355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэвид Марк Вебер » Испытание адом » Текст книги (страница 27)
Испытание адом
  • Текст добавлен: 13 сентября 2016, 17:44

Текст книги "Испытание адом"


Автор книги: Дэвид Марк Вебер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 49 страниц)

КНИГА ПЯТАЯ

ГЛАВА 28

– Гражданин Председатель, прибыл гражданин Сен-Жюст, – доложил секретарь.

Сидевший за письменным столом Роб Пьер поднял глаза на вошедшего в кабинет шефа Госбезопасности. Это был не официальный кабинет, в котором гражданина Пьера показывали информационные программы, а уютное, обставленное по его вкусу, рабочее помещение, откуда действительно осуществлялось управление Народной Республикой; о существовании этого кабинета знали лишь ближайшие друзья и соратники Пьера.

Число которых за последние восемь лет заметно уменьшилось.

Постороннему взгляду Оскар Сен-Жюст показался бы таким же добродушным, беззлобным и невозмутимым, как обычно, но Пьер знал его слишком хорошо и, распознав за спокойным взглядом скрытое раздражение, тяжело вздохнул. Он знал, почему Оскар хотел с ним увидеться, но в глубине души надеялся, что на сей раз ошибся.

Увы, он не ошибся.

Пьер махнул рукой в сторону потертого стула и, когда Оскар сел, откинулся назад, подавив гримасу. На миг Пьер позволил себе вспомнить другой кабинет и другую встречу с человеком, являвшимся тогда заместителем министра внутренней безопасности Законодателей. Воспоминание пробудило смешанные чувства: с одной стороны, та встреча стала первым шагом на пути к нынешним достижениям, но с другой… с другой, Пьер в результате оказался на спине голодного дракона по имени Народная Республика, и сумей он предвидеть все заранее…

«Зная все заранее, ты все равно поступил бы точно так же, – сурово сказал внутренний голос. – Кто-то должен был это сделать, и ты, Роб, хотел это сделать сам! Ты понимал, что затеваешь рискованную игру, иначе не сидел бы за этим столом. А раз так, нечего хныкать и жаловаться на выпавшие карты; играй такими, какие есть»

– Зачем ты хотел меня видеть, Оскар? – спросил Пьер исключительно для того, чтобы завязать разговор.

– Хотел еще раз спросить тебя, твердо ли ты решил это сделать, – как всегда спокойно ответил Сен-Жюст.

Спокойствие не изменило ему, даже когда маньяки Ла Бёфа захватывали этаж за этажом, прорываясь к Комитету, порой Пьер задумывался, не является ли свойственное Оскару полное отсутствие обычной для нормальных людей связи между голосом и состоянием духа какой-то причудой эволюции. А может быть, он просто андроид, биологический робот, о которых любили писать фантасты докосмической эпохи?

– Ты имеешь в виду девальвацию?

– И ее тоже. Вопрос о девальвации меня, безусловно, тревожит, Роб, но, признаюсь, гораздо меньше, чем та свобода, которую ты собираешься предоставить МакКвин.

– МакКвин мы можем прихлопнуть в любое время, когда захотим, – возразил Пьер. – Черт побери, Оскар! Ты же сам состряпал для нее фальшивое досье, обеспечивающее ей обвинительный приговор любого Народного суда!

– Помню, – спокойно отозвался Сен-Жюст. – Могу также добавить, что я скрепил своей подписью характеристику, данную ей Фонтейном. Кроме того, мне становится известным буквально каждое сказанное ею слово. Я держу все под контролем… но мне не нравятся слишком хорошие отношения, складывающиеся между ней и ее старшими офицерами.

Пьер нахмурился, заставив себя подавить раздражение, перед тем как заговорит. Да, Сен-Жюст был не в меру подозрителен и недоверчив, но как раз это свойство и делало его столь ценным. Оскар не доверял никому, кроме, возможно, Пьера, – и его подозрения, маниакальные они или нет, не раз оправдывались. Другое дело, что порой они оказывались необоснованными, но, по мнению шефа БГБ, зародившееся подозрение уже являлось достаточным основанием для расстрела: по его глубокому убеждению, крамолу следовало истреблять в зародыше, ну а если среди осужденных «врагов народа» окажутся невинные люди, ничего не поделаешь. Нельзя поджарить яичницу, не разбив яиц.

До поры до времени эта тактика казалась не такой уж порочной – разумеется, не с точки зрения яиц. Определенная степень непредсказуемости делала государственный террор более устрашающим, а стало быть, и более эффективным. Но столь действенный инструмент внутренней политики, увы, не годился против манти: чтобы победить их, государство должно было продемонстрировать желание отойти от тактики открытого террора. Сам Сен-Жюст, соглашаясь на назначение Эстер МакКвин Военным секретарем, согласился с этим тезисом, и если сейчас начал проявлять беспокойство, следует выяснить, есть ли у него реальные основания для тревоги или же произошел очередной заскок.

– Оскар, – сказал Председатель, помолчав, – я признаю, что у меня напрочь отсутствует какой-либо военный опыт, но мне хорошо известно, как сказываются на работе отношения между политическими деятелями и их ближайшими помощниками. С этой точки зрения излишнее, как тебе кажется, сближение гражданки МакКвин с верхушкой флота только на пользу делу. Она прирожденный лидер. Знаю! – Пьер поднял руку, не позволив Сен-Жюсту прервать его. – Прекрасно знаю, что это качество делает ее опасной для нас; главное, что как раз оно делает ее опасной и для манти. На мой взгляд, нам следует развязать ей руки, но не сводить с нее глаз. Если она собьется с пути, мы ее устраним, но пока нужно дать ей возможность сделать то, для чего ее и ввели в Комитет.

– А если у нее не получится?

– В таком случае решение упростится, – спокойно ответил Пьер. – Нам вовсе не нужен популярный на флоте Военный секретарь, не способный добиться успехов на поле боя.

«Вот тогда, Оскар, она твоя», – подумал Пьер, но вслух ничего не сказал.

Сен-Жюст задумался, но потом кивнул.

– Хорошо. Не скажу, чтобы меня это радовало, а Фонтейн да и многие другие комиссары обрадуются еще меньше, но в том, что сейчас она нам нужна, ты прав. В такой момент вмешательство с моей стороны было бы ребячеством.

– Я бы выразился немного иначе, – сказал Пьер, решив, что теперь, когда главный вопрос снят, стоит погладить собеседника по шерстке. – Ты – как сторожевой пес, Оскар. Я знаю, что нуждаюсь в твоих инстинктах, и, по большей части, всецело на них полагаюсь. Ну а что до Фонтейна и прочих, то их досада меня не удивляет. МакКвин сильно урезала их полномочия в оперативной сфере, а поскольку все на свете взаимосвязано, это неизбежно повлечет за собой и ослабление политического влияния. Кому захочется поступаться, хотя бы частично, своей властью?

– Все так, – кивнул Сен-Жюст. – Насчет Фонтейна, так я вообще подозреваю, он просто не может простить МакКвин того, как она дурила ему голову до истории с Уравнителями. Но комиссары должны относиться к своим командирам с врожденной подозрительностью, и я не хочу, чтобы у них сложилось впечатление, будто я требую иного. Или будто я не уделяю их донесениям того внимания, которого они заслуживают.

– Тем донесениям, – решил козырнуть своей проницательностью Пьер, – из которых ты узнал, что она выбрала для руководства операцией «Икар» человека, не внушающего доверия. Верно?

– Ну…

Сен-Жюст, что случалось с ним нечасто, замялся. Заметив блеск в глазах Председателя, он слегка покраснел и с натянутым смешком покачал головой.

– Ну, не нравится мне ее кадровая политика, – признался шеф БГБ. – Реабилитация одного попавшего под подозрение офицера – это еще куда ни шло, но чтобы сразу двоих… Я вижу здесь непродуманность и поспешность!

– Да будет тебе! – укорил его Пьер. – Прекрасно ведь знаешь: в истории с Силезией никакой вины Жискара нет. Все получилось так лишь потому, что Корделии Рэнсом в свое время понадобился козел отпущения.

– Не спорю! Не спорю! – замахал обеими руками Сен-Жюст. – Больше скажу, судя по донесениям Элоизы Причарт, ее подопечный является одним из очень немногих флагманов, не поддавшихся чарам МакКвин. Что, не скрою, позволяет мне в какой-то степени примириться со всей этой затеей. Причарт всегда высоко оценивала военный талант Жискара, но самого его не жаловала. Написать о нем несколько строк в хвалебном тоне для нее все равно что вырвать себе зуб, поэтому ее удовлетворенность ситуацией можно считать добрым знаком.

– Вот и хорошо, – сказал, пожав плечами, Пьер, но Сен-Жюст покачал головой.

– Ты меня не понял, Роб. Я вовсе не хотел сказать, будто Жискара сделали козлом отпущения незаслуженно. Я лишь отмечаю тот факт, что мы сделали его таковым, а вот способа читать чужие мысли пока еще не изобрели. Заслужить чью-то неприязнь можно разными способами, например, унизить и опозорить человека, подвергнув его незаслуженному наказанию. Поэтому, при всей кажущейся благонадежности такого человека, я обязан подозревать, что в глубине его души погребены семена недовольства, которые еще могут дать всходы.

– Но если он справится с заданием, мы можем осыпать его такими почестями и наградами, что он позабудет былые обиды.

– Возможно, позабудет, а возможно, и нет. Другое дело, что не использовать его сейчас и вправду было бы неразумно. Тем более что меня беспокоит не столько он, сколько Турвиль.

– Турвиль?

Пьер откинулся в кресле, с трудом удержавшись от тяжелого вздоха.

– Он самый, – подтвердил Сен-Жюст. – Для нас обоих не секрет, что Корделия намеревалась по возвращении на Хевен объявить его врагом народа. Надо полагать, в отместку попытки помешать ей расправиться с Харрингтон.

– Мы предполагаем, будто у нее имелось такое намерение, – поправил его Пьер.

Сен-Жюст фыркнул.

– Роб, будем откровенны. Корделии больше нет, и черт с ней, во всяком случае, можно говорить без оглядки на нее. Ты ведь прекрасно знаешь, что устранение людей, вызвавших у нее гнев или досаду, доставляло ей удовольствие.

– Это правда, – со вздохом подтвердил Пьер.

«А знаешь, – подумал он, – мне всегда казалось, что как раз в этом заключается главнейшее различие между ней и тобой. В тебе нет ни капли жалости, и ты всегда готов уничтожить любого, кто, по твоему мнению, может представлять собой угрозу. И спишь при этом наверняка лучше меня. Но убийство само по себе не доставляет тебе ни малейшего удовольствия. Верно?»

– Да, черт возьми, чистая правда! – сказал Оскар, понятия не имевший о мыслях, промелькнувших у Председателя – Она потащила его с собой на Цербер, а потом притащила бы в столицу с единственной целью: устроить показательное судилище. И он, можешь не сомневаться, прекрасно это понимал. Вот почему я так долго выдерживал в «карантине» и его самого, и его команду.

– Да знаю я, знаю, – буркнул Пьер, не сумев на этот раз скрыть досаду.

– Нет, не знаешь!

Прямолинейные возражения были совершенно не в характере Сен-Жюста, и Пьер нахмурился.

– Да, я говорил тебе, что хочу подержать их под надзором до официального объявления о смерти Корделии, но ты тогда решил, будто причиной тому моя обычная паранойя и я просто еще не решил, избавиться от него или нет. Разве не так?

– Ну… да. Пожалуй, что так, – признал Пьер.

– Так вот, отчасти ты был прав, но не совсем. Главное, конечно, этих ребят следовало держать в изоляции до тех пор, пока не будет придумана и не станет достоянием общественности официальная версия героической гибели нашей милой Корделии… – Он покачал головой. – Я даже представить себе не мог, насколько полезным может оказаться использование репутации и популярности этой особы, но без необходимости мириться с ее несносным характером.

Сен-Жюст усмехнулся и покачал головой.

– Проблема, однако, в том, что я содержал Турвиля под негласным арестом, не желая уничтожать его, но опасаясь, что без этого не обойтись. Мне прекрасно известно, какой он великолепный тактик, и необходимость лишить флот талантливого офицера меня отнюдь не вдохновляет. Но в известном смысле я нахожу его даже более опасным для нас, чем МакКвин.

– Правда? – Пьер не смог скрыть удивления.

– Да. Я прочел его досье, отчеты его комиссаров, да и сам после его возвращения с Цербера беседовал с ним не меньше десяти раз. Могу тебя заверить, Роб, он только прикидывается бесшабашным ковбоем: котелок у него варит отменно. Турвиль старается это скрыть, и довольно удачно, но на самом деле он тонок и остр, как виброклинок. При этом гражданин адмирал-ковбой, в отличие от МакКвин, напрочь лишен политических амбиций. Ему доверяют, и если он придет к выводу, что лучший шанс выжить заключается в том, чтобы устроить военный переворот, многие офицеры примкнут к нему даже с большей охотой, чем к Эстер… Итак, кто же такой Турвиль? Человек, до чертиков радующийся тому, что избежал расстрела… или сомневающийся в том, что ему действительно больше не грозит эта участь? В течение девяти месяцев мы держали его под микроскопом, и он наверняка сообразил: для нас вовсе не тайна, что он знал о намерении Корделии расправиться с ним. А также сообразил, что, даже выпустив его корабль в свободный полет, мы продолжим внимательно за ним следить. Для него несомненно, что малейшее подозрение послужит в наших глазах основанием для его устранения, а в таком положении разумно позаботиться о своей шкуре. Вступив в сговор с кем-нибудь вроде МакКвин или создав собственную группу заговорщиков.

Несколько мгновений Пьер молчал, задумчиво глядя на шефа Госбезопасности, потом покачал головой.

– Хорошо, Оскар, что БГБ руководишь ты. Я, постоянно занимаясь подобными размышлениями, наверняка бы спятил. Ты что, и вправду считаешь, что Турвиль во главе своего оперативного подразделения перебежит к манти?

– Конечно, нет, – ответил Сен-Жюст с опять же не характерным для него смешком. – Но, как ты признаешь сам, моя работа в том и состоит, чтобы предвидеть и, по мере возможности, устранять любые угрозы. Не исключено, что в действительности Турвиль является просто вторым Тейсманом. Более эксцентричным, не без налета клоунады, но совершенно аполитичным и стремящимся не прорваться к власти, а как можно лучше исполнить свой долг. Но из этого отнюдь не следует, что в настоящее время он любит наш комитет больше, чем Тейсман. Тем более что никаких оснований для подобной любви у него нет. Поэтому я намерен продолжать следить за обоими, хотя и сознаю, что мы нуждаемся в них обоих, чтобы противостоять манти.

– И то слава богу! – буркнул Пьер.

– На том и поладим, – умиротворенно сказал Сен-Жюст, но туг же откинулся в кресле и, бросив на Председателя еще один острый взгляд, спросил: – Ну а теперь, когда мы утрясли военные вопросы, могу я узнать: ты всерьез вознамерился довести до конца эту затею с девальвацией и бюджетным секвестром?

– Да, – не колеблясь, ответил Пьер и, не дав Сен-Жюсту открыть рта для возражений, продолжил: – Дело рискованное, это я понимаю, но нам необходимо привести нашу экономику хотя бы к некоему подобию порядка. Это не менее важно, чем улучшение состояния флота и военные успехи. И, черт возьми, именно ради экономического подъема я и взялся за эту паскудную работенку!

В голосе Пьера неожиданно прозвучала такая страсть, что Сен-Жюст моргнул. Шеф БГБ, возможно, лучше кого бы то ни было знал, как угнетала Роба Пьера неспособность покончить с экономическими неурядицами. А ведь, по правде сказать, именно неизбежность близкого финансового краха сделала Сен-Жюста соратником Пьера. Оскар считал своей обязанностью поддерживать власть, обеспечивающую стабильность и единство Народной Республики. По большому счету его волновало не то, кто руководит государством, а то, как им руководят, а поскольку Законодатели справлялись с этой задачей плохо, их следовало устранить.

Таким образом, Сен-Жюст находил вполне естественным интерес Пьера к экономическим проблемам, но вот желание предпринять практические шаги по их решению именно сейчас внушало озабоченность. Проведение масштабных реформ в нескольких сферах одновременно чревато одновременным возникновением множества очагов самовозгорания. А главное, сама природа спонтанного возмущения делала такие очаги крайне неприятными для Госбезопасности, ибо их невозможно выявить, пока не вспыхнет огонь.

– В том, что экономикой нужно заниматься вплотную, сомнений нет, – сказал он с обычным вкрадчивым спокойствием. – Весь вопрос в том, подходящее ли сейчас время? Разве нам мало эксперимента с МакКвин и реформой военного управления?

– Именно МакКвин и сделала это время наиболее подходящим, – резко ответил Пьер. – Расправившись с Уравнителями, она дала нам возможность действовать без оглядки на возможные протесты радикально настроенных маргиналов.

«А заодно, Оскар, – добавил он про себя, – позволила под шумок избавиться на всякий случай и от тех „умеренных“ диссидентов, которые мешали нам своей болтовней».

– Радикалам, – это уже было сказано вслух, – стало ясно, чем закончатся для них попытки свергнуть Комитет, а общество в целом получило наглядное свидетельство поддержки существующей власти со стороны военных. Даже если МакКвин и мечтает о захвате власти, народ об этом не догадывается. Народ пребывает в убеждении, – Пьер усмехнулся, – что если мы прикажем ей перебить еще миллион человек, она возьмет под козырек и откроет огонь. Помимо того, умеренные и колеблющиеся жители Нового Парижа получили хороший урок: они усвоили, что во время мятежа гибнут не только мятежники, но и зеваки, да и вообще все, случайно оказавшиеся поблизости. Им вряд ли захочется оказаться там, где будут подавлять очередное восстание, и того, кто начнет подбивать народ к бунту, скорее всего, сволокут за шкирку в ближайшее управление БГБ. Таким образом, именно сейчас, когда радикалы разгромлены, а толпа напугана, мы можем заняться реформированием экономики, не слишком опасаясь негативной реакции народа.

– Ход твоих рассуждений мне ясен, – кивнул Сен-Жюст. – Возможно, ты прав и время сейчас не самое худшее. Так или иначе, реформы необходимы, но не будет ли девальвация, проведенная одновременно с урезанием социальных расходов, слишком тяжким ударом?

– Радости от этого мало, но лучше выпить горькую микстуру разом, чем цедить ее глоточками, – возразил Пьер. – Инфляция довела до краха старый режим, но при нас она не только не снизилась, но даже возросла, подрывая межзвездную торговлю, которую мы еще ведем в Силезии и с соларианцами. Насколько я понимаю, у нас только две возможности: национализация всех средств производства в соответствии с докосмической тоталитарной моделью – или поэтапный переход к свободному рынку. Пытаясь сохранить нынешний половинчатый социализм с государственным регулированием даже частной мелочной торговли, мы сами роем себе могилу.

– С этим не поспоришь, – согласился Сен-Жюст.

– По-моему, – продолжил Пьер, – всем уже ясно, что при нас бюрократы справляются с экономикой ничуть не лучше, чем при Законодателях. Учитывая их убогие достижения в этой сфере, мне как-то не хочется расширять их полномочия. Таким образом, остается свободный рынок, а рынок может функционировать лишь при наличии стабильной валюты, платежеспособного спроса и стимулов, побуждающих население работать и зарабатывать. В отношении последнего пункта положение на внешних планетах несколько получше, чем на самом Хевене, в частности там процент долистов никогда не поднимался до здешнего уровня, – но с началом войны трудовые ресурсы стали пополняться даже выходцами из привыкших обходиться пособием жителей Нового Парижа. Проведя девальвацию и урезав БЖП, мы вынудим многих бездельников заняться общественно полезным трудом в гражданской сфере. Время, по-моему, самое подходящее. Не стану утверждать, что этот шаг не будет рискованным. Я был бы рад провести экономическую реформу, не рискуя, но понятия не имею, как такой фокус провернуть.

– Хорошо, – вздохнул Сен-Жюст. – Звучит все убедительно, наверное, ты прав. Просто… если все обернется не так, как хочется, расхлебывать эту кашу придется мне. Мы играем с огнем, Роб, и я обязан подумать о том, хватит ли у меня пожарных, чтобы залить его, если он все-таки вспыхнет.

– Понимаю, тебе и так несладко, а я наваливаю на тебя дополнительное бремя, – признал Пьер. – Рад бы обойтись без этого, да не знаю как. В утешение могу сказать лишь одно: по прогнозам аналитиков, нам надо продержаться двенадцать-восемнадцать месяцев: после этого начнут ощущаться первые плоды реформ, и всем полегчает. Таким образом, если МакКвин, с одной стороны, хоть чуточку улучшит положение на фронтах, с другой, по-прежнему останется пугалом для толпы, а ты будешь держать все происходящее под неусыпным контролем, мы добьемся успеха.

– А если не добьемся? – спокойно спросил Сен-Жюст.

– А не добьемся, так в конечном счете проиграем войну, – ответил Пьер столь же невозмутимо, хотя его взгляд на мгновение сделался отрешенным. – Что, надо полагать, станет концом и для меня, и для тебя, и для Комитета. Но знаешь, Оскар, возможно, не такая уж это трагедия. Во всяком случае, мы получим по заслугам. Мы пришли к власти во имя спасения Республики, но если нам не удастся улучшить положение, значит, переворот был совершен напрасно и вся пролитая нами кровь – море крови! – пролилась зря. Кому же держать за это ответ, если не нам с тобой?

Сен-Жюст молча смотрел на Председателя: по мере того как затягивалась война и осложнялась ситуация, Пьер становился все более задумчивым и пессимистичным, – но такое он услышал от него впервые. Шеф БГБ был потрясен, но, как понял он спустя мгновение, не так сильно, как можно было ожидать. То ли он подсознательно ожидал чего-то подобного, то ли просто понимал, что выбора давно уже нет: с Пьером Сен-Жюст был повязан намертво. И дело не в клятвах – он присягал и Законодателям, которых с легкостью предал. Просто Пьер оказался единственным, кому хватило мужества взять на себя всю чудовищную полноту ответственности за попытку спасти Республику.

«Вспомни, – сказал себе Сен-Жюст, – разве до переворота Пьера не называли безумцем, разве всё, чего ему удалось добиться, не казалось тогда пустыми мечтаниями? Если кто-то и способен найти выход из нынешнего положения, так это Роб Пьер. Ну, а если он не сможет…»

Об этом Сен-Жюст решил не думать.

– Ладно, Роб, – сухо сказал он, кивнув сидевшему за столом Председателю, – может, тебе это и безразлично, но я постараюсь, чтобы все не закончилось для нас так плачевно.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю