Текст книги "Кровь как лимонад"

Автор книги: Денис Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Не более рок-н-ролльный, впрочем, чем когда она прямо на улице отхватила люлей от какого-то быка – по виду, только что вернувшегося со сверхсрочной. Она тогда просто шла по Сампсоньевскому и рассказывала по телефону подруге о парне, с которым познакомилась день назад. Упомянула, какую музыку он слушает.

– Не поверишь, Мариха, ему нравится всякая шляпа, вроде группы «Любэ», – сказала она.

Эту фразу услышал затянутый в выцветший камуфляж неандертал, стоявший с бутылкой пива на пустой остановке. Он без предупреждения набросился на Настю, дважды ударил в лицо, сбил с ног и хорошо, что не пустил в ход бутылку или не порвал мочку уха.

– Это тебе за Колю, сука! – крикнул он и бросился во дворы, когда рядом с ними затормозила проезжавшая мимо машина.

– Все в порядке, спасибо, – сказала Настя водителю, запрокидывая назад голову, чтобы унять кровь из разбитого носа. – Все в порядке.

Сидя на остановке с окровавленной улыбкой, она подумала, что вот он – настоящий рок-н-ролл. Прямо Курт Кобейн в юбке без юбки. Круче только сделать укол в вену и запереться в гараже с дробовиком.

Последний глоток. Недопитый кофе остывал на калошнице, а Настя уже сбегала по лестнице, кинув на ходу ключи в сумочку.

Мажорчик из соседнего подъезда уже ждал ее возле стоявшей под парами «инфинити».

– Привет, Настя, – сказал он.

– Доброе утро, Леша, – улыбнулась она. – Не надо было меня ждать.

– Как это – такую девушку и не подождать, – вроде как искренне удивился Леша, галантно распахивая перед Настей дверь автомобиля.

Усаживаясь в обитое серой, приятной на ощупь кожей сиденье, Настя подумала, что терпению парня можно только позавидовать. Они познакомились месяца полтора назад, когда столкнулись в офисе мастера по эксплуатации ТСЖ, куда Настя пришла разъяснить очевидную ошибку в ее квитанции за квартплату. По-соседски перекинулись с Алексеем парой фраз, а на следующее утро он ждал ее во дворе. Предложил подбросить до метро на своем (надо думать, бывшем папином, как и квартира в их доме, в которую он недавно перебрался) «infiniti EX37». Шел дождь, и Настя, обычно ходившая до «Крестовского острова» пешком, согласилась. Он подвез ее, развлекая утренним трепом ни о чем, высадил у станции, пожелал хорошего дня и уехал. С тех пор это превратилось в некий ритуал. Иногда Настя опаздывала, как сегодня, но Алексей всякий раз ее дожидался. За это время он узнал, что она работает в бухгалтерии, что не любит «Наше радио», а от «Рекорда» ее просто трясет, что не пьет мохито, предпочитая более брутальный негрони, но так и не выпытал ее номера телефона и где и с кем она проводит свободное время. Намерения Алексея Настя поняла очень быстро – соблазнить ее при помощи НЛП, нейро-лингвистического программирования, очень популярного у таких вот пикаперов, из-за классических «на десять девчонок по статистике девять ребят» считавших себя Казановами. Его разговоры обо всем по верхам (копнешь чуть глубже – сдувается), тактильный контакт как бы невзначай, всяческое стряхивание с плеч несуществующих соринок, напускная загадочность, какие-то бородатые шутки – все это вызывало у Насти скрытую усмешку. Будь Алексей более назойливым, она бы давно отшила его, но он планомерно и, как ему, наверное, казалось – безукоризненно вел осаду крепости (не замечая, что из крепости все давно ушли), что Настя решила посмотреть, когда же ему это надоест. Надо сказать, что его НЛП действовало. Только с другими, а не с ней. Иногда она, допоздна зависая с ноутом или с книжкой на застекленной лоджии своей квартиры, видела, как Алексей, один или с друзьями, выгружает из своего кроссовера девушек и ведет их к себе. В принципе, имея «инфинити» и квадратные метры в престижном районе, можно без всякого НЛП хоть каждый вечер таскать к себе новых студенток.

– Какие планы на выходные? – спросил Алексей, притормаживая перед пешеходным переходом, по которому неторопливо пересекали проезжую часть два о чем-то спорящих школьника.

