Текст книги "Танцы в пыли (Желанный обман)"
Автор книги: Дениз Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Сэр Адам обещал, что завтра переведет ее в одну из гостевых комнат, которые никогда не использовались, и распорядится, чтобы там разожгли камин. Он также обещал назначить Агги ее личной служанкой. Вместо обносков, которые она всегда носила, он собрался выдать ей теплую одежду, соответствующую ее нынешнему положению, – словом, с этого дня она должна была начать жить, как подобает настоящей леди. Он еще напишет графу, как жаль ей, бедняжке, расставаться с отчим домом!
Чисто по-человечески Магда не могла не радоваться таким переменам в своей жизни, хотя и понимала, что со стороны сэра Адама это всего лишь способ ее подкупить. Особое коварство он проявил, пообещав, что купит для нее новую лошадь, на которой она сможет кататься, когда ей только вздумается. Но все же решающей явилась его торжественная клятва, что при условии ее замужества он оставит в покое леди Конгрейл и даст ей возможность жить отдельно, в собственных комнатах. На его совести будет проследить, чтобы остаток своих дней она прожила в мире и спокойствии.
Когда Магда пришла пожелать матери спокойной ночи, больная взяла ее руку и, покрывая ее поцелуями вперемешку со слезами, прохлюпала:
– Выходи за графа, если он будет звать. И не показывай ему раньше времени своих рубцов. Сделай это ради меня. Не бери греха на душу. Клянусь, если ты не сделаешь этого и обречешь меня на новые страдания, то я приму яд.
Магда в ужасе бросилась вон из комнаты и теперь уже не сомневалась, что пойдет на любой подлог, только бы спасти мать от самоубийства.
3
Прошло почти две недели, прежде чем в Уайлдмарш пришел ответ из Морнбьюри-Холла. И все эти две недели стояла такая отвратительная погода, какой Магда не помнила за всю свою жизнь в Котсвольдсе. Снег, мороз и ветер точно сговорились померяться силой.
Все обитатели Уайлдмарша ходили по дому, не иначе как укутавшись в пальто и надвинув до бровей шапки. Даже сорванцы-братья поумерили свой пыл и только мрачно бродили по комнатам, временами принимаясь громко кашлять. Леди Конгрейл медленно, пожалуй, даже слишком медленно, поправлялась под неустанным наблюдением верной старушки Тамми.
Для Магды наступили опасные времена, она чувствовала себя жертвой, которую загоняет охотник. Несмотря на то что ее лучше кормили, больше позволяли, чем даже до ее злосчастной травмы, она постоянно ловила на себе пытливый взгляд отчима.
В общении с ней он по-прежнему перемежал угрозы с лестью.
– Ну вот, кажется, ты немного прибавила в весе, – слышался его громовой голос. – Смотри-ка, ты действительно стала слегка попухлее. Теперь как женщина выглядишь более привлекательно. Смею тебя заверить, графу не придется слишком расстраиваться. Ешь побольше. Пей побольше, моя птичка. Мы должны выдать Морнбьюри хорошую невесту.
Или:
– Твоя бедная мать сегодня совсем зеленая. Боюсь, с ней очень плохо. Ей требуется другой воздух. Смею тебя уверить, что ей помогла бы поездка на воды в Бат, или в Челтнем, или даже в Хегью к моим голландским кузинам. Но вот беда, у меня не хватит на это денег… Но ничего, вот станешь графиней Морнбьюри, тогда мы уж точно сможем себе это позволить.
Или:
– Наш Адам-младший совсем никудышный грамотей… Никогда не стать ему культурным и воспитанным господином, как нам хотелось бы… Разве что отдать его в хорошую школу в Сент-Паулс. Да ведь мне это не по средствам. Только ты, Магда, когда станешь важной госпожой, сможешь помочь ему да и остальным братьям.
И все в таком духе, пока Магда не затыкала уши и не начинала протестующе мычать.
День за днем, стараниями мужа леди Конгрейл все больше проникалась идеей поездки в Голландию и то и дело делилась этим с Магдой. Она знала, что тамошние кузины сэра Адама невероятно скучные и глупые особы, но в их тихом доме на водах можно было укрыться от вездесущего сэра Адама.
– Выходи за Эсмонда, если будет звать. Уезжай к нему, заклинаю тебя, – не уставала она повторять дочери.
И вот однажды утром погода наконец исправилась. Проснувшись, все сощурились от яркого солнечного света. Сосульки начали немедленно таять. За ночь ветер разогнал на небе все тучи, и теперь на нем не было ни облачка. После полудня на зимних дорогах возобновилось движение. А уже через двое суток в деревушку Фенбридж въехала почтовая карета, которая везла письмо для хозяина поместья.
Магда сидела у постели матери с вышиванием в руках, как вдруг в комнату ворвался отчим. По его виду сразу можно было определить, что он принес хорошую весть. Рот его был оскален в волчьей улыбке, сам он лихорадочно потирал руки.
– Рад обнаружить мою милую Джейн в такой прекрасной форме, – церемонно поклонился он, приблизившись к кровати. Такого с ним еще не было.
Леди Конгрейл кисло улыбнулась ему в ответ и пробормотала что-то невразумительное. Он перевел взгляд на Магду. Ее тут же бросило в пот, а шрамы на правой щеке вспыхнули. Она уже догадалась, что он сейчас скажет.
К ней сэр Адам обратился с еще более почтительным поклоном:
– Мои поздравления будущей графине! Рад за тебя, моя птичка!
Магда рассеянно сжала в руках вышивание и вздрогнула, почувствовав, как в палец воткнулась иголка. Она принялась поспешно отсасывать из ранки кровь. Лицо ее было теперь белее муслинового чепца. Она подняла свои огромные печальные глаза на отчима.
– Пришел ответ от графа? – спросила девушка еле слышно.
Он достал из кармана письмо.
– И не просто ответ, моя птичка. Вот, можешь посмотреть сама.
Знакомый почерк расплывался у Магды перед глазами. Письмо было написано неделю назад.
Она была слишком взволнованна, чтобы читать письмо целиком. Одно она поняла – он получил миниатюру и остался ею доволен.
«Своею невинностью и очарованием она напомнила мне мою милую Доротею, а значит, невольно пробудила во мне нежность. Теперь, сэр Адам, я официально прошу у Вас руки Вашей дочери. В случае согласия она может рассчитывать на мое безграничное уважение и преданность – все, чего она вправе ждать от законного супруга. Принимая во внимание, что дом Ваш подвергся заражению, а леди Конгрейл прикована к постели, было бы нелепо с моей стороны настаивать на приезде к Вам с тем, чтобы самому привезти Магду в Морнбьюри-Холл. Будет лучше, если венчание пройдет у нас часовне…»
Пробежав текст глазами дальше, Магда узнала, что со дня написания этого письма Эсмонд считает себя ее нареченным мужем, а ее – своей будущей женой. Вместе с письмом он передает кольцо с их фамильным гербом. Сэр Адам тут же протянул золотое кольцо Магде и при этом глумливо захихикал. По его мнению, такой подарок означал, что решение графа окончательно и теперь ему уже никак не отвертеться. А кроме того, Эсмонд высказал в письме пожелание, чтобы к первому числу Нового года сэр Адам привез его будущую жену в Морнбьюри.
В конце письма стояла размашистая подпись, конверт был запечатан сургучом…
Магда выронила из дрожащих пальцев письмо. Вскочив на ноги, бросилась к большому материному зеркалу. Правая сторона ее лица выглядела безобразно. Она сорвала с себя чепец, и длинные темные волосы шелковистой волной рассыпались по плечам.
– Нет! Нет! Это невозможно! – срывающимся голосом крикнула она. – Ну, посмотрите на меня! Что общего у меня с портретом моей матери? Это же подлость, грязь!
– Ну-ну, будет тебе, моя птичка, – сказал сэр Адам подчеркнуто спокойным голосом. – Попрошу без истерик. За последние две недели мы уже достаточно все обсудили. И хватит об этом. Либо ты подчинишься мне, либо я запру всех в этой комнате, а потом подожгу к чертовой матери все поместье! – Его злобный смешок заставил их содрогнуться, а больная на кровати пронзительно завизжала.
– Господи, спаси нас! Он же ни перед чем не остановится! Он сумасшедший! Спалит нас всех, а потом скажет, что произошел несчастный случай…
Старуха служанка, шурша платьем, подбежала к Магде.
– Делай что он тебе говорит, детка, ради всех нас!
Дрожа, Магда отвернулась от своего отражения и спрятала лицо в ладонях.
– Когда Эсмонд увидит меня, то сразу отправит обратно, – со стоном сказала она. – Нет, я этого не вынесу…
– Когда он увидит тебя, будет слишком поздно, – потирая руки, сказал сэр Адам. – Слово чести уже произнесено, кольцо с гербом подарено. Как честный дворянин, он не сможет от тебя отказаться на основании того, что ты вызываешь у него физическое отвращение…
Магда повалилась на пол. Она не плакала, но все тело ее била дрожь.
Физическое отвращение!Хорошо же он ее утешил! Господи, что ее теперь ждет? Но ведь если она не захочет принести себя в жертву, то этот безумец, не задумываясь, спалит весь дом вместе с обитателями… Она снова подобрала с пола письмо и невольно выхватила взглядом последние строчки:
«С уважением и нежностью к той, чьи письма утешили меня в моих муках. Жду Вас у себя».
Слезы подступили у нее к горлу.
Об этом ведь можно было только мечтать. Поехать к Эсмонду Морнбьюри… Его образ сразу же встал у нее перед глазами: бледный, печальный, но удивительно красивый юноша. Но ведь она едет к нему обманом, подкрадывается, словно гадкая змея!..
Тут она почувствовала на своем плече тяжелую руку отчима и подскочила, как будто ее ужалили. На этот раз он не улыбался. В глазах его стояли нечеловеческая ненависть и угроза.
– Ну? – проревел он. – Ты поедешь со мной в Морнбьюри?
– Ради всего святого, Магда… – прохрипела леди Конгрейл. – Не исключено, что лорд Морнбьюри позволит тебе остаться с ним, даже если обман раскроется. В любом случае там тебе будет лучше, чем было здесь. А кроме того, ты спасешь нас всех…
Лучше? Может быть, и лучше. Но как бы ей ни было плохо здесь, она живет на своем месте и честна перед собой и другими. А в Морнбьюри приедет обманщицей и должна будет жить, зная, что вызывает у Эсмонда только отвращение.
– Ну-у? – повторил сэр Адам таким ледяным тоном, что кровь стыла в жилах.
Мысли ее путались. «Господи, если бы он грозился убить только меня, я бы не задумывалась ни на минуту, что мне делать… Смерть была бы для меня лишь спасением. Но я не имею права обрекать на муки других…»
Магда наконец решилась.
– Я поеду в Морнбьюри, – сказала она будничным тоном, как будто для нее это ровно ничего не значило.
Отчим тут же подскочил к ней и попытался обнять. Но ее вдруг захлестнул гнев. Она с силой пнула его в ногу носком туфли и крикнула:
– Пошел вон, ублюдок, или я никуда не поеду. Будешь юродствовать на моей могиле. Я убью себя сама!
С безумным смехом он принялся кланяться ей и потирать руки. Затем, называя ее всякими ласковыми именами, принялся уверять, что немедленно выпишет из Лондона портных и закажет ткани для свадебного наряда. А ей хорошо бы сейчас же написать письмо графу Морнбьюри с выражением своего согласия. После этого он обеспечит ей жизнь, как у принцессы, вплоть до их отъезда в Годчестер через неделю после Рождества.
Он хлопнул в ладоши и приказал слугам принести побольше дров в комнату жены, а также в библиотеку, где Магда теперь могла спокойно сидеть в тепле и уюте, читая или занимаясь рукоделием.
– Этот день знаменателен для нас всех, – подвел черту сэр Адам, напоследок причмокнув губами. – Наступает великая перемена в наших судьбах. Господь помог нашей дочери стать богатой и знатной. Это огромная милость Всевышнего.
На этом он закончил свою приторную речь и удалился.
А Магда упала на колени у постели своей матери и горько разрыдалась.
4
Был вечер тридцатого декабря. В Лондоне стояла мягкая погода, густой туман рассеялся и видимость улучшилась.
Эсмонд Морнбьюри со своим другом Арчибальдом Сент-Джоном вышли из портшеза и остановились перед дверью маленького элегантного дома Эсмонда в Сент-Джеймсе.
Факельщики, освещавшие им дорогу домой, сразу ушли. С носильщиком портшеза пришлось расплачиваться при свете фонарей, установленных на ограде дома.
Два роскошно одетых господина – в тяжелых плащах с капюшонами и модных шапках военного покроя с галунами и кокардами – вовсю обсуждали свои вечерние развлечения.
Сент-Джон совсем недавно вернулся в Лондон из дипломатической поездки и был несказанно рад, что его друг, так долго проживший в скорбном одиночестве, открыл наконец для приемов свой лондонский дом. Остаток этого вечера Арчи решил провести у него в гостях.
Они только что посетили самый модный театр марионеток, открытый одним известным современным поэтом.
Едва лакей впустил их в теплый, залитый светом дом, Эсмонд расстегнул плащ и кинул его слуге, который торопливо зажег свечи в небольшой уютной комнате, где их ожидал ужин.
Эсмонд зевнул.
– Что ж, мы отлично повеселились, Арчи. До чего странно снова оказаться в Лондоне…
Сент-Джон усмехнулся.
– Признаюсь, я подумывал, что ты никогда сюда не вернешься.
– Я так и хотел, – тихо произнес Эсмонд.
– Ладно. Не будем заводить разговор о печальном прошлом, – поспешно сказал Сент-Джон.
По приезде он нашел Эсмонда в добром здравии и гораздо лучшем душевном состоянии, чем в тот раз, когда видел его после смерти Доротеи. Добровольное отшельничество Эсмонда само собой закончилось после объявления его помолвки с Магдой Конгрейл. Это известие настигло королеву – его крестную – в Бате и несказанно обрадовало. Эсмонд почти сразу же получил от нее письмо, в котором она полностью одобряла его решение жениться и остепениться. Королева написала, что мало знает о Конгрейлах, лишь то, пожалуй, что леди Джейн Конгрейл приходится сестрой леди Шафтли, с которой Ее Величество связывают теплые отношения, а юная Магда была кузиной прекрасной Доротеи. Ее Величество с пониманием отнеслась к желанию Эсмонда жениться на девушке, которую с его бывшей возлюбленной связывали кровные узы.
Арчи же еще не определил своего отношения к новому выбору Эсмонда.
Ему не приходилось сталкиваться с Конгрейлами лично, однако когда он на днях упомянул в одном из клубов сэра Адама, присутствующие отозвались о нем пренебрежительно, как о посредственном человеке с дурным характером. Впрочем, никто ничего не знал о частной жизни сэра Адама, кроме того, что он родом из Котсвольдса, что его поместье называется Уайлдмарш, а его семья ведет скромную и замкнутую жизнь из-за стесненности в средствах.
Ни то, ни другое не представлялось Арчи особенно важным, тем не менее почти весь вечер с его языка не сходило имя Магды Конгрейл.
– Прямо не верится, что наконец нашлась женщина, которая заполнит скорбную пустоту в твоей жизни… – сказал он, когда они уселись за круглый, ярко освещенный стол у камина.
Эсмонд вытянул под столом свои длинные ноги и задумчиво уставился в тарелку.
– И самое странное, Арчи, заключается в том, что я ни разу не видел Магду…
– Ты уже говорил мне, и это действительно более чем странно.
– Так уж вышло, что я не смог съездить в Котсвольдс. Это слишком далеко, да к тому же двух ее братьев свалил в постель сифилис.
– Будем надеяться, что она его не подцепила.
– Ее отец всячески заверял меня, что она не общалась с братьями и потому вне опасности.
– Значит, ты увидишь свою невесту только в день свадьбы?
– Именно так, – хладнокровно подтвердил Эсмонд, – но все-таки я имею о ней какое-то представление…
С этими словами он протянул Арчи миниатюру, которую привезли из Уайлдмарша. Арчи стал изучать ее при свете свечей. Лицо девушки показалось ему милым, хотя и недостаточно выразительным, однако вслух он произнес:
– Она прелестна.
– А ты не заметил… – пробормотал Эсмонд, – изгиб подбородка, угол носа и эти большие глаза… Она ведь так похожа на Доротею…
– Почему же – заметил, – поддержал его Сент-Джон.
– Это не удивительно, ведь они кузины. И хотя Магда, бедное дитя, никогда не сможет заменить мне Доротею, мне достаточно будет знать, что в ее венах течет та же кровь.
Арчи вернул ему миниатюру и принялся за своего фазана. «Да, не позавидуешь мисс Конгрейл, – подумал он. – В сердце и в мыслях Эсмонда она навсегда останется второй – после Доротеи. Он будет постоянно сравнивать их».
– Можешь себе представить мое состояние? – продолжал Эсмонд. – Королева прямо-таки загнала меня в угол – женись, и все тут. А скажи, на ком мне еще жениться, как не на милой кузине моей Доротеи?
– Действительно – на ком? – пробормотал Арчи.
– Мне совершенно неважно, как пройдет наша первая встреча, – добавил Эсмонд. – Единственное, что от нее требуется, – это быть любящей женой и родить мне сыновей, чтобы заполнить этот пустой дом…
– Думаю, что с этим она справится, – сказал Арчи.
– Знаешь, в Котсвольдсе она жила очень уединенно… – продолжал Эсмонд.
Ему было очень важно поговорить о Магде с близким другом. Ведь они так долго не виделись с Арчи. Назавтра собирались вместе ехать в Морнбьюри. А на следующий день, первый день в новом, 1708 году, сэр Адам должен был приехать в усадьбу и привезти невесту.
– Может, так даже будет лучше – я имею в виду, что никогда не видел ее. Хоть какая-то романтика, – сказал Эсмонд. – Впрочем, один раз я ее все же видел – она тогда впорхнула в библиотеку в Шафтли и обратилась ко мне таким нежным мелодичным голосом, ты не поверишь, точь-в-точь, как у Доротеи… В самом деле, Арчи, сходство их голосов просто поразительно!
Сент-Джон понимающе кивнул. Эсмонд всегда слыл излишне впечатлительным.
И все же Сент-Джон видел, что он стал гораздо спокойнее, чем до злополучного падения с лошади, приведшего его в доминиканский монастырь.
После ужина друзья уселись возле камина, и Эсмонд продолжил свою исповедь:
– Как-то, когда погода немного прояснилась, я поехал в замок Шафтли, чтобы поговорить с леди Шафтли о ее племяннице. До этого я не мог заставить себя побывать в тех краях. Но, как выяснилось, напрасно. Родители Доротеи уехали в Рим к своим итальянским друзьям – наверное, там они надеются хоть немного отойти после страшной утраты. Сегодня утром я получил письмо от леди Шафтли.
Он бросил письмо Арчи, чтобы тот просмотрел его. Разумеется, скорбящую мать удивило и слегка покоробило внезапное решение Эсмонда жениться на ее племяннице. Она и ее муж сочли бы себя оскорбленными, сообщала она, если бы не понимали, что именно королева настаивает на том, чтобы Эсмонд прекратил носить траур. Она писала, что полностью одобряет его выбор, хотя и не понимает, почему он решил жениться на ее юной племяннице. Кроме того, леди Шафтли высказывала надежду и пожелание, чтобы ему не пришлось об этом пожалеть. Мол, бедняжка Магда всю жизнь прожила в глуши и вдоволь хлебнула горя и испытаний. Леди Шафтли писала:
«У моей сестры Джейн ужасно беспокойный характер, а кроме того, она вечно больна. Сэр Адам, ее муж, по правде говоря, не слишком заботится о благополучии своей семьи. Я видела Магду полгода назад, она приезжала в Шафтли вместе с родителями и показалась мне не в меру застенчивой. Кажется, она чувствует себя счастливой, только когда выезжает верхом… Удивительно, что Магда так хорошо держится в седле после несчастного случая, о котором ты, я надеюсь, знаешь».
Однако закончить письмо леди Шафтли постаралась на радостной ноте, от всей души пожелав post scriptum им с Магдой удачи и счастья.
– Хорошо, что я сохранил дружбу с Шафтли, – сказал Эсмонд. – Их есть за что уважать.
Сент-Джон оторвался от письма.
– Значит, у тебя необщительная и застенчивая жена. Это, в общем, неплохая черта для женщины. Но о какой такой печальной жизни и каком еще несчастном случае она пишет?
Эсмонд пожал плечами.
– Не знаю. Но если на долю Магды выпали тяжелые испытания, ей будет легче понять и мою печаль… Она будет уважать мои чувства. А что касается верховой езды, так это вообще здорово. Если она хорошо сидит в седле, мы сможем вместе ездить на охоту.
– Конечно, Эсмонд, я очень надеюсь, нет, я просто уверен, что все у вас будет хорошо, – сердечно произнес Сент-Джон.
Эсмонд добавил:
– Знаешь, меня так порадовали письма Магды, которые я получал, когда жил в монастыре. А ее последнее письмо из Уайлдмарша еще сильнее меня заинтриговало. Она пишет, что готова стать мне преданной и нежной супругой и что я уже стал дорог для нее. Наверное, теперь я даже не смогу придумать, о чем с ней говорить при встрече.
Сент-Джон засмеялся и покачал головой.
– Клянусь, такого эгоцентризма я еще не встречал. А ты сам, что ты можешь ей предложить, ты подумал, Эсмонд?
– Все, что можно купить за деньги, – невозмутимо ответил Эсмонд. – Я уже решил, что выделю своей жене значительную сумму и даже посоветовался со своим юристом, как это лучше сделать. Да и родителям ее надо помочь, они ведь совсем обнищали. У меня так много денег, что я просто не знаю, куда их тратить. Только что мне с того, в душе я, поверь, беднее последнего нищего… Это даже хорошо, что Магда не привыкла капризничать. Значит, она не будет требовать от меня невозможного, чтобы я полюбил ее. У нас с ней получится самый настоящий брак по расчету.
Арчи помрачнел. Предстоящая женитьба не сулила счастья ни Эсмонду, ни Магде. У Сент-Джона были совершенно другие представления о семье и о женщинах вообще. Даже прекрасная Доротея казалась ему теперь скучноватой, теперь, когда он встретил в Эдинбурге пылкую красотку по имени Элисон, юную дочь шотландского дворянина. Своей искренностью и страстью она поразила сдержанного молодого дипломата в самое сердце. В ближайшее время он собирался поехать в Эдинбург и начать за ней ухаживать.
Утром друзья выехали из Лондона в карете Морнбьюри и уже в самый канун Нового года добрались до Годчестера. Великолепный парк возле усадьбы был укрыт ослепительным снежным ковром. Стояла странная, неправдоподобная тишина, как будто в округе вымерли все птицы. Хотя и сама свадьба, по замыслу Эсмонда, должна была пройти тихо и без лишних глаз. Приглашались только близкие родственники и лучший друг.
В этот морозный вечер перед свадьбой Эсмонд словно прощался со своей свободой. Пил больше обычного, хотя и старался не слишком напиваться. Переодевшись ко сну, сразу отпустил камердинера – разве сможет этот молокосос Вильямс заменить его старого верного Вилкинса! Потом еще долго сидел на краю кровати и пристально вглядывался в миниатюру с портретом Магды.
Какие чувства она вызовет у него, когда они останутся наедине? Он попытался представить, как Магда выглядит на самом деле. Большие глаза, румянец на щеках, красивый небольшой подбородок, стройная фигура. Всего этого вполне достаточно, чтобы вызвать в мужчине страсть. Невинная и действительно застенчивая. Такая, какой описала ее леди Шафтли. Наверное, уединенная жизнь в Уайлдмарше была ей не по вкусу. Бедная девочка… Он постарается быть добрым с ней. Он должен радоваться, что остепенился. Ведь усадьбе Морнбьюри нужна хозяйка. Пусть ею станет родственница Доротеи, это будет лучше всего…
Неожиданно Эсмонд нахмурился и с подозрением посмотрел на овальный портрет. Почему-то ему пришла в голову мысль, что изображенная на нем девушка не могла писать таких писем к нему. Она была совсем ребенком, ведь ей только-только исполнилось семнадцать, а в письмах она рассуждала на удивление зрело и мудро и демонстрировала прямо-таки блестящую эрудицию. Лицо девушки на миниатюре было не столько умным и волевым, сколько просто милым. Сколько ни старался, он не мог себе представить, как она скачет во весь опор на лошади… Эти противоречия будоражили его любопытство. «Ну и головоломку я сам себе сотворил. Ладно, завтра все выяснится», – подумал он и усмехнулся. Затем положил портрет в шкатулку, лег в кровать и задул свечи.
А тем временем в Уайлдмарше Магда переживала последние двадцать четыре часа перед отъездом. Для нее они были лишь продолжением кошмара, в котором она так долго прожила. Впрочем, то, что в последнее время с ней так нянчились, отчасти облегчало тяжесть на сердце.
Она уже смирилась с этим нелепым спектаклем под названием «замужество», хотя и знала, что больше всего боли оно принесет одному человеку – ей самой. Она долго шла к этому решению и теперь не собиралась его менять. И тем не менее страдала, потому что это было ужасно – так обманывать Эсмонда Морнбьюри.
К душевным ее страданиям примешивались еще и физические, так как отчим не останавливался ни перед чем, стараясь изменить ее внешний вид.
Все время до самого отъезда в Морнбьюри с Магдой обращались, как с тряпичной куклой. Сэр Адам солгал Эсмонду, что его дом заражен сифилисом, и поэтому никто их не беспокоил. А тем временем сэр Адам неутомимо щипал струны и дергал девушку из стороны в сторону, пытаясь научить ее танцевать под свою убогую музыку.
Из Лондона были срочно вызваны мастера по косметике, прическам, шитью, и жизнь в доме забурлила, как в лесном муравейнике. Даже леди Конгрейл проявила интерес к замужеству своей дочери, нашла в себе силы подняться с постели и заняться вышивкой, вспомнив, что когда-то была в этом весьма искусна. Стоит ли говорить, что сама Магда взирала на все это более чем с тоской?
Теперь не было дня, чтобы не приезжал какой-нибудь очередной доктор, приглашенный изучить шрамы на ее лице, а затем обработать их свежими примочками, краской и пудрой. Магда стала уже ненавидеть все эти косметические запахи. Обычно, когда после многочисленных процедур она смотрела в зеркало, ей казалось, что лицо ее выглядит еще хуже, чем было. В результате их ухищрений оно превращалось в уродливую маску с красной прорезью рта и двумя розовыми кругляшами на щеках. На ресницах было столько черной краски, что она отваливалась кусками.
Они даже умудрились закрасить ее седую прядь, так что теперь волосы были совершенно черные. Без устали парикмахеры причесывали и приглаживали их, пробуя укладывать так и этак. То поднимали вверх и разделяли на пряди. То распускали по плечам и завивали кольцами. То вплетали в них ленты. То делали прическу на голландский манер. То прятали под парик…
Каждый вечер Магда ложилась в постель с ощущением, что с нее только что сняли скальп. Кожа на лице горела от бесконечных притираний и похлопываний. Тело ныло от тесных шнуровок и корсетов. Весь день на нее старательно навешивали тяжелые нижние юбки, бархат, парчу, шелка… Вокруг суетились с ножницами, что-то отмеряли, выравнивали, состригали… Кажется, на этот раз отчим не поскупился на расходы, очень уж, видно, хотел представить лорду невесту в самом лучшем виде.
Приданое с каждым днем разрасталось и сразу же упаковывалось в коробки и сундуки. Иногда Магде выпадала короткая передышка, и тогда она садилась на край кровати и безучастно смотрела, как женщины складывают в коробки ее новые платья и белье. Будь на ее месте другая, она радовалась бы такому богатству, но Магду совершенно не трогали все эти тряпки. Отчим даже выказывал недовольство – мол, у нее такой вид, будто ей шьют не одежду, а саван. Иногда он забывался и по привычке начинал прикрикивать на нее:
– Эй ты, бестолочь! Дохлятина! Тебе что, наплевать на мои щедроты? Где, спрашивается, твоя благодарность? Даже у твоей матери не было такого приданого. Что ты вечно ходишь с кислой миной?
После этого он заставлял и без того вспотевшую горничную распаковать какой-нибудь тюк и достать оттуда один из многочисленных туалетов – только для того, чтобы потрясти им перед каменным взором Магды. Вот, посмотри! Вышитый корсаж, украшенный шелковыми бантами… Пара персидских перчаток… Шелковые чулки с золотыми часиками… Пышные юбки на обручах… Атласные ночные рубашки, на которые он поглядывал с гнусной ухмылочкой и при этом хитро косился на падчерицу…
– С такими вырезами да оборками наш милорд и думать забудет про твой кривой рот, моя птичка…
От этих и многих других замечаний Магду бросало в дрожь. Но она, сжав зубы, молчала. Как ни кипел в ней гнев, девушка не поддавалась искушению снова вступить с сэром Адамом в открытую войну. Она уже решила для себя, что этого не будет. Только один раз повернулась к нему и процедила сквозь зубы:
– Перестаньте надо мной насмехаться. Хватит уже и того, что вы продаете меня замуж, как рабыню. Вы прекрасно знаете, что я согласилась на это только ради моей несчастной матери. Так что оставьте меня в покое, а не то в Морнбьюри меня живой не увидят.
Эти слова заставили сэра Адама задуматься, ведь от успеха подписания брачного договора зависело состояние его лондонских долгов. Он поскорее перевел разговор в шутку и больше уже не допекал ее.
Однажды ночью Магда лежала одна в своей новой просторной спальне и думала об Эсмонде. Не часто у нее выдавалось время и силы подумать о своем будущем муже, обычно к концу дня она так уставала, что падала в постель и тут же засыпала.
Сейчас Магда сидела в постели и перечитывала одно из двух писем, которые прислал ей за последнее время Эсмонд.
«Я глубоко опечален, что Ваших несчастных братьев подкосила дурная болезнь и это событие помешало мне посетить свою нареченную невесту. Я рад, что в скором времени Ваши братья поправятся полностью, но еще больше рад, что зараза не коснулась Вас. Каждый вечер я смотрю на Ваш портрет и представляю, как нежно буду любить и лелеять милую кузину моей Доротеи, чья молодость и красота, я уверен, не обманет моих ожиданий…»
Губы Магды беззвучно шевелились. Теперь, когда рядом не было отчима, она могла дать волю слезам.
– Боже! – шептала она. – Что он скажет, когда увидит, как жестоко его обманули?..
Страстная пылкость его письма только усиливала ее переживания.
Сквозь душившие слезы она прочитала второе письмо.
Там он рассыпался в благодарности за ее последнее послание к нему. Она часто писала в Морнбьюри, этого требовал от нее сэр Адам. Но за одно из писем ей было стыдно больше всего. Она отправила его, поддавшись внезапному желанию быть искренней, раскрыть свою душу… Так могла бы говорить любовь.
«Днем и ночью я думаю о Вас, мой возлюбленный, и испытываю гордость, что Всемогущий Господь удостоил меня чести стать супругой Эсмонда Морнбьюри и заменить его горячо любимого, но безвременно усопшего ангела. Чтобы ни произошло, знайте, что единственное желание Магды Конгрейл – понравиться Вам, и, хотя мы никогда с Вами не встречались – если не считать той короткой встречи в Шафтли, – поверьте, я желаю Вам только добра, как и Вы мне. Надеюсь не разочаровать Вас».
Не успела Магда отправить это письмо, как ее охватили стыд и раскаяние. Конечно, Эсмонд – прекрасный и благородный юноша, стать женой которого мечтают многие девушки. Конечно, он достоин страстной и пылкой любви. Но лучше просто посмотреть на себя в зеркало. Куда ей до него? При одном только взгляде на свое осененное любовью лицо ее охватывало жгучее отвращение к самой себе.
Читая его второе письмо, она плакала уже навзрыд.
«Милая Магда, Ваше последнее письмо очень меня обрадовало. Вы необыкновенно добры и прекрасны душой. Напрасно Вы боитесь разочаровать меня. А Ваше описание медвежьей охоты просто очаровательно и дает мне повод надеяться, что Вы отличная наездница и я буду гордиться, выезжая с Вами вместе верхом».
