Текст книги "Повелитель Островов"

Автор книги: Дэвид Аллен Дрейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 47 страниц)

11

Илна услышала голоса в прихожей. Она отошла от окна, прежде чем раздался легкий боязливый стук в дверь.

– Госпожа? – раздался голос. Дверная филенка была покрыта резьбой, изображавшей кабанью голову – герб прежнего владельца. – Здесь человек, который непременно хочет вас увидеть.

Комната, где она сейчас находилась, планировалась как зимний зал. Свет лился через застекленный эркер, который смотрел в сад. Илна использовала это помещение в качестве рабочей мастерской: ее ткацкие станки были установлены таким образом, чтоб во время работы свет всегда падал ей через плечо.

С первого дня, как Белтар снял этот особняк для нее, девушка обращала мало внимания на сад, но это не уменьшало его прелести. Белые и желтые штокрозы6464
  Штокроза род травянистых растений семейства мальвовых с крупными цветами на прямом стебле; разводят как декоративное растение, а также используют в медицине.


[Закрыть] возвышались в декоративных горшках, разбросанных между мощеных дорожек. Красные и белые розы увивали стены, отделявшие ее сад от соседских построек и от центрального канала Эрдина, который проходил как раз за особняком.

Красота цветов не трогала Илну. Ни поразительная игра света лепестках, ни умиротворяющее жужжание насекомых над ними не способны были отвлечь девушку от работы. Все это не являлось частью ее узора.

Девушка, отворившая дверь, была молодая, смуглая и невысокая. И до смерти напуганная. Ее предупредили, что Илну ни в коем случае нельзя прерывать во время работы. Наименьшее наказание, которое она ожидала за свой проступок, это потеря хорошо оплачиваемого места, которое значило для нее очень много. Если же верить слухам о ее хозяйке, то можно было ожидать и более ужасных последствий.

Илна кивнула.

– Проводи его ко мне, – распорядилась она.

Девушке не о чем беспокоиться: ей пришлось нарушить приказ под давлением обстоятельств. Что такое принуждение, Илна знала слишком хорошо. Она не испытывала чрезмерного сочувствия к угнетенным, так же как и ко всем прочим. Но и не прибегала к наказанию без весомой причины.

Девушка присела в реверансе.

– Водер ор-Теттиган, госпожа, – объявила она со вздохом облегчения. – Из управления Судейской Палаты.

Мужчина, которого она ввела, был средних лет, плотно сложенный и весьма прилично одетый. Небольшой животик лишь подчеркивал его солидное общественное положение, так же как и жезл из пеканового дерева – характерный атрибут членов Городского Полицейского Патруля.

Он не всегда занимал подобное положение, и этот жезл – верный спутник и соратник мужчины – был свидетелем многих ударов судьбы, которые пришлось вынести его хозяину в прошлом.

– Госпожа, – произнес гость, склоняясь в низком поклоне – гораздо ниже, чем того требовала простая вежливость. Он чествовал Илну так, будто был ее слугой.

– Я делаю регулярные пожертвования окружному капитану, – холодно заметила девушка. – Если вы почему-то оказались обделенным, решайте свою проблему непосредственно с ним. Всего доброго, господин!

Водер покачал головой.

– Я не служу в Центральном Управлении, госпожа, – сказал он. – И сюда пришел не с целью вымогательства. Я здесь для того, чтобы закрыть ваше дело.

Мужчина говорил тихо, медленно, слегка картавя. Фигурой и манерой держаться он почему-то напомнил Илне ее брата Кашела. Нет, конечно, Водер не дотягивал до его богатырского сложения, но в нем присутствовала та же твердость и решимость, которые были не чужды и самой Илне.

– Разве существует закон, запрещающей благородной даме заниматься ткачеством у себя дома? – осведомилась девушка. Если б перед ней был обычный человек, ох, каким презрением обожгла бы она его в этой простой фразе! Но сейчас она говорила нейтральным тоном, не допуская и нотки пренебрежения. – Я не принимаю участия в делах этого домовладения. По сути, я вообще не веду никаких дел, мастер Водер. Если у господина судьи имеются какие-то претензии к качеству моих изделий, пусть обращается по этому вопросу к Белтару ор-Холману, в его магазин на Стеклянной улице.