– Пока еще не знаю, – призналась Настя.

– Мы с друзьями собираемся покататься на катере по заливу. Хочешь с нами?

– Меня укачивает, – покачала головой Настя. – И таблетки не помогают. Буду стоять на корме и блевать всю дорогу. Кому это надо?

Вот и весь ответ на его НЛП. Настя чуть не засмеялась, глядя на разочарованно вытянувшееся лицо парня.

Алексей притормозил у метро.

– Спасибо, что подвез, – сказала Настя, уклоняясь от его попытки поцелуя в щечку. Тоже придумал.

– Да не за что, – ответил Алексей и дал по газам, едва она успела выйти.

Настя подумала о том, что, кажется, она скоро опять будет ходить до метро пешком. А может и не будет. Спускаясь на эскалаторе, она вспомнила нового знакомого. Жека Онегин – как все-таки смешно. Она непроизвольно улыбнулась, произнося про себя его имя. В начале первого вечера, на Дне рождения Марго, он показался ей таким глуповатым дворовым парнем. Потом одна его фраза, другая – и Настя изменила свое мнение о нем. За вывеской недалекого и вроде как простого паренька, у которого на уме «Балтика», «Ягуар» (который в банках, а не седан) и X-Box, что-то скрывалось… Какой-то потенциал. Что за потенциал, Настя еще не поняла. Это как с музыкантами–электронщиками – выглядят задротами в растянутых майках, а выходят на сцену и без гитары наперевес, с одним лэптопом, зажигают зал… Вчера они с Жекой встретились, весело и вкусно поужинали и поехали к ней. Насте стало интересно, чем все закончится, и она позвала его пить кофе. Закончилось, надо признать, неожиданно. Довезя ее до дома, Жека очень резко, наспех что-то придумав, сбежал. Как если бы она сказала, что ждет результаты тестов на ВИЧ. Уезжая, он пообещал позвонить сегодня, так что Настя не обманывала Алексея, говоря, что не знает свои планы на уик-энд.

Когда она появилась на работе, часы в офисе показывали, что она опоздала лишь на три минуты. Поздоровавшись со своими девчонками из бухгалтерии, Настя села за стол у окна. Разговоры про погоду сменились обсуждением текущих вопросов.

Фирма была небольшой и ходила в субподрядчиках у компании, финансируемой Строительным комитетом. Внутри царила демократия и оптимизация. Все четыре сотрудника бухгалтерии сидели в одном помещении, так же было и в других отделах. Изредка наезжавший генеральный делил кабинет со своим замом и с главный инженером – если те были не на объектах. Никакого обязательного дресс-кода, никаких штрафов за пятиминутные опоздания, никакого финансового отдела со своими согласованиями и графиками платежей, никаких ай-тишников, просматривающих всю почту и шпионящих за интернет-трафиком. Руководство в бухгалтерскую кухню не лезло, требуя лишь результат. Настю это устраивало. При разумном подходе и грамотном распределении работы было не так уж много; та, что была, оплачивалась хорошо, а за уклонение от налогов сейчас сажают гендиректоров, а не главбухов. И то – если те не знают, кому нужно дать денег.

До одиннадцати Настя расправилась с текучкой, пообщалась с главным инженером, узнав, как идут дела на сложном участке на северной окраине города, полистала свежий номер журнала «Налоговое планирование», который директор, раз в полгода подписывавший счет на его подписку, называл «Наебать Государство Джорнэл». Пробежала глазами пару бодрых статей, авторы которых, похоже, не только уклонялись от налогов в особо крупных, но и время от времени прятали трупы конкурентов – настолько циничные советы они давали.

В кабинет вошла кадровичка, чей возраст как-то не позволял называть ее легкомысленным термином «менеджер по персоналу».

– Генерал приехал, – возвестила она. – Настя, сказал, что ты ему нужна.

Настя отложила журнал и зашла в кабинет директора.

– Добрый день, Филипп Юрьевич, – сказала она.

Тот кивнул:

– Здравствуй, Настя. Садись.

Она села, посмотрела на Филиппа Юрьевича. Генеральный, по совместительству – депутат городского ЗАКСа, уже с утра выглядел уставшим. СХУ, понукаемый бескомпромиссным образом жизни трудоголика. Бледная кожа, под лихорадочно горящими глазами – круги, щеки ввалившиеся, с двухдневной щетиной. Какую-то неблагородно развитую нижнюю часть лица скрашивал высокий и хорошо сформированный лоб. Настя иногда ловила себя на мысли, что хотела бы иметь такой же. Но у нее не получилось.

