Текст книги "Наполеон и Гитлер"
Автор книги: Десмонд Сьюард
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Прибыв в Тюильри, Наполеон сделал его дворец своим штабом. Баррас, беспокоившийся, что Наполеон до сих пор не позвал его, послал своего секретаря, некоего Ботто, выяснить, что происходит. Увидев Ботто, Наполеон громовым голосом начал вычитывать ему так, словно тот был сам Баррас. «Что вы сделали из Франции, которую я вам оставил в таком блестящем положении? Я вам оставил мир, а нахожу войну! Я вам оставил итальянские миллионы, а нахожу Грабительские законы и нищету! Я вам оставил победы, а нахожу поражения! Что вы сделали из ста тысяч французов, которых я знал, моих товарищей по славе? Они мертвы!». Три директора, против которых был составлен заговор – Баррас, Гойе и Мулен – были арестованы. Талейран вскоре принудил Барраса в обмен на обещание полумиллиона франков (которые, кажется, Талейран себе и присвоил) подписать заявление об отставке. Оставшиеся два директора, видя, что все пропало, не выразили никакого протеста.
Пока Сийес мог быть доволен тем, что случилось. С точки зрения закона все было сделано правильно, парламентскими методами. Но теперь на очереди был следующий этап заговора – необходимо было убедить оба Совета назначить трех консулов для выработки новой конституции. Сийес посоветовал Бонапарту арестовать депутатов-якобинцев, однако генерал отказался. Это был первый признак, что нити заговора, сосредоточенные, как казалось Сийесу, у него в руках, начинают выскальзывать.
На следующий день в Сен-Клу начали заседать Совет старейшин и Совет пятисот. Шли часы, а нужное решение так и не принималось. Тогда Бонапарт решился и, резко войдя в зал Совета старейшин, произнес довольно сбивчивую речь, суть которой была в том, что на него клевещут, «вспоминая Цезаря и Кромвеля». Он заверял депутатов: «Если бы я хотел власти, то мог бы уже давно воспользоваться многими возможностями, которые представлялись раньше, я клянусь, что у Франции нет более преданного ей патриота, чем я. Нас везде подстерегает опасность. Мы не должны рисковать потерять те блага, которые нам достались такой дорогой ценой – свободы и равенства». Далее он обрушился на якобинцев с обвинениями в том, что они хотят возродить террор. В ходе своей речи Наполеон дал понять, что его замыслы идут гораздо дальше простого пересмотра конституции. Однако когда он закончил, в зале не раздалось ни аплодисментов, ни враждебных выкриков. Секретарь поспешил увести его из палаты. Когда он зашел в помещение, в котором заседал Совет пятисот, там поднялся страшный шум. Отовсюду кричали: «Конституция или смерть!», «Долой диктатора!», «Долой тирана!», «Объявить его вне закона!». Кто-то ударил его в плечо, еще один депутат собирался наброситься на него с кинжалом. С Наполеоном вдруг случился один из первых припадков, которым он был часто подвержен, и его, теряющего сознание, вытащили из зала гренадеры, которые вошли туда вместе с ним. Совет пятисот тут же начал принимать декрет об объявлении Наполеона вне закона (подобная тактика привела к свержению Робеспьера). Положение, которое могло стать безнадежным, спас Люсьен. Он выскочил из зала, оставив Совет без председателя, и объявил войскам, стоявшим наготове снаружи, что какие-то убийцы внутри угрожают Совету кинжалами и что необходимо очистить помещение от этих людей. Под оглушительный грохот барабанов в зал ускоренным шагом ворвались триста гренадеров с ружьями наперевес под командованием генералов Леклерка и Марата, и депутаты начали выпрыгивать из окон. Вечером солдаты изловили на улицах, в кабачках и на постоялых дворах около трех десятков перепуганных насмерть депутатов и заставили их вотировать принятие отставки директоров, назначение трех временных консулов и составление новой конституции.
Наблюдавший за всем этим с противоположной стороны Ла-Манша Уильям Питт[10]10
Уильям Питт Младший (1759-1806) – государственный деятель Великобритании, лидер т. н. новых тори, премьер-министр в 1783-1801 и 1804-1806 гг. Один из главных организаторов коалиции европейских государств против революционной, а затем наполеоновской Франции. Деятельность Уильяма Питта была направлена на обеспечение английской колониальной и торговой гегемонии. (Прим. ред.)
[Закрыть] так резюмировал происшедшее (его слова весьма красноречиво характеризуют политическую, мораль Наполеона): «Когда при Баррасе принимали конституцию третьего года революции (1795 г.), то эта конституция опиралась на штыки Бонапарта». Далее премьер-министр поведал палате общин о том, что переворот фрюктидора 1797 года увенчался успехом лишь благодаря «поддержке Директории Бонапартом». Он продолжал: «Непосредственно перед этим событием, двигаясь по Италии и предавая все вокруг огню и мечу, он получил священный подарок от Директории – новые знамена; он вручил их своей армии со следующим призывом: «Давайте поклянемся, боевые мои товарищи, именами тех патриотов, которые погибли, сражаясь за наше дело, в вечной ненависти к врагам конституции третьего года». Той самой конституции, которую с его помощью Директория вскоре грубо нарушила и которую теперь он. окончательно растоптал сапогами своих гренадеров.»
Первое время после переворота Сийесом владело наивное убеждение, что именно он является главным действующим лицом нового режима. Он сам был одним из трех временных консулов, другим был его приятель Роже Дюко, в то время как старые союзники Сийеса Фуше, Талейран, Камбасьер и Годен стали министрами полиции, иностранных дел, юстиции и финансов. Однако на самых первых заседаниях консулов и правительства под председательством Бонапарта его ждал неприятный сюрприз, почти шок, когда Первый консул своими дельными замечаниями выказал прекрасную осведомленность в финансах и иностранных делах, после чего Сийес сказал Талейрану и некоторым другим министрам: «Господа, насколько я понимаю, у вас появился настоящий хозяин». И все же Сийес думал, что ему удастся сладить, с генералом. Он верховодил в двух комиссиях, которым было поручено составлять проект новой конституции, и был уверен, что настоит на своем. Несмотря на то, что переворот осуществили военные, новое правительство состояло в основном из гражданских лиц. В нем преобладали люди, вошедшие в большую политику еще десять лет назад, те, кто организовал и поддерживал заговор против Робеспьера. Бонапарт поначалу разыгрывал из себя этакого скромнягу, посещая заседания в Люксембургском дворце в штатской одежде. Сийес предложил, чтобы верховная власть находилась в руках состоящего из богатых людей Сената, который будет назначать правительство и членов законодательного собрания. Правительство должно состоять из двух консулов – одного по внутренним, другого по иностранным делам – и «верховного электорат с резиденцией в Версале, окруженного почестями и получающего огромный оклад (6 миллионов франков), но выполняющего лишь церемониальные функции и обладающего лишь совещательным голосом при решении государственных вопросов. К неподдельному изумлению Сийёса Наполеон отказался играть навязываемую ему никчемную роль. «Кто же согласится на такой пост, который не подразумевает никаких прав, кроме как получать миллионы и растить брюхо?» – спросил он на заседании конституционной комиссии, добавив, что «такое правительство станет бессильной тенью, а Франция окажется по колено в крови». Сийес пришел в ярость, но благоразумно постарался не показывать этого. В теоретических дискуссиях прошло десять дней, в течение которых Бонапарт лишил Сийеса всех его сторонников, переманив их на свою сторону – кого посулами, а кого угрозами, и тем самым полностью изолировал его. Сийес попытался отомстить, обвинив соратника в том, что тот хочет стать королем Франции. Обвинение по тем временам довольно опасное, но генерал ловко вывернулся из трудного положения, указав на свое нежелание быть пожизненным верховным правителем. Всего по этой проблеме в Люксембургском дворце состоялось одиннадцать заседаний, на которых Сийес страстно спорил и доказывал свою правоту. Он верил в правление многочисленных законодательных собраний и коллегиальных органов, а не министров, не говоря уже об отдельных личностях.
Новая конституция Французской республики была опубликована 24 декабря 1799 года. По этому основному закону всеми делами управляли три консула, назначаемые на срок в 10 лет, Бонапарт, будучи Первым консулом, обладал правом назначать министров. Все три консула избирались Сенатом, который также назначал членов законодательного корпуса и Трибунала из числа тысяч кандидатов, избираемых населением Члены третьего законодательного органа, Государственного Совета, назначались Первым консулом. Он милостиво позволил Сийесу. отобрать членов Сената. И каково же было удивление публики, когда стало известно, что Сийес не избран консулом. Вскоре после этого он удалился в свое поместье в глубине страны и стал наслаждаться жизнью, не отказывая себе ни в чем, ибо за последние десять лет ему удалось сколотить немалое состояние. Остальными консулами, вечно находившимися в тени Бонапарта, были пожилой Шарль Франсуа Лебрен, денежный туз еще с дореволюционных времен, и Жан Жак Камбасьер, талантливый юрист Они играли чисто консультативную роль.
