Текст книги "Кровь как лимонад"

Автор книги: Денис Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Да уж, но все верили. С тех пор у него прозвище Инфракрасный. Он даже оставил его, когда диджеить пошел. Только перевел на английский – Infrared. Играет такой почти дабстеп в стиле лейбла «Hyperdub». Знаешь, что это?

– Ой, не-а.

– Тогда точно идем. Это стоит услышать хоть раз.

– Давай.

– Простите, – обратилась к бармену подошедшая к стойке девушка в длинном ахматовском платье и с дрэдами. – Я тут вчера у вас была, веселилась и потеряла книжку Тургенева «Рудин». Никто не находил, а то она не моя?

Бармен покачал головой:

– «Рудина» не находили. Только «Отцов и детей».

Девушка, бармен, а следом за ними – и Жека с Настей захохотали, а Жека еще прокомментировал:

– Как-то это очень по-питерски – потерять томик Тургенева в баре… О, а вот и наша долма!

Настя подцепила вилкой кусочек долмы, обмакнула в плошку со сметаной и луком и отправила в рот. Пожевала, зажмурилась и сказала:

– Очень вкусно. Только теперь луком изо рта будет пахнуть.

– Собралась с кем-то целоваться?

– Еще не вечер, – сделала неопределенную мину Настя.

Они обменялись долгими красноречивыми взглядами.

Закончив с долмой и взяв по еще одной порции «джеймсона», они уступили свое место у стойки другим страждущим. Утряхивая съеденное и выпитое, присоединились к танцующим под «Song 2», «Rock&Roll Queen» и «Y Control». На импровизированный танцпол между стойкой и столиками у стены набился народ, и там было правильно – тесно, душно и весело.

Позже они вышли на улицу, где изо рта шел пар и после колонок в «Глотке перед битвой» было так тихо, что они слышали свои шаги, возвращаясь к Жекиной «астре».

Жека достал припрятаные под запаской в багажнике номера, показал Насте.

– «WTF 418»? – смеясь, прочитала Настя. – Это то, о чем я думаю? В смысле – «вот зе фак»?

– Не удержался, в Иматре с какого-то «форда» снял, – признался Жека и взял в руки отвертку.

После десяти минут возни с заменой номеров «опеля» на финские, оказались возле «Зала Ожидания». Клуб находился в подвале бывшего Варшавского вокзала, зажатого с трех сторон кирпичными складами, выселенными домами с заколоченными окнами и Музеем железнодорожной техники. Освещавшая индустриальный пейзаж луна делала это место похожим на декорацию к фильму про постапокалипсис. Заасфальтированные темные пустыри оживляли группы молодых людей, направляющихся к клубу. В неверном лунном свете они казались бодряками-зомби из «28 Days Later».

Присев на капот «астры», Жека и Настя с четверть часа прислушивались к тишине и волшебству, изредка перекидываясь отдельными фразами, а затем дошли до «Зала», взяли билеты – и ринулись в бой.

Infrared, днем работавший менеджером по продажам в крупной фирме и старавшийся – в лучших традициях электронных музыкантов – соблюдать анонимность, стоял за пультом в надвинутой на лоб бейсболке и в шейном платке, скрывающем нижнюю часть лица. Его сет по звуку напоминал эхо танцевальной музыки, которое раздается из-за закрытых дверей на танцпол. Ломаный ритм перкуссии. Агрессивные басовые партии, выкручивающие тело и заставляющие его двигаться. Соло – записанные с радиоэфира голоса ангелов. Звуковая палитра показалась Насте эквивалентом вида на окраинные районы города, почему-то – с высоты птичьего полета. Так, во всяком случае, представлялось ей, когда она, танцуя, закрывала глаза.

Она быстро приспособилась ритму и двигалась уверенно, с пластикой хищника. Жеке, поющему только в душе и танцующему только в темноте или в толпе, было интересно наблюдать, как ее танец обрастает движениями, скопированными у других воинов танцпола.

Они два раза подходили к бару подзаправиться. Во второй раз столкнулись с отдыхавшим у стойки после своего сета Инфракрасным.

– Спасибо, что пришли, – поблагодарил тот и – наклонившись почти к самому уху Насти. – Приятно было смотреть, как ты танцуешь. Я всю дорогу вспоминал Сельму Хайек со змеей из «От заката до рассвета»…

– Да это я просто пьяная, – усмехнулась Настя.

– Тем более! Я пьяным танцую только вокруг унитаза… Знаешь, я специально подался в музыканты, чтобы видеть, как перед тобой пляшут девушки, а деньги платил бы не ты, а тебе.

Они выпили втроем. Инфракрасный сказал, что ему пора, кивнул им и ушел.

– Сами ди-джеи, я гляжу, не любят танцевать, – сказала ему вслед Настя.

* * *

Около трех ночи они выходят из клуба – в прохладную ночь, которая, кажется, совсем не остужает.

– Поехали ко мне, – предлагает Настя и берет Жеку за руку. – Только не сбегай сегодня, ладно?

Сев в машину, они целуются. В глазах девушки горят пьяные звезды, от нее пахнет алкоголем, а язык переплетается с языком Жеки. Они отрываются друг от друга и продолжают уже у нее дома.

Недопитый кофе остается на столе. Странная, по Жекиным понятиям, музыка из колонок. Позже Настя скажет ему, что это «Kilimanjaro Darkjazz Ensemble». А тогда он стягивает с девушки через голову водолазку, трогает губами ее груди. «Молния» на ее джинсах. Оранжевые трусики «Bjorn Borg» с надписью вдоль резинки «Holland», снятые в два движения – с попы и затем по приподнятым и согнутым в коленях ногам. Короткие колючие волосы затейливой стрижки на ее лобке. Влага на его пальцах. Снова губы Насти – сначала целующие его, а потом обхватившие его член. Упругая топография ее тела под его жадными руками.

Тут Жека понимает, что он забыл – о чем вспоминал еще на Старо-Петергофском.

– У тебя есть презервативы? – прерывистым шепотом спрашивает он.

Настя поднимает голову и отвечает:

– Нет. Наплевать. Все равно скоро нефть кончится.

– И что?

– Все умрем от голода. Еда ведь из нефти, ты не знал? – она делает удивленное лицо, и ей это идет. – Чаще читай состав продуктов… И тепла неоткуда будет взять.

– Из нефти… Даже апельсины? Я просто их много ем.

– Слушай, ты разговаривать будешь или трахаться?

– Ой, а я и забыл, – и просит. – Не умирай пока от голода и холода. А то как-то…

Изнутри Жеки как из ридлискоттовской Рипли, разрывая кожу, рвется зверь. Внутри Настя узкая и горячая. Снаружи – податливая и громкая. Жеке начинает казаться, что она своими криками перебудит всех соседей. Капкан ее ног, сомкнутых над его поясницей. Позже – ее груди под его ладонями, когда она сверху. Еще позже – его напор, когда он сзади.

Они творят историю. Потом наступает мимолетная вселенная гармонии.

– Круче, чем Сумасшедшие дни в «Стокманне», – говорит Настя, и они смеются.

9. КОММУНИСТИЧЕСКИЙ КЕЙДЖ

Клаустрофобия внутри, агорафобия снаружи. Грязный поток кокаинового отходняка, льющийся через его обессиленное тело. Тошнота, цепко сжимающая внутренности. Холодный пот. Дневной свет сквозь незашторенное окно – осколки гранаты, рвущие закрытые веки. Он закрывает лицо рукой, и новая попытка заснуть, как ни странно, увенчалась успехом.

Через два часа позывы мочевого пузыря заставили его вновь вынырнуть из той вязкой мутной субстанции, которую вряд ли можно было назвать сном. Скорее, это было похоже на тревожный обморок, который не столько даже подкрепил его, сколько ослабил.

Из туалета Марк прошел в ванную комнату, включил душ и встал под теплые струи воды, спустя несколько минут давшие колючую иллюзию того, что абстинентный синдром прошел. Что если сейчас не все хорошо, то скоро наладится. Закрыв глаза, вспоминал события прошлой ночи – двойное убийство, приступ. Костров, тайком провожающий его. «Fireball», уехав из которого, он долго колесил по ночным улицам, вглядываясь в случайных прохожих, словно пытаясь опознать в них того, кто ему был нужен. Орал на ди-джея ночного радио, угрожая ему – как будто тот мог услышать его через колонки машины.