– Как дела? – спросил он.

Настя пожала плечами.

– На работе – все нормально.

– А дома?

– Тоже, – кивнула Настя и добавила. – А вот вам выспаться надо, Филипп Юрьевич.

Тот коротко усмехнулся – какой-то злой улыбкой.

– На том свете, Настя. Как залягу в гроб да всхрапну… Нужны деньги, наличка.

Настя напрягла память, вспоминая, сколько денег лежит в сейфе, и назвала сумму.

– Нет, – поморщился генеральный директор. – Нужно больше.

– Сколько? – спросила Настя.

– Ну, скажем, семьсот тысяч. У нас ведь есть сейчас деньги на счетах?

Она озвучила остаток.

– Вот, нужно обналичить семьсот тысяч до конца банковского дня.

Настя прикинула, просчитывая время.

– Если постараться, то, наверное, можно успеть. Я подстрахуюсь, позвоню Владу. Думаю, он сможет дать нам в долг, если что.

– Понял.

Кивнув, она подумала и спросила:

– Насколько это все срочно?

– Срочно, – ответил генеральный. – Весьма. А в чем дело?

– Нежелательно нам сейчас светиться с обналичкой, Филипп Юрьевич. На том конце неспокойно, Влад говорил. И с прошлыми «помойками» все только утряслось. А мы снова лезем в грязь.

– Есть другие предложения? Тогда я слушаю.

– Немного подождать.

– Деньги нужны сегодня, – генеральный достал из кармана примятого, но дорогого пиджака айфон. – Иди работай.

– Хочу, чтобы вы знали – я против этого, потому что навлечем на себя неприятности.

– Я занес твое мнение в протокол, – водя пальцами по экрану айфона сказал директор. – Если не сможешь дать мне в долг из своего кармана, я попрошу прямо сейчас заняться переводом денег. И пусть Влад позвонит мне, я сам встречусь с ним в городе… Мать их так-раз-этак, эти сенсорные экраны. Где это я? Посмотри, пожалуйста, – Филипп Юрьевич протянул Насте телефон.

– Надеюсь, не увижу там непотребства, – сказала та, принимая айфон.

Она помогла директору зайти в почту.

– Слушай, а как ответ написать?

Настя вышла из кабинета с легкой обидой, что к ее мнению не прислушались, сделала три звонка и занялась неприятной как двусторонняя пневмония операцией. Генеральный, не заходя в бухгалтерию, уехал.

Настало время обеда. Те, кто не ходил на бизнес-ланч в ближайшие кафешки, собрались на кухне, шумно обсуждая за едой только что вышедший в прокат фильм. После обеда Настя лениво перемежала несрочную работу с интернет-сёрфингом. В какой-то момент времени поймала себя на мысли о том, почему все-таки не звонит этот Жека Онегин. От этого у нее стало портиться настроение. «В красавиц он уж не влюблялся, А волочился как-нибудь; Откажут – мигом утешался; Изменят – рад был отдохнуть». Так, что ли? Прав был классик со своим «Чем меньше женщину мы любим…»

Тут он и позвонил, как будто ждал нужного момента.

– Здравствуй, – сказал он.

– Да, привет, – ответила Настя, ощущая непонятное чувство – какую-то смесь удовольствия и досады.

– Слушай, я извиняюсь за вчерашний вечер. Появились дела.

– Ты уже говорил. Мы с тобой как лиса и журавль. Ходим друг за другом и извиняемся.

– Хорошо, больше не буду. Тут вот какое дело. Ты сказала мне, что тот чувак из «Red Dead Redemption», в которую я играю, умрет в конце.

– Да уж, спойлернула ненароком, – засмеялась девушка.

– И чего в нее играть теперь, если я знаю, чем все закончится? Так что у меня сегодня образовался свободный вечер. Было бы здорово провести его с тобой. В конце концов, это ты мне его организовала. Ты чем-нибудь сегодня занята?

– Нет, – ответила Настя; настроение у нее стало подниматься. – До пятницы я совершенно свободна.

– Сова открывай, медведь пришел, – услышала она в ответ. – Когда за тобой заехать?

