Текст книги "Школа для негодяев"
Автор книги: Дэнни Кинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– И ты будешь делать все по плану? – спросил я, гадая, можно ли ему доверять.
– Честное слово, – ответил Бочка и протянул руку.
– Брось, Бампер, неужели ты поведешься? – попытался остановить меня Свеча.
Впрочем, выбора не было. Мы с Бочкой пожали друг другу руки, и я пошел за деньгами.
На обратном пути из столовой я заметил Грегсона. Судя по его лицу, он жаждал перемолвиться со мной словечком, но, на мое счастье, никак не мог отделаться от толпы папаш, которые пристали к нему, словно пиявки.
– Давайте-ка начинать, пока они не вернулись, – пробормотал я, пихая две бумажки по десять фунтов в потную ладонь Бочки, и игроки обеих команд разошлись по своим местам.
В финале встретились команды «Б» и «Д».
Мяч еще не вынесли на поле, а трибуны уже гудели. Фодерингштайн не стал терять времени и так дунул в свисток, что из него чуть не выскочила горошина. Начальным ударом я послал мяч на правую половину поля, где в финальной игре находились ворота соперника. Я сделал передачу на Крысу, который отдал пас назад Бочке, и время для меня остановилось. Кровь застучала в висках, я замер, ожидая, что же будет дальше. Когда Бочка ухмыльнулся своей гадкой садистской улыбочкой, я в бешенстве сжал кулаки, охваченный единственным желанием – прикончить мерзкого, жирного предателя.
Еще секунда, и я бы набросился на него, чтобы осуществить свое намерение, но тут он совершенно неожиданно сделал пас мне.
Я настолько ошалел, что пропустил мяч между ног, а Орех не преминул воспользоваться возможностью и тут же завладел снарядом. Орех, это мелкое веретено с ногами, как у саранчи, и пружинами в обеих пятках, вихрем пронесся через все поле, петляя, будто заяц, и отправил мяч в створ ворот, прямо в руки Четырехглазому.
– Ах ты, черт! – выругался Орех и схватился за голову, якобы переживая по поводу упущенного шанса, а потом украдкой подмигнул мне. Я облегченно вздохнул, увидев, что положения «вне игры» не было и что этот ловкий ход даже немного успокоил трибуны.
Четырехглазый бросил мяч Трамваю тоже довольно шустрому малому. Трамвай пошел в атаку, промчался мимо меня и Крысы и наконец оказался лицом к лицу с Мальком, голкипером команды «Б».
Едва поспевая за ним, я уже хотел крикнуть «Не бей!», но тут он, видимо, сам вспомнил про наш план и, что называется, сделал голевую передачу на меня.
Мяч отскочил от моей ноги, как пушечное ядро, и влепился прямо в физиономию Малька. К счастью, при такой скорости ни сам Малек, ни его передние зубы уже не могли послужить снаряду препятствием.
– Го-ол! – дико заорал я, когда мяч, крутясь, точно юла, влетел в правый верхний угол ворот. – Го-ол, твою мать!!!
Третий мяч в чемпионате вывел меня на равную позицию со Шпалой, который сделал хет-трик в первом матче. Правда, все его голы были забиты в собственные ворота, но все равно засчитывались. Или не засчитывались? Точно я не знал, но решил не рисковать и потихоньку переговорил с остальными, чтобы мне дали забить еще раз.
– Ага, Бампер, только сперва надо бы привести в чувство Малька, – отозвался Лягушатник.
Фодерингштайн, Шарлей и кое-кто из встревоженных предков (разумеется, мистер и миссис Макаскил) склонились над Мальком и повторяли, как попугаи, слышит ли он да.
– Мам, я не хочу в школу,– слабо произнес Малек, едва придя в себя, и Фодерингштайн сразу объявил, что голкипер выбывает из дальнейшей игры.
– Необходимо заменить вратаря, – прибавил он.
Как вы думаете, кто вызвался на замену? Угадали, гребаный Шарлей.
– Я выйду вместо мистера Макаскила, – сказал он с угрюмой миной, и мы опять оказались по уши в проблемах.
– Блин на фиг, плакал наш договорной матч, – простонал Конопля, горестно мотая головой.
– Послушай, будем действовать по плану. Надо, чтобы все толклись в центре поля, подальше от Шарпея, потом я улучу момент, ворвусь в вашу штрафную, а вы собьете меня с ног, и судья назначит пенальти. Что скажешь?
– Неплохо, – одобрил Конопля.
Так мы и поступили. Следующие десять минут обе команды демонстрировали образцовый «уход в оборону». Мы катали мяч туда-сюда в равном соотношении сил, словно какие-нибудь хиппи, ратующие за всеобщий мир и согласие, на игре для слюнявых придурков, которые не перенесут поражения. Время от времени Фодерингштайн свистел в свой свисток, просто чтобы разнообразить эту унылую канитель, а Шарпей почти сорвал голос, надрываясь во вратарской площадке.
Трижды я надеялся застигнуть его врасплох и пробовал подобраться к штрафной, и трижды Шарпей сводил на нет все мои усилия.
Почти половина зрителей свалила в соседний паб, а те, кто остались, уже не выражали свое негодование. После пяти минут полного «болота» свист и презрительные выкрики с трибун сменились тоскливыми кивками и безмолвным презрением.
Фодерингштайн поглядывал на часы, то ли собираясь дать финальный свисток, то ли прикидывая, успеет ли в магазин. Пора забить решающий мяч, подумал я, и подал голос, чтобы встряхнуть сонную компанию. Команды тотчас пробудились к жизни и забегали как угорелые, ради забавы пиная мячик.
– На меня, на меня! – крикнул я, влетая в штрафную и показывая на свои ноги. По моим расчетам, со стороны это должно было выглядеть, как будто я прошу дать мне пас, хотя на самом деле я имел в виду, что игрок команды «Б» должен меня сбить.
Долго ждать не пришлось. Лягушатник легким галопом прискакал ко мне и без малейшего намека на деликатность сшиб на землю.
– Пенальти! – объявил Фодерингштайн, а Лягушатник для пущего эффекта заорал, что и пальцем меня не трогал.
– Вот как? – Судья, очевидно, еще не принял окончательного решения.
– Э-ээ… что? Нет, постойте… Я, кажется, все-таки задел его, – быстренько переориентировался Лягушатник, чем довел Шарпея буквально до белого каления. – Простите, мистер Шарп, вы же сами учили нас говорить правду. Обманом ничего не добьешься, бла-бла-бла… короче, вся эта туфта. – Он повернулся ко мне и игриво подергал бровями.
Сообразив, что до конца матча осталось всего несколько секунд, я установил мяч на одиннадцатиметровую отметку и набрал полную грудь воздуха. От безоговорочного титула лучшего игрока меня отделяли только шесть футов бешеного негодования, пытавшихся выдать себя за голкипера в команде пятнадцатилетних подростков. Если мне суждено забить, понял я, это должен быть настоящий гол. Господи, помоги грешнику из грешников, мысленно проговорил я.
Фодерингштайн дал свисток, я начал разбег. Я бежал, вдавливая подошвы в землю, на одиннадцатиметровой отметке отвел правую ногу назад и качнул ею, как маятником. Удар получился чистым и аккуратным, в левый верхний угол ворот. Шарпей подпрыгнул, точно разъяренный леопард, и вытянул вверх свою лапу. На один кошмарный миг мне показалось, что он возьмет мяч, но Шарпей внезапно скорчился от боли и схватился за лицо. Помеха в виде руки голкипера исчезла, мяч влетел в сетку, а свисток арбитра сигнализировал об окончании матча.
Команда «Д» выиграла, я стал лучшим игроком. Ур-ра!!!
Трамвай, Крыса и Четырехглазый устроили кучу малу во вратарской, и мы все вместе порадовались как победе, так и избавлению от проблем. Да, мы выиграли кубок, но, что гораздо важнее, теперь нам не надо было выплачивать несколько сотен фунтов в подставном тотализаторе. Сплошное облегчение.
Шарлей все держался за свою физиономию, а Фодерингштайн уговаривал его убрать руку, чтобы осмотреть травму.
– Меня что-то укусило или ужалило, – жаловался Шарлей.
Краем глаза я заметил Неандертальца, который потихоньку выполз из кустов, волоча за собой пневматическое ружье Конопли.
–Кровотечения нет, только ушиб, – констатировал Фодерингштайн. Слушать дальше я не стал, все и так было понятно.
Не знаю, доводилось ли вам когда-нибудь побеждать в спортивных соревнованиях, могу сказать лишь по собственному опыту: после того как прозвучит финальный свисток, порвется финишная ленточка или опустится флажок, всякое ощущение времени напрочь исчезает, все сливается в одну мельтешащую кутерьму… И вот я уже стою на пьедестале со здоровенным призовым кубком в руках, а толпа зрителей на трибунах продолжает выражать свое возмущение криком и свистом.
Я взял кубок за ручки, высоко поднял его над головой и радостно попрыгал перед вежливо аплодирующим Грегсоном, потом передал приз Трамваю, который сделал то же самое. Все по очереди – я, Трамвай, Четырехглазый и Крыса – пережили минуту славы. Ничего подобного нам и присниться не могло!
Шарпей весь день ходил мрачнее тучи, и ясно было, что час расплаты придет очень скоро, но все это еще только предстояло, а в пятнадцать лет, сами знаете, если что-то и нарушает безмятежный ночной сон, то уж никак не тревожные раздумья о будущем (а – да-да, вы правы – лихорадочная, нескончаемая дрочка).
– Какой ты молодец! – с гордостью произнесла Джинни и, несмотря на все мои попытки отделаться от нее, поцеловала меня в щеку.
–А я?– сразу встрял Крыса.
– И ты. – Джинни любезно чмокнула и его, но тут же с отвращением отшатнулась, увидев, что Крыса энергично трудится обеими руками, засунутыми в карманы спортивных трусов.
Папаша не разделял гордости Джинни относительно моих достижений, хотя предпочел оставить свое мнение при себе. Я счел, что это даже к лучшему, поскольку должен был обделать еще одно дельце перед тем, как завершить мероприятие и назвать победителя в тотализаторе.
– Кгхм… дамы и господа, уважаемые родители, минуточку внимания! – объявил я.
Большинство собравшихся были заняты тем, что пытались вытянуть хоть какие-то ответы из своих сыновей, поэтому мне пришлось повторить обращение несколько раз.
– Я бы хотел поблагодарить всех, кто принял участие в нашем скромном тотализаторе, и попросить победителя подойти ко мне, чтобы забрать выигрыш. Как всем уже известно, лучшим игроком матча с четырьмя голами был признан я (в этом месте старик метнул на меня злобный взгляд), поэтому сейчас я попрошу выйти сюда того, кто купил билетик с моей фамилией.
В толпе завертели головами, и когда победитель все-таки вышел вперед, все взгляды устремились на него.
– А вот и он. Чудесно! Поприветствуем счастливчика аплодисментами!
Послышались скудные хлопки, я пожал «счастливчику» руку и вручил конверт.
– Большое спасибо, – сказал он, сияя улыбкой.
Увидев победителя, Шарпей побагровел еще сильнее, и не без причины: он сразу узнал этого человека. Конечно, разве забудешь того, кто совсем недавно пабе перепродал тебе твой же собственный видак! Ну да, мы позвонили Барыге Мартину и попросили его оказать нам маленькую услугу. За последние несколько недель мы толкнули ему кое-какие вещички, поэтому сошлись с ним довольно близко и даже начали доверять. Сегодня от Мартина требовалось лишь забрать «свой» выигрыш, улыбнуться толпе и по-отцовски взъерошить шевелюру Четырехглазого. Из всех родителей на матч не приехали только предки нашего Очкарика, поэтому мы могли не опасаться вопросов мистера и миссис Ричардсон, с чего это вдруг чужой дядька прикасается к их ребенку. Взамен Барыга Мартин получал пятьдесят фунтов на выпивку, пузатый серебряный кубок (чтобы загнать его из-под полы или расплавить в слитки, это уж как пожелается) плюс обещание повторить сделку с гафинским видаком. За пять минут работы – очень даже не хило.
Разумеется, мы допустили промашку, отдав ему кубок, но тогда еще сами о том не знали. Мы просто вернулись в школу, сообщили, что приз украден и изобразили искреннее огорчение (правда, не все. Большинство моих одноклассников только порадовались такому исходу, к вящему неудовольствию предков).
– В чем дело? В чем дело? – подскочил к нам чей-то папаша, уморительно похожий на телевизионного констебля Диксона.
– Ничего страшного, не волнуйтесь. Мы сами разберемся,– вмешался Грегсон, не желая афишировать конфуз.
Не придумав ничего лучше, я ляпнул, что приз сперли. К моему ужасу, тип, напоминавший Грозу Диксона, вытащил из нагрудного кармана полицейский жетон и сообщил, что работает в уголовном отделе.
– Помощник шерифа Данлоп. Прежде всего назовите свое имя и фамилию.
12. Рыжий, рыжий, конопатый
Отец Рыжего – коп? Приехали. Только этого не хватало.
Само собой, Рыжий жутко расстроился, что эта маленькая подробность стала достоянием общественности, и почем зря ругался на своего папашу, пока тот записывал фамилии и обыскивал все машины на стоянке. Грегсон тоже не выглядел особенно счастливым и едва не охрип, уговаривая помощника шерифа Данлопа не вызывать местную бригаду пронырливых копов.
В конце концов Данлоп-старший согласился дать нам тридцать минут на прочесывание окрестностей. Грегсон отвел меня в сторонку, сгреб за воротник и в недвусмысленных выражениях приказал вернуть кубок.
– Позвоните своему дружку. Навестите его. Найдите кубок в кустах или где-нибудь еще, мне плевать. Эта гребаная супница должна быть на месте немедля. Я сказал, немедля, иначе ты вылетишь отсюда со свистом, понятно?
– Я не…—начал было я, но Грегсон, злой, как дьявол, схватил меня за плечи и начал трясти, будто тряпичную куклу.
– Никаких «но» никаких оправданий и прочего дерьма. Верните этот чертов кубок! Хотите толкнуть его после того, как уберутся ваши родители, – пожалуйста, но если через полчаса приза здесь не будет, считай, что ты уже исключен. Можешь катиться в Мидлсбрб, там тебя точно загнут крючком.
Да уж, в умении дать мощный стимул Грегсону не откажешь. Я позвонил Мартину из директорского кабинета и уломал его (за дополнительный двадцатник) принести посудину на ближайший перекресток. Я забрал кубок, с видом триумфатора вернулся в школу и объявил, что нашел пропажу в кустахза углом.
– Ну ты прямо как Пиклз, – сказал чей-то старик.
– Чего? – подозрительно прищурился я.
– Ах, ты слишком молод, чтобы знать, о чем я говорю, – захихикал этот придурок. Ему явно нравилось разговаривать со мной в манере старого доброго папочки. – Я говорю, ваш сын – прямо как Пиклз, – сказал он моему отцу.
– Чего? – не понял тот. По всей видимости, чертов
Пиклз имел какое-то отношение к футболу. Если так, то дядька обратился не по адресу, в нашей семейке с футболом как-то не сложилось.
– Ах, не обращайте внимания.
Мы помахали кубком перед носом у Данлопа, после чего он был вынужден прекратить свое вынюхивание, хотя результаты его отнюдь не удовлетворили. Папаша Рыжего добрых десять минут терзал меня – дескать, где я нашел приз, да каким образом он оказался в тех кустах и т.д. и т.п., пока Грегсон не подоспел мне на помощь и не положил конец допросу.
