355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Денис Воронин » Кровь как лимонад » Текст книги (страница 3)
Кровь как лимонад
  • Текст добавлен: 2 мая 2017, 11:00

Текст книги "Кровь как лимонад"


Автор книги: Денис Воронин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Но те молчали с непроницаемыми лицами людей, находящихся под серьезными седативными препаратами. Собственно, с Рокстар так и было, как немного позже понял Марк.

Засмеялся Миха. Когда Коваленко удивленно посмотрел на него, Миха сказал:

– Время – сложная материя. А будущее – особенно. Вот ты депутат, а затем тебя снимают на телефон в ненужном месте и ненужном обществе, выкладывают в сеть – и ты уже никто.

– Да срал я на общественное мнение! – победоносно заявил Коваленко. – В Швейцарии пугай своими записями.

– А как же жена? – деланно изумился Костров.

Депутат резко уменьшился в размерах. Как будто увидел в глазах Михи две свежевырытые могилы.

– Что, вспомнил про ценности брака? – насмешливо спросил Миха. – Или про то, что вся недвига записана на нее, а, депутат? Забирай свой галстук и вали отсюда, быстрее!

Победа нокаутом.

Коваленко поднялся с дивана и поспешно вышел.

Миха посмотрел на девушек. Склонил голову – вроде как поклонился.

– Девчонки, примите мои пьяные извинения. Не считайте нас псами, грызущимися за текущую сучку, прошу прощения. Просто мой друг, потерявший дар речи после вашего шоу, хочет с тобой, – он показал на Рокстар, – познакомиться.

Рокстар подняла на Марка глубоководные, по-другому не скажешь, глаза, и тот вдруг почувствовал, как в душной комнате материализовались молекулы мистики.

– Меня зовут Аля, – представилась она. – А тебя как?


* * *

Когда до него дошло, что диск «Portishead» пошел играть по кругу второй раз, Марк встрепенулся. Зеленые цифры на часах сказали ему, что Алька должна была спуститься четверть часа назад. Или отзвониться ему, что клиент ее продлевает. Он дотянулся до телефонной трубки. Никто не звонил. Марк немного подождал.

Забыла позвонить ему? Как это – забыла? Заглючила его трубка и не приняла вызов? Или Алка застряла в лифте? Он набрал номер. Выждал восемь гудков, никто не брал.

Марк достал из бардачка травматический пистолет ИЖ, убрал его за ремень и вышел из машины. Подошел к подъезду, набрал номер квартиры на домофоне. Безрезультатно. Наклонился к домофону. Щелкнул зажигалкой, пытаясь разобрать его марку. Vizit. Нажал «звездочку», «решетку» и три цифры – запрограммированный на заводе простейший код взлома. Повезло, стандартные настройки не меняли. Запищав, магнит отпустил дверь. Подъезд был сравнительно чистым, Новопашин удивился этому, еще когда они заходили вместе с Алькой. По лестнице Марк забежал на первый этаж. Прислушался – тишина, только в какой-то квартире громко разговаривал телевизор. Вызвал лифт. Пока кабина лифта с шумом спускалась с верхних этажей, вспомнил лицо Алькиного клиента. Чуть старше тридцати кавказец, с зловещим крючковатым носом, но выбритый, приветливый и улыбчивый. Показал Альке, где ванная, проводил ее масляным взглядом, поцокал языком в закрывшуюся дверь. Расплатился с Марком.

– До свидания, дорогой, – сказал, провожая его. – Спасибо за девушку. Красивая такая очень. Не беспокойся, проблем не будет.

На уме у него явно был только секс. Что же тогда?

Лифт открылся. Неяркая лампочка, надписи, сделанные маркерами – в противовес нетронутым стенам в подъезде, запах сигаретного дыма. Марк решил подняться по лестнице.

Перескакивая через ступеньки, влетел на четвертый этаж, подошел к хлипкой двери съемной квартиры, длинно позвонил. За дверью стояла тишина. Он почувствовал, как гладкое яйцо беспокойства изнутри разбил своим клювом страх. Позвонив еще раз, Марк достал ИЖ. Подергал ручку двери. Заперто. Но дверь хлипкая и открывается вовнутрь. Он отошел на пару метров и с разбегу врезался в дверь плечом. Дверь затрещала, но выдержала. Понадобился второй удар.

