Текст книги "Вурдалакам нет места в раю"

Автор книги: Денис Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Горихвост и не думал, что его самого можно задурить, как простого селянина. Ведь я же не пень деревенский! Я сторож леса! Вот этого самого! Тут меня все боятся, а не наоборот!

Серебряный череп парил над землей, колыхаясь. Слезящимися глазами Горихвост подметил, что крест под ним – два перекрещенных шестопера. Вот оно что! Это знамя! Черное знамя на границе заповедного леса, с серебряным черепом и двумя шестоперами крест-накрест, перешитое в свиту – точь-в-точь, как у Прежнего барина. И белый колпак с черно-бурой опушкой из хвостатой лисицы, по шкурке которой серебрятся ночные лучи.

У Горихвоста перехватило дыхание. Во рту пересохло. Он хотел зарычать, но из пасти вырвался только беспомощный хрип. Призрак подплыл к нему и завис в трех шагах.

– Ты кто? – прохрипел вурдалак.

– Будто ты не узнал? – выдохнуло привидение.

– Прежний барин? – осмелился спросить Горихвост.

Привидение расхохоталось и ухнуло, как ночной филин:

– Зачем ты здесь?

– Ищу убийцу моего деда, – откликнулся Горихвост.

– И что сделаешь, когда найдешь?

– Порву в клочья.

– А дальше?

– Порву всех, кто виновен.

– Это кто?

– Наверное, все деревенские. Деревня его убила. Людское жилье. Не зря он отправил меня в лес. У нас в лесу хоть все и по-дикому, а такого, чтоб целый род истребляли под корень, еще не бывало. Где люди – там зло. Всех убью! Никого не оставлю, и деревню сожгу, чтоб другим неповадно было.

– Слово настоящего вурдалака! – опять расхохотался призрак и начал растворяться во тьме.

– Погоди! – забеспокоился Горихвост. – Есть у меня к тебе дельце. Что ты забыл у избы Дедослава в ночь перед убийством? Не видел ли там кого? Может, ведаешь, кто злодей?

– Может, и ведаю, – гулко ухнуло привидение.

– Скажи мне!

– Узнаешь – умрешь, – зловеще прошелестел призрак и повернулся спиной, на которой блеснул вышитый череп.

– Нет, от меня просто так не уйдешь! – взвыл вурдалак.

Лапы сами подбросили его ввысь. Тень качнулась и слилась с кромешной тьмой. Зубы щелкнули там, где только что колыхалась вислая шапка, но поймали лишь воздух. И тут на голову ему обрушился удар чем-то тупым и тяжелым – будто молотком огрели. Горихвост рухнул на землю и застыл без движения.

*

«Не к добру грает ворон!» – так говаривал дед. Горихвост приоткрыл глаза. Пасмурное утро рассеивало над конопляником угрюмый серый туман, в дымке которого терялись очертания лесных дебрей. Большой ворон с блестящими перьями важно расхаживал перед его мордой и настойчиво каркал, привлекая внимание.

Горихвост потянулся и рыкнул от боли, пронзившей череп.

– Хорошо, что мозгов нет, а то бы сотрясение было, – крикливо програял ворон.

– Где он? Ты видел, куда он подался? – нетерпеливо спросил Горихвост.

– Кто? – не понял ворон.

– Призрак!

– Какой еще призрак?

– Тот, что меня по башке молотком двинул.

– Призрак? Молотком? Очнись, убогий! – ворон откровенно издевался. – Где ты видел, чтобы призраки с молотками летали?

– А кто тогда?

– Ты и так сам не свой был по пьяни, а после еще какой-то дури нанюхался. Вот тебе и мерещилось всякое.

– И шишка на макушке мне тоже мерещится? – Горихвост тронул лапой здоровенный шишкан, выскочивший у него между ушей.

Даже прикасаться к нему было больно.

– Ты всю ночь во тьме бегал от мужиков. Вот и врезался в дерево, – каркнул ворон, расправляя крылья и перелетая через толстый обрубок дубового корня, валяющийся рядом.

Горихвост с недоверием обнюхал корневище.

– Что-то во рту у меня пересохло, – пожаловался он. – Ты не знаешь, где поблизости можно попить?

Какое счастье, что неподалеку нашелся родник! Горихвост ткнулся сухим носом в ледяную струю и с наслаждением принялся лакать.