На кухне Марк вскипятил чайник и заварил крепкий, из двух пакетиков «липтона», чай. Борясь с вновь подступившей тошнотой, делал маленькие глотки горячей сладкой жидкости. Выпив половину кружки, он почувствовал, что больше не может удерживать чай в желудке. Его начало выворачивать в раковину резко пахнущей желчью и ощущением вины. И едва остались силы, чтобы все смыть.

Возвратившись в комнату, Марк завалился на тахту. Подушка пахла Алькой, ее волосами, до которых хотели дотронуться его дрожащие пальцы. Как она умерла? Внезапно навалилась темнота? Или реальность сузилась до сферы яркого света, манящего к себе? Его вдруг заполнило чувство ненависти ко всему миру. Как умерла? Да наплевать. Главное, что это случилось в постели чужого человека, мелкого дагестанского торговца. Фрибейсовая шлюха, оказавшаяся не в том месте и не в то время.

Или это все-таки он, Марк, страдающий пристрастием к спиртному и подверженный регулярным приступам, очутился не там, где нужно – в ту пьяную пятницу в «Реалити-шоу»? Появление Альки нарушило его глубоко похороненный в подсознании план по самоуничтожению с помощью алкоголя. Нашедшая Марка в дерьме и принявшая его таким, Алька спутала расчеты его экс-жены. Когда Вера открыла дверь квартиры оставшимися у нее ключами с тем, чтобы забрать свои какие-то мелочи и озвучить претензии на жилплощадь, Алька внезапно вышла в коридор. Вера, только что не дававшая Марку вставить слово, внезапно потеряла дар речи.

– Твоя бывшая? – цинично спросила Аля у Новопашина, приобнимая его сзади за правую руку.

– А ты кто такая? – изумилась Вера, разглядывая девушку.

– Что, сложно догадаться? – в свою очередь удивилась Алька. – Мы уже три года встречаемся. Оставь ключи и двигай отсюда!

Красивое породистое лицо Веры превратилось в гримасу озлобленного хейтера. Бывшая супруга Марка несколько мгновений смотрела на Альку, потом развернулась и вышла. Ключи она не вернула. Алька пожала плечами и ушла обратно на кухню, вновь погрузившись в страницы потрепанного «Сингл энд Сингл» в мягкой обложке. Назавтра она вызвала мастера, который сменил входные замки. А тогда Марк сел рядом с ней.

– Три года?

Девушка молчала. Не дождавшись ответа, он поинтересовался:

– Так у нас с тобой серьезные отношения? Или как?

Алька вздохнула, отложила книгу и ответила:

– Да.

Что-то в ее глазах заставило Марка покачать головой.

– Извини, я тебе не верю.

– Любовь все равно не имеет никакого отношения к правде.

Марку показалось, что эту фразу она только что прочитала в книге.

– Зачем ты здесь?

Алька достала сигарету из лежащей на столе пачки и закурила.

– Честно? – спросила она. – Думаю, ты сможешь дать, что мне надо.

– И что тебе надо?

Прозвучавший ответ удивил его.

– Мне нужны защищенные тылы.

И Алька рассказала ему про свою идею, держа его руку в своей.

«Red Cage».

«Красная Клетка».

Иногда, пребывая в легком и веселом настроении, Алька называла ее «Коммунистическим Кейджем». Но с какого-то момента Алькино хорошее настроение и «Red Cage» стали вещами несовместимыми. Как романтический ужин и салат с луком.

Снаружи это было современное монолитное здание, втиснутое между двумя бывшими доходными домами, построенными еще в конце девятнадцатого века. Глассфрендли дизайн «Клетки» вел войну с серо-желтыми фасадами четырехэтажных приземистых соседей. Абракадабра на вывеске «Hotel IV Maxx LC» была конспирацией лишь отчасти. На первом этаже – ресепшен и лобби как в дорогом отеле (который не указан ни на одном из сайтов гостиничных брокеров), с серьезной охраной в костюмах Corneliani и «сожалею, но свободных номеров сейчас нет» для случайных клиентов. Несколько этажей вверх занимали технические помещения и люксовые номера для гостей. Собственно «Red Cage» – два верхних этажа здания. Самый, наверное, духовный в городе вид из панорамных окон на Александро-Невскую Лавру, но внутри – грех и порок. Похожие на клетки (и давшие название заведению), небольшие комнаты. Приватность – как у Железной Маски. Клиенты – влиятельные люди. Бизнесмены, политики, медийные персонажи. Обслуживающий персонал – работающие посменно девушки с верхних строчек топов секс-индустрии. И тем, и другим сюда сложно и престижно попасть.

