Текст книги "Разрушитель"

Автор книги: Девид Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

ВЕРХНИЙ ГОРОД

Лос-Анджелес еще пытался делать вид, что ничего особенного не происходит, по многолетней своей привычке ничего плохого не замечать.

На улицах было людно, как стрекозы над водой, сновали аэрокары. Но попробуй-ка не заметить, если вдруг у тебя под ногами взбугривается земля, и из оранжевого люка прямо перед тобой возникает всклокоченная голова!

Спарки выбрался последним, щурясь на свет. В воздухе сладко пахло осенью. Джон глубоко глотнул бодрящий воздух, терпкий и кристально прозрачный.

Повсюду, насколько хватало глаз, разбросанными апельсинами пестрели откинутые люки переходников, о которых Лос-Анджелес давно позабыл. Из нижних уровней на чистенькие улочки хлынули оборванцы.

Спарк оперся рукой о фонарный столб., Перед ним лежал Верхний город. Нижнего города теперь уже на годы, а, может быть на века, не существовало. Под ногами, отделенный лишь коркой земли, плескался океан.

И людям: горожанам, разорам, проказорам – придется мириться в том мире, который есть. Выбора-то не будет.

Джон усмехнулся. В его времени лейтенанта Спаркслина называли разрушителем за неуемный нрав, строптивость и бьющую через край энергию, в этом мире, с единственным уцелевшим островком цивилизации, разрушать было особенно нечего.

Джон вздохнул: придется засучив рукава, заняться созиданием. И Спарки уже решил с чего начнет.

Взглядом он проводил бредущую по улицам толпу погорельцев.

Время от времени двери домов открывались – и один из обитателей Нижнего города, а то и целая семья скрывались во внутренних помещениях. Толпа редела.

Джон притянул к себе Трей, развернул девушку к себе лицом. Губы Трей вкусно пахли мятной зубной пастой.

Трейси затрепыхалась, отбиваясь. Затихла.

– Джон, это и есть то, что ты называешь – физический контакт? – чуть отдышалась Трей.

– Ну, – улыбнулся Спарки, – это так, прикидка. А контакт – это когда тебе будет еще лучше! Обещаю!

– А может,– покраснела Трей, – прикинем еще разок?

Зажужжала полицейская стрекоза. На посадочную площадку спланировал аэрокар. Из кабины выскочил Альберт Хоппер собственной персоной и, просияв, двинулся к Спарки:

– Как начальник полицейского управления Лос– Анджелеса должен поблагодарить вас за выполнение задания: преступник Саймон Филлипс из города исчез.

– Исчез? – удивился Спаркслин – А мне казалось, что он сгорел под землей.

– Прошу вас не очень распространяться об этом, – сказал Хоппер.

– О, господи! Это что, государственная тайна? – ухмыльнулся Спаркслин.

– Там погибли люди, и мы бы не хотели…

Пронзительный вой полицейской сирены заставил его замолчать.

Несколько машин одна за другой на полной скорости подлетели к месту, где приземлился аэрокар Хоппера и резко затормозили. Из них выскочило несколько офицеров-полицейских и они бегом направились к своему шефу.

– Что случилось? – спросил Хоппер.

– Вынуждены доложить, – начал один из них, что только что…

– Что «только что»? – закричал Хоппер. – Почему вы замолчали?

Офицер покосился на Спаркслина.

– Дело в том, что только что обнаружен Саймон Филлипс, – волнуясь, сказал он.

– Вы хотите сказать, что обнаружен труп Саймона Филлипса?

– Нет, он жив.

– Как жив? – одновременно закричали Хоппер и Спаркслин. – Этого не может быть!

– Он жив, повторил офицер, – и сейчас находится в лаборатории с криогенными ваннами.

– Он что, может, решил обратно заморозиться?… – недоуменно произнесла Трей.

Спаркслин, не сказав ни слова, бросился к одной из полицейских машин, оттолкнул водителя, который пытался преградить ему путь, сел за руль, и через мгновение машина уже на полной скорости мчалась по городу.

