Текст книги "Убийство-2"

Автор книги: Дэвид Хьюсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Я отвезу Бьорна домой, – на ходу проговорила Вибеке. – Ему нехорошо.

– Сочувствую…

У него опухли глаза. Этот симпатичный человек был не столько встревожен своим состоянием, сколько смущен.

– Ты уверена, что в торте не было орехов? – спросила ее мать.

– Я… ну… я просила без орехов.

Странге кашлянул в кулак и опустил глаза.

– На меня и глютен так может действовать, – быстро сказал Бьорн. – Ничего страшного, я привык. Доброй ночи…

Держась рукой за перила, он стал медленно спускаться по лестнице. Вибеке задержалась.

– А вы?.. – спросила она, оглядывая Странге с головы до ног подозрительным взглядом.

Он протянул руку и улыбнулся. Она пожала ее, и последовала беседа, такая легкая и искренняя, что Лунд почувствовала себя лишней. Несколькими короткими предложениями Странге охватил все приличные случаю темы: погоду, пожелания в связи со свадьбой и заверения в том, что в роковом торте не было ни грамма орехов, во всяком случае, так сказали в кондитерской.

Вибеке поболтала бы с ним подольше, но снизу донеслись жалобные призывы Бьорна, перемежаемые хриплым кашлем. Тогда она одарила Ульрика Странге взглядом, который Лунд ненавидела еще с детства. Он говорил: «Что за милый мальчик», и впервые мать продемонстрировала его, когда к юной Саре зашел самый неприятный из одноклассников.

– С трудом верится, что вы полицейский, – прощебетала Вибеке на прощание. – Видели бы вы некоторых из них. Настоящие животные…

Странге поклонился. Когда мать отошла достаточно далеко, Лунд сердито проговорила:

– Меня сейчас стошнит.

– Надеюсь, дело не в торте?

– Вы же понятия не имеете, есть в нем орехи или нет.

Он согласно кивнул.

– Да. Я просто поддержал вас. Ведь мы напарники, помните?

Она помахала папками, собираясь закрыть дверь.

– Я договорился с полковником Ярнвигом о встрече на завтра, – добавил Странге.

– А о Рабене не было новостей?

– Нет.

– Ладно. До завтра.

Странге переступил с ноги на ногу, но не выказал намерения уходить.

– Вообще-то, я очень люблю торты, – неуверенно произнес он. – С орехами. Или без орехов. Я… – Он потопал ногами. – Рядом не было свободных мест, машину пришлось оставить за углом, и я весь промок, пока добирался под дождем. – Он заглянул в пустую квартиру. – У вас и кофе есть?

– Что-нибудь еще?

– Кофе и торта вполне достаточно, спасибо.

Лунд, к своему изумлению, колебалась. В глазах Странге уже загорелся огонек надежды, отчего он стал казаться молодым и неискушенным.

– Спокойной ночи, – сказала она и закрыла дверь.

Четверг, 17 ноября

09:03

Луиза Рабен отвезла сына в детский сад на машине своего отца. Когда она ехала обратно, в районе вокзала Эстерпорт зазвонил телефон.

– Поезжай к паромному терминалу. Остановись на парковке.

До терминала было всего несколько минут.

– У тебя есть транспорт? – спросила она.

Пауза.

– Пастырь одолжил мне свою машину. Ты узнала что-нибудь?

– Я распечатала все, что было в базе на Томсен. Там только ее копенгагенский адрес.

– Она родом из Хиртсхальса.

– Об этом в базе ничего нет.

– И у нее дядя в Швеции. Жил где-то на острове.

Луиза достала из сумочки распечатки, разложила их на пассажирском сиденье и просмотрела, пока стояла в пробке.

– Томсен ездила к нему в отпуск, – припомнил Рабен.

Столько текста. И все по-военному лаконично, точно, бесстрастно. На третьей странице она заметила несколько строк.

– Вот, тут что-то про дядю… Он уже умер, ей давали внеочередной отпуск, чтобы съездить на похороны. Место называется Скогё.

– Точно. Она там останавливалась в его хибарке.

Стоянка была полупустой. Луиза медленно ехала между рядами. Ближе к докам машин стало еще меньше, и среди них – серый «рено» с большим серебряным распятием на зеркале заднего обзора. За рулем, едва различимый, сгорбился водитель в бейсболке.

