Текст книги "Убийство в долине Нейпы"

Автор книги: Дэвид Осборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава 12

У каждого человека случаются ситуации, когда он чувствует себя дурак дураком. Вот и сейчас Алиса смотрела на меня, я – на Алису. Мы обе были смущены. Я пробормотала первое, что мне пришло в голову в тот момент:

– Боже, как вы меня напугали! Я уж Бог знает что подумала, когда вы вошли. Понимаете, я потеряла сережку – подарок моего покойного мужа. А я вечером заходила сюда вместе с Лиз – вот и подумала, что потеряла ее где-то здесь. Я обнаружила пропажу, когда ложилась спать…

В начале третьего ночи это звучало так неправдоподобно, а моя кривая улыбочка выглядела такой жалкой, что я больше не могла продолжать и усугубила смехотворные свои бредни тем, что опустилась на четвереньки и стала заглядывать под диван.

– Нет, – удалось мне выжать из себя. – И здесь тоже нет.

Алиса за все это время не вымолвила ни слова. Она стояла как вкопанная в дверях и смотрела на меня в упор. Я поднялась на ноги и ответила ей таким же пристальным взглядом. Как известно, лучший способ обороны – наступление.

Наконец она обрела голос.

– Какого черта вы сюда явились, миссис Барлоу? Я заметила, что сигнализация отключена, но почему полиция вас не задержала – вот в чем вопрос.

Я заставила себя пожать плечами.

– Они возились со своей машиной, – сказала я. – Я спокойно прошла мимо них. Ключ у меня есть. А вы-то как сюда попали?

На мгновение она растерялась, но затем, рассмеявшись, ответила:

– Я прошла через часовню. Те из нас, кто не живет в «Аббатстве», часто так делают.

Я вспомнила, как Клаудсмит вышел через маленькую дверь прямо на стоянку машин работников фирмы.

Постепенно самообладание возвращалось ко мне. Алиса не поднимала крика, не звала полицию, никак мне не угрожала. В любом случае я – гостья ее босса, и с этим она вынуждена была считаться. Кроме того, она, видно, вполне допускала, что такая эксцентричная дамочка, как я, и впрямь могла прийти среди ночи искать сережку. Если же она так или иначе имела отношение к убийствам в «Аббатстве», чего я, по крайней мере в данный момент, не допускала, то все равно вряд ли мне угрожала опасность – ведь не стала бы она прикрывать одно убийство другим без особой нужды. И, наконец, если, конечно, она не вооружена, то ей со мной физически не совладать. Она оказалась на высоте положения, приняв мои правила игры, и стала вместе со мной «искать» серьгу.

– Ах, как вы, должно быть, огорчены, миссис Барлоу! Так обидно… Вы на диван садились в тот раз?

Она приподняла одну из диванных подушек и сделала вид, будто шарит под нею. Я втайне восхитилась ее самообладанием и сказала, что уже облазила каждый дюйм комнаты и под подушками тоже смотрела. Тут-то она и объяснила мне причину своего появления в столь странный час.

– У меня на завтрашнее утро назначена встреча в Сан-Франциско, – сказала она. – А я забыла один материал, который мне там может понадобиться. Хорошо, что вдруг вспомнила за ужином.

Конечно, это было враньем, никакого делового свидания, судя по ежедневнику, на завтра в Сан-Франциско у нее не намечалось. Ни утром, ни днем. Но она солгала куда удачнее, чем я, и я сделала вид, что поверила. Мы как бы заключили молчаливое согласие и продолжали наши бесполезные «поиски», пока ей это не надоело.

– Я оставлю записку уборщице, – сказала Алиса. – Она – абсолютно честный человек. Если она найдет вашу сережку, то непременно вернет ее вам, миссис Барлоу.

