Текст книги "Кровь как лимонад"

Автор книги: Денис Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Говорит, здоровая такая. Джип или… Этот, как его…

– Кроссовер?

Жираф пожал плечами.

– Наверное.

– Это все?

– Ну да… Темно же было… Да и думать Жесткий сейчас может только об одном. Все хнычет, дозу просит… Ты заходи потом, может, он еще что-нибудь вспомнит, – уже вслед Марку сказал Жираф.

Прохладный уличный воздух загазованного города показался Новопашину свежим океанским бризом. Он сделал глоток полной грудью, достал сигарету. В открытую форточку квартиры на первом этаже было слышно, как ругаются мужчина и женщина, но Марк не обращал внимания.

Он молча ждал, пока ядовитый "лед" в его крови выстраивал логическую цепочку, потом достал телефон и стал искать в нем номер Артемьева. Опер долго не брал трубку, потом нехотя выслушал Марка и сказал:

– Вечер пятницы, я на Дне рождения у тещи, а ты трезвонишь по поводу мертвого чурки.

– Там еще моя девушка была, Олегыч, – напомнил Марк.

Артемьев досадливо посопел, и Новопашин почувствовал его невысказанную фразу о том, что он думает про девушек такого сорта.

– И, если забыл, ты больше не работаешь в органах. Я не могу сливать тебе служебную информацию.

– Коммерческая тайна? Не можешь или не хочешь?

Артемьев не успел ответить. Марк услышал в трубке, как его зовут к столу.

– Ладно, это в последний раз, – решительно сказал Артемьев. – Машина у дага была, новый «субару форестер»… Откуда, бля, деньги у черных берутся, ты не знаешь? У дома она не стояла, мы проверяли. Все.

– Надо пробить салон, где ее покупали, и выяснить, не устанавливали ли на «субарик» иммобилайзер, реагирующий на отпечатки пальцев.

– Да ну… – помолчав, произнес Артемьев. – Хочешь сказать, весь замут из-за тачки? Убили, отрезали палец, чтобы забрать машину? И каким боком тут твоя подруга? Случайная жертва? Так машины не угоняют.

– Ладно, спасибо. Иди, поздравляй тещу.

Марк спрятал мобильник в карман и несколько секунд вспоминал, где он оставил «бэху».

Холодно. Теплый поцелуй бы решил проблему, но были только сигареты. И еще один номер в памяти телефона.

10. СОЖЖЕННЫЕ МОСТЫ

Его одежда – темные пятна в светло-серого и оранжевого цветов интерьере Настиной квартиры–студии. По крайней мере, не промахнешься. Жека лежал, слушая, как льется разбудившая его вода в душе. Минут через пять Настя вышла из ванной – с мокрой головой и замотанная в большое полотенце. Увидев, что Жека проснулся, улыбнулась ему:

– Доброе утро.

– Доброе, – кивнул Жека и показал на настенные часы. – Только уже не утро, половина первого.

– Иногда утро начинается и в шесть часов вечера, – засмеялась Настя.

Похоже, что у нее хорошее настроение. Странно, если бы было иначе – после вчерашней-то постельной акробатики. Жеке хотелось в туалет, но он терпел, ждал, погонит ли Настя его под душ или скинет полотенце и будет одеваться при нем – потому что шкафа, за дверцей которого она могла бы спрятаться, в ее квартире не было. Только гардероб-купе с зеркальной дверью, напротив которой они оказались вчера в один из моментов. Жека вспомнил стоны девушки и ее упругие груди с зажатыми между его пальцами твердыми сосками. Откровенный взгляд глаз Настиного отражения, мурашки, бегущие по ее бедру, когда коннектились их разъемы «папа»-«мама».

Девушка подошла к электроплите, включила ее и поставила на варочную поверхность сковороду. Глядя на Настю сзади, Жека пытался понять, ощущает ли она смущение, какое бывает между партнерами после алкогольной или просто внезапной страсти. Кажется, ничего похожего. Она села рядом с ним на кровать, прикоснулась рукой, поморщилась, когда он приподнялся и потянулся к ней губами, чтобы поцеловать:

– Фу, ну у тебя и пахнет изо рта. Иди в душ, я пока приготовлю завтрак. Можешь взять мою зубную щетку.

– Конечно, чего уж теперь.

