Текст книги "В финале Джон умрет"
Автор книги: Дэвид Вонг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
«Знаешь, чувак, садись–ка ты на корабль и вали отсюда на Ложную Ямайку – вместе со своим фальшивым ямайским акцентом».
Такая реплика тоже прозвучала бы круто, но в тот момент она не пришла мне в голову. Я лишь что–то промычал, пренебрежительно махнул рукой, словно утратив интерес к разговору, и сделал попытку раствориться в толпе.
– Эй! – крикнул ямаец мне в спину. – С тебя пиво, чувак! Эй!
Цыганки, ясновидящие, гадатели по картам Таро – все они оттачивали свое мастерство на протяжении многих веков. Тут главное – практика: догадки, дедукция, подмена действительного желаемым. Добавьте к этому парочку общих заявлений, которые могут относиться к любому, и клиент сам вам все расскажет.
«Я чувствую, что вы чем–то обеспокоены…»
«Невероятно! Да, дело в том, что мой муж…»
…Но ведь ямаец не мог знать то, что мне снилось!
Я смотрел, как ботинки топчут траву, и думал о том, что этот человек порвал тонкую ткань реальности, перевернул все мои представления о…
Тут я сбил с ног какую–то длинноволосую девушку в джинсовых шортах и майке, и с ужасом увидел, что это Дженнифер Лопес.
Знаете, как определить, что вы слишком долго были один? Это когда вы пару секунд держите девушку за руку, помогая ей встать, и на вас накатывает волна возбуждения.
– Ой, извини, – пробормотал я, пока Дженнифер поднимала бутылку пива. – Я бежал от… э–э… вуду. Отлетающего шамана вуду.
Думаю, следует пояснить, что это была не поп–звезда Дженнифер Лопес, а просто ее тезка, местная девочка, которая мне нравилась. Наверное, история стала бы гораздо интереснее, если бы я наткнулся на ту самую знаменитую актрису/певицу. Так что, если хотите, можете представлять себе Джей Ло, хотя моя Дженнифер походила на знаменитую тезку только со спины.
В то время Джен работала в хозяйственном магазине, и я взял за правило покупать там предметы, которые наилучшим образом подчеркивали мой мужественный облик: так в моей квартире появились топор, три мешка цемента и три гвоздодера разных размеров. В последний раз я выбрал десятифунтовую кувалду и, притворившись разочарованным, спросил, нет ли у них инструмента побольше. К сожалению, Дженнифер не произнесла ни слова, даже когда сдачу отсчитывала.
И вот она стряхивает с шортов прилипшие травинки, а я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не помочь ей.
Мать честная, самое мощное психоактивное вещество в мире – это тестостерон.
– Ох, прости, пожалуйста! Не ушиблась?
– He–а. Пиво разлила, но…
– А что ты тут делаешь?
Она махнула в сторону толпы и сцены.
– Веселюсь, сам понимаешь. Ну, счастливо…
Ты теряешь ее! Скажи хоть что–нибудь!
– Ая тут… э–э, с группой, – сказал я и бросился вслед за девушкой, изо всех сил пытаясь идти непринужденно, как будто просто решил прогуляться.
Дженнифер посмотрела на сцену, потом на меня.
– Ты в курсе, что они начали без тебя?
– Я не музыкант. Ну, ты же видела меня в начале. Я – тот парень, который упал и умер.
– Нет, я только что пришла.
Джен прибавила шаг.
Она уходит! Сбей ее с ног!
– Ну, еще увидимся, – сказал я ей вслед.
Дженнифер не ответила и решительно зашагала прочь.
К ней подошел какой–то блондин в мешковатых штанах, майке с логотипом рок–группы и бейсболке, надетой козырьком назад.
Все эти события привели меня в такое уныние, что я и не вспоминал про левитирующего ямайца до тех пор, пока…
Три часа спустя Джон и его команда складывали инструменты и аппаратуру в белый фургон, по борту которого тянулась надпись «Фургон жирного Фрэнка». Пару месяцев назад группа называлась именно так.
– Дэйв! – воскликнул Джон. – Смотри, сколько пота! Майка мокрая, хоть выжимай!
– Да, это… нечто, – промычал я.
– Мы идем в «Одно яйцо». Ты с нами?
«Одно яйцо» – бар в центре города. Не спрашивайте.
– Нет, через семь часов у меня смена.
У Джона, кстати, тоже. Мы с ним работали в одном и том же видеосалоне. Кстати, за последние три года мой друг пять раз менял место работы.
Какая–то девушка подошла к Джону сзади и обняла. Я ее не узнал, но это было в порядке вещей.
– И у меня, – нехотя отозвался он. – Но сначала я должен купить пиво Роберту.
– Кому?
– Ну, э–э, черному парню.
Джон указал на группу из трех девиц и двух молодых людей, стоявших спиной ко мне. Один из парней был рыжий здоровяк, а второй – мой жрец вуду в радужном берете.
– Видишь его? В белых теннисных туфлях?
Я не только видел этого парня, но он еще и повернулся в нашу сторону.
– Эй, чувак, с тебя пиво! – крикнул Роберт, заметив меня.
– Он не дурак выпить, – заметил Джон. – Слушай, говорят, здесь был человек из рекорд–лейбла.
– Джон, этот растаман мне не нравится. Он… В нем есть что–то нехорошее.
– Дэйв, ты вообще никого не любишь. А Роберт – классный чувак; он сказал, что назовет мой вес за пиво, и угадал с первой же попытки. Невероятно.
– А ты сам знаешь, сколько весишь?
– Приблизительно. Вряд ли он ошибся больше, чем на пару фунтов.
– Во–первых… а, не важно. Джон, парень говорит с акцентом! Зачем ему выдавать себя за кого–то другого? По–моему, он… э–э… псих. Забудь о нем.
– Псих? Как легко ты вешаешь ярлыки на людей! А может, его папа был не в ладах с законом и имитировал акцент, чтобы его не узнали? Может, именно он учил маленького Роберта говорить и тот перенял фальшивый акцент у отца?
– Это он тебе рассказал?
– Нет.
– Да брось, Джон. Там, за деревьями, моя машина. Идем.
– Ты в «Одно яйцо» пойдешь?
– Нет, конечно.
– Тогда я еду с Башкой в его фургоне. Если хочешь, приходи, мы будем рады.
Я отказался. Они погрузили инструменты и уехали.
Я почувствовал себя брошенным. Знакомых на вечеринке больше не осталось, и поэтому я еще немного побродил по полю, надеясь наткнуться на Дженнифер Лопес или хотя бы на ту собаку. Джен я действительно встретил: она сидела в вишнево–красном «мустанге» 65–го года и целовалась с блондином. Парень и права–то, наверное, получил совсем недавно. Почему–то эта мысль привела меня в ярость, и я угрюмо поплелся сквозь мокрую траву к своей хилой, но экономичной «японке».
Собака ждала меня у двери водителя с таким видом, словно не понимает, почему я задержался. Я открыл дверь, и Молли прыгнула на водительское сиденье. Я оторопел; мне показалось, что сейчас собака возьмет зубами пряжку и пристегнет ремень безопасности. Но Молли просто уселась и стала ждать.
Меня переполняла тысяча вопросов. Я рухнул на водительское сиденье крошечной «хёндай», нашарил в кармане ключи, вытащил руку – и завопил.
Нет, не так, как кричит героиня фильма–ужастика, когда на нее нападает маньяк, – это было просто хриплое «ЧТО–О?!» На ладони виднелись уходящие глубоко в кожу слова: «С ТЕБЯ ПИВО».
Несколько минут я сидел в темноте, уставившись на руку. Мой желудок сжался, и я решил, что лучше всего высунуть голову из окна и проблеваться. Когда тошнота прошла, я сплюнул и открыл глаза. В луже рвоты извивалось что–то длинное и черное.
Так вот куда делась сороконожка…
Крепко зажмурившись, я откинулся на спинку сиденья и решил, что поеду домой, лягу спать и притворюсь, что ничего – ничего! – не произошло.
Теперь, когда я рассказываю эту историю, мне хочется заметить что–то вроде: «Кто бы мог подумать, что Джон приблизит конец света?» Но я сдерживаю себя, ведь его друзья детства с самого начала знали: когда–нибудь Джон действительно это сделает.
Однажды на уроке химии Джон «случайно» устроил взрыв бунзеновской горелки – такой, что стекла повылетали. Моего друга на десять дней исключили из школы, да и то лишь потому, что преподаватели не смогли доказать, что Джон сотворил это по злому умыслу, а не по чистому недосмотру. Иначе парня выдворили бы навсегда – как меня годом позже.
Моего друга выгнали с урока рисования за то, что он сдал весьма подробный автопортрет, сделанный углем. Рисунок вполне соответствовал действительности, только свои гениталии Джон изобразил дюймов на шесть длиннее. Однажды он сломал запястье, потому что свалился с крыши фургона приятеля, решив прокатиться на ней словно на доске для серфинга. Заднюю поверхность бедер Джона покрывали следы от ожогов: он утверждал, что неудачно запустил фейерверк, но я уверен, что это последствия провалившейся попытки создать ранцевый двигатель. В колледже мой друг не учился ни дня, но год назад заявил, что когда–нибудь станет политиком. А месяц назад сказал, что хочет попробовать свои силы в порноиндустрии.
Глава 2 ТВАРЬ В КВАРТИРЕ ДЖОНА
Темнота и тепло. И вдруг – «Кукарача», исполненная на дешевом мобильнике.
На моем мобильнике. Я разлепил глаза. Спальня. Ночь. Комната напоминала прачечную самообслуживания после взрыва: повсюду валяются журналы, мусорное ведро переполнено. Все как обычно.
Бип–бип–бип БИП БИП. Бип–бип–бип БИП БИП. БИП–БИП БИП–БИП БИП–БИП–БИП…
Я пошарил рукой по тумбочке и ухитрился сбросить все стоявшие на ней предметы, прежде чем нашел телефон. Прищурившись, посмотрел на часы, которые теперь беспомощно лежали на полу: четверть шестого. До смены меньше двух часов.
– Алло?
– Дэвид? Это Джон. Ты где ?
Голос хриплый, прерывистый, словно у человека, только что побывавшего в уличной драке.
– В своей постели. А где я должен быть?
Долгая пауза.
– Я тебе сегодня ночью не звонил?
Я сел. Сон как рукой сняло.
– Джон, что происходит?
– Дэйв, я не могу выйти из квартиры.
– Что?
– Мне страшно, чувак. Честное слово.
– Чего ты боишься?
– Дейв, это что–то нереальное. Оно так движется, у него такое строение тела… нет, это точно не результат эволюции. Это что–то сверхъестественное. А еще ему удалось меня укусить.
Что?!
– Что?
Однажды Джон отрубился за рулем. В этот момент он, слава богу, никуда не ехал, а стоял в очереди к окошку придорожной забегаловки. Обморок был вызван голодом, бессонницей, пятидневным запоем и самодельными стимуляторами. Подробности этой истории Джон скрывал от меня целую неделю – и правильно делал, иначе я бы врезал ему прямо в больнице.
Впрочем, я его предупредил: если он еще раз попадет в такую историю и при этом ничего мне не скажет, то я не просто убью его, а еще и отправлюсь в загробный мир и превращу в лепешку его бессмертную душу. Да, тот факт, что мой друг обожрался наркоты – еще не повод для общенациональных торжеств, но на этот раз он по крайней мере обратился ко мне за помощью.
– Буду через двенадцать минут, – сказал я, повесил трубку, надел то, что висело на стуле, и едва не убился, споткнувшись о Молли, лежавшую у порога.
Я вышел через парадный вход; собака последовала за мной. Снова зарядил дождь, и пока я добирался до машины, за шиворот мне упало несколько огромных ледяных капель. На полпути зазвонил телефон, и на дисплее высветился номер Джона.
– Да, Джон. Как ты там?
– Извини, что разбудил. Дейв, у меня проблема. Выслушай то…
– Я уже еду к тебе. Ты мне пять минут назад звонил, помнишь?
– Что? Дэвид, держись от меня подальше. В моей квартире что–то есть. Не могу объяснить что. Кажется, оно не собирается меня убивать, а просто хочет, чтобы я оставался на месте. Поезжай в Лас–Вегас, найди там человека по имени…
– Джон, успокойся. Ты бредишь. Сядь и постарайся расслабиться. То, что ты видишь – галлюцинация.
Пауза.
– А откуда я знаю, что это на самом деле ты? – наконец спросил мой друг.
– Через десять минут узнаешь. Я подъезжаю к твоему дому. Повторяю: просто расслабься. Джон?
Тишина. Я прибавил газу. Капли дождя барабанили по стеклу, а лужи на тротуарах бурлили, словно в них плескался кипяток.
Через семь минут я колотил в дверь квартиры Джона. Потратив минут пять, я почти решил спуститься и разбудить домовладельца, но попробовал повернуть ручку и обнаружил, что все это время дверь была открыта.
В квартире было темно, хоть глаз выколи. Искать выключатель я не стал, потому что торшер – единственный источник света —стоял вдругой части комнаты. КтомужеДжонуи в голову не пришло бы устанавливать лампу у входа. Память мне подсказывала, что на пути к торшеру находится какая–то мебель и штук двадцать пустых пивных бутылок.
– Джон?
Нет ответа. Я осторожно сделал шаг вперед, наткнулся на стопку журналов, попытался переступить через нее и в процессе разбил что–то хрупкое.
– Джон? Ты меня слышишь? Я звоню в…
О–о–о–умф!
Кто–то попытался либо сбить меня с ног, либо слишком агрессивно обнять – и придавил меня к ковру, выдавив почти весь воздух из моих легких.
– Оно едва не убило тебя! – завопил Джон мне в лицо. – Идиот! Зачем ты пришел? Ты мог бы привести подмогу, а теперь мы оба здесь умрем.
Мой друг встал, покрутил головой, будто пытался обнаружить снайпера, и прижал палец к губам.
– Т–с–с. Твари нигде не видно. Когда скажу «давай!», мчим в другой конец комнаты: три больших прыжка, а затем нырок вперед. Беги так, словно за тобой гонится сам дьявол. Ну, готов?
– Джон, послушай. – Я с силой втянул в себя воздух и постарался собраться с мыслями. – У тебя и так много прогулов. Поехали в больницу, а? Я скажу, что у тебя пищевое отравление, тогда полицию вызывать не станут. Возьмешь у врачей справку, а я уговорю Джеффа не увольнять тебя.
– Давай!
Джон вскочил на ноги, пересек комнату, пролетел над перевернутым диваном, махая руками, словно тряпичная кукла, и с грохотом врезался в стену.
Я спокойно встал, пошел направо и включил напольную лампу. Обернувшись, я увидел диван, по бокам которого находились кресло и перевернутый кофейный столик: настоящий форт из мебели.
Джон опасливо выглянул из–за дивана, затем поднялся и выставил вперед ладони с растопыренными пальцами.
– Дейв, не двигайся, – тихо и серьезно произнес он.
– Что?
– Не двигайся, умоляю тебя. – Джон почти шептал. – Я знаю, тебе кажется, что это бред, ноты все поймешь, когда обернешься. Только не кричи, иначе тебе конец. Теперь повернись – очень медленно.
На долю секунды мне почудилось, что сейчас я действительно что–то увижу, и по моей шее побежали мурашки.
Ничего. Я вздохнул. Меня переполнила злость: позволил Джону втянуть себя в идиотскую историю!
Из того, что находилось передо мной, самым угрожающим объектом был висевший на стене огромный плакат с изображением голой женщины–рестлера. Я удивленно вскинул брови и повернулся к Джону.
– Оно переместилось. Вон туда, – сказал он, отчаянно тыча пальцем вверх, в угол комнаты.
Я очень медленно повернулся и, вытянув шею, стал смотреть в эту точку.
Все равно ничего.
– Джон, либо мы едем в больницу, либо я вызываю «скорую». Но я не собираюсь…
– Бежим к выходу!
Джон перепрыгнул через диван, перекувырнулся, ловко вскочил и рванул в коридор. Вскоре до меня донесся приглушенный топот и радостные вопли: мой друг бежал вниз по лестнице.
Я вздохнул, огляделся по сторонам, нашел ключи от квартиры и положил их в карман. На кровати лежала куртка Джона, и я потянулся за ней, но отдернул руку, почувствовав боль: что–то до крови укололо палец. Я засунул руку в нагрудный карман куртки…
Шприц.
Обычный одноразовый шприц для диабетиков с какой–то хренью внутри – черной, словно старое машинное масло. Я отломил иглу, выбросил ее в мусорное ведро, а остальное положил в карман. Если врачи не захотят изучить эту черную дрянь, запихну шприц Джону в задницу.
Я еще пошарил в карманах куртки, пытаясь найти пузырьки, трубки и тому подобное – то, что поможет определить, чем обторчался Джон, – однако извлек на свет только пустую пачку «Честерфилда» и смятую квитанцию курьерской почты «ФедЭкс»: мой друг отправил что–то в Неваду.
Это уже походило на вынюхивание, поэтому я остановил себя усилием воли, вышел из квартиры и запер дверь. Джон, сжав кулаки, расхаживал под дождем по стоянке, словно ожидая, что из парадной двери появится темный бог Ктулху. Я бросил Джону куртку и приказал ему садиться в машину. Он открыл дверцу и в ужасе замер.
– Ну? В чем дело? – рявкнул я.
Джон смотрел на Молли так, словно она – пушистое воплощение самого дьявола.
– Джон?
– Э–э… ничего. Когда эта собака тебя нашла?
– Ты ее знаешь? Она ходит за мной по пятам, словно… э–э… верный пес.
– Не знаю. Не важно. Поехали отсюда, пока не появилось… что–нибудь еще. – Джон взглянул на дом.
Я сел за руль, но заводить машину не стал.
Бросив еще один взгляд надом, Джон повернулся ко мне.
– Хотя бы скажи, что ты видел эту тварь.
– Ничего я не видел. А это что такое? – поинтересовался я, достав из кармана шприц.
Джон устало потер глаза.
– Не трогай. Который час?
– Начало шестого.
– А день какой?
– Ночь пятницы – точнее, утро субботы. Я совсем не спал, вот мне и кажется, что сейчас пятница. Нам сегодня на работу, помнишь?
– Зря ты приехал.
– Ты же мне звонил и умолял приехать.
Закрыв глаза, Джон откинулся на спинку сиденья, и на мгновение мне показалось, что он отрубился.
– Звонил? Когда?
– Джон, что в шприце? В больнице первым делом об этом спросят. Отвечай, пока не заснул.
– Теперь я вспомнил, что звонил тебе. Сложно удерживать что–то в памяти, ведь все происходит одновременно. Как выстрел из дробовика: дробь летит во все стороны и неминуемо во что–нибудь попадет. Я звонил, звонил – раз двадцать, не меньше.
– Дважды. Ты звонил дважды. Отвечай на вопрос, Джон.
– Только дважды? У тебя все время был какой–то странный голос. Знаешь, мои ночные звонки будут доходить до тебя еще летвосемь–девять. Я не нарочно: просто мне никак не удавалось сосредоточиться, я постоянно выскальзывал из потока времени… Вот будет умора, если ты получишь сообщение на автоответчик года через три.
Я запихнул шприц обратно в карман и завел двигатель. Джон испуганно схватил меня за руку.
– Постой. Куда мы едем? В безопасное место?
– В больницу. Все, завязывай. Я не знаю, что делать и чем все кончится, но, похоже, у тебя «шугало», или как там это называется у наркоманов. Может, это опасно, а может, нет. Может, тебе просто нужно выспаться – я не в курсе, ведь я не торчок и не врач.
– Не надо в больницу! Поедем к тебе – куда угодно, только подальше отсюда.
Конец этого разговора я передать не могу. Мне стыдно. В общем, я позволил Джону убедить меня в том, что медицинская помощь ему не нужна. Дружба с Джоном оказалась для меня важнее его благополучия; в ту ночь, в тот момент я был самым подлым, трусливым и никчемным эгоистом в истории человечества.
Куда же мы могли отправиться? Мы оба были напуганы, хоть и по разным причинам. Джону хотелось очутиться в безопасном месте, а мне – в знакомом и уютном.
Не знаю, как именно мы выбрали кафе «У Денни», но именно туда мы и приехали. Светлое, хорошо знакомое, людное место. Мы молча пили кофе, чашку за чашкой. Джон курил, украдкой поглядывая в окно, а я считал секунды, прошедшие после очередного приступа бреда. Я говорил себе, что худшее позади, что с каждой секундой ситуация налаживается. Бог ты мой, как я ошибался.
– Ну? Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше?
– Ночью я многое увидел – и до, и после того, как я… – Джон замолчал и затянулся.
– Ладно, пойдем в обратном направлении. Какой наркотик ты принял?
– Роберт называл его «соевый соус». Хотя мне кажется, что на самом деле это был не… ну, не настоящий соевый соус.
Роберт? А, конечно, фальшивый ямаец, фокусник на вечеринке. Я решил, что еще скажу этому Роберту пару ласковых.
– А фамилия у него есть? – спросил я.
– Марли.
Разумеется.
– Это он так сказал?
– Да. Мне не хотелось выпытывать его настоящее имя.
– И он дал тебе…
Зачирикал мобильник. Кто может звонить в такое время? Плачущая Тина, которой надоело сидеть дома в одиночестве и которая в шестой раз хочет ко мне вернуться? Или Дженнифер Лопес пожалела о том, что отшила меня на вечеринке, и теперь мечтает поиграть со мной в «спрячь сосиску»?
– Да, – ответил Джон. – Мы напились в «Одном яйце», а когда бар закрылся, вышли на стоянку и выкурили косячок. Башка и Нейт Уилкс раздавили какие–то таблетки в ложке и вынюхали. Там было и… другое. Не важно. Потом мы еще выпили.
Биб–бип–бип БИП БИП…
– Тут ямаец достает «соус» и говорит: «Чуваки, эта штука открывает дверь в иные миры». Мы заставили его ширнуться первым и увидели, что он не умер, а наоборот, реально повеселел. А потом он – да, Дейв, я знаю, что на самом деле этого не было, – он съежился, стал трех футов ростом. Мы от смеха чуть не обделались. А потом он снова вырос.
– И ты все равно попробовал эту дрянь?
– Шутишь? Как я мог отказаться?
Телефон снова завел свою электронную песенку.
– Кто–нибудь еще вколол себе этот «соус»?
– Может, возьмешь трубку?
– Еще раз ответишь вопросом на вопрос, получишь по морде. Смотри мне в глаза. Я не шучу, ты же знаешь. Мне надоело…
– Дейв, мне и так непросто. В голове все смешалось, словно кто–то заставил меня просмотреть десяток фильмов одновременно, а теперь хочет, чтобы я написал про них сочинение. Эта штука… Дейв, я помню то, что еще не случи… то есть то, чего не было. Тот же Лас–Вегас, например. Мы с тобой были в Лас–Вегасе?
Мобильник запищал в третий раз – или в четвертый. Я уже сбился со счета.
– Нет, Джон, мы ни разу в жизни там не были. «Соус» принял только ты?
– Повторяю: понятия не имею. Роберт пригласил нас к себе, но Башка с парнями отказались. Кажется, они занервничали, когда увидели шприц. В трейлере сидели еще какие–то ребята, так что вечеринка, типа, продолжилась там. А теперь, пожалуйста, пожалуйста, ответь на звонок или выключи телефон. Эта чертова мелодия сводит меня с ума.
– Погоди, погоди. Ты принял то, что напугало Башку? Ты забыл, как он на спор закинулся дрянью, от которой умер Ривер Феникс?
– Дейв…
– Ладно, ладно.
Я вытащил мобильник, раскрыл и прижал к уху.
– Да.
– Дэвид? Это я.
А–ах, снова это чувство – этот холодок нереальности происходящего. Кофе в желудке превратился в жидкий азот.
Со мной говорил Джон.
В этом не было никаких сомнений. Мне звонит человек, который сидит напротив меня и курит. И рядом с ним нет ни одного телефона.
– Запись? – спросил я, взглянув на Джона.
– Что? Нет. Не знаю. Кажется, я позвонил тебе ночью и попросил приехать сюда. Не важно. В любом случае держись от меня подальше. У нас мало времени. Отправляйся в Лас–Вегас, найди там человека…
– Кто это?
Джон странно посмотрел на меня.
Голос в телефоне:
– Это Джон. Ты меня слышишь?
– И слышу, и вижу, – ответил я дрожащим голосом. – Ты сидишь напротив меня.
– Ну, тогда просто поговори со мной лично. Нет, подожди. Я случайно не ранен?
– Что?
– Черт! Кто–то пришел.
Щелк. Джон отключился.
Я сидел, прижав телефон к уху, и чувствовал, как на меня накатывает страшная усталость.
Если бы это был кто–то другой, то я бы решил, что меня пытается разыграть какой–то подвыпивший приятель. Но я понимал, что это не розыгрыш: во–первых, Джон уже видел меня в гневе, и во–вторых, шутка вышла не смешной.
Мне стало страшно – по–настоящему страшно, как в детстве. Джон выглядел бледным, полумертвым. Мои ноги промокли и замерзли, глаза чесались под контактными линзами, а голова болела от недосыпа. Захотелось сжечь мобильник, запереться дома, залезть в шкаф и свернуться калачиком под одеялом.
Наступил переломный момент в моей жизни. Впрочем, все к этому шло, верно?
С самого первого дня мне казалось, что жизнь в обществе – это сложный, опасный танец, и что я – единственный, кто не умеет танцевать. Меня снова и снова сбивали с ног, а я каждый раз поднимался, униженный и окровавленный. На меня вечно смотрели с укором, мечтая о том, чтобы я наконец убрался ко всем чертям и перестал портить праздник. Меня хотели вытолкнуть наружу, туда, где, пытаясь согреться, друг к другу жмутся уроды. Туда, к неудачникам, безумцам, которые могут лишь с завистью смотреть на нормальных людей, на то, как они покупают новые сверкающие машины, делают карьеру, создают семьи и проводят отпуск с детьми. Такие вот уроды всю жизнь ковыляют туда–сюда, пытаются понять, почему их бросили, бормочут о всеобщем заговоре и снежных людях. Когда они стараются наладить контакт с окружающими, обычные люди едва сдерживают смех, закатывают глаза, криво ухмыляются – и, что хуже всего, жалеют этих дурачков.
Сидя в кафе в ту апрельскую ночь, я внезапно представил себе, как меня выбрасывают на улицу, услышал, как защелкиваются замки.
Добро пожаловать в мир уродов, Дейв. Скоро ты заведешь себе страницу в интернете, где станешь писать обо всем на свете – одним огромным абзацем.
Это было похоже на смерть.
– Это я? – спросил Джон. – Это я звонил, да?
Мне захотелось выплеснуть кофе ему в лицо.
– Извини, Дейв, за то, что нарушил твой суточный ритм, за все, что произойдет, за то, что люди… э–э… взорвутся.
Я двинулся к выходу. Наверное, за нас расплатился Джон. Точно не знаю. Я вышел на улицу, нашарил ключи в кармане и открыл дверь водителя. Молли выпрыгнула на тротуар, посмотрела на меня и залилась лаем. Затем пробежала немного по пустой площадке для парковки, обернулась, залаяла; потом сделала еще пару шагов и снова гавкнула.
– Похоже, она хочет, чтобы мы пошли за ней, – заметил Джон.
Собака понеслась по тротуару, время от времени оглядываясь, словно проверяя, идем ли мы за ней. Я сел в машину и поехал в противоположном направлении. Похоже, у Джона сложилось свое мнение на этот счет, но он увидел выражение моего лица и промолчал.
Краем уха я слышал, что собака бежит за нами и лает, но решил не останавливаться. В машине повисло напряженное молчание.
Наконец Джон осторожно осведомился о том, куда мы направляемся.
– На работу, черт бы ее побрал. Шесть утра, пора открывать лавочку. Подменить нас некому.
Джон отвернулся и стал смотреть на витрины магазинов и редких любителей утренних пробежек. В конце концов я спросил, чем он там занят, но ответа не получил. Я видел, что Джон все еще дышит – это хорошо. Значит, он просто спит – и это, наверное, тоже неплохо.
Если Джон заболеет и умрет, то твой труп, Роберт Марли, найдут в какой–нибудь канаве.
Я остановился на красный сигнал светофора и, как всегда, почувствовал себя полным идиотом. На улице ни души, но я тем не менее торможу, потому что того требует цветной фонарь. Проклятое общество отлично меня выдрессировало. Я потер глаза и застонал. Внезапно мне показалось, что я – самый одинокий человек в мире.
Бах!
Что–то царапнуло по стеклу.
Что–то похожее на когти.
Я вздрогнул и посмотрел назад.
Это действительно были когти.
Молли стояла на задних лапах, прижав передние к стеклу.
– Гав!
– Пошла прочь!
– Гав!
– Заткнись!
– Я сказал – заткнись! Убери лапы!
– ГАВ! ГАВ! ГАВ!
– Заткнись! Заткнись! Зат–кнись!
Мне неприятно вспоминать о том, сколько все это продолжалось. В конце концов я вышел из машины, чтобы Молли могла запрыгнуть на заднее сиденье. Да, в ту ночь моя жизнь полетела под откос, и все потому, что собака одолела меня в споре.
Молли обнюхала Джона, затем гавкнула; в закрытом пространстве лай прозвучал оглушительно. Джон даже не шелохнулся.
– Чего ты хочешь?
В тот момент данный вопрос казался мне вполне резонным. У собаки, похоже, были свои планы, и отступать от них она не собиралась.
«Что? Ты решила, что я – твой хозяин? Малыш Тимми упал в колодец? Что тебе…»
Я замолчал: мой взгляд привлекла металлическая бирка, болтавшаяся на ошейнике: «Я – Молли. Пожалуйста, верните меня…*
Собака перестала лаять.
Это место было у черта на куличках, рядом с большим заводом, выпускавшим жидкость для прочистки канализации. В какой–то момент я свернул направо; Молли залаяла как сумасшедшая – и успокоилась только после того, как я развернулся.
Увидев в конце квартала высокий, старый викторианский дом, я понял, что собака привела меня точно по адресу.
– Черт!
Я произнес это вслух – и притом громко. Что–то щелкнуло в голове, да так, что все тело содрогнулось.
Я знал, чей это дом. В голове возникла картинка с вечеринки: рядом с ямайцем Робертом спиной ко мне стоит огромный рыжеволосый парень.
Большой Джим Салливан.
Это его дом.
Большой Джим был на год старше меня, на шесть дюймов выше и в два раза тяжелее. Он стал знаменит после одной попытки угона, которая закончилась тем, что Джим вырвал из рук преступника пистолет (ободрав указательный палец угонщика), а затем избил беднягу его же оружием. Позднее Джим навестил того парня в больнице и в течение нескольких часов читал ему Библию. А однажды Джим победил в драке Зака Голдстейна, перебросив через перила лестницы.
Одна мысль о Салливане приводила меня в ужас; захотелось выкинуть собаку из машины и умчаться прочь.
Дело в том, что у Большого Джима была сестра.
Мы звали ее Огурец, а ее настоящее имя я забыл. Девочка, младше меня на два года, училась со мной в спецшколе. Все думали, что «огурец» – это намек на какие–то сексуальные изыски, но на самом деле это сокращение от «морской огурец». У этих существ есть забавный защитный механизм: при встрече с хищником они извергают из себя кишки, рассчитывая отвлечь внимание врага. Это правда, можете мне поверить, ведь прозвище придумал я.
Понимаете, сестру Джима часто тошнило – то есть очень часто. Она извергала содержимое своего желудка не менее двух раз в неделю. Почему с ней это происходило, я не знаю. Вообще проблем у нее хватало, но прозвище по крайней мере у нее было классное.
Когда меня исключили из обычной школы и отправили в заведение для детей с психическими отклонениями, Джим узнал, что прозвище его сестры придумал я. До конца учебного года я жил в постоянном страхе – боялся, что громила подстережет меня на стоянке и порвет в клочья. Весь ужас заключался в том, что, истекая кррвью и выплевывая выбитые зубы, я бы понимал, что получил по заслугам.
Значит, Большой Джим был на той вечеринке. С Робертом? Что бы это значило? И почему там оказалась его собака? Он что, берет ее с собой на все вечеринки? Может, он ослеп и Молли служит ему поводырем? Может, у нее день рождения?
Я чувствовал себя полным идиотом: вместо того чтобы спокойно оставить псину на поле, я катаю ее по городу.
Я лихорадочно попытался понять, что мне совсем этим делать – с Робертом, «соевым соусом» и сверхъестественно умной собакой.
Постой. Рядом с домом нет машины.
Ну и что? Наверное, Джим крепко выпил и сейчас отсыпается у подружки.
Бред. Большой Джим не пьет, и, кроме того, он бы не оставил сестру всю ночь сидеть дома в одиночестве.
Я вылез из машины и жестом велел собаке идти за мной. Она не сдвинулась с места. Я вспомнил, как подзывают собак, окликнул ее и похлопал себя по бедру. Безрезультатно. Так продолжалось несколько минут: собака обнюхивала Джона, а в мою сторону даже не смотрела. Наконец мне стало ясно, что я могу хлопать хоть до посинения, но это ничего не изменит. Я нагнулся и потянул за ошейник. Собака попятилась, зарычала и посмотрела на меня с отвращением. Мне и в голову не приходило, что собаки могут испытывать подобные чувства.
– Вылезай, черт побери! Ты сама заставила меня сюда приехать!
Джон, лежавший на неудобном сиденье, сгорбленный и перекрученный, словно манекен для краш–тестов, даже не шевельнулся, и это напугало меня больше всего. Похоже, он не спал, а потерял сознание. Я грубо схватил Молли за ошейник.