– Ты не слюнявь воду-то, не слюнявь! А то после тебя пить никто не захочет, – бухтел над ухом привязчивый ворон.

Но вурдалак не обращал на него внимание. Только напившись вдоволь, он оторвался и произнес:

– Вот почему так: когда начинал пьянствовать – вроде был человеком. А проснулся поутру – зверь зверем?

– А ты не нюхай всякую дрянь, – посоветовал ворон.

– Дурак! Мне для дела нужно было, – посетовал волк. – И откуда ты вообще свалился на мою голову?

– Лесной царь послал приглядеть за тобой. Хорохором меня зовут.

– Слава нашему государю! – расплылся в улыбке Горихвост. – Вот настоящий отец лесной братии: ни о ком не забудет.

– Забудешь тут о тебе – ты таких дров наломал, что не на один костер хватит.

– Это еще не дрова. Все костры впереди, – пообещал Горихвост.

Вот наконец и опушка Дикого леса. Тонкий нюх почуял знакомые запахи сухих пней, жухлых листьев, подгнивающего бурелома. Подрагивающее ухо уловило шум листвы на ветру, скрип качающихся ветвей, тихий шепот травы. Далекие крики птиц и возня мелкого зверья волку знакомы лучше, чем любому охотнику.

Там, в самой чаще за Волчьими дебрями – моя полуземлянка, мое любимое логово, где я в безопасности. Там ждет отдых и котелок над костром, в котором булькает пахучее варево со свежей зайчатиной. На Туманной поляне скребет небо дуб Мироствол, а у подножия Царь с престола одаривает лесных стражей, и, как всегда, он особенно привечает меня, потому что знает: я за лес расшибусь в лепешку.

Что опять грает этот черный летун? От его карканья только мурашки по шкуре. Какой бог-шутник создал такую надоедливую птицу? Как хотелось бы слышать песни райской Дивы, что поет на вершине Древа миров, но нет – вместо них только хриплый «кар-кар» лезет в уши, будоражит кровь, учащает стук сердца.

Нет, если хотите знать мое мнение, то один мясистый тетерев стоит трех таких черноперых брехунов. А в этом вороне что такого хорошего? Одни перья да кости. Подавиться можно.

Горихвост остановился за шаг от густого подлеска и огляделся по сторонам. Ворон Хорохор носился над головой, словно что-то высматривая. Что ему еще надо? Летел бы он в свое воронье гнездо…

Однако что-то и в самом деле не так. Чутье подсказывает: вокруг непорядок. Но что это? Вроде все как обычно. Шумят могучие дубы. Торчат из-под земли корневища, в которых легко запутаться новичку, зато так удобно прятаться опытному лесовику. Ветер гоняет опавшие листья цвета красного золота. Катаются россыпи желудей, каждый из которых мечтает вырасти в огромное дерево, да только каждому ли повезет? Так что тут не так?

Горихвост обежал вокруг неподвижного стога сена и с подозрением понюхал ветер. Конопляное поле – шумит и колышется, как обычно. Дикий лес – встает хмурой стеной, как всегда. Доносятся голоса лесных тварей и птиц – вроде все как положено. И только этот стог сена маячит у меня за спиной, как чужак в иноземном кафтане. Откуда он взялся? Мужики близко к лесу не косят – боятся нечистых, особенно – вурдалаков…

При этой мысли Горихвост расплылся в довольной ухмылке.

Верно! Сено… Тут одна конопля да подлесок. Ну не бывает косьбы в таком месте! Эх, как же я сразу не догадался – а еще сторож леса!

– Деряба! А ну, покажись! – в полный голос рявкнул вурдалак стогу.

Сено взъерошилось и тут же улеглось обратно, как будто его подцепили на вилы, а потом придавили гнетом.

– Хватит прятаться! Я тебя распознал!

Стог закряхтел, перекосился и повалился на бок. Хорохор сделал над ним круг и насмешливо каркнул. Горихвост поддел сено носом – стог ужался и принялся перекатываться, как будто ему дали пинка, а потом вдруг подскочил высоко, кувыркнулся и грохнулся оземь уже в виде белобрысого мальчишки лет пятнадцати, одетого в дорогой парчовый камзол.