Общей зубной щетке не сравниться с безумием ночных бесконтрацептивных проникновений, когда каждый оргазм партнерши – как новый вызов.

– Как самочувствие? – спросила Настя.

«Как будто этой ночью трахнул принцессу», – подумал Жека, но сказал другое:

– Как после клуба и беспокойной ночи. Все как обычно.

Потом они завтракали, сидя на застекленной лоджии, держали прямоугольные тарелки на коленях, ели оранжевую, одного цвета с фасадом кухонного гарнитура, яичницу с помидорами и беконом, пили кофе с молоком и смотрели на солнце, понемногу начинающее сваливаться за деревья.

– Хорошая у тебя квартира, – заметил Жека. – Рядом метро, зелень, залив.

– Это не моя, – ответила Настя. – Отца. Он живет за городом, а я пока здесь.

В ее студии Жеку смущали лишь две детали.

Первая – стоящая в вазе на подоконнике охапка уже засохших роз с ломкими как пленки диафильмов побуревшими листьями. От кого, интересно? Ладно, в конце концов, цветы могли подарить и коллеги на работе.

Примириться со второй деталью было сложнее. Жека не сказал бы, что она ему не нравилась, но все же… Во всяком случае, взгляд притягивала. Висящая над кроватью большая – примерно метр на метр – черно-белая фотография, отпечатанная на холсте, натянутом на подрамник. На заднем плане фотокартины – полностью раздетая, но снятая только по пояс Настя. Лицо немного размыто, но это не мешает разглядеть «ху из ху». Подтянутые груди, взъерошенная прическа – вроде той, с которой он впервые увидел ее на Дне рождения Марго, закушенная нижняя губа, взгляд куда-то за камеру. На переднем плане, с обеих сторон фотографии – по вздыбленному средних размеров члену (один – смуглый, арабского или кавказского происхождения), обладатели которых не попали в кадр. Прямо – дуэль за честь прекрасной дамы, «Шпаги наголо, дворяне!»

– Ты такая красивая тут, – с кружкой кофе в руках разглядывая фотокартину, не удержался от комментария в стиле Вконтакте Жека.

– Если хочешь спросить, то это, – Настя взглядом показала на эрегированные пенисы, – просто модели – и ничего больше.

– А-а, – протянул Жека. – А кто им надрачивал перед съемкой? Или сами себе?

– Нет, ты что? Есть такой специальный аппарат, – с серьезным лицом ответила девушка. – Переносная высокочастотная надрачивалка с комплектом сменных хомутов.

От «сменных хомутов» Жека засмеялся так, что чуть не подавился кофе, и Настя заколотила ему ладонью по спине.

– А отец твой как относится к такому искусству?

– Он здесь не бывает.

Из-за деревьев доносились детские визги и голоса – там работали аттракционы «Диво Острова». Настя налила себе и Жеке еще по одной чашке кофе (молока на дне коробки хватило только Жеке) и погромче, чтобы было слышно в лоджии, включила музыку. «The Kooks». Похожие на группу «Браво» английские инди-рокеры, веселые и энергичные.

Пританцовывая в такт музыке, Настя отпивала кофе и смотрела в окно. Жека – как двигаются ее бедра и как под джинсами перекатываются две половинки ее попы.

Он встал, приблизился к девушке и, глядя в ее смеющиеся глаза, поцеловал в первый раз за все утро. Настя ответила на поцелуй и сказала:

– А я все жду, когда мы продолжим…

Тот кофе, что не расплескался, снова остался остывать. Они долго целовались стоя, постепенно приближаясь к неубранной постели. Жека бросил Настю на смятые простыни. Их торопливые пальцы расстегивали джинсы друг на друге. Сумасшедшая погоня за краткими мгновениями счастья окончилась раскиданными по постели потными телами. Вязкая жидкость его семени, стекающая по Настиному животу, и ее взгляд, в котором пряталась улыбка.

На ее правой ладони был старый шрам. Пятисантиметровый рубец, почти перпендикулярно пересекающий линию жизни. Жека заметил его еще ночью, но тогда, честно, было не до него.

– Откуда это у тебя? – спросил Жека, осторожно, словно он мог еще болеть, трогая шрам.

– Стигмата, – усмехнулась Настя и забрала у него руку.