Я поблагодарила ее и после взаимного обмена любезностями, пожелав ей доброй ночи, ушла с чувством огромного удовлетворения – если каким-либо двум женщинам удалось выйти мирным путем из абсолютно безвыходной ситуации, то это мы с Алисой. Но, естественно, меня интересовала подлинная причина ее появления в столь поздний час. Не она ли помогала Хестер оказывать давление на Сэлдриджей? Не с ней ли намеревалась встретиться Хестер? Нет, я не могла принять эту версию. Так же как не могла сейчас заподозрить в ней убийцу. Для этой роли она определенно не годилась.

Я возвращалась к дому тем же маршрутом: через утопающую во тьме лоджию и разливочный цех – его я миновала благополучно, быстро нащупав дверь, – и далее по узкой длинной тропинке, пролегающей между виноградником и зданием. Когда я пересекала въездную дорогу, два богноровских полицейских все еще прохлаждались под аркой, коротая время ночного дежурства, а радио в патрульной машине продолжало верещать о полицейских делах.

В доме было тихо. Я повесила ключ от конторы на крючок в телефонной нише и прошла в свою комнату, стараясь не производить шума. Было бы обидно, если бы меня вдруг в конце концов все-таки «застукали». Больше всего я опасалась Лурины – она вполне могла именно в эту минуту встать с постели и бродить по дому. Но никто не появился, и, вконец измученная, я провалилась в сон, едва коснувшись головой подушки.

Проснулась я, когда за окном еще стоял калифорнийский туман. Белая дымка окутывала виноградники, поэтому, выглянув из окна, я дальше террасы ничего не увидела. Было почти десять часов утра. Гадая, что принесет мне этот день, я приняла душ, оделась, накинула кофту на плечи, побаиваясь утренней прохлады, и спустилась в столовую позавтракать. Хозе сообщил мне, что Богнор в основном проводит время на винзаводе и после ленча явится со своей командой, чтобы тщательно обследовать дом, включая личные апартаменты и одежду. Джон наблюдает, как идет в давильню утренний сбор каберне совиньон, а Лиз рано утром уехала с Роландом Груннигеном на встречу с поставщиком винограда мерло.

Я не испытала ни малейшего желания идти смотреть, как ссыпают виноград в бункер, и отправилась обратно в свою комнату, намереваясь изучить завещание и бракоразводные документы. Казалось, что это совершенно пустое занятие – оба документа ясны и недвусмысленны. В них говорилось именно то, о чем мне уже рассказали Лиз и Брайант. Сэлдридж-старший оставил своим сыновьям равные доли в «Аббатстве» – земли, виноградники и винзавод, предоставив Джону право жить в главной резиденции, в обмен на что он будет управлять всеми операциями в поместье. Ни одна часть «Аббатства» не может быть продана по отдельности, ни тот, ни другой брат, ни их наследники не могут продать «Аббатство» без разрешения других совладельцев, если только общая задолженность не превысит общей стоимости имущества. Далее, каждый был обязан на случай кончины завещать свою долю законным потомкам. Этот пункт заставил меня обратиться к бракоразводным документам Джона. Калифорнийский суд, в соответствии с законами штата о разделе имущества, постановил, что к Хестер отходит половина доли Джона в «Аббатстве» при условии, что она в своем завещании будет уважать требования завещания Сэлдриджа, каковое ей известно.

Затем я взялась за налоговые документы и снова не усмотрела ничего такого, о чем уже не слышала раньше от Лиз и Брайанта или сама не догадывалась. Налоги точно отражали все невзгоды «Аббатства». Ведомости за два года показывали большие потери, хотя доходы компании и ее стоимость все еще значительно перевешивали понесенный ею ущерб. Я только ахнула, узнав, сколько стоят виноградники и винзавод со всем его оборудованием – огромные деньги по любым меркам.