– Поворачивай налево и остановись, – сказал Рабен. – За тобой следят. Черный «сааб», в пятидесяти метрах сзади. Двое мужчин, один с бородой.

– Йенс…

Она сделала, как он велел, потом посмотрела в зеркало. Мимо медленно проехала черная машина. Один из двух мужчин внутри что-то говорил и старался делать вид, будто не смотрит в ее сторону.

При их приближении Йенс нырнул под руль. Они увидели только пустую машину. Он всегда говорил, что умеет прятаться. Она и не сомневалась, но не желала знать, в чем еще он был специалистом.

– Прости, что втянул тебя, я не хотел, – сказал он, вылезая из-под торпедо, когда черный автомобиль скрылся за поворотом.

– Тогда почему попросил проникнуть в базу данных?

– Я позвоню, когда смогу.

– Йенс!

Ей хотелось выйти, подойти к машине священника, распахнуть дверцу и закричать мужу в лицо. Но она не могла. Лучше сказать это в невидимый микрофон, зная, что слова преодолеют десяток метров между ними незаметно для полиции, а искаженный электроникой голос скроет ее боль.

– Я больше так не могу. Мне тридцать четыре года, и я хочу снова жить.

– Послушай…

Ей показалось, что за лобовым стеклом стоящего напротив «рено» она сумела разглядеть его ястребиный взор, который он не отрывал от нее.

– Нет, ты послушай. Я решила, – сказала она. – Я останусь в части. Армия станет нашим домом. Для меня всегда найдется работа в лазарете. Мне нужны деньги. Нужна стабильность.

– Не бросай меня…

Она взорвалась:

– Тебя? А как же я? Ты подумал обо мне? О моем сыне? Я ждала два года, а теперь ты сбежал и прячешься, как вор.

– Ты моя жена.

– Я не твоя рабыня! И я не буду ждать вечно. Я человек, я сделана из плоти и крови, а не из камня… А-а, к черту.

Она выскочила из машины, решив сказать все в лицо.

Прощание. Конец. Нельзя же расстаться с самым дорогим ей человеком по телефону.

При ее приближении с ревом завелся двигатель серого автомобиля. Завизжали шины, и машина понеслась в город.

Луиза Рабен оглянулась. Черного «сааба» нигде не было. Может, они уехали, хотя это было бы странно.

– Йенс? – произнесла она в телефон.

Но ответом ей были только гудки.

Ярнвиг явился в Управление полиции в военной форме. Лунд и Странге провели его в ту же комнату, где до этого допрашивали Кодмани, и уселись за стол по обе стороны от него.

Лунд показала полковнику отчет военного прокурора.

– Тут говорится о жертвах среди гражданского населения. Что имеется в виду?

– То же, что и всегда.

– Поясните, если можно.

– Это война. А на войне гибнут люди. Мы стараемся избегать сопутствующего ущерба по возможности, но… – Ярнвиг вздохнул с видом человека, которому надоело повторять одно и то же. – Мы сражаемся в городах и деревнях. Иногда прямо в домах. А враги не всегда носят опознавательные знаки. Они выглядят как обычные люди. Это может быть мальчишка с самодельной бомбой. Женщина. – Он посмотрел на них. – Или полицейский.

– Я поняла. Но в данном случае… были ли обвинения обоснованы?

– Нет. Проведено тщательное расследование. Подразделение полностью оправдано, действия наших бойцов были безупречны. А жалоба поступила от селения, замешанного в торговле опиумом. Выявились свидетельства правительственной коррупции. Это сложное дело…

В комнату заглянул оперативник, кивнул Странге. Тот вышел.

– То есть вы не верите в то, что ваши солдаты были виновны?

Ярнвиг с возмущением уставился на нее:

– Не поверил ни на мгновение!

Она указала на параграф в отчете:

– Но тут сказано…

– Я пришел сюда не для того, чтобы оправдываться! Вы ведете себя так, будто я преступник.

В отсутствие Странге полковник вел себя смелее.

– Вы не видели, как я веду себя с преступниками, – с улыбкой заметила Лунд. – Полковник, мы расследуем три убийства.