Держа в правой руке пистолет, Марк толкнул дверь и вошел в квартиру. В коридоре и в обеих комнатах горел свет. И чем-то пахло, резко и знакомо.

Он вспомнил. Так пахло в служебном тире. Порохом.

В крови тигром бился адреналин.

– Алька! – позвал Марк.

В ближайшей комнате никого не было.

На пороге второй комнаты, уже почувствовав примешивающийся тяжелый запах свежей крови, он замер и опустил травматику. Вдруг услышал, как кто-то в комнате скребется, и, не раздумывая, вошел.

Там было замкнутое пространство, заполненное смертью.

Самым страшным воспоминанием его детства был не развод отца с матерью и не умерший от сердечного приступа прямо во время семейного торжества дядя Иван. Самое страшное случилось, когда ему было восемь или девять лет. Он с родителями жил тогда на Дальнем Востоке. Одним солнечным сентябрьским днем дед Андрей, работавший инспектором в Рыбнадзоре, взял его с собой на Уссури. Около часа они поднимались против течения на казенной моторной лодке. Вокруг были рыжие берега, прозрачный воздух и кета, плещущаяся в холодной воде. Марк опускал руку в воду, ощущая струи воды, бившие в ладонь. Видевший это дед беззлобно покрикивал на него.

– Сейчас щука цапнет за палец, – посмеиваясь, пугал он внука.

Они свернули на неширокую, метров пять от берега до берега, притоку, проплыли с полкилометра и выбрались на землю – дальше были перекаты, и пройти на лодке было нельзя. Дед цепью приковал моторку к толстому дереву, закинул на плечо двуствольное ружье и зашагал по еле видной тропинке вдоль Серебряной – так называлась речка. Марк еле успевал за ним. В Серебряной показывала черную горбатую спину кета, непостижимым инстинктом, который потом назовут хоумингом, ведомая на нерест; под ногами шуршали опавшие листья, дед, весело покряхтывая, указывал Марку на грибы по сторонам от тропинки – все было хорошо. Пока они не выбрались на небольшую полянку, с которой с жужжанием внезапно поднялся рой осенних мух. Дед Андрей, которого через несколько лет за три месяца сглодает рак желудка, грязно заругался. Марк выглянул из-за его широкой спины и почувствовал тошноту. Вся поляна была покрыта выпотрошенными рыбьими тушками. Кета – с лилово-малиновыми полосами на боках, с длинными челюстями. Со вспоротыми животами и остекленевшими глазами, с растопорщеными в агонии жабрами, там и сям измазанная остатками красной икры, потоптанная ногами и покрытая мухами; сотня или две мертвых рыб, попавшихся в сети браконьеров. Эта поляна еще долго потом снилась Марку. А в тот момент его согнуло пополам, и он стал извергать из себя почти переваренные остатки завтрака пополам со слезами, хлынувшими как из крана. Дед положил ему на плечо руку и говорил:

– Ничего – ничего, пацан. Все в порядке. А этих сволочей я найду.

Сейчас, когда он глядел на кровавые брызги на линолеуме и на бледных обоях с выгоревшим тусклым узором, успокоить его было некому. Хуже всего, что он чувствовал начало приступа. Неожиданного, как всегда. Голову заволокло туманом, грудь будто бы сдавило тисками.

В приглушенном свете он увидел кавказца, который навзничь лежал посреди комнаты. Голый, с телом, покрытым густыми волосами и детородным органом, свалившимся набок. Пуля попала ему в шею и, судя по всему, задела наружную сонную артерию. Плохая смерть, жизнь уходила с фонтаном бьющей крови. Темно-алая лужа у тела, забрызганная мебель. Трехстворчатый шкаф, в полировке которого отражалась люстра «под хрусталь». Включенный торшер с пожелтевшим абажуром. Старый будильник «Янтарь», щелканье секундной стрелки которого Марк принял за живые звуки. Советский дизайн, усовершенствованный Джеком Потрошителем.

Разложенный диван с бело-синим постельным бельем. На нем на спине – Алька.

То, что было ею. Обнаженное тело с двумя огнестрельными ранениями в области сердца. Одна рука закинута над головой, глаза открыты, смотрят в потолок. Лицо спокойное – и от этого все в комнате казалось более безобразным и нелепым.