Мальчишка встал на карачки, чихнул от поднятой им самим пыли и плаксиво заныл:

– Опять ты балуешь, волчище! Ну чего не сидится тебе в своем логове? Рыщешь между деревней и лесом, а мужики потом лезут куда не нать…

Горихвост подбежал, ухватил недоросля зубами за воротник и рывком поднял на ноги. У того подогнулись коленки, но он устоял на тонких ножках, затянутых в шелковые порты, и брезгливо принялся стряхивать пыль с перчаток из гладкой оленьей кожи.

– Ах ты, щап! – рыкнул Горихвост. – Нарядился, будто невеста перед смотринами. Торчишь у всех на виду, и думаешь, что тебя не заметят?

– Я, между прочим, на сторожах стою! – обиделся оборотень. – А вот где тебя ветер носит – это вопрос. Пока ты по своим делам бегаешь, я один службу несу.

– Ну, положим, ты такой не один – есть сторожа и опричь тебя, – возразил Горихвост. – Да и службу несешь, как трухлявый пень, даром что выглядишь молодцом. Солнце уже за облаками гуляет, а ты дрыхнешь, как пес в конуре.

– Ничего я не дрыхну, – заныл оборотень. – Меня зачаровали.

– Вот еще, выдумал отговорку! Кто тебя мог зачаровать?

– Проходимец в черной свитке и кривой шапке с лисьей опушкой.

Горихвост насторожился:

– Давно он тут был?

– За час до рассвета. Шуршал в траве, будто дикий кабан. Я решил, что это кто-то из мужиков опять лезет в чащу, ну и пугнул его, как обычно.

– А он?

– Что «он»? Взял, да и нашептал надо мной заклинание. Я и остолбенел.

– Придумал бы что поправдивей! Кто такие заклинания знает?

– Может, сильный колдун. А может, дух с того света.

– И дух станет шуршать в кустах, как кабан? Врешь, и даже не покраснеешь!

Молодой парень потер пальцем в перчатке свою бледную, без единой кровинки щеку, и высокомерно промолвил:

– Я не одичалый вурдалак, чтобы врать!

Горихвост рыкнул от негодования:

– Эх, не время сейчас устраивать перепалки. Говори: куда этот призрак девался?

– Почем я знаю? Меня как заворожили, так я с тех пор ничего и не помню.

Ворон сел на дубовый сук и надменно задрал клюв, всем своим видом показывая, что вникать в разговор двух наземных придурков – ниже его достоинства. Горихвост затрусил вдоль опушки и вскоре заметил пару сломанных веточек на подлесном кустарнике. Опавшие листья были притоптаны и разбросаны невпопад, словно по ним кто-то прошелся. След вел на юго-восток, мимо Туманной поляны, как раз туда, где за лесом возвышалась угрюмая громада Змеиной горы.

– Эй, а ну стой! – заголосил вслед вурдалаку Деряба. – Туда нельзя! Запрет самого царя!

Ворон с негодованием закаркал на ветке, давая понять, что на этот раз он согласен с неудавшимся стогом.

– Тут проходил чужак! – едва обернувшись, тявкнул Горихвост. – Царь мне после сам скажет спасибо.

Хорохор спикировал с ветки и попытался клюнуть его в холку, но Горихвост так щелкнул зубами, что едва не вырвал у ворона пару перьев.

– Как же так? – приплясывая, заголосил оборотень. – Мне тут надо стоять, никого не пущать. А ты сам попер, никого не спросясь. Ну какой из тебя после этого сторож?

Горихвост преспокойно обернул к нему хвост и углубился в лесную чащу. Причитания Дерябы еще долго доносились до его чутких ушей.

Берег Волчьего ручья привел Горихвоста к обрыву скалы. Вода срывалась с каменного уступа и с шумом обрушивалась в низину, где продолжала свой бег через лес. Горихвост уже знал, что его поджидает: хвост его непроизвольно поджался, уши встали торчком, а зеленые глаза забегали по сторонам.

Спуститься с обрыва по тайной тропке для волка – дело нехитрое, но едва Горихвост оказался у подножия водопада, как угодил в холоднющее озерцо. Вот те на! Откуда оно взялось? Ведь раньше его тут не было, правда? Не мог же я запамятовать – раз сто тут, наверное, пробегал.