Отложив копии финансовых документов, я обратилась к страницам ежедневника Алисы, к загадочному М.Т. Ее любовником он быть не мог, поскольку фото в рамочке указывало, что, по крайней мере до недавнего времени, ее возлюбленным был Грунниген. Возможно, я не стала бы ломать себе голову над инициалами, если бы не обнаружила такую запись: «Послать бюджет и карту», – причем на той же странице, где был назначен ленч с М.Т. Не исключено, что две эти записи как-то связаны. Возникло множество вопросов. Чей бюджет – самой Алисы или «Аббатства»? И какая карта подразумевалась? Немедленно вспыхнули подозрения. Могла ли Алиса действовать заодно с Джаконелло или с кем-то другим, кто пытался прибрать к рукам «Аббатство»? Я всерьез задумалась над ролью Алисы. Конечно, у нее есть свои проблемы – женщина она не первой молодости, блестяще устроить свою жизнь в ее возрасте уже трудновато, но, как я и подозревала, она еще мечтала о счастье – благодаря то ли удачному замужеству, то ли значительному скачку в карьере. Да, она могла действовать по чьему-то наущению, подумала я, но за большие деньги. Подходит она и для роли осведомителя, поставляющего злоумышленнику информацию о финансовом положении Сэлдриджей. Да и в более грязной работе может подсобить. Винзавод она знает как свои пять пальцев, в состоянии расхаживать по нему даже в темноте. Есть у нее и манипулятор для отключения сигнальной системы, и она доказала, по крайней мере мне, что в критической ситуации способна сохранять хладнокровие.

Время приближалось к полудню. Прозвенел колокольчик Хозе, созывающего к ленчу. Я спустилась на террасу, и как раз когда Хозе подал мне еду, мимо террасы прошел Грунниген, спеша к горному винограднику.

– Джон ищет Алису. Вы ее не видели? – спросил он на ходу.

– Нет, – ответила я.

– Скорее всего она вообще не приехала на работу, – сказал он.

– Припоминаю, что она говорила о какой-то предстоящей деловой встрече в Сан-Франциско, – сказала я и подумала: «Кто знает, может, ночью Алиса и не солгала мне».

– Нет, – возразил Грунниген. – Это маловероятно. У нее масса неотложной работы в конторе.

По понятным причинам я не могла предположить вслух, что она, быть может, попросту проспала, поскольку слишком поздно легла спать. Если она не осталась в «Аббатстве», то на дорогу домой, в Нейпу, она потратила не менее часа и, значит, легла спать по крайней мере на час позже, чем я.

– Вы звонили ей домой? – спросила я.

– Дважды, – ответил он. – Никто не поднимает трубку.

Грунниген пошел дальше, оставив мне возможность размышлять, что хорошего нашла в нем Алиса и почему она «сдала в архив» их совместный фотоснимок, бросив его на дно ящика письменного стола. Меня также удивил французский акцент Груннигена, он делал такие ошибки в английском, какие делают французы, не владеющие в полной мере английским. Но и французский акцент его был каким-то странным, я бы сказала, не вполне французским.

Покончив с ленчем, я пошла в телефонную нишу и сделала два звонка. Сначала в Нью-Йорк – Джоанне. Ни телевидение, ни нью-йоркские газеты ни словом не обмолвились об убийстве Хестер, и я тоже не стала Джоанне об этом рассказывать, чтобы не вызвать бурю ненужных сочувственных ахов и охов. Выслушав мою информацию о том, что я только что позавтракала, хорошо провожу время и предполагаю пробыть тут еще несколько дней, она, как обычно торопясь, коротко пожелала:

– Только не лезь там ни в какие неприятности, мамуля!

– Обещаю. Как только вернусь в Нью-Йорк, позвоню тебе.

Второй звонок был в главную контору пивоваренного треста Западного побережья, чей президент был любовником или женихом Хестер. Я попросила его секретаршу и, когда она подняла трубку, представилась редактором журнала «Отставник».

– Мы готовим статью о руководителях корпорации, которые в ближайшем будущем собираются уйти на покой. – И как можно более простодушным тоном добавила: – Не знаете ли случайно – не собирается ли ваш босс удалиться от дел?

Она ответила без колебаний:

– Собирается. Ровно через три месяца.

Она сообщила также множество других подробностей, которые меня вообще не интересовали: что босс с женой намерены перебраться в Аризону, что после его ухода в фирме неизбежны крупные перемены, что правление фирмы до сих пор не нашло ему достойной замены и тому подобное. Интересно, подумалось мне, знает ли она что-нибудь о связи своего шефа с женщиной по имени Хестер. Из разговора с секретаршей я сделала главный вывод: через три месяца этот пивовар уже будет не в состоянии купить «Аббатство». Не по этой ли причине Хестер слишком настойчиво давила на некоего неизвестного пока мне «своего человека», который, по ее утверждению, помогал ей свалить Сэлдриджей? Но все служащие «Аббатства» были вполне лояльны к Сэлдриджам и могли бы предать их разве только за огромный куш.

Едва я успела положить трубку, как телефон снова зазвонил. Поколебавшись, я подняла трубку и сказала, что это квартира Сэлдриджей. Какая-то дама осведомлялась, дома ли мистер Сэлдридж, и когда я ответила, что он, вероятно, сейчас находится в конторе винзавода, она заявила, что звонила туда, но никто не отозвался.

Меня это удивило – а где же секретарша? Я посмотрела на часы – начало третьего. Все уже должны были вернуться после ленча на свои места.

– А миссис Сэлдридж дома?

– Боюсь, что нет. Насколько мне известно, она уехала с утра в Соному. Может быть, я вам чем-нибудь могу быть полезной? Я – друг семьи, – представилась я, несколько преувеличивая свою роль.

– Возможно, и впрямь вы сможете помочь. – И затем, после некоторого колебания: – Не могли бы вы оставить мистеру Сэлдриджу записку?

– Конечно, могу.

– Дело в том, что я живу в одной квартире с Алисой Брукс, и я страшно встревожена – этой ночью она не приехала домой. Сегодня ее тоже нет – я обнаружила, когда вошла, что кошка не кормлена и автоответчик по-прежнему включен.

Я ответила, что немедленно разыщу Джона и сообщу ему об этом, но я уверена, что с Алисой все в порядке.

– Должно быть, она осталась ночевать здесь, в «Аббатстве», – сказала я, пытаясь успокоить Алисину соседку.

Но сама я не верила собственным успокоительным речам. У меня все похолодело внутри от дурного предчувствия, что опять стряслось что-то жуткое. Я немедленно отправилась на винзавод, и еще на полдороге мои самые страшные опасения начали сбываться. Я увидела, как через главные ворота въехала машина «Скорой помощи» и свернула к монастырю. Я почти бегом направилась туда. Когда я вошла в монастырь, у открытых ворот в кувьер толпились люди. Среди них был Богнор. Дальше я не смогла пройти. Меня остановил один из полицейских. Прежде чем я успела спросить его, что случилось, Джон отделился от группы и подошел ко мне.

– Маргарет, Лиз вернулась?

– По-моему, нет.

У него было каменное лицо.

– Теперь – Алиса, – сказал он. – Труп нашли в самом большом чане с каберне.

Глава 13

У дверей в кувьер произошло какое-то движение, и санитары вынесли на носилках Алису. Они пронесли ее через монастырский двор, едва не задев нас с Джоном. Санитары даже не потрудились прикрыть тело простыней. Они положили труп на носилки лицом вверх, и вино капало с ее мокрого тела, оставляя на древней монастырской брусчатке бледно-красный ручеек. Я не пыталась подробно разглядеть покойницу – боялась, что не выдержу этого зрелища. И все же подняла глаза – ужас и смерть влекут нас к себе, так уж человек устроен, хоть мельком, да взглянем на труп. То, что я увидела, останется в моей памяти навсегда. Безобразное подобие женщины, искаженные агонией черты лица – ее, видимо, задушили, а потом утопили в бродильном чане, наполненном суслом. Пурпурный сок пропитал ее кожу и даже окрасил ее выпученные глаза, теперь смотревшие в никуда. Того же пурпурного цвета была и тряпка, засунутая ей в рот и обмотанная поверх бечевкой.

Позднее я узнала, что сначала Алису избили до полусмерти, затем связали, заткнули кляп в рот и сбросили в люк бродильного чана, когда она еще была в сознании. И там, в чане, она билась и выла, полностью сознавая, какая судьба ее ждет к утру, когда насосы доверху наполнят чан соком.

На мой взгляд, Алису постигла более ужасная смерть, чем бедную Хестер. Это убийство казалось мне даже еще более жестоким и изуверским.

Я взглянула на Джона. Когда труп Алисы проносили мимо нас, он неотрывно глядел на нее, потрясенный случившимся. Но вдруг на лице его промелькнуло какое-то новое выражение, словно в голову ему пришла мысль, от которой его охватил жуткий страх.

Когда носилки с телом задвинули в карету, к нам подошел Богнор.

– Звонок был сегодня утром, миссис Барлоу, – сказал он бесцветным, скучным тоном. – Неизвестный сообщил нам, что примерно в два тридцать ночи вас видели выходившей из винзавода. Желательно побеседовать на эту тему. Прошу подняться ко мне в кабинет. – Негодяй взглянул на часы. – Ну, скажем, через часик. Таким образом, у вас есть время поразмыслить. А пока не заходите к себе в комнату, покуда моя бригада не произведет у вас обыск.

Я не нашлась, что ответить, а он, предложив Джону следовать за ним, с плотоядной улыбкой направился в контору.

Кто мог заметить меня? – размышляла я, стоя во дворе, залитом солнцем. И внезапно меня осенила догадка. Ну конечно, тот, кто убил Алису, и позвонил в полицию. Кто же еще! Возможно, все время, пока я находилась на винзаводе, и уж наверняка когда я оттуда вышла, этот человек был там, в нескольких шагах от меня, и следил за каждым моим действием. Значит, помимо убийцы, я была последней, кто видел Алису живой, и я – последняя, кого видела она, не говоря опять же об убийце. Мысль эта породила у меня в глубине души тревожное ощущение, будто и я какими-то тайными узами связана со смертью Алисы.

В этих размышлениях прошел час. Пора было идти к Богнору. Полностью подготовиться к разговору с такими типами, как он, вообще невозможно, и в этом смысле я не стала исключением. Тем более что я угодила к нему не в добрый час его карьеры. Очередное и особенно зверское убийство произошло буквально у него под носом. Настроение у него, конечно, было скверное, хуже и представить себе невозможно. Я подумала о двух полицейских, дежуривших в патрульной машине. Они прохлопали и меня, и все на свете. Интересно, как это отразится на их служебной карьере?

Богнор безжалостно бомбил меня вопросами: почему я вышла из дома в такой поздний час? планировала ли я встретиться с Алисой? давно ли я знала Алису? И вопрос, который он замыслил как ловушку: каким способом я принудила Алису подчиняться мне? Я призналась, что выходила из дому ночью, но отрицала, что видела Алису, решив, что второго анонимного звонка по этому поводу, наверное, не будет. Я также призналась, что скопировала завещание старого Сэлдриджа, бракоразводный документ, налоговые ведомости и несколько страничек из ежедневника Алисы. И правильно сделала, ибо едва я в этом призналась, как в тот же миг вошел один из подчиненных Богнора и принес копии – следователи обнаружили их в моей комнате. Бумаги произвели сильное впечатление на Богнора. Он едва взглянул на них, как в голове у него зародились новые подозрения. Размахивая копиями, он заорал:

– А это еще для чего, а?!

Я решила, что и здесь могу сказать правду, хотя он все равно уже ничему не поверит.

– Я пыталась вычислить убийцу Хестер, – сказала я.

– Вы пытались вычислить убийцу? Ах вот оно что – она, видите ли, ищет убийцу! – От него буквально повалил пар. На несколько секунд он прямо-таки лишился дара речи и в конце концов произнес сдавленным голосом: – Для этого здесь находится полиция, миссис Барлоу!

Он сделал такое ударение на «миссис», словно мой титул замужней женщины был не более чем прикрытием какой-то моей неблаговидной деятельности.

– Ну, попытка – не грех, мистер Богнор, – возразила я. – И вообще я хочу уехать домой.

– В самом деле? Но пока что нам с вами еще есть о чем поговорить. – И он принялся снова забрасывать меня вопросами: для чего я снимала копии? что намеревалась из них извлечь? насколько далеко продвинулась в своих поисках убийцы? как поступила бы, доведись мне найти убийцу?

Наконец он иссяк и отпустил меня. Вернувшись в свою комнату, я потратила час на то, чтобы привести в порядок свои вещи, накиданные следователями. Но хотя Богнор конфисковал плоды моих ночных расследований, я прекрасно помнила тексты документов и решила обсудить их с Клаудсмитом, несмотря на мои смутные подозрения, что и он тоже может быть замешан в этом деле. Я спустилась вниз к теперь уже мне знакомой нише, где стоял телефон, и договорилась с Клаудсмитом встретиться в его редакции в Нейпе. Затем написала коротенькую записку Лиз – она еще не вернулась, – вышла и села за руль своей взятой напрокат машины. Главные ворота охранял полицейский в штатском. У меня перехватило дыхание – неужели остановит? К моему удивлению, он не преградил мне дорогу, и я с чувством неописуемого облегчения, хотя уезжала совсем ненадолго, вырулила из «Аббатства».

Глава 14

Редакция газеты «Летописец долины» находилась в тридцати милях к югу, на окраине города Нейпы, и помещалась в красном кирпичном обшарпанном доме. Судя по архитектуре, там когда-то, по-видимому, располагался военный склад.

Еще до того как я проехала ухабистой, засыпанной щебенкой задней улочкой и припарковалась под громадным сикомором, я знала, что еду в правильном направлении. Гигантская электрическая реклама на крыше редакции была видна издалека. В этом тоже чувствовалась экстравагантная натура Клаудсмита – в доме под грандиозной вывеской редакция занимала всего одну комнату, правда весьма просторную. Обстановку ее составляли две пыльные, грязные пальмы в кадках, тройка лениво вращавшихся, засиженных мухами пропеллеров-вентиляторов под потолком и четыре письменных стола. Их облупленный вид говорил, что лучшие деньки этих деревянных четвероногих – далеко позади.

За одним из столов сидела дама, такая же старая, как Клаудсмит, но с властным выражением на челе, словно она была истинной хозяйкой этого информационного заведения. Пенсне без оправы красовалось на ее носу, похожем на клюв. Снежно-белые волосы были собраны на макушке в тощий пучок, высокий кружевной воротничок венчал собою ситцевое, в цветочек, платье, висевшее на ее костлявой фигуре, как занавеска.

За другим столом, под прибитым к стене обветшалым рыбьим чучелом сидел, уставившись в компьютер, бледный женоподобный молодой человек. Репортер? Но за новостями приходится бегать и под открытым небом, а на это заморенное существо, кажется, еще ни разу не упал луч знаменитого калифорнийского солнца. Компьютер, к которому был прикован взор бледного юноши, вопиюще не гармонировал с прочим мебельным старьем.

В углу двумя стеклянными стенками была выгорожена комнатушка. Изрядно облезшие золотые буквы на ее двери возвещали, что в этом кубике обитает главный редактор, то бишь сам мистер Клаудсмит, отделивший себя таким образом от подчиненных. Через другую дверь я могла видеть допотопные печатные и брошюровочные машины, которые вместе с наборными столами превращали собранные за день новости в читабельный материал, в конце концов попадавший утром к подписчикам. Машины работали с оглушительным клацанием и рокотом, в помещении стоял густой запах масла, типографской краски и бумаги, как это бывает в старомодных провинциальных редакциях. Я успела представиться секретарше, холодно и настороженно взглянувшей на меня, когда Клаудсмит, говоривший в это время по телефону, заметил меня из своего вращающегося кресла, такого же старого, как он сам, и жестом пригласил в свое святилище. Он приветствовал меня с бурным энтузиазмом и, принеся извинения за шум, стал объяснять, что они печатают листовки для предстоящего карнавала.

– В наше время, – сказал он, – приходится печатать все что угодно, лишь бы держаться на плаву. Телевидение! Люди больше не хотят читать! Кончится тем, что газету можно будет увидеть только в музее.

Он, конечно, уже знал об убийстве Алисы – Богнор не замедлил сообщить ему об этом. Но в общих чертах. Поэтому от меня он хотел получить более подробную информацию и приготовился записывать каждое мое слово. Стоило ему раскрыть блокнот, и передо мной снова был профессиональный репортер. За его спиной на стене в рамках красовались образцы лучших, на его взгляд, полос газеты – с точки зрения расположения материала, больших заголовков или самих публикаций. Рядом красовались две «Почетные грамоты» администрации штата за публикацию материалов по злободневной для штата тематике. Не хочет ли старик показать, что слава для него – дороже денег? Многие редакторы отчаялись бы работать по такому принципу, а этот вроде бы счастлив. Интересно, подумалось мне, может быть, его экстравагантность, как и паясничанье Чарвуда, служит всего лишь для отвода глаз? Обыватель – а я именно к их числу себя отношу – не станет подозревать клоуна в дурных намерениях.

После того как Клаудсмит буквально вырвал у меня описание внешности убитой Алисы и с удовлетворением занес подробности в блокнот, я рассказала о допросе, учиненном мне Богнором, и отчиталась о моем ночном путешествии в контору. При этом я понимала, что если мои подозрения по поводу двойной игры Клаудсмита хотя бы отчасти верны, то он сейчас в душе смеется надо мной. Но я не заметила в его мимике или интонациях чего-либо настораживающего. И, снова убаюканная его дружелюбием, поведала, как меня обнаружила Алиса ночью в конторе.

– Но если вы расскажете об этом вашему приятелю Богнору, – сухо предупредила я, – то нашему сотрудничеству – конец.

– Святая обязанность журналиста, как вы знаете, милая леди, не выдавать источников информации, – сказал он. – Так что об этом не беспокойтесь.

– Богнор изъял все мои копии, но в этом особой беды нет, – продолжала я. – Я прекрасно помню тексты завещания и документов о разводе – ничего интересного и интригующего. Зато в ежедневниках…

– В ежедневниках?

– Да, в настольных блокнотах-календарях Алисы и Груннигена, в основном у нее, некоторые заметки показались мне странноватыми. Одну из записей я даже скопировала.

– В каком смысле странноватыми?

– Ну, что касается Груннигена, то, судя по его ежедневнику, он в этом месяце довольно часто уезжал из «Аббатства», хотя в сезон уборки главному виноградарю следовало бы, на мой взгляд, безвыездно сидеть на плантациях.

Клаудсмит утвердительно кивнул и согласился:

– Да, тут что-то может быть. Это верно. Впрочем, не обязательно что-то зловещее. Возможно, завел очередную любовницу. Это, кстати, объясняет, почему он рассорился с Алисой. Иначе она не забросила бы на дно ящика снимок, обнаруженный вами. У этого молодого человека – репутация лихого бабника. А что странного вы нашли в записях Алисы?

– Она кому-то назначала свидание.

– О! Кому же?

– В том-то и дело, что этого я не знаю. Она обозначила этого человека М.Т.

– М.Т.? – Старик задумался. – Вы сказали М.Т.?

– Да.

– Так, – протянул он. – И вы не догадываетесь, кто это может быть?

– Абсолютно не догадываюсь.

– А я думаю, что это Марсель Турбо. Готов спорить на что угодно.

Он повернулся в своем вращающемся кресле и выдернул из кучи бумаг фотоснимок с текстом: «Америка выбирает вина Турбо».

– Это его рекламный плакат. Сто восемьдесят миллионов галлонов в год продает в одних лишь супермаркетах. Но на это требуется огромное количество винограда, и Турбо скупает его повсеместно.

Я взглянула на снимок, сделанный с воздуха, – обширнейший комплекс, раскинувшийся на нескольких сотнях акров, склады, другие хозяйственные постройки и сотни гигантских бродильных чанов.

– Любопытно, у него чаны под открытым небом, – сказала я.

– Их слишком много и они слишком велики, чтобы упрятать их под крышу, – объяснил Клаудсмит. – В некоторых чанах содержится по миллиону галлонов.

– Но они, должно быть, жутко перегреваются на солнце?

Он отрицательно покачал головой.

– С помощью системы охлаждения температуру можно отрегулировать с точностью до полуградуса. В зависимости от того, какая требуется каждому сорту винограда для брожения, чтобы получился нужный аромат. Похоже на то, – добавил он, – что наша Алиса пыталась провернуть какое-то дельце с «Турбо».

– Но зачем, – спросила я, – гигантской компании «Турбо» могло понадобиться такое сравнительно небольшое винодельческое хозяйство, как «Аббатство»?

– Да, возможно, по той же причине, по какой «Аббатством» интересуется и Джаконелло, – сказал Клаудсмит. – Почему не заработать, продавая на рынке дорогие, высококачественные вина! Но могут быть и иные, более хитрые соображения. Появление на рынке под маркой «Турбо» таких прекрасных вин, как совиньон и шардоне, послужило бы отличной рекламой для всей продукции «Турбо». А какой есть еще более легкий способ это сделать, чем попросту выкупить у Сэлдриджа его виноградники и винзавод с их устоявшейся отличной репутацией?!

– Но неужели ради этого Турбо готов пойти на вредительство или убийство? У него и без того есть и деньги, и положение в обществе… Зачем ему рисковать?

– Вы правы, – согласился Клаудсмит. – Ему это ни к чему, и я не думаю, чтобы он этим занимался. Марсель – лихой мужик, вот вам бы у кого побывать! Но я его знаю, он не одержимый, не маньяк. – Старик грустно покачал головой. – Бедная Алиса! Не всегда она самым умным способом добивалась своего. Мне как редактору она порой доставляла немало хлопот и неприятностей тоже. Бывало, даст информацию, гарантирует эксклюзивность: «вам, только вам», – а сама рассует материал куда только можно. Но такой участи она, конечно, не заслужила. Я знаю, что по вечерам она иногда задерживалась в конторе, чтобы снять копии с некоторых бумаг Джона, казавшихся ей образчиками его чудачеств. Однажды она призналась мне, что с ним дьявольски трудно работать – диктаторские замашки, капризы, цепляется к мелочам, слишком требователен и совершенно не считается с ней и с ее чувствами. Вполне возможно, что она находилась в конторе в тот вечер, когда убили Хестер, и, на свою беду, видела злоумышленника.

Я думала иначе, но решила оставить свои соображения при себе.

– А что, если мне повидаться с Турбо? – сказала я. – И постараться получить ответ из первых рук. Мало ли что может выясниться! По крайней мере, я хоть узнаю, действительно ли он тот самый «М.Т.», с которым виделась Алиса.

На лице Клаудсмита отразилось сомнение.

– Вы полагаете, что он вам это скажет?

– Почему бы и нет? Если Турбо не упускает возможности воспользоваться тяжелым положением кого-либо, это не означает, что тем самым он нарушает закон или мораль общества. Может быть, он считает, что покупка «Аббатства» до того, как банк наложит на него лапу, фактически явится благом для Джона. Ведь Джон получит огромную сумму наличными. Если Турбо прежде должен был действовать через Алису, то теперь, когда ее нет в живых, ему даже проще вступить в переговоры непосредственно с хозяином. Вот только с чего мне с ним начать разговор? Кем представиться?

К моему удивлению, Клаудсмит отрицательно помотал головой.

– Со мной Турбо не разговаривает. Так что я вас рекомендовать не смогу. Действуйте на свой страх и риск.

Он указал на висевшую на стене в рамке статью под заголовком «Супермерзкое мерло суперконцерна Марселя».

– В этом материале я заклеймил Марселя Турбо за снижение стандарта его и без того дрянного пойла, которым он наводнил все супермаркеты. Я поставил вопрос так: существует ли предел алчности человека, и без того нажившего на вине колоссальные средства? Такая критика ему, конечно, пришлась не по нутру.