* * *

Шедшие отмечать начало уик-энда в бар коллеги смотрели, как Настя села в поджидавший ее «опель». Поздоровалась первой:

– Привет.

– Привет, – сказал Жека. – А я не знал, что бухгалтеры одеваются на работу как на рок-концерт.

– Ты не видел еще директора, – улыбнулась Настя. – Он у нас фанат «Kiss».

Жека усмехнулся шутке, а затем его лицо приняло озабоченное выражение. Почему-то Насте показалось, что оно у него сегодня весь день такое. Она спросила:

– У тебя какие-то проблемы? Я поняла, что вчера вечером что-то случилось?

Жека нахмурился, уставившись на приборную панель, повернулся к девушке.

– Вечером? Да нет, сейчас все хорошо… Просто нигде не могу найти для деда лекарство. Какой-то перебой у них с поставками. Весь день ищу…

– Звонить по "003" не пробовал? Это городская информационная служба по аптекам. Там подскажут.

– Лекарство я, собственно, уже нашел. Только не успел за ним съездить.

– Какие вопросы? Поехали прямо сейчас.

Жека посмотрел на нее.

– Ты есть хочешь?

– Немного. Но потерплю.

По глазам Жеки она поняла, что он о чем-то думает. Через пять секунд он произнес, будто решился:

– Пристегивайся. Погнали.

По дороге он негромко включил «Interpol» и молчал, Настя с разговорами не лезла. Впереди еще весь вечер, успеют поговорить.

Пятничные пробки по всему городу. Центр – как организм, подыхающий от множественной тромбоэмболии. Все сигналят, все спешат, все нервные. Пешеходы смышлеными, но спятившими зверьками неожиданно перебегают дорогу, лезут под колеса. Вырвавшись на набережную, Жека с Настей проскочили мимо ржавеющей у противоположного берега черепахи «Авроры» и подъехали к старым домам на Нейшлотском. Остановились возле одного из них – еще дореволюционной постройки.

– Я сейчас, – сказал Жека и вышел.

Настя завертела головой, высматривая аптеку, но Жека подошел к единственному подъезду в доме и набрал номер на домофоне. Что-то сказал в него, секунду подождал, открыл дверь. И дом проглотил его.

По замусоренной лестнице Жека поднялся на четвертый этаж и остановился у окрашенной в один неровный слой серой грунтовки стальной двери. Такая дверь – как маяк. За просвечивающей через грунтовку толстой сталью живут люди, которые не хотят, чтобы их застали врасплох. Жеке это все не нравилось, но выхода не было. Он нажал кнопку висящего на одном винте звонка.

Открыла одетая в цветастый халат цыганка лет сорока (или пятидесяти, или тридцати – попробуй их разбери), посмотрела на Жеку пронзительным колюще-режущим взглядом, быстро глянула вверх-вниз на пролеты лестницы.

– Ты от Грофо?

– Да, – сглотнул Жека.

Ему было страшно, и если бы все зависело только от него, он бы прямо сейчас бросился бежать вниз по лестнице.

– Заходи.

Она пропустила его в темный коридор и за спиной у Жеки завозилась с плотоядно клацающими замками.

– Проходи, что стоишь? – сказала цыганка и, шлепая ногами в тапках без задников, повела его в комнату.

– Подожди здесь, – сказала она.

Жека встал, хотя больше всего ему хотелось уйти. Запах редко проветриваемого помещения. Окна были занавешены, и в комнате с высокими старинными потолками стоял полумрак. Перед замьютенным жидкокристаллическим телевизором сидели двое, судя по всему, угеренных цыганских детей – мальчик и девочка лет десяти – и молча втыкали в экран. В телевизоре пара негров с серьезными болтами обрабатывали закатившую в притворном экстазе глаза красивую блондинку.

Яркий свет внезапно включенной настольной лампы ударил Жеке в глаза, и он зажмурился как допрашиваемый в кабинете следователя.

– Эй, ты кто? – услышал он из угла хриплый мужской голос.

Когда глаза привыкли к свету, Жека увидел полулежавшего-полусидевшего на продавленном диване цыгу – немолодого, заросшего, с физиономией любителя поножовщины.

– Ты кто, бля? – повторил он.

Мутно-оловянные с просаженными от наркотиков зрачками глаза, презрительно поднятая верхняя губа, обнажавшая золотые зубы во рту, двуствольный обрез, покачивающийся в вялых руках.