Выбор министров показал, что Первый консул держит в своих руках все нити управления страной. Его брат Люсьен (бывший председатель Совета пятисот, спасший положение 19 брюмера) стал министром внутренних дел. Ему было поручено присматривать за Фуше, занявшим пост министра полиции Политический союзник последнего Талейран, что не мешало им недолюбливать друг друга, был министром иностранных дел. Наполеон не полагался всецело на послушание Люсьена или на его суждения и поэтому назначил в его министерство двух генеральных директоров. Другие министры также были стеснены, в своей деятельности имея у себя под боком помощников министров или генеральных директоров. Он нарочно делил их власть, чтобы было легче управлять ими.
Франция была лишена не только парламентарного правительства, но и министерского. В новой конституции не упоминалось о свободе, равенстве и братстве.
17 февраля 1800 года состоялся плебисцит по конституции. Из общего числа избирателей в 9 миллионов за ее принятие голосовало свыше 3 миллионов, а против высказались лишь 1562 человека. Такой результат стал виден лишь благодаря усилиям Люсьера Бонапарта – фактически в голосовании приняло участие не более полутора миллионов человек. В день объявления итогов плебисцита Первый консул перенес свою официальную резиденцию из Люксембургского дворца в Тюильри; он переехал из резиденции Директории во дворец, где всегда жили короли Франции. Он так прокомментировал свой переезд: «Побывать в Тюильри – это еще не все, главное – надолго остаться здесь». Прошло ровно сто дней после 18 брюмера.
Очень показательно то, как Бонапарт переиграл Сийеса, причем переиграл его по всем статьям, а ведь тот был первым поистине большим политиком, с которым он вступил в схватку на равных. До настоящего времени его предыдущие отношения с политиками были отношениями между работником и хозяевами. А Сийес пользовался огромным влиянием в стране с 1789 года, его уважали. Стендаль ставит его на один уровень с Мирабо, Лантоном и Наполеоном как основателей современной Франции. Он, а не Бонапарт, был тем, кто спланировал и организовал 18 брюмера. И все же его перехитрили серией ходов, в которых его «союзник» использовал запугивание и подкуп и в конце концов изолировал его. Бонапарт продемонстрировал свой талант не только полководца, но и политика.
Большинство французов восприняло переход от Директории к правлению Наполеона вполне спокойно, как должное, потому что связывало с Наполеоном свои надежды на мир и стабильность. Им нужен был сильный человек. Однако успокаиваться на достигнутом Наполеон не стал, да и не было к тому повода. Сийес и весь истеблишмент Директории, отстранённые от власти, плели сети интриг, окопавшись в своих сельских имениях. Кроме того, и роялисты располагали ещё немалыми возможностями и продолжали лелеять надежду на реставрацию бурбоновских порядков. Якобинцы же рассчитывали на Бернадота и Лазара Карно. Из утренних докладов Фуше Первый консул прекрасно знал, что Париж кишит заговорами и заговорщиками, что у него хватает вполне реальных соперников и поэтому нельзя чувствовать себя в безопасности. Однако дальнейшая судьба Наполеона зависела в данный момент от внешних причин. Если он снова не отвоют Ломбардию, то грозный противник опять появится у французских границ.
В мае 1800 года он перешел перевал Сен-Бернар в Альпах и вторгся в Ломбардию. Тщательно соркестрированный хор газет старался вовсю, превознося доблестные деяния французской армий. В специальных бюллетенях красочно описывалось, как Первый консул смело преодолевает расщелины, прыгает у края пропасти, соскальзывает вниз по снежным сугробам – его сравнивали даже с Ганнибалом. 14 июня близ Маренго в результате грубого просчета Наполеон оказался перед сорокатысячным отрядом австрийских войск во главе с генералом Меласом. Французов было всего лишь 20000, кавалерия практически отсутствовала. Против сотни австрийских пушек у Наполеона было около полутора десятка. Сражение было исключительно жестоким и кровопролитным, и к двум часам дня казалось совсем проигранным для французской армии. 70-летний австрийский генерал был так уверен в победе, что спокойно лег отдыхать. А к французам тем временем прибыл генерал Дезе с резервами, который сказал Бонапарту: «Думаю, что мы проиграли эту битву», и получил ответ: «А я думаю, что мы ее выиграли». К концу дня австрийцы были разгромлены. Генерал Дезе погиб, возглавив атаку пехотинцев, и Первому Консулу досталась вся честь одержанной победы, отдавшей ему северную Италию. Впрочем, не только Италию – теперь он упрочил свое положение диктатора Франции.
Услышав эти новости, Уильям Уиндхем, член парламента и сторонник Питта, выразился так: «Страшное дело». После сражения у Маренго все надежды на быстрое свержение власти Наполеона рухнули. Перед ним была открыта дорога к тому, чтобы стать пожизненным консулом, а затем и императором.

Крах на Уолл-стрит в октябре 1929 года преобразил политическую ситуацию в Германии. Поскольку по меньшей мере одна треть германских товаров производилась на экспорт, а все страны стали сокращать свой импорт, последствия оказались просто катастрофическими. Положение усугублялось и тем, что промышленность Германии финансировалась в основном за счет краткосрочных займов, которые теперь были немедленно востребованы кредиторами. В 1931 году промышленное производство Германии упало более чем на 30 процентов. Это означало ликвидацию 6 миллионов рабочих мест и полное истощение фонда по безработице. Еще до обвального падения оптовых цен на продовольствие многие немецкие фермеры оказались в долгу, и им грозила продажа имущества с молотка. Начали лопаться банки, капитал потек за границу. В то же время Германии приходилось продолжать выплаты репараций победителям 1918 года. Все принялись искать козлов отпущения, которыми могли быть и прусские юнкеры, требовавшие у государства кредитов для поддержания на плаву своих нерентабельных хозяйств, и банковские объединения, и, по традиции, евреи. Все зависело от того, под каким углом зрения рассматривать эту проблему – капиталистическим или антикапиталистическим.
Гитлер знал, как ему использовать сложившуюся ситуацию. В специальной партшколе прошли подготовку 100 агитаторов, которые теперь колесили по стране и произносили зажигательные речи; штурмовики разыскивали старых фронтовых друзей и старались привлечь их на свою сторону; партийные газеты обрабатывали общественное мнение, выставляя евреев в невыгодном свете и вообще стараясь свалить на них вину за все трудности. И сам фюрер не отставал от своих подручных и совершал беспрестанные пропагандистские турне. Его выступления при этом отличались дьявольской хитростью. Безработная молодежь ринулась записываться в штурмовые отряды – ведь там давали приют, пищу и цель в жизни.
Недальновидная политика компартии облегчила задачу Гитлера. Следуя указаниям из Москвы, коммунисты отказались от создания Народного фронта в союзе с социал-демократами, а их собственные штурмовики в кожаных куртках все время ввязывались в уличные стычки с отрядами СА, все больше пугая обывателя коммунистической угрозой.
Тактика Гитлера принесла успех на выборах, состоявшихся в сентябре 1930 года, на которых нацисты получили 6,4 миллиона голосов и 107 мест в рейхстаге, став второй партией страны после социал-демократов. Результаты давали Гитлеру повод для ликования – ведь в 1928 году НСДАП поручила менее миллиона голосов избирателей и всего лишь 12 мест и рейхстаге.
Новым канцлером стал Генрих Брюнинг – лидер партии католического центра, который сформировал правительство право-центристской коалиции. Не имея большинства в рейхстаге, он действовал, опираясь лишь на президентский декрет Гинденбурга, который в данном случае воспользовался чрезвычайными полномочиями, предоставленными ему Веймарской конституцией. Жесткие меры экономии, такие как урезание пособий по безработице и зарплат госслужащих, привели лишь к увеличению количества безработных. Однако у Брюнинга был план, который мог бы изменить ход истории. Этот план предусматривал, что после того, как Гинденбург будет переизбран президентом в 1932 году, рейхстаг объявит о возрождении монархии со старым фельдмаршалом в качестве пожизненного регента, после смерти которого власть перейдет к императору из старой династии Гогенцоллернов. Пересмотр условий Версальского договора, и прекращение выплаты репараций должны были обеспечить поддержку со стороны депутатов рейхстага. Левых можно: было припугнуть угрозой нацистского переворота, и они тоже согласились бы поддержать этот план. Среди правых возник бы раскол, поскольку все националисты и многие нацисты отнеслись бы к такому повороту событий одобрительно, а Гитлер очутился бы в неловком положении, ибо он не раз давал понять, будто его целью является возврат монархии. Вся армия без сомнения поддержала бы эту инициативу. План Брюнинга получил одобрение даже у нескольких дальновидных социал-демократов, которые осознали, что он является, возможно, последним шансом пустить под откос Нацистский локомотив, на всех парах устремившийся вперед. К сожалению, история не отпустила Брюнингу достаточно времени для осуществления этого плана.
В 1931 году националисты решили, что Брюнциг слишком прлевел. В октябре в Бад-Гарцбурге состоялся огромный митинг, в ходе которого все националистические группировки устроили парад совместно с нацистами (в ходе этих событий возникло понятие.«Гарцбургский фронт») и потребовали отставки канцлера. Националистическая партия, «Стальной шлем» (бывшие военнослужащие), промышленно-финансовые магнаты и другие правые деятели и организации были убеждены, что господина Гитлера и его движение можно направить в определенное русло и использовать в своих целях. Приветствуя его нападки на большевизм и демократию, они в то же время не воспринимали его слишком серьезно. Пока все, что им было нужно от его движения, – это голоса фракции НСДАП в рейхстаге; а не его бредовые идеи о «революции».
Тем временем фюрер испытывал душевный кризис из-за женщины, причем едва ли не единственный раз в жизни. С самого начала его политической карьеры ходило много разного рода домыслов о половой жизни Гитлера, Которая даже сегодня остается для нас во многом Загадкой. Мы знаем, что во время его восхождения наверх и после того, как он оказался на вершине власти, женщины находили его неотразимым несмотря на его не очень-то презентабельную внешность. Он вовсе не был падок до женщин, как, скажем, Наполеон, и умел противостоять любым женским уловкам. Однако он не смог подавить в себе противоестественное влечение к своей племяннице Гели Раубаль (дочери его сводной сестры Анжелы Гитлер) – очень живой и привлекательной девушке, мечтавшей профессионально заняться музыкой. Казалось, что он по уши влюбился в нее в 1929 году, когда ей исполнилось всего двадцать лет. Он поселил ее в своей мюнхенской квартире на Принц-регент-штрассе и оплачивал уроки пения, которые она брала у самых модных преподавателей-вагнерианцев. Но вдруг настроение девушки стало меняться. Она выглядела подавленной и часто ссорилась на людях со своим дядей. Гитлер был буквально убит горем, когда в сентябре 1931 года, во время предвыборного турне, ему сообщили о том, что Гели застрелилась в их мюнхенской квартире. В течение двух месяцев Гитлер был в трансе, постоянно угрожая самоубийством. Нет причин сомневаться в его искренности. Никто так и не смог найти убедительное объяснение ее поступку. Известно было лишь, что это произошло после одной особенно острой перепалки с дядей. Высказывались многие предположения, по большей части сексуального характера, начиная от подозрений в том, что якобы Гитлер застал ее в интимной обстановке с его шофером Эмилем Морисом. Жена друга Адольфа Ханфштенгля была уверена в импотенции Гитлера, а сам Ханфштенгль утверждал, что лично видел порнографические рисунки Гели, выполненные фюрером. Если не брать в расчет кровосмесительного аспекта этих отношений и возможности легкого расстройства мужских половых функций у Гитлера, в остальном их отношения могли быть вполне нормальными, во всяком случае более нормальными, чем это принято считать. Возможно, Гитлер дал ключ к пониманию причин самоубийства Гели, когда впал в бешенство, разозлившись на фельдмаршала Паулюса за то, что тот не совершил ритуального самоубийства после падения Сталинграда в 1943 году. Он говорил о «действительно прекрасной женщине», которая, почувствовав себя оскорбленной своим мужем из-за какого-то пустяка, угрожала уходом: «Я могу уйти, если во мне не нуждаются», а получив ответ «Ну и убирайся отсюда!», написала прощальную записку и застрелилась. Он так и не забыл ее, сохранив ее комнату в нетронутом виде и повесив ее фотографию в своей спальне.
Не исключено, что фюрер был сифилитиком. Признаки неопознанной болезни, от которой он страдал в конце войны, не так уж непохожи на симптомы третичного сифилиса. Путци Ханфштенгль говорил, что, по слухам, Гитлер заразился сифилисом еще в пору своей молодости в Вене. Но Ханфштенгль имел репутацию сплетника, готового додумать то, чего в действительности он не мог знать. Он размышлял о том, что Гитлер, который не мог найти нормального выхода «избытку своей энергии», искал компенсации сперва в подчинении себе своего окружения, затем своей страны, а затем Европы. Однако император овладел многими любовницами, а его стремление к завоеваниям от этого никак не ослабло. С другой стороны, вполне вероятно, что сексуальность Гитлера сублимировалась у него в жажду власти.
Ключ к политической ситуации находился у «эрзац-кайзера» фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга. Находясь на посту президента с 1925 года, он производил на немцев успокоительное впечатление своим достоинством и солидностью. Рождённый в 1847 году, он являл собой архетип прусского офицера; в 1871 году ему довелось, верхом на коне, победителем въехать к Париж. Под его руководством была осуществлена операция по разгрому русских армий у Танненберга в 1914 году. Он был символом победы Германии, которой должна была увенчаться первая мировая война и которую не по его вине украли у немцев предатели в Тылу. Таким образом, из поражения 1918 года ему удалось выйти, не запятнав свою честь и репутацию полководца. К сожалению, ему не только уже начинала отказывать память, но к старости он становился все более упрямым и тщеславным, а к 1932 году почти впал в старческий маразм не без помощи своего сына, весьма ограниченного и корыстолюбивого человека. Когда он повторно баллотировался в президенты в том году, то был не в состояний прочитать газетный текст, Не говоря уже о том, чтобы самому написать речь. Чтобы выставить свою кандидатуру против Гинденбурга, Гитлер принял германское гражданство, которого у него до сих пор формально не было. В первом туре выборов фельдмаршал чуть не дотянул до абсолютного большинства, набрав 18 миллионов голосов. Гитлер получил 11 миллионов, коммунист Тельман – 5 миллионов и националисты – 3 миллиона. Во втором туре Гинденбург набрал свыше 19 миллионов и обеспечил себе безоговорочную победу, в то же время число голосовавших за Гитлера увеличилось до 13 миллионов человек. Президент отправил Брюнинга в отставку, настаивая на формировании однородного по своему составу кабинета. Результатом стало появление «кабинета баронов», называемого так из-за того, что семь из десяти его членов принадлежали к старинной прусской знати. Новым канцлером стал вестфальский аристократ Франц фон Парен, прожженный интриган. Как и Брюнингу, ему пришлось править на основании президентского указа о чрезвычайном положении, поскольку и у него не было большинства в рейхстаге. Обвинив прусский парламент в неспособности справиться с ожесточенными уличными беспорядками, организуемыми коммунистами, фон Папен распустил его и назначил себя государственным комиссаром Пруссии – территории, занимавшей более трети всей Германии.
На всеобщих выборах 1932 года НСДАП обеспечила себе 230 мест в рейхстаге – больше, чем какая-либо другая партия. И вообще за всю историю, существования Веймарской республики ни одна партия не имела столько мест в рейхстаге. За национал-социалистов проголосовало 37 процентов избирателей, принявших участие в голосовании. Партии правого толка обошли левых на выборах, но без поддержки нацистов у них не было большинства депутатских мест, и, следовательно, они не могли сформировать кабинет. Папен предпринял отчаянные попытки убедить Гитлера войти в правительство в качестве вице-канцлера, но тщетно. Осенью того же года Папен опять распустил рейхстаг, и его кабинет продолжил свою работу на основании все того же пресловутого президентского декрета. На состоявшихся затем ноябрьских выборах НСДАП потеряла 34 места, собрав на 2 миллиона голосов меньше, чем в июле.[11]11
На этих последних перед приходом к власти выборах за кандидатов НСДАП проголосовало 33 процента избирателей – 11737000 человек. (Прим. ред.)
[Закрыть] Создавалось впечатление, что она начала выдыхаться. У Гитлера появились мысли о самоубийстве, и вообще на некоторое время он впал в депрессию, написав сразу после Рождества Козиме Вагнер: «Я оставил всякую надежду». Геббельс тоже сделал 24 декабря пессимистическую запись в своем дневнике: «Все возможности и надежды исчезли». Но вскоре произошли непредвиденные перемены. Генерал фон Шлейхер вытеснил Папена с поста канцлера, а затем затеял интригу против Гитлера, планируя привлечь на свою сторону Грегора Штрассера, второго человека в партии, пообещав ему пост в кабинете. За Штрассером шли в рейхстаге шестьдесят депутатов от НСДАП, отличавшихся своим социалистским уклоном. Успех предприятия Шлейхера грозил расколом партии с гибельными для нее последствиями. Однако Гитлер действовал быстро и решительно, изолировав Штрассера и заставив его отказаться от всех постов в руководстве НСДАП. Все бывшие сторонники Штрассера клятвенно обещали фюреру свою поддержку.
Попытки Папена сформировать правительство не увенчались успехом, ибо проходили на фоне усилившейся угрозы гражданской войны. Во время своего второго краткого пребывания на посту канцлера Шлейхер, которому так же не удалось сформировать жизнеспособное правительство, пытался убедить президента объявить чрезвычайное положение. Армия безусловно повиновалась бы Гинденбургу, но нацисты и левые тотчас же вцепились бы друг другу в глотки. Президент напомнил Шлейхеру, как тот сам еще недавно информировал его о том, что подобный шаг неминуемо привел бы страну к гражданской войне и армия и полиция были бы просто не в состоянии контролировать ситуацию. Шлейхер ушел в отставку, очистив место для Папена. Это случилось 28 января 1933 года. Атмосфера в стране в это время была накалена до предела, жестокие уличные стычки, кое-где напоминавшие настоящие бои, охватывали все большую территорию. С самого начала января Папен и все лидеры правых партий и группировок вместе с промышленниками поддерживали тесные контакты с Гитлером и Герингом. Тем не менее ситуация еще отличалась большой неопределенностью, когда Папен все-таки убедил старого фельдмаршала в том, что «богемский ефрейтор» на самом деле куда более серьезная политическая фигура, чем это можно предположить по его внешнему виду. (После своей первой встречи с Гитлером в 1931 году Гинденбург сказал, что этот человек скорее подходит на должность министра почт, чем на роль вождя нации.) Папен предлагал следующее решение: Адольф Гитлер становится канцлером, а он сам вице-канцлером, сосредоточив в своих руках реальную власть.
Господин Гитлер скромно согласился с тем, что его партии, помимо поста канцлера, будет предоставлено только два места в правительстве: Вильгельм Фрик, бывший баварский полицейский, должен был стать министром внутренних дел, не имея, впрочем, власти над полицией, в то время как Герман Геринг назначался министром без портфеля и прусским министром внутренних дел при Папене, который был государственным комиссаром Пруссии. В правительство вернулись несколько прежних соратников Папена по «кабинету баронов»: граф Лутц Шверин фон Крозиг, барон фон Нейрат и Доктор Франц Гертнер получили портфели министров финансов, иностранных дел и юстиции. Альфред Гугенберг, лидер националистов, стал министром экономики, продовольствия и сельского хозяйства, Зельдте, глава «Стального шлема», – министром Труда, а генерал фон Бломберг – военным министром. Это была коалиция, которая скорее представляла весь спектр германских правых партий и группировок, чем нацистское правительство. В полдень 30 января Гитлер со слезящимися от радостного волнения глазами вышел из отеля «Кайзерхоф». На аудиенции у президента Гинденбурга он был только что назначен канцлером. В тот вечер слышали, как он прошептал себе: «Никакая сила на земле не заставит меня уйти отсюда живым».
Шверин фон Крозиг вспоминал в своем дневнике, как новый канцлер, несмотря на неуклюжие манеры, завоевал уважение членов кабинета в 1933 году. Все восхищались его безупречной памятью и «той ясностью, с которой он мог сформулировать самый запутанный вопрос..., а также его способностью взглянуть под совершенно иным углом зрения на какую-нибудь хорошо известную и давно обсуждавшуюся проблему». Он просил их, опытных политиков, помогать ему своими советами. Папен говорит, что поначалу Гитлер был «неизменно вежлив и даже скромен». На обеде, данном в его честь командующим рейхсвером, он объяснил собравшимся генералам и адмиралам, что, забирая в свои руки контроль над всей внутренней и внешней политикой, он оставляет за армией и флотом свободу действий в области перевооружения и подготовки личного состава. Спокойное поведение Гитлера контрастировало с жесткими и властными манерами Геринга. Константин фон Нейрат сказал как-то британскому послу, что настоящим фашистом в нацистской партии был Геринг, а не Гитлер.