Водер снова отрицательно покачал головой.

– Прошу прощения, госпожа, – сказал Водер с искренним сожалением. – Но с вашими кружевами связана, по меньшей мере, дюжина убийств. Мужчины убивают своих жен, жены – подружек мужей… несколько человек утопилось оттого, что любимые бросили их. А прошлой ночью один бедняга повесился из-за того, как он поступил со своей женой. Подозреваю, он очень любил ее. И таких людей немало…

Во время своей речи посетитель осматривал комнату, его взгляд переходил со станков на рабочий стол, затем на прикрученный к полу кованый сундук – ничто в скудном убранстве не ускользнуло от его внимания. Он посмотрел в глаза хозяйке и с кривой усмешкой резюмировал:

– Этому надо положить конец, госпожа. Действительно, надо!

Недовольно хмыкнув, Илна прошествовала к сейфу.

– Ну хорошо, – решительно произнесла она (хотя знала, что номер не пройдет – на этот раз), – сколько вы хотите?

– Госпожа, я бы очень хотел, чтоб все было так просто, – ответил Водер, и снова ее поразила искренность его тона. – Прошу поверить мне: у меня семья, и, конечно же, я бы сделал многое, чтоб обеспечить ее. Но сюда я пришел не за этим… Вы творите зло, госпожа. И вы знаете это, так же как и я. Если б речь шла о простом нарушении закона, я, возможно, посмотрел бы на все сквозь пальцы. Но то, что торится сейчас, необходимо остановить!

Илна резко обернулась к посетителю.

– Вы сказали то, что собирались, – ледяным голосом проговорила она. – Теперь уходите.

– Госпожа, – продолжал настаивать Водер, – у меня за плечами трудный путь, полагаю, у вас – тоже. Посему надеюсь, вы понимаете то, что я говорю: творящееся безумие надлежит прекратить. И сделаете это либо вы, либо я. Мне крайне неприятно делать подобные заявления. Но именно за этим я пришел.

Их глаза встретились и зацепились: ее – карие, его – серые, но и те, и другие жесткие и неуступчивые, как пара мельничных жерновов.

– Видите ли, госпожа, – продолжал посетитель, – я живу здесь. Прожил в Эрдине всю мою жизнь.

Водер с сожалением покачал головой, казалось, он недоволен собой.

– Я люблю свой город, хоть это и звучит глупо. И я не позволю продолжаться смертоубийствам.

– Всего хорошего, мастер Водер, – ровным голосом повторила Илна.

Тот кивнул на прощание.

– Очень сожалею, – промолвил он, прежде чем прикрыл за собой дверь. Твердо, но тихо.

Илна прошла к станку, на котором она работала над портретом. Несколько мгновений рассматривала образ на мерцающей ткани, затем вернулась к двери и снова отворила ее. В прихожей застыла девушка-служанка с таким видом, будто дожидалась смертного приговора.

Илна холодно улыбнулась.

– Пошли курьера в магазин Белтара ор-Холмана, – приказала она. – Он мне нужен немедленно.

– Мастер Белтар ждет в приемной, пока вы закончите работу, госпожа, – промямлила девушка. – Пригласить его?

Движением руки Илна отослала служанку. Ее раздражало такое отношение – будто она была каким-то капризным чудовищем! На самом деле она никогда не причиняла людям вреда, без достаточных оснований. А жизнь подталкивала ее гораздо к большей жестокости, чем она считала возможным для себя.

Белтар вошел в прихожую с принужденной улыбкой на лице. Илна провела его в мастерскую. Торговец теперь позволял себе роскошь в одежде, хотя по-прежнему придерживался консервативных цветов: его туника была в тонкую коричневую и оливковую полоску, а загнутые кверху концы туфель украшали кисточки из конского волоса.

При этом мастер Белтар заметно похудел, лицо его приобрело сероватый блеск, напоминая отражение в цинковом зеркале.

– У нас возникла проблема, – произнесла Илна, плотно притворяя дверь. Она прошла меж двух своих станков. Больший – сдвоенный великан – был покрыт кисеей, чтоб скрыть незаконченную работу. – Проходите сюда. Вам знакома женщина по имени Леа ос-Вензел? Жена судьи?

– Я знаком с ней, – осторожно ответил Белтар. Илна никогда не дозволяла ему приближаться к станкам спереди, где можно было рассмотреть создаваемые рисунки. – Теперь она предпочитает называться Леа бос-Зеллиман. Она наша покупательница.

В комнате находилось несколько станков, на которых в настоящий момент изготавливались кружева. Образцы узоров неуловимо изменялись от станка к станку. Нет, конечно, торговец ничего не видел, но он мог судить по тому воздействию, которое кружева оказывали на него.

– Будто бы имя что-нибудь значит, – фыркнула Илна. Она скривила губы: – Будто благородное происхождение имеет какое-то значение!

Белтар удивленно сморгнул: прежде ему не доводилось наблюдать подобных вспышек у своей хозяйки. Илна и сама недовольно поморщилась, отошла к станку, на котором покоился прямоугольный образец – возможно, будущая шаль – шириной в целый ярд и примерно восемь дюймов в длину. В качестве нити она использовала смесь обычной шерсти и козьего пуха, и то и другое – черного цвета, так что узор проявлялся скорее в текстуре ткани, чем в окраске.

Белтар взглянул на образец, задохнулся и поскорее отвел глаза. Илна холодно улыбнулась и отрезала небольшой кусок от ткани.

– Я хочу, чтоб вы отнесли это госпоже Леа, – заявила она, направляясь к рабочему столу. – Передайте: это подарок от меня бесплатный подарок.

Она выложила обрезок на столешницу, тщательно разгладила и взялась за свой незачехленный нож – другая ткачиха воспользовалась бы ножницами, но только не Илна! Двумя пальцами она прижала левый верхний угол ткани к столу.

– Скажете госпоже Леа, – продолжала девушка, делая диагональный разрез на ткани (получилось два совершенно идентичных треугольника), – что вторую половину ткани она получит, когда будет арестован один чиновник из центрального управления, некто Водер ор-Теттиган.

Она бросила взгляд на Белтара. – Тот отшатнулся.

– Думаю, обвинение во взяточничестве должно сработать, – сказала Илна. – Невозможно представить эрдинского полицейского, который не брал бы взяток.

Она улыбнулась. В глубине ледника что-то потеплело.

– Естественно, меня мало волнует истинность обвинения…

Она уложила один из треугольников на кусок байки, который использовала в качестве упаковочного материала. Аккуратно свернула в трубочку, так, чтобы грубая ткань полностью скрывала ее творение.

Белтар прочистил горло и спросил:

– Э-э… есть что-нибудь, госпожа, о чем я должен знать?

– Да, что не следует становиться на моем пути! – огрызнулась Илна. Она снова нахмурилась: трудно сказать, что раздражало ее больше – назойливость торговца или недостаток собственной выдержки.

– Но ты ведь и так это хорошо знаешь, не правда ли? – вкрадчиво добавила девушка. – Не стоит переходить мне дорогу.

Белтар судорожно сглотнул, но не произнес ни слова. Внезапно новая мысль пришла в голову Илне, и она бросила на него подозрительный взгляд.

– А для чего ты дожидался меня? – требовательно спросила она. – Может, ты пришел сообщить, что не собираешься больше работать на меня, а?

Несчастный торговец отшатнулся, будто она поразила его в самое сердце. Его лицо – все в каплях пота – пошло красными пятнами. Илна расхохоталась, как смеется взрослый человек над смятением обманутого ребенка.

– Что вы, госпожа… – придушенно прошептал Белтар. – Я никогда не говорил…

– Ну, да ладно, это не имеет значения, – с благодушным презрением отмахнулась девушка. – Ты никуда не уйдешь, поскольку у меня еще есть на тебя виды.

Она протянула Белтару сверток.

– Доставь это немедленно той госпоже, – распорядилась она. – Думаю, она будет весьма обрадована результатами. В последнее время господин судья не так часто заглядывает к ней, как прежде. Если он бросит эту дамочку, ей придется снова торговать апельсинами в перерывах между спектаклями, не так ли?

Торговец принял пакет. Второй треугольник по-прежнему лежал на рабочем столе. Глядеть на него было все равно, как слушать дыхание дикого зверя в кромешной тьме. Само по себе зрелище не таило ничего жуткого, но что-то грозное и неотвратимое пряталось за пределами видимости.

– Все может быть, госпожа, – мрачно согласился Белтар. Эта ведьма задушила в зародыше его сопротивление, еще прежде чем он набрался духу заявить о нем. Он знал – с самого начала, что является не более чем инструментом в руках Илны. Она будет пользоваться им, пока не доломает. – Итак, Водер ор-Теттиган должен быть немедленно арестован за взяточничество.

В следующий момент взгляд его упал на почти готовое изделие, заправленное в другой станок. Это было изображение Госпожи, выполненное из шелка с вплетением нитей из драгоценных металлов.

Ничего прекраснее он не видел за всю свою жизнь.

– Чудо! – воскликнул Белтар в полном восторге и изумлении. Он упал на колени перед станком и не мог отвести глаз от готового на три четверти образа. По обе стороны от Госпожи овца и баран встали на задние ноги, чтоб поцеловать всемилостивейшие руки; небесная мгла сгущалась вокруг Ее головы, подчеркивая божественную красоту. – Госпожа Илна! Как красиво!

Та окинула работу критическим взором.

– В самом деле? – произнесла она. Она взялась за верхушку рисунка, вытянула заправленные нити и безжалостно перекрутила их. Шелковая ткань оказалась достаточно крепкой, хоть и тонкой. Лицо Илны было ужасным в своей непроницаемости, пока она кромсала почти законченный узор.

Белтар закричал. Он вскочил на ноги и протянул руку, чтоб остановить девушку. Увы, было уже поздно… Илна отбросила в сторону полосы материи, которые когда-то были божественным образом. Они беспомощно свисали с ткацкого станка, подобно сухой оболочке бабочки, запутавшейся в паутине и высосанной досуха немилосердным пауком.

– Ступай и займись, чем я просила, – хриплым голосом приказала Илна. – И благодари судьбу за свою слабость, которая не позволяет тебе противиться мне.

Она взяла за руку хлюпающего носом, полуослепшего от слез торговца и подвела его к двери. Хладнокровно затворив за ним дверь, она вернулась к своим станкам.

– Госпожа Леа обо всем позаботится – в этом Илна не сомневалась. Если судья промедлит, она самолично отдаст приказ подчиненным, естественно, от имени мужа. Никто не посмеет оспорить распоряжение, а когда дело сладится – что ж, все это будет слишком сложно исправить. С Водером разберутся прежде, чем он сможет нарушить узор, вырастающий под пальцами Илны.

Девушка подошла к станку с полоской кружев, которыми занималась до прихода Водера. Простая вещь – едва ли на час работы. Мгновение спустя она прервалась и взялась за половинку шали, оставшуюся на рабочем столе.

Свернув, она отложила ткань в сторону. Руки сами потянулись к куску материи, который она только что вырвала из рамы. Пальцы бессознательно гладили и ласкали блестящие лоскуты. Она ведь начала ткать узор, чтобы доказать самой себе: ее талант – это просто талант, а вовсе не проявление зла.

Илна опустилась на колени перед станком. Собрала обрывки ткани в ладонях и горько заплакала над ними.

12

Матросы-серианцы попарно работали тремя длинными веслами, с четвертым в одиночку справлялся Кашел. В результате их усилий «Золотой Дракон» медленно надвигался на берег. В лучах заходящего солнца корабль отбрасывал длинную тень на песчаный пляж, усеянный кустами тамариска.

– Ура! – закричала Мелли с кашелова плеча. Оттолкнувшись, она сделала стойку на руках и снова вернулась в прежнее положение. – О, как славно снова оказаться на твердой земле не правда ли?

