Текст книги "Вурдалакам нет места в раю"

Автор книги: Денис Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Ты совсем сдурел в лесной глуши? – Мара смотрела на Дыя так, будто тот предложил ей сунуть голову в пасть бармаглота. – Я тысячу лет просидела у Лиходея в плену. И ты хочешь, чтоб я добровольно к нему вернулась?

Всего несколько уверенных движений понадобилось ей, чтобы впрячь в сани песцов. Холеные пальцы ударили вожака по холке, тот потянул упряжь, и сани взмыли ввысь. Воспарив над землей, Мара грозно окликнула Дыя:

– Видать, ты нарочно все это придумал, чтобы заманить меня в пекло. Посулил жертву, да обманул. Хотел поймать меня на живца?

– Что ты! – растерялся Царь леса. – Как могла ты такое подумать? Я не враг ни тебе, ни князю тьмы. Мне до ваших распрей нет дела.

– Языком-то молоть ты горазд, да поступки твои сами за себя говорят, – не согласилась Царица. – Докажи, что не пытался меня обвести. Иначе я из тебя самого душу высосу. Вот выйдет из тебя украшенье моему ледяному дворцу!

Над спинами песцов расправились крылья, что до сих пор были тщательно скрыты под гладкой шерсткой. Вожак рванул сани и понес их по небу, увозя хозяйку в северный край. Тяжелые снежные тучи полетели за ней, открывая синее небо и сияющее дневное солнце. Дый посмотрел вслед, покачнулся, охнул и оперся на Ярогневу.

Огонь смел тонкий покров листвы и покатился к опушке. Курдюм проскочил мимо сплетения корней и добрался до Горихвоста.

– Погоди-ка, не ерепенься, – бормотал он, рассекая веревку ножом, выхваченным у Звяги. – Еще чуть-чуть, и мы отсюда сбежим.

Толстая пенька начала наконец поддаваться. Ее края лопнули, оставляя лишь тонкую ниточку посередине, на которой еще удерживалась перевязь. Горихвост поднапрягся, дернулся и попытался порвать ее. Жилы на его лбу вздулись, черная шерсть на загривке заблестела от пота. Нить с треском лопнула, путы начали опадать. Держась подальше от полыхающего корня, к ним подбежали боярин со Звягой.

– Перестань дуть в свой рог! – выпутываясь окончательно, взмолился Горихвост. – Он мне всю душу выворачивает наизнанку.

– Потерпи! – возразил Видослав, вытирая рукавом серебряную оковку Рокотуна. – Этот рог непростой, он отпугивает нечисть. А Дый с его девкой до сих пор у нас под боком.

– Так ведь и меня принимают за нечисть, – заметил Горихвост.

– Вот и докажи, что ты больше человек, чем зверь, – встрял Курдюм, схватил его за руку и потянул к краю поляны.

Однако Горихвост, на его удивление, не поддался. Вместо того, чтобы бежать от врагов и пожара куда глаза глядят, он вырвался из цепких ладоней мельника, скинул с плеч новенькую вотолу и принялся хлестать ей по горящей листве, сбивая с нее пламя.

– Совсем спятил? Бежим подобру-поздорову! – попытался привести его в чувство Курдюм.

– Некуда мне бежать, – бросил сквозь зубы вурдалак. – Я – страж леса. А это – Древо миров. Если оно сгорит, небо рухнет на землю.

– Кто тебе это сказал?

– Поверь мне – я знаю.

– А по-моему, нужно наоборот, – не унимался мельник. – Раздуть пламя повыше, чтоб оно подпалило Мару. Глядишь, та и растает, как лежалый сугроб под весенним солнышком. Одной бедой меньше, и нам облегченье.

– Дурень! – прикрикнул на него вурдалак. – Ценней Мироствола во всех трех мирах ничего не найти. Лиходей бы побрал эту Мару – пусть убирается, куда хочет. Спасай Дерево – остальное неважно.

– Нет, этот парень совсем одурел, – развел пухлые руки Курдюм. – Что с ним прикажете делать?

Видослав перестал наконец трубить в рог и принялся носком сапога разбрасывать тлеющую листву. Звяга, глядя на хозяина, бросился ему помогать. Горихвост набросил вотолу на полыхающий корень и закричал:

– Души пламя! Огню нужно дышать. Без воздуха он задохнется.