ЗАЛОЖНИК

Саймон, прежде чем направиться в лабораторию с криогенными ваннами, заскочил в полицейское управление. Страх и растерянность его давно прошли, он снова обрел уверенность в себе. Опасность миновала, и теперь он хотел мстить всем подряд. Он готов был превратить этот город в пепел, отправить на тот свет все население, – Тейер попробовал перевести разговор на другую тему. От рассуждений Саймона о смерти у него уже начинали дрожать руки.

– Это как?

– Дело в том, – с готовностью ответил капитан полиции, – что вода в цистернах не совсем обычная. Она, когда попадает на горящий объект, застывает, превращается в тонкую мягкую корку, которая не плавится от огня.

– Ну, вы даете, придурки, – уважительно сказал Саймон Филлипс. – А если загорится одежда на человеке?

– Ничего страшного. Эта корка через пятнадцать минут превращается в порошок.

Наконец машина подъехала к большому куполообразному зданию – лаборатории, в которой находились криогенные ванны с преступниками.

Прежде, чем открыть входную дверь, Саймон Филлипс угрожающим тоном сказал Тейеру:

– Имей в виду, если из твоего поганого рта вырвется хоть один ненужный звук, ты умрешь раньше, чем он долетит до моего уха.

– А что мне необходимо делать? – испуганно спросил Тейер.

– Ты войдешь в здание и прикажешь разморозить всех заключенных.

– Но я не могу… Я не имею права, – взмолился Тейер. – Это невозможно.

Он никак не ожидал, что от него потребуют именно это. Разморозить заключенных – значит, поставить крест на своей карьере.

– Право у тебя теперь только одно, – зло сказал Саймон, – попытаться спасти свою шкуру. И у тебя есть сейчас прекрасная возможность воспользоваться им.

– Но меня уволят с работы…

– А так ты лишишься жизни, козел. Ну, выбирай быстрее, я считаю до трех!

– Я в-выбрал, – торопливо ответил Тейер.

– Будем надеяться, что ты сделал правильный выбор, – презрительно сказал Саймон.

Они вошли в помещение.

– Вызовите мне мистера Коллинза, – обратился Тейер к дежурному, который сидел у двери за большим столом.

– Слушаюсь, – сказал дежурный.

Он нажал на одну из кнопок блока связи на пульте управления, вмонтированного в стену рядом со столом, и голосом, лишенным абсолютно всех эмоций, произнес:

– Мистер Коллинз, вас вызывает капитан Тейер.

Через несколько секунд толстый, небольшого роста мужчина предстал перед гостями.

– Здравствуйте, мистер Тейер, – расплылся он в улыбке, покосился на Саймона и ничего не сказал тому.

– Здравствуйте, Коллинз, – холодно и несколько нервно ответил Тейер.

– Чем могу быть полезен?

– Давайте пройдем с вами в зал с криогенными ваннами.

– Что ж, пройдемте, – с готовностью согласился мистер Коллинз. Он двенадцать лет работал заведующим лабораторией и у него были прекрасные отношения с полицией.

– Что-нибудь случилось? – деликатно спросил Коллинз.

– Да, у нас возникла одна проблема, – уклончиво ответил Тейер.

Они двинулись по широкому и длинному коридору, который упирался в зал с криогенными ваннами.

Безусловно, Коллинз узнал Саймона, но он был несколько обескуражен тем, что увидел его рядом с помощником шефа полиции. Уж не собрался ли этот мерзавец добровольно опять погрузится в криогенный раствор? Но, в любом случае, Коллинз предпочел бы сейчас видеть этого преступника, который убил несколько человек, в наручниках.

– И что вы решили с ним сделать? – не выдержав, спросил Коллинз Тейера и показал головой в сторону Саймона.

– Ты давай, поторапливайся и прикуси свой язык, а то я сейчас с тобой кое-что сделаю, – пригрозил ему Филлипс.

– Что ты сказал? Дрянь, мерзавец, убийца! – вспылил Коллинз.

– Не надо, – тихо попросил его Тейер.

Но Коллинз, кажется, не услышал предупреждения, и это было не в его пользу, потому что он тут же получил убедительный удар в челюсть. Заведующий лабораторией, отлетев, ударился головой о стену и чуть не захлебнулся собственными словами:

– Я буду жаловаться… я буду… я буду жаловаться в полицию…

И тут же осекся, сообразив, что рядом стоит не кто иной, как сам помощник шефа полицейского департамента.

– Почему же вы стоите?! – наконец пришел в себя ошеломленный заведующий лабораторией. – Почему вы молчите, это же, это же…

– Сейчас и ты у меня замолчишь. Только уже навеки, – ответил за Тейера Саймон и достал из кармана пистолет.

Коллинз медленно оторвался от стены и удивленно заморгал. До его сознания никак не могло дойти, что же здесь произошло.

– Я… – начал было он, но ствол пистолета тут же оказался у его виска.

– Еще будут вопросы? – процедил сквозь зубы Саймон Филлипс.

– Ни в коем случае… – растерянно произнес заведующий лабораторией.

– Тогда вперед, – скомандовал Саймон, и они направились дальше по коридору.

Огромный зал утопал в тишине. Меньше всего он напоминал тюрьму, в которой содержались отъявленные преступники. По всему залу были расставлены компьютеры, которые день и ночь следили за состоянием людей, находящихся в криогенных ваннах. Хотя слово «ванна» было не самым лучшим определением. Это, скорее, были огромные консервные банки округлой формы, в которых можно было находиться лежа, не сгибаясь и не шевелясь. Впрочем, сгибаться и шевелиться в них в любом случае не приходилось.

– Давай, начинай, – скомандовал Саймон Коллинзу.

– Что начинать? – не понял тот, глядя на убийцу испуганными глазами.

– Как «что»? Размораживай свои ванны.

– Но там… там же преступники… – растерянно сказал Коллинз.

Раздался выстрел, и пуля ударилась об пол у самых ног заведующего лабораторией.

– Я понятно выразился? – спокойно спросил Саймон Филлипс, – или мне повторить?

– Вполне понятно, – пробубнил Коллинз.

СХВАТКА

Джон Спаркслин вбежал в здание лаборатории.

– Где он? – крикнул он дежурному.

– Кто? – спросил с места тот.

– Саймон Филлипс.

– Я сейчас доложу мистеру…

– На том свете доложишь, – пообещал дежурному Спаркслин. – Я спрашиваю, Саймон Филлипс здесь?

– Они все там, – сказал парень, – в зале.

– В следующий раз, если будешь так долго думать, будешь иметь большие неприятности.

Спаркслин бросился по коридору.

Зал ожил. Работали системы регенерации, подавая прерывистые сигналы. О состоянии находящихся в криогенных ваннах непрерывно докладывали компьютеры. Все вокруг светилось, мигало, вертелось.

Спаркслин, увидев посреди зала своего давнего врага, облегченно вздохнул. На этот раз отсюда вдвоем им никак нельзя выйти, решил он.

– Эй, Филлипс, ты что, решил снова замерзнуть? – крикнул Спаркслин. – Тебе, наверное, не понравилось здешнее общество?

– Как ты мне надоел! – заревел Саймон. – Ты что, привидение?!

– Да нет, я всего лишь твоя смерть, Саймон Филлипс, и на этот раз я не отступлюсь.

– Ну, так и умри здесь! – крикнул Саймон и, вскинув руку, выстрелил несколько раз из пистолета.

Спаркслин бросился за железный ящик, но тут же выскочил обратно и ответил тем же. Коллинза и Тейера словно ветром сдуло. Они вылетели из зала, представляя, какой взрыв там может произойти.

Саймон снова нажал на курок, но, к ужасу своему, обнаружил, что у него кончились патроны.

«Господи, это конец!» – подумал он, пятясь за огромный металлический стеллаж, на котором покоились различные измерительные приборы.

– Чего же ты спрятался, как последний трус? – закричал Спаркслин и снова выстрелил несколько раз. – Впрочем, ты ведь всегда был жалким трусом.

– Подожди, Джон, – не высовываясь из укрытия, отозвался Саймон. – Прежде, чем убить тебя, я хочу выяснить одну вещь.

– Ты бы лучше помолился перед смертью, – злорадно посоветовал Спаркслин.

– Я хочу выяснить, – не обращая внимания на последние слова Спаркслина, продолжал дальше Саймон, – зачем тебе это все нужно? Ради чего ты стараешься?

– Ради собственного удовольствия. Видеть тебя мертвым – что может быть приятнее?

– Брось, Спаркслин, мы ведь не дети. Тебе, наверное, хорошо заплатили за мою жизнь, да?

– Тебя плохо с памятью, Саймон. Ты, кажется, забыл, что я полицейский.

– Бывший полицейский! – тут же поправил его Саймон. – Это у тебя с памятью не все в порядке. Тебе, наверное, хорошо проморозили здесь мозги.

– Для меня не так уж важно, кем меня будут считать такие вот ублюдки, как ты, или…

– Э, не скажи! Ты ведь теперь не кто-нибудь, а преступник. Точно такой же, как и я. Ты убил тридцать заложников, а может и больше.

Саймон немного отполз в сторону в надежде найти какой-нибудь увесистый предмет, которым можно было бы запустить в Спаркслина.

– Тебе-то от этого все равно легче не будет, – возразил Джон. – Какая тебе разница, кто тебя убьет: преступник или полицейский?

– Речь сейчас не обо мне, а о тебе. Ты преступник, и уже есть решение подвергнуть тебя смертной казни.

– Ты врешь, Филлипс!

– Зачем мне врать?! Тебя разморозили, чтобы убить меня, но потом решили, что ты слишком опасен для их придурковатого общества.

– Откуда тебе это известно?

– Мне сказал Тейер.

– Ты врешь!

– Одному тебе не выбраться отсюда. Так что брось свою игрушку и слушай меня.

В зале воцарилась тишина. Компьютеры давно молчали, сильно пострадав от перестрелки. Процесс регенерации остановился, и это грозило находящимся в криогенных ваннах неминуемой смертью.

Саймон осторожно снял со стеллажа один из приборов и приготовился к атаке.

– Тебя надули, Спаркслин. Неужели ты этого еще не понял, а?

Спаркслин стоял, опустив голову. Он не знал, верить Саймону или нет. Конечно, все это очень походило на ложь – Филлипс просто спасал свою шкуру. Но, с другой стороны, Джон уже прекрасно понимал, что он чужой для этого города, для этой системы общественного бытия, и она так же чужда ему. Вполне возможно, что от него захотят избавиться, и, вероятно, попытаются затолкнуть обратно в одну из этих консервных банок.

Джон поднял голову.

– Даже если это и так, – уверенным тоном сказал он, – нам двоим все равно будет мало места на этой земле, Саймон. Так что не стоит прятаться.

Но Саймон тем временем прокрался к другому концу стеллажа. Теперь Спаркслин стоял к нему спиной.

Филлипс сделал еще несколько быстрых шагов вперед, оставил свое укрытие, размахнулся и со всей силы бросил тяжелый железный ящик в Спаркслина.

Джон не выстоял под ударом и, выронив оружие, полетел на пол.

Саймон тут же подхватил пистолет, заревел от радости и, направив его в лежащего Спаркслина, резко нажал на курок. Но выстрела не последовало. Филлипс нажал еще раз, потом еще и еще. Все было бесполезно, поскольку в пистолете не осталось ни одного патрона.

– Сволочь! – закричал Саймон, отбросил ненужное оружие в сторону и кинулся на Спаркслина. Он несколько раз ударил его ногой в живот. У Джона все поплыло перед глазами, ему не хватало воздуха. Сделав неимоверное усилие, он откатился в сторону, подальше от противника, и тут же вскочил на ноги.

Теперь он уже сам набросился на Филлипса и ударил его кулаком в челюсть. Потом схватил оказавшийся под рукой деревянный стул, спинка и сиденье которого были покрыты крокодиловой кожей, и запустил им в Филлипса.

Стул полетел прямо в голову бандита, но поскольку расстояние между Джоном и Саймоном было большим, последний успел пригнуться, и стул, пролетев над ним, ударился об огромный стеклянный сосуд, в котором находился криогенный раствор, и разбил его. Жидкость хлынула на Филлипса, заливая с головы до ног.

Филлипс хотел отбежать в сторону, но невидимая сила мгновенно сковала все его тело. За несколько секунд он превратился в большой кусок льда.

– А-а-а! – закричал Спаркслин то ли от радости, то ли от страха.

Он поднял с пола железный ящик, который пару минут назад в него бросил Саймон Филлипс, и запустил им в эту ледяную глыбу. Ящик попал в голову Саймона, она легко отломилась от тела и покатилась по полу, словно камень.

А криогенный раствор, растекаясь по залу и покрывая все тонкой, голубоватого оттенка коркой, уже был у самых ног Спаркслина. От раствора исходил тяжелый запах, над ним клубилась сизая дымка, которая поднималась все выше и выше, заражая собой весь воздух.

Спаркслин почувствовал, что здесь становится трудно дышать, а его тело уже будто не принадлежит ему, и бросился из зала.

Здание лаборатории было оцеплено полицейскими. У входа стоял Тейер. Он уже успел оправиться от конфуза, и теперь лицо его, как всегда, излучало решительность и готовность к любым действиям.

– Мистер Спаркслин, – спокойно и пренебрежительно сказал он, будто разговаривал с официантом в уютном ресторане, – надеюсь, теперь с этим преступником покончено навсегда?

– У вас есть неплохая возможность проверить это самому, – также спокойно и несколько устало произнес Джон. – Впрочем, я вам не советую этого делать.

– Почему?

В ответ в здании лаборатории послышался глухой взрыв. За ним последовал другой, потом еще один, и еще.

– Всем отойти! – закричал Тейер. – Быстро в укрытие! – и сам первым бросился в одну из полицейских машин.

Спаркслин неторопливо подошел к Трей.

– Поехали, – сказал он. – По-моему, нам здесь больше нечего делать.

НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ

Спаркслин остановил машину у дома Трей. Они не договаривались, куда ехать, просто для Трей сегодняшний день был настолько насыщенным, что ей хотелось побыстрее отвлечься от всех дел и расслабиться.

А Спаркслину некуда было больше деваться. После землетрясения от его города не осталось и следа. Да и вообще город теперь было трудно узнать. И дело было не только в совершенно новых домах, улицах. Лос-Анджелес стал значительно чище, спокойнее. В нем не было ничего лишнего, и даже предложение о посадке одного нового деревца в каком-нибудь парке или скверике сначала проходило компьютерную обработку на целесообразность: не будет ли лучше на его месте повесить лампочку или поставить фонарный столб.

Вокруг сновали роботы, которые поддерживали порядок: убирали мусор, зимой очищали улицы от снега, а весной и осенью – от грязи. Да, после землетрясения все нарушилось в природе, и когда-то солнечный курортный город, не знавший холода и слякоти, теперь весь ежился, когда в ноябре с неба начинала падать белая холодная пушистая вата.

Вместе с тем, город терял, возможно, самое главное, что у него было – он терял свою душу.

Даже люди сделались другими. Их жизнь текла монотонно и однообразно, исключая всякие неожиданности и потрясения. Мир был настолько ошарашен землетрясением, что теперь пытался застраховаться от любых неприятностей. Самые сложные и опасные работы доверялись только роботам. Впрочем, потом роботам стали доверять и менее сложные и опасные работы, и люди, сами того не замечая, превратились в их заложников. Каждый их поступок проверялся на целесообразность, и человеческий мозг со временем так адаптировался к внешним условиям, что постепенно начал превращать и самого человека в робота – никаких лишних эмоций, никаких переживаний. Он заставлял людей думать практично и трезво, подчиняясь бесчисленным законам и инструкциям, которые неустанно выдавали компьютеры.

Спаркслин все это видел и чувствовал, и ему было здесь тоскливо и одиноко.

Единственным человеком, к которому Джона тянуло, была Трей. И дело не только в том, что она была красивой женщиной. Трей больше других, даже больше его друга Заклина, напоминала ему о той далекой жизни, из которой он был так неожиданно и насильно вырван. В этой женщине удивительным образом уживались и тонкий ум и безрассудство, и нежность и обидчивость, и хитрость и наивность.

Спаркслин выбрался из машины и направился вслед за Трей. Он вскинул голову вверх и спросил:

– Слушай, а у вас лифты никогда не ломаются?

– Никогда, – улыбнулась Трей.

– Прекрасно, – Спаркслин остался очень доволен ее ответом.

Квартира Трей находилась на двадцать пятом этаже.

– Конечно, если какому-нибудь умнику не придет в голову разморозить еще одного преступника, который превратит весь город в развалины.

– Можешь спать спокойно: размораживать уже никого не придется. Можно только вытащить их останки из-под обломков.

– Ах да, я забыла.

– Говоря о преступнике, ты кого имела в виду, меня? – снова спросил Спаркслин.

– Да нет, что ты. Ты ведь полицейский и, кстати, довольно неплохой.

– Спасибо.

Дверь лифта распахнулась, и они вошли внутрь. Трей нажала кнопку, на которой высвечивалась цифра 25, и ровно через 25 секунд они были на нужном этаже.

Трей достала из кармана куртки золотую пластинку и сунула ее в небольшое отверстие в двери. Из динамика на стене послышалась приятная мелодия, и дверь тут же сама отворилась.

– Кстати, – осторожно спросил Спаркслин, когда они вошли в квартиру, – что вы дальше собираетесь со мной делать?

– Не знаю, – пожала плечами Трей.

– Филлипс грозился, что меня убьют.

– Чушь. Это противоречит нашим законам. Не знаю, может, Тейер и будет настаивать, чтобы тебя поместили обратно в криогенную ванну…

– Но ведь никаких криогенных ванн больше нет. Ты же сама слышала взрывы, – закричал Спаркслин.

– Действительно, – согласилась Трей, – Хотя, знаешь… У нас ведь есть целый завод, который изготавливает криогенный раствор… Да ты не беспокойся, я думаю, до этого не дойдет. Разве что, посидишь несколько лет в обычной тюрьме.

– В обычной тюрьме?

– Да. С телевизором, сауной, спортивным залом.

– А кто у вас сидит в тюрьме?

– Да разные люди. А два года назад посадили человека, который совершил самое большое преступление за последние пять лет, – вздохнула Трей.

– И что же он такое сделал? – со скрытой насмешкой спросил Джон.

– Занимался изготовлением фальшивых лицензий на пользование нецензурными словами.

– Что ты говоришь?!

– Серьезно.

Спаркслин не выдержал и громко рассмеялся.

– Ты чего? – не поняла Трей.

– Ну и проблемы у вас!

– Завидуешь?

– Нисколько.

– Почему?

– Да какие-то вы все заторможенные, будто кто-то все время идет за вами следом и бьет мешком по голове. Так нельзя, этак нельзя. Хотя есть исключения. Только для некоторых. Для избранных. В прошлом веке было такое государство – Советский Союз. Они тоже хотели сделать все для всех. А получилось ничто ни для кого. Только все для избранных.

– Я политикой не занимаюсь.

– Это не политика, это здравый смысл.

– А мне здравый смысл подсказывает, что сейчас неплохо было бы чего-нибудь съесть.

Спаркслин тут же вспомнил свое недавнее посещение кафе, и ему чуть не сделалось плохо.

– А у тебя дома что, то же, что и в кафе?

Трей засмеялась и, ничего не ответив, скрылась на кухне. Через пару минут она появилась снова, толкая перед собой обеденный столик с несколькими блюдами.

Спаркслин глянул на него и чуть не потерял сознание: на тарелках лежали его любимые биточки по-шведски, цыпленок, тушеный с грибами по-английски, пудинг. Вдобавок ко всему посреди стола гордо возвышалась бутылка виски.

– С ума можно сойти! – восхищенно сказал Спаркслин и несколько раз сглотнул слюну.

– Это любимые блюда моей матери, – словно извиняясь за то, что не принесла вместо всего этого вареную колбасу, сказала Трей.

– О, не сомневайся, я их в свое время любил не меньше твоей матери, – воскликнул Спаркслин и, не дожидаясь приглашения, принялся за еду.

– А ты что же, так и будешь на меня смотреть? – спросил он через некоторое время, заметив, что Трей даже не притронулась ни к одному блюду.

– Нет ничего забавнее и милее голодного мужчины за обеденным столом.

– Потерпи немного, я тебе докажу, что самую лучшую сторону любого мужчины ты еще не видела.

Через десять минут с едой и выпивкой было покончено. Виски Трей только пригубила, а Спаркслин с удовольствием опрокинул два стакана.

– Может, посмотрим телевизор? – спросила Трей, убрав столик обратно на кухню.

– В прошлый раз ты была значительно смелее, – заметил Джон.

– Но, насколько я помню, тебе самому не понравилось заниматься сексом.

– И это ты называешь сексом?

– Конечно.

– Нет, сегодня мы будем заниматься сексом по моей программе, – уверенно сказал Спаркслин, подхватил Трей и понес ее на диван.

– Но ведь… – попыталась что-то произнести девушка, но не успела: губы Джона крепко прижались к ее губам.

Конечно, это было негигиенично, но чертовски приятно, и Трей, побарабанив несколько секунд кулаком по спине Спаркслина, успокоилась.

Через минуту он отпустил ее и принялся неторопливо расстегивать свою рубашку.

– Знаешь, что самое главное в сексе? – спросил Спаркслин.

– Что?

– Не суетиться.

– Я попробую, – улыбнулась девушка.

Спаркслин бросил на пол свою рубашку и принялся расстегивать блузку Трей.

– Ты толкаешь меня на преступление, – весело сказала Трей.

– По-моему, преступление – не делать этого.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

– Ну, смотри… – пригрозила Трей, закрывая от удовольствия глаза.

– Кстати, как тебя зовут?

– Меня? – удивилась неожиданному вопросу девушка. Уже давно, очень давно никто не называл ее по имени. Его вполне успешно заменяла фамилия.

– Да, тебя.

– Элли.

– Как? – замер Спаркслин.

– Элли. А что?

– Да нет… Просто мою дочь тоже звали Элли. Она бы теперь была совсем взрослой, – грустно произнес Джон. – А где твои родители?

– Погибли.

– Во время землетрясения?

– Да.

– А ты их хорошо помнишь?

– Мать – да. А отца не помню.

– Почему?

– Я была совсем маленькой, когда он уехал.

– Куда?

– Мать говорила, что у него какая-то важная работа за границей. А что такое?

Спаркслин промолчал. Мысли его путались. Он давно заметил, что Трей очень похожа на его жену. Даже походкой и голосом. Но поверить, что… Это было невероятно, этого не могло быть.

«Да и фамилия ее Трейси, – подумал Спаркслин. – Просто совпадение…»

И, словно прочитав его мысли, Элли сказала:

– Кстати, у моего отца была такая же фамилия, как у тебя.

– Как это? – вздрогнул Джон.

– Очень просто. У нас во дворе было несколько Спаркслинов.

– Это точно, – каким-то не своим голосом ответил Джон и медленно поднялся с дивана.

– Ты что, уже не хочешь заниматься сексом? – удивилась Элли.

– Не знаю, – пробормотал он.

– Кстати, у тебя с моим отцом не только одинаковые фамилии, но и имена, – вспомнила Трей. – Представляешь, его тоже звали Джон.

– Не сомневаюсь, – все так же, словно с того света, произнес Спаркслин. – А мать твоя любила цыпленка, тушеного с грибами по-английски, и бифштекс с жареным во фритюре картофелем.

– Да.

– А звали ее Диана.

– Точно. Откуда ты знаешь? – на лице Элли появилось недоумение.

– А жили вы на Бекон-стрит, дом десять, квартира сорок четыре.

– Ты знал моего отца? – обрадовано воскликнула Элли.

– Понимаешь, Элли… – волнуясь, сказал Джон. – Дело в том, что я тоже жил на Бекон-стрит, дом десять, квартира сорок четыре… И жену мою звали Диана… А оставил я ее с дочерью в девяносто шестом году, когда Элли было два года. В тот день мы долго гуляли по городу… в парке Элли качалась на качелях… Помнишь, Элли?!

– Ты… ты мой отец?! – Трей медленно поднялась с дивана и начала застегивать пуговицы на блузке. – Но как же так?…

– Так получается… – смущенно сказал Спаркслин.

– Значит, ты никуда не уехал тогда, да? Господи, как это все неожиданно.

Элли не знала, что делать. Она была ужасно рада, что Джон оказался ее отцом, что ее отец жив, но после всего того, что сегодня между ними произошло, она стеснялась выражать свои чувства.

Да и Джон чувствовал себя не лучше.

– Но послушай, – пробормотал он, – почему у тебя другая фамилия?

– Разве ты не знаешь, когда девушки меняют свою фамилию? Когда выходят замуж.

– Ты была замужем?

– Тебя это удивляет?

– Нет, прости. Просто кажется совершенно неестественным, что в этом городе с его дурацкими законами еще кто-то женится и кто-то выходит замуж.

– Вообще-то, это действительно было давно, и жизнь здесь была немного другой.

– И где же твой муж?

– Был, да весь вышел. Кто его знает, где он теперь. Да мне это и не очень интересно знать. А фамилия так и осталась. У нас ведь сейчас, чтобы поменять фамилию, надо преодолеть столько препятствий, не только физических, но и моральных, что уж лучше хоть чертом зваться, лишь бы никуда не ходить, ничего не писать, никого не спрашивать.

– Никогда не думал, что ты станешь полицейским, – покачал головой Спаркслин.

– Семейная традиция, – улыбнулась Элли.

– Хотя, конечно, теперь в полиции легче работать, чем мусор на тротуарах собирать.

Джон наконец решился, подошел к Элли, сел рядом на диван и положил руку ей на плечо.

– Извини меня за сегодняшнее, – робко произнес он, не глядя ей в глаза.

– За что? – не поняла Элли.

– Ну, за то, что здесь сегодня было.

– Да ведь ничего… почти ничего не было, – смутилась Элли. – Да и нет тут никакой твоей вины. Мы же ничего не знали…

– Да, конечно…

– Мне кажется, к тебе тогда несправедливо отнеслись, когда приговорили… к такому сроку.

– Не знаю.

– Ты ведь случайно убил, да?

– Понимаешь… он, преступник, все время толкал их перед собой… Потом… такая перестрелка… Кто убил, сколько… Не знаю, Элли…

– Никак не могу привыкнуть, что ты мой отец, – после некоторого молчания смущенно произнесла Элли.

– Я тоже. Мне все кажется, что моей дочери все еще два года.

– О, я бы не прочь сейчас превратиться в маленькую девочку, – засмеялась Элли и прижалась щекой к плечу Джона. – Хотя бы на несколько дней.

– Мне так не хочется опять с тобой расставаться.

– А почему мы должны расставаться?

– Ты же сама рассказывала, какая у вас хорошая тюрьма. Предчувствие мне подсказывает, что ее дверь уже давно для меня открыта.

– О, теперь ты об этом можешь не беспокоиться!

– Понимаешь, я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были неприятности.

– Не волнуйся. Ты плохо знаешь Хоппера. Он силен и вредным бывает только тогда, когда его боятся.

– У тебя есть закурить?

– Нет, у нас с этим большая проблема. Необходимо иметь лицензию, а она значительно дороже, чем лицензия на пользование нецензурными словами.

– Понимаю.

– Да, надо беречь здоровье, окружающую среду и тому подобное.

– Тогда, может, еще виски?

– Да, конечно, я сейчас принесу.

Элли быстро встала и чарующей походкой направилась на кухню.

Джон бросил на нее долгий взгляд: точно так же когда-то ходила Диана, легко и грациозно, каждым шагом подчеркивая свои великолепные полушария, которые находились чуть повыше ее стройных ног.

– Вот, пожалуйста, – Элли налила полный стакан виски и, поставив бутылку на пол рядом с диваном, протянула его Спаркслину.

– А ты со мной не выпьешь?

– Да у меня и так голова кружится: столько событий за день.

– Ты знаешь, о чем я сейчас подумал?

– О чем?

– Ведь все эти ваши чудачества не с неба свалились. Они начались еще тогда, до нашей разлуки. Когда меня арестовали, то, по закону, мне разрешалось целый день после вынесения судом приговора, находиться на свободе. Вроде бы ты совершенно свободен – иди куда хочешь, ешь что хочешь, хочешь – спи, хочешь – читай. Но, вместе с тем, существовало столько дурацких ограничений, что, наверное, лучше было бы сразу сесть в тюрьму или лезть в криогенную ванну. Так вот, все те ограничения, которые существовали тогда только для преступников, сегодня существуют для всех граждан. Вроде бы все делается исключительно из высокоморальных соображений, но, оказывается, слишком много морали -это тоже плохо. И не бывает одной морали для всех. Все равно найдется кто-нибудь, кто для себя начнет делать исключения из общепринятых правил, какими бы они высокоморальными ни были.

– Наверное, ты прав, – согласилась Элли. – Мама мне часто рассказывала, какой ты у нас справедливый и честный.