«Red Cage» была не просто элитным заведением для дорогого удовлетворения похоти. В «Красной Клетке» атмосфера миллеровского «Sin City», социальные пищевые цепочки и химия тела создавали причудливые сочетания тестостерона и эндорфинов.

– Полгорода из-за него жжет бензин в пробках, а он с кордебалетом развлекается, – рассказывала Алька про одного клиента.

Идеальное место для сбора компромата, поэтому любые гаджеты и электронные девайсы вышколенная служба безопасности отбирала на входе.

Защита от дураков.

Но не от человека, не по разу перечитывавшего шпионские романы бывшего разведчика Ле Карре.

* * *

Самочувствие Марка, весь день менявшееся с регулярностью приливов и отливов, к вечеру, наконец, стабилизировалось. Тремор почти прошел, не тошнило, но вернулась та фантомная боль, которую до этого прятала кокаиновая анестезия, а следом – «овощное» состояние. Марк был как отравленный лекарствами червь–паразит во внутренностях квартиры.

Чтобы попытаться вернуться к жизни и начать параллельное расследование, требовалось болеутоляющее. И посильнее аспирина или кетанова.

Под Сортировочным мостом лежали вечерние фиолетовые сумерки – как на обратной стороне Луны. Марк поставил «БМВ» у колонки с оторванным пистолетом, вышел из машины. В стороне, за высоким бетонным забором лязгнула вагонная сцепка. В домах за путями в окнах последних этажей дрожал закатный свет сюрреалистичного осеннего солнца. С озера у Белевского проспекта подул холодный ветер, и Марк быстрым шагом двинулся к кафе «24 часа», под похожий на рыболовные крючки – просто так не отцепишься – взгляд Семиных глаз. Дарджилинг сидел за тем же, что и вчера столиком, в той же одежде, с тем же планшетником. То, что он хоть ненадолго отлучался со своего рабочего места, выдавали только гладко выбритые щеки и подбородок.

– Не думал поставить вместо себя торговый автомат? – после обмена приветствиями пошутил Марк. – А самому только приходить заряжать его да забирать деньги.

– Сема задолбается кукушат[24]24
  Подростки (сленг)


[Закрыть]от него гонять. А так все знают, что у меня строгий возрастной ценз. Клиентам до двадцати одного я не продаю.

– На проценты от выручки детдом не спонсируешь? – спросил Новопашин.

Вопрос прозвучал излишне агрессивно.

Дарджилинг внимательно посмотрел на Марка.

– Типа – толкай дрянь и не лезь в борьбу за гражданские права панд?.. Думаешь, у меня у самого детей нет?.. Бес отходняковый это в тебе. Так что я не обижаюсь. Я, вообще, ты знаешь, веселый, спокойный и необидчивый… Тут на днях подруливает к нам покоцанный «мерин», винтажный, такой, бля, фюрерваген тридцатых годов. Ладно, палю его дальше. Выходит из него кекс с гитарным футляром – вроде как эль марьячи, врубаешься? Сам кекс ровный. Определение «краповый берет» ему впору как гондон члену. Заходит сюда. Сема напрягся, готов уже палить с двух рук, по-македонски, он ведь думает, что умеет. Я сам гранату в кармане тискаю. Кекс заказывает у Семы сосиску в тесте – а у нас их сроду не было. Какие сосиски? Кофе и наркота. Ставит футляр на стул, открывает. В футляре – «калаш». Я даже подобосрался. Хана, человечки, думаю. Повыдергивали стволы. А кекс поднимает руки вверх и предлагает купить автомат. Спрашиваю: «Почем?». Этот Айрон Мэн отвечает: «По сходной цене». Договорились. Так что и Сема теперь с «калашом», и чел живой и при деньгах – хотя мог с этим автоматом либо лечь тут, если бы я был менее уравновешенным, либо просто отжать бабки. Обещал подствольник раздобыть. На всякий случай… Ты ведь намутить приехал?

– Да, возьму вес "ореха".

– Омолаживаешься? – с пониманием кивнул Дарджилинг, принял от Марка деньги – из тех, что он получил от Джонни И. Деппа – и крикнул. – Сема! Один! И от меня на опохмелку ему.

У стойки Сема выдал Марку наркотик. Подождал, пока он уберет его в карман. Потом поколдовал под стойкой и протянул Новопашину полусжатый кулак с небольшой порцией порошка на ногте чуть отставленного в сторону большого пальца. Палец был чистым, ноготь – коротко постриженным, но каким-то кривым. А на фалангах синели тюремные наколки.

– Нет, спасибо, – отказался Марк. Не хватало еще как собаке есть с рук драгдилера.

– Да чего ты? – удивился Сема. – Ты же сейчас и дорогу-то ровную не выложишь. Ветками трясешь как мельница.

– Спасибо, обойдусь, – повторил Марк.

– Если бы не видел, как ты вчера разнюхиваешься в тачке, подумал, что ты тут устраиваешь контрольную закупку, – от столика подал голос Дарджилинг.

– Я воспользуюсь вашим туалетом? – спросил Новопашин.

– Сколько угодно, – ухмыльнулся Сема.

Освещение в туалете было в синем спектре – чтобы нельзя было сделать укол в вену. Весельчаки, подумал Марк, доставая из кармана чек.

* * *

Он бросил «бэху» недалеко от выезда из «кармана» на Искровский и нашел вчерашний бар.

Прошедшие сутки, казалось, добавили похожему на Пьера Ришара бармену еще несколько лет. Глубокие тени залегли под глазами, а лицо прорезали резкие морщины. Или они были и вчера, просто Марк их не заметил?

Бармен внимательно посмотрел на Марка, кажется, узнал и улыбнулся потрескавшимися губами.

– Привет, – сказал Новопашин, присаживаясь к стойке. – Один кофе.

– Разве я не говорил, что это неправильные инвестиции? Тогда повторюсь. Особенно для такого времени, – покачал головой Пьер Ришар.

Он отвернулся к кофеварке, а Марк закурил, оглядывая зальчик, битком набитый по случаю пятничного вечера. Все столики заняты. Несколько человек выпивают стоя, уставив рюмками подоконник окна, за которым горит один из немногих в округе фонарей. Под ногами выпивох на поводке беспокойно мечется терьер, мечтающий выбраться наружу. Женщина лет сорока из разряда «угостите даму спичкой» сидит на коленях у типа в паленом «адидасе». Откусывает от его бутерброда, смеется нетрезвым шуткам его приятелей. Трое сидящих за стойкой, задрав головы к экрану телевизора, азартно смотрят бокс. Впрочем, Марк не назвал бы это боксом; похожий на гибрид танка и доисторического ящера громила в одну калитку вышибает мозги из своего соперника, во внешности которого динозавра ровно столько же, а вот танка поменьше. Сполохи от экрана вспыхивают и гаснут на лицах болельщиков тайным кодом. За их спинами под потолком натужно вращаются лопасти большого вентилятора, похожие в густом сигаретном дыму на винт зависшего в тумане вертолета.

Пьер Ришар поставил перед Марком его кофе, песка в сахарнице – на самом дне, не досыпали со вчерашнего дня. Марк поскреб ложкой, набирая себе на порцию, размешал и сделал глоток. Бармен тем временем порезал лимончик и налил рюмку «Трофейного» одному из болельщиков, потом обслужил вынырнувшего из темного угла кафе неказистого старичка в кителе с железнодорожной символикой. Держа в руке графинчик со ста пятьюдесятью граммами «Журавлей», старичок, уже хороший, облизывая сухим языком бледные губы, убрался обратно в темноту, напоследок подмигнув бармену:

– Трезвыми мы сегодня больше не увидимся.

– Смотри у меня там, Егорыч! – шутливо прикрикнул ему вслед бармен.

Когда Марк поставил пустую чашку на стойку, Пьер Ришар, цитируя буфетчицу «Метрополя» из «Места встречи», обратился к нему:

– Что-нибудь еще желаете, молодой человек?

Новопашин встретился с ним взглядом, достал из кармана пятисотрублевую купюру, положил перед барменом и поманил его пальцем, призывая наклонить голову.

– Нужен варщик, живет где-то в этих домах, – отчетливо произнес он в подставленное Пьером Ришаром ухо. – Знаешь его?

Бармен, немного отпрянув, покачал головой и попытался выпрямиться, но Марк схватил его за ворот рубашки. Без резких движений, не привлекая внимание посетителей.

– Тихо, не дергайся! – прошипел Марк, удерживая Пьера Ришара. – Не знаешь ты, знает кто-нибудь другой. Кто?

– Послушай, парень, отпусти. Все эти наркозаморочки – мимо меня. Ты что, не видишь, какая здесь клиентура? "Синяя" тема.

Марк опустил взгляд на редеющую шевелюру бармена.

– Точно?

Бармен закивал головой.

Один из болельщиков вроде как посмотрел на них, приоткрыл было рот, чтобы вмешаться, но по телевизору начался новый раунд, боксеры ринулись в бой, и болельщик промолчал, уткнувшись в экран.

– Вчера, – произнес Марк. – Вчера тут произошло убийство. Слышал, да?

Пьер Ришар кивнул. У него на лбу некрасиво запульсировала вена.

– Мужики говорили…

– Убили кавказца и девушку. Убили, пока я пил у тебя твой гребаный кофе. Девушка была моей подругой. Копы в ауте. Но, возможно, есть двое свидетелей. Винтовые, что вчера сливали бензин из тачек во дворе. Один с розой «Зенита». Хочу их найти и поговорить с ними. Думаю, они что-то видели. Хоть какая-то зацепка. Только где мне их искать? А? Бегать по всему району? Как думаешь?

– Найти банкира. Он всех знает.

– Банкира?

– Ну, варщика.

– Вот я и говорю. Где мне его найти?

– Я же ответил, что не знаю, – голос Ришара вдруг истерично задрожал. Выглядело это нелепо – мужик в годах собрался устроить истерику как девочка-подросток.

– Эй! – громко, перекрикивая бокс, сказали от столиков. – Ты что там Валеру прессуешь? А ну пусти его! – послышался звук отодвигаемого стула.

Оторвав пуговицу на рубашке Валеры-Ришара, Марк рывком задрал рукав к локтю, обнажив бледную кожу с алыми струпьями вдоль глубоко спрятавшейся вены.

– Это их ты гепарином мажешь? – спросил он. – Я еще вчера унюхал.

Почувствовав, что его схватили за плечо, Марк выпустил бармена и развернулся. Небритый тип в «адидасе», судя по его внешнему виду – король плохих привычек. Марк сделал движение, освобождая плечо.

– Пойдем-ка выйдем, – сказал тип, пытаясь повторно схватить Марка. – Не будем мешать людям отдыхать.

Тульский Токарев со спиленными номерами, полученный Новопашиным в клубе «Fireball», был спрятан у него под ремнем за спиной. Секунда – и тип в «адидасе» смотрел в зрачок направленного ему в лицо ствола.

– Эй-эй-эй! – отшатнулся тип. – Все в порядке!

– Точно, все в порядке, – подтвердил Марк. – Садись обратно, бухай. Сейчас я решу вопрос с ним, – кивок в сторону бармена, судорожно прячущего под рукав следы инъекций, – и уйду.

Выставив руки перед собой, тип в «адидасе» отступил. Парочка болельщиков, не желая вмешиваться, тоже отошла от стойки. Третий, с погашенным серьезной дозой алкоголя взглядом, остался на месте.

В наступившей тишине, Марк посмотрел на Валеру.

– Либо сдаешь варщика, либо – ты сам варщик. Выбирай.

Напуганный Валера-Ришар назвал номер дома, подъезд и дал пояснения, как его найти.

– Какая квартира?

– Я не знаю, честно.

– Разнести тебе весь бар? – спросил Марк. – Легко.

– У Жирафа домофон сломан, – объяснил бармен. – Приходится караулить, чтобы с кем-нибудь войти. На третьем этаже, дверь направо, зеленая, там еще клок обивки вырван.

– Понятно, – Марк убрал ТТ под мешковатую куртку.

Вспомнил, что они с Алькой хотели на этих выходных поехать в "Мегу" купить ему новую («Сейчас в таких, как у тебя, не ходят, Марка», – отмела она все его возражения). Двинулся к выходу. По телевизору бокс сменился рекламным блоком. Выходя, Марк слышал моделей, пытавшихся счастливыми голосами продать телезрителям депрессию, избыточный вес и лобовые столкновения.

Возле нужного подъезда Марк достал из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой. Кровь, наполненная молекулами кофеина и взятого у Дарджилинга «чарли»[25]25
  Кокаин (сленг)


[Закрыть], заставляла нервно переминаться с ноги на ногу, потирать ладонями щеки и нос. Повезло, что ждать пришлось недолго. Не успел Марк докурить сигарету, как дверь подъезда открылась и на улицу вышла упитанная женщина в светлом плаще и с сумкой в руках и, не оглядываясь, направилась в сторону проспекта.

Марк рукой придержал дверь, закрываемую неторопливым доводчиком, скользнул в подъезд. Лампочки на лестнице горели через одну, и третий этаж скрывался в сумраке. Дверь с вырванным из обивки треугольным клоком была не справа, как говорил бармен, а слева. Забыл? Перепутал право и лево? Или в последний момент наивно попытался пустить Марка по ложному следу? Помимо выдранного клока обивка была порезана в нескольких местах – как будто кто-то, кому не открыли дверь, в отместку поработал над ней ножом.

Звонок отсутствовал. Перед тем, как постучать в дверь, Марк наудачу дернул за ручку. Дверь приоткрылась. Ни на секунду не задумываясь, Марк открыл дверь шире и шагнул в темный коридор. В квартире стоял резкий запах – такой сильный, что, казалось, его источали стены, с которых свисали частично отклеившиеся обои. Пахло бензином и чем-то медицинским. Марк вспомнил, что так пахли его в детстве разбитые и потом обработанные бабушкой колени. Йод. В голове откуда-то всплыло: «Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ». Это уж точно.

Марк заглянул на кухню, где горел тусклый свет и раздавались какие-то звуки. Отвратительно, до рези в глазах, пахло какими-то токсичными химикатами. Все горизонтальные поверхности в маленьком, метра четыре квадратных, помещении были уставлены несколькими кастрюлями и разносортными пластиковыми бутылками – целыми и с обрезанным горлом, пустыми и наполненными темной жидкостью. У включенной газовой плиты медленно ворочался тощий винтовар. Он внезапно обернулся на шаги и замер, увидев незнакомца. Вытаращеные глаза. Давно немытые сальные волосы. Длинная кадыкастая шея, усыпанная родинками. Жираф, понял Марк. Кажется, его поиски вчерашних возможных свидетелей закончились. Периферийным зрением он углядел синий «зенитовский» шарф, валявшийся на подоконнике. На нем, как драгоценности на бархатной подушке, устроилась подготовленная гарнитура – «машинка»[26]26
  Шприц (сленг)


[Закрыть]с двумя гепатитного вида иглами.

– Эй! – быстро произнес Жираф. – Ты кто такой?

– Я от Валеры, – ответил Марк, сделал шаг, сократив расстояние между собой и Жирафом до полуметра. – Твоя «роза»? – кивнул он за спину варщику.

– Моя. Не продам, сколько ни предлагай, – затряс Жираф головой. – И что за Валера?

– Из бара. Шарф мне не нужен. Хочу спросить одну тему.

– Валера горючку обещал поднести на днях… Позавчера… Или… Не, не помню, – паузы между быстро произносимыми Жирафом словами были похожи на пузыри воздуха, поднимающиеся с глубины к поверхности воды. – Не принес… Да хватит уже капать! – он резко дернулся в сторону раковины, заваленной по большей части стеклянными банками и одноразовой посудой и яростно принялся крутить барашки совершенно сухого крана.

– Ты вчера вечером с корешем бензин сливал в соседнем дворе. Уже темно было.

– А? – уставился Жираф на Марка. – Где девку с черным грохнули? Да.

– Кого-нибудь видели?

– Кого? – непонимающе смотрел нокс.

– Кто мог убить, – терпеливо сказал Новопашин. – Кто-нибудь входил–выходил из подъезда?

Жираф поднял руку и на излете показал на Марка пальцем, чуть-чуть не коснувшись его.

– Выходил, – сказал он.

– Кто?

– Не знаю кто, не разглядел. Я с бензобаком возился. А Жесткий, наверное, видел. Он на стреме был.

– Где Жесткий? – спросил Марк.

– Тут, в комнате. Гнет его во всю…

– Покажи.

– Да вот же комната, она одна тут, – пробормотал Жираф, протискиваясь мимо Марка.

Тот проследовал за ним. Поворачиваться спиной к винтовому – нет, уж лучше вы к нам.

Жираф открыл дверь в комнату как дверцу холодильника, наполненного испорченным мясом – гнилой запах ударил Марку в нос. Его замутило. Он зажал нос рукой и, стараясь дышать ртом, вошел в комнатку следом за хозяином. Продавленный диван, шкаф, ковер на стене, какой-то стул, голый линолеум на полу и энергосберегающая лампа без абажура у потолка. Занавесок нет, окна заклеены черными мусорными мешками, порванными в некоторых местах. Комната наполнена мертвящим светом как аквариум – водой. Везде раскидан хлам, полиэтиленовые пакеты, кружки, какое-то тряпье, в углу – скомканный продранный спальный мешок. И осязаемая, давящая вонь. На диване – воткнувшийся подбородком себе в грудь человек в одних трусах и футболке с Микки Маусом. Дикий как на социальной рекламе контраст – улыбающаяся мышь на покрытой бурыми пятнами ткани, сочащиеся гноем раны на руках человека в футболке и его опухшая и почерневшая, будто сгоревшая утка по-пекински, правая ступня.

Человек со стоном поднял лицо – рано состарившееся и опухшее.

– Сварил, Жираф? – не обращая внимания на Марка, спросил он у варщика.

– Нет, – ответил тот. – Не из чего. Белка еще не вернулся с драгстора.

– Бля-а-а, болит все, – скривился Жесткий. – Хоть бы вмазаться…

Не глядя, он нашарил рулон туалетной бумаги, лежавший рядом с ним, потянул и оторвал кусок. Дрожащей неверной рукой провел по своим язвам, то ли размазывая, то ли вытирая гной цвета портера. Бросил использованный клочок бумаги к другим, снегом засыпавшим пол вокруг него; потянулся, чтобы оторвать новый. Не удержал рулон, который упал на пол и, разматываясь, закатился под диван.

– С-с-су-у-ука, – проскулил Жесткий.

Переставил больную ногу, чтобы подняться с дивана, и Марк ощутил новую одуряющую волну вони от гангренозной плоти. Жесткий опустился на колени, в блямбу старой засохшей рвоты, шаря под диваном. Толстые мусоропроводы исколотых вен под его коленями покрывали глубокие алые язвы. В одном месте внутри раны с разошедшимися краями Марк увидел что-то белое. Кость?

– Может, тебе йодом ногу помазать? – озабоченно предложил Жираф. – Сейчас Белка притащит из драгстора[27]27
  Аптека (сленг)


[Закрыть].

– Пройдет, наверное… Еще "бешеного" сварить не хватит… Ляпнуться надо, Жира, а то… Блядь, коней сейчас двину…

Черные пальцы на зараженной ноге Жесткого подогнулись, хрустнули. Марку показалось, что еще чуть-чуть – и отвалятся, останутся лежать на полу маленькими угольками. Он отвернулся и сказал Жирафу:

– Спроси у него про того, кого он видел у подъезда. Я подожду на кухне.

Он поспешно вышел, прикрыв за собой дверь, и шумно вдохнул. Не помогло, все еще тошнило. Нашел, как включается свет в туалете. Приблизился к унитазу и увидел, что он засорен; в воде плавала коричнево-серая взвесь, на поверхности, как бревна в реке – колбаски дерьма. Закрыв глаза, Марк ощутил рвотный спазм, и его стало тошнить так, что еще чуть-чуть – и желудок вывалились наружу. Когда все, что могло из него выйти, вышло, он вытер губы и выскочил из туалета. Новая диета: кружка чая, "полка" кокаина и дважды в день проблеваться.

В коридоре столкнулся с Жирафом.

– Э-э-эй! А я решил, ты ушел.

– Ну что?

– Как думаешь, может, вызвать Жесткому врача?

– Да, и поскорей, пока он не крякнул.

Жираф заулыбался жуткой улыбкой, в которой не хватало половины зубов:

– Чтобы Жесткий скопытился? Ты что, он живучий… Помнишь, он одно время винтился вместе с тусовкой Гоги? Они же все там – кто абвгдейку[28]28
  Гепатит (сленг)


[Закрыть]поднял, кто кинулся, у одного колпак потек, сел у зеркала и всю ночь прыщи пассатижами давил, а Жесткому хоть бы что, все еще ползает, молодчик!

– Он что-то сказал про человека из подъезда?

– Да. Говорит, это душман был.

– Душман?

– Черножопый. Вышел из дома, поозирался немного, сел в тачку, повозился в ней чего-то, потом уехал.

– А что за машина?