Видослав собрался последовать его примеру. Он сбросил свою дорогую ферязь, но перед тем, как сунуть ее в огонь, ощупал дорогую парчу, прошелся пальцами по драгоценным узорам, шитым золотой нитью, и тяжко вздохнул. Потом он окинул взглядом горящий древесный корень, почесал жесткую шевелюру, да и надел ферязь обратно, видимо, передумав с ней расставаться. Зато Звяга не пожалел своего засаленного кожуха с оторванными рукавами. Вдвоем с Горихвостом они кое-как сбили с корня огонь, оставив лишь тлеющую кое-где кору.

– Был у нас один пленник, теперь будет четверо! – раздался над их головами суровый окрик.

Горихвост оторвал взгляд от корневища и увидел Лесного Царя, что приближался к нему со стороны пещеры. За ним поспевала Ярогнева, на поясе которой болтался его собственный меч.

Едва Видослав увидал их, как изменился в лице.

– Друзья мои, нам пора отступать, – тихо проговорил он.

– Ну нет! – неожиданно взорвался Курдюм. – Взгляни-ка, Горюня: у этой девки твой тесачок. Давай его отобьем!

Ярогнева приблизилась к Горихвосту, положила ладони на тлеющий корень и уставилась на него.

– Что ж ты не бьешься? – насмешливо прозвенела она. – Твой дружок так и рвется в драку.

Горихвост заглянул в ее глаза – голубые, яркие, с лихой искоркой удалого безумия, какого он не встречал больше ни у кого, даже у самой отъявленной чертовщины. И отступил на шаг назад. Девушка засмеялась.

Пожар обжег темные тучи, оставшиеся после бегства Мары. Они загустели и пролились на землю холодным дождем. Липкие капли прибили языки пламени, еще продолжающие вылизывать кучи опавших листьев. Огонь зашипел от ярости, но дождь оказался сильнее, и пламя начало гаснуть, оставляя после себя струи пахучего дыма.

– Дочь моя, – вымолвил Лесной Царь, – Мара не даст нам покоя. Чью-то душу она заберет. Если не выдать ей вурдалака, то она вернется за мной.

– Да, батюшка, – покорно ответила Ярогнева. – Я его приведу.

Она ловко вскочила на корень, доходивший ей почти до подбородка. Меч с зеленым камнем в рукояти скользнул ей из ножен в ладонь и лег, как влитой.

– Горюня, линяем! – встряхнул мельник Горихвоста за плечи.

– Пока Мироствол в беде – не уйду, – глухо откликнулся вурдалак.

– В беде ты, а не дерево! – в отчаянии закричал мельник. – Пожар стих, дождь его подкосил. А вот тебя эта девка разделает под орех!

– Если ты такой верный, то отдай за Царя свою жизнь! – с вызовом выкрикнула Ярогнева.

– Я верен Лесу, а не тебе, малолетка! – хмуро сказал Горихвост. – Эти чащи я сторожил, когда тебя тут еще не водилось.

– Это кто малолетка? – обиделась девушка. – Ах ты, змеиный язык!

Она замахнулась мечом, но поскользнулась на мокрой коре и шлепнулась наземь с высоты своего роста. Боярин Видослав отскочил от нее, и, не дожидаясь, пока дева поднимется, заголосил:

– Дёру!

Не церемонясь, Звяга заехал Горихвосту кулаком по затылку, отчего в голове зазвенело, как внутри колокола, по которому двинули билом. Было больно, зато мысли сразу прочистились. Горихвост развернулся и припустил за товарищами, которые уже улепетывали со всех ног.

– Доча, не дай им уйти! – кричал сзади злой царь.

– Не беспокойся, батюшка, я жертву не упущу, – откликнулась Ярогнева, поднимаясь и стряхивая гарь с накидки.

Но беглецы и не думали ждать, пока она оправится. Все четверо скрылись в едком дыму, от которого щипало глаза.

– Я их не вижу! – с досадой проговорила царевна.

– Хорохор! – выкрикнул Дый.

Черный ворон спикировал с Древа.

– Я так и знал, что тебя не испугают ни град, ни пожар, – ласково потрепал его перья Царь. – Лети за бегунами и дай знать, как увидишь их.

Ворон коротко каркнул, встряхнул крыльями и взмыл ввысь.

– Следуй за ним, – приказал дочери Дый. – Ворон укажет тебе путь к Горихвосту. Помни, дочь: один из нас отдаст душу Маре – либо он, либо я.

Ярогнева забежала в клубы непроглядного дыма, но тут же запуталась и потеряла направление. Она попыталась продвигаться на ощупь, но споткнулась о корень и опять растянулась.

– Я тебе покажу малолетку! – с досадой выкрикнула она в пустоту. – Мне почти восемнадцать. Ну, волчья морда, попадись только мне! Шкуру спущу!

Глава 6. Огненные стрелы

Если волка кормят ноги, то вурдалака – соображалка. Но сейчас Горихвосту не хватало лишней пары ног. Он улепетывал со всей мочи – так, что лес трещал, потому что бежать приходилось напролом. И все равно: ему казалось, что он продвигается слишком медленно, и что в любой миг с неба нагрянет неистовый упырь, или тропа вдруг искривится под умелыми чарами лешего и выведет обратно, прямо в руки Царя, или еще какое черное колдовство наведут на него братья-нечистики, которые в этом деле большие знатоки.

Грудная клетка вздымалась от хриплого дыхания, а легкие ходили ходуном, как кузнечные меха. Боярину Видославу Рославичу и псарю приходилось еще хуже – эти были непривычны к бегу по чащам, а Курдюм и вовсе застрял где-то сзади.

Горихвост выскочил на опушку и ухватился руками за сук, чтобы не свалиться от изнеможения. Лопоухие гончие путались под сапогами, как будто и без них не нашлось бы, обо что споткнуться. Ободрав дорогую ферязь о колючки, из чащи вылез боярин. За ним появился Звяга, кожух которого насквозь промок от пота. Но несмотря на усталость, псарь тут же принялся пересчитывать собак.

– Курдюм где? – едва выплевывая слова, прохрипел Горихвост.

– Отстал, – махнул рукой в сторону леса боярин.

– Надо вернуться.

– Брось. Вернемся – сгинем.

– Он за мной воротился. А я его брошу? Не по-нашенски это, – возразил Горихвост и полез в кусты.

Подлесок проглотил его с головой, как жадное чрево, дорвавшееся до бесплатной кормежки. Но стоило ему поскользнуться на россыпи бледных поганок и со смачным чвоком плюхнуться в грязь, как из гущи колючего малинника ему навстречу выкатился толстый мельник, точно так же скользнул по траве и грохнулся следом. Оба беглеца – худой и высокий Горихвост и маленький круглый мельник – столкнулись лбами, отчего по лесу пролетел такой звук, будто полное ведро со стуком поставили на край колодца.

– Батюшки-святы! Спаси-сохрани! – со страху заверещал Курдюм.

– Лихо-марево! Как обухом по рогам! – взвыл Горихвост.

– Чего ты бодаешься? – обиженно выкрикнул мельник.

– Это я бодаюсь? Да мне уже нечем! Всю башку обдолбали! – сквозь брызнувшие слезы простонал вурдалак.

Они посмотрели друг на друга и разом расхохотались. Курдюм обнял лесного верзилу и вымолвил:

– Горюня, как я рад, что ты цел!

– А я уж и не чаял тебя увидеть. Думал, чаща тебя проглотила.

– Э, нет, брат! Я лесу не по зубам.

– Не говори! Хоть ты с виду и жирненький, как Еропкино порося.

Они снова расхохотались. На опушку оба выбрались, обнимая друг друга за плечи. Звяга хмуро взглянул на них и неодобрительно буркнул:

– Вот дружки: волк и боров!

– Молчи, пес! – бросил в ответ Горихвост. – Свору на поводке держишь, а вот язык за зубами держать не умеешь!

– Эй, холопчики, вы чего лаяться вздумали? – прикрикнул на них Видослав. – Мы же только что вместе ушли от опаски.

– Пес и волк по-другому не могут. Знать, природа такая, – примирительно молвил Курдюм, обнимая обоих.

– Кстати, как там погоня? – еще не успев отдышаться, забеспокоился боярин. – Нечисть от нас просто так не отстанет.

– Угомонись! Я лесную братию знаю. Ни упырь, ни тем более леший за лесную опушку не сунутся, – успокоил его Горихвост. – Разве что ворон сюда залетит, ну ему-то мы перышки быстро ощиплем.

– И все же давайте убираться подобру-поздорову, – растревожился Видослав. – Звяга, пригляди за тропой: не идет ли кто по нашему следу?

– Погоди, барин, не до того мне! – недовольно ответствовал псарь. – Не видишь что ли: выжлица ополоумела. Не дается мне в руки.

– Ну и брось ее, после сама прибежит.

– Что ты! Как можно? Я ее со щенячьего возраста помню. Вдруг дикие твари ее затерзают? Помоги-ка лучше ее поймать. Да береги пальцы: в сильном расстройстве она и хозяина тяпнет.

Боярин нехотя поплелся за псарем и сделал вид, что помогает ему ловить суку. Однако выжлица и в самом деле была не в себе: она не давалась, визжала и носилась между опушкой и конопляником, беспокоя всю свору. Наконец, она нырнула в заросли конопли и скрылась из виду. Боярин и псарь углубились за ней.

Горихвост перевел наконец дух, хлопнул по плечу Курдюма и вымолвил:

– Пусть бегут. Но как вышло, что судьба вас так вовремя принесла?

– Эх, кабы надеяться на судьбу, то висела бы сейчас твоя шкура на Древе миров, и клевало бы ее вороньё! – расплылся в улыбке мельник. – Как слинял ты с мельницы в сильном подпитии, так и заговорила во мне самая бесполезная вещь на свете – совесть. Ну, думаю: раз волка на подвиги потянуло, то лучше бы овцам не блеять. А в деревне у мужиков на тебя зуб. Как бы шкурку с тебя не спустили! Дождался я утра и пошел посмотреть, не случилось ли беды. Вижу: деревня с рассвета не спит, вся переполошилась. Селяне сказывают, что полночи за вурдалаком гонялись, да призрак Прежнего барина в лес его уволок. Эх, думаю, быть огорченьицу! Кинулся в ноги воеводе Видославу Рославичу, так мол и так, говорю, ты теперь на селе главный начальник, так изволь, мол, распорядиться – спаси от лютой судьбы Горихвоста. Тебе доброе дело зачтется, когда Судимир на весах начнет взвешивать, куда твою душу отправить – в рай или в пекло.

– Разве не князь на селе главный?

– Князь-то что? Он только и думает, как бы в столицу вернуться и снова на свой золоченый престол сесть. Ему на Грязную Хмарь наплевать, он здесь человечек временный. А боярин Видоша сельцо наше прикупил себе в вотчинку – видать, задумал тут корни пустить. Он и есть настоящий хозяин. Ты разве не знал?

– Откуда? Кому в лесу интересны деревенские сплетни?

– И то верно. В лесу жить – по-волчьи выть, – согласился Курдюм.

– Борзуха! К ноге! – послышался из зарослей голос, охрипший от крика на собак.

– Зачем нам вообще выходить? Может, выгодней в зарослях отсидеться? – последовал тут же рассудительный голос боярина.

Из конопляника появился Звяга с выжлицей, посаженной на поводок. Лопоухая гончая беспокоилась и вырывалась, так что псарю стоило сил ее сдерживать. Боярин высунул из кустов испуганное лицо, огляделся и сделал маленький, очень-очень осторожный шажок на опушку.

Горихвост сморщился от сильного запаха псарни, которым так и несло от Звягиного кожуха.

– Ты что, гончую Борзухой назвал? – насмешливо бросил он. – Как же ты тогда борзых зовешь?

– Я гляжу, ты сам борзо́й, как кобель, – недовольно отозвался псарь. – Таких борзунков суки за ляжки кусают.

– Твоя сука вот-вот от тебя деру даст. Как же ты баб в руках держишь, когда даже суку не можешь на поводке удержать?

– Жаль, что не сам я веревками к дубу тебя привязал, – зло сверкнул псарь глазами. – Щас кишки твои по полянке б разметаны были.

– Будет вам ссориться! – попытался прервать их боярин. – Убираемся подобру-поздорову. Выжлица сама не своя: видать, что-то почуяла.

– А вот и причинка, по которой Борзуха с поводка рвется! – подкатился к ним мельник, тыча в небо пухлым пальцем.

Горихвост задрал голову. Над верхушками сосен кружил Хорохор, расправив черные крылья и склонив хищный клюв. Увидев людей, он победоносно каркнул и начал снижаться.

– Выследил нас, злодейский пособник! – попытался прикрыться кустом Видоша.

– Пора драпать, – сделал вывод Курдюм.

– Полно вам! Мы уже не в лесу, тут не их царство, – попытался успокоить товарищей Горихвост.

– Этот волк до сих пор своим приятелям норовит! – дергая боярина за рукав, прохрипел Звяга. – Помяни, господин, мое слово: он как был лесным зверем, так и остался.

– Уж не думаешь ли ты, что я предам своих ближних? – скрипнул зубами Горихвост.

– Смотря кто твои ближние. Если нечисть лесная – то нет, не предашь! – с вызовом бросил Звяга.

– Ах ты, тварь! – возмутился Горихвост. – Как ты можешь меня так бесчестить? Я в жизни своей никого не предал!

– Волчий норов не переменишь! – с запалом выкрикнул Звяга.

– С тобой говорить – что опилки толочь! – закричал Горихвост и с размаху влепил псарю звонкую оплеуху.

Звяга ощерился, будто пес, и без лишних слов двинул вурдалака кулаком по скуле.

Ого! Вот это ударчик! Будто молотом приложили. Псарь-то, похоже, не из слабачков. Хоть и выглядит, как сморчок задрипанный, а рубец на роже, кажись, не дома на печи схлопотал.

От удара переметная сума слетела с плеча и раскинулась в траве. Горихвост сразу почувствовал, что плечо будто осиротело. Он завертел головой, пытаясь найти, куда делась длака, и тут второй удар потряс его так, что он едва не опрокинулся навзничь.

Звягина свора будто с цепи сорвалась. Собаки полезли на Горихвоста со всех сторон, норовя цапнуть за ляжку, а то и свалить. Но даже человеческой глоткой вурдалак так на них рявкнул, что псы брызнули врассыпную. Одна выжлица Борзуха не далась на испуг: она препротивно оскалилась и поперла напролом, явно показывая, что выучка и верность хозяину берут верх над животной осторожностью.

Остальные собаки опомнились и потянулись за вожатой. Горихвост оказался в кольце злобно оскаленных пастей, со всех сторон изрыгающих потоки вязкой слюны.

– Что, натравил на меня своих псов? – выкрикнул он псарю. – Вот цена твоей храбрости: без собак ни на что не годишься.

– Чтобы поганый язык твой укоротить, мне собаки не надобны, – резко бросил Звяга. – Я тебе его рукой вырву.

Он дал короткую команду, и свора отхлынула, однако не перестала заливаться лаем – лишь круг, в котором очутились бойцы, стал пошире да попросторней. Горихвост только этого и ждал: он подобрался, присел, и прыгнул вперед, по привычке щелкая зубами. Однако на этот раз его прием не сработал: вместо того, чтобы опрокинуть противника, он сам нарвался на жесткий тычок кулака, ловко выставленного вперед. Удар пришелся ему в солнечное сплетение. В глазах потемнело, дыхание перехватило, его согнуло в три погибели. А вот Звяга строить из себя благородного дворянина не стал: воспользовавшись замешательством вурдалака, он начал безжалостно молотить его руками, коленями и сапогами, стараясь попасть в самые болевые места. Горихвост быстро понял, что псарь привык к кабацким дракам с пьянью, голью и рванью – от такого пощады не жди. Он попробовал отступить, но собаки с готовностью подскочили сзади и едва не вцепились в портки, так что пришлось возвратиться в круг и снова подставиться под псареву молотьбу.

Кто такая Сидорова коза? Горихвост никогда такой не встречал, и даже знать не хотел, откуда она взялась. Но Звяга задался целью отодрать его, как ту самую козу, и деться от этого было некуда. Пока Горихвост на собственной шкуре постигал смысл выражения, столь привычного в деревенском обиходе, лапы молоденькой елочки у опушки дрогнули, и из-за них показалось юное личико с гладкой кожей, успевшей загореть под лучами Дажьбога, все лето обильно поливавшего жаром Дикий лес. Пара глубоких голубых глаз уставилась на драчунов. Золотисто-пшеничные волосы, заплетенные в две косы, всколыхнулись от беззвучного хохота. Серебряный обруч с лазоревым яхонтом перекосился, скрывая морщинки, побежавшие по гладкому лбу. Ладонь с золотым кольцом на мизинце поправила драгоценную запону багряного корзна, на спине которого колыхался вышитый сокол, несущий в когтях ветку дуба.

Хорохор резко спикировал с высоты и уселся на еловую лапу вровень с пушистым воротом из куньего меха. Однако стоило ему заметить запону с желтым прозрачным камнем, в глубине которого мерцала темная прожилка, похожая на змеиный зрачок, как он испуганно каркнул и перелетел повыше.

– Не бойся, Змеиный глаз кого попало не ворожит, – раздался звонкий голосок охотницы.

– Я нашел их, царевна. Но они уже выбрались из владений твоего батюшки, – програял ворон, опасливо косясь на запону.

– Тебе-то что беспокоиться? У птиц нет границы. Да и я хожу, где хочу, – беспечно ответила Ярогнева.

Стоило ей отодвинуть куст и показаться на опушке, как Видослав Рославич испуганно заголосил:

– А вот и погоня! Дождались! Эх, говорил же я вам!

Однако ни Горихвост, ни Звяга и ухом не повели на его восклицания. Вурдалак слишком беспокоился из-за сумы с волчьей длакой – прижимал ее к груди и закрывал от ударов, из-за чего одна рука его оставалась все время занята. Сам он сделался неповоротлив и нерасторопен, чем немедленно воспользовался его противник. Псарь ловко подсек его под ноги и опрокинул на землю. Пока Горихвост шарил руками, пытаясь нащупать суму, Звяга оседлал его, сжал бока ногами и лишил возможности двигаться, что окончательно сделало из вурдалака мешок для битья. Удары посыпались на Горихвоста, как ядра из пушки.

– Лихо-марево! – через силу прокряхтел он. – Что ж мне так не везет: бьют и бьют! У меня еще с прошлого раза ранки не зажили, а тут снова!

Боярин забегал вокруг них, размахивая рукавами ферязи и причитая:

– Убираемся! Живо!

Но бойцам было не до него. Звягина свора окружила их буйным, прыгучим и зубастым кольцом, сквозь которое не удалось бы прорваться и медведю. Собаки как будто взбесились, но ни одна из них не решалась вплотную подпрыгнуть к драчунам и накинуться на Горихвоста.

Ярогнева тем временем преспокойно достала лук и большой тул со стрелами. Ее движения не оставляли сомнений: охотница собиралась стрелять с расстояния в два-девять шагов, так что спрятаться от ее стрел было негде. Да и что это были за стрелы! У людей таких точно не сыщешь. Каждая длиннее вытянутой руки, но главное совсем не это, а то, что у каждой наконечник пылает пламенем, как огненный цветок перед Перуновым днем. Перья на хвостах встают торчком, как живые: выпустишь, и они сами правят, куда лететь. Кажется, тронь такую стрелу – и обожжешься. Но Ярогнева уверенными движениями вытащила одну из них из тула и положила на тетиву. Лук с костяной накладкой по высоте доходил ей до подбородка, но охотница не испытывала неудобств.

– Стрельнет – насквозь прожжет, – завороженно прошептал Курдюм, наблюдая за тем, как распускается огненный цветок в руках у царевны.

– Карр! – насмешливо выкрикнул Хорохор, наблюдающий за происходящим с высокой ветки.

– Останови чертову девку! – тоном большого начальника скомандовал Видослав.

Картинным жестом он вытянул руку вперед и указал на охотницу, как император указывает на разбитые орды варваров. Курдюм помедлил мгновенье, соображая, стоит ли мельнику исполнять повеленья боярина, но ослушаться не посмел и бросился на царевну. Его полотняная шапочка едва доходила охотнице до носика, однако толстяк так вцепился в ее тоненькую фигурку, что лук со стрелой выпали из ее рук. Царевна потянулась к широкому поясу и выхватила из ножен меч.

– Знаешь, что это? – грозно спросила она Курдюма. – Это меч Душебор. Он забирает души таких остолопов, как ты.

– Мы еще посмотрим, кто из нас остолоп, – возразил Курдюм и вцепился ей в пояс.

Ворон на ветке беспокойно заграял.

– Оскорбить меня хочешь? – выкрикнула возмущенно царевна.

В самом деле: сорвать с девы пояс, да еще при народе, у вятичей считалось таким оскорблением, что родня обиженной вряд ли простила бы посягателя. Однако в этот миг соображения девичей чести, похоже, беспокоили Курдюма меньше всего.

– Отдай меч! – с неожиданной дерзостью рявкнул он.

– Зачем он тебе? У тебя руки кривые, – возразила царевна.

– Все равно он не твой. Ты его у вурдалака стащила.

– Тебе-то что? Выискался заступник.

Ярогнева направила острие меча Курдюму в брюхо, легонько ткнула и осведомилась:

– А если насквозь продырявить – что из тебя потечет: кровушка или пиво?

Мельник опешил и отскочил назад. Глазки его забегали, он решил сменить тактику и вкрадчиво предложил:

– Тогда, может, продашь его? Взгляни на рукоять. В ней камень зеленый, он к твоим глазам не идет.

– К моим глазам все идет, – заверила царевна.

На миг она все же смутилась, и непроизвольно поправила легкий венец с синим сапфиром, перекосившийся на ее пшеничных волосах. Пока мельник неловко топтался, не решаясь приблизиться, она подобрала лук и взяла в руки стрелу, наконечник которой рассыпал сноп искр.

«Пых! Бух! Шлёп!» – слышалось у конопляного края, где Звяга валтузил Горихвоста. Собаки суетились и лаяли, обернувшись к лесной гостье хвостами.

– Прекратите немедленно свару! Всем угомониться! – как заправская командирша, велела охотница. – Кто у вас главный? Вели им уняться!

Она оглядела всех четырех мужчин, двое из которых мурыжили друг друга на траве, не обращая внимания ни на что более, и остановила взгляд на парадной ферязи Видослава.

– Ты, боярин, – ткнула она в его сторону пламенеющей стрелой, – прикажи им подняться. Псаря можешь забрать, а волчка оставь мне.

– Я не боярин, просто одет хорошо, – залепетал Видослав, отступая подальше к коноплянику. – И вообще, я тут не главный. Главный он! – указал его перст на Курдюма.

Царевна с сомнением оглядела мельника и отрицательно качнула головой.

– Тогда он! – указал Видослав на драчунов, сцепившихся в клубок.

– Который из них?

– Пусть будут оба!

Ярогнева прыгнула к нему и наступила на длинный рукав ферязи, волочащийся по траве. Видоша споткнулся, упал на колени, закрыл лицо ладонями и запричитал:

– Не трогай меня, ради святых и великих!

– Кто ты такой, чтобы я тебя трогала? Вижу, ты размечтался.

– Я и вправду боярин, – начал признаваться Видоша сквозь слезы, хлынувшие из-под ладоней. – Но волкам я не хозяин. Меня твой зверюга не слушает. Я тут вообще случайно, отпусти меня, будь милосердна!

– Вы посмотрите на этого воеводу! – неожиданно взъелся Курдюм. – Вот витязь без страха и упрека. Лицо княжеской думы, наследник славы и мудрости древних боярских родов. Поставить его в голове дружины богатырей – он целую орду в поле сметет. Только где та орда? Одна девка взяла его за хоботок, а он и пикнуть не смеет.

Видоша перестал елозить и с ненавистью взглянул на Курдюма.

– И то верно, – слово за слово, распалял красноречие мельник. – Где же видано, чтобы рыцарь ополчился на деву? Пусть она и дочь лесных тварей, и пришла из злой чащи по наши души, с колдовским луком и лихим мечом, каким раньше жизнь у несчастных жертв отнимали. Подумаешь: всего-навсего царевна нечистой силы. Витязь руку на девушку ни за что не поднимет. Все как в сказке: красота побеждает силу.

– А чего я с ней должен делать? – нерешительно огрызнулся Видоша.

– Чего-чего? – передразнил его мельник. – Вяжи ее, рыцарь в сияющих доспехах! Кто из нас двоих воин – я или ты? И за что только я каждый год дань плачу таким вот защитникам отчего края?

Видослав Рославич поколебался, подобрал рукава ферязи, кашлянул в кулачок и поднялся с колен. Ярогнева, будто нарочно играя с ним, убрала стрелу в тул, закинула за спину лук и сунула Душебор в ножны.

– Я…это… ты только не обижайся, – пробормотал Видослав. – Но это мой долг… Я должен задержать и доставить… за нарушение… препроводить куда следует… ввиду того, что преступность совсем разгулялась…

– Какая преступность? – поинтересовалась царевна.

– Ясно какая – из Дикого леса. Нечисть всякая. Твари кошмарные. Жуткие демоны, и так далее, и по списку…

– Выходит, я по твоему списку прохожу, как нечисть и кошмарная тварь? – голубые глазки охотницы невинно моргнули.

– Что ты, ваше высочество, нет, конечно! Только, все-таки, уговор: из лесу не выходить. А вы выйти изволили. Непорядок. Разбирательство учинить надобно, задержание оформить. Чтобы все как положено. Дело белыми нитками сшить.

– Так ты сам в лес забрался! – невинно моргнула царевна.

– Я-то что… я тут воевода… я обязан за всем проследить, чтобы не было непорядку… самоуправства, поджогов, судов беззаконных… а в Диком лесу имели место случаи внесудебной расправы… так что я был обязан… Не виноват я, это служебный долг!

– Чего ты болтаешь, трепло! – вышел из себя Курдюм. – Хватай ее! Обезоруживай! Меч отними перво-наперво, витязь!

Даже ворон на ветке не удержался и перелетел пониже, чтобы полюбопытствовать, чем кончатся потуги важного должностного лица.

– Ну чего тебе дался этот меч? – состроил страдальческую гримасу Видоша.

– Этот меч колдовской. Если он не поможет избавиться от водяницы, то ничто уже не поможет! – сгоряча выкрикнул мельник.

– Так возьми его! – Ярогнева сняла ножны с пояса и протянула Видоше. – Забирай. Ты – боярин, ты должен заведовать оружейной. Разве не так?

Видослав распахнул глаза: нет ли подвоха? Вроде, девка сама сдает оружие. Надо забрать, разве не так? Иначе что скажет общественность?

Царевна кокетливо поправила желтую запону, скрепившую полы ее багряного корзна. Видослав наконец нашел в себе силы, приблизился и протянул руку к мечу.

– Ввиду милости правосудия… учитывая явку с повинной… и добровольную сдачу… то я, право, не знаю…

– Смотри сюда! – властно велела охотница.

Она показала боярину яхонт желтовато-медового цвета, вставленный в золотую оправу запоны. Прозрачный, с мелкими каплями самоцвет заключал в себе темно-коричневую прожилку, похожую на зрачок. Запона до удивления напоминала змеиный глаз, которым удав завораживает добычу. И Видоша повелся на эту опасную ворожбу: он окончательно потерял волю, перестал лепетать и двинулся к Ярогневе, позабыв и себя, и товарищей.

– На колени! – велела царевна.

Он покорно опустился перед ней на траву, примяв полы ферязи.

– Кто ты таков? Говори, ничего не скрывая!

– Видослав, сын Рослава, из служилых людей Великого Мира-города, – ровным тоном пропел рыцарь.

– Как ты очутился у нас в Грязной Хмари? – требовательно допрашивала его Ярогнева.

– Из столицы прислали, чтобы смотреть за князем, – не переча, продолжал выдавать Видослав.

Ярогнева удивилась и сделала шаг назад. Запона в ее руке покачнулась, Видослав вздрогнул, отвел взгляд и с изумлением оглядел себя, стоящего на коленях. Однако дева опомнилась, быстро приблизилась, положила руку ему на плечо и заставила снова посмотреть в змеиный глаз камня. Видоша разинул рот и застыл.

– Кто тебя прислал? – продолжила она свой допрос.

– Мой государь, величайший правитель мира, кормилец и благодетель! – истово отвечал боярин.

– Какой еще государь? – с досадой бросила Ярогнева, очевидно, не понимая, о чем лопочет привороженный Видоша. – Разве не Всеволод Ростиславич – великий князь?

– Что ты! – развел рукавами Видоша. – Севку-князя давно развенчали. Он нынче в опале. Вот и сослали его на край света. А мне повелели следить за ним, чтобы он не сбежал и не начал сноситься с народом, который хочет вернуть его на престол.

– Вот это новость! – похоже, Ярогнева раньше ничего не слыхала о столичных делах. – А кто же теперь на великом столе?

– Буривой Прибыславич, бывший Севкин дружок. Он меня среди других бояр выделил и доверие мне оказал, за что я вечно ему благодарен. Только жить в таком захолустье я, признаться, не рад. Мне бы обратно, в столицу… Кабы знала ты, сколько мук я терплю в этой глуши!

– Да чихать мне на твои муки! – рассердилась царевна. – Что ж теперь Всеволод Ростиславич? Неужели он ссыльный? Я-то думала: он тут отдыхает от столичного шума.

Несмотря на стеклянный взгляд, Видослав нашел в себе силы расхохотаться.

– Несчастное, дикое лесное дитя! – воскликнул он. – Выросла в чаще и не знаешь: шум столицы – как гром, но этот гром слаще музыки.