Текст книги "Танцы в пыли (Желанный обман)"
Автор книги: Дениз Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Магда закрыла глаза. Как ни напускала она на себя безмятежность, на самом деле душа ее замерла в томительном ожидании приговора. Все тело била дрожь, под ложечкой неприятно сосало, а рука невольно сжимала и разжимала рукоять кнута, оставшегося у нее после прогулки верхом. Она вдруг вспомнила об Эсмонде, о вчерашней ночи и о его грубой мужской страсти. Вспомнила обо всех жестокостях, которые ей пришлось перенести за свою короткую, но бурную жизнь. О невыносимых детских страданиях, связанных с ее злополучным падением, о бесконечных насмешках и уколах сверстников, которые стали с тех пор ее уделом. Перед глазами ее вновь возникло скованное маской ужаса лицо Эсмонда в день их свадьбы… Ах, если бы он вернулся со своей войны и увидел ее, но не в облике девушки с портрета, а в своем, настоящем облике, какой и должен быть у Магды! Она с трудом удержалась от того, чтобы не броситься на колени и не начать умолять знаменитого хирурга, ради всего святого вернуть ей прежний вид…
Но тот вдруг заговорил сам, как-то гортанно, хотя и вполне доброжелательно, при этом слегка коверкая английские слова:
– Ви давно иметь несчастный слючай и дофольно сильно поранились. Но мне прихотилось видеть и похуже, поферьте.
Магда вскинула голову, сердце ее колотилось как сумасшедшее.
– Вам приходилось видеть и похуже? – еле слышно спросила она.
– Хораздо, хораздо хуже. Например, госпоша Мевроу из Хегью, молодая красафица, перефернулась в карете… – Дик обвел рукой свое пухлое лицо и закивал. – Да, да, у нее фсе било хораздо хуже, чем у фас, графиня. А сейчас она есть счастлива со сфоим мужем. И это я, Питер Дик, ее вилечить.
Магда уронила кнут на ковер. Сердце ее забилось еще сильнее.
Обхватив обеими руками горящее лицо, она умоляюще посмотрела на старого доктора.
– Но как, как? Как вам это удалось?
Он издал короткий смешок и переглянулся с коллегой.
– Как я это сделать? А-а-а! Зачем же я есть видавать сфои секреты, ферно, минхер Ридпат?
– Ну конечно, сударь, конечно, – поддакнул тот, тоже посмеиваясь.
От волнения на глазах у Магды выступили слезы и побежали по щекам. Забыв о том, что она графиня Морнбьюрийская, Магда ледяными пальцами вцепилась в руку всесильного голландца.
– Пожалуйста, прошу вас, сударь, скажите, ведь вы можете что-нибудь для меня сделать? Я с радостью стерплю любую боль, любое мучение, если только это поможет вернуть мне мое лицо…
Его умные глаза светились подлинной добротой. Совсем по-отечески он похлопал ее по плечу и сказал:
– Бедное дитя! Бедное мое дитя! – На этот раз он произнес эти слова вслух. – Это есть занять много фремени и причинять сильный боль. И стоить много денег для фашего мужа, – со смехом добавил он. – Но насколко я понял, граф не жалеть на это денег. Хотя, даже если он совсем не платит, я иметь удоволствие делать для фас эту работу.
Теперь она уже плакала, не стесняясь. Он усадил ее на стул и дал немного вина, чтобы она успокоилась.
Затем сказал, что его способ лечения совершенно новый и содержится в секрете. Он не сомневается, что уже в недалеком будущем им овладеют все хирурги и эти операции будут и дальше совершенствоваться. Чудес не обещает, потому что работает не волшебником, а врачом. Но посвятил этой работе всю жизнь и стал единственным во всей Европе, кто использует скальпель, иглу и нитки для этих целей.
Шрамы не исчезнут бесследно, но станут почти незаметными. Кроме того, он берется поднять опустившийся угол рта. Придется использовать такие мелкие стежки, что увидеть их невооруженным глазом невозможно. Раньше Дик работал с одним итальянским хирургом и дополнительно узнал от него кое-какие секреты, а именно – рецепты чудодейственных мазей, которые использовались еще со времен династии Борджиа и Екатерины Медичи. Теперь он сможет применить все это для лечения графини Морнбьюри.
– Уже через код ви себя не уснаете, – закончил он.
Магда ничего не ответила. Тогда доктора, которым было что обсудить, тихонько прошли в дальний угол комнаты и тактично оставили ее одну переживать свою боль и радость.
10
Это был день летнего солнцестояния 1709 года.
Королева пребывала в своей резиденции в Виндзоре.
Золотистые лучи зажигали свежую зелень листвы раскинувшихся вокруг замка лесов. Но, несмотря на хорошую погоду, королева оставалась в постели. Она отказалась видеть своих министров, так как в эту ночь плохо спала.
Ноги ее распухли сегодня особенно сильно – вообще водянка отнимала у нее в последнее время все больше сил и здоровья. Она решила, что никого не будет сегодня принимать, кроме Абигайль Хилл, своей ближайшей подруги и фаворитки.
Абигайль, миссис Масем, сидела возле огромной королевской кровати и зачитывала ей письмо, которое только что принес специальный курьер. Королева отвернула свое бледное дряблое лицо к окну и с тоской уставилась на голубое небо. Казалось, ей было тесно и неуютно в своем громоздком и больном теле. Она знала, что медицина сделала для нее все, что могла. Теперь ей суждено до конца своих дней сносить муки от подагры и водянки.
Анна была рада, что с ней Абигайль, а не ее старая подруга Сара, графиня Мальборо, с ее вечными страстями и интрижками, которые она заводила везде, где только появлялась. Достопочтенная, спокойная и заботливая миссис Масем устраивала Ее Величество гораздо больше. Прозрачно-голубые глаза королевы выражали полную скуку, пока миссис Масем, близоруко вглядываясь в бумагу, продолжала читать письмо.
Это была депеша от герцога Мальборо из местечка Турнаи во Франции.
Королева Анна недолюбливала Мальборо, не говоря уж о том, что упрямо отказывалась идти на примирение с его супругой Сарой. И все-таки она не могла не признать значения этого великого человека для Англии и в силу своего королевского долга испытывала благодарность по отношению к нему.
После сражения при Оденарде и поражения в Лилле, Мальборо блестяще осадил Турнаи, откуда и прислал известия для королевы.
Помимо прочего, в письме герцог с удовольствием (он знал, что Ее Величеству это будет приятно) сообщал ей о том, что ее крестник, граф Морнбьюри, прекрасно проявил себя во время осады многих городов и, несмотря на чересчур своенравный и неуживчивый характер, а также пристрастие к азартным играм, прочно вошел в его окружение.
«Не сомневаюсь, что обрадую Ваше Величество, – писал Мальборо, – когда скажу, что с тех пор, как он прибыл в Брюссель, граф не терял времени даром. После легкого ранения, полученного при захвате Минорки, когда Эсмонд сопровождал моего офицера связи к адмиралу Лику, он оставил все мысли об отъезде назад, в Англию. Теперь, пока в нем будет нужда, граф от нас не уедет.
Я очень им доволен и рекомендую его к награде – какой именно, пусть решит Ваше Величество. Но, увы, есть и плохие новости. Считаю своим долгом сообщить Вам, что сейчас граф лежит в госпитале с очень серьезным ранением. Жизнь его вне опасности, но он может потерять зрение».
Затем следовал краткий пересказ обстоятельств, при которых был ранен Эсмонд.
Анна, тяжело дыша, приподнялась с подушек. Умиленная улыбка на ее лице сменилась беспокойством.
– О Господи – зрение!
– Бедный мальчик! – воскликнула миссис Масем, которая всегда испытывала нежность к красивому, хотя и не отличавшемуся высокой нравственностью, юноше. Пусть он часто расстраивал свою крестную матушку королеву, обаяние его личности всегда брало верх…
– Графиня уже знает? – спросила королева.
– Не знаю, мэм.
– Надо бы ей сообщить, дорогая. Читайте же дальше.
Однако рассказ Мальборо был весьма сух и сдержан. Несчастье случилось в тот самый день, когда англичане вошли в Турнаи. Эсмонд вместе с военным атташе ехал в штаб и вез какие-то важные документы. Они попали в засаду, которая была быстро устранена. Эсмонд оказался единственным, кого ранили в этой заварухе, – он получил удар саблей по бровям, который, видимо, и ослепил его.
Королева приказала принести нюхательные соли и большой носовой платок.
– Ну надо же – ослеп! Такой красавец… Бедные родители этого не пережили бы. Надо сейчас же написать его жене.
Миссис Масем тут же послала одну из прислужниц за письменными принадлежностями.
– Вы хотите, чтобы графиня прибыла сюда для аудиенции с вами?
Королева, может, и хотела, но покачала головой.
– Нет, пусть лучше она дождется известий у себя. Может быть, Мальборо преувеличивает опасность, и, когда мальчик вернется в Англию, окажется, что рана не настолько серьезна…
Это решение несколько расстроило Абигайль. Она, как и многие другие придворные дамы, мечтала хоть одним глазком посмотреть на графскую жену. Ни для кого не было секретом, что эта красивая молодая леди переболела сифилисом и болезнь до неузнаваемости обезобразила ее лицо. Однако нашелся некий чудесный врач-голландец, который вернул ей утраченную красоту.
В Лондоне графиню никто не видел. Она вела тихую и скромную жизнь в Годчестере. Королева любила детей и, сама по трагическим обстоятельствам лишенная возможности их иметь, лелеяла мечту, что молодая графиня подарит своему мужу прелестного мальчика. Однако, насколько ей было известно, графиня не ждала ребенка, а теперь, в связи с тем, что супруги долгое время пребывали в разлуке, это и не предполагалось. Писать своей рукой королеве не доставало сил, поэтому она решила продиктовать послание. В нем она выражала надежду на скорейшее воссоединение супругов Морнбьюри, а кроме того, расщедрилась на похвалу:
«Не стану отрицать, что порой Эсмонд доставлял нам беспокойство, но, в конце концов, всегда оправдывал нашу любовь и доверие к нему. Его имя не раз упоминалось в депешах как имя героя, и доблесть его достойна наград».
Письмо было запечатано королевской печатью и в тот же вечер доставлено в Морнбьюри-Холл.
В белой с золотом гостиной Магда принимала гостей – Арчибальда Сент-Джона и его молодую жену. Арчи женился на своей ненаглядной Элисон в начале года. Свадьбу они справили в Эдинбурге. Там Арчи и познакомил свою невесту с Магдой, и они сразу же подружились.
Стоял жаркий день, вернее, уже почти вечер – друзья собрались на вечернее чаепитие. Настроение у всех было прекрасное. Сидя перед открытым окном, они любовались игрой света в струях воды, бьющих из пасти каменного коня, и яркой россыпью цветов на клумбах, особенно роз, которые росли прямо перед террасой.
Арчи никогда еще не видел Магду такой веселой. Единственное, пожалуй, что омрачало их посиделки, это подозрительно долгое молчание Эсмонда – с конца мая от него не было ни строчки. Но Магда не слишком беспокоилась на этот счет, потому что знала, что, несмотря на успешный для англичан ход войны, дел у Эсмонда ничуть не убавилось, а, наоборот, даже прибавилось, потому что французы всеми силами пытаются взять реванш.
Когда она говорила о муже, в ее голосе слышалась такая гордость, что у Арчибальда теплело на душе.
Он обязательно пишет ей каждые две недели – почти без пропусков… И уже совсем поправился после того ранения в плечо…
– Раньше Эсмонд просто впустую прожигал жизнь, Арчи, – сказала Магда. – Он же совершенно не создан для праздного времяпрепровождения… А теперь, там, за границей, наконец-то нашел себя. Он доволен своими успехами и тем, что в жизни появился какой-то смысл.
– Я всегда был убежден, что из Эсмонда получился бы прекрасный воин, – подтвердил Арчи. – Помимо того, что он храбр, так еще и великолепно владеет оружием. Ты права, Магда, только теперь ему представилась возможность проявить свои способности на благо общества.
В разговор вмешалась его молодая жена, миссис Сент-Джон.
– Ах, Арчи, если бы ты уехал воевать с французами, я жила бы в постоянном страхе за твою жизнь, – сказала она, влюбленно глядя на мужа.
– Иногда жалею, что я не вместе с Эсмондом, дорогая, но это сразу проходит, как только вспоминаю, что у меня есть ты, – сказал он.
Магда бросила на них лукавый взгляд. Она полюбила Арчи прежде всего потому, что это был самый близкий друг Эсмонда, и точно так же стала относиться к миссис Сент-Джон. Элисон была года на два старше Магды. Рыжеволосая, зеленоглазая, с очаровательными веснушками на вздернутом носике, она слегка картавила, когда говорила, но это лишь придавало ей особое обаяние.
Арчи был женат на ней уже полгода и за это время ни разу не пожалел о сделанном выборе. Но больше всего он радовался за Эсмонда. Какой удивительный сюрприз ждал его по возвращении из-за границы! Ему предстояло увидеть результат долгой и искусной работы минхера Дика – новое лицо Магды.
Ей пришлось проявить необыкновенное мужество и выносливость, и, надо отдать ей должное, доктор не услышал от нее ни одной жалобы. Зато теперь она стала такой красивой, что даже Арчи с трудом верил, что перед ним та самая Магда, которую он видел в день их свадьбы.
Он знал (Магда писала ему), что она проходит особое лечение. Знал и о том, что они расстались с Эсмондом друзьями и регулярно переписываются. Но такого он не ожидал: гений Питера Дика сделал из нее женщину, способную покорить сердце любого мужчины. Она была гораздо красивее, чем та злополучная девушка с овального портрета. И даже при таком ярком солнечном свете…
Одному Богу известно, как это голландцу удалось добиться такого эффекта, но на изувеченной щеке остались лишь слабые тоненькие полоски. Линия рта стала нежной и изящной, бледная кожа словно засветилась изнутри. Магда научилась улыбаться, она словно заново родилась. Если бы только Эсмонд видел ее сейчас в этом легком розовом платье! Видимо, пытаясь по-своему отдать дань кудеснику-голландцу, она носила прическу в голландском стиле, без парика – черные, как вороново крыло, волосы были забраны со лба назад и мягкими локонами струились по стройной шее. Она была удивительно молода, свежа и очаровательна.
Да, Эсмонду надо торопиться домой, – этот прелестный бутон едва раскрылся и словно ждет поцелуев солнца… Прямо Божья благодать сошла на нее!
Наконец Магда познала, что такое счастье. Вся ее жизнь теперь переменилась.
Сначала она очень сильно переживала его отъезд, но когда от него стали приходить письма, боль ее потихоньку улеглась. Нет, он не писал ей, что она любима и желанна. Эсмонд лишь пересказывал в письмах события своей новой жизни. Но ей было достаточно сознавать, что муж стал для нее другом и больше не держит на нее зла. Это было хорошее начало. Главное, что он простил ей тот жестокий обман.
Она писала ему даже чаще, чем он ей. Это были длинные послания, полные забавных историй из жизни обитателей поместья и рассказов про его любимицу Джесс.
На прошлое Рождество Джесс заболела. У нее случилась колика. Магда, испугавшись, что серая красавица умрет, всю ночь просидела с ней рядом прямо в стойле. Она гладила ее и утешала до тех пор, пока не убедилась, что приступ миновал.
Эсмонд писал ей потом: «Ты спасла Джесс жизнь, и теперь я перед тобой в огромном долгу…»
На что она ему ответила: «Ты не можешь быть передо мной в долгу, Эсмонд, потому что я сама в неоплатном долгу перед тобой…»
Стараясь упускать излишние подробности, она рассказала ему о долгих днях, неделях и месяцах, проведенных под наблюдением минхера Дика, но ни слова не писала о своих переживаниях. О том, как нестерпимо больно ей было, когда доктор трудился над ее лицом с ножом и иголкой, почти без обезболивания. Нет, об этом она не писала, так же, как и о бессонных ночах, проведенных в страхе перед неизвестностью, – а вдруг ничего не получится? И о долгом, бесконечном ожидании, пока заживут одни рубцы, потом – следующие… О том, что она почти целый год не выходила из дома – только изредка, да и то одна, под вуалью.
Пришлось даже отказаться от удовольствия кататься на Джесс – до тех пор, пока не затянулись швы и доктор Дик не разрешил ей подвергать себя тряске. Скука и одиночество стали ее привычными спутниками. Но вот что правда, то правда – за это время она прочно утвердилась в звании графини Морнбьюрийской и теперь даже миссис Фланель сменила к ней свое отношение. Соседи всегда писали ей и присылали приглашения, хотя она их ни разу не принимала.
Родственники ее матери, семейство Шафтли, все еще жили в Италии. Леди Шафтли была больна, и доктора предписали ей оставаться на вилле у моря. Значит, с ними Магда видеться тоже не могла.
Но вот наконец наступила развязка всего этого, и выяснилось, что игра стоила свеч! Теперь Магда могла спокойно, без привычного болезненного страха смотреть на себя в зеркало… Она даже могла собой любоваться… И он, Эсмонд, тоже будет любоваться ею, когда приедет. Скорее, скорее бы он вернулся!
– Наверное, нам пора, дорогая Магда, – сказала Элисон после того, как они посидели на солнышке еще полчаса.
Сент-Джон добавил:
– Ну да, конечно, нам еще надо заехать к генералу Коршаму.
При звуке этого имени губы Магды чуть заметно дрогнули.
– А скажи, Арчи, мадемуазель Ле Клэр все так же живет с ними?
– Думаю, да.
И Магда рассказала им, как однажды утром поехала кататься верхом, тогда еще под вуалью, и встретилась с этой юной француженкой, тоже на лошади. Обе остановились, чтобы обменяться дежурными любезностями. Шанталь, разумеется, принялась сочувственно охать – ведь в округе все верили в эту историю с сифилисом и последующим излечением. Знали люди и о частых визитах в Морнбьюри минхера Дика с помощником.
– Я тогда сказала мадемуазель, что скоро ей больше не придется тратить свое сочувствие, – пояснила друзьям Магда, – на что она ответила мне, что да, было бы неплохо, если бы усилия врачей не оказались тщетными, – ведь, насколько ей известно, дражайший Эсмонд большой любитель и ценитель женской красоты. Так и сказала.
Элисон зацокала языком.
– Какая наглость! Да она самая настоящая стерва.
– Что делать, – с улыбкой сказала Магда, – зато она красива. Я знаю, что она нравится Эсмонду.
Теперь уж вмешался Арчи:
– Но ты ему понравишься еще больше, любезная Магда.
Глаза ее заискрились, и она скромно опустила ресницы.
– Я еще не привыкла к комплиментам.
– Но твое лицо, правда, не может оставить мужчину равнодушным, – галантно отпарировал Арчи.
– Ах, Арчи, если бы ты знал, как я жду его возвращения! – вздохнула Магда, стиснув пальцы. – Ведь он помнит и знает меня только такой, какой я была больше года назад, а не такой, как сейчас.
– Это будет самый приятный сюрприз в его жизни, – сказала миссис Сент-Джон.
В комнату вошел лакей и принес на серебряном подносе почту. Магда тут же воскликнула:
– Боже! Неужели пришло письмо от Эсмонда! Я так долго его ждала. Останьтесь, я прочту вам главные новости.
– С превеликим удовольствием, – согласился Сент-Джон.
Магда отослала слугу, вскрыла сургуч и вдруг, разглядев его поближе, прижала руку к губам.
– О Господи! Да тут королевская печать. Это письмо не от Эсмонда, а от самой королевы.
– От королевы! – в ужасе отозвалась Элисон.
Сент-Джон обхватил жену за талию и преданно заглянул ей в глаза.
– Ну и что? Ее Величество довольно часто отправляет послания в этот дом, моя прелесть.
И вдруг Магда издала страшный крик и разом переменилась в лице. Лицо ее смертельно побледнело. Когда она подняла глаза, в них стоял ужас.
– Ослеп! О Господи Боже мой, только не это!
– Магда, дорогая, скажи, что, что там произошло? – воскликнула Элисон.
– Кто ослеп? – ничего не понимая, спросил Арчи.
Магда протянула им письмо.
Пробежав его глазами, Сент-Джон на несколько секунд буквально оцепенел. Тяжело ранен в голову и может навсегда потерять зрение! Это же катастрофа!
Он услышал осипший от горя голос Магды:
– Неужели он никогда больше не увидит этот мир… Он так молод, так любит жизнь, красоту, движение… И такому человеку теперь навсегда остаться слепым и беспомощным! Господи, хоть бы все это оказалось неправдой!
Арчи взял ее за руку.
– Магда, милая, успокойся. Королева прислала это письмо с новостями от Мальборо, потому что Эсмонд пока не в состоянии написать тебе сам. Но ведь в письме не говорится, что он ослеп на всю жизнь, возможно и временное ухудшение.
Магда закрыла лицо руками. Ей казалось, она сейчас рухнет без чувств на пол. Первая ее мысль была о нем, об Эсмонде. Какая страшная участь его ждала…
Для человека его темперамента это просто немыслимо – дрожащими руками ощупывать предметы перед собой, спотыкаться, падать…
– Эсмонд! Мой бедный Эсмонд! – рыдала она.
Миссис Сент-Джон, шотландская кровь которой позволяла ей смотреть на мир более философски, пыталась всячески успокоить Магду – ничего ведь пока доподлинно неизвестно, может, рана и не настолько опасна… Глядя поверх ее склоненной головы на мужа, Элисон прошептала:
– Господи, наша бедная Магда и без того столько пережила… Куда же ей еще?
Магда подняла на нее глаза, полные слез.
– Вы только подумайте… – всхлипывая, сказала она, – подумайте… Ведь теперь он никогда не увидит этого чуда… – Она дотронулась рукой до щеки. – Он не увидит меня такой, какая я теперь стала, и будет думать обо мне той, которая ему совсем не нравилась…
Это настолько взволновало Элисон, что она тоже заплакала. И только Сент-Джон старался сохранять оптимизм.
– Ну-ну, успокойтесь, давайте не будем предрешать все заранее. Завтра я вернусь в Лондон и сразу опрошу всех друзей, которые вхожи в военные круги. Я уверен, у них есть самые свежие новости обо всем и об Эсмонде тоже. И очень возможно, я узнаю, что он едет домой.
Магда вытерла слезы и принялась отчаянно трясти головой.
– Нет, нет, нет! Избави меня Господи, чтобы он вернулся домой слепым! Я, конечно же, буду изо всех сил за ним ухаживать, да, но только избави меня Боже, избави меня Боже…
Когда семейство Сент-Джонов уехало из Морнбьюри-Холла, Магда почти успокоилась и приготовилась ждать известий от Арчи, который обещал прислать письмо как можно скорее. Оставшись одна, она предалась раздумьям и вскоре вспомнила, что однажды зрение Эсмонда уже подвергалось опасности. Это было еще до их женитьбы, когда он упал с лошади по дороге домой. Тогда благодаря заботливым рукам монахов он полностью выздоровел. Она молила Бога, чтобы в этот раз все обошлось так же хорошо.
Фебе, ее новая служанка, милая и воспитанная девушка, не идущая ни в какое сравнение с Аннет, помогая Магде раздеться ко сну, тоже утешала ее. Свистя одышкой, в спальню поднялась и миссис Фланель:
– Ах, миледи, мы все, все будем молиться, чтобы наш господин выздоровел и смог увидеть вас и родной дом, когда вернется!
Фебе поддержала ее. Она только что причесала темные блестящие волосы ее светлости и теперь любовалась их красотой.
– Ах, это будет такая чудовищная несправедливость, если его светлость никогда не увидит вас такой, миледи, – печально сказала она.
Щеки Магды покраснели. Ей не хотелось думать об этом сейчас.
– Все мы должны молиться об этом, детка. А теперь иди – спокойной ночи.
«Детка»! Да ведь Магда была одного возраста с Фебе! Но теперь она ощущала в себе столько достоинства, так сознавала свое высокое положение и так гордо носила свою красоту, что ей казалось, будто она намного старше.
Перед тем как ложиться в свою большую кровать, Магда постояла у окна, любуясь на цветы. Просторы Морнбьюри тонули в млечной дымке июньской ночи. В деревне еще не смолкли вечерние песни. Сегодня утром она ездила в Годчестер и была на рыночной площади. Деревенские жители приветливо с ней здоровались, они любили молодую графиню и были очень рады, что она столь чудесным образом излечилась от «чумы».
Магда знала, что сегодня ночью сна ей не будет. Она принялась ходить взад-вперед по комнате, полная мыслей об Эсмонде. Господи, когда же она успела так полюбить его? Затем – уже в который раз – выпотрошила из ящика стола все его письма и стала перечитывать их при свете свечи. В них говорилось о несомненных достоинствах герцога Мальборо, о славе Англии, о счастливой возможности служить отечеству и королеве… А еще в них была тоска. Тоска по родному Морнбьюри, по зеленым лесам и холмам, его окружавшим. Все письма были подписаны одинаково: «Твой верный и преданный муж».
Разве преданность – не лучшая награда, которую она вправе от него ждать, ведь раньше он и вовсе считал, что она загубила все его надежды и мечты.
Последнее письмо Магда любила больше всего. Особенно то, что говорилось в самом конце:
«Очень меня порадовало письмо от Арчи. Кажется, он действительно не ошибся в выборе жены. Как ни жаль мне отдавать друга в объятия женщины, памятуя о том, что все мы, мужчины, печемся более всего о своей свободе, я вижу, что Арчи вполне доволен своей Элисон. И он пишет, что я тоже останусь доволен, когда снова взгляну на свою жену. И не только потому, что ты сильно изменилась внешне. Ты стала совсем по-другому себя вести, как настоящая красавица. Впрочем, ничего другого я и не ожидал от женщины, которая носит мою фамилию. Не скрою: я мечтаю, я просто жажду скорее вернуться домой. Даже несмотря на то, что, увы, положение в Европе по-прежнему остается тяжелым и война с Францией вряд ли скоро кончится…»
Магда вновь и вновь перечитывала эти драгоценные для нее слова. Чего еще ей осталось желать, если Эсмонд всей душой рвется домой, в Морнбьюри?
На глаза ее выступили слезы, которые, сбегая по глянцевым щекам, падали прямо на строчки его письма.
– Господи, ну неужели он ослеп?! – прошептала она. – Нет, я этого не вынесу!