– Я от Грофо, – ответил Жека, зажимая внутри себя страх. – За кайфом.

– От Грофо? У него кайфа нет? – подозрительный взгляд буравил Жеку.

Вернувшаяся цыганка что-то резко сказала по-своему цыгану с ружьем.

– Пять? – повернулась она к Жеке.

– Да, пять чеков. Вот деньги, – непроизвольно стараясь не делать резких движений, Жека достал из куртки подготовленные купюры.

Цыганка взяла их в руки, пересчитала и сунула в карман халата. Из другого достала дозы.

– Твое.

Пакетики с героином перешли к Жеке. Почему-то они были не гладкие на ощупь, а липкие, словно в клею или в сперме тех двоих негров, только что кончивших блондинке на лицо.

– Пять? – со своего дивана спросил цыган, и Жека услышал щелчок взводимых курков обреза. Озноб ожег его тело от икр до затылка. Наэлектризованные волоски на шее встали дыбом. Кажется, мысль прийти к этим людям была гиблой. – Не много тебе будет, морэ[19]19
  Приятель (цыганск.)


[Закрыть]? Я и думаю, что-то мусорами завоняло. Контрольная закупка, раклэ[20]20
  Парень (цыганск.)


[Закрыть]?

Цыганка опять обернулась к нему и заговорила – быстро и громко. По-видимому, ругалась.

Цыган вдруг захохотал, кинул обрез на диван рядом с собой.

– Ладно. Джя Дэвлэса[21]21
  Иди с Богом! (цыганск.)


[Закрыть]! Хорошего человека бей – не убьешь, – сказал он Жеке и обратился к цыганке. – Мэрав тэ пьяв, мыцори[22]22
  Я хочу попить, дорогая (цыганск.)


[Закрыть].

– Пойдем, – подтолкнула та Жеку.

В коридоре он чуть не упал, наткнувшись на громадного мастифа. Мастиф угрожающе зарычал.

– Свои, Бесник, – успокаивающе потрепала цыганка собаку по холке.

Перед тем, как открыть дверь, она долго смотрела в глазок. Жека стоял за ее спиной и думал, что у него, наверное, разорвется сердце, если сейчас сзади выйдет этот психопат с обрезом. Наконец, цыганка открыла дверь и, не говоря ни слова, выпустила Жеку на лестничную площадку.

Спустившись этажом ниже, он вспотевшей рукой ухватился за перила и перевел дух. Спрятал чеки в правый носок. Однажды ему не повезет – и он будет умирать на полу в какой-нибудь хардкоровой квартире вроде этой, пытаясь схватить свою кровь, текущую сквозь судорожно сжатые пальцы.

– У тебя такой вид, будто ты таскал мешки с цементом, – сказала ему Настя, когда Жека вернулся в машину. – И я думала, мы ехали сюда за лекарством.

– Так и есть, – ответил Жека, устраиваясь на сиденье, и пристально посмотрел на девушку. – Солдатское лекарство – так его называли перед Первой мировой. Героин.

Настя удивленно взглянула на него.

– Героин?.. Ты хочешь сказать, что брал здесь наркотики?

– Да. Пять чеков, они сейчас у меня. Если ты уйдешь, я пойму.

– Ты меня обманываешь? Покажи.

Жека покачал головой, хлопнул себя по ноге.

– Я их спрятал.

Настя подхватила стоявшую у нее на коленях сумочку и взялась за ручку двери.

– Ты как-то не похож на героинщика, – разочарованно сказала она.

– А я и не употребляю, – ответил Жека. – Еще чего не хватало. Это для моего деда.

Настя недоверчиво прищурилась:

– Твой дед – наркоман? Ты это хочешь сказать?

Жека вздохнул, глядя на девушку честными глазами. Сказал:

– Все не так просто. Он и не знает, что торчит… Слушай. Деду Стасу было восемнадцать, когда его призвали в армию. Под Ржевом попал в окружение. Когда они с остатками части вышли к своим, его отправили в штрафбат. Провоевал там полтора года, потом вернулся в регулярные части. Служил в разведке, больше шестидесяти раз ходил за линию фронта. С Красной армией дошел до Берлина. После Победы работал на заводе. Здоровья ему хватало – у него было три жены, а водки выпил он столько, что, наверное, в ней смогла бы уйти на перископную глубину подводная лодка… Вот и ешь после этого отруби и овсянку, – усмехнулся Жека. – В общем, вышел на пенсию, жил в коммуналке на Старо-Петергофском, ходил на футбол на «Петротрест» и играл во дворе в шахматы. Помню, мы с ним постоянно гуляли в Летнем саду и на Петропавловке. Пока лет пять назад ни пришел Альцгеймер, взял его за руку и повел за собой. Дед понемногу перестал узнавать нас с матерью, когда она еще его навещала. Сейчас живет в Москве и носа сюда не кажет, – Жека помолчал и продолжил. – А пока она устраивала свою личную жизнь, дед как овощ сидел у окна, из которого виден маленький кусок двора. Не ел по несколько дней – забывал. Соседки, спасибо, кормили. Полгода назад у него появились боли. Диагностировали рак поджелудочной. Из больницы отправили домой. Обезболивающие, которые врачи прописали в рецепте, не помогали. Я приходил, а он смотрел на меня слезящимися глазами. Иногда, в совсем уж плохие дни, от боли узнавал меня. Просил, чтобы я задушил его, – Жека посмотрел на девушку. – Подушкой… В общем, я нанял круглосуточных сиделок из студенток Первого Меда, живущих в общаге. Обходятся они не то, что бы сильно уж дорого. Стал привозить героин, чтобы они кололи его деду Стасу. "Хмурый", если не знаешь – в разы более сильное обезболивающее, чем тот же морфий. Ну, а то, что подсел старик на наркоту – так долгая и счастливая жизнь у него позади. Хоть умрет, не мучаясь… А в этот раз, говорят, копы перехватили партию, и знакомые барыги оказались пустыми. Один из них дал этот адрес, – Жека поежился, вспоминая цыгана с обрезом. – Вот и все… Ты собралась уходить? Подбросить тебя до метро?

Настя положила свою ладонь ему на руку. Она была холодной как сухой лед.

– Наверное, надо завезти твоему деду лекарство? – спросила она. – Тогда поехали.

* * *

Жека припарковался у арки, через которую можно было попасть в колодец внутреннего двора.

– Подождешь? Я скоро. Смотри, – он указал на здание на другой стороне проспекта. – В этом доме была «Республика ШКИД». Настоящая. Тебе что больше нравилось – книга или фильм?

Неловкость между ними ушла, напряжение опало как пена в бокале отстоявшегося пива, и всю дорогу они разговаривали о чем-то.

– Фильм, – ответила Настя.

– «Бабка, штаны давай! В город опаздываем!» – вспомнил Жека.

– «Громоносцев, завтракать будешь в ужин» – это про меня. Умираю от голода.

– Сейчас зарулим в одно местечко неподалеку. С хорошей кухней. Только закончу со всем этим… Десять минут, пожалуйста, подожди. Не умирай пока от голода и холода.

В подъезде он притормозил и, наверное, в сотый раз за день набрал номер Аббаса. Все то же – абонент вне зоны действия сети.

Открыв своим ключом дверь в коммуналку на три семьи, Жека почти наощупь прошел по коридору, где, как он помнил, всегда была перегоревшая лампочка. Завернул в комнату, где стоял тяжелый микс запахов гаснущего человека и женского парфюма. Дед – тот скелет, что от него остался – лежал на кровати, отвернувшись лицом к стене. Спал. Из кресла у окна навстречу Жеке поднялась фигура.

– Женя?

– Да, Лена, я.

Жека подошел к молоденькой студентке-медичке, чья смена была сегодня. Они поздоровались.

– Как дед? – спросил Жека.

Лена, на столике рядом с которой лежал «планшет», виновато взглянула на Жеку.

– Не очень хорошо, – ответила она.

– Понятно, – кивнул Жека. – Откуда будет хорошо, если метастазы по всему телу… Возьми, – он протянул Лене чеки героина, который достал из носка еще на лестничной клетке. – Колипо необходимости, да чего я тебя учу, сама знаешь… Вот деньги за предыдущие смены.

– Спасибо.

– Тебе спасибо… А эти деньги передашь… Кто тебя сменяет? Аня? Вот ей и отдашь.

– Света жаловалась, когда я ее сменяла, что Станислав Ильич ее… Мне неудобно говорить… За задницу схватил…

– Скажи, чтобы в следующий раз одевалась на дежурство нормально, а не как медсестра из порнухи. Я тут как-то приехал… Мама дорогая! Юбки считай, что нет, декольте охренительное. У меня у самого встал… Хотя, может, это у нее такой метод – пробуждать тягу к жизни у больных. Вот и сработало.

Они с Леной засмеялись. Жека прислушался к тихим битам из встроенных колонок «планшета». Удивился:

– Ты это слушаешь?

– Станиславу Ильичу нравится. Он говорит, что это актуальная музыка.

Жека помолчал, улавливая слова.

– «Кусок железа не остыл. Куй его своим молотом, покуда хватит сил, покуда хватит веры в то, что уже сделано», – повторил он за голосом с записи. – «И никакой пощады. Плевав, плюю на падаль. Плюю на тех, кто сверху управляет этим стадом». Блин, для моего деда это актуально? Серьезно?

– Ну, это Кажэ Обойма, а Станислав Ильич больше любит «Касту».

– Какая обойма? – переспросил Жека. – Может, дед сам будет читать… – он порылся в памяти. – Трехмерные рифмы или что-то типа того? Свозить его на хип-хоп караоке?

Лена улыбнулась.

– Женя, а какая тебе разница, что его развлекает?

Жека внимательно посмотрел на сиделку, кивнул.

– Я поехал, – сказал он. – Если что, звони.

Уходя, он зарулил в туалет и, увидев на кухне соседок деда, зашел поздороваться. Евдокия Дементьевна, бодрая прокуренная старуха с выцветшими глазами, но хорошими – и своими – зубами, помешивала в стоявшей над включенной конфоркой кастрюле. Во рту у нее дымилась тонкая сигарета. Рядом на кухонном столе готовила салат «тетя Оля», как Жека называл ее с детства – бездетная разведенка лет тридцати трех. С ней, вроде бы, что-то там мутил внук Евдокии Дементьевны, время от времени заезжавший к бабке – тусклый тип с угловатым лицом.

– Жека, привет! – сказала старуха. – Как жизнь молодая?

– Здравствуйте, Евдокия Дементьевна. Понемножку.

– Не женился еще?

– Не-а, теть-Оль. Что-то никто не берет в мужья.

– Балабол потому что!

– Да, наверное.

– Рассольник будешь? – спросила Евдокия Дементьевна.

– Это с вареными огурцами? Буэ-э-э…

– Сейчас в лоб получишь ложкой… Тогда может выпьешь? У меня «Капитан Морган» есть. И «Вана Таллин».

– Да я ж за рулем.

– И когда тебя это останавливало? – поинтересовалась «тетя Оля».

– Да как сбил детсадовскую группу на перекрестке – сразу завязал.

– Парень, такими вещами не шутят, – строго сказала Евдокия Дементьевна. – А то, смотри, договоришься у меня, юморист.

Бывшая библиотекарша методично, словно заполняя формуляр книги, повоспитывала Жеку, затем угостила пирожком с тыквой и отпустила восвояси.

– Спасибо, а можно два?

На улице уже упали сумерки.

Жека подошел к стоявшей возле «опеля» Насте.

– Ну что, ужинать? – посмотрел он на девушку.

– Давай скорее.

– Пойдем, тут пять минут пешком.

Настя принюхалась.

– Эй, от тебя пахнет чем-то вкусным!

– Смалодушничал, – признался Жека. – Пирожком с тыквой угостили. Жареным.

– Ну, Жека, ты предатель.

– Спасибо, значит, этот я тоже могу съесть?

– Э, отдай! – она схватила его за руку, и Жека протянул ей зажатый в промасленную бумажку пирожок.

Шагая рядом, почти касаясь друг друга руками, они шли по Старо-Петергофскому. Навстречу ехали машины с включенными фарами, зажигались вывески.

– Люблю огни ночного города, – сказала Настя.

– Ты не говорила, что работаешь в Ленэнерго, – смеясь, заметил Жека и подумал, что забыл что-то – не то купить, не то взять у деда.

А что – сейчас и не вспомнить.