Не обращая внимания на тучу брызг, поднятых водопадом, по озерцу кверху брюхом плавал шерстистый бобер. В другое время Горихвост тут же сорвался бы с места и кинулся бы за ним, но сейчас ему было не до охоты. Он знал местную тайну, скрытую от посторонних глаз: за плотной пеленой воды, за мириадами брызг и жидкой радугой, встающей в те редкие мгновения, что солнце выглядывало из-за туч, пряталась пещера, а в ней… бр-р-р, лучше даже не думать!

Горихвост выбрался из воды на берег и встряхнул свою черную шкуру. И сейчас же ему в нос ударил отвратительный запах лежалой рогожи, нечистых подмышек и кишечного перегноя, исходящего из огромной разинутой пасти. Мощный храп подтверждал, что ему не почудилось: великан ростом с самое высокое дерево валялся поперек ручья и во всю глотку храпел, как будто задался целью заглушить и шум водопада, и голоса растревоженных птиц.

Вурдалак осторожно приблизился к толстой ладони, из которой выпала палица, сделанная из целой сосны с обломанными ветвями. Огромные пальцы с нечищеными ногтями подрагивали во сне. Грубая накидка из конопляной дерюги колыхалась над круглым брюхом, вздымающимся вверх при каждом всхрапывании. Веки, похожие на печные заслонки, прикрывали глаза размером с колесо от телеги. Великан то и дело ворочался и бормотал в тяжком сне, и тогда вода из-под его грузного бока устремлялась в долину, как через прорванную плотину. Лежащее тело перегородило ручей, образовав запруду, в которую уже стекались бобры со всех окрестностей.

Горихвост вскарабкался на жилистую руку, перебрался великану на лицо и лапой приподнял ему веко. Мутно-коричневый зрачок закатился и не выказывал признаков мысли.

– Волот! Не спать в сторожах! Подъем, кому говорю! – затрещал вурдалак, но его голосок отзывался лишь слабым эхом в слоновьих ушах великана.

– Ну, ты сам напросился! – мстительно произнес Горихвост и куснул исполина за мочку.

Тот поерзал во сне, пробормотал что-то нечленораздельное и перевернулся на другой бок. Волк соскользнул и хлопнулся оземь.

– Ничего, мы терпеливые! – сообщил Горихвост, подобрался к другому уху и клацнул зубами.

– До чего надоели кусачие вши! – проревел великан, все еще не проснувшись.

– Ах, так я для тебя словно вошь? – взъелся вурдалак. – Ну, погоди у меня!

Он подобрался к его ноздре, запах из которой мог убить сотню помойных крыс, и дернул за черный волос, похожий на корабельный канат. Великан взвыл от боли и разом уселся, все еще не открывая глаз. Горихвост сорвался с его лица и рухнул в воду, которая с бурлением ринулась в освободившийся проход. Разочарованные бобры оказались на мигом просохшем дне, по которому сбегала тонкая ниточка ручейка.

– Кто вздумал со мной шутить? – проревел великан, шаря по земле в поисках своей дубины.

Но поскольку глаза его все еще не открылись, то пальцы лишь переворачивали валуны, щедро набросанные по берегу.

– Что за сонное царство? – посетовал Горихвост. – В лесу творится черт знает что. Где ни попадя шляются проходимцы. В деревне жгут огнем колдунов. Мужики охотятся на вурдалаков, а привидения разгуливают по долу, как будто небеса рухнули в преисподнюю. А его светлость волот Сиводур изволит почивать в грязной луже, что Еропкино порося. Чего, говорю, разлегся у всех на виду?

Великан смачно зевнул, разинув похожую на пещеру пасть, и пальцами поднял себе одно веко.

– Ты чего тут? Сюда нельзя, – глухо пророкотал он.

– Мне можно. Я свой! – с вызовом возразил Горихвост.

– Никому нельзя. Повеленье царя. К Змеиной горе ходу нет, – прогромыхал великан.

– Да мимо тебя Дикий охотник со всей своей сворой промчится – ты и его не почуешь, – расхохотался вурдалак.

– Напраслину не возводи, – обиделся волот. – Я всю ночь в дозоре глаз не смыкал.

– А под утро тебя разморило? Так, что обрушился в воду и запрудил ручей?

– Никак нет, – тупо промямлил волот. – Я до денницы не спал. А потом… Потом и не помню, что было. Кажется, тут кто-то бродил.

– Кто?

– Не знаю. Какой-то нечистик. Он еще бормотал что-то тихо, как будто читал заклинания. Я прошелся разок дубинкой по кустам – наверное, примял его. Поищи-ка, у тебя чуйка получше моей.

– Нету тут никого! – рявкнул сгоряча Горихвост. – Дрыхнуть в дозоре не надо.

– Да не дрых я! – принялся оправдываться волот. – Меня угомонили. Клянусь, кто-то меня заговорил. А кто – сам не видел.

– Эх, да что с тобой разговаривать? – махнул хвостом вурдалак.

– Погоди! Не ходи к горе, – испуганно бросил вслед ему великан.

– Ты туда чужака пропустил, – не согласился с ним Горихвост.

– А тебя не пропущу! – великан поднялся, раскрыл оба глаза и поднял с земли дубину.

«Дело плохо», – смекнул Горихвост, глядя на то, как вздымается над его хребтом обломанная сосна. Он едва успел юркнуть в чащу, как дубина обрушилась на бережок и перевернула огромный валун.

– Поймаю – шкуру сдеру! – дико ревел позади него великан.

Солнце перевалило за полдень и выглянуло из-за туч, окрасив осенний лес в багряное золото. Свет переливал через пышные кроны деревьев и обволакивал теплом шкуру, напоминая о лете, что недавно отправилось вслед за Дажьбогом в гости к северной Маре. Ночной холодок еще таился в оврагах, поросших густыми кустами, но Горихвост легко перескакивал через провалы. Для вурдалака лес – родной дом.

Берег ручья довел его до горы. Вершину ее как будто откусило древнее чудище из тех, что населяли землю до людей и богов. Дышучее жерло пыхало в небо клубами едкого дыма, который скатывался по неровным склонам и заволакивал низину. В нос ударил резкий запах серы и тухлых яиц, напрочь отбив волчий нюх.

Ручей плавно скрутился кольцом и обогнул обветшавший земляной вал. Сухие комья земли сыпались из-под деревянного тына, сбитого из сплоченных бревен с остро отесанными верхушками. Тын опоясывал гору высоким забором, не давая подобраться к ней нигде, кроме широких ворот, скрипящих под деревянной башней. Горихвост помнил эти ворота: они всегда были наглухо заперты, и лишь его дед знал, как с ними сладить.

Однако на этот раз распахнутые настежь створы жалобно подпевали ветру, что играл ими, гоняя взад и вперед.

Горихвост устремился в проход под башней, как вдруг упругая толстая плеть легла ему на загривок, опутала горло и подняла вверх, как щенка. Он беспомощно засучил лапами в воздухе, но его так сдавило, что стало трудно дышать. Из горла вырвался хриплый рык – больше удивленный, чем яростный.

Морда его развернулась к старому кряжистому вязу, сучья которого тянулись и опутывали его шкуру, как длинные лапы. Дерево подбросило его вверх и принялось хлестать ветвями, нанося жгучие удары.

– Ты чего? Отпусти! – ощерился вурдалак.

Пористая кора дерева разверзлась, обнажив темную пасть.

– Попался! Тать! Вор! Переветник! – глухо провыло древесное чрево.

– Какой я тебе переветник? Я лесной брат! Чур меня, чур! – загомонил Горихвост.

– Я тебе покажу, как чурать Чура! – вышел из себя вяз и начал парить его похлеще чем в бане.

Шкура Горихвоста вздыбилась от острой боли, как будто ее вздернули на адовы крючья.

– Перестань! – лаял он. – Я не виноват!

– Лесной царь решит, кто виноват, а кто нет! – сипел вяз.

– Лесной царь – мой государь, а я его верный слуга!

– Слуги не нарушают приказов хозяина! – не унималось дерево.

Не на шутку разошедшиеся ветви бултыхали Горихвоста вверх-вниз. Перед глазами его мелькали то распахнутые створки ворот, то провалившийся шатер башни, то древесные корни, вывороченные из земли и шевелящиеся, будто ползучие гады. Бултых вниз – и толстый сук припечатывает его к бугристому скату земляного вала. Бултых вверх – и голова его взметается выше тына, открывая вид на клубящуюся гору, по гребню которой скользит черная тень в кривой шапке.

А ну, стой! Что за тень? Что за шапка?

– Остановись, чурбан безмозглый! – зашелся от лая Горихвост. – Пока ты меня тут валтузишь, настоящий тать пробрался, куда не надо!

– Ты и есть тать! – изрыгало древесное чрево. – А за чурбана поплатишься!

