Текст книги "Убийство в долине Нейпы"

Автор книги: Дэвид Осборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Глава 23

Порой иные моменты навсегда запечатлеваются в памяти, словно фотографии в альбоме. Один такой момент я не забуду до конца жизни: в надвигающихся калифорнийских сумерках Лурина смотрит на меня с противоположной стороны плавательного бассейна в «Аббатстве». Мое взвинченное воображение подсказывает мне, что она без труда читает мои мысли.

Когда мы накрыли бассейн, она, не говоря ни слова, пошла на веранду, села в свое кресло и снова углубилась в чтение журнала, допивая остатки кофе. Я пробормотала извинения и покинула террасу, стараясь казаться абсолютно спокойной, хотя не уверена, что мне это удалось. Размышлять о мотивах убийств, ранее совершенных этой парой, было уже некогда. Я зарвалась, и теперь мне самой срочно требовалась помощь для спасения собственной шкуры.

Я решила не звонить из ниши между гостиной и холлом, а вместо этого быстро поднялась в комнату Лиз и Джона, где был другой аппарат. Вызвала оператора и попросила срочно соединить меня с полицией. Пауза грозила затянуться до бесконечности. Наконец отозвался четкий и властный голос дежурной. Она принялась долго и дотошно расспрашивать, кто я такая и откуда звоню. И, лишь выяснив все, что ее интересовало, дежурная разрешила мне изложить причину моего звонка. Полушепотом я умоляла ее сообщить капитану Богнору, что в «Аббатстве Святой Денизы» назревает большая беда и нужно, чтобы он приехал как можно скорее. Анонимная дежурная злобным тоном потребовала объяснить, что конкретно мне угрожает. Когда я возбужденно растолковывала ей, что Богнор сам знает, какие страшные вещи совершаются в «Аббатстве», в трубке раздался тихий щелчок – несомненно, меня подслушивали. Грунниген или Лурина? Впрочем, какая разница – главное, они уже поняли, что мне необходимо заткнуть рот, а я поняла, что самое разумное – поскорее дать деру из поместья. Ключи от машины находились у меня в комнате. Я отыскала их в сумке и пошла обратно к лестнице. Заглянула вниз – в холле никого не было. Я быстро спустилась по лестнице и через парадную дверь вышла к машине.

Вопреки ожиданиям, Грунниген не выбежал на шум мотора, и я беспрепятственно направилась к главным воротам. Будучи почти у цели, я открыла ящик для перчаток, где находился манипулятор, с помощью которого открывались ворота, и, к своему ужасу, его там не обнаружила.

Я прекрасно помнила, что оставила его там.

Остановив машину, я обшарила еще раз ящик, а потом еще и сумку – ни там, ни тут манипулятора не было. Тогда я включила внутренний свет и осмотрела кабину. Пошарила под обоими сиденьями и на полу сзади – тщетно. Выключила фары. Не оставалось сомнения – они выкрали манипулятор, чтобы я не смогла покинуть территорию «Аббатства».

Сидя за рулем, я отчаянно пыталась сообразить, что мне следует делать. Оставаться в машине нельзя, это – верная западня. Они уже знают, что я застряла у ворот, и, несомненно, появятся здесь с минуты на минуту. Выйди из машины и реши, что делать дальше, приказала я себе, распахнула дверцу машины и проворно нырнула в густую тень олеандрового куста. Вокруг – только зловещая тишина. Потом я вспомнила, что проникнуть в «Аббатство», а следовательно, и выбраться из него можно через часовню напротив склепа. Там есть дверка, которой пользовались Клаудсмит и Алиса, а также, как мне рассказывала Алиса, и другие работники винзавода, сокращая таким образом путь на работу и с работы. Ключ от английского замка сейчас мне не требовался – ведь я собиралась выйти, а не войти. Единственное, что мне требовалось, – это обуздать нервы, чтобы выбраться из этого проклятого места.

Луна светила со стороны часовни, ее бледный свет косо падал на монастырь, придавая арочному входу призрачный вид. Когда я пробиралась через дорогу, шуршание гравия у меня под ногами казалось мне необычайно громким и потому опасным. Прошла будто бы целая вечность, прежде чем я достигла арки и юркнула в ее спасительную темень. Но где же Грунниген и Лурина? Должны же они быть где-то здесь! Я стояла, напряженно вслушиваясь в тишину. Тьма могла скрывать не только меня от них, но и их от меня. Я заставила себя идти дальше. Прокралась в черную, как тушь, тьму лоджии и медленно пошла к часовне. Я двигалась боком вдоль стены на ощупь и наконец добралась до двери разливочного цеха. К сожалению, на сей раз при мне не было карманного фонарика-карандаша, и я боялась наткнуться на ленту транспортера, заставленную картонными и деревянными ящиками с бутылками.

Ощупью я добралась до дверей конторы, где были телефоны, но проникнуть туда без ключа было невозможно. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем я достигла ризницы. Потянула задвижку, она отошла со слабым стуком, и я ступила внутрь. Затхлый воздух, пропахший старым саманным кирпичом и пылью, ударил мне в нос, словно меня ткнули лицом в грязное лежалое тряпье.

Долго я стояла не шелохнувшись, пытаясь вспомнить обстановку ризницы, чтобы в темноте не разбить себе физиономию о мебель. Постепенно комната начала обретать какие-то туманные очертания – слабый свет проникал сюда через маленькое грязное оконце со стороны залитого лунным светом монастыря. Я осторожно стала двигаться дальше, ощупывая пол ногами, и наконец очутилась в часовне. Оглядевшись по сторонам, я заметила свет со стороны узкой лестницы, ведущей в склеп. Должно быть, там, у входа в лабиринт винных подвалов, горела лампочка. Не притаился ли там кто-то в засаде?

Наверное, я успешно осуществила бы свой замысел, если бы не устремилась к лестнице и не оказалась в полосе света, а пошла бы по темному центральному проходу между скамьями. Но я так хотела поскорее выбраться на волю, что пренебрегла опасностью и рискнула выйти из темноты на свет. Обогнув темный куб исповедальни, я приблизилась к окну, откуда была видна немощеная служебная автостоянка. Еще несколько секунд, думала я, и все страхи останутся позади. Но то, что я увидела, повергло меня в оцепенение, потом в изумление. Я отказывалась верить своим глазам, а когда поверила, испытала огромное облегчение. Я застыла на месте, ничуть не задумываясь над тем, что мой силуэт отчетливо виден на фоне окна. Все мое внимание было поглощено автомобилем, припаркованным в десяти футах от меня. Там, на стоянке, было достаточно светло, и я безошибочно узнала серебристый «феррари»! Теперь я уже не одна, Брайант где-то рядом! Значит, я – в безопасности! Но тут же сомнение: нет, не может быть – ведь он попал в автомобильную катастрофу и теперь лежит в госпитале, в Сан-Франциско.

Секундная моя радость снова сменилась ужасом. И полное потрясение – голос Лурины, настойчиво взывающий:

– Быстрее, Брайант!

Так вот оно что! Брайант – отнюдь не страж моей безопасности, он – враг… Преступники выманили Джона и Лиз из «Аббатства», чтобы расправиться со мной.

В мгновение ока мне все стало ясно, и сердце сжалось от тоски и боли. Я осознала главное – бежать уже поздно.

Брайант вырос прямо рядом со мной. Он вышел из исповедальни, где прятался. Я не только не могла убежать, но не могла даже крикнуть. Он действовал быстро и уверенно.

Он молниеносно обхватил меня одной рукой, прижав мои руки к талии, а другой плюхнул мне на лицо мокрую тряпку с тошнотворным запахом. Я догадалась – хлороформ…

Глава 24

Был момент, когда я утратила волю к сопротивлению, осознав свою полную беспомощность. Брайант изо всех сил зажимал мне рот и нос, так что я не могла дышать. И, как ни странно, именно это меня и спасло от хлороформа. Я мечтала лишь об одном-единственном глотке свежего воздуха. Я должна была вдохнуть хотя бы раз. И тут очнулось мое тело. Совсем было поникшее, беспомощное, оно вдруг вознегодовало. Я прогнулась вперед, с силой рванулась назад и вцепилась зубами ему в руку. Он выругался и выпустил меня на миг, попытался снова схватить, но безуспешно. Теперь, когда одна рука у меня была свободна, я развернулась и изо всех сил лягнула его ногой. Потом ребром ладони ударила по переносице. Раздался хруст кости, он вскрикнул и схватился руками за лицо. Я воспользовалась этим и со всех ног рванулась к дверке Клаудсмита. Но я не успела добежать до вожделенной дверки. Брайант преследовал меня по пятам, не переставая кричать:

– Быстрее! Хватай ее!

Слепящий свет перед глазами – фонарь в руке Лурины. Все. Путь отрезан. Я схвачена, и уже окончательно. Брайант обвил руку вокруг моей шеи, но я изловчилась и вырвалась, прежде чем он успел задушить меня. Я понеслась между двумя рядами скамей, чтобы выбраться в центральный проход и нырнуть в темноту. Я снова услышала голос Лурины:

– Сейчас я ее достану!

Она бежала между двумя другими рядами, параллельно моему ряду. И снова Брайант настиг меня. Спасло меня то, что свет ее фонаря ослепил и его тоже. Он обо что-то споткнулся, и я успела выскочить в центральный проход раньше, чем они.

Я помчалась к ризнице, но на бегу сообразила, что в монастыре им не составит труда поймать меня или же там окажется Грунниген. Я добежала по проходу до алтаря, не соображая, куда сворачивать дальше. Не раздумывая, я нырнула по крутой лестнице в склеп, откуда можно будет попасть в винные погреба.

Конечно, это была безумная затея. Я надеялась выбраться на волю через кувьер – подземный зал, где в чанах хранилось сусло. Насколько я помнила, в кувьере была дверь, ведущая в виноградник, а что все двери окажутся запертыми, мне и в голову не приходило. На тщательное обдумывание ситуации у меня не было времени, и, стараясь избежать одной ловушки, я очертя голову бросалась в другую.

Внизу было прохладно, пахло вином и старым дубом. Холод и мертвая тишина. Тут и там горели тусклые лампочки. Но их света было достаточно, чтобы увидеть, как я бегу по длинному центральному подвалу. От него в обе стороны ответвлялись два коридора. В один из них я успела нырнуть еще до того, как Брайант и Лурина появились в центральном подвале. Они не видели, куда я свернула, но я не сомневалась, что скоро они это установят.

Пробежав пятьдесят футов, я остановилась. Кровь гулко стучала у меня в висках, заглушая все остальные звуки. Там, где я сейчас находилась, было темно. Лампочка рядом, видимо, перегорела. Мне надо было проследить, как они будут действовать дальше, поэтому я спряталась за пирамиду из трех бочек, откуда было удобно следить за ними. И вот в центре погреба блеснул луч карманного фонаря. Появился Брайант, за ним – Лурина. Они остановились, пытаясь догадаться, куда я запропастилась. В руке Брайанта сверкнуло изогнутое лезвие виноградного ножа. Брайант – человек, которому я безоговорочно доверяла, джентльмен, вне каких-либо подозрений… Конечно, Брайант – мятежный сын, презираемый суровым папашей-патриархом, смертельно завидующий любимцу отца Джону, старательно скрывающий свою ненависть и жаждущий разрушить мечту Джона о процветании поместья, чтобы разбогатеть самому. Он был матерым убийцей и вот теперь вознамерился убить меня. Сейчас я думала только о себе. Об остальном – зачем он убил Алису, Хестер, почему сейчас охотится за мной, – об этом можно уже не думать, так же как и о том, давно ли они спелись с Луриной. Их слаженные действия свидетельствовали о том, что эти двое давно вступили в преступный сговор. А Грунниген? Он не в счет, или его просто использовали в корыстных целях.

Они разделились, и Брайант пошел в мою сторону. И опять, спасая собственную жизнь, я обязана была куда-то бежать. Но куда? Где дверь в винохранилище? Она должна быть где-то тут поблизости. А там мне поможет тьма и дюжины дюжин бочек, за которыми можно спрятаться. Я прокралась ощупью немного дальше, и наконец пальцы мои коснулись двери. Оказывается, она была так близко от меня, что я едва не проскочила мимо.

Дверь была прочно, наглухо заперта.

Время остановилось, я онемела. Думать, думать, напряженно думать и искать путь к спасению. Должны быть двери и в другие цехи. В разливочный, например. Я стояла в почти полной темноте, напряженно размышляя, как попасть в разливочный цех, когда на стене подвала, где брезжил слабый свет, мелькнула тень. Это Брайант осторожно приближался ко мне.

Я бросилась в другой коридор. Он вывел меня обратно в центральный подвал. Я решила пересечь его, чтобы поискать спасения в коридоре, пролегающем, по моим подсчетам, под лоджией. Но добежать туда не успела. В подвале появилась Лурина.

Она остановилась, посветила фонарем, и я увидела прямо за ней ржавые решетчатые ворота усыпальницы для монахов-иезуитов.

Лурина осветила фонарем решетку, а затем распахнула ворота, чтобы убедиться, не притаилась ли я в усыпальнице, и шагнула внутрь. Луч фонаря скользнул по кучам костей и черепов, скользнул вверх по стене до сводчатого потолка. Я оглянулась. Брайант был в дальнем конце каменного коридора. Он заметил меня и крикнул.

Лурина обернулась на крик. Я рванулась вперед, грохнула по Лурине створкой ворот, и она полетела на кучу костей. Фонарь выпал у нее из рук и откатился в сторону. Я побежала, ничего не видя перед собой, обратно к часовне. Я знала, что мне их не перегнать. Поэтому я остановилась у гигантской «этажерки», полки которой были уставлены бутылками до потолка. Протиснувшись в пространство между «этажеркой» и стеной подвала, я уперлась ногами в «этажерку», а спиной – в стену. И когда Брайант поравнялся со мной, я изо всех сил напрягла ноги. «Этажерка» закачалась, бутылки посыпались вниз. Они кувыркались в воздухе, бились вдребезги или катились по полу. Брайант оказался наполовину погребенным под бутылками. Но когда я вышла из своего укрытия, он успел ухватить меня за ступню. Я дернулась, высвобождая ногу, но он вцепился в другую, и я упала. Он стал подниматься, а я изловчилась и ударила его по лицу «розочкой» – бутылкой с отбитым дном и острыми зубчатыми краями.

Мужчины визжат не так, как женщины. От их визга стынет в жилах кровь. Брайант Сэлдридж выл, закрывая лицо руками. Поэтому я смогла встать. Но, выпрямляясь, увидела рядом подоспевшую Лурину. Тем не менее я нашла в себе силы бежать, спасаясь от их преследования, и первой достигла часовни. Теперь оставалось добраться до маленькой боковой дверки с английским замком. Ах, если бы только проскользнуть через нее в лес за дорогой. Но я забыла о скамейках и, споткнувшись, упала ничком на одну из них. И тут они настигли меня. Все трое мы рухнули на пол, и наши тела сплелись в плотный клубок, исторгающий вопли отчаяния и ненависть. Фонарик Лурины укатился под лавку и светил оттуда. В какой-то момент я увидела сверкнувший в его свете нож. Ослепленный болью Брайант размахнулся и ударил…

– Нет, Брайант! Нет… – отчаянно закричала Лурина.

А он вонзал и вонзал в нее нож, исторгая при этом гнусные ругательства. Крик Лурины становился все тише и тише, напоминая теперь бульканье тонущего в воде человека.

Я ударила ногой в дверку и выскочила в прохладу ночи. Бежать я не могла, разве только брести, шатаясь на полусогнутых от безмерной усталости ногах.

Вспомнив про «феррари» Брайанта, я молила Бога, чтобы в машине оказались ключи от зажигания. В замке ключей не было. Я нашла их за верхним щитком, на том самом месте, где они находились, когда мы с ним садились в машину после похорон Хестер. Все в этой машине было непривычно для меня, и я мучительно долго искала ручной тормоз. Едва я включила фары, как из часовни вышел Брайант, весь с головы до ног в крови – своей и Лурины. Я не могла найти кнопку дверного замка, и как раз когда я пыталась стронуть машину с места, Брайант резко дернул дверцу, явно намереваясь вытащить меня из машины. Но я вцепилась в руль и дала газу. Машина рванулась вперед. Брайант повис на мне всей своей тяжестью, и казалось, вот-вот оторвет меня от руля. Мы вылетели на дорогу, и я отчаянно ударила его по голове, чтобы он отпустил меня.

И – ослепительный свет в глаза, адский грохот… Я врезалась в другую машину. Потом – тьма и бензиновая вонь. Я сижу, притиснутая рулем к спинке сиденья, а вздыбившийся пол зажал мои ноги так, что я не могу сдвинуться ни на миллиметр. И – никакого Брайанта…

Эпилог

Люди, свет фар, голос:

– Вы ранены?

Это спрашивал Богнор. Рядом с ним – Клаудсмит. За старика можно порадоваться – он раздобыл самый сенсационный материал в жизни. Так вот, значит, с кем я столкнулась – с машиной ненавистного мне главного детектива округа. Хотя теоретически я должна была оказаться раздавленной в лепешку, на самом деле я отделалась легким испугом – растяжением связок голени, нервным потрясением и все еще не развеявшимся страхом.

Когда мне помогли выбраться из «феррари», подъехали Лиз и Джон. Не зная еще, что здесь произошло, они были возбуждены и взволнованы оттого, что информация о катастрофе с машиной Брайанта в Сан-Франциско оказалась «липой». Клаудсмит деловито фотографировал все подряд – две искореженные машины, лежащего на асфальте раненого Брайанта, безжизненную Лурину в луже крови в часовне. Снял он также Богнора, царившего над всей этой сценой. К моему неудовольствию, этот антипатичный полицейский, а не я первым заподозрил Брайанта, хотя и проворонил Лурину, а также Роланда Груннигена.

Услышав от Клаудсмита, что старый Сэлдридж изменил перед смертью завещание, Богнор отдал на экспертизу подпись Саймона под завещанием. Графологи установили не только то, что подделана подпись, но и то, что весь документ подделан, и весьма искусно, самим Брайантом. Решение отца оставить «Аббатство» Джону он посчитал вопиющей несправедливостью и не пожелал с этим смириться. Позднее, когда серия неудачных коммерческих операций стоила ему большей части его личных доходов и сбережений, он оказался на пороге полного банкротства и решил, что единственный способ спасения – продать «Аббатство» и разделить вырученные деньги между членами семьи.

Неожиданное вредительство в последнее время, причинившее огромный ущерб хозяйству «Аббатства», сыграло на руку Брайанту, послужив прекрасным поводом настаивать на продаже поместья. Брайант давно уже знал, что вредит не кто другой, как Грунниген. Так же как и я, он догадался, что странный французский акцент Груннигена был на самом деле швейцарским, и затем, обратившись в Бюро иммиграции, получил подтверждение, что Грунниген – племянник Джаконелло. Однако Брайант счел выгодным для себя до поры до времени помалкивать об этом.

Боже, а ведь я еще два часа назад симпатизировала Брайанту, человеку, который, оказывается, из зависти и жадности уничтожил двух женщин и пытался убить Гарри Чарвуда. Я стала очередной его жертвой.

Я провела в «Аббатстве» еще десять дней, наслаждаясь кулинарным искусством Хозе и постепенно сбрасывая напряжение. Я была глубоко растрогана, узнав, что Клаудсмит обратился к своим читателям с взволнованной, проникновенной передовицей и таким образом сумел собрать значительную сумму для семейства Хулио Гарсиа-Санчеса.

Мы с Клаудсмитом совершили прогулку по виноградникам. Чудесный солнечный день никак не соответствовал теме нашей беседы.

Брайант уже начал давать первые, еще бессвязные, показания. Анализируя их, мы с Клаудсмитом установили в конце концов подоплеку всех трех мрачных, хладнокровно обдуманных убийств.

– Итак, Грунниген убил бедного мексиканца, – сказала я, – о чем Брайант узнал от Лурины. Теперь эксперты подтвердили это – найдены волосы мексиканца на прикладе автомата Груннигена.

– Но зачем Брайант убил Хестер? – спросил Клаудсмит.

– Она узнала, что юридическая практика кормит его весьма слабо – слишком много проигранных дел. И тогда она надумала привлечь Брайанта на свою сторону и с его помощью заставить Джона продать имение. Но она явно переусердствовала. Судебный процесс для изменения завещания Саймона разоблачил бы его подделку.

– Бедный Джон! – сказал Клаудсмит. – Подумать только, собственный брат.

– Джон подозревал Брайанта, – сказала я, – с самого начала. В ночь гибели Хестер он услышал шум мотора «феррари», спускавшегося в долину, значительно позже, чем следовало бы, если учесть, когда Брайант вышел из дома. И, как оказалось, он уехал после убийства Хестер – полиция позднее сообщила Джону точное время совершения убийства. Когда погибла Алиса, Джон не сомневался, что это тоже дело рук Брайанта. И он опасался, что Брайант догадается о его подозрениях и следующей жертвой станет сам Джон. Я видела неподдельный страх на лице Джона, когда увозили тело Алисы.

Мы с Клаудсмитом дошли до вершины одного из двух холмов, высившихся над «Аббатством». Отсюда строения поместья казались островками в зеленом море виноградников. Наслаждаясь отдыхом после подъема, я рассказала старому редактору о Лурине – насколько я могла составить представление о ее роли по известным мне деталям.

Она вступила в связь с Брайантом, едва закончив школу. Сначала это было только способом держать его при себе как раба, источником ее власти над ним. Но позднее она сообразила, что, если выйти за него замуж, она станет обладательницей половины «Аббатства» вдобавок к тому, что получила бы от Хестер.

– Но все это она спланировала, пока не спуталась с Груннигеном? – спросил Клаудсмит.

– Совершенно верно. Когда Грунниген по глупости проболтался ей, что приходится племянником Джаконелло, она поняла, что с Груннигена можно получить куда больше.

Я рассказала Клаудсмиту, что без памяти влюбленный в Лурину Брайант прощал ей многочисленные измены. Он даже пытался извлечь пользу из ее связи с Груннигеном – подсунул ей фальшивые отчеты о налогах, я видела их в спальне Лурины. Он знал, что через Груннигена эти фальшивки попадут к Джаконелло и побудят старика предложить за «Аббатство» значительно большую сумму.

– Но разве Брайант не понимал, что может потерять Лурину, если она уйдет к Груннигену?

– О, конечно, этот кошмар его преследовал постоянно. Соблазн самому разбогатеть на продаже «Аббатства» был так же велик, как и его одержимость Луриной.

Клаудсмит покачал головой.

– Я ведь много лет знаю Брайанта Сэлдриджа, – сказал он. – Трудно вообразить его убийцей, да еще таким жестоким.

– Жестокость исходила не столько от него, сколько от Лурины. Она участвовала во всех трех убийствах, помогала их спланировать. Поймать Гарсиа-Санчеса на пустынной дороге – это была ее идея. И заманить Хестер и Алису на винзавод ночью тоже она придумала. Психопатическая враждебность ко всему миру, – продолжала я, – стала формироваться у нее с ранних лет, когда ее бросила Хестер. Эта склонность усиливалась по мере ее взросления, а когда Джон женился на Лиз, она почувствовала себя окончательно отвергнутой теми, кого считала родителями. Все это в конце концов выплеснулось, когда из-за Гарсиа-Санчеса, случайно опознавшего злоумышленника, мог рухнуть весь план, связанный с Джаконелло. Затем появилась угроза покупки «Аббатства» пивоваром, направляемым рукой Хестер. И, наконец, еще раз, когда она учуяла опасность со стороны Марселя Турбо.

– А как она узнала о нем?

Я улыбнулась, вспомнив щелчок в телефонной трубке, когда вызывала полицию на помощь.

– Подслушала, – сказала я. – Но она не могла рассказать Брайанту о Марселе. Брайант приветствовал бы такую продажу. Поэтому Лурина сказала Брайанту, что Алиса, работая допоздна, видела Брайанта сразу после того, как он убил Хестер. И она, Лурина, заманила Алису в контору ночью, когда мы там столкнулись, к нашему взаимному изумлению, чтобы Брайант смог навсегда ей заткнуть рот.

Мы пошли обратно вниз к «Аббатству». Все рассказанное мною Клаудсмит застенографировал в своем репортерском блокноте. Пряча блокнот, он высоко отозвался о моих действиях, в ответ на что я воздала должное его выдающимся качествам репортера.

До отъезда из «Аббатства» я приняла еще двух визитеров. Первый – ужасно подавленный Гарри Чарвуд. Он приехал поблагодарить меня за то, что я спасла ему жизнь. Бедный Гарри, я и представить себе не могла, что он может себя чувствовать кому-то обязанным, тем более женщине.

Хозе привел его на террасу. Он был необыкновенно тих и неуклюже потирал свои лапищи. Я держалась с ним запросто, и, когда он вскоре «оттаял» и почувствовал себя легко, я спросила:

– Ну что, Гарри, вы по-прежнему хотите взять у Джона в аренду пустоши на холмах?

Я не сомневалась, что мой вопрос попадет в цель, ибо после разоблачения Груннигена Чарвуд уже не мог добывать деньги, шантажируя Джаконелло, – старый магнат его быстренько «снял с довольствия».

Чарвуд замычал, не зная, что ответить. Чтобы человек не мучился, я сразу сказала ему, что давно знала, чем он занимался.

– У вас был великолепный план, Гарри, – набивать карманы деньгами Джаконелло и в то же время выдавать себя за спасителя Джона Сэлдриджа.

Я брала его «на пушку» – на самом деле у меня не было твердых доказательств, что он занимался шантажом. Однако по реакции Чарвуда сразу стало ясно, что я угадала правильно. Он был здорово ошарашен. Я сняла его с крючка.

– Не смущайтесь, Гарри. Это останется строго между нами – мною, вами и Джаконелло. Уж он-то, я уверена, никогда никому не скажет ни слова. Вряд ли он захочет, чтобы кто-то узнал, как вы его надували.

Затем я предложила обсудить его затею с арендой.

– Но я не в состоянии, – пробормотал он. – Вы ведь знаете, у меня и на аренду-то денег нет.

– Деньги у вас есть. Я уже подсчитала. У вас в гостиной висят на стене два фламандских гобелена XVI века. Если их продать, то у вас на руках окажется сумма, достаточная для трехлетней аренды. А доходов от винограда хватит на остальные выплаты.

Окрыленный такими радужными перспективами, Гарри тут же стал паясничать:

– Эти старые тряпки, оставшиеся от моей мамаши? – взревел он. – Бог ты мой! Вот уж никогда не подумал бы, что эти скопища пыли представляют какую-то ценность!

Хозе принес шампанского, и мы выпили за сделку.

Позднее я узнала, что Гарри действительно взял у Джона в аренду пустоши на холмах и распорядился ими лучше, чем кто-либо мог себе представить. То, что начиналось как заурядная деловая операция, обернулось выгоднейшим партнерством, в конце концов переросшим в дружбу.

Вторым визитером был, конечно, Марсель Турбо. Он, как я и ожидала, приземлился на лужайке перед домом на своем вертолете. Мы взмыли с ним в небо и вскоре уже завтракали на палубе его шикарной яхты, бороздившей воды Сан-Францисского залива. Марсель предложил продлить плавание на весь уикэнд и пройти к югу вдоль побережья до Санта-Барбары.

– Там изумительный ресторан, а потом рванем на Таити!

Идея была шикарной и почти неотразимой. Почти. Какая женщина устояла бы перед таким соблазном! Марсель был очарователен, весел, богат, как Крез, баснословно хорош собою, и, самое главное, он действительно был славный малый. А я – одинокая женщина, подотчетная только самой себе. Назовите это гордостью или завышенной самооценкой, но, как бы то ни было, мне не захотелось пополнить внушительный список моих предшественниц, уже насладившихся путешествием на этой яхте. И я отказалась, хотя и с неохотой.

И с такой же неохотой сказала через несколько дней «до свидания» Джону, Лиз и всему «Аббатству Святой Денизы».

Уезжала я после обеда. Длинные тени возвестили, что еще один мягкий, чудесный вечер опустился на виноградный край. Джон обещал снабжать меня наилучшим вином до конца дней моих, а Лиз заверила, что будущим летом приедет ко мне в гости на остров Марты.

Хозе прощался со мной, излучая самую сердечную симпатию. Они стояли в дверях, махая мне руками.

Проезжая через монастырские ворота, я старалась не думать о всех свершившихся здесь кошмарах. Старинные монастырские постройки, потрескавшаяся, обожженная солнцем каменная и кирпичная кладка их стен, увитых глицинией, выглядели очаровательно.

Приближаясь к главным воротам, я автоматически потянулась к сумке за манипулятором, но он мне не потребовался – ворота были раскрыты.