Текст книги "Динамика характера: Саморегуляция при психопатологии"
Автор книги: Дэвид Шапиро
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Annotation
David Shapiro. Dynamics of Character. Self-Regulation in Psychopathology (2000)
М.: Независимая фирма «Класс», 2009. – 216 с. – (Библиотека психологии и психотерапии). – ISBN 978-5-86375-159-7.
Перевод с английского В. Мершавки и А. Телицыной
В этой книге Дэвид Шапиро углубляет свои исследования, изложенные в книгах «Невротические стили» и «Автономия и ригидная личность». Создает общую картину динамики характера как саморегулирующейся системы, охватывающей индивидуальные установки, формы действия и отношение к внешнему миру.
Автор показывает формальную связь между одержимо-навязчивым и паранойяльным, истерическим и психопатическим и психопатическим и гипоманиакальным состояниями. Исследует связь между невротическими состояниями и шизофренией. Делает вывод, что качественно измененную форму шизофренических симптомов лучше рассматривать как радикальное распространение невротических защит, а не как разрыв или полное их разрушение.
Автор критически относится к упрощенной модели сложных психических процессов, которая сводит причины возникновения симптомов к биологическому дефекту или психологической травме. Таким образом, эта книга расширяет и углубляет исходное, утонченно-последовательное представление Дэвида Шапиро о психопатологии.
Дэвид Шапиро является профессором на выпускном курсе Новой школы социальных исследований. Д. Шапиро – известный психотерапевт, ведет частную практику в Нью-Йорке и является автором книг «Невротические стили», «Автономия и ригидная личность» и «Психотерапия невротического характера».
«Эта книга служит продолжением моей прежней работы, связанной с характерологическим пониманием психопатологи, которое хотя и отличается от традиционного психоаналитического представления, но сформировалось на основе психоаналитической концепции структуры человеческой психики. Цель книги – дать представление о самоорганизации и саморегуляции человеческой психики при разных формах психопатологии, об установках человека, организации и динамике этих установок, включая и те, которые сам человек не осознает, не может сформулировать и выразить вербально, а также о формах деятельности и типах реакций, связанных с этими установками.
Если изучать психопатологию именно так, мы увидим ее в совершенно новом свете. Казалось бы, совершенно несопоставимые симптомы и черты поведения зачастую оказываются разновидностями более общих паттернов и форм поведения. Таким образом, у нас появляется возможность понимания самой разнообразной психопатологии с самым широким диапазоном выраженной симптоматики как разновидности психической организации и системы психической регуляции».
Дэвид Шапиро
Выражение благодарности
Предисловие
Часть первая
Глава 1. Введение
Эго с точки зрения психоанализа
Структура и динамика сознания
Самоотчуждение и потеря воли и способности к действию
Этиология, продолжительность существования структуры и шизофрения
Глава 2. Динамика саморегуляции
Терапевтическая проблема динамики
Источник тревожности: воспоминания или личность?
Значение защиты
Когнитивная основа характерологической защиты: догматизм и паранойяльное знание[9]
Самообман
Самообман и отношение к внешней реальности
Ситуативный самообман
Расширенная система защиты
Часть вторая
Глава 3. Ограничение воли
Пассивно-реактивные и ригидные формы
Глава 4. Пассивная реактивность
Два вида спонтанности
Психопатический характер
Истерический характер
Глава 5. Ригидность
Ригидная «воля»
Ригидный характер
Ригидность навязчивой одержимости
Паранойяльная ригидность
Ригидность и пассивная реактивность
Глава 6. Подверженность влечениям и гипоманиакальность
Гипоманиакальная подверженность влечениям
Динамика
Гипомания и психопатический характер
Гипоманиакальность и навязчиво-одержимый характер
Биология
Часть третья
Глава 7. Неврозы и психозы
Невротическая потеря реальности
Самость и объект
Аффект
Потеря волевой управляемости и ощущения действия
Глава 8. Шизофрения
Потеря волевого мышления и внимания
Потеря реальности и полярности в отношении субъект-объект
Шизофренический аффект
Переход к шизофрении
Ригидность при паранойяльной и кататонической шизофрении
Шизоидные состояния
«Двойная бухгалтерия»?
Библиография
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
Дэвид Шапиро
Динамика характера
Саморегуляция при психопатологии
Посвящается памяти брата, Артура Шапиро
Выражение благодарности
Мне хотелось бы выразить свою признательность моему другу доктору Джин Шимек за ее заинтересованное чтение рукописи под влиянием моей тревожности. Кроме того, мне очень помогли Мустафа Атакай, доктор медицины Мурат Паркер и Майкл Джексон на разных стадиях написания и подготовки книги к печати, и я хочу поблагодарить каждого из них. Я очень признателен за помощь в подготовке книги моему редактору Синди Хайден из издательства Basic Books, которой я выражаю самую искреннюю благодарность. И наконец, я хочу сказать спасибо моей жене, Джеффри Шапиро, советы которой в процессе написания этой книги, как и всегда, были для меня очень ценными.
Отдельные фрагменты первой и второй глав книги в разной форме появлялись в журнале Social Recearch, и я очень благодарен за разрешение использовать этот материал в своей книге.
Предисловие
С некоторых пор мне захотелось выйти за рамки прежних исследований психопатологии, принимая во внимание тот вызов, который бросает биологическая наука психологическому пониманию этой проблемы. В своем более раннем труде, посвященном невротическим стилям, я попытался максимально точно описать формальные черты невротического ощущения и поведения, в частности образ мышления, установки (в особенности непризнаваемые установки), а также типы действия, характеризующие разные невротические состояния. Мне было интересно проанализировать и описать общие формы патологического ощущения и поведения, так как, видимо, именно эти формы, или стили, формируют то, что можно назвать структурой патологического характера и, в свою очередь, определяют форму характерных симптомов.
Изучение образа мыслительной деятельности, который Вильгельм Райх назвал «образом жизни», неизбежно приводит к иному восприятию динамики психопатологии, отличающемуся от традиционного психоаналитического восприятия, а именно к представлению о сознательном, целеустремленном человеке, деятельность которого и формирующие ее установки не являются лишь результатами патологической динамики, которая включает в себя защитную функцию индивидуального когнитивного и поведенческого стиля, субъективные формы мотивации и вообще характерные черты сознательного ощущения. По моему мнению, этот взгляд в целом на динамику характера представляет собой взгляд на саморегуляцию человека, что с теоретической точки зрения звучит гораздо более внушительно, а с терапевтической точки зрения оказывается полезнее традиционной динамики конфликта между влечением и защитой. В особенности это представление позволяет лучше понять субъективную необходимость тех форм, которые принимают симптомы.
Одним из неожиданных результатов моей предыдущей работы стала убежденность в существовании некоторых формальных связей или родства между теми видами психопатологии, которые с точки зрения симптоматики были совершенно разными, как, например, связь между состоянием одержимости (обсессивным) и паранойяльным состоянием. Я полагал, что последующий формальный анализ позволил бы понять психопатологию, исходя из еще более фундаментальных представлений, и еще более прояснить отношения между разными типами психопатологии, а также общие для них динамические процессы.
В особенности долго я находился под впечатлением того, что симптоматическое поведение, присущее разным типам психопатологии, клинически характеризуется, с одной стороны, сравнительно неосознанным, ситуативным отсутствием планомерности, а с другой – ригидностью, диктатом косных внутренних норм. Оба этих типа сохраняют сниженное ощущение самоуправления (как при принятии решения), или личной ответственности, или действия. Нетрудно заметить функциональную ценность таких типов действия, связанную с защитой или предвосхищением тревоги.
Мой интерес к фундаментальным представлениям о психопатологии фокусируется на следующей идее: определить, можно ли считать разные формы психопатологии разновидностью общих форм более низкой организации. Моя цель состояла не в том, чтобы свести к единственной модели все формы психопатологии и типы характера, которые являются источником симптомов, а, скорее, в том, чтобы понять существующие между ними связи и таким образом узнать, какое значение имеет общая для них саморегуляция.
Наша способность видеть формальную связь и родство между состояниями с совершенно разной симптоматикой, может быть даже преодолевая пропасть, разделяющую психотические и невротические симптомы, имеет еще одну, более насущную ценность. Мне это кажется опровержением идеи о различных специфических причинах, вызывающих эти состояния, будь то идея особенных детских конфликтов или травм, как это было принято считать ранее, или весьма популярное ныне представление о возможных биологических дефектах. Иначе говоря, изучение формальных структур психопатологии может уменьшить привлекательность старых идей, за которые держится наша все еще незрелая наука, и оно заключается в том, чтобы найти причины – слишком простые для столь сложных состояний.
Часть первая
Структура и динамика
Глава 1. Введение
Эта книга написана «против течения». Влияние медицины на психотерапию неуклонно возрастает, и на данный момент интерес, который вызывает психопатология, смещается в область биологии. Это обращение к биологии подразумевает одновременное снижение интереса к психологии психопатологии, но особенно свидетельствует о снижении роли психоаналитического лечения. Такое развитие событий в этой сфере еще 30–40 лет назад было трудно предсказать. После Второй мировой войны в психиатрии психоаналитические взгляды, по крайней мере на уровне теории, и влияние психоанализа оказали кардинальное воздействие на развитие не только клинической психологии, но и клинической социальной работы. В рамках психоанализа была разработана всеобъемлющая теория психопатологии, особенно теория невроза. По существу, она была единственной всеобъемлющей и подробно разработанной теорией, применяемой на практике. Фактически, включая все современные изменения, она все равно остается единственной; ее не удалось заменить, вообще говоря, никакой другой психологической теорией. И тогда еще более поразительным оказывается то, что влияние психоанализа уступило изначальное поле своей деятельности и своих открытий биологии. Вряд ли это произошло только благодаря развитию науки о деятельности нервной системы или повышению эффективности фармакологического лечения некоторых видов психических расстройств. Здесь следует принять во внимание и откровенную неудовлетворенность и разочарование самой теорией психоанализа, а поэтому – и любой психологической теорией в этой области.
В свою очередь, биологическое объяснение психопатологии часто оказывается слишком упрощенным. Определение конкретных биологических процессов, которые могут быть присущи данному психическому состоянию, не способны объяснить волевое поведение, когнитивные процессы, а также содержание мыслей и аффектов, которые, в конечном счете, определяют это состояние.
Например, удалось найти определенные психологические условия, позволяющие объяснить различные последствия самостоятельного (без рекомендации врача) применения снотворного и понять побуждения людей, которые их принимают. Но эти состояния дают лишь «оправдательное основание» для выявления зависимости от лекарств (Cacioppo and Berntson, 1992). На самом деле, зависимость от лекарства обусловлена целой совокупностью факторов: определенным расположением духа (настроением), стечением обстоятельств, принятием определенного решения и совершением определенных поступков; эти факторы играют гораздо более существенную роль, чем просто побуждение. Побуждение может быть вполне достаточным объяснением поведения крысы, но побуждение человека следует принимать в расчет только с точки зрения появления у него искушения. Объяснение зависимости от лекарства наличием таких побуждений удовлетворяет ничуть не больше, чем объяснение факта сексуального насилия высоким содержанием тестостерона в крови. Такие поступки, а следовательно вообще любые человеческие поступки возникают вследствие гораздо более сложного сочетания нейрофизиологических процессов по сравнению с тем уровнем, о котором говорят сегодня. Из такого подхода фактически следует, что объяснение на уровне психологии весьма важно не только для настоящего времени, но и существенно для определения направлений нейрофизиологических
Никто не сомневается в том, что в основе психопатологии, да вообще в основе всех возможностей человеческой психологии, лежит биология. Благодаря особенностям своего биологического развития мы можем думать, говорить и т. п., мы также обладаем способностью самоосознания, а вместе с тем – способностью чувствовать внутренний конфликт и самообман. Кроме того, каждый человек осознает, что с момента его появления на свет специфика биологических различий оказывает влияние на индивидуальную психологию. Но основные усилия в современном направлении развития психиатрии были связаны с выявлением особых нейрофизиологических причин сложных психологических симптомов, существующих бок о бок с психологической основой этих симптомов. Неудача в установлении таких специфических нейрофизиологических причин симптомов до сих пор не поколебала эти усилия.
Наглядным примером может послужить предположение существования особой нейрофизиологической причины состояния навязчивой одержимости (obsessive-compulsive conditions). Так, например, в одной популярной книге обсуждается возможная связь между навязчивым мытьем рук и ритуальными движениями, в основном имеющими внутреннюю неврологическую природу, некоторых приматов в процессе очищения тела. Можно не сомневаться, что даже самое поверхностное психологическое исследование опровергнет эту точку зрения. Оно покажет, что навязчивое мытье рук – совершенно не бездумная и не рефлекторная реакция, а действие, направленное на снижение или устранение специфичной, непрерывной тревоги, которая постоянно наполняется определенным содержанием. Как правило, в клинической практике симптомы навязчивого мытья рук связаны с другими симптоматическими навязчивыми действиями, например, с соблюдением мер предосторожности: проверкой и перепроверкой, заперта ли дверь на замок, выключена ли газовая плита, или с симптомами одержимости (obsessional symptoms), например с тягостной нерешительностью. Чуть позже я покажу, что все эти симптомы отражают особый, специфичный тип добросовестности. Иными словами, такие симптомы выражают психологическую динамику и результаты некоторых установок и образа мышления. Они отражают определенный тип личности или тип мышления, а не конкретные расстройства, не связанные с личностью и мышлением.
Биология человека – это основа не только способности говорить, мыслить и осознавать себя, но и основа межличностных отношений. Она определяет, что детей должны воспитывать взрослые, что это воспитание и развитие будет продолжаться долго и что этот процесс обязательно происходит почти во всех человеческих сообществах, как бы они ни отличались между собой. И все это включает в себя когнитивные и эмоциональные особенности человека, возможность развития особых добросовестных установок (о которых мы только что упоминали), а те, в свою очередь, порождают симптомы навязчивой одержимости.
Традиционная форма психоанализа не очень хорошо приспособлена к тому, чтобы стать достойной альтернативой упрощенным биологическим представлениям о психопатологии. Причиной тому является ограничение психоаналитического понимания формирования симптомов, которые имеют именно данную, а не иную форму. В свою очередь, этот недостаток оказывается прямым следствием исторически сложившегося недостаточного признания важности установок, индивидуального стиля мышления, а также видов деятельности и образа мышления, формирующих сознание и поведение.
Ортодоксальные психоаналитики считали невротические симптомы особым проявлением иррациональности на фоне рационального взрослого поведения. Они видели в них внешнее выражение особенных детских конфликтов, бессознательно сохраняющиеся анахронизмы. Но теперь психоаналитики и психотерапевты считают, что большинство симптомов имеют определенную характерологию, хотя бы смутно осознавая их сложную природу, в которой проявляются общие черты установок, поведения и межличностных отношений. Но эта клиническая точка зрения остается концептуально неясной, а потому она вряд ли может претендовать на полноту. Убедительное понимание симптомов должно дать представление о том, что их динамика, независимо от их природы, уже не содержит сохранившихся в памяти характерных конфликтов и тем более концептуальных представлений о таких конфликтах. Динамика патологии взрослого человека включает в себя разные проявления психической организации взрослой личности.
Эта книга служит продолжением моей прежней работы, связанной с характерологическим пониманием психопатологии. Хотя это понимание отличается от традиционного психоаналитического представления, оно сформировалось на основе психоаналитической концепции структуры человеческой психики. Цель моей книги – дать представление о самоорганизации и саморегуляции человеческой психики при разных формах психопатологии; об установках человека, их организации и динамике, включая те, которые сам человек не осознает, не может сформулировать и выразить вербально; а также о формах деятельности и типах реакций, связанных с этими установками.
Если изучать психопатологию именно так, мы увидим ее в совершенно новом свете. Казалось бы, иной раз несопоставимые симптомы и черты поведения зачастую оказываются разновидностями – иногда не слишком явными – более общих паттернов и форм поведения. Оказывается, между относительно независимыми, на первый взгляд, диагностическими категориями имеются формальные связи. Таким образом, появляется возможность понимания самой разнообразной психопатологии с самым широким диапазоном выраженной симптоматики как разновидности психической организации и системы психической регуляции. Такое структурное или характерологическое понимание ведет нас в прямо противоположном направлении от присущей психиатрии цели установления специфических нейрофизиологических причин конкретного, отдельно взятого состояния.
Эго с точки зрения психоанализа
Прилежного студента может только испугать весь объем психоаналитической теории психопатологии. Эта теория крайне сложна, а кое-где столь запутанна, что кажется почти непостижимой. Причина появления таких сложностей заслуживает определенного уважения. В основном они возникли вследствие обобщения клинической практики и клинических наблюдений за длительный период времени: новые данные просто добавляли к старым, но редко заменяли их.
Самая ранняя теория Фрейда была олицетворением простоты. Он исследовал специфические причины особенных симптомов, например нервного тика или конкретной фобии. Он находил эти причины – или верил, что их находил, – в вытесненных из памяти воспоминаниях травматических событий и в сопутствующих им вытесненных аффектах. Такое представление о психопатологии почти не предполагало наличия какой-то общей психической структуры, которая создает симптомы и придает им форму. Конечно же, важным исключением является ключевая для психоанализа концепция защиты в ее простейшем виде вытеснения; она представляла собой организацию самозащиты психики. Но тогда получалось, что симптом или психопатология имели слабую связь с индивидуальностью человека или его психической организацией и в основном относились к воспоминаниям конкретных событий, которые, как считалось, находились внутри психики.
С изменением взглядов Фрейда в направлении создания теории развития либидо и концепции развития внутреннего конфликта представление о психопатологии сделалось намного шире. Оно, как и представление о самой психике, стало гораздо сложнее. Таким образом, начиная с этого времени, пока в процессе клинической работы выявлялась ткань невроза, процесс психоаналитической психотерапии становился все более и более длинным. Теория психопатологии неизбежно расширялась, чтобы вместить в понятие личности новые составляющие и характерные для нее психические процессы. Например, если сначала в качестве процесса защиты (тревожность, вызывающая ограничение самоосознания) рассматривалось только вытеснение, последующие результаты клинической практики указывали на присутствие и других процессов, вызывающих тревожность, и тогда список узнаваемых защитных «механизмов» значительно расширялся.
Систематизация этих достижений психоанализа в 1923 году стала целью и в какой-то мере успешным завершением построения Фрейдом подробной структурной схемы психики. В то время он кратко сформулировал эту цель в своем определении Эго, основного структурного звена, как «связной структуры, организующей психические процессы личности». Особенный интерес вызывает приложение к этому определению, в котором он говорит, что «это та психическая инстанция, которая производит контроль над всеми своими частичными процессами» (Freud, 1923/1961, р. 17)[1].
Но, по существу, с тех пор при развитии концепции Эго его перестали считать «связной структурой, организующей психические процессы личности». Вместо этого Эго стали просто наделять несистематизированной совокупностью функций, процессов и механизмов соответственно тем или иным убеждениям в области клинических исследований или теоретическим требованиям, которые считались необходимыми. В середине XX века выдающийся психоаналитик Роберт Уайлдер (Robert Waelder) составил список защитных механизмов, которые более или менее отвечали духу времени, назвав его «бессистемным перечнем» (Waelder, I960). Рассмотрим, например, защитные механизмы, которые в основном соответствуют неврозу навязчивых состояний: реактивное образование, интеллектуализация, изоляция аффекта, отказ от деятельности и регрессия. Эти механизмы перекрываются между собой, они чрезвычайно различаются по уровню сложности, по отношению между теоретическим обоснованием и клиническим подтверждением и не имеют никакой системной связи между собой. Этот список защитных механизмов не стал чуть более систематическим, когда не так давно в него добавили защитные механизмы, связанные с серьезными расстройствами, характерными для состояний, которые нельзя назвать психозами, но вполне можно отнести к пограничным.
Я полагаю, что хорошо было бы не только составить список защитных механизмов, но и описать существующую современную концепцию Эго как бессистемной совокупности функций и процессов, добавив к защитным механизмам также различные адаптивные способности и мыслительные процессы, между которыми также отсутствует ясная связь, как и их связь с общей структурой. Короче говоря, на сегодняшний день Эго постижимо приблизительно на том же уровне, который имел в виду Эйнштейн, говоря о физике элементарных частиц: «Наши знания больше похожи на каталог, чем на систему». А следовательно, можно обсуждать конкретных людей и их психопатологию в психоаналитическом ключе, применяя в каждом конкретном случае свои конструкты: такая деятельность напоминает сборку кубика Рубика или «механизмов» Руби Голдберга[2] (Rube Goldberg).
Структура и динамика сознания
Сознание – это не только связующая структура, но и организующее начало этой структуры. Наша жизнь структурируется под воздействием установок и образа мышления, характерных для каждого из нас. Вместе с тем эти характерные установки действуют как система регуляции. Они автоматически, рефлекторно ограничивают или корректируют предрасположенность реакций, скажем, на конкретные обстоятельства, которые могли бы угрожать, например, психической стабильности или существующей адаптации, даже при условии, что эта стабильность или эта адаптация является патологическими. Например, предусмотрительный человек, который в определенных условиях пытается ослабить свою настороженность, наверное, спустя какое-то время заметит что-то подозрительное, чтобы прекратить свои попытки. Именно настороженная установка превращает чувство этой возникающей расслабленности в ощущение уязвимости и тем самым включает коррекцию возобновляющейся тревоги.
Концепция структуры сознания или человеческой личности как саморегулирующейся системы включает в себя новое представление о психологической динамике. Данное представление в особенности открывает нам новый взгляд на роль сознания в динамике психопатологии. В традиционной психоаналитической концепции сознание в основном не имеет отношения к динамике психопатологии, оно как бы играет роль эпифеномена, фиксирующего воздействие бессознательных процессов. Эта точка зрения совпадает с концепцией пассивно-ассоциативного сознания XIX века.
Согласно этому взгляду характерной сознательной установке принадлежит основная роль в психодинамических процессах, включая и установки, которые могут преимущественно или полностью оставаться неосознанными. Особенно заметно ограничивающее воздействие таких установок, сужающих и искажающих самоосознание, вызывая предвосхищающую тревогу и тем самым эффективно формирующих процесс защиты. Таким образом, с этой точки зрения психоаналитические механизмы защиты могут считаться особыми, подтвержденными клиническим опытом, примерами функционирования этой регуляционной системы. Данные механизмы можно было считать не психическими структурами, которые «использует» человек, а примерами деятельности человеческого сознания.
Организующую и регуляционную систему сознания можно описать как ее «структуру» практически в том же смысле, как это понятие употребляется в архитектуре. Структура здания позволяет ему прочно стоять на поверхности земли; при этом она придает ему определенную форму. Соответственно, структура сознания или личности – это система установок и подходов, которые не только гарантируют сравнительное ощущение стабильности и комфорта в самых разных обстоятельствах, но и позволяют человеку действовать последовательно и определяют основные формы этих действий.
Однако некоторые разновидности личностной структуры вызывают развитие психопатологии. Личность развивается так, чтобы предотвращать возможность конфликта и дестабилизации, только налагая жесткие и длительные ограничения на свою жизнь и поведение. Иначе говоря, в таком случае в реакциях человека проявляются его самоограничения, которые он накладывает на некоторые свои склонности – чувства, мысли, намерения – и даже на некоторые свои установки. Именно эти ограничения, направленные на предотвращение тревоги, создают условия для появления новой тревоги. Например, предусмотрительный и хорошо владеющий собой человек больше не ощущает дискомфорт только из-за обстоятельств или конфликта, изначально послуживших причиной появления такой предосторожности; как только проявилась эта предусмотрительность, она становится причиной появления ощущения дискомфорта при малейшем удивлении или самом незначительном проявлении спонтанности. И каждое такое ощущение дискомфорта вызывает повышение этой предусмотрительности. Ужесточая ограничения возможного выражения личности, такие люди не только создают внутреннее напряжение, но и расширяют сферу конфликта и повышают возможность возрастания тревоги.
Таким образом, в этом циклическом процессе напряжение, вызванное налагаемыми человеком самоограничениями, постоянно растет: происходит самосохранение патологической личности. Часто приходится иметь дело с особыми разновидностями и частными случаями таких ограничений в человеческом поведении, которые проявляются с поразительной добросовестностью; это, например, чрезвычайно широко известный психиатрический симптом навязчивого мытья рук. Поэтому такие симптомы обязательно будут «в характере личности».
Существует большое количество клинических фактов, которые практически подтверждают, что психопатологические симптомы, по существу, являются характерологическими. Для мужчины, одержимого сожалениями о прошлом, который сам считает эту одержимость «сумасшествием», в жизни тем не менее характерны озабоченность упущенными ранее возможностями, а также общий перфекционизм. Эти черты он не считает симптомами, но в их субъективном переживании и в установках, которые они отражают, эти черты поразительно похожи на симптомы, которые он не узнает. Эксперт, работающий с тестом Роршаха, часто может сделать вывод о наличии определенных симптомов, исходя из общей реакции человека на последовательность карточек с изображением чернильных пятен. Например, видя реакцию импульсивной реактивности истерика на пятна Роршаха, эксперт не удивляется эмоциональным взрывам, которые, по словам пациента, «неведомо откуда взялись».
Иными словами, теперь мы знаем, что самые специфические симптомы – те, что кажутся странными человеку, у которого они присутствуют, – это не отдельно взятые «вторжения» в его повседневную жизнь, которыми они считались когда-то раньше. Совсем наоборот, они представляют собой особые проявления этой индивидуальной жизни и характерных для нее установок. Именно в этом особом смысле симптомы можно называть характерологическими, опять же, имея в виду ключевое условие: что жизнь человека и эти самые характерные установки никогда не осознаются и не выражаются вербально. Когда появляются невротические симптомы, они кажутся странными и чуждыми, но вовсе не потому, что представляют собой проникновение бессознательных элементов в повседневную жизнь. Это происходит потому, что они привносят и распространяют добросовестность и тревогу на целые сферы жизни и деятельности человека, где его сознание их не признает, несмотря на их постоянное присутствие.
Рассмотрим еще раз в качестве примера симптом ритуального, навязчивого мытья рук. Как известно, этот симптом появляется у людей, практически постоянно измученных своим проявлением безжалостной добросовестности. Такие люди, все время испытывая тревогу, напоминают себе о том, что они что-то не сделали или сделали недостаточно; они не могут себе позволить испытать удовлетворение. Следовательно, они часто заняты исправлением чего-то или соблюдением мер предосторожности. Они чаще делают больше, чем нужно, предотвращая или снимая свою озабоченность, чем вообще ничего не делают. Подобные действия, совершаемые только ради совершения самого действия, по существу, являются ритуальными. Но пока такие действия не станут крайне добросовестными, обычно в них не видно симптоматики, по крайней мере в их субъекте.