– Ну смотри, сам напросился! – огрызнулся вурдалак и, давясь, зашептал:

– В море-океане, на острове Руяне стоит бел-горюч камень Алатырь. А под камнем тем силы злые, несносные. Поднимаю я этот камень, выпускаю я эти силы. Вы набросьтесь на Чура, стража Змеиной горы. Остолбеней, глупый Чур! Застынь и не двигайся! Уймитесь, ветви! Облети, листва! Сучья, замрите! Будь ты деревом, дурной страж, каким был прежде и каким будешь впредь!

Вяз со скрипом застыл. Хватка веток ослабла, Горихвост рухнул наземь, но вместо того, чтобы вскочить и встряхнуться, лишь принялся жадно дышать, ловя полной грудью воздух, смешанный с дымом.

Дерево не подавало признаков жизни. Вурдалак зарычал и тяпнул зубами кряжистое корневище, но оно оказалось таким жестким, что клык едва не сломался.

– Погоди у меня! Я тебе эту болтанку припомню! – пообещал он и юркнул в распахнутые ворота.

Глава 4. Змеиная гора

Лихо-марево! Надо же, как меня уболтало! До сих пор небо перед глазами качается. И земля под ногами ходуном ходит. И рокот такой идет из-под горы – глухой, заунывный, тревожный, словно Великий Лиходей в пекле учит бесов стоять на ушах.

Гора не хотела подпускать к своим тайнам – тропинки на ее склонах вздымались так круто, что Горихвост едва удерживался, чтобы не соскользнуть. Камни под лапами осыпались и катились вниз, увлекая за собой пыльные тучи осколков. Почва вздрагивала и урчала, как голодный желудок.

Дым становился все гуще и гуще, он лез в глаза и заволакивал все вокруг. Сизые клубы донесли знакомый, немного пряный, немного тошнотворный запах копченой конопли – он шел из гущи пыльной завесы, со стороны горного жерла. Горихвост собрался с духом и припустил вперед.

Ох, и не нравится мне это мелкое дрожание земли! Оно будто душу выворачивает наизнанку, так и хочется драпануть прочь, да нельзя – призрак не должен уйти, иначе кто скажет правду о застарелом злодействе? Ведь не дадут мужики мне покоя, пока не узнают, кто на самом деле убил их прежнего барина. А мне не будет покоя, пока не отомщу за деда. И на лица не посмотрю: если простолюдин его мучал – замучаю до смерти простолюдина, а если князь – то и князя. Кому только в голову пришло пытать старого волхва? И зачем? Ведь у него и гроша не было за душой.

Горный склон снова дрогнул. Горихвост покачнулся, поджал хвост и опустил ушки.

Где же призрак? И какая нелегкая понесла его сюда как раз тогда, когда гора задышала?

Черная свитка и свисающий белый колпак мелькнули среди дымных клубов далеко впереди, на кручине горы. Горихвост почувствовал, как вскипает кровь, и жар ударяет в голову. Азарт охоты подстегнул его и погнал вперед. Он понесся ввысь, не обращая внимания на камни, сыплющиеся из-под ног.

Духа в свитке уже не было видно, но раззадоренный волк не мог остановиться. Он напряг силы для решительного броска и взлетел над скалистым гребнем. И вдруг обнаружил, что по ту сторону каменистого зуба расстилается не ровная плешь вершины, как он ожидал, а зияет глубокий провал, крутым склоном скатывающийся в разверстое жерло вулкана.

Подушечки лап скользнули на гладких камнях, которые тут же сдвинулись с места и покатились вниз в волне черной пыли с песком. Эта волна подхватила волка и понесла к бурлящему озеру огненной лавы, пышущей жаром.

Что за адское варево? Как будто Хозяин Пекла задумал сварить похлебку на легион злобных бесов. Раскаленная лава булькала и вскипала. Ее оранжевые потоки казались бы ослепительными, если бы не подгорелая бурая корочка, покрывающая их сверху. Но что самое удивительное – посреди этого варева возвышался гранитный остров. Он торчал, как ни в чем не бывало, в самой середине булькающего жерла. Огненные потоки лизали гранитные обрывы его берегов, но те стояли, не поддаваясь адскому пламени.

В центре острова, вдали от раскаленных берегов, уносилась ввысь восьмиугольная вежа – одиноко стоящая башня, последнее убежище обороняющихся. Ни единого окошка, ни малого просвета не виднелось в ее гладких, полированных стенах, из которых торчали огромные клыки древнего змея, больше напоминающие слоновые бивни. Однако не они заставили Горихвоста зарычать во всю глотку. Вокруг вежи, вдоль ее отполированных до зеркального блеска стен, обвивался золотой змей. Его широкое, в десять обхватов тело струилось по черному мрамору, уносясь к верхней площадке, на которой покоилась голова с костяным гребнем. Иглы гребня топорщились, как у исполинского ерша, а пасть распахивалась на северо-запад, в сторону Грязной Хмари и лежащих за ней Ветхого капища и Шерны. Торчащие во все стороны бивни напоминали рога, отчего башня казалась рогатой.

Горихвост сделал усилие и зацепился когтями за твердую почву. Скольжение остановилась, но даже не доехав до края кипящего озера и сотни шагов, он чувствовал его жар.

– Лихо-марево! – вырвалось неразборчивое урчание из волчьей глотки.

Перед его носом болтался висячий мостик, протянутый к гранитному острову. Выглядел он ненадежно: веревочные перильца вихлялись из стороны в сторону, а деревянный настил ходил ходуном под порывами горячего ветра. Бурлящие пузыри лавы пытались плюнуть в него огненными брызгами, застывающими на лету, но мостик висел на такой высоте, что им было до него не достать.

Горихвост медленно попятился задом, но хрустящий песок под ногами снова начал скользить и сносить его вниз. Нет, уж лучше на мостик!

А ведь дед мой не раз говорил, чтобы я сюда не совался! Не отсюда ли он притащил Душебор и Кровавую чару, что стояла в избе в красном углу? Видно, не зря он наказывал, чтобы я даже думать не смел приближаться к Змеиной горе. Сам-то он был сведущим волхвом, но я… Я-то не волхв! Как мне справиться с этим пеклом?

Лапы вязли в песке. Пыль застилала глаза. Горихвост ухватился зубами за краешек моста и вскарабкался на настил. Уф, едва не снесло в эту адскую жуть! Как же хочется поворотить назад! Там прохладно, там жар не пышет в лицо. А впереди – преподозрительнейшая черная вежа со змеем, сияющим позолотой в лучах солнца, которое едва заглядывает в горное жерло. Ну чего мне там надо? Подумаешь, призрак… Зачем он мне? Что, без него никак?

Эх, лихо-марево, ну за что мне такая судьба?

Горихвост недоверчиво нащупал лапой деревянную досочку и затрусил вперед. В ушах выли ветряные потоки. Мост раскачивался – будто нарочно задался целью сбросить в лаву одинокого волка. Натянутые веревки гудели, и казалось, что полосни по ним парой клыков – и они тут же лопнут, и полетит все это чудо строительного ремесла прямо в огненный кипяток, и прощай тогда, пушистый мой хвост…

Перед глазами все словно плывет. Меня еще от вязовой тряски не отпустило, а тут снова качаться, как на качелях. Аж тошно становится, того и гляди, вывернет наизнанку. Не обессудь тогда, огненная лужа – отведаешь, чем меня давеча Курдюм угощал. Это ж надо так бултыхать – то налево, то направо, то вниз, то вверх. Нет, ребята, на качелях качаться – это забава для девок, а для нас, волков, лучше твердая суша. Мы уверенно стоим на своих четырех, а болтаться туда-сюда – нам не по чину.

Едва лапы коснулись гранитного берега, как Горихвост сжался и сиганул побыстрее вперед – лишь бы дальше от жара. Сколько ни бегал он вокруг башни – нигде не находил даже намека на вход. А как попасть внутрь? Зачем строить башни без окон, без дверей? Какой в этом смысл?

С западной стороны тело вьющегося змея будто рассек меч Перуна-воителя. Нутро зияло темной пустотой, в которой терялись мраморные ступени. Они уходили вверх, скручиваясь, словно жгут, испещренный щербинами и засыпанный мелкой крошкой. Случайного пришельца эти ступени отпугнули бы монументальной тяжестью и неизвестностью, таившейся за каждым из восьми поворотов, на которых тело дракона изгибалось вслед за гранями башни. Как и вся вежа, тело змея было высечено из холодного мрамора, однако чешую его покрывала старинная позолота, во многих местах уже слезшая или соскобленная неизвестно кем и неизвестно когда.

Ступени вели внутрь и пропадали во тьме. Вот оно что! Выходит, это винтовая лестница, – смекнул Горихвост. – Только вьется она не внутри башни, как бывает обычно, а снаружи – вдоль стен. Тело змея – как большая труба, в которую и упрятана лестница. Эх, была не была! Не обратно же возвращаться!

Лавовое озеро смачно чавкнуло и выбросило такой длинный язык пламени, что его кончики едва не подпалили Горихвосту задок. Волк взвизгнул и без раздумий нырнул в нутро змеиной утробы. Темнотища тут стояла такая, что хоть глаз выколи – хорошо, что ступеньки под ногами оказались гладкими, так что карабкаться можно было наощупь. Жаль только, что они такие крутые. Пока десяток одолеешь – запыхаешься, а их тут сотни, хоть язык на плечо свесь.

А вот и оконце! Узенькое, как бойница. Едва свет проглядывает, но хоть что-то можно рассмотреть. Ух ты, стены-то какие чудные! Что это за фигурки на них? Свирепая охота Перуна? Вот он во главе своей своры, несется по поднебесью, мечет молнии в змея, целит сулицей – легким копьем для метания длиной в полторы руки. Змей то прячется от него, то ярится и бьет крылом. И опять темнота…

Восемь стен, восемь граней – сначала крутой лестничный пролет, потом маленькая площадка, поворот, и снова вверх по ступеням. Лапы уже не пружинят, колени одеревенели, но волк разве признается, что устал? Пусть никто не видит – но как я себе самому скажу, что сил больше нет? И что ждет меня наверху? Вряд ли добрый волшебник с подарками и угощеньем. Понесло же меня к чертям на рога, не сиделось мне в Волчьем логове! Эх, во что я ввязался?

С винтовой лестницы Горихвост выкатился в просторный зал, наполненный клубами серого тумана. Дым клубился повсюду: он валил от большого костра, разведенного в центре зала на высоком яшмовом алтаре, отражался от стен, некогда сверкавших черно-мраморной гладью, а теперь закопченных, будто печное нутро, веял струями под потолком, напоминающим нёбо огромной звериной пасти.

Горихвост как будто оказался внутри огромного черепа, принадлежавшего исполинскому чудищу, только выполнен был этот череп не из природной кости, а из дорогих камней, чей сумрачный блеск пробивался даже сквозь дымную завесь. Пол зала напоминал длинный язык, высунутый наружу, в сторону северо-запада, где за крышами Грязной Хмари виднелись идолы Ветхого капища. Из нижней челюсти торчали каменные клыки, каждый выше человеческого роста, и такие же клыки свисали с верхней челюсти, до которой не дотянулся бы и длинный Жердяй.

Ого! Вот это здесь накурили! Да в этой палате не продохнуть, даром что она такая широкая, что и стен не разглядеть. И немудрено: клубы дыма такие густые, что на аршин вперед ничего не видать. И как шибает в нос этот чудовищный запах паленой конопли! Весь нюх отобьет, я же охотиться не смогу!

Горихвост проскочил сквозь струю дыма и ударился носом о каменную стенку с выпуклым барельефом. Барельеф изображал картину древнего жертвоприношения: к змею, хищно расправившему крылья и высунувшему язык, волхв подводил юную деву с распущенными волосами и снопом хлебных колосьев в руках. Поодаль стояла толпа родных, среди которых выделялся князь, оплакивающий дочь. Змей готов был вот-вот проглотить княжну, но Горихвосту в этот миг было не до красот: его нос сплющился и распух от тычка. Он едва удержался, чтобы не взвыть в полный голос, и тут же до его слуха донеслось:

– Огненный змей, явись мне из тьмы! Сбрось вечный сон! Покорись моей воле!

Горихвост поперхнулся своим собственным воем. Бормочущий голос звучал прямо над ним. Прижав уши, он одним глазком взглянул ввысь. Короткая стенка, на которую он наткнулся, располагалась посреди зала, и принадлежала массивному прямоугольному алтарю высотой человеку по грудь. Алтарь был сработан из полированной яшмы, по поверхности которой шли искусные узоры, изображающие крылатого змея. На столешнице этого каменного стола спиной к Горихвосту восседал незнакомец в черной свитке и шапке со свисающим колпаком. На раздутой свитке колыхался узор: череп и два скрещенных шестопера.