Текст книги "Заговор бумаг"
Автор книги: Дэвид Лисс
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)
– Не бойтесь, – сказал я. – Эти люди причинили вам какой-нибудь вред?
Она помотала головой.
– И не причинят. – Я обратился к главному: – Пойдемте.
Будь я одни, я, может, и решился бы на применение силы, но рисковать безопасностью миссис Гаррисон я не мог. Безусловно, она была малоприятной женщиной, но мой долг не позволял мне ввязываться в потасовку, в которой она могла пострадать.
– Экая галантность, – заметил один из мужчин, когда они выводили меня из дома миссис Гаррисон.
Увидев ожидающий экипаж, я прибавил шагу, чтобы поскорее закончить этот инцидент. На улице посмотреть на странную процессию собралась небольшая толпа, и я про себя подумал, что, по крайней мере, мне нечего бояться при таком количестве свидетелей. Но не успел я так подумать, как почувствовал резкую боль в затылке. Боль парализовала все мои чувства. Во времена моих выступлений мне часто приходилось получать удары в голову, но одно дело, когда соперник бьет тебя кулаком в лицо, и другое – когда тебя бьют сзади твердым предметом. Боль была неописуемая в буквальном смысле этого слова, она была тупой и пронзительной, горячей и холодной одновременно. «Этого не может быть, – подумал я, – так больно не бывает».
Инстинктивно я схватился за место, откуда исходила эта нестерпимая боль. Я не должен был этого делать, поскольку другой мужчина тут же нанес мне сильный удар в живот. У меня перехватило дыхание. Я согнулся и почувствовал еще один удар, в поясницу, который свалил меня с ног.
Мне казалось, что, если только я смогу перевести дыхание, я встану на ноги и измолочу этих людей. Но едва я оказался на земле, меня снова ударили по лицу и в бок, и, прежде чем я смог оказать сопротивление, я почувствовал, как мне заломили назад руки и связали веревкой. До того как мне на голову накинули полотняный мешок, я успел увидеть лица зевак, которые смотрели, как меня избивают прямо перед собственным жилищем. Никто из них не пришел мне на помощь, и я старался запомнить лицо каждого, чтобы побить всех, кто наблюдал за моим несчастьем с таким трусливым равнодушием. Я слышал, как кто-то сказал, что сходит за констеблем, но мне это уже ничем не могло помочь.
Меня резко поставили на ноги и прижали к стенке экипажа. Я почувствовал, как дюжина рук ощупывает меня в поисках оружия. Вынули пистолет, шпагу и ножи. Меня швырнули в экипаж, где я упал на сиденье.
Я безуспешно пытался избавиться от пут, но не потому, что надеялся освободиться. Мне была непереносима мысль, что мои захватчики считают, будто я покорен. Вскоре я устал биться, как пойманная на крючок форель. Толку от этого было мало, а получать новые удары мне не хотелось. Пытаясь убедить себя успокоиться, я почувствовал, как экипаж тронулся с места, и дал себе зарок, что еще до заката солнца отомщу за этот гнев и унижение.
Глава 22
Я сидел молча, погруженный в свои мысли и переполненный гневом и болью, а экипаж все катил и катил по дороге. Мои похитители тоже молчали. Сидя в темноте, я гадал, кто мог организовать это нападение. Я было подумал, что это дело рук «Компании южных морей», но разве организаторы тайного заговора, унесшего две человеческие жизни, могли допустить такую оплошность и позволить похитить человека, жестоко избив его на глазах толпы? Но если это не дело рук «Компании южных морей», кому еще понадобилось поступать со мной так жестоко и для чего?
Наконец экипаж остановился, меня вывели наружу и заставили пройти небольшое расстояние. Я услышал, как открылась дверь, и меня втолкнули в какой-то дом. Тотчас с моей головы сняли мешок, и я увидел, что нахожусь в богато убранном доме. Стены украшали картины на классические темы. Сюжеты отображали не добродетели Плутарха, а скорее излишества «Сатирикона» Петрония Арбитра. Не стану вгонять моего читателя в краску, описывая позы гипсовых статуй и фигур на полотнах в этой комнате.
Сопровождавшие меня вели себя как дети в ожидании родительского наказания. Они не сводили с меня глаз, хотя мои руки были по-прежнему крепко связаны за спиной.
Меня привели в гостиную и велели сесть. Сопровождавшие отошли от меня, но остались в комнате. Кто-то подошел сзади и разрезал связывающую мои руки веревку. Я хотел было тотчас вскочить, но потом решил выяснить обстановку, прежде чем предпринимать какие-либо действия. Комната была обставлена в восточном стиле, ее украшали китайские вазы ивосточные картины. На одном из полотен в массивной золотой раме была изображена сцена коронации турецкого султана. Я старался запомнить как можно больше, не зная, что может быть важным, а что нет. Единственное, что я зная четко: человек, велевший привести меня сюда, будет моим врагом. Если, конечно, он оставит меня в живых.
Тот, кто разрезал веревку на моих руках, зашел спереди, и я увидел, что это был великий ловец воров собственной персоной. Подволакивая ногу, он приблизился, чтобы обменяться со мнойрукопожатием. Джонатан Уайльд был лет на десять меня старше, но вид имел необыкновенно моложавый. Глядя на его широкое лицо, человек незаинтересованный сказал бы, что оно выражает искреннюю веселость, но, поскольку я совсем недавно испытал на себе его «шутки», мне оно казалось зловещим.
За Уайльдом следовал его адъютант, Абрахам Мендес. Он стоял с каменным лицом, ничем не выдавая, что помнит наш разговор на ступенях синагоги Бевис-Маркс. Насколько я понимал, в его задачу входило бросать грозные взгляды на все, что движется. То, что он меня знает, никак не влияло на его поведение.
– Мистер Уивер, рад снова вас видеть. – Уайльд схватил мою руку и стал ее ожесточенно трясти, словно хотел придать какое-то дополнительное значение даже этому простому жесту вежливости. – Я должен извиниться за доставленное вам неудобство. Я велел своим людям обращаться с вами повежливей, но ваша репутация, должно быть, навела на них такой ужас, что они утратили над собой всякий контроль.
После нашейвстречи в таверне «Бедфорд-армз» я знал, что рано или поздно мне придется встретиться с Уайльдом снова, но не мог понять, чего он хотел добиться в данном случае. Для чего было меня избивать, если это вызовет лишь желание отомстить обидчикам? Для чего было завязывать мне глаза, если всему Лондону известно, что Джонатан Уайльд живет в недавно купленном просторном доме в Грейт-Олд-Бейли?
Уайльд велел своим людям выйти из комнаты и сел в жесткое кресло с огромными подлокотниками. Мендес обошел вокруг и встал за его спиной, смотря на меня холодным взглядом, от которого бросало в дрожь. Я не понимал, как Мендес мог с такой легкостью совмещать две роли – грозного бандита и приветливого еврея-соотечественника.
– Снова прошу прощения, – тихо сказал Уайльд, – за это недоразумение. Надеюсь, оно не оставит у нас неприятного осадка. Могу я предложить вам стакан вина, которое поможет вам успокоиться? – Он, прихрамывая, подошел к графину, стоящему на столе в центре комнаты, всячески демонстрируя, что желает сам наполнить мой бокал, не обращаясь к слугам.
– Не откажусь от стакана вина.
Я осторожно переменил положение своего избитого тела, пытаясь сесть поудобнее. Этот разговор был подобен бою на ринге.Мне придется преодолеть боль и быть настороже, несмотря на то, что мое тело молило о капитуляции,
Уайльд налил вина, протянул мне бокал с величайшим почтением ивернулся на свое место.
– Нам так о многом надо поговорить. Удивительно, не правда ли, что нам не удается встречаться чаще?
Я сделал глоток и обнаружил, что действительно немного успокаиваюсь. Я выпрямился, преодолевая пульсирующую боль в голове, и смело встретил злодейский взгляд Уайльда.
– Боюсь, мистер Уайльд, меня мало что может удивить и мало что может вывести из равновесия. Понимаю, что у вас, вероятно, не было намерения причинить мне вред, но он был причинен, и поскольку я нахожусь не в самом хорошем расположении духа, извольте, пожалуйста, сообщить, что у вас ко мне за дело, если оно, конечно, есть.
– Очень хорошо, мистер Уивср, я тоже очень занятой человек. – Он сел. – Мне бы хотелось, чтобы между нами установилось взаимопонимание, так как нам так легко стать соперниками. В конце концов, мы ведь занимаемся одним делом. Однако, поскольку мне удалось достигнуть неоспоримых успехов в ловле воров, боюсь, вам не на что здесь рассчитывать. Но для вас остаются богатые возможности по сбору долгов, охране джентльменов и даже расследованию ужасных преступлений, вроде того, что было совершено в отношении вашего отца.
– Что вам известно об этом? – спросил я, по возможности не выдавая своего волнения.
Он покачал головой, словно его удивила глупость моего вопроса:
– Уверяю вас, сударь, в этом городе мало что происходит, о чем я бы не знал.
– Тогда вы могли бы мне сказать, кто убил моего отца, – парировал я.
– Увы, – покачал он головой, – как раз эта информация ускользнула из поля моего ярения.
– Тогда, возможно, поле вашего зрения не так широко, как вы хотели бы это представить.
Он неодобрительно сощурился:
– Не делайте поспешных выводов, сударь. Мне говорили о вашей поспешности и о вашей вспыльчивости тоже. Скажите мне, мистер Упвер, – это правда, что, когда вы были моложе и разъезжали по большой дороге, отнимая у людей их ценности, вы пользовались необыкновенной благосклонностью у слабого пола? Я слышал, вас называли «джентльменом Беном» и что вас любили даже те дамы, которые отдавали вам свои кольца и драгоценности. Что однажды вам даже пришлось отговаривать дочь богатого купца, которая хотела бежать с вами.
Меня не должно было удивлять, что ему известны подобные вещи. Я действительно пользовался другим именем, когда промышлял на большой дороге. И поскольку в городе жили мои знакомцы с тех недобрых лет, Уайльд неизбежно должен был знать о моем прошлом. Что касается меня, после переезда в Лондон я ни с кем не говорил о том времени. У меня были секреты, о которых не знал даже Элиас.
– Мне неинтересно обсуждать ошибки моей юности. Он снова ухмыльнулся:
– Вам нечего стыдиться прошлого. Я слышал, однажды, когда ваш приятель-разбойник был груб с дамой, которую вы хотели ограбить, вы хладнокровно выстрелили из пистолета прямо ему в лицо и убили его на месте.
Я почувствовал некоторое облегчение, так как Уайльд пересказывал слухи, преследовавшие меня долгие годы. Не потому, что мне льстило, что эти подвиги приписывались мне, а потому, что до Уайльда дошли вымышленные истории, которые ходили давным-давно. До него доходили не все сведения.
– Пистолет дал осечку, – сказал я, – никто тогда не пострадал, а человек, о котором вы говорили, был за свои преступления повешен в Тайберне.
– Надеюсь, вы сами его сдали и получили кругленькую сумму. Полагаю, глупо наблюдать за казнью своих врагов, не получая иного вознаграждения, кроме удовольствия видеть их на эшафоте.
Я вглядывался в его лицо, пытаясь угадать, что будет дальше. Но его елейная улыбка ничего не говорила.
– Боюсь, ход ваших мыслей ускользает от меня, сэр.
– Вы хотите сказать, что не понимаете цели нашего разговора. Я намеревался обсудить ход расследования смерти вашего отца.
– Попробую угадать, – сказал я с сарказмом. – Вы хотите, чтобы я прекратил расследование.
Уайльд расхохотался, как смеется великодушный патрон над глупостью своих подчиненных.
– Нет, мистер Уивер. Совсем наоборот. Я хочу, чтобы вы его продолжали.
Я терпеливо ждал объяснений.
– Я хочу, чтобы вы не вмешивались в сферу, которую считаю своей, – продолжал Уайльд. – Народ относится к моим успехам с восторгом, и я не потерплю в этом деле никакой конкуренции с вашей стороны. Поскольку ловля воров – дело малоприятное, я уверен, вы найдете для себя другую работу. Поэтому я хочу, чтобы ваше расследование этих смертей закончилось успешно, так как это откроет перед вами новые возможности и нам больше не придется составлять друг другу конкуренцию. – Он посмотрел на меня испытующе. – Заметьте, я не дал ходу этому неприятному делу с Кейт Коул.
Я сделал глоток вина.
– Что ж, тем лучше, – сказал я с деланым безразличием.
По правде, его масленые речи только усилили боль в голове, и я не хотел говорить ничего, что могло бы продлить этот разговор сверх необходимого.
– Да, вся эта история с Джемми плохо выглядит, – радостно продолжал Уайльд. – Плохо не то, что он мертв. Я давно уже ему не доверял и сам бы сдал его в скором времени. Жаль, что я не получу никаких денег за его смерть, но я получу деньги за Кейт, поэтому мне безразлично. Возможно, вы задаетесь вопросом, не испытываю ли я к вам неприязни из-за того, что вы вторглись в мою сферу. Уверяю вас: я не таю зла. Обещаю, что ваше имя не будет упомянуто на процессе Кейт.
– Рад это слышать, – пробормотал я.
Не скажу, что меня удивило намерение Уайльда послать Кейт на виселицу, но меня тревожило его равнодушие. Он хотел казаться очаровательным или угрожающим?
– Я ожидал, что вы будете рады, – сказал он. – А теперь вернемся к более насущным делам. Я хочу вам помочь.
– Не буду этому препятствовать. – Наверняка Уайльд знал, что его напыщенные заверения в дружбе не могли меня одурачить. Я не видел выгоды прикидываться, что я одурачен больше, чем он мог предполагать. – Честно говоря, я не верю вам, мистер Уайльд, и был бы крайне удивлен, если бы вы ожидали, что я вам поверю. Может быть, вы просто скажете мне, чего, собственно, хотите? А то мне не терпится вернуться домой, чтобы привести себя в порядок после нашей встречи.
Он положил руку себе на грудь:
– Вы раните меня, сударь. – Он застыл в таком положении, но внезапно передумал: – Нет, вы меня не раните. Конечно, вы не раните меня. Говорил же я о своем намерении послать Кейт на виселицу, так что не вижу причин, почему вам не считать меня махинатором. Я действительно махинатор, и дьявольски хороший. На самом деле у меня есть собственные причины желать успеха вашему расследованию, раскрытию правды, связанной с этими убийствами. Мое дело процветает благодаря ворам, которыми кишит этот город, но убийство – это совсем другое дело. Убийству я потворствовать не буду. Это вредит моему бизнесу. Если у человека пропали часы, это одно дело, но когда против богатых коммерсантов плетут заговор – совсем, совсем другое.
– Почему тогда вы ждали, пока я не начал расследование? Если эти убийства вас так волнуют, почему вы сами не займетесь этим делом?
– Потому что пока вы не начали расследование, никто не думал, что это были убийства. Пока народ доволен, я тоже доволен. Но заверяю вас, Уивер, раз вы взбудоражили общественное мнение, вы должны добиться успеха. Если не добьетесь, будет плохо нам обоим.
– Какая чепуха! – Я не мог не рассмеяться, хотя смех отозвался болью в ребрах и в голове.
Уайльд тоже рассмеялся.
– Вам придется в это поверить. У меня есть свои причины. Я желаю вам успеха. Но если вы сами этого не хотите, можете не принимать моих советов и моей помощи. В городе нет лучше информированного человека, и я могу знать то, что может вам помочь. Можете задавать мне любые вопросы, сударь. Любые.
Я обдумал его предложение.
– Где я могу найти Берти Фенна – человека, который переехал моего отца?
Уайльд развел руками:
– Я не знаю, где его можно найти, но слышал, его теперь нанял некий Мартин Рочестер – явный преступный элемент, держится особняком. Говорят, с ним шутки плохи.
– Я уже несколько раз слышал имя Рочестер. Складывается впечатление, что все о нем знают, но никто не знает его. Загадка какая-то.
– Но вы взялись за загадочное дело, разве не так?
– Тогда, если вы хотите мне помочь, вы могли бы прояснить некоторые загадки, а не давать мне новые. Расскажите все, что знаете о Рочестере, – чем он занимается, где живет, кто еще на него работает.
Уайльд только пожал плечами:
– Увы! Рочестер – очень скрытный человек. Я не знаю, где он работает или кто на него работает, кроме Фенна. Я ловлю воров, сударь, и не могу знать мира биржевых маклеров, к которому относится Рочестер. Эти биржевые дельцы – сам дьявол. У них все шиворот-навыворот. С ними никогда ничего невозможно понять.
Я вздохнул. Эти постоянные насмешки над биржевыми маклерами меня огорчали. Не потому, что я хотел их защитить, но потому, что они оскорбляли память о моем отце. Подобные слова были у всех на устах, а это было хуже, чем беспочвенные и бесполезные обвинения.
– Тогда вам нечего мне сказать? Для человека, который знает все, это немного.
Я начал подниматься, И даже это невинное движение насторожило Мендеса. Уайльд вскинул руку. Было непонятно, к кому из нас двоих относился этот жест.
– Возможно, у меня нет нужных вам сведений. Но до меня доходят слухи, и я буду рад поделиться ими с вами.
Я не стат скрывать своего скептицизма.
– Пожалуйста, – сказал я, снова садясь.
– Насколько я понимаю, Рочестер организовал убийство вашего отца и Майкла Бальфура. Не знаю почему, но знаю, что он нанял Берти Фенна. Кроме этого, сударь, насколько я понимаю, мистер Рочестер каким-то образом связан с «Компанией южных морей». Думаю, правду об этих убийствах надо искать в Компании.
– Странно, – сказал я, – сколько людей указывают на «Компанию южных морей», но больше никто ничего сказать не может.
Уайльд посмотрел на меня с некоторым любопытством:
– Не могу ничего сказать о других людях.
– Какая у вас связь с Персивалем Блотвейтом? – потребовал я.
– С Блотвейтом? – Либо мой вопрос действительно его удивил, либо он был превосходным актером. – Директором Банка Англии? Какая у меня может быть с ним связь?
– Именно это меня и интересует.
– Никакой. Думаю, никакой и не будет, если только однажды его не обворуют.
– Тогда скажите, откуда ваши подозрения относительно Компании, – сказал я.
– Знаете, карьеры губятся шепотом. Один мошенник что-нибудь мне скажет, потом какая-нибудь шлюха что-нибудь добавит. Я складываю это вместе. Иногда у меня нет возможности задавать вопросы, я могу только слушать.
Я не знал, что еще можно спросить. Я не хотел сейчас гадать о мотивах Уайльда, но, если он хотел мне помочь, я должен был воспользоваться этой помощью.
– Что вам известно о человеке по имени Ной Сарменто? – спросил я.
Уайльд мог отрицать свои связи с Блотвейтом, но, если клерк моего дяди был мошенником, Уайльд почти наверняка о нем знал.
На его лице ничего не отразилось.
– Я не знаю его.
– Очень хорошо. Ваши люди избивают меня и силой привозят сюда, чтобы я получил ваше дружеское напутствие. Я правильно вас понимаю, мистер Уайльд?
– Полно, Уивер. Я уже принес свои извинения. Я рассказал вам все, что мне известно о Рочестере и о причастности «Компании южных морей». Вы и сами должны потрудиться.
– Тогда сейчас и начну. – Я стал подниматься. – Благодарю за то, что уделили мне время, мистер Уайльд, – сказал я мрачно, стараясь держаться ровно. Я не хотел давать Уайльду удовольствие видеть меня выведенным из строя. – Не знаю, до какой степени могу полагаться на ваше обещание, но хочу вас уверить, что встреча с вами многое мне прояснила.
– Рад это слышать. Знаете, мистер Уивер, мое предложение остается в силе. Если решите работать у меня, для такого человека всегда найдется достойное место.
– Ваше предложение так же заманчиво, как и тогда, когда вы впервые его сделали.
– Да, кстати. Вот что я еще хотел сказать. Насчет Кейт Коул. Я не мог не заметить, как вас передернуло, когда я говорил, что ее повесят. Полагаю, вы относитесь к тем несчастным, которыми движут чувства. Это ужасно. Я подумал: если мысль о том, что ее повесят, вам так неприятна, я мог бы и спасти ее от виселицы..
– А что взамен? – спросил я.
– Взамен, – сказал он, – вы окажете мне какую-нибудь услугу. По моему выбору. Когда я к вам обращусь.
Я верил, что он может спасти ей жизнь. Такой человек, как Уайльд, пользуясь своим влиянием и властью, мог прекратить судебный процесс, так же как и отправить ее на виселицу, если бы захотел. Но я не знал, какую цену он мог назначить за очищение моей совести. Я не знал, что могло означать быть должником Уайльда, не говоря о том, как вернуть этот долг. Я стал думать о его предложении с точки зрения теории вероятности, с точки зрения риска и вознаграждения, с точки зрения способности Уайльда играть человеческими жизнями, словно бы речь шла о биржевых операциях. В конце концов я принял решение, о котором впоследствии неоднократно сожалел. Мой страх перед Уайльдом перевесил мою тревогу за судьбу Кейт. Я ничего не сказал, но, мысленно представив Кейт на виселице, решил, что смогу пережить чувство вины, если жизнь Кейт оборвется таким образом.
Я предпочел обойти молчанием предложение Уайльда, поэтому он сказал:
– Очень хорошо. Тогда я велю мистеру Мендесу отвезти вас домой.
Я бросил взгляд на своего старого знакомого, который все это время стоял практически неподвижно.
– Да, пожалуйста, – сказал я, стараясь не выказывать чувств. – Полагаю, именно это мне необходимо.
Оказавшись в экипаже, какое-то время мы с Мендесом сидели молча.
– Вы понимаете, – наконец повернулся он ко мне, – что я не могу вернуть вам ваше оружие, пока мы не приедем.
– Если бы я захотел причинить вам вред, мистер Мендес, мне не потребовалось бы оружие. Скажите, – я резко поменял тон, – вам нравится работать на Уайльда? Когда к вам относятся как к мамелюку?
Мендес рассмеялся:
– Мне нравится моя работа у мистера Уайльда.
Я задумался над его ответом, пытаясь сосредоточиться, но каждое неровное движение экипажа отзывалось болью в недавних ранах.
– Полно, Мендес. Будем откровенны друг с другом. Допустим, Уайльд хороший хозяин, но все равно он хозяин. Несмотря на его доверие к вам, вы навсегда останетесь для него лишь евреем.
– Я не понимаю, что вы хотите этим сказать. Для Уайльда любой человек не более чем то, что он умеет делать. Я не составляю исключения. Пока я хорошо ему служу, он относится ко мне хорошо.
– Мы с вами из одной среды, – продолжал я, – прошу вас подумать об этой обшности и сказать мне правду.
– Правду?
– Да. Я знаю, мы никогда не были большими друзьями, но нас связывает нечто общее. Вы продолжаете считать себя евреем из Дьюкс-Плейс в большей степени, чем я. Вы ходите на службу в синагогу, и я уважаю ваше стремление поддерживать тесную связь со своим народом. Может быть, эта общность поможет вам быть со мной честным.
– Может быть, это вы должны быть честным со мной, сударь. Что вами движет?
– Мной? Почему вы спрашиваете? Я хочу найти человека, который убил моего отца. Как видите, нетрудно попять, что мною движет.
– Но только вам было наплевать на своего отца, пока он был жив. Я, кстати, встречался с ним довольно регулярное нашем квартале, в то время как вы боялись и нос туда показать.
Мне нечего было ответить на эти обвинения, так как они были справедливыми. Я говорил себе, что его слова ничего не значат, что Мендесу ничего не известно, как отец со мной обращался, и что человек с таким характером, как у меня, долго этого терпеть не мог. Но эти доводы не убеждали даже меня самого, потому что я бежал из дому не обуреваемый гневом и возмущением или в поисках справедливости. Я бежал из дому с украденными у отца деньгами.
Мы ехали молча, пока экипаж не остановился.
– Приехали, мистер Уивер. – Он протянул мне мои кинжалы, шпагу и пистолет и выразил надежду, что они будут использоваться во благо моего здоровья. – Желаю успехов в вашем расследовании, – сказал Мендес, когда я выходил из экипажа. – Мистер Уайльд желает вам того же. Вам трудно в это поверить, но уверяю: это так.
У меня немного дрожали ноги, когда я встал на булыжную мостовую, а после темноты в экипаже яркий дневной свет ослепил меня, как если бы я только что проснулся после вчерашнего перепоя. Хромая к дому миссис Гаррисон, я думал обо всем, что мне удалось узнать за этот день. К сожалению, я был как никогда далек от разгадки.