– Вы же знаете, все дети одинаковы, то одно потеряют, то другое. Они бы и головы растеряли, если бы не держали там свои мозги,– засмеялся директор и бросил на меня взгляд, который я отлично понял и от которого по спине пробежал холодок.
– Так точно, мистер Грегсон. Скорей всего я куда-то поставил приз и забыл про него, потому что думал только о сладостях. Наверное, большие ребята забросили кубок в кусты ради хохмы, – промямлил я.
– Гм-мм… Может быть, может быть – согласился Данлоп, хотя было видно, что мои объяснения его не убедили. – Что ж, ладно. Впредь будь повнимательней, сынок. Такие вещи стоят недешево.
– Конечно, – процедил я сквозь зубы и несколько раз повторил вслед удаляющемуся помощнику шерифу: – Морда козлиная!
– По-моему, без тебя тут не обошлось, – хмыкнул подошедший отец.
– Конечно, не обошлось, ведь это я отыскал приз.
– Ага, только сперва сам же его и украл.
Эти слова почему-то дико меня взбесили. Разумеется, папаша был прав, я действительно спер кубок (по крайней мере загнал посудину Мартину именно я), но он-то ни хрена не знал и при этом совершенно легко бросил мне в лицо обвинение в краже, да еще без всякой причины унизил на глазах у посторонних людей. Скажете, Банстед-старший решил преподнести мне урок?
Давайте допустим, что я не крал кубок, а взаправду нашел его в кустах и тем самым спас положение. Гордый собой, я бы принимал поздравления и дружеские хлопки по спине, полагающиеся в подобной ситуации, и все только ради того, чтобы мой отец, родная плоть и кровь, публично выбил почву у меня из-под ног? Если это все, чего мне стоило ожидать в этой жизни, к чему тогда исправляться? Пожалуй, быть порядочным человеком с клеймом вора – хуже всего. Куда ни кинь, всюду клин. То есть, тебе придется сносить всю тяжесть законопослушания, пахать не разгибая спины, чтобы заработать на пиво, и в то же время не иметь причитающихся привилегий в виде доверия и уважения окружающих. Зато на тебя первого укажут пальцем и обвинят в воровстве, если вдруг обнаружат в твоих карданах что-нибудь лишнее. На кой черт тогда пыхтеть и подпрыгивать?
– Еще скажи, что это сделал не ты, жалкий воришка. Признайся, сам ведь припрятал кубок, а?
– Знаешь что, пап? Ты прав. Абсолютно прав. Счастливого пути домой, – бросил я, развернулся и потопал в душ.
Чистая прибыль от тотализатора составила примерно восемьдесят фунтов (и, конечно, была бы больше, если бы нам не пришлось выкупать у Барыги Мартина чертову супницу), но на следующий день мы все предстали пред светлы очи Шарпея.
– Ну, ребятки, решили натянуть старого мистера Шарпа? Думали, это сойдет вам с рук? – пропел он, восседая за учительским столом. Вопреки нашим ожиданиям, буря не разразилась. Шарпей просто покачал головой и хихикнул себе под нос: – Н-да, провели-таки меня. И вы, и ваши родители. Но что получили в итоге? Какой навар, а?
Все настороженно молчали, чуя западню, но Шарпей не стал расставлять никаких ловушек и ограничился лекцией.
– Серьезно, какой куш вы срубили? Сотню? Две? И хренову кучу денег за кубок? Ладно, не будем скупиться и предположим, что вы поимели три сотни. У-у, подумать только: целых три сотни! Слушайте, да вы уже крутые парни. Делим триста фунтов на девятнадцать крутых парней… – Шарлей весело защелкал кнопками на калькуляторе, болтая ногами, точно дитя-переросток. – Тэ-экс, пятнадцать фунтов и семьдесят восемь пенсов на нос. Гм, достойный гонорар. А сколько отваги! Снимаю шляпу, джентльмены. Полный триумф!
Вот гад ехидный. Хорошо еще, он не знал, что на самом деле каждому пришлось всего по четыре фунта с хвостиком, ни туда ни сюда. Однако это не имело значения. Мы заварили всю кашу, чтобы выжать сколько-то денег из предков, и, самое главное, сделали то, чего делать было нельзя, а это зачастую уже само по себе является наградой.
– Вспомните принцип Гафина! – воскликнул Шарлей. – Неужели вы ничему не научились?
– Простите, мистер Шарп,– подал голос Шпала, – какое отношение к принципу Гафина имеет вчерашний футбольный матч?
– Самое прямое. Взвесьте, что вы приобрели и что потеряли.
– А что мы потеряли? – поинтересовался я.
– Доверие. Вы могли завоевать чуточку доверия, загладить старые грехи, показать, что начали с чистого листа. Поверите или нет, но вы сами определяете, какой будет ваша дальнейшая жизнь. Пока что вы этого не осознаёте, но прошлые поступки жерновами будут висеть у вас на шее, и ради жалких пятнадцати фунтов вы упустили такую прекрасную возможность! Молодцы, поздравляю. – Шарлей закончил монолог, качая головой, хотя никто из нас не понял, о чем он вообще толковал.
Пожалуй, в этом-то и заключался смысл.
Грегсон отнесся к нашей афере менее снисходительно и специально собрал у себя старост всех четырех комнат.
Я, Шпала, Биг-Мак и Конопля уже полчаса сидели перед дверями его кабинета, лицезрея мисс Говард. Сегодня она надела особенно облегающую блузку, поэтому ложбинка между грудями прямо-таки бросалась в глаза. Мы молча наблюдали, как мисс Говард вместе со своим бюстом перекладывает бумажки, а когда она вдруг начала точить карандаш, у меня в штанах едва не случилось маленькое происшествие.
– Кто из вас плохо себя вел, мальчики? – строго спросила мисс Говард, изогнув красивую бровь.
– Я, – сглотнув, ответил Биг-Мак.
– Понятно. Как вы думаете, что ждет маленьких мальчиков, которые плохо себя ведут? – обратилась она ко всем сразу.
Об этом я не имел ни малейшего понятия, но очень хотел узнать.
– Что? – спросил Шпала, почти с мольбой в голосе.
– Маленьких мальчиков, которые плохо себя ведут, я не пускаю вечером к себе в спальню и не разрешаю играть со мной в карты.
–А-а-э-э?.. – вырвалось у Биг-Мака, и в этом возгласе сосредоточились все наши невысказанные мысли.
Играть в карты? С мисс Говард? Вечером? У нее в спальне? Ну ни хрена себе! Когда такое было? Лично я и не подозревал об этой возможности. Интересно, кто из наших приходил к ней в спальню вечером да еще играл в карты? И на что они играли – на деньги, выпивку или на раздевание?
К сожалению, мы не успели получить ответы на все эти актуальные вопросы, поскольку Грегсон высунулся из-за двери и позвал нас в кабинет.
Шпала, Биг-Мак, Конопля и я быстренько поправили приборы в штанах, нашли в кабинете четыре относительно крепкие опоры, чтобы прислониться, и только после этого спросили директора, в чем дело.
– В мистере Данлопе, – ответил он. – Кто из вас знал, что его отец – коп?
Мы единодушно пожали плечами.
– А что тут такого? – нашел смелость поинтересоваться я.
– Что такого? – переспросил явно встревоженный Грегсон, на несколько секунд задумался, прикусив губу, а потом завел бодягу про доверие, вольные методы, слежку и полицейских. – Как вы знаете, в нашей школе применяются не традиционные способы обучения, – зачем-то напомнил он. – Как же нам создать общую атмосферу спокойной уверенности и открытости, если вы – точнее, мы, – боимся даже открыть рот, а все, о чем здесь говорят, передается в полицию сынком копа? Так не пойдет. Совсем не пойдет.
Мы переминались с ноги на ногу и ждали продолжения, но Грегсон лишь потер лоб и что-то пробормотал себе под нос.
– Сэр, с вами все в порядке? – осведомился Биг-Мак.
– Что? В порядке? Нет, конечно! Из-за этого случая школу вообще могут закрыть.
– Разве вы не знали, что отец Рыжего работает в полиции? То есть я хотел сказать, вы же, наверное, встречались с ним, как с остальными родителями? – выразил недоумение Шпала.
– Встречался, но своей профессии он тогда не назвал и, разумеется, явился не в форме. Неужели Данлоп-младший ни разу не проболтался про отца?
Не-ет. Я знаком с ним ближе всех, но мне он ничего не говорил, – пожал плечами Шпала.
– А как насчет телефонных звонков? Он часто звонил или писал домой?
Мы едва не расхохотались. Шпала спрятал усмешку и сказал:
– Да кто, блин, станет тратить время на такую ерунду?
–Нет, конечно.
– Я хочу, чтобы Данлопа здесь не было. Он должен покинуть школу, – отчеканил Грегсон. – Можно сказать, он уже исключен.
– За что? – вытаращил глаза Шпала. – Нельзя же исключать ученика только из-за того, что его папаша – коп.
– Наверное, нельзя, – произнес директор. – Придумай те повод. Спровоцируйте драку, подкиньте ему что-нибудь, организуйте подставу… в общем, действуйте как угодно.
Мы искоса переглянулись, и наше беспокойство не укрылось от Грегсона.
– Известно ли вам, джентльмены, почему я выбрал вас старостами комнат? Потому что вы – худшие из худших, и значит, более других достойны доверия, – объяснил он, хотя мы ни черта не поняли. – Достаточно было прочесть ваши личные дела и пообщаться при встрече, и я уже знал, что вами движет. Я загодя готов предсказать, как вы поступите в тех или иных обстоятельствах, а это превосходная основа для доверия. Я могу положиться на то что каждый из вас будет самим собой.
Что это – комплимент или оскорбление, я так и не понял. Грегсон еще добрых десять минут продолжал в том же духе, пока мы наконец не сообразили, что он загнал нас в угол.
– Итак, я назначаю вас моими помощниками. Будете держать меня в курсе и выполнять все мои распоряжения.
–Договорились?
Уверенный человек всегда производит впечатление, однако на этот раз наш директор промахнулся. Я никогда не делал чего-либо для кого-то еще, кроме мистера Банстеда, причем я имею в виду отнюдь не того чувака, который каждое утро просыпается в постели с моей мамашей. Нет уж, хрен вам. Засунь свои распоряжения себе в задницу, старина Грегсон!
– Для начала вот вам по пятьдесят фунтов. Там, где я их взял, осталось еще много, – сказал Грегсон и кинул на стол пачку десяток.
– Есть, сэр! – выпалил я и едва не отсалютовал ему, как игрушечный солдатик.
Мы сгребли деньги и поделили их между собой, после чего Грегсон дал первые инструкции:
– Мистер Уильяме, вы обязаны придумать повод для исключения мистера Данлопа из школы. Господа Банстед, Кемпторн и Маккофи, вам надлежит пораспрашивать соседей по комнате и узнать, насколько им нравится Гафин. Если вдруг обнаружится, что кому-то стыдно за свое дурное поведение и он желает встать на путь исправления, немедленно дайте мне знать. Кающиеся грешники здесь больше не нужны!
Мы были совершенно озадачены. Куда, черт побери, он клонит? Ясный пень, Грегсон чего-то не договаривает, но к чему такие финты?
Мы отправились на школьный двор, чтоб быстренько покумекать и еще быстрее засадить по сигаретке. Поразмыслив так и сяк, мы сошлись во мнении, что отныне нам четверым неплохо бы держаться вместе.
– Если кто-нибудь из нас что-то услышит или увидит, сперва пусть сообщит остальным, прежде чем бежать к Грегсону, – предложил я, и меня поддержали.
– Ну что, пойдем устроим засаду мистеру Данлопу.