Кашел ухмыльнулся. Он по-прежнему греб, стараясь ненароком не толкнуть своих напарников, занятых тем же делом на другой стороне верхней палубы. Строго говоря, пока что Мелли стояла на его плече, а сам Кашел – на палубе «Золотого Дракона». И, честно говоря, его мало взволновал тот факт, что днище корабля скользило уже не по мелководью, а по песку.

– И то сказать, я ведь не русалка! – саркастически заметила Мелли, будто прочитав мысли своего друга. – Ну, пойдем же, Кашел!

Она нырнула с плеча на талию юноши, по дороге ухватившись за его кожаный пояс, затем легким ветерком прошелестела по его волосатой правой ноге и очутилась на палубе.

– Эй, подожди меня! – воскликнул Кашел. Порой он забывал, что для других людей фея была невидима. Впрочем, неважно… В любом случае, серианцы воспринимали его как существо совершенно иного рода. Его постоянная привычка говорить с самим собой или с пустотой добавляла парню немного странности в их глазах.

Вот горцы, те могли видеть Мелли и вели себя так, будто Кашел являлся увеличенной копией их самих. Это немало тревожило юношу, когда он давал себе труд задуматься.

В настоящий момент все горцы поспешно скатились с корабля, некоторые – еще до того, как киль коснулся дна. Маленькие человечки скакали и верещали от радости: Мелли была не единственной персоной на борту «Золотого Дракона», кто соскучился по твердой земле. Один из горцев издал свистящий крик, указывая на что-то, и вся ватага понеслась в лощинку, заросшую кустарником.

Собственно, именно из-за них было принято решение высадиться на этом необитаемом островке, одном из сотни разбросанных во Внутреннем Море. Дело в том, что, поскольку «Золотой Дракон» выходил в плавание в страшной спешке, времени запастись провизией не оставалось. Именно поэтому на борту ощущалась нехватка мяса и свежих овощей – единственной пищи, которую признавали горцы. Если паек серианских матросов на три четверти состоял из овсяных лепешек и лука, дополняемых по случаю свежей рыбой (что немногим отличалось от их рациона в порту), то горцам предстояло со дня на день начать голодать. Требовалось немедленно что-то предпринять.

Еда всегда была проблемой в длительных морских путешествиях, даже если не стоял вопрос жизни и смерти. Любое торговое судно могло попасть в штиль на месяц, а то и больше. В такой ситуации корабль полз черепашьими темпами лишь благодаря каторжному труду моряков, орудовавшими веслами. Посему предусмотрительные капитаны на протяжении веков высаживали коз на маленьких необитаемых островках. Здесь же оставлялись овощи в небольшом количестве и резервуары для сбора дождевой воды. Эти неприхотливые животные, размножившись, служили пищей для морских демонов и источником свежего мяса для моряков, пожелавших развлечься охотой.

Хотя слово «развлечься», пожалуй, было неприменимо в данном случае. Кашел сомневался, что голодные горцы позаботятся хотя бы обжарить на костре первую пару пойманных коз.

Весла полагалось приладить в прорезные пазы на каждом из поручней. Справившись с этой задачей, Кашел отступил на шаг, предоставляя другим матросам связать их вместе определенным образом. Дело в том, что морские узлы представляли собой такую же культурную особенность, как и прически. Юноша знал, что серианцы по-тихому переделают его работу, как только он отвернется.

Он нагнулся, отколупал Мелли со своей ступни и снова посадил на плечо, невзирая на ее возмущенные вопли.

– Господа, – обратился он к Джену и Фразе, стоявшим на юте, – могу ли я тоже спуститься на берег?

Один из братьев – Кашел до сих пор путал их на расстоянии – прервал свою беседу с капитаном и низко поклонился.

– Конечно, мастер Кашел, – ответил он.

– Можно подумать, именно ты провел последнюю тысячу лет, изучая способы уцелеть в этой реальности, – ворчала Мелли, пока юноша, подхватив посох, шагал на нос судна.

– Вполне вероятно, здесь водятся крысы, – рассудил он игнорируя жалобы феи. – И уж наверняка рыщут горцы. Не желаю, чтобы с тобой приключилась беда, пока я в ответе за тебя.

Матросы один за другим попрыгали за борт и зашлепали на берег. Они строили себе из низкого кустарника шалаши и разводили костры, чтоб поджарить свои овсяные лепешки. Однако, в отличие от Мелли и горцев, возможность снова оказаться на твердой земле не вызвала у них бурной радости. Серианцы – и это в равной степени относилось как к простым морякам, так и к братьям Джену и Фразе – представляли собой самодостаточные структуры. По большому счету им было безразлично, находиться в ограниченном пространстве торгового судна или же на территории торгового представительства.

Четверо матросов брели по берегу, согнувшись под тяжестью железного главного якоря; остальные потихоньку травили трос за ними. Установили они его в сорока футах от кромки прибоя – это должно было предохранить «Золотой Дракон» от ночного дрейфа. Остальные спускали с кормы становой якорь, чтобы волны или сильный ветер не загнали корабль слишком далеко на берег и не помешали отплыть завтра с утренним приливом.

Джен и Фраза не ждали никаких неприятностей от этой высадки на берег, но в памяти Кашела еще жил тот аномальный шторм, который прошелся над их родной Баркой и принес к их берегам королевскую трирему. Так или иначе, его мнения не спрашивали. Да и горцам требовалось свежее мясо – тут спорить не приходилось.

Мелли сидела на его плече, скрестив ноги и старательно отворачиваясь от Кашела, она сердито сопела.

– Здесь нет никаких крыс, – заявила фея. – Я бы учуяла их. И горцев можно не бояться – они считают меня чем-то вроде твоего питомца.

Она обернулась и показала Кашелу язык.

– Думаю, ты и сам все это понимаешь, – добавила она. Стоя на палубе, юноша ткнул посохом в почву: верхний слой в несколько дюймов составлял нанесенный приливом песок, но под ним обнаруживался твердый слежавшийся известняк. Поэтому Кашел не стал прыгать на берег, как горцы и матросы, а степенно сошел, придерживаясь за поручни и помогая себе посохом. Человек его комплекции и силы быстро отучается от порывистости. Да к тому же Кашел по натуре не был торопыгой. Вообще-то, ему казалось, что на борту он чувствовал себя достаточно комфортно. Поэтому он даже удивился, почувствовав прилив радости при виде зеленеющих кустов. Пусть даже это был всего-навсего мелкий, с горькими листьями тамариск. Юноша прикинул, как же козы умудряются выживать на таком корме и каково на вкус их мясо – не горчит ли? Впрочем, надо думать, горцы не очень разборчивы в еде…

Как только Кашел вышел на сухую землю, Мелли соскочила плеча и вскарабкалась на первый же попавшийся куст. Она сорвала один из мелких розовых цветов и заткнула его за ухо, на ее изящной головке он выглядел как садовая роза.

– Ох, – воскликнула фея, вновь соскакивая на землю, – до чего же хорошо!

Вверх по склону поднималась неглубокая лощинка – скорее всего, результат постоянно дующих ветров. Очевидно, во время шторма по ней сбегают, весело журча, ручьи. Разбросанные кусты стояли на своеобразных пьедесталах из песка, скрепленного их корнями, а между этими миниатюрными плато змеились выветренные дорожки.

Кашел задержался у входа в лощинку, желая проверить землю на наличие следов коз или, что важнее, крыс. Мелли, конечно, могла говорить что угодно, но он-то…

Юноша поднял глаза как раз вовремя, чтоб заметить, как фея скрылась в овражке – она неслась вприпрыжку, время от времени прокручивая «колесо». Ее смех серебряным колокольчиком прокатился по склону и тоже затих.

– Мелли! – закричал Кашел. Подняв свой посох вертикально, чтоб не путаться в кустарнике, он перешел на бег. Юноша надеялся, что вот сейчас он минует изгиб лощинки и увидит фею: озорная физиономия с высунутым языком.

Изгиб остался позади – Мелли там не было! Зато, к своему немалому удивлению, на расчищенной площадке Кашел увидел хижину из окаменелых костей. Перед ней горел костер из ветвей тамариска, подле него сидел на корточках старик в одной набедренной повязке. Он разогревал какую-то темную жидкость в выщербленном керамическом горшке.

– О! – Кашелу едва удалось затормозить на бегу. Вот это сюрприз! Он не ожидал встретить здесь даже коз… А уж человек рядом с устроенным, пусть и примитивным, жилищем – это уж слишком!

– Добрый день, господин, – поздоровался старик, поспешно подымаясь на ноги. – Очень приятно видеть вас! Очень! Не хотите ли чаю?

– Я… – начал Кашел и запнулся. Прежде всего он опустил посох, чтоб не создавалось впечатление, будто он готов огреть кого-нибудь своей дубиной. – Э-э, нет, благодарю вас. Видите ли, я ищу…

Тут он умок, сообразив, что старик мог видеть горцев, но не его подружку, которая была невидимой для людей.

– …одного друга, – запинаясь, закончил он фразу. Он шагнул к тому месту, где хижина притулилась к стене оврага, там оставалась щель, слишком узкая для человека, но достаточно просторная, чтоб проскользнула фея.

– Маленькую рыжеволосую девушку? – спросил старик. Двумя пальцами он показал примерный рост Мелли. – А как же… Она пробегала мимо. Я еще понадеялся, что она остановится побеседовать, но красотка скрылась вон в тех кустах.

Он указал куда-то в сторону. Склон оврага с вросшими в него корнями был фута четыре в высоту, дальше футов на восемь-десять возвышались заросли тамариска. Кашел, нахмурившись, разглядывал эту чащу.

– Не беспокойтесь, добрый господин. Я уверен, девушка рано или поздно вернется, – пытался его успокоить старик. – Почему бы вам не подождать ее здесь? Мы могли бы выпить чаю и потолковать.

Кашел продолжал недовольно разглядывать заросли – такие же безликие, как морская гладь. Конечно, он мог бы продраться сквозь эти кусты, но куда? В каком направлении? Разыскать там фею, возымевшую желание играть в прятки, не представлялось возможным. Неужели она настолько рассердилась на Кашела за его осторожность?

– Мелли! – в отчаянии закричал парень. – Прости меня, Мелли! Вернись, не пугай меня так!

Ответом ему была тишина.

Кашел обернулся, чувствуя себя так, будто небо внезапно обрушилось ему на голову. Он не знал, что теперь делать.

– Бедняга, – посочувствовал старик. – Не убивайтесь так, она скоро вернется. Я просто уверен в этом… Присядьте со мной, пожалуйста.

С улыбкой, в которой сквозили грусть и отчаяние, он добавил:

– Я так давно ни с кем не разговаривал. Я пришел сюда в поисках одиночества, но, боюсь, преуспел в этом больше, чем предполагал.

– Я… – начал Кашел и умолк. Он невольно задумался о том, каково это – годами жить на таком пустынном островке, лишь изредка встречаясь с компанией случайных моряков. А ведь старик выглядел образованным человеком…

– Ну что ж, – сказал юноша. – Думаю, я могу посидеть с несколько минут. Но только я не хочу ничего, спасибо. Может быть, позже – когда моя подруга вернется.

– Пусть так, – согласился старик, приподнимая котелок за толстый ободок. Несмотря на внешнее дружелюбие и безобидность, в нем чувствовалось какое-то напряжение. Он сделал жест в сторону своей хижины: – Не хотите ли заглянуть в мое жилище?

Кашел подошел поближе и был поражен: ничего подобного он своей жизни не видел. Основой для стен хижины служили окаменелые бедренные кости какого-то гигантского животного – каждая толщиной со ствол небольшого фруктового дерева. Ребра такого же непомерно большого размера образовывали крышу. Щели заботливо заткнуты морской травой, однако Кашел сильно сомневался, что в плохую погоду здесь будет уютно или хотя бы сухо. Ему и самому доводилось ночевать в каменном хлеву, сложенном без раствора, но там, по крайней мере, его окружали овцы – хранители тепла.