«Глоток перед битвой» – так назывался бар. Чтобы попасть в него, нужно было нырнуть в исписанную граффити арку, обогнуть трансформаторную будку и, стараясь не поцарапаться, толкнуть дверь, обитую ржавым железом. К удивлению Насти, внутри было просторно, хотя и накурено так, словно никто тут и не слышал о законе, запрещающем курение в общественных местах. Вечер пятницы – полно народу, и не только местных в обтерханных джинсах и куртках, но и менеджеров обоего пола из расположенного рядом бизнес-центра «Циолковский». Все немногие сидячие места заняты, большинство стоит со своими стаканами, что напомнило Насте питейные заведения Стокгольма или диско-бары на Думской. Шумно и, кажется, весело. Из «маршалловских» колонок – смесь обрывков саундтреков к «Snatch» и «RocknRolla» с латиной. Пара-тройка девушек пытается танцевать. Четверо парней рубятся в углу в кикер, судя по эмоциям – у них финал Лиги чемпионов. Двое мужичков в возрасте с рюмками обсуждают, куда поехать на следующих выходных на рыбалку.

– Привет, Жека! – окликнул спутника Насти бармен.

Они пробились к стойке, и Настя поняла, каким профессионалом является здешний бармен. Обслуживая всю толпу в одиночку, он успевал играть в нарды с сидящим возле пивных кранов («хейнекен», «пауланер» и сваренный в Гатчине «гиннесс») крепкого вида мужчиной с моряцкими татуировками на всех открытых частях тела кроме лица.

Моряк кивнул Насте и протянул Жеке руку:

– Держи краба!

Жекина ладонь утонула в здоровенной ладони моряка.

– Как там Ильич?

– Не лучше, – покачал головой Жека.

– Деньгами помочь?

– Спасибо, не надо.

– Хоть бы привел старого сюда разок попрощаться. Днем тут спокойней. В самый раз будет.

– Да надо бы… Ты когда в рейс?

– Через неделю. В Норвегию идем… Присаживайтесь, – моряк уступил место Насте. – Все равно этот тип меня обыграл… Пойду отолью, извините.

– Садись, пока никто не занял, – сказал Жека Насте.

– А ты?

– Постою. Что будешь есть? Не сомневайся, сразу так не подумаешь, но кухня тут достойная, повар из Еревана.

Из-за музыки говорить приходилось громко.

– Давай на твой выбор, – сказала девушка.

– Ты любишь долма? – с акцентом Фрунзика Мкртчяна спросил Жека.

– Нормально, если недолго.

– Недолго, дойти до каннибализма от голода не успеем. Пить будешь?

Настя изучила стоящие на полке бутылки. Вот он – «джеймсон». Как старый знакомый, с которым можно подвиснуть до утра.

– Я тоже возьму сорок «джеймсона», составлю компанию, чтобы тебе не пить одной.

Настя рассмеялась:

– Посмотри вокруг, я не останусь тут пить в одиночестве.

Между Жекой и Настей протиснулся худощавый парень с длинными как у металлиста волосами:

– Извините, пожалуйста… – и бармену. – Два по сто «путинки».

– Вот видишь! – улыбнулась Настя.

Они дождались виски, взяли толстостенные бокалы и пригубили. Сладость, немного горечи и перца на языке – никакого фэйка, настоящий «джеймсон».

– Не боишься, что остановят гаишники?

– Да пускай останавливают, – пожал плечами Жека, – хотя лучше, конечно, не надо… У меня в багажнике под запаской лежит комплект финских регистрационных номеров, все как полагается – со значками Евросоюза. Когда у меня есть подозрение, что я буду выпивать, а потом садиться за руль, я меняю свои настоящие номера на финские – и привет, мало кто захочет останавливать финна. Один раз, правда, тормознули. Он мне: «Права и техпаспорт», я ему в ответ набор финских слов, вроде «хауска тутустуа»[23]23
  Приятно познакомиться (финск.)


[Закрыть]. Он – громче говорит. Я ему по-английски: «Во сколько у вас начинается завтрак?». Махнул рукой и отпустил.

– Ты, кстати, похож на финна. Выпьем? И где же наша долма?…Будьте добры, повторите.

– Резво взяла старт.

– Конец рабочей недели. Хочу поесть, выпить и потанцевать.

– Потанцевать лучше в другом месте. Сегодня Инфракрасный играет на вечеринке в «Зале Ожидания».

– Что за Инфракрасный? – заинтересовалась Настя.

– Рафик. Знакомый с района. Учились с ним в параллельных классах. В детстве он всем рассказывал, будто бы у него есть фотоаппарат с инфракрасной пленкой. Фотографируешь на него девчонку – а она на фото без одежды.

– Какой бред! – засмеялась Настя.