компания производит более сотни видов патронов для охотников, спортсменов и служб правопорядка. Года два назад Фрэнк служил инспектором третьей линии, на последнем этапе контроля качества. Трехуровневая система контроля, а также страх оказаться на скамье подсудимых, если оружие взорвется в руках сотрудника полиции, – гарантия того, что дефектные патроны от «Вортингтона» встречаются не чаще одного на миллиард.
Как бы то ни было, среди полумиллиона патронов калибра 38 мм, произведенных в тот день на «Вортингтоне», один оказался бракованным. А все потому, что в тот момент, когда он проплывал мимо машины, добавлявшей в патроны щепотку пороха, в него заползла муха. Патрон с мухой внутри в тот день проглядели первые два контролера. Фрэнк заметил бы его, но когда на экране появился патрон с дефектом, Фрэнка кто–то окликнул.
По крайней мере так показалось Уэмбо. Он обернулся, но никого не увидел.
Немного поразмыслив, Фрэнк пришел к выводу, что слово «эй» прозвучало только в его воображении, и вернулся к работе. Дефектный патрон упаковали, восемь месяцев спустя продали по каталогу товаров для служб правопорядка, а еще через пол года дефектный патрон попал к детективу Лоуренсу Эплтону (Моргану Фримену).
Еще через год Фримен зарядил вышеупомянутый патрон в свой револьвер и выстрелил мне в грудь. В патроне была только малая часть обычной дозы пороха, так что пробивная сила пули составляла менее десяти процентов от нормы. Поэтому пуля разодрала мне кожу, оцарапала грудину и отскочила.
Я открыл глаза. Навалилась такая страшная усталость, что я уже с нетерпением ждал, когда наконец меня поглотит пламя. Диван полыхал; над ним поднимались клубы черного дыма, языки пламени лизали почерневшую, пузырившуюся обшивку. Если хоть одна искра упадет на ковролин под диваном, пропитанный высокооктановым бензином…
Я пополз на четвереньках. Проклятие, дыма стало так много, что каждое дыхание напоминало попытку втянуть в себя пригоршню тлеющих окурков. Нужно добраться до двери, нужно добраться до двери. Ни черта не видно. Я заметил нечто, похожее на дверь, протянул руку и коснулся гладкого металла. Холодильник.
Значит, я полз ровно в противоположном направлении. Я повернулся и пополз дальше, нащупывая стену рукой. Ковролин занялся. Черт, здесь жарко, словно в аду. Я полз. Полз и полз. А, слава богу, вот и дверь. Я протянул к ней руку.
Снова холодильник.
Кожа пылала. Дом превратился в печь, в домну. Волосы уже горят? Я оглянулся, прищурился; гостиная оранжевым пятном расплывалась у меня за спиной. Сумею я ли я пробраться сквозь нее?
Я почувствовал странные спазмы в груди, понял, что это кашель, прижал голову к линолеумному полу, надеясь найти там пару дюймов свежего воздуха. Как же я устал. Я закрыл глаза.
Люди смертны.
С момента нашего рождения мир отчаянно пытается скрыть от нас этот факт. Вы уже давно выяснили все про секс и Санта–Клауса, но по–прежнему верите, что в последнюю секунду вас спасут, а если нет, то ваша смерть по крайней мере будет не напрасной, что кто–то будет держать вас за руку, кто–то вас оплачет. Общество устроено таким образом, чтобы поддерживать эту ложь; весь мир – огромный шумный кукольный спектакль, который должен отвлечь нас от того факта, что все мы умрем и скорее всего в одиночестве.
Мне повезло, я узнал об этом давным–давно, в крошечной душной комнате за школьным спортзалом. Многие осознают, что они смертны, только в тот момент, когда лежат где–нибудь на тротуаре, ловя последний вдох. Только в этот момент они понимают, что жизнь – как огонек свечи: порыв ветра, несчастный случай, секундная неосторожность – и он погаснет. Навсегда.
И всем плевать. Вы лежите, рыдаете, вопите во тьме, и никто вам не ответит. Вы протестуете против вопиющей несправедливости, а в rfape кварталов какой–то парень смотрит баскетбол по телевизору и чешет себе яйца.
Ученые говорят, что есть темная материя – невидимое загадочное вещество, которое заполняет пространство между звездами. Темная материя составляет 99,99% Вселенной, и ученые не знают, что это такое. А я знаю. Это апатия. Вот она, истина: сложите наши знания о Вселенной и все, что нам небезразлично, и получится крошечная искорка в огромном черном океане пофигизма.
Жар исчез. Звук тоже. Исчезло все, кроме тьмы.
Нет, не так, ведь тьма – это уже что–то, а здесь не было ничего. Может, я умер?
Я снова почувствовал, что покинул свое тело и плыву по мирам – но теперь здесь не осталось ничего, что можно увидеть, почувствовать. Только…
За мной кто–то наблюдал. Я знал, я чувствовал, что на меня устремлен взгляд чьих–то глаз.
Нет, не глаз – одного синего глаза какой–то рептилии. Где–то рядом находилось разумное существо, и я заметил его, а оно – меня, но не так, как люди замечают друг друга, а так, как ученый видит клетку в микроскоп. Для этого существа я был клеткой – крошечной, незначительной точкой в огромном, неизмеримом поле восприятия.
Я пытался почувствовать природу этой рептилии. Добрая ли она? Злая? Безразличная? Я устремил мысли в ее направлении…
БЕГИ.
Я побежал. У меня не было ног, но я бежал, силой воли заставляя себя удаляться от этого существа.
БЕГИ.
Я почувствовал невероятный жар, однако бросился бы и в океан огня, лишь бы уйти от существа, которое скрывала…
…ТЬМА. Теперь меня окружала обычная темнота, знакомая обратная сторона моих век, и жар – такой сильный, что он казался чем–то совсем иным.
Низкий звук. Вой?
Он доносился снаружи. Усиливался. Звук приближающейся машины. Лай собаки.
Назад. Назад!
Кто это сказал?
Ужасный грохот, звон бьющегося стекла, вой металла, Треск ломающегося дерева. Внезапно меня отбросило, затем окатило волной свежего воздуха.
Передо мной возник радиатор автомобиля – моей «хён–I дай»; символ «Н» застыл в футе от моего лица, м Машина дала задний ход, выбравшись из–под обломков, которые еще недавно были западной стеной кухни. Теперь в
стене образовался пролом; из него торчали розовые пучки утеплителя и превращенная в лапшу алюминиевая обшивка. Я выкатился из этой дыры, упал на прохладную траву и закашлялся. Я кашлял и кашлял.
И кашлял.
Потом отрубился.
Когда я пришел в себя, мне показалось, что прошло часа
два.
А может, пара секунд.
Трейлер за моей спиной превратился в огненный шар. За последние несколько минут смерть уже дважды не смогла одолеть меня: в первом случае ей не хватило всего нескольких дюймов, а во втором – нескольких глотков задымленного воздуха, но я в изнеможении этому даже не обрадовался.
Послышался лай.
Дэвид? Ты жив?
Снова голос ниоткуда. Я с трудом поднялся и увидел, что моя машина стоит футах в двадцати от меня.
За рулем сидела Молли. Я смотрел на нее, наверное, целую минуту. Потом она залаяла, и я снова различил в лае слова.
Голос Джона.
Мне казалось, что глупее истории с сосиской ничего быть не может – но тут я заподозрил, что это не так. Спихнув Молли на пассажирское сиденье, я залез в машину.
Собака озабоченно посмотрела на меня. Нет, это не Молли.
Большими карими глазами на меня смотрел Джон.
Молли залаяла, и я услышал вот что:
Дейв, у нас охренительно большие проблемы.
– Еще бы, комок меха. Кстати, чем ты нажимала на педали?
Слушай, после той ночи кроме меня в живых осталось еще трое – Большой Джим Салливан, Дженнифер Лопес и Фред Чу. Тело не очень хорошо меня слушается, поэтому я мало что знаю – лишь то, что мы вместе, что мы куда–то едем, и как только доберемся до цели назначения, произойдет что–то очень, очень скверное.
– Стой–стой–стой. Джон, так почему ты внутри собаки?
– Ар–р–р… ав!
(Собака чихнула.)
Меня схватил Джастин Уайт – точнее то, что когда–то было Джастином. То есть он завладел моим телом. Когда я в своем теле, то ничего не вижу, зато все слышу. Джастин угнал машину, какой–то грузовик, в котором нашлось место для всех нас. Найди его, Дейв.
– Это машина «Скорой помощи»? Полицейский сказал, что Джастин угнал «скорую» из больницы. Значит, после прошлой ночи выжили четверо, считая Джастина.
– У–у–у…
Нет–нет–нет. Я сказал, что в живых остались трое. Джастин Уайт – неживой. Он ходячий… улей, что ли.
– А кто в нем сидит?
– Гав!
Сука!
Это восклицание привело меня в ступор, и я сидел в замешательстве, пока не заметил, что Молли смотрит мимо меня. Обернувшись, я увидел маленького коричнево–белого бигля, привязанного к одному из трейлеров.
– Джон?
– Ав!
Извини, Дейв. Мой вконец спятивший дедушка не раз повторял, что разговаривать сквозь собаку – совсем не то, что сквозь сосиску. Молли здесь, со мной, и поэтому я вынужден конкурировать с ней за лаялку.