– Видите ли, я отшельник… хотя, может, это звучит претенциозно, – пробормотал старик. Видя нерешительность юноши, он поспешно забрался сам внутрь хижины, как бы желая доказать, что она вполне безопасна. – Когда-то давно я решил найти место, подобное этому, маленький пустынный островок. Для того чтобы заниматься наукой, медитировать и самоочищаться в полном одиночестве.

Он покачал головой и насмешливо хихикнул. В его смехе звучало горькое веселье и безумие.

– О, силы небесные! Я добился своего! Абсолютное одиночество… О, да!

Кашел опустился на корточки, чтоб получше рассмотреть хижину изнутри. Он чувствовал себя как-то неуютно. Возможно, это было просто беспокойство о Мелли… Потому что ведь старик и впрямь казался искренним в своем дружелюбии. Конечно, выглядел он довольно странно, но, как подозревал юноша, не сильно отличался от его знакомой Теноктрис.

Кроме того, здесь нечего было опасаться. Если б Кашел захотел, он мог бы переломить отшельника пополам одной рукой (хотя трудно представить себе ситуацию, в которой ему бы захотелось так развлекаться).

Внутри, у стены, располагалась постель из морских водорослей и ветвей тамариска. У другой стены, напротив, покоился перевернутый чугунный горшок, чуть побольше того, что минуту назад булькал над костром. Рядом стоял деревянный сундук емкостью примерно в полбушеля.6565
  Бушель – единица вместимости и объема сыпучих веществ и жидкостей в странах с английской системой мер; размер сильно отличается, в Великобритании равен 36, 37 л, в США – 35, 24 л.


[Закрыть] Крышка его была наискось приоткрыта. Внутренность сундука оказалась разделенной на отдельные секции, в каждой из которых находилось по пергаментному свитку. Пользовались ими, видно, так часто, что глянец с верхней кромки успел стереться. Несмотря на это, сразу бросалось в глаза, что хозяин бережно и любовно хранит свое сокровище. За исключением книгохранилища и чугунных горшков, в хижине не было ни единого рукотворного предмета: ни ножика, ни лампы, ни клочка материи. Набедренную повязку старик, очевидно, изготовил самостоятельно (и весьма неумело) из волокнистой коры все того же тамариска.

Юноша оставил свой посох снаружи, прислонив его к передней стене хижины. Окинув критическим взглядом вход, он опустился на колени и бочком протиснулся внутрь жилища. Входной проем был достаточно высокий, но непомерно узкий, чтоб такой богатырь, как Кашел, мог нормально пройти в него. Он еще раз осмотрелся в надежде увидеть нечто, чего прежде не заметил.

– Так вы питаетесь козами? – спросил юноша, хотя вокруг не было видно ни костей, ни следов крови. И, самое главное, ни малейшего мясного запаха – а уж его-то не спрячешь!

– Я вегетарианец, – пояснил отшельник. – Я… у меня и в мыслях нет читать вам проповедь, добрый господин. Пожалуйста, не примите мои слова за порицание той философии, которой вы, возможно, придерживаетесь. Но я считаю: неправильно отнимать жизнь у другого существа, чтоб поддержать собственную.

Он улыбнулся в смущении.

– Видите ли, это являлось частью обряда очищения. Я живу дарами моря: течения выбрасывают на берег множество различных водорослей, причем с той же регулярностью, с какой солнце восходит на востоке. Мне нравится думать, что сама природа помогает тем, кто стремится жить с ней в гармонии.

– А-а, – тихо протянул изумленный Кашел. Он снова огляделся и невольно подумал: а как старику удалось притащить сюда эти неподъемные окаменелые кости? – Мне трудно… Хочу сказать: я и сам не роскошествую, но чтобы так…

Отшельник скромно улыбнулся.

– Я привык обходиться без этого, – сказал он, – еда и то, что люди называют «удобствами»… Взамен у меня мои занятия.

Он кивнул в сторону книг, возле которых сидел Кашел.

– Я достиг многих целей, ради которых явился сюда, – продолжал старик. – Однако, скажу честно, все это время я страдаю от одиночества. Боюсь, чрезмерного одиночества.

Юноша услышал неподдельное отчаяние в голосе отшельника.

– И как долго вы здесь живете, господин? – спросил он.