Затем они валялись на постели. Жека – в джинсах на голое тело, а Настя – в одних трусиках камуфляжной расцветки, которые он назвал «солдатджейновскими». Слушали «Light Out Asia». Грызли найденные Настей в холодильнике яблоки «голден». Обсуждали, чем можно заняться незаметно подкравшимся вечером. Обоих, кажется, устраивало то, что они не собираются расставаться. «Романтика», – подумал Жека.

– Это долго – разделывать мясо, потом мариновать его. Да и нечем. Я такая хозяйка, у которой ничего нет.

– Купим лук, гранатовый сок и специи. Я все сделаю. Пока едем, оно замаринуется. Тем более, не сразу туда – надо заскочить по одному делу.

– Если тебе охота заморачиваться, то – пожалуйста. «Дикси» в квартале отсюда, «Великолукский» – у метро. Я не отказываюсь ехать смотреть это твое место, которое, как ты говоришь, все видят, но где никто не бывает – не можешь, кстати, намекнуть, что это? Просто можно это сделать и без шашлыков.

Жека засмеялся:

– Тут дело не в том, что ты не отказываешься, а дело в твоей готовности, в радости, в удовольствии, с которым ты поедешь, – и увернулся от летящей в лицо подушки.

* * *

Имя «Аббас» на даргинском, аварском, осетинском или каком-то там еще языке (для Жеки, постоянно работавшего с кавказцами и среднеазиатами и не вдававшегося в этнографические подробности, все они были, в лучшем случае, «черными» или «чурами») означало что-то вроде «лев, от которого убегают другие львы». Где они там в своих горах нашли львов, Жека не знал. В зоопарках – не иначе.

Внешне на льва Аббас походил с натяжкой. Смуглый, жилистый, среднего роста, лет сорока с небольшим. С редеющей шевелюрой и с белоснежной улыбкой, с проворными руками, заворачивающими в лаваш начинку из мяса, лука и овощей. У Жеки он долго ассоциировался с Шефом из «South Park» или с Мимино. Всегда сделает изысканный комплимент девушке, даст скидку клиенту или подарит мальчику щенка. Но внешность, как известно, обманчива. Однажды Жека увидел, в какого жесткого и беспринципного криминального авторитета превратился Аббас, когда этого требовала ситуация.

Трое черкесов из «отстойника» в гаражном массиве в районе «Звездной» заявили, что Жека обманывает Аббаса и что он не пригонял им «мерс», который давно ждал покупатель.

– Разберись сначала с этим вором, – сказал Аббасу их старший. – Тогда уже нам предъявы кидай, – и повесил трубку.

Слышавший все это по громкой связи, Жека побледнел (хотелось бы думать, что это не так, но он знал, что побледнел) и о чем-то пошутил. Юмор – надежное средство от страха, но тогда он не помог ему, наблюдающему за трансформацией Аббаса, во время которого тот не спускал своих темных глаз с угонщика. Несколько долгих секунд Аббас (лев, от которого убегают другие львы) хмуро смотрел на Жеку, и неожиданно процитировал:

– Тут свет решил, что он умен и очень мил…

Сказать, что Жека, не подозревавший, что Аббас знает его фамилию и читал Пушкина, удивился – ничего не сказать. Следующими словами кавказца был отданный приказ своему помощнику по имени Гази – молчаливому, не прятавшему свою суровость под напускным дружелюбием чеченцу – решить вопрос с черкесами. В его коротком кивке Жека, казалось, услышал звуки выстрелов. И только когда Гази вышел из кафе, Жека расслабился.

Что стало с черкесами, Жека так и не узнал. Ничего хорошего – это уж точно. В следующий раз Аббас дал ему телефон Темира и объяснил, как найти их "точку" на «Красном Треугольнике».

– Здравствуй, Женя, – через весь зал поприветствовал Аббас вошедшего Жеку.

Тот подошел к замусоленной стойке и пожал протянутую руку. Огляделся. Обшарпанные столики с рекламой пива «Балтика». Две девушки-студентки, все на бусах, фенечках и вплетенных в волосы цветных нитках, ели шаверму с тарелок, запивая ее «колой». Одна из них, цепляя еду вилкой, притопывала ногой в такт музыке из космического дизайна колонок под потолком над стойкой. Фэйковый и стремный как китайский автопром русскоязычный бритпоп от группы… Как они там называются? «Сегодняночью». Как можно слушать такое в наши дни, да еще альбомами, Жека не понимал, но воспитывать музыкальный вкус Аббаса он не собирался. Пока, во всяком случае, тот не начнет ставить в его присутствии Александра Марцинкевича. В углу, у окна, из которого просматривался Кронверкский до пересечения со Съезжинской, под старым, выцветшим на солнце постером к «Брату» Такеши Китано, сидел Гази в накинутом на плечи длинном сером пальто – вроде той шинели, в которой когда-то выступал Олег Газманов. Жека махнул кавказцу рукой, на что Гази никак не отреагировал.

– Здравствуй, Аббас.

– За деньгами приехал?

– Да, ничего, что без предупреждения? Вчера весь день не мог до тебя дозвониться.

– Извини, Женя. У сына друга вчера была свадьба, гуляли–отмечали. Выключил телефон, чтоб не отвлекали–не мешали. Про тебя как-то вылетело из головы, извини, дорогой. Стыдно. Чувствую себя как школяр.

Действительно, выглядел Аббас уставшим, словно после сильного алкогольного возлияния или длительного перелета. А, может, от того и другого сразу. В конце концов, свадьба могла быть и в Дагестане.

– Да ладно, Аббас, все в порядке.

– В порядке было бы, если б ты вчера деньги получил… Да что уже говорить…

Аббас нагнулся под стойку и достал скатанные в трубочку и перетянутые резинкой деньги. Отчего-то Жеку бесили эти трубочки. Почему нельзя отдать деньги просто, чтобы их можно было, при желании, пересчитать? Впрочем, Аббас никогда не обманывал. Поэтому Жека никогда не поднимал вопроса по поводу этих денежных трубочек. Что-то ему подсказывало, что начнешь копать, чтобы выяснить, как глубоко прячется второе «я» Аббаса под маской развеселого хозяина шавермы – того и гляди, выроешь себе могилу.

– Спасибо за работу, Женя, – поблагодарил Аббас. – Хорошая машина, заказчик будет доволен.

– По поводу машины, Аббас, – убирая деньги в карман, сказал – не мог не сказать – Жека. – Ты знаешь, что с ней были проблемы?

– Проблемы? – Аббас сделал удивленное лицо. – Какие?

– Труп в багажнике. Кто-то из ваших.

– Из каких таких «наших»?

Жека замялся, а потом решительно ответил:

– Из чебуреков.

– Из чебуреков? – расхохотался Аббас. – Шота Руставели и Гарри Каспаров – они тоже чебуреки?.. Ты только Гази так не говори, он не любит нетолерантных. Сразу за ствол хватается. Или в лицо бьет. А то, что хозяин «лексика» вместо запаски возил труп, – он помотал головой, – я даже не знаю, что сказать… Правильно, наверное, что мы его наказали. Плохой он человек, как думаешь?

Жеке на плечо легла ладонь.

– Кто это там в твоей тачке? – спросил оказавшийся рядом с ним Гази, запахивая на груди свое пальто-шинель.

Внимательный взгляд сторожевого пса. Голос без эмоций, каким бы, наверное, разговаривали змеи. Указательный палец левой руки привычным жестом амфетаминщика трет зубы и десны.

Углядел же, хотя Жека специально припарковал «опель» подальше от шавермы.

– Девушка, – ответил он. – Собрались ехать на шашлыки.

– Шашлыки? – переспросил Аббас. – Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся… Что ж ты меня не предупредил? Я бы приготовил тебе шашлык, ты бы пожарил, девушка бы кусочек скушала и сразу бы в тебя влюбилась. Как Татьяна Ларина в Онегина.

Твою ж мать.

В кафешку вошла разнополая парочка. Потрепанные, хотя лет обоим не больше двадцати пяти. У парня – початая бутылка «Степана Разина», у девушки – банка джин-тоника и лишний вес.

– Одну двойную шаверму, лука побольше, одну обычную, – сказал парень, приблизившись к стойке.

– Почему мне обычную? – капризным голосом спросила девица.

– Ты же на диете, – посмотрел парень на спутницу.

– На диете, – с вызовом ответила та. – Поэтому и пью джинчик, он с грейфруктом, от него худеют.

Жека подумал, что в первую очередь девушке стоило бы сесть на безалкогольную диету. Аббас кивнул Жеке, сказал:

– Скоро опять позвоню насчет работы, пока отдыхай, – и стал отрезать от крутящегося на вертикальном вертеле мяса тонкие куски, слушая, как продолжает препираться алко-парочка.

Жека вышел на улицу, незаметно глянул по сторонам и направился к своему «опелю». Ему вспомнился мир, выпрыгнувший из зрачков хирурга, свалившегося с неба на клочок необитаемой суши. После того жесткого наебалова, когда хитростью и обманом его заставляли шесть лет подряд смотреть долбаный «Lost», у Жеки будто бы выработался нюх на серьезную ложь. Вбанчить ему паленый айфон еще можно, а вот заманить в саентологию или сделать вид, что ты не в курсе про труп в багажнике угнанного «лексуса», и при этом не пропалиться – нельзя. Похоже, что с этим «лексусом» какой-то мутный и опасный замес, раз Аббас под стойкой, как показалось Жеке, прячет пистолет, а возле кафе стоит «фольксваген» с двумя боевиками из команды Гази. Да и самого Гази Жека раньше почти никогда не видел в шаверме, он предпочитал под «круглыми» отмокать в аквапарке. Говорили, что у чеченца даже есть абонемент в «Вотервиль».

У него было, наверное, озабоченное лицо, потому что когда Жека сел в «астру», Настя посмотрела на него и спросила:

– Все в порядке? А то ты как Чайльд Гарольд.

– Я могу еще как мистер Бин… Похож? – и сам глянул на себя в зеркало.

* * *

Идущие на посадку самолеты едва не цепляли Настю и Жеку свежевыпущенными шасси. За их спинами из-за золота деревьев виднелись здания и радары Пулковской Обсерватории. Выглядевшие заброшенными конструкции, освещаемые холодным закатным солнцем. Дымящая трубами ТЭЦ, новостройки юга города и бегущее к ним шоссе с похожими на игрушечные автомобилями – все как на ладони.

«Опель» они бросили на парковке строительного гипермаркета в километре отсюда. Пешком, через воинское захоронение, поднялись в гору по тропинке, петлявшей между деревьями и бывшими окопами времен обороны Ленинграда. На просторном, но ветреном месте разожгли угли в сборном мангале, за которым пришлось заехать к Жеке на Ленинский. Настя всю дорогу потом посмеивалась над беспорядком, увиденным в Жекиной квартире.

– Я, конечно, понимаю, что ты – мужчина, живущий один. Я и сама в этом деле не без греха – некогда за порядком следить. Но зубная щетка в чашке с остатками чая в комнате на подоконнике и книжка в обувнице – это перебор. И, главное, что за книжка! Николай Носов, «Незнайка на Луне»!

– А чего? Классическая антиутопия! Джордж Оруэлл отдыхает, – в шутку оправдывался Жека. – А по поводу бардака – некогда убирать. Паутину, вообще, специально на лето оставил, чтобы комары в нее попадали. Фумигатор покупать не нужно. И экологично опять же.

Он выкинул из головы те тяжелые мысли, возникшие у него после встречи с Аббасом, и занимался шашлыком. Пока подготавливал мясо и нанизывал его на блестящие как инструменты хирурга шампура, у Насти зазвонил телефон. Она посмотрела, кто звонит, отошла шагов на десять, но порывы ветра доносили до Жеки обрывки ее агрессивных фраз:

– Да?.. Если ничего срочного… Высотах – смотрим на город и самолеты, жарим мясо… Нет, не на… Тебя видеть… Я вешаю трубку…

– Кто это? – спросил Жека, когда Настя вернулась к мангалу.

– Отец, – ответила девушка.

– Ты с ним не ладишь?

Настя пожала плечами, призналась:

– Не очень… Не хочу об этом говорить, ладно?

– Ладно, тогда давай выпьем.

– Ты все еще с финскими номерами?

– Конечно.

Жека достал из прихваченного из дома рюкзака «Jan Sport» початую бутылку двенадцатилетнего «джеймсона», плеснул на пару пальцев в прозрачные пластиковые стаканы. Сладкий вкус, ореховое послевкусие – будто бы виски разбавили шампунем.

– Приятный, – прокомментировала Настя.

– В самый раз для девочек, – кивнул Жека. – А мне сладковато.

Они пожарили мясо, съели его, капая на сочные, покрытые сверху корочкой куски соусом «табаско», запивали виски и томатным соком, заедали зеленью и черным хлебом. Налили еще, сели на сухую пожелтевшую траву – Настя впереди, Жека сзади, обхватив ее за плечи, так было теплее. Маленькими глотками приговаривали «джеймсон», смотрели на город, пару раз поцеловались.

– Я смотрел прогноз, на следующей неделе похолодает почти до нуля, – заметил Жека, подливая себе.

– Лето красное пропели, – кивнула Настя. – У меня мечта идиота – перезимовать в Европе. Пусть даже не на югах, но чтобы не было каши под ногами и морозов за двадцать, – она поежилась. – Жить в большом городе, не работать, читать книжки, слушать Тома Йорка, Monokle и «Optimistica Orchestra», вкусно есть, выпивать и шляться по концертам и клубам…

– Поехали, – предложил Жека, лихорадочно прикидывая, сколько и у кого он сможет занять.

– Да уж…

Чтобы отвлечь девушку, Жека стал рассказывать про Пулковское дело, когда в 30-х половину астрономов пересажали, объявив их шпионами иностранных разведок и вредителями. Произошло все из-за солнечного затмения, которое в 1936 году можно было наблюдать только на территории СССР. Пулковские астрономы охотно принимали иностранных коллег, даже не подозревая, насколько плачевно закончится все для большинства из них.

– Вот времена были, – покачала головой Настя.

– Думаешь, сейчас сильно лучше?

– Не знаю, – честно ответила девушка. – Думаю, для кого как.

Сзади раздались шаги, и Жека обернулся. На открытое пространство из рощи, через которую была протоптана тропинка к Обсерватории, выбрались двое. Один был в костюме (это вечером-то в субботу, подумал Жека), лет тридцати пяти или около того. Выходя из рощи, он держался впереди. На открытом пространстве немного отступил, пропуская вперед второго.Тому было чуть за пятьдесят, курчавый и почти черноволосый, с мертвой бледности кожей, сильно навеселе.

– Антон? Филипп Юрьевич? – увидела их и резко поднялась на ноги Настя.

– Привет, Настя, – сказал Антон из-за спины Филиппа Юрьевича.

– Долго искали? – поинтересовалась девушка.

– Не очень, – ответил Антон. – Ты же сама сказала, что ты на Пулковских высотах. Проехались по поселку, пригляделись, поспрашивали местных.

– Зачем вы, вообще, приехали?

– Это у Филиппа Юрьевича спроси.

Филипп Юрьевич все это время молча и с неподвижной улыбкой смотрел на Настю. Улыбка эта не понравилась Жеке настолько, что он весь подобрался и приготовился, если что, выдать хук правой, от которого бы обосрался сам Мохаммед Али. Но это на крайний случай, и Жека решил сделать попытку. Он подобрал с травы бутылку «джеймсона» и, плавным движением приподняв ее в руке, спросил:

– Выпить никто не хочет?

– Антону нельзя, он за рулем, – ответила ему Настя. – Это водитель моего отца. А Филиппу Юрьевичу, наверное, хватит… Да он и не пьет с такими как ты.

– Кто он? – спросил Филипп Юрьевич.

– Это мой друг, – сказала Настя. – А ты зачем приехал?

Филипп Юрьевич что-то ответил, но его слова заглушил заходящий на посадку самолет авиакомпании «Norwegian». Принадлежность к скандинавскому лоукостеру выдавали окрашенный в красный цвет нос «боинга» и портрет угрюмого мужчины в зимнем капюшоне на хвосте. Медленно, словно собираясь с последними силами перед приземлением, самолет пролетел почти над их головами.

– Я не расслышала, что ты сказал, – произнесла Настя, обращаясь к отцу.

– Я говорю, что у нас с тобой отношения не очень. Может, пришло время наладить их?

– Что, именно сегодня что-то заклинило у тебя в голове? И ты за этим меня здесь нашел?

– За этим? – повторил Филипп Юрьевич и полез в карман своей расстегнутой куртки классического покроя.

Чуть пошатнувшись, он шагнул к Насте. От него пахнуло водкой.

– Возьми, – сказал он дочери, протягивая к ней свою руку.

– Что это? – спросила та, принимая из его руки несколько разноцветных бумажек. – Деньги?

– Считай, что это твоя премия, – ответил Филипп Юрьевич. – За наше вчерашнее дело. Две с половиной тысячи евро.

Помолчав пару мгновений, Настя спросила:

– Сто тысяч за банковскую операцию? Даже если я была несогласна, что это за детский сад? – Она иронично посмотрела на отца. – Я за это получаю оклад. Если ОБЭП будет проверять и шить уклонение от налогов, то фигурантом все равно пойдешь ты, – Настя махнула рукой. – Да с твоими связями никто к тебе и близко не подойдет. Так что, спасибо, конечно, но премия – это лишнее. Или это добрый по пьяной лавочке папа хочет подкупить гордую дочь?

На лице отца отпечаталось невыразимое страдание. Он отступил на шаг.

– Забери деньги, – попросила его Настя. – Я бы их взяла, когда тебя о них просила, а сейчас мне они не нужны.

– Мне тоже. Они твои. Хочешь – отдай на благотворительность.

Настя, которая до этого выглядела спокойной, словно такие сцены происходили не раз, вдруг разозлилась. Ее ноздри задрожали, губы искривила язвительная усмешка. Глаза сверкали как искры от костра.

– Пафос у нас как в Шекспире. И ничего не делаем. Мои деньги? – Настя сделала шаг в сторону, к еще дымящемуся мангалу и кинула разноцветные бумажки, которые держала в руке, на угли. – Иногда веселее импровизировать.

Разлетевшиеся по мангалу стоевровые купюры легли вниз, их накрыло тремя сиреневыми банкнотами достоинством в пятьсот евро каждая.

Филипп Юрьевич сделал еще шаг назад, наткнувшись спиной на водителя.

– Колоритная девушка, – пробормотал Антон, поддерживая босса за локоть.

Жека смотрел, как сильней задымились тлеющие угли, по углам мангала начавшие уже покрываться белым пеплом. Дунул ветер, и одна из купюр отлетела в сторону. Вдруг появилось маленькое синее пламя, зацепилось за головешку и через секунду лизнуло крайние сто евро. Огонь побежал по краю зеленой бумажки, она почернела посередине и вспыхнула. Пламя перекинулось на остальные деньги. Длинный язычок огня лизнул сиреневую банкноту, огонь прицепился и охватил сразу несколько бумажек. Антон и Жека стояли как вкопанные и смотрели, как сгорают изображения вантового моста на пятисотевровых купюрах и моста в стиле барокко – на стоевровых. Жеке неожиданно захотелось подойти к мангалу и опустить руки к пламени, чтобы прогнать охвативший его озноб. Отец Насти обратился в один неподвижный взгляд, который не мог оторваться от девушки. На его лице блуждала счастливая улыбка.

– Вот это так по-нашему! – поминутно повторял он. – Я всегда думал, что от матери у тебя только эта фамилия! Хочешь – не хочешь, а ты моя дочь!

Банкноты сгорели наполовину, когда он повернулся к Антону и сказал:

– Пойдем, хватит глазеть.

Глаза водителя были прикованы к догорающим деньгам как металл к магниту. Он с трудом оторвал взгляд от мангала, покачал головой и сипло сказал:

– С ума сойти… Шашлыки-то хоть удались?..

И пошел впереди Филиппа Юрьевича, который обернулся к Насте и произнес:

– В понедельник с утра надо будет ехать обсуждать новый договор. Будь готова.

Настя впилась в него огненным как сгорающие деньги взглядом и ничего не ответила. В сумерках Жека видел, что на ее лице проступил румянец. Настя выглядела, как будто у нее была температура. Когда ее отец с водителем исчезли в деревьях, Жека обнял девушку сзади за плечи. Она прислонилась к нему с убитым видом.

– Налей виски, пожалуйста, – попросила она.

– Я тоже любил прикуривать от зажженной сторублевки, – сказал Жека, – поэтому и бросил курить.

Они захохотали как сумасшедшие – громко и безудержно. Жека почувствовал, что смех дается девушке через силу, и что ей больше подошли бы сейчас слезы.

– Глупо это все выглядело, да?

– На зиму в Европе тебе этого бы хватило. Зато ты была похожа на королеву, – ответил Жека.

– Была такой же старой и страшной как английская Елизавета? – спросила Настя.

Она в два глотка выпила «джеймсон» и произнесла:

– Поехали отсюда.

– Поехали, только куда? Ко мне? К тебе?

– Поехали лучше куда-нибудь, где люди и музыка, потанцуем. В «Мод», что ли.

– Точно, замиксуем Федора Михалыча с «Kasabian» и «Razorlight». Если не танцевать, так и жить-то незачем.

В быстро темнеющем небе над ними с гулом пролетел еще один самолет.

* * *

С «Kasabian» и «Razorlight» получилась не сразу. В концертном зале «Mod Club» молодые музыканты играли необязательные кавер-версии английских рокеров. Жека с Настей пропустили по «егермайстеру», послушали четыре песни и, заскучав, ушли в бар, где взяли еще по одной порции баварского биттера. Между П-образно расположенной стойкой и кирпичной стеной с постерами, рекламирующими будущие вечеринки, стоял пульт, на котором ди-джей в футболке с надписью «ABCDEFUCK» играл с компакт-дисков party-rock. Было еще рано, народ только собирался. Разогреваясь, все сидели за столиками и у барной стойки. В одном из углов бара тусовалось четверо или пятеро аккуратных геев в коротеньких узеньких брючках.

По третьей рюмке «егермайстера» они взяли за стойкой на террасе на крыше клуба. Сели на потертый кожаный диван в одном из углов, разглядывали силуэты вымирающих на ночь домов-уродов вокруг, наблюдали за посетителями и слушали льющийся из колонок сонный «Hammock». За то время, когда они уехали с Пулковских высот, они обменялись буквально десятком фраз. Настя выглядела такой, какой она была в день их знакомства – морозной и неразговорчивой. Стоило ему подумать об этом, как девушка махнула в себя рюмку и прижалась спиной к его плечу.

– Холодно? – осторожно приобнял ее Жека.

– Есть немного. Нос так, вообще, замерз.

– Попляшем? Согреемся…

– Подожди. Я хочу рассказать тебе… – она повернула голову и посмотрела на него. – Если тебе интересно. Про эту "стигмату", – показала она раскрытую ладонь, а потом вложила ее в руку Жеки.

Он пальцами потрогал шрам.

– Интересно.

Она помолчала, собираясь с мыслями.

– Мама у меня умерла, когда мне было десять лет, мы жили с отцом. После ее смерти он с головой ушел в строительный бизнес, организовал фирму. Может, для того, чтобы не хватало времени на женщин. Очень любил маму. Я стала редко его видеть, но особо от этого не страдала, так как у самой было мало времени – помимо школы я ходила в кружок, велосекцию и в музыкалку.

– На чем играла?

– На скрипочке пиликала гаммы как тот пионер из «Покровских ворот». В общем, мне было все равно, что редко вижу отца, но ближе от этого мы, разумеется, не становились. «Ode to My Family» «Cranberries» – не про нашу семью. Когда я после школы поступила в институт, то переехала к подруге. Отцу объяснила, что хочу пожить самостоятельно. Он пожал плечами, сказал: «Твое дело». Помогал деньгами, предлагал купить мне квартиру – дела со стройкой у него пошли хорошо. Я отказывалась, может быть – из упрямства, может – из чувства вины, что на третьем курсе я поменяла фамилию на мамину. Стала Анастасией Соломон, а отцу об этом не сказала. После учебы он предложил мне место в бухгалтерии своей фирмы, я опять отказалась. Пошла на работу к его конкурентам. Он очень удивлялся, как это они меня взяли – не побоялись, что я засланный казачок. А потом всплыла поменянная фамилия. Работодатель уволил в тот же день, когда все узнал, отец обиделся на меня и прекратил со мной общаться. На рынке труда был кризис, а у меня ни опыта толком, ни связей, так что на тот момент я смогла найти работу в только бухгалтерии Музея Арктики и Антарктики…

– Это который на Марата?

– Да, в Никольской церкви… Зарабатывать стала крохи, поддержки отца лишилась, зато могла бесплатно смотреть экспозиции музея. Чучело белого медведя, палатка экспедиции Папанина, перчатки полярника с подогревом… Познакомилась с моего возраста девочкой-экскурсоводом. Она ездила на работу на велосипеде. Я подумала, что это круто и тоже купила себе дешевый «ашан-байк», на нем вспомнила свои занятия в велосекции. Почти через год накопила денег на более серьезный велик – «Scott Aspect», такой угольно-красный. Веришь – нет, но он был мне вместо мальчика.