– А я потерял там трех своих людей, все они были приписаны к Рювангену. Их убили в какой-то афганской дыре. – Он ткнул пальцем в бумаги. – Думаю, здесь об этом тоже написано. Мы разбирали происшествие со всей серьезностью.

Лунд откинулась на стуле, посмотрела на свою пустую чашку из-под кофе. Она собиралась принести Странге кусок вчерашнего торта, но забыла.

– Как вы думаете, мог ли кто-нибудь приехать сюда из Афганистана с целью отомстить? – спросила она.

– Конечно. Там мы пытаемся наладить с местными хорошие отношения, понимаем, что боевики еще не все население. Но кто-то все равно мог затаить злобу. Нас не очень-то любят, если вы заметили.

– Вы не рассматривали вариант, что убийства совершил кто-то из ваших солдат? Кто-то, сочувствующий Талибану?

Ярнвиг расхохотался ей в лицо:

– Вы ничего не знаете об армии.

– Я стараюсь узнать.

Он облокотился на стол, сцепил сильные пальцы.

– Мы – одна семья. Мы помогаем друг другу. Мы не убиваем своих.

Какое-то воспоминание, всего одно слово. Стукач. Информатор. Грюнер с покрышкой на шее. За словом потянулась цепочка из прошлого. Во время Второй мировой войны, когда росло движение Сопротивления, несколько смелых полицейских из управления, оккупированного нацистами, рисковали жизнью, борясь с ними изнутри. Кто-то из них был казнен у столба в Минделундене, к которому привязали труп Анны Драгсхольм почти семьдесят лет спустя.

– Что происходит, когда кто-то предает семью? – спросила Лунд. – Если человек становится изменником, что с ним делают?

Ярнвиг долго смотрел на нее.

– Я даже вообразить себе не могу, о чем вы говорите. Неужели вы думаете, что датский солдат станет убивать своих товарищей по оружию?

– Я стараюсь подходить к делу непредвзято. А вы?

Вернулся Странге. За спиной у полковника он помахал Лунд листком бумаги, зажатым в руке.

– Сама эта мысль – чистое безумие, – отрезал Ярнвиг и встал из-за стола.

Форма защитного цвета, по три серебряных звездочки на погонах. Властелин маленького королевства Рюванген.

– Спасибо, – тоже поднялась Лунд и протянула ему руку. – На этом всё.

– Что у вас? – спросила она, когда Ярнвиг ушел.

– Лисбет Томсен живет в Швеции. На острове Скогё. В двух часах к северу от Мальмё.

Он уже тянулся к своей куртке. Лунд тоже стала одеваться.

– Она остановилась в доме, который принадлежал ее покойному дяде. Шведской полиции уже передали информацию о ней и о том, что мы едем. Берем мою машину, я только что заправился.

– Хорошо, – сказала она. – Я поведу.

Это заявление его озадачило.

– Почему? А! – Его лицо просияло. – Чтобы я поел торт! – Он посмотрел на ее сумку. – Вы принесли мне кусочек.

Лунд молча застегивалась.

– Вы обещали.

– Я куплю вам что-нибудь по дороге.

– Я не ем за рулем.

– Я же сказала, что поведу сама.

– Ну нет. Вы отвлекаетесь, я заметил.

– Я куплю вам пирожное, – повторила она. – Вы сможете есть и следить за тем, чтобы я не отвлекалась от дороги. Ну, теперь можно ехать?

Через полчаса они уже переехали по мосту пролив Эресунн, пересекли границы и оказались в Швеции. Она вела аккуратно, ответственно, ни разу не превысила скорость, ни разу не отвела глаз от дороги. И была на это только одна причина: Странге накинется на нее в тот же миг, как только она допустит малейшее нарушение. Он очень дотошный и очень правильный, в чем-то почти пуританин.

Тем не менее Лунд успевала поглядывать на мелькающие за окном шведские пейзажи. Эта дорога была ей хорошо знакома. Два года назад она намеревалась в последний раз проехать этим же маршрутом, оставив Данию ради новой жизни с Бенгтом и Марком, покончив с работой в отделе убийств копенгагенской полиции. Вместо этого она собиралась стать мелким чиновником шведских Вооруженных сил, хорошей матерью своему сыну и любящей спутницей Бенгту Рослингу.

Ей помешало дело Бирк-Ларсен, которое завершилось ее изгнанием в Гедсер. Она до сих пор слышала отголоски гнева, который ощущала, когда поиски убийцы Нанны уводили ее все глубже в пучину лжи, корысти и безумия.

Ей было о чем сожалеть, и прежде всего о Яне Майере и об ошибке – ее ошибке, – которая на всю жизнь усадила ее напарника в инвалидную коляску. Но, помимо тех нескольких моментов, она считала, что все делала правильно. Будь у нее шанс повторить жизнь, она снова взялась бы за это дело с той же целеустремленностью и бескомпромиссностью. И с надеждой на лучший исход.

– Лисбет Томсен пошла в армию добровольно, – сказал Странге, не обращая внимания на пустынную местность, обнаженные деревья, знаки, предупреждающие водителей об оленях, редкие поникшие избушки. Он заново перечитывал личное дело Томсен – медленно, страницу за страницей, строчку за строчкой.

– В отличие от вас, как я понимаю.

Он хмыкнул:

– Я, добровольно? Ну уж нет.

Она на мгновение все же оторвалась от дороги и с улыбкой глянула на него. Он выглядел слегка виноватым.

– Сказал, что у меня проблемы со спиной.

– Что, правда были проблемы?

– Нет, но я так боялся идти в армию… Отговорка не помогла, они запросили мою медкарту, так что оказался я посреди грязного поля, в полном обмундировании, бегал там туда-сюда как сумасшедший с оружием и прочими грузами. Думаю, это они мне отомстили за вранье.

– Да бросьте. Вы же мужчина, а мужчинам такие вещи нравятся.

Он повел головой из стороны в сторону:

– Ну да, все было не так уж плохо. Я даже подумал, не пойти ли потом в полицию. После колледжа я проходил трудовую практику в нашем управлении. Целое лето, между прочим. И вы там были.

Лунд от неожиданности сняла ногу с педали газа, посмотрела на Странге.

– Что?

– Я еще удивился: всего на пару лет старше меня, а уже настоящий коп. А я всего лишь мальчик на побегушках. Вы, конечно, на меня и внимания не обратили.

– Даже восемнадцать-двадцать лет назад в полиции было немало женщин. Мне так кажется.

– Это были вы, Лунд. Уже тогда неприступная, как скала. – Он помолчал, покусал губы, пока взвешивал свои слова. – И красивая. Форма вам шла. Конечно, вы и сейчас… не изменились с тех пор. А я… – Он провел ладонью по ежику волос. – Я состарился.

– Вот болтун, – пробормотала она.

– Хотите верьте, хотите нет. Я отработал в управлении три месяца. Видел вас несколько раз. Потом ушел служить по призыву. Что делать после армии, я так и не придумал… – Он как будто возвращался в мыслях к вещам, о которых давно уже не задумывался. – И когда пришло время демобилизоваться, задержался еще на несколько лет. В полицию тогда временно не брали, и я решил: армия не самое плохое место на земле. Конечно, такие люди, как Ярнвиг, производят впечатление дуболомов, но…

– Но что? – спросила она, потому что он замолчал.

– Это трудно объяснить человеку, который никогда не служил. Армия – это верность. Это долг. В армии один за всех и все за одного. И еще в армии долго не рассуждают, а просто исполняют приказы.

Она обдумала все, что он сказал.

– Значит, полковник может солгать, если захочет кого-то защитить?

– Не исключено, – подтвердил Странге.

Он постучал ногтем по карте, разложенной между ними:

– Вы не туда едете. Нам надо на Е6.

– Нет. Так ближе.

– По карте…

– Там ошибка.

Однако Странге этого было недостаточно.

– Ну а мне кажется…

– Мне все равно, что вам кажется. Раньше я ездила тут каждую неделю. У меня был приятель-швед.

– А-а, – протянул он, как будто сразу все понял.

Лунд продолжала ехать и думать. Странге был приятным и легким спутником.

– Пари держу, его звали Нильссон, – сказал он. – Всех шведов зовут Нильссонами. А еще…

– Его звали не так.

– Ну, тогда Йоханссон. Или Андерссон…

– Совсем не важно, как его звали!

Он взял карту в руки и всмотрелся в линии дорог.

– А почему больше не ездите?

– Не сложилось.

Он молчал в расчете на продолжение.

– Я собиралась переехать к нему в Швецию, когда… много чего случилось.

Странге посмотрел на нее и замотал головой.

– Нет, не могу представить, как вы гуляете по лесу, держитесь за руку с парнем, играете на гитаре… – Он показал на ее свитер. В то утро она достала один из старых узорчатых свитеров с Фарерских островов. Почему-то захотелось снова их носить. – Хотя одежда у вас как раз подходящая.

Она не хотела смеяться, как не хотела проникаться симпатией к этому человеку. Однажды Лунд уже была замужем за копом, и этот брак стал самой большой ее ошибкой.

Но он был остроумен, весел и мил. Ей было приятно, что они едут вместе.

– Очень смешно.

– Мне нравится ваш свитер. У него есть характер. Он словно говорит что-то. – Странге почесал щетинистый подбородок. – Не уверен, что именно…

– Мы предупредили местную полицию, что у них может появиться Рабен?

– Это маловероятно.

Она только подняла бровь.

– Вы невысокого мнения обо мне как о полицейском, – вздохнул Странге.

– Когда я такое говорила?

– Совсем не обязательно говорить вслух. Я вижу это по вашему лицу.

– Тогда не смотрите на меня.

Она постаралась свести дальнейшую беседу к минимуму. Час спустя они въехали на паром. Еще через двадцать минут причалили к острову Скогё. Место для стоянки нашлось рядом с паромной переправой, с видом на рыбацкие лодки.

Они вышли из машины, огляделись. Странге, не обронив ни крошки, съел пирожное, которое она ему купила. Лунд не могла понять, как это ему удалось.

– Интересно, тут могут быть медведи? – спросил он оживленно, словно школьник на экскурсии. – Я вот ни разу не видел медведя. Ну, в зоопарке-то видел, конечно.

Она только покачала головой.

– Ладно, пойду разузнаю насчет Томсен, – сник Странге и потопал к полицейскому, который болтал на пристани с местным рыбаком.

Лунд смотрела ему вслед, мысли ее разбегались. И потому она не обратила внимания на фермерский пикап, съехавший с парома последним, и на человека в поношенной куртке, который выскользнул из-под тюков сена в кузове и крался за ограждением вдоль дороги до тех пор, пока его не скрыли заросли на берегу узкого мелкого залива.

У Бука не оставалось вариантов. Он вызвал к себе Плоуга и Карину.

– Премьер-министр хочет, чтобы мы приняли все требования Народной партии. Все до единого. Мы должны прийти к согласию относительно антитеррористического проекта сегодня…

– Невозможно, – перебил его Плоуг. – Это чересчур поспешно…

– Я буду решать, что возможно, а что нет. Просто составьте текст соглашения, пожалуйста.

– И что это будет за соглашение? – воскликнул Плоуг. – Чек без указания суммы?

Бук высоко ценил своего первого зама, даже восхищался им в определенные моменты. Но его одержимость мелочами и формальностями…

– Вы же сами настаивали на заключении этого соглашения, Плоуг.

– Но не любой ценой. Остается множество нерешенных вопросов.

– И, кроме того, – вставила Карина, – вы были против запрещения организаций, на чем так настаивает Краббе.

– Я ничего не могу с этим поделать! Это политическое решение, принятое на высшем уровне.

– У вас же есть убеждения, Томас.

– Да, есть. Но я не смог их отстоять. Эти фундаменталисты сами осложнили свое положение. Те листовки, которые они раздают…

– Кто сказал, что фундаменталисты вообще имеют какое-то отношение к убийствам? – спросила она.

– А кто сказал, что это не так?

Бук думал об этом всю ночь и почти не спал. Мысль о том, что придется уступить Краббе, приводила его в бешенство. Но альтернативы он не находил.

– Мы не можем доказать, что у Монберга и Анны Драгсхольм были какие-то особые отношения. И я больше не хочу получать выволочки за непроверенные сплетни. Давайте просто сделаем то, что нам велено.

Стук в дверь. С видом триумфатора в кабинет вошел Эрлинг Краббе. Бук растянул губы в улыбке так широко, как только смог. Они прошли в зал для совещаний. Краббе принес листок, на котором от руки были записаны поправки к антитеррористическому законопроекту. Он снял пиджак и зачитал их одну за другой. Скучающий Бук подошел к окну и направил взгляд на сплетенных драконов.

– Как я понимаю, вы уже говорили с премьер-министром, – заметил Краббе, не поднимая головы от своей бумажки.

– Говорил.

– Значит, деятельность всех фундаменталистских организаций будет запрещена?

– Да.

Краббе постучал пальцем по листку бумаги:

– У меня еще одно замечание. В вашем проекте сказано: «Организации, занимающиеся подстрекательством к террору…»

– У вас было достаточно времени, чтобы продумать все свои требования! – не выдержал Плоуг.

Бук и не подозревал, что его помешанный на этикете первый заместитель может вести себя так агрессивно.

– Верно, – сказал Краббе с самодовольной ухмылкой. – Но неточность в этой фразе я заметил только что. Она должна звучать так: «…подстрекательством к террору или любой другой подрывной деятельностью».

– Тогда нам придется определить значение слова «подрывной», – возразил Плоуг.

– Я знаю, что значит это слово, – ответил Краббе. – А вы разве нет?

Он дописал новую поправку к своему списку, затем передал лист Буку.

– Итак, мы вернулись к тому, на чем закончились мои переговоры с Монбергом. Жаль, что он не смог завершить начатое.

– Не могу не согласиться, – ответил Бук с бесстрастным видом.

Краббе не заметил сарказма в его голосе. Буку казалось, что лидер правых вообще мало что замечает.

– Монберг сделал очень много, чтобы добиться соглашения с нами, – продолжал разглагольствовать Краббе. – За все время переговоров он отменил встречу только однажды. – Он что-то припомнил. – Это случилось в тот день, когда левые демонстранты перевернули вверх дном резиденцию министра интеграции. При следующей встрече нам с Монбергом было что обсудить.

Бук сел, опер подбородок на большой кулак и внимательно слушал.

– Нужно знать своих врагов, – назидательно добавил Краббе. – Пришлите мне законопроект, когда будут внесены все наши поправки. Пресс-конференцию можете назначить на любое время, я подстроюсь, только сообщите.

И он ушел.

Плоуг гневно ворчал себе под нос, собирая бумаги. Бук встал и пошел к Карине.

– Седьмого октября Монберг отменил одну встречу. У вас остались записи о том, куда он поехал вместо этого?

Перед ней лежала гора неразобранной почты и документов.

– Нет. А что?

– Это один из дней, когда он останавливался в гостинице в Клампенборге. Он был в полушаге от заключения альянса с Народной партией. Должно быть, случилось что-то важное, раз он прокатил Краббе…

Она перелистывала ежедневник бывшего министра.

– В тот день у него был назначен осмотр у врача. Больше ничего.

– Найдите Эрика Кёнига. В тот период служба безопасности ожидала проблемы и с особым вниманием приглядывала за министрами в возрасте. Если Монберг был в гостинице с Анной Драгсхольм, это должно быть в их рапортах.

– Это так необходимо?

Бук еще утром обратил внимание на ее бледность и подавленность. Слишком много работы, подумал он.

– Да, Карина, необходимо. Иначе я бы не просил.

Шеф местного полицейского участка встретился с ними у парома; это был жизнерадостный, полный человек с бородой и красным лицом, как у рыбака.

– Добро пожаловать на Скогё. – Он говорил нарочито медленно, словно боялся, что они его не поймут. – Остров у нас маленький и очень спокойный. Ничего тут особенного не происходит. А если и происходит…

– Где Лисбет Томсен? – спросила Лунд.

– Она живет на другой стороне. Но вам туда ехать не придется – я послал за ней ребят.

Сколько же у него сотрудников на таком крохотном участке?

– Мы считаем, что ей угрожает опасность.

Он сипло рассмеялся:

– Нет. Скогё – самое безопасное место на земле. Кроме того, Лисбет служила в армии. Она сможет постоять за себя. Жаль, вы не знали ее дядю. Вот про кого можно порассказать…

– Чем она занимается?

– Да кто ее знает, – сказал шведский коп, помахав рукой женщине, которая поприветствовала его, заводя велосипед на паром. – Не слишком-то она общительна, как и все мы тут.

– Ну а все-таки?

– Работает в лесу. – Он изобразил рукой замах топора. – Валит деревья. – Задумался. – Еще охотится. Рыбачит. Очень способная. Живет там совсем одна. И справляется. Поехали. – Он забрался на заднее сиденье черной машины Странге. – Я покажу вам дорогу к нашему полицейскому участку. Вам у нас понравится, я думаю.

Они поехали от залива вглубь острова. Места были очень красивые, но какие-то сонные.

– Возможно, к вам наведается человек по фамилии Рабен, – сказала Лунд, оборачиваясь к шведскому коллеге.

– Да, мы слышали о нем. Ваши люди из Копенгагена прислали нам данные. По компьютеру.

– Он тоже очень способный, – заметил Странге.

– Да и мы не лыком шиты, – ответил швед.

Он вольготно устроился сзади и сердечно улыбался Лунд в зеркало заднего вида. Они миновали несколько лодок, вытащенных на берег, и пару ресторанчиков.

– Ну что? – спросил он. – Рыбачить любите?

– Мы не на рыбалку приехали, – ответил Странге.

Швед по-прежнему улыбался:

– Правда? А я думал, на рыбалку.

Зимний лес. Голые деревья, сырая земля. Рабен вернулся в свои первые армейские дни, когда их учили быть незаметными, слушать, смотреть.

В километре от пристани он окликнул женщину, развешивавшую белье на просушку, улыбнулся, назвал имя Томсен. В ответ узнал, как до нее добраться. Островок совсем маленький, население немногочисленное, дороги – узкие грунтовки. Все жители друг друга знают. Никаких адресов нет. Просто домик в лесу. Идите по этой дороге, сказала женщина.

Он снова улыбнулся, поблагодарил и шагал по дороге до тех пор, пока не удостоверился, что она его больше не видит, затем нырнул обратно в лес.

Вскоре он услышал звук бензопилы, и впереди среди деревьев показалось открытое место. Там стояло одноэтажное строение, отделанное камнем, с красной крышей. Лисбет Томсен предпочитала одиночество, даже когда была единственной женщиной в боевом подразделении из восьми человек, прочесывающем бесплодные земли Гильменда. И Рабен не удивился тому, что нашел ее в самом глухом углу Швеции, живущую как отшельница.

Возле задней двери был небольшой огород. Никаких цветов, только аккуратные грядки с зимними овощами. Рабен хотел сразу броситься к дому, найти ее, рассказать об опасности и умолять бежать. Их осталось только двое. Если он смог найти ее, смогут и другие.

Но вместо этого он осторожно продвигался между деревьями, ориентируясь на звук пилы. Она была там, в солдатской куртке защитного цвета и плотных штанах, с ножом на поясе. Черные волосы, короткая, почти мужская стрижка. Крепко сложенная женщина, быстрая и сильная.

Бензопила расправлялась со штабелем бревен. Томсен нарезала их с такой же легкостью, как другая женщина нарезала бы хлеб.

Есть вещи, которые не меняются, с удовлетворением отметил про себя Рабен и задумался, с чего начать.

Пока он размышлял, с дороги к дому подошел человек. Синяя форма, пилотка с эмблемой, белая маркировка на куртке. Шведский полицейский.

Рабен присел, наблюдая за каждым движением.

Томсен заглушила пилу. Коп говорил громко и по-свойски.

– Лисбет, тут датская полиция приехала, – сказал он. – Тебе надо поговорить с ними в участке.

Томсен произнесла ругательство, которое Рабену приходилось слышать довольно часто, но не из уст женщины.

– И куда это ты, черт возьми, направилась? – спросил коп, когда она зашагала к дому.

Она махнула в его сторону пилой.

– Что, мне прямо с этим ехать?

И она продолжила путь.

– Только не вздумай сбежать! – кричал ей вслед коп. – Я уже не тот, чтобы гоняться за всякими газелями по лесу.

Она снова чертыхнулась. Коп в нарочитом ужасе состроил вслед ей рожу, напоминающую «Крик» Мунка: ладони прижаты к ушам, рот и глаза широко раскрыты, затем рассмеялся.

– Вы, датчане, такие матерщинники, – сказал он.

Ее губы дрогнули в улыбке. Редко кто добивался от нее большего, подумал Рабен.

Лисбет Томсен убрала пилу в небольшой сарайчик и вскоре скрылась вместе с копом из виду.

Через несколько минут между деревьями промелькнула машина с надписью «Полиция» на капоте.

Она жила одна, значит в доме пусто. Рабен выбрался из кустов, пригибаясь, добежал до задней двери. Она была не заперта. Он вошел в дом.

Маленький остров на побережье Швеции. Здесь никто не запирает двери. Зачем?

Он остановился, заставил себя подумать. Может, полиция захочет обыскать дом в ее отсутствие. Может, она забыла что-то и попросит копа вернуться. Может… придет кто-то еще.

Оставаться незамеченным.

Наблюдать.

Две самые важные заповеди. Но первая превыше второй. Всегда.

Йенс Петер Рабен пока не был готов появиться на глаза людям. Это бы означало неминуемый арест или что-нибудь похуже. Поэтому он развернулся и, не оглядываясь, бросился обратно в лес, в укрытие. Пока он будет невидимым.

Сейчас ему надо потянуть время. Томсен вернется, он был уверен в этом. Через час или через два, если ничего не произойдет, будет достаточно безопасно вернуться к дому и дождаться ее. А до тех пор…

В кармане куртки лежит пара зерновых батончиков и бутылка воды. В лесу среди мертвой травы еще краснеют последние терпкие ягоды брусники, а если совсем прижмет, то можно поискать съедобных грибов.

Выжить в лесу нетрудно, если только тебя никто не найдет.

Полицейский участок был похож на обычный жилой дом: белая штукатурка, двухэтажный, с балкончиком на фасаде. Странге внутрь не пошел. Он пробормотал Лунд что-то насчет деревенских мужланов и желании проверить остров.

– Вы же не медведей будете искать? – спросила она слишком громко.

– Медведей? – Пожилой коп стоял на крыльце и тщательно отряхивал ботинки. – Нет тут у нас никаких медведей. Это же вам не север.

– Хочу посмотреть, действительно ли они ищут Рабена, – пояснил Странге, обращаясь к Лунд и игнорируя шведа. – Он мог приехать сюда прямо у них под носом, и никто бы ничего не заметил.

– Хорошо, – согласилась она и вернула ему ключи от машины.

Томсен сидела за столом лицом к стене, на которой висели два очень старых портрета короля и королевы Швеции, голова лося и чучело лосося. Она была высокой, атлетически сложенной женщиной с короткими темными волосами, неулыбчивая, но с приятными чертами лица и с резкими манерами.

– У меня много работы, – сказала она. – К тому же это Швеция. Зачем я понадобилась датской полиции?

Лунд села напротив нее. Рядом устроился шеф участка, раскурил дурно пахнущую трубку и стал слушать.

– Вы разве не смотрите новости?

– Нет. У меня есть только радио. О том, что Мюга убили, я слышала. И о Грюнере тоже.

Говоря, она не смотрела на Лунд.

– Вы понимаете, что происходит? – спросила Лунд.

– Понятия не имею.

– Вам кто-нибудь угрожал?

Томсен усмехнулась:

– Конечно нет. Кому могло такое в голову прийти?

Начало предвещало долгий и трудный разговор.

– В последнее время вы общались с кем-нибудь из контингента «Эгир»?

– Я живу в лесу. Одна. Мне нравится моя жизнь. Никого из армейских не видела два года.

– Погибли не только солдаты. Ваш адвокат, Анна Драгсхольм, тоже убита. – Лунд положила фотографию на стол. – Она не пыталась связаться с вами?

– Нет, – тут же ответила Томсен, едва глянув на снимок. – Теперь я могу идти? Мне надо работать.

– Что случилось в Гильменде?

– Вы ехали в такую даль, чтобы спросить меня об этом? А не пробовали обратиться куда-нибудь поближе, в Рюванген например?

– Пробовали. Я хочу услышать то, что скажете вы.

– Мы потеряли трех отличных парней. Всё есть в рапортах и материалах суда.

– Всё?

– Да!

– С вашим отрядом связано три убийства. Мы проводим расследование. Я должна во всем разобраться.