Марк подошел, прикоснулся к ее плечу. Теплое, но кожа на ощупь как резиновая. Такой была двадцать пять лет назад та нагретая осенним солнцем выпотрошенная кета, когда он, проблевавшись, осторожно дотронулся пальцем до одной из загубленных рыбин.

С трудом соображая из-за вибраций в черепной коробке, Марк достал телефон и немеющими губами успел назвать адрес диспетчеру «02».


3. СТАФ

На Московском Жека попал в «зеленый» коридор, устроенный стоявшими на каждом перекрестке патрульными в светоотражающих жилетах. Из аэропорта ждали очередного высокопоставленного слугу народа, который не мог тратить свое драгоценное время на ожидание у светофоров. Медлительных водителей гаишники подгоняли полосатыми, будто эрегированные пенисы зебр, жезлами. Всегда бы так, подумал Жека, утапливая в пол педаль газа. В какой-то момент стрелка спидометра дрожала у числа 150, а горящие рекламами витрины неслись мимо непрерывным потоком. До пересечения с Обводным каналом он долетел меньше, чем за пять минут.

Свернув на набережную, сбросил скорость. Из-за того, что правую от Московского проспекта часть Обводного держал светофор, движение в сторону Канонерского острова было разрежено, но гнать уже не хотелось.

Адреналиновый шторм, бушевавший в его теле во время угона и бешеной езды по городу, утих. Полуприкрыв глаза, Жека пристроился за ехавшим в порт контейнеровозом и стал думать о том, чем займется этим вечером. Во-первых, он умирает с голода. Нужно поесть. Во-вторых, купить лекарство деду Стасу, пока еще не совсем поздно. В-третьих…

Его размышления прервал звонок айфона. Жека вытащил из кармана трубку. Чей это номер?

– Да? – сказал он и услышал из динамика:

– Алло! Женя?

Голос молодой, женский и как будто знакомый, но Жека не мог вспомнить его обладательницу.

– Да, я. Кто это?

– Это Настя. Мы вчера познакомились. Помнишь?

Тяжесть всех планет Солнечной системы вдруг навалилась на Жеку. Он почувствовал, как взмокли ладони и по-подлому задрожал голос.

– Привет, Настя, – произнес он. – Я тебя помню. Извини, что сразу не сообразил.

– Ничего, – он почти видел ее холодную как у Снежной Королевы улыбку. – Я тебя не отвлекаю? Можешь говорить?

– Нет… Да… То есть, «нет» – не отвлекаешь и «да» – могу говорить, – сказал Жека под Настин смех в трубке. – Где ты, кстати, раздобыла мой номер?

– Взяла у Марго.

– Ну да, что-то я туплю, – кивнул Жека.

Настя две или три секунды подышала в трубку, а потом произнесла, неожиданно и смело:

– Хотела сказать, что сожалею о том, что… В общем, как все получилось. Наверное, я вела себя неправильно.

Сожаления, по мнению Жеки, были самой дерьмовой вещью на свете. Толку в них – никакого. Вернуть и исправить ничего нельзя. Иначе все были бы святыми. Если что-то сделал, стой на своем до конца. По крайней мере, вслух. Но сейчас перед ним извинялась (и вроде как искренне, ему хотелось в это верить) девушка, которая ему очень и очень нравилась. Поэтому он попробовал вытряхнуть из памяти ее высокомерие, спрятал поглубже сопротивляющуюся этому иронию и просто произнес:

– Да все нормально.

Говорят же, что нужно чем-то жертвовать во имя отношений. Ну вот он и пожертвовал.

– Спасибо, – услышал он. – Ты вчера предлагал встретиться?

– Я и сейчас готов, – хрипло прокаркал Жека.

Блин, да что же у него с голосом?

– Но ты говорила, что сегодня работаешь допоздна.

– Мне кажется или ты простыл? – спросила Настя.

Жека убрал айфон от лица и попробовал прокашляться.

– Алло? Женя?

– Да, я тут, – его голос вернулся к нему. – Ты уже освободилась?

– Почти, – на другом конце связи Настя засмеялась. – По-полной нагрузила подчиненных, так что вечер свободен.

– У меня тоже.

– Может, сходим поужинать куда-нибудь?

– Хорошая идея. Я как раз весь день не ел. Будто чувствовал, что ты позвонишь.

– На самом деле, – опять засмеялась Настя, – позвонить тебе я решила буквально только что.

– Где-то я читал, что импульсивные поступки – самые правильные… Ты где сейчас?

– В районе Сенной. Буду свободна минут через двадцать.

– Отлично, я на колесах и тоже в Центре. Сейчас кое-что доделаю – и готов. Если подъеду через полчаса?

– Давай.

Они договорились о месте встречи.

Когда Жека нажал «отбой» и кинул трубку на соседнее сиденье, ему показалось, что он выиграл в лотерею. После вчерашнего не особо удачного знакомства на вечеринке у Марго ему казалось, что надо навсегда выкинуть из головы эту девушку. К сожалению, фраза «даже нечего и пытаться» одновременно относилась не только к его мыслям о том, как бы снова увидеть Настю, но и к попыткам забыть про нее. Девушка откусила от него кусок. И он влюбился. А теперь она сама позвонила ему, и они идут ужинать, вдвоем, без большой шумной компании. И получается, что у них вроде как свидание.

Опомнившись, Жека увидел, что чуть не проехал дальше, чем нужно. Включив поворотники и пропустив две машины по встречке, он свернул под длинную арку, соединявшую две стены из красного кирпича, и остановился у опущенного шлагбаума на пятачке, освещенном пятисотваттным прожектором. Из будки по ту сторону «границы» вышел немолодой охранник и вопросительно посмотрел на Жеку. Тот опустил стекло и назвал фирму, в которую ехал. Охранник кивнул, выдал Жеке бумажный пропуск (его на выезде надо было вернуть с печатью организации) и поднял шлагбаум.

Со скоростью пять километров в час – ехать быстрее мешали остатки асфальтовой дороги – Жека въехал на площадь, ранее занимаемую заводом резиновых изделий «Красный Треугольник».

Сумеречная даже в солнечный полдень территория, ограниченная Обводным каналом с грязной стоячей водой, Старо-Петергофским проспектом и улицей Розенштейна, дома на которой были сломанными зубами в гнилом рту города. Кирпичные, с осыпающимися углами, со слепыми окнами без стекол здания – идеальная декорация для съемок фильма про Сталинградскую битву. Обвалившиеся эстакады. Высокие трубы, царапающие облака. Площади умершего завода сдавались в аренду – склады, офисы сомнительных организаций, какой-то токарный цех. Обесточенные, с протекающими в дождь потолками и подвалами, полными крыс, полуразрушенные корпуса по окраинам населяли кланы нелегалов из Средней Азии, с которых кормились регулярно заезжающие сюда копы. Один раз Жека увидел грязного пацана – таджика, пасущего двух чахлых баранов между ржавыми рельсами заросших железнодорожных путей. Столбы и стены по всей территории были обклеены листовками с координатами агентств, оказывающих помощь мигрантам, а в бывшем цехе по изготовлению лент для транспортеров было устроено нечто среднее между столовой, интернет-кафе, отделением «Western Union» и прачечной. Джентрификация наоборот оттенка среднеазиатского загара.

У лет пять назад покрашенных серой грунтовкой ворот с торца бывшего технопарка Жека остановил «лексус» и посигналил. Через полминуты ворота приоткрылись, из них выглянул Эргаш, вгляделся в салон, узнал и открыл ворота. Жека заехал в бокс, в котором, тускло освещенные несколькими лампами дневного света, стояли два «немца» – новенький C-класса «мерс» серебристого цвета и повидавший на своем веку «опель астра» хетчбэк. Капот «мерса» был поднят, возле него копошились узбеки в промасленных робах. Они оглянулись на Жеку, одарили его грязно-желтыми улыбками и вернулись к работе.

– Ставь сюда, – скомандовал Эргаш, молодой, лет двадцати, племянник бригадира.

Он протянул вышедшему из «лексуса» Жеке руку.

– Салом.

– Держи ключи, – сказал Жека, без энтузиазма пожимая ладонь, в которую, казалось, намертво въелась грязь.

– Хорошо, да? – кивнул Эргаш. – Как дела? Как все прошло?

– Отлично. Где Темир?

– Сейчас будет. Решает вопросы, да? Подожди немного.

Жека подошел к «опелю», открыл дверь и поискал взглядом ключи – они торчали в замке зажигания.

– Залили тормозной жидкости, – сказал Эргаш, – теперь все будет в порядке.

– Спасибо, – произнес Жека.

– Не вопрос, слушай. Обращайся, если надо.

– Ты тоже.

В слегка разошедшиеся створки ворот с улицы проскользнул Темир. Одетый в длинный черный халат и с расшитой золотом тюбетейкой на голове, с длинной бородой с проседью, бригадир был похож не то на Хаджу Насреддина, не то на звездочета, торчащего на олдскульной рэпчине. Последнее – из-за белых дутых кроссовок в стиле 80-х, купленных на каком-то дешевом вещевом рынке. Интересно, не надета ли у него под халатом майка «Run DMC» или «Public Enemy», подумалось Жеке. Пожалуй, нет, иначе бы он наверняка носил не тюбетейку, а бейсболку козырьком назад. Увидев его, бригадир широко улыбнулся (во рту сверкнуло несколько золотых зубов) и приветственно развел в стороны согнутые в локтях руки.

– Здравствуй, дорогой. Кушать хочешь? Чаю сейчас заварим.

– Спасибо-спасибо, Темир-ака, – поблагодарил Жека. – Очень тороплюсь. Извини, в другой раз.

– Куда все торопишься, Жека-джан?

– К девушке, на свидание… Будешь принимать машину?

– Конечно, – Темир погладил бороду. – Сам знаешь, первым делом – самолеты…

Они втроем (Эргаш следовал за ними на почтительном расстоянии) обошли «лексус». Темир внимательно, словно покупал коня, сокола или слона – кто там у них в качестве домашних животных? – разглядывал автомобиль на предмет царапин и вмятин.

– Хороший «лексик». Молодцы япошки, – повторял Темир, трогая окрашенный металл как трогают женщину. – Работают на совесть, – и с улыбкой взглянул на Жеку. – Я бы взял таких в бригаду.

Через пару минут Темир, не забыв заглянуть в салон, закончил с осмотром.

– Все в порядке, Жека-джан, – сказал он и достал из халата телефон. – Я позвоню Аббасу. Езжай, дорогой, – и протянул ему руку с массивной золотой печаткой на пальце.

Наверное, я выгляжу в его глазах Багдадским вором, безвредным и веселым таким комичным персонажем, подумал Жека, усаживаясь в свою машину. В общем, так оно и было. И в целом, это его устраивало.

Он повернул ключ зажигания. Из-за его «опеля» вчера все и началось.


* * *

За день до работы Жека приехал к Темиру и до завтра оставил свою «астру» в боксе у узбеков. Из двух вариантов – уйти пешком сейчас или вечером после угона – он всегда предпочитал первый. Вдобавок, тормоза стали вдруг схватывать не с первого раза, и работники Темира обещали с ними разобраться. Ребята они ответственные, в бригаде дисциплина – так что Жека знал, что все будет в лучшем виде. Авторизованные центры отдыхают.

С площади Балтийского вокзала Жека позвонил Гарфилду. Толстый и веселый Андрюха работал айтишником в бизнес-центре недалеко от метро. Жека предложил ему пересечься, выпить по пиву («только по одному – завтра дела») и поточить лясы.

– Я уже на площади, – предупредил Жека.

– Жди, еще минут пятнадцать.

Появился он только через полчаса, когда Жека стал окончательно терять терпение.

– Лечил компьютер секретарши. Вирус поймала, сука тупая. «Ой, а что это у меня, Андрюша? А почему? А я ничего не делала». Достали уже со своими «Одноклассниками», – объяснил Андрей задержку.

– Куда пойдем? – спросил Жека.

– Слушай, поехали ко мне, – сказал Гарфилд, – у Марго днюха. Праздновать будет в субботу, предки заявятся, а сегодня так, легкий фуршет для своих, без застолья.

С Маргаритой, сестрой Андрея, как и с самим Гарфилдом, Жека был знаком, сколько себя помнил, с первого класса, и одно время, лет в восемнадцать пробовал встречаться с девушкой. Тогда у них ничего не получилось, но дружеское участие сохранилась. Так что Жека вполне проходил по разряду «свой». Поэтому они прыгнули в кривую праворукую «хонду» Гарфилда, которой было сто лет в обед, и рванули на район.

По дороге купили букет из роз и оранжевых гербер.

– А подарок? – спросил Жека.

Гарфилд отмахнулся:

– Деньги подарю.

Марго, оторва с длинными рыжими волосами и с какого-то солнечного оттенка глазами героини анимэ, встретила их в прихожей.

–Ой, Жека! Тыщу лет не виделись! – воскликнула она и подставила щеку для поцелуя. – Молодец, что пришел! Проходи! – и ускакала ставить цветы в воду.

Было в ней одновременно что-то от дорогой технологичной безделушки из «Le Futur» и от того, что в порнобизнесе обозначают термином «barely legal»[5]5
  Дословно – «едва легально». Термин, обозначающий юных моделей, которым уже исполнилось 18 лет.


[Закрыть]
. Жека скинул «гриндерсы» на пол и следом за Гарфилдом прошел в комнату, где громко, но не на полную катушку, играл минимал. На подоконнике и на полу, в вазах и в трехлитровой банке, стояли еще букеты. Кроме них гостей было четверо. Две девушки и два парня. Одна пара – до невозможности завитая блондинка с лишним весом и кожей цвета очищенной картошки и ботанского вида дрищ в имиджевых очках и с татуировкой колючей проволоки на запястье – были вместе и постоянно это подчеркивали: держались за руки, чуть ли не обжимались на людях и называли друг друга «зайкой» и «лапкой». Его, конечно, не спрашивали, но, по мнению Жеки, парню стоило звать свою девушку «свиноподобным бегемотищем», а ей – его – «анорексичной лже-очкаридой». Понаблюдав, как блондинка метет с большого блюда бутерброды, Жека добавил бы к ее определению слово «всепожирающая». Еще один парень, по виду – суровый финский басдрайвер, вроде как имел виды на Марго, потому что всерьез обеспокоился Жекиным появлением. Поздоровавшись с ним, Жека дал понять, что неопасен как выключенный паяльник. «Басдрайвер» Серж вроде как понял и завел беседу. Жека нехотя односложно отвечал на его левые реплики на тему футбола, подбираясь к последней гостье Марго, которая представилась как Настя.

Налили. Марго, Бегемотище и ее анорексичный дружок – самому ему было не стремно? – пили «кампари» с грейпфрутовым соком; Серж и Гарфилд – датскую водку из хитрой, будто бы металлической бутылки с наклейкой мюнхенского дюти фри; Жека и Настя – вот и есть повод поухаживать и поговорить – «джеймсон». Выпили за именинницу, второй раз. Марго, Настя и Серж с Андреем танцевали под минимал, даже не танцевали, а слегка двигались. Музыку чуть приглушили, чтобы она не мешала разговаривать и все активно общались между собой, но толстый Андрюха занимал так много пространства, что Жеке к Насте было не подступиться.

Он сел на диван, на другом краю которого целовалась сладкая парочка, плеснул себе виски. Прикладываясь к стакану, поглядывал на танцующих. Заинтересовавшая его девушка двигалась грациозно, но без фанатизма и без посыла «Эй, все смотрите, как я умею танцевать!». Так ненавязчиво дэнсят с друзьями в маленьких залах «Radiobaby» или капсуле «Torque». Выглядела Настя лет на двадцать пять. Высокая. Короткие прямые темные волосы, взлохмаченные гелем сильной фиксации в прическу «только что из постели». Темные, под цвет волос, глаза с холодным блеском – казалось, что изнутри девушку освещают лампы дневного света. Чистая бледная кожа – стильное ретро в эпоху искусственного загара. Тонкий нос с горбинкой, делавший ее внешность бескомпромиссной как тарантиновские «Reservoir Dogs». Две косточки, две точки под глазами в начале щек. Выражение лица страстное и как бы высокомерное. Одета в синего цвета с потертостями облегающие джинсы с треугольником «Guess?» на заднем кармане и в простую черную футболку с длинными рукавами. Словно почувствовав, что Жека ее разглядывает, Настя обернулась. Они встретились взглядами. Жека отвел глаза, заметив, что девушка рассматривает его с ног до головы самым бесцеремонным образом.

«Вот ведь», – подумал Жека и, поднявшись с дивана, сбежал на кухню, чтобы дать себе передышку. Там он встал у окна и молча допил свой виски, думая о том, что не хватало, чтобы он еще тут влюбился в девушку, с которой даже толком и не разговаривал. Любовь с первого взгляда? Вроде бы она приходит после второго литра. А он прямо как школьник.

Из туалета на кухню ввалилась Бегемотище и стала пьяно кокетничать, вынося Жеке мозг. Он уже хотел позабыть про приличия и сказать, что его сейчас стошнит от ее трясущихся как желе боков. От скандала спасло появление Марго и Насти.

– Ты что здесь скучаешь? – спросила Марго.

– По телефону разговаривал, – пришлось соврать Жеке.

Девушки залезли в холодильник, выставили на стол всякую снедь и стали готовить бутерброды.

– Вам помочь?

– Да, налей еще выпить, пожалуйста, – попросила Настя и протянула Жеке пустой стакан из-под виски.

Жека метнулся в комнату и вернулся со всей бутылкой «джеймсона», плеснул в стаканы и подал один Насте.

– Будь здорова, подруга, – сказала Настя склонившейся над разделочной доской Марго.

Та кивнула. Настя и Жека чокнулись звякнувшими стаканами. Жека глотнул сладковатого с перченым послевкусием виски, которое слегка обожгло гортань. Настя протянула ему бутерброд с ветчиной.

– Закусывай, – произнесла она. – И иди танцуй. Мы скоро придем.

Сказано это было таким тоном, что Жека не нашелся, что ответить. Только:

– Давайте, мы ждем вас и бутеры!

– Долго ждать не заставим.

Дела плохи, успел подумать Жека по дороге в комнату. Кажется, он в стопроцентном «игноре». И угораздило же его! Но, в конце концов, преодоление трудностей – разве не это путь силы?

Он оттащил Гарфилда, отплясывающего с Бегемотищем, в сторонку и спросил:

– Что это за Настя, не знаешь?

– Подруга Марго, чо? – пожал плечами Андрюха. – Они знакомы давно, долго не общались, вроде бы Настена жила за границей или что-то такое. Сейчас с год как видятся время от времени.

– У нее кто-нибудь есть?

– «Кто-нибудь» – это кто? Кот? Папа-мама? Бойфренд? Если бойфренд, то не знаю. Она красивая, но пришла одна… – Андрюха прищурился. – Слушай, а может, она лесби?

– Есть отчего впасть в отчаяние, – процитировал Жека киноклассику.

– Уныние – тяжкий грех! Ты лучше выпей! – посоветовал Гарфилд и снова пустился в пляс.

От последнего Жека решил воздержаться – памятуя о завтрашней работе. Впрочем, этого его решения хватило минут на пять, пока не появились Марго, Настя и бутерброды. Обе хором закричали:

– Продолжаем пить!

Потом они все пили, танцевали под сменивший минимал коммерческий хаус с icebergradio.com, ели бутерброды и тарталетки с красной икрой, роняя икринки на пол. Жека продолжал осаждать Настю. Она улыбалась (не смеялась, а именно улыбалась, не разжимая губ; Жека даже забоялся, что у нее брекеты) его пьяным шуткам, втроем с Марго они завели дискуссию о музыке и фильмах, но, танцуя, она пряталась от Жеки за кого-нибудь из гостей, на кухню или на балкон («немного подышать») не шла. От музыки и от «джеймсона» в голове Жеки шумело сильней и сильней. В какой-то момент минут на пятнадцать он завис на балконе с Бегемотищем. Пока она хохотала над рассказом Жеки о том, как в детстве они с Гарфилдом кидали с этого балкона подожженные бумажные самолетики, тот решил, что эта глуповатая блондиночка не так уж и плоха. Беда в том, что она не одна, а со своим «зайкой». Хотя, почему это должно его останавливать? Внезапно выскочивший на балкон дружок Бегемотища закатил ей сцену в духе «тру эмо».

Оставив этих ненормальных выяснять отношения, Жека вернулся в комнату. Убитая лишним алкоголем и поздним временем, атмосфера праздника умирала. Серж настойчиво танцевал с Марго, что-то шепча ей на ухо, поднабравшийся Гарфилд сидел на краешке дивана в обнимку со стаканом молока и нетбуком и серфил сайты. Настю Жека обнаружил на кухне. Она колдовала над туркой. Обернувшись на шаги, мельком взглянула на Жеку и продолжила караулить готовый закипеть кофе.

– Ты пьешь кофе на ночь? – спросил Жека.

– Он некрепкий, такой скандинавский вариант, – объяснила Настя и резко убрала турку с огня. – Будешь? Тут хватит на двоих.

В эту секунду Жека и совершил ошибку – принял ее вежливость за участие и пошел ва-банк, пьяно понадеявшись на свое обаяние.

Он приблизился к Насте на расстояние в полметра и сказал:

– Я бы тебя поцеловал вместо кофе. Можно?

Несколько недель назад это сработало. Они с Вальком-Хамлом весь вечер тогда болтались по району, у какого-то магазина зацепились языками с двумя симпатичными девчонками. Через пару часов после знакомства Жека такой же фразой (только вместо кофе в ней фигурировало пиво) подобрал ключик к одной из девушек и увел ее к себе домой.

Но несколько недель назад – не сегодня.

– Не надо, – покачала головой Настя. – Вдруг у меня изо рта пахнет, – тоном мамы, объясняющей ребенку, почему она не купит ему второе мороженое.

– У меня где-то в кармане жвачка есть. Я ее жевал, но она еще сладкая. Хочешь?

– Нет, спасибо, – Настя улыбнулась.

– А если…

– Послушай, – сказала Настя так резко, что Жека побоялся, что она плеснет горячий кофе ему в лицо. – Я не пойму, ты меня с кем-то спутал? Лучше отвяжись.

– Это откуда? – спросил Жека. – Из Паоло Коэльо?

Настя вдруг рассмеялась.

– Черт, ты еще читаешь Коэльо? Ну и как? Эта его «вся эзотерика за двадцать минут». Так же не бывает в жизни, да? Читаешь и думаешь: «Ну это там… Из романов! Старые бредни».

– Да, я тоже его не люблю. Пару книжек летом прочитал, мне не понравилось. Как-то пишет он…как для полных гондонов.

Настя засмеялась и сказала:

– Это называется – доступный стиль.

Она налила кофе, добавила в него большую порцию молока, посластила. Присев на подоконник, отпила. Жека опустился на табуретку и смотрел на девушку. Кажется, она устала от постоянного мужского внимания. Или кокетничает?

– Вот вы где! – появилась на кухне виновница торжества, за спиной которой маячил Серж.

– Марго, я поеду. Завтра на работу, – сказала Настя.

– В субботу придешь?

– Посмотрим.

– Проводишь девушку? – посмотрела Марго на Жеку.

– Если она хочет, – ответил он. – Я заодно вам стихи почитаю, Людмила Прокофьевна, – пообещал он Насте.

Девушка допила кофе. Затем они быстро собрались.

Тесный лифт заставил пересечься их личные пространства, они стояли у противоположных стенок и смотрели друг другу в глаза.

– У тебя глаза цвета виски, – заметил Жека.

– Комплимент пьяного мужчины, – усмехнулась Настя. – А у тебя глаза как шляпки ржавых гвоздей в свернувшемся молоке.

Жека подумал, что выглядит это, наверное, не очень. Хотелось что-нибудь выдать про «корову», проассоциировавшуюся у него с «молоком», но сдержался.

Они вышли из дома. Темно и прохладно, из подворотен задувал ветер.

– Ты где живешь? – поинтересовался Жека.

– Далеко и дорого, – неопределенно ответила Настя. – Буду ловить такси.

На Ленинском остановилась вторая или третья по счету машина – черного как Барак Обама цвета ушатанный «мерин». Пожилой русский «бомбила» за рулем и Григорий Лепс из колонок.

– Спасибо, что проводил, – сказала девушка. – Пока!

– Пока, – помахал рукой Жека. – Знаешь, ты красивая, но при этом такая…

– Какая? – уже сев в «мерседес», Настя снизу вверх посмотрела на него.

Жека искал слова, чтобы не нахамить напоследок.

– Будто сделанная в «Икее». Стильная и холодная. Но скоро сломаешься. И я постараюсь запомнить тебя толстой.

Несколько секунд Настя внимательно разглядывала его будто впервые видела, а потом спросила:

– Как тебя зовут? Извини, но я забыла.

– Жека, – ответил он.

– Значит, Жека, – произнесла Настя с интонацией Веры Алентовой из «Москва слезам не верит». – Только этого мне не хватало. Доброй ночи.

– Доброй ночи.

Когда машина, увозившая его разбитое сердце, скрылась из виду, Жека двинулся к дому. Пойду плакать, подумал он. И слушать «A Silver Mt. Zion». Самую печальную музыку на свете.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю