355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Денис Морозов » Вурдалакам нет места в раю » Текст книги (страница 10)
Вурдалакам нет места в раю
  • Текст добавлен: 12 апреля 2021, 17:44

Текст книги "Вурдалакам нет места в раю"


Автор книги: Денис Морозов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Глава 7. Юродивый

Почему начало осени называется Бабьим летом? В это время днем еще тепло, а вот ночью уже пробирают первые холодки. У баб вроде все наоборот: днем они холодные, зато ночью горячие. Впрочем, с бабами и должно все быть наоборот. Прямо только у нас, мужиков.

Ночной ветер то приятно холодил, то пробирал до костей. Горихвост трусил между кочек, мокрых от мимолетного дождика, и старался не ежиться. Лапы то и дело скользили в грязи, оставляя размазанные следы.

Холодный ветер дул с севера, прямо в лицо. Там, за скошенным Девичьим полем, струилась между холмов извилистая речка Змейка. Мельница Курдюма пряталась в темноте – ни один огонек не выдавал ее, знать, мельник еще не успел возвратиться.

Зато слева, на западе, на крутом Шернском яру, мелькали таинственные огни Ветхого капища. Какие заблудшие души пылают на этом проклятом месте? Что за бесы выбираются из-под земли, чтобы поиграть среди ночи?

Бр-р-р! Горихвоста при мысли о бесах пробила крупная дрожь. Можно продолжить путь прямо – на мельницу, куда зазывал ее добрый хозяин. Наверняка там ждут ночлег, сытная кормежка, а то и чарочка самогона. Горихвост облизнулся.

Но Курдюм мне не нужен, а нужен Лутоха, на котором сошлись все улики. Воропай рассказал, что запястья покойного деда были связаны Лутошкиным поясом, когда староста снимал тело с матицы. Да еще на языке у отрезанной козлиной головы налипла щербатая копейка, которую в вечер перед убийством этот юродивый выиграл в шахматы. Зачем тебе убивать старого волхва? Неужели и вправду ты решился возобновить кровавые жертвы, чтобы вернуть древних богов с того света? Ой, Лутоха, ой, наивный и глупенький дурачок, видать, совсем ты не прост!

Горихвост вскарабкался на невысокий пригорок и попытался оглядеться, но тучи закрыли месяц со звездами, и тьма наступила такая, что даже волку ничего не удалось высмотреть. Как хорошо сейчас, наверное, в горнице у Курдюма! Мирно плещется водяное колесо. Скрипят шестерни, трутся один о другой жернова. Мука мелется – будет хлеб. Так приятно засыпать в тепле под эти убаюкивающие звуки! Нет, мне надо лезть в эту чертову темень с ее проклятыми огоньками. А вдруг там ловушка? А вдруг неведомая погань ловит там души таких простачков, как я, что сами лезут ей в лапы? И ведь не знаешь, кого встретишь на заброшенном капище. Ладно еще, если беса – этих тварей я видел, меня ими не удивить. А если и вправду забытые боги вернулись? Сидит в старом истукане громовник Перун Ярило или сам Сварог с его молотом, что может враз от горы оставить яму – и глазеет вокруг, наблюдает за нами, простыми смертными. Сцапает меня и спросит за все хорошее, что творилось в Диком лесу с его лешими и упырями. А длака моя? Подарок Великого Лиходея! Божки такие вещички за тысячу верст чуют. Ох, попадусь я ожившему истукану – там и оставлю шкуру!

Только куда мне деваться? Ведь там Курдюм видел Лутоху. Неужто я упущу убийцу моего деда? Неужто позволю душе волхва отправиться в небо неотомщенной? Нет, не по-нашему это, не по-лесному. Эх, Курдюм, дружище, не жди меня этой ночью. Придется мне лезть на рога к чертям, а то, глядишь, и похуже – прямо на Перунову рогатину или Дажьбогов меч.

Горихвост убедился, что никто его не видит, взвыл на едва проглядывающее сквозь тучи серое пятнышко луны, и устремился с холма в долину, к речным берегам.

Подушечки лап коснулись гладких, замшелых булыжников, которыми были вымощены ступени, уводившие на Крутой яр, возвышающийся над тихой Шерной. Ветхое капище взгромоздилось на плоскую вершину скалы, вдающейся в реку каменным языком. Дед рассказывал, будто в давние времена боги прикончили на берегу волота – чудовищного великана, хозяина окрестных просторов. Умирающий волот пытался набраться сил, и высунул язык, чтобы напиться воды из реки, да так и окаменел. Место, где боги одержали победу, стало площадкой для праздников и молитв.

Однако какие тут праздники, в наши-то дни? Боги забыты, молить больше некого. И все же Горихвост испытывал суеверный страх, взбираясь по лестнице, вырубленной в скале. Подвернуть лапу тут, на осыпающемся подъеме, было проще простого. Но кто станет заботиться о лапе, когда древние идолы вознамерились забрать твою душу?

Промозглая мгла вспугнула его резким скрипом. Горихвост поджал хвост, но все же пролез под воротами, настолько обветшалыми, что казалось, будто любой порыв ветра может их повалить. Незапертые створы, висевшие на прогнивших столбах, ходили ходуном и издавали пронзительный скрежет. Двускатная крыша над столбами давно обвалилась, осталась лишь поперечная перекладина, под которой болтались натянутые лески, сплетенные из конского волоса. Перекладина, да натянутые под ней нити, делали ворота похожими на виселицу, что придавало месту языческого поклонения еще большего гостеприимства.

Ого! А вот это уже интересно! – подумалось Горихвосту.

На лесках сушились грибы, собранные совсем недавно – это можно было понять по тому, что шляпки, нанизанные на нить, только-только начали усыхать.

Горихвост почувствовал волчий голод. Целый день беготни дал о себе знать. Он сорвал нить и жадно принялся глотать сушеные припасы, почти не жуя. В темноте он не мог разглядеть, что за гриб лег ему на зубок, а на запах их было не различить. Оставалось надеяться, что неведомый грибник тщательно перебрал их и отделил грузди и боровики от поганок. Кому придет в голову заготавливать на зиму ядовитую гадость? Разве, какому-нибудь недоумку?

Последний гриб в связке подозрительно пах чем-то странным. Горихвост пригляделся и увидел, что остатки недоеденной шляпки какие-то бурые, с блеклыми пятнами.

Тьфу! Я, кажется, съел мухомор!

Он мигом сплюнул крошки, оставшиеся во рту. Как некстати! Не хватало еще отравиться. Хорошо, что успел съесть только половину.

Недоеденную ножку гриба Горихвост вдавил в землю и на всякий случай еще порычал на нее. Кто подвесил на ниточке мухомор, да еще перед входом? Может, это такая ловушка?

Сразу за воротами волка встретили высокие изваяния Белобога и Чернобога. Два извечных противника сошлись в незаконченной битве, как было при рождении миров. Они протягивали друг к другу руки над дорожкой, вымощенной булыжником, чтобы вцепиться во врага со всей яростью, что накопила вселенная перед началом времен.

Вурдалак проскочил в арку, образованную переплетением их рук, и побежал вдоль вереницы кумиров, что тянулись по обе стороны от мостовой.

Ушки сами собой прижались к голове, а брюхо припало к земле: Горихвосту казалось, будто богини и боги, что обитали в Серебряном городе заоблачного края, никуда не ушли, а лишь притаились, чтобы в неожиданный миг выступить из темноты и схватить его за тот самый хвост, что уже не раз горел в самых отчаянных передрягах.

Вдали кумиры расступались, открывая путнику площадь, на которой полыхал негасимый огонь. Вот и еще одна загадка! Костер не может гореть сам по себе. Его нужно поддерживать, постоянно подбрасывать дров, иначе огню станет нечего есть, и он умрет от голода. Как может огонь Ветхого капища гореть вечно? Кто за ним тут следит?

Последними в веренице устроились истуканы Ярилы и Симаргла. Как и в небесном городе, тут они оберегали вход на центральную площадь, что издревле звалась «Капово Середице». Даже слова эти были ветхими, как само капище – от них веяло незапамятной стариной.

В этой промозглой тьме, холодной от мелкого дождика, верилось без сомнений, что в прежние времена тут и в самом деле приносили кровавые жертвы, чтобы напоить богов кровью. Или это все только сказки? Пойди, разбери!

Симаргл сжимал в руках длинный изогнутый рог, а Ярило загораживался щитом, что должен остановить вторжение в Белую вежу. Древняя позолота со щита уже слезла – видать, кто-то из мужиков, что посмелее, а может, просто жаднее, все же наведывался сюда.

И тут Горихвосту почудилось, что кумиры по обе стороны от дорожки сейчас оживут. Симаргл затрубит в рог, сзывая богов на Последнюю битву. Ярило поднимет щит, что засияет, как в первозданные времена, и так преградит путь, что дальше будет уже не пройти.

Ой! Они вправду живые? Или это грибная приманка уже травит разум?

Горихвост припал брюхом к земле и едва не заскулил от страха. Идолы словно толкали его вперед – на круглую площадку, где перед четырехугольным столбом из белого камня полыхал жарко костер.

На полном ходу он вылетел на середину капища и едва не уткнулся носом в стол из гнилого дерева, превращенный в требище – старинный жертвенник, на который в древнюю пору выставлялись дары божествам.

Однако и нынче кто-то, видно, решил вспомнить древний обряд. Пламя горящих свечей колыхалось от ветра на черной от гнили столешнице. Между свечками тускло поблескивали подносы со сладкими куличами, чара с темным вином, чашки с медом и мисочки с молоком.

Кто бы ни был хозяином капища – он явно готовил угощенье для неземного духа.

Щерясь и пригибая голову, Горихвост принялся озирать статуи древних божеств, кругом обступивших его. Костер трещал в центре площади так, как будто его только что развели. Блики пламени плясали на ликах кумиров, и от того Горихвосту казалось, что боги шепчутся и морщатся, разглядывая его. Рядом валялись вязанки хвороста и кучи сухостоя, бережно собранные каким-то неведомым хранителем. От костра доносился запах хвои и свежей смолы, как бывает в бору во время пожара.

При мысли о пожаре Горихвост невольно ощерился и заворчал. Дикое, неуправляемое пламя – это единственное, чего боится в лесу вурдалак. Моя старая шкура сгорела в огне, и ничто бы меня не спасло, если бы не воля Великого Лиходея, подарившего новую. Но теперь Лиходея нет, и если огонь снова меня подпалит, то взять новую будет негде. Что ни говорите, а свою шкуру нужно беречь – только тот, кто ее терял, знает, что это наипервейшее дело.

Блики костра навеяли старые воспоминания.

В памяти всплыла история, случившаяся пять лет назад. Горихвост жил тогда в самой середке Дикого леса, на Туманной поляне, у корней Древа миров, и очень гордился званием его стража.

Толпа ошалевших от жадности мужиков вломилась в лес, чтобы разграбить пещеру под корнями Мироствола. Глупые селяне поверили изменнику, нашептавшему, будто там спрятаны несметные сокровища. Однако вместо сокровищ они встретили только лесных сторожей, на помощь которым пришел сам царь бесов – Великий Лиходей, поднявшийся из глубин преисподней.

Жадная деревенщина получила отменный урок, и больше не смела соваться в запретную чащу. Жаль только, что Горихвост не увидел победы. Он успел разоблачить подлого заговорщика, предавшего лесную братию, но поплатился своей старой шкурой, сожженной под пытками на костре.

Так бы и уйти ему в мир теней безвозвратно, если бы сам Лиходей не оживил его и не подарил новую длаку – шкуру, которая дает вурдалаку дар оборачиваться волком. С тех пор Горихвост щеголял в этой черной, пушистой обновке, прославившейся на все окрестности. Однако и он извлек урок: «береги зубы смолоду, а шкуру снову».

После той ссоры в лес и прислали Дыя – править, царствовать, и не допускать поругания Древа миров. Он заключил с князем вятичей договор: люди не должны заходить в лес, но взамен и нечистая сила обязуется не вылезать из чащобы и не нападать на людское жилье.

Казалось бы, все по-честному, но надо же так случиться, что именно Горихвосту тот договор вышел боком. Уж больного пугались его деревенские бабы, когда он прибегал из лесу, чтобы навестить деда. Вот мужики и нажаловались на него Лесному царю. Дый повел себя неумолимо – соблюдать договор должны все: и несусветная нежить, вроде леших, упырей и русалок, и вурдалаки с душой и горячей кровью, что лишь притворяются нечистыми духами, а на деле – такие же мужики, приучившиеся к оборотничеству.

Пришлось Горихвосту переселиться с Туманной поляны в самую глухомань – в Волчьи дебри, где никто не видел его и не слышал, и откуда он точно не мог никого напугать. А у Лесного царя завелась ни с того ни с сего приемная дочь – Ярогнева. И откуда она взялась, да еще сразу двенадцатилетней? Не родилась же такой.

Горихвосту такие загадки никто не разъяснял. Да он и не спрашивал. Позовет царь на помощь – приду служить лесу. А прогонит с глаз долой – уйду, и обиды не выскажу. На обидчивых черти в аду воду возят. А нам до воды дела нет.

Так и разминулся Горихвост с новой любимицей леса. Ярогнева в одну сторону, он – в другую.

Тени прежних событий сами туманили память, пока волк рыскал по площади, выискивая следы убийцы. Земля заросла чахлой травкой, сквозь которую проглядывали ряды булыжников, образующие сужающиеся круги. Эти круги складывались в лабиринт, в центре которого торчал четырехугольный столб из точеного мрамора. Безмолвные лики, высеченные в мраморе, взирали на четыре стороны света, словно ожидая нападения сразу отовсюду. На головы им костяной шапкой был насажен лошадиный череп, взиравший на Горихвоста пустыми глазницами, как демон потустороннего мира.

Волк невольно ощерился и зарычал. Где же враг? Тут должна быть засада!

Горихвост втянул воздух ноздрями, но нюх будто отшибло. Вот он, поганый мухомор! Отрава уже бьет по чувствам, чтоб ее понесло лихоманкой. Как же найти кровопийцу, если подводит чутье?

Ничего! Где наша не пропадала? Я измену за версту распознаю. И тебя, подлый изменник, найду. Я ведь вижу – ты здесь! Мне даже не нужен нюх, чтобы найти твой след. Кто еще мог приготовить это поганое требище, как не злодей, задумавший воскресить тени ушедших призраков?

А может, ты и есть призрак? Тот, что шарился в коноплянике перед самым убийством деда, а после огрел меня чем-то тяжелым по голове? Тот, что пытался разбудить змея в дышучей горе, из-за чего на меня ополчился весь Дикий лес во главе с Дыем?

Ты не уйдешь от меня, и эта промозглая тьма, едва рассеянная отсветами костра, не поможет тебе выиграть в прятки!

Горихвост едва удержался от звериного рыка, что мог его выдать, и затрусил кругом вдоль каменных грядок, образующих замысловатый лабиринт. Эти грядки, выложенные булыжниками, будто растущими из земли, пробивались сквозь чахлую травку и морочили голову. Они как будто нарочно запутывали, чтобы не пропустить к четырехликому столбу с черепом на вершине, устроенному в центре лабиринта.

Стая птиц опустилась на требище и с шумом и щебетом принялась клевать куличи. Никто не думал их отгонять, словно так было и надо. Пламя свечей на ветру колыхалось и освещало пир, устроенный будто нарочно для птиц.

Горихвост забежал за столб и едва не наткнулся на лошадиный скелет, брошенный невесть зачем. Черепа не хватало – видать, его и нахлобучили на столб, приделав четырехликому кумиру костяную шапку.

Истуканы, окружившие площадь, взирали на Горихвоста сурово, словно осуждая за нарушение обряда. Прямо перед его лицом высился серой громадой Перун, горний воитель, князь дружины богов. Серебряные доспехи и позолоченный шлем поблескивали в свете костра. Каменное корзно на плечах развевалось, словно от ветра, дующего в иных мирах. Рука, продетая в единственный рукав корзна, сжимала рогатину, что не ведает промаха, а за поясом у истукана торчала секира, которой страшится нечистая сила.

Горихвост втянул голову в плечи и пустился трусцой, выискивая в темноте затаившегося врага. Однако его встречали только каменные изваяния, то ли недвижные, то ли замершие перед броском.

Бегущего волка проводили взглядом государыня Горнего мира Мокошь и владыка Род, прячущий под накидкой ключи от заветного рая. За ними росли из земли кузнец Сварог, царствовавший в Золотой век, и его сын Дажьбог, что скачет по небу в солнечной колеснице. Напротив устроился скотий царь Велес, что повелевает зверьем в лесах и полях. Ходили упорные слухи, будто Велес невзлюбил Дыя за то, что тот по-хозяйски распоряжается в Диком лесу.

Как бы нам не досталось от этого мстительного божества в медвежьей шкуре! Когда хозяева ссорятся, то первыми страдают их слуги. Тут Горихвост не обольщался. Даже теперь, когда на него ополчился Дый, вурдалак все еще оставался лесным стражем и подданным царя Волчьих дебрей.

Как бы боги в камнях не очнулись! – подумалось Горихвосту. – Не приведи судьба попасться Велесу под горячую руку. Вымещать злобу на слугах – давний господский обычай. И уж будьте уверены: медвежий царь не станет выяснять, в каких отношениях были Дый с вурдалаком. Хлоп – и от волка осталось лишь мокрое место. У богов так всегда. Мы для них – только мелкие блохи. Нас прихлопнуть – раз плюнуть!

Если соберетесь глотать поганки и мухоморы – не делайте это на голодный желудок! Грибная отрава уже начинала кружить Горихвосту голову. В желудке взметнулась отвратительная тошнота, к горлу подступил ком, а разум начал уступать место наваждениям, для которых как будто нарочно было создано это место.

Перун взялся за руки с Мокошью и Родом. К ним присоединились Велес, Дажьбог и Сварог. Все вместе они закружили хоровод вокруг Горихвоста, в голове которого началась беспорядочная круговерть.

Боги ожили? Или это одна из насмешек, которыми потчует незваных гостей древнее капище?

Ничего не понятно. Горихвосту почудилось, что он стал горячим, несмотря на холодный дождь. На шкуре выступил пот. Зрачки расширились, и в них заплясало пламя, отраженное от костра. Учащенно забилось сердце. Он попытался крикнуть, чтобы боги убирались туда, откуда явились, но из пересохшей глотки вырвалось только глухое рычание.

В этот миг одна из темных фигур шевельнулась и тронулась с места. Глаза Горихвоста округлились, шерсть встала дыбом. Бес! Нет, еще хуже – бог! Щас душу вынет! Вот черт, зачем я сюда полез?

Хлесткий удар полыхающей еловой ветви обжог его бок. В ноздри ударил запах паленой шерсти, жар пробежался по телу и устроил такую встряску, что Горихвоста передернуло от носа до кончика хвоста.

– Куда лезешь, псина? Не оскверняй божьего места! – раздался над ухом резкий окрик.

– Это кто псина? – взъелся вурдалак, еще не успев разглядеть нападавшего. – Кто бы ты ни был, но за эти слова ты ответишь!

Незнакомец подбросил в костер ворох хвороста. Огонь зашумел и принялся радостно пожирать сухой корм.

Ой! Зачем так? Я же обжегся!

Я слишком хорошо знаю, что бывает, когда палят шкуру огнем. В лесу с огоньком шутки плохи.

А незнакомец, как будто нарочно, выудил из костра горящий сук и напал на него, тыча в морду корявой рогаткой.

Мою прежнюю шкуру палили. Новую я берегу. Но тебя, враг, я уложу на лопатки, чего бы мне это ни стоило!

Враг ткнул пылающей веткой прямо в волчий нос. Горихвост отскочил и приложился спиной к кумиру Мокоши. Холодный камень привел его в чувство, он на миг отрезвел и взглянул на противника незамутненным взглядом.

Размахивая еловой ветвью, сыплющей искрами, на него наступал жалкий оборванец лет сорока с лишним, одетый в обноски. Рубаха, запачканная багровыми пятнами, едва прикрывала тощую грудь с выпирающими ребрами. В карих глазах плясали отблески пламени, отчего взгляд казался искрящимся.

Горихвост рыкнул, обдав мужичонку слюной. Тот наморщил рябую рожу с горбатым носом и отвернул в сторону куцую бороденку блекло-рыжего цвета. Это что, призрак-убийца? Или оживший бог?

Нет, богов я представлял себе по-другому.

Быстрый взгляд по округе. Кумиры стоят на местах, ни один не шевелится. На каменных лицах никакого движения. Забытые боги надменно взирают на дольний мир с горних высот, и ни один пальцем о палец не ударит, чтобы вмешаться или прийти на помощь. И только хилый мужичок в равном тряпье машет горящей веткой так, будто окуривает святилище перед обрядом.

А ты не так страшен, как казалось в бреду!

Еловая лапа в руках мужичка догорела. Он замахнулся и горестно закричал:

– Уйди прочь! Ты сорвешь мне важнющее дело!

Горихвост обнажил клыки в злобной, коварной ухмылке. Так вот ты какой, Лутоха-юродивый! Сейчас ты расплатишься за грехи!

Лутоха растерянно остановился, затем отступил в темноту. Волк надвигался на него медленно, не торопясь – как дикий хищник на ягненка, затертого в углу овчарни. А куда тут деваться? Вокруг только обрывы Крутого яра, под которыми плещутся воды Шерны.

– Не смей подходить! – тонким голоском пискнул неряха.

– Твоя елочка догорела! – рыкнул Горихвост так неразборчиво, что никто бы не понял и слова.

Однако юродивый обо всем догадался. Он развернулся и пустился бегом вокруг столба, взирающего на поединок двух странных тварей пустыми глазницами конского черепа. Горихвост припустил за ним, ускоряя шаг. Он набрал ходу как раз перед лошадиным скелетом, брошенным на задворках.

Лутоха подскочил так резво, словно сам был скакуном, и перелетел через кости. Горихвост прыгнул за ним, надеясь на охотничью сноровку. И сам не понял, что произошло в следующий миг.

То ли лапы ему отказали. То ли разум, затуманенный грибной отравой, ошибся в расчетах. Однако вместо того, чтобы упасть беглецу на плечи, повалить его и прижать к земле, как бывало прежде, Горихвост угодил прямо в клеть растопыренных лошадиных ребер. Волчьи лапы застряли в костях, как в капкане. Горихвост постарался их выдернуть, но завяз только сильнее.

Что случилось? Как я мог промахнуться? Почему столбы пляшут перед глазами, а земля словно качается?

– Что, попался? – торжествуя, воскликнул Лутоха.

Кто тут попался? Это я охотился на тебя. А вышло наоборот? Вот незадача!

Хлипкий мужлан отломил от лошадиной ноги здоровенную кость и огрел волка по хребту.

– Получите и распишитесь! – назидательно произнес он. – А вот и добавочка, за то, что полез не в свое дело. Вот тебе и еще, за то, что приперся не вовремя!

Удары посыпались на Горихвоста один за другим.

А косточка-то тяжела! Лучевая? Или, может, берцовая? Ой! Зачем так-то? Ты же хребет мне сломаешь!

Как ни рыпался Горихвост, но освободить лапы из грудной клетки скелета не мог.

– Уберешься подобру-поздорову, или тебя порешить? – с угрозой надвинулся оборванец.

Как же так? На него посмотреть – одни кожа да кости. И в чем только душа держится? Он же хлипкий, как дырявый плетень на ветру. И эта пародия на человечка меня ухайдокает?

Горихвост не нашелся с ответом. Лутоха занес над его головой костяную дубину с тяжелым мослом на конце. Волк зажмурился и прижал уши, ожидая удара.

Однако удар не последовал.

В темном воздухе, пронизанном моросящим дождем, раздались хлопки крыльев. Загадочное существо, едва различимое в отблесках костра, опустилось на четырехликий столб и впилось когтями в конский череп, который в ответ недовольно брякнул, словно высказывая негодование.

Вурдалак распахнул глаза. Забыв о нем и отбросив дубину в грязь, Лутоха бежал к центру площади.

Что за срочность тебя отвлекла? У нас драка в разгаре. Как ты мог наплевать на меня и все бросить? Я же волк! Я что, недостаточно страшный? Даже как-то обидно…

Глаза Лутохи расширились, руки затряслись от волнения. Юродивый метнулся к требищу. В жуткой спешке разжег потухшие свечи. Подбросил в костер сосновых дров и развел пламя пожарче. Раскрошил куличи и рассыпал по сгнившей столешнице, как будто нарочно, чтобы покормить птиц. Недоумка разве поймешь?

Мех с вином опрокинулся, пополняя заздравную чару, которая показалась Горихвосту знакомой – вроде, уже где-то видел ее, только когда? Кажется, очень давно…

Чара со стуком опустилась на стол. Мелкие дождевые капли упали в нее и разбежались кругами. Вино в чаре казалось багровым и темным, как свежая кровь.

Лутоха поднял ее обеими руками и полез вверх, к верхушке столба, где уже хлопал крыльями загадочный силуэт. Отблески костра выхватывали из темноты то края оперенья, то когти, то птичий хвост…

Это что за пришелец из дальних миров? Зачем юродивый протягивает ему чару, как будто пытается напоить кровью? Что за обряд происходит тут на моих глазах?

Отрава дурманила разум, но несмотря на нее, Горихвост со всей очевидностью осознал: Лутоха вызывал из неведомых краев кого-то летучего и большого, и жадного до чужой крови. Не иначе, какое-то адское чудище пожаловало из преисподней. Напьется – и наберется сил.

Может, это тот самый змей, в пробуждении которого меня обвиняли? Тогда выйдет, что Лутоха и есть призрак, что бормотал заклинания в Рогатой веже. А как должен выглядеть это змей? Его уже тысячу лет никто не видал…

Горихвост понял, что дергаться бесполезно, и начал тянуть лапу осторожно, стараясь плавно вытащить ее из зажима. Старания принесли результат: ноги удалось высвободить, хотя их до сих пор и ломило от давки. Вурдалак начал подкрадываться к оборванцу, обходя его со спины. Главное – не шуршать, и не наступать на трескучие ветки. Тогда он не успеет очухаться, как окажется на земле.

Лутоха явно задался целью задобрить чудовище, которое шебуршилось во тьме. Теперь все стало ясно. Этот злодей, притворившийся овечкой, не только убил колдуна, но еще и вызвал змея, чтобы окончательно принести гибель всей волости. Выходит, он дважды обманщик! Ах ты, поганец…

Юродивый забрался с ногами на требище и высоко воздел руки. Неясный силуэт наклонился над чарой. Еще чуть-чуть – и чудище глотнет крови, и тогда всех ждет большая беда.

Горихвост зарычал, рывком взвился ввысь и впился когтями в худые плечи поганого бесопоклонника. Тот опрокинулся и обрушился на гнилые доски. Чара выскользнула из его рук, кровавая жидкость расплескалась, обдав волчью морду едкой, сладковато-кислой волной.

Несколько капель попали вурдалаку на язык, и он в панике принялся отплевываться, чтобы случайно не проглотить их и не совершить святотатства. Как знать – может, это кровь Дедослава, или другой неповинной жертвы. Кого еще мог зарезать этот отчаянный лиходей?

Нелепо размахивая руками, Лутоха барахтался в липкой луже. В пахучей жидкости плавала деревянная дощечка, выпавшая из сжатой ладони. Что еще за дощечка? Небось, заклинание из черной книги?

Чудище на вершине столба беспокойно захлопало крыльями. Сейчас главное – не допустить, чтобы оно хлебнуло жертвенной крови. Любой ценой нужно согнать его с места и как следует напугать, чтобы оно не вернулось. Легко сказать! А вдруг это и вправду змей? Он же таких зверей, как одинокий волк, должен на завтрак есть с потрохами!

Эх, была не была! Думать некогда! Стараясь избавиться от приступа леденящего страха, Горихвост упрямо полез на шатающиеся доски требища.

Вон он, змей, шебуршится во тьме. Кто он, как выглядит – не разглядеть. Чем он встретит? Когтями? Или зубастой пастью с колючим жалом? Кабы знать – служба стала бы слишком легкой.

Горихвост попытался допрыгнуть до конского черепа, но не достал. Удалось лишь как следует порычать на чудовище, что таращилось на него парой блестящих глаз. Глазки мелкие – видать, змей не так страшен, как его малевали.

Наблюдение придало волку храбрости. Он вцепился когтями в узорные выступы на истукане и начал карабкаться ввысь, как заправский кот. Лутоха поднялся и попытался стащить его вниз, вопя что-то неразборчивое о том, что волк все порушит, испортит, и вообще нанесет ущерб, какого Гремячий дол отродясь не видал.

Если это ущерб твоим лютым замыслам – тогда да, еще как нанесу! А на плечи Лутохи удобно встать задними лапами и оттолкнуться от них, как от ступеньки. Так что спасибо, что подсадил!

Вот и ты, злобный змей! Ну и лапы у тебя. Жилистые и когтистые. То ли орел, то ли курица в десять раз больше, чем в Воропаевом петушатнике. Кто ты, нежить? Покажи личико!

Крылья с темными, жесткими перьями расправились у него перед носом. Переливаются, как перламутр. Один черт! Пусть не змей, пусть хоть птица. Доброй твари убивец не позовет!

Над Горихвостом, настырно карабкающимся на верхушку столба, склонилось лицо. Женское. Идеально красивое, и немного печальное. Большие серые глаза с человеческой мыслью и жалостью.

Ожерелье на шее. На волосах – венец с золотыми оленями. С венца на серебряных нитях свисают колечки в виде цветков с семью лепестками – как обычно бывает у баб перед праздником Небесной Царицы.

И при этом – крылья, хвост, оперенье и куриные ноги с когтями. Кто ты, птица? Откуда явилась?

– Не трогай ее! Даже не думай! – раздался за спиной истошный вопль Лутохи.

Нет, я сам во всем разберусь. Меня наваждением не заморочить! Может, это грибная отрава все еще пляшет в моей голове? Кому писан закон, чтоб творить непонятное колдовство в неурочное время?

Тонкие уста птицы-девы открылись. Она уставилась на Горихвоста немигающим взглядом и затянула негромкую песню, настолько печальную, что волк замер.

«Не пройдет и недели, как тебя настигнет лютая смерть, – пела птица. – И смерть эта будет настолько горестной, что не пожелаешь врагу…»

Пронзительный взгляд вещей птицы завораживал. Едва смысл дошел до сознания, как Горихвоста охватил такой приступ паники, какого он не испытывал отродясь.

– Чего ты пророчишь? – визгливо залаял он. – А ну, замолчи! Заткнись немедля! Я тебя не просил петь мне всякую чушь!

Страх подсказал ему: нужно расправиться с той, что сулит беду. Тогда, может, пророчество и не сбудется?

Он вскарабкался на вершину, щелкнул зубами и попытался сцапать ногу ведуньи. Но птица взлетела раньше, чем его челюсти сомкнулись. Взмах крыла, хлопки в темноте – и вещая птица растворилась в дождливой мгле.

– Стой! Куда ты? Вернись! Расскажи мне, что будет! Как от этого уберечься? – опомнившись, завопил вслед вурдалак.

Однако ответа он не дождался – лишь холодные капли падали ему на нос, словно небо пыталось остудить ударивший в голову жар.

Когти волка заскользили по мокрому камню и начали съезжать вниз. Горихвост постарался удержаться и схватился за лошадиный череп, но тот перевернулся и соскочил со столба.

– Ой! Ты еще и кидаться вздумал? – раздался взбешенный голос.

Горихвост глянул вниз. Со столешницы требища к нему тянулся Лутоха. Лицо юродивого перекосилось от ярости. Череп свалился ему на голову и глухо ударил, еще больше взбесив.

– Если б ты знал, зверь, какую надежду ты только что загубил! – закричал Лутоха и сдернул вурдалака со столба.

Оба с грохотом повалились на требище. Гнилые доски проломились, остатки праздничного угощенья перемешались со свечами и рассыпались по земле. Горихвост попытался вскочить, но угодил лапой в чашку с медом, испачкался в липкой тянучке и поскользнулся.

Лутоха изо всех сил огрел его черепом и, тяжело дыша, проговорил:

– Я двое суток безвылазно просидел в засаде, лишь бы поймать вещунью! А теперь все пропало! Ты хоть сам понимаешь, что натворил?

– Что она напророчила? – не слушая, прохрипел Горихвост. – Зачем ты позвал эту тварь? Ты во всем виноват! Порву в клочья!

Они сцепились и покатились по мокрой траве, пачкаясь в грязи, смешанной с разлитым молоком.

– Гори синим пламенем! – завопил Лутоха и попытался затолкать его в огонь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю