Текст книги "Конец войны (СИ)"
Автор книги: Денис Старый
Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Теневик. Конец войны
Глава 1
– Смотрите сегодня на нашем канале… Мы раскроем всю правду про магию Гитлера, – вещали по телевизору.
– М-да… Чем только рейтинги каналу не подымают! Это еще кто-то смотрит?.. – усмехнулся я, вставая с кресла.
Выключив говорильню, я подошёл к окну, провернул ручку стеклопакета, распахивая створку, и не без удовольствия вдохнул половину элементов таблицы Менделеева. Весенний воздух, хоть и точно не свежий, заполнил мои и без того болезненные легкие.
Весна в Москве, как и в любом мегаполисе – обман. Люди сбрасывают зимнюю хандру, радуются первым солнечным дням. Но через пару недель придёт привыкание, и сплин вернётся. Ведь пробки на дорогах никто не отменял, рабочие чаты не забанил, а мысли о деньгах не выветриваются ни с теплым весенним ветерком, ни с пронизывающей январской вьюгой.
Замкнутый круг, колесо, которое крутится тем быстрее, чем активнее внутри него бежишь. Спешим жить завтрашним днём, не останавливаясь. Воспринимаем весну, как нечто сопутствующее, не важное, не радующее душу.
Посмотрев в окно, я с горечью подошёл к кофе-машине. Вот для таких приборов, облегчающих жизнь ещё больше и по крупицам исключающих из неё что-то важное, мы и работаем. Важно сберечь время и ни в коем случае не останавливаться, не думать об отрешённом, светлом, вечном, пока в турке закипает бодрящий напиток. У меня лично кофе-машина предпенсионного возраста, натужно гудит, как старый холодильник, из последних сил выдавливая кипяток. Можно, конечно, поменять аппарат, но для этого нужно потратить драгоценное время, сопоставляя варианты, да и привык. Привычка – вечный враг человечества!
А пока пусть старушка порадует горечью, жжённым сахаром и привкусом пластика. Вот выйду я на пенсию, сделаю себе подарок, куплю молоденькую кофе-машинку, стильную, современную и такую, чтобы пенка из капучинатора была воздушной. Кофейный адюльтер, измена, словно супружеская.
Каждое утро одно и то же… Я ненавижу этот кофе, но и люблю его. Для меня, одинокого человека – эти противоречивые эмоции, наверное, сродни любви и ненависти к сварливой жене. Если не выпью кофе – чего-то не хватает. Как глубоко женатому человеку может не хватать утренней ссоры с женой. И то, и другое может знатно взбодрить и дать заряд на весь день.
И снова на службу… Как же не хватает оперативной работы, щекочущей нервы! Жизнь превратилась в сплошной День Сурка, за очень редким исключением.
Я вышел из подъезда многоквартирного муравейника, на ходу подмечая всё то же, что и вчера, позавчера, месяцем ранее. Дворник лениво шуршал метлой по асфальту, скорее гоняя с места на место весеннюю пыль, чем действительно наводя чистоту. Двое мужчин у остановки курили, переговариваясь о чём-то, но один из курильщиков время от времени поглядывал в мою сторону. Я его не знал. Издержки профессии, вечно замечаешь всякие мелочи и стараешься контролировать поведение всех людей вокруг.
А вот автомобили я люблю, так что сажусь в свой внедорожник всегда с удовольствием. Должно же хоть где-то и что-то меня удовлетворять. Эх, может, и неправ я был, что прожил жизнь без сварливой жены?.. Хотя к чему, это я так… Хандру словил. Ещё и с женщинами могем – как говорилось в одном старом фильме про лётчиков. Правда, с таким юмором да с цитатами из советских фильмов я могу рассчитывать только на дамочек с тонометром в сумочке и валокордином в кармане, то есть на тех, кому далеко за шестьдесят.
– Ну… Давай, родная! – вздохнув, произнёс я своей машинке, с нежностью взявшись за руль и резво трогая с места.
А этот мужик-то всё не сводил с меня глаз, прямо вывернул шею, провожая машину. Вот чудной.
Гул серверов, приглушённый свет, запах бумаги и дешёвого освежителя воздуха. В помещении всё, как всегда: пара стажёров, застрявших взглядами в мониторах, несколько аналитиков, уставших от своей работы, по сути, ещё и не начав ее делать, и я.
Я такой мамонт, что помню времена, когда всё было иначе. Раньше работали живее, хотя бы двигались: информация передавалась лично, агенты выходили в поле, бумажные досье весили килограммы, а по-настоящему важные данные узнавались не через камеры и спутники, а посредством живого общения. Сейчас же вся разведка в компьютерах.
Не моё это, но не уходить же! Привычка – враг человечества. Я привык жить так, как живу.
Проходя мимо стойки ресепшн, на мгновение задержался.
– Доброе утро, товарищ полковник, – звонкий, но чувственный голосок поздоровался со мной.
Алина. Наша красавица. Как всегда выглядит так, что стажёры неизменно выполняют половину её работы, мечтая только лишь об улыбке Алины Олеговны. Чёрное платье подчёркивает изящную фигуру, но не нарочито. Уложенные волосы, лёгкий макияж, достаточно сдержанный, чтобы оставаться в рамках офисного дресс-кода, но с тем намёком, который легко считывается. Она ведь не только сидит на ресепшене, девчонку периодически привлекают к оперативной работе, так как с такой внешностью, а еще с мистическим женским магнетизмом, она способна немало дел провернуть.
– Ты сегодня особенно прекрасна. Потерпи, девочка, говорят, что процедуры омоложения уже способны из старика сделать юношу, так что заберу тебя – и на Бали рванем, будем голышом купаться, места всякие целовать, – усмехнулся я.
– Скажете тоже… – Алина сделала вид, будто смутилась. – С вами и сейчас хоть куда.
– В том-то и дело, Алиночка, что я воспитан немного иначе и хоть куда с девушками не могу, я скучный, по старинке любить привык, – отшутился я.
Девчонка звонко рассмеялась.
Казалось, что такого общения и быть не может между мной, полковником, и молоденькой Алиной, недавно произведённой в капитаны. Но я позволяю и себе, и ей вот так пошутить, разрядить обстановку. При том, как только стрелки покажут девять, все шутки заканчиваются, и наступает время субординации. А мне подобные шутливые пикировки перед рабочим днём – как глоток свежего воздуха.
– Отчёт по холдингу «ЗолРос» готов? – увидев те самые цифры, обозначающие начало рабочего дня, я сменил тон и уже говорил на казённо-деловом.
– Так точно, товарищ полковник, – отчеканила капитан Самойлова.
– Мне на стол, – приказал я и вошёл в свой кабинет.
Хандра прошла, началась служба.
* * *
– Товарищ генерал-майор, по вашему приказанию… – вошёл я в кабинет своего начальника.
– Ну, Юрий Валентинович, я же просил, когда наедине… вы же мой учитель, – усмехнулся генерал-майор ФСБ Волков Андрей Петрович.
– Плохо учил, значит, что позволяешь старикам, кто званием ниже, себе тыкать, – сварливо попенял я ему, – так чего, товарищ генерал-майор, вызывал?
Кабинет Волкова был светлый, стол бежевый, оттого на нём сразу была заметна папка с яркой красной полосой, словно печать приговора или повязка палача.
– Ситуация в Калининграде выходит из-под контроля, Юрий Валентинович, – Волков посмотрел на меня поверх очков, – ты мне нужен, что называется, в поле.
– Я думал, моя работа теперь – это сидеть в офисе и наблюдать. Современные методы и всё такое… – произнёс я, но мысленно уже подобрался.
Неужели смогу сменить хотя бы обстановку?
– Сам понимаешь, чего тут скрывать, что на своём месте службы ты так… чтобы не отправлять на пенсию. У нас просто мало таких опытных сотрудников, – Волков дружелюбно улыбнулся и развёл руками.
– Что-то меня уже давно в академию не звали лекции читать, хоть на молодежь бы посмотрел, кому страну в такую лихую годину оставляю, – проворчал я.
– Брось ты этот тон. Будто я не знаю, что ты ещё способен и к полевой работе. И в этот раз нужна работа по старинке. В одном из складских комплексов идёт передача данных. Нам нужно знать, кто за этим стоит, – сообщил Волков и указал на папку: – Ознакомься!
Я раскрыл папку. Много там собрали фотографий. Калининград. Старые склады у порта. На одном из снимков – Логинов. Тот самый капитан Логинов, который исчез при очень странных обстоятельствах, причем уже полгода тому назад. Я знал этого офицера – он профессионал, вдумчиво работал. Сам его когда-то проверял, когда парень только-только начинал службу.
Я перевёл взгляд на Волкова.
– Что мне нужно сделать? – серьезным тоном спросил я.
– Приехать, осмотреться. Если наши подозрения подтвердятся, действовать по ситуации. Легенду подберем, средств достаточно, – ответил Волков.
– Группа поддержки? – уточнил я, просматривая схематические планы складов.
Я адекватно оцениваю себя, в поле давно не выходил. Всё же для меня нынешнего стрельба, погони, физическое устранение – это всё вполне возможно, но нужно понимать, в каком я возрасте, и что тренировки уже не столь интенсивные, много сижу в офисе.
– Ты работаешь один, – Волков покачал головой и посмотрел на меня с некоторым сожалением.
Я кивнул. Не впервой. Если нужно так, значит, на то есть веские причины. Но что-то в этом задании мне не нравилось. Слишком гладко, если нужно просто осмотреться. Слишком просто. Знаю, как ведут себя люди, когда отправляют кого-то на задание, из которого можно не вернуться. Вот, например, Волков – не стал убеждать, не стал произносить пафосных речей. Просто дал задачу и закрыл папку. Никаких эмоций. И именно это тревожило меня больше всего.
– Ты подал рапорт на пенсию, верно? – после некоторой паузы спросил генерал-майор.
– Да, – сухо ответил я.
– Три недели, и ты официально свободен. Это твоё последнее задание. Выполни его – и можешь жить спокойно, – с каким-то сожалением сказал Волков и тут же встрепенулся, будто бы выдал тайну. – Но я всё равно жду тебя в аналитиках. Нужно же молодёжи показывать и старую школу.
– Понятно, – кивнул я.
– Можете быть свободным, товарищ полковник. Посмотри, подумай, если нужно, придёшь только ко мне за консультацией. Долго говорить о неразглашении не буду, сам всё понимаешь, – произнёс Волков, смотря на меня почти что не мигая.
Подвоха можно ждать от кого угодно, этому меня служба научила. Но ещё было непреложное правило – приказы не обсуждаются, они исполняются. Хотел работы в поле? Получил.
* * *
Самолёт приземлился в тумане. В Москве весна, а в самом западном городе России природа будто забыла об этом. Воздух пропитан сыростью, в нём ощущался слабый привкус соли. При этом ветер пронизывал холодом с Балтики. «Город королей» – так переводится название Кёнигсберг, и встречал он меня недружелюбно. Может, потому, что я упоминал в мыслях старое имя этого города? Могут ли города обижаться?..
Вызвав в приложении такси, я укутался поплотнее в шерстяной, крайне дорогой пиджак. Уже скоро подъехала ауди, и я комфортно расположился в кожаном салоне хорошего автомобиля, на заднем сиденье. Так что почти и не заметил, как такси довезло меня до нужной точки. Я бы в тепле и с приятной легкой музыкой мог проехать и дольше.
Нехотя я вышел из машины и вновь ощутил неприятный холодок. Но подъезжать к самим складам было нельзя. Приходилось ещё минут десять, насколько известно по подготовленному маршруту, идти до пункта назначения.
Старые склады у порта – это длинные кирпичные здания, почерневшие от влаги. Металлические ворота вмяты, крыша местами обвалилась. Легко можно решить, что здесь давно уже никто не появлялся, но изнутри пробивался электрический свет.
Мне дали задачу осмотреться, но самому. Ни коптеры, ни камеры нельзя использовать. Так что я просто шёл мимо, делая вид, что праздно прогуливаюсь. Не так далеко порт, и я мог отыгрывать роль заказчика, который коротает время, пока сухогруз принимает мои контейнеры. Я уточнял, стажёры в моём отделе нашли сухогруз, который будет именно в это время грузиться. Так что я сейчас – представитель «Беларуськалия», присланный компанией проследить за отправкой удобрений в Индию. Могу и прогуляться немного. Что нам, белорусам, сделается?
Туман стелился по земле, цепляясь за потрескавшийся мокрый асфальт. Я то и дело поглядывал на склады – внутри горел яркий электрический свет, пробиваясь сквозь разбитые окна. Тихий гул генератора выдавал, что кто-то здесь работал, а лёгкие вибрации в воздухе говорили о включённой технике. Объект явно был активен.
Я проверил оружие. Пистолет удобно лежал в кобуре, глушитель в кармане, тактический браслет привычно облегал запястье. Всё по стандартной схеме. Я не первый раз работал в таких условиях, но не уходило чувство, что это не мой ход, а чей-то продуманный до мелочей план. Всё выглядело слишком просто, и именно это меня и тревожило.
Странно вот что. Если объект под охраной, то меня должны уже завернуть. Да я бы и сам развернулся, как только увидел любое шевеление у складов. Но… Ничего, только свет внутри, словно там сидит старый сторож и охраняет никому не нужное строение, больше глядя в открытое на телефоне видео, чем следя за периметром.
Я сделал глубокий вдох, изо рта пошёл пар. Остановился и прислушался. Никого, ни единого звука, который можно вычленить за уже привычным гулом. Двинулся вперёд, к двери, явно ржавой, приоткрытой, словно приглашавшей меня внутрь.
Дверь открылась плавно и бесшумно, без скрипа, выпуская запах масла, ржавчины и влажного бетона. Двигаясь в тени, я просчитывал маршрут, подмечая каждую деталь. Где-то дальше, в глубине склада, раздались приглушённые шаги. Кто-то двигался медленно, но уверенно. Вскоре звук шагов стал удаляться. Я ещё около минуты постоял, прислушиваясь. Люди ушли. Тишина, лишь издали послышался протяжный гудок корабля. Пошёл дальше. Второго шанса пройтись по складам и своими глазами всё осмотреть может и не представиться. Увидел выбитый кирпич и решил именно тут оставить свой пистолет, как и браслет.
Если меня поймают, то сперва буду пробовать убедить всех в том, что я случайный человек, любопытный белорус из Солигорска. А в дальнейшем смогу вырваться и уже при отходе взять пистолет – тогда можно будет иотстреливаться.
Вскоре передо мной открылось просторное помещение с высоким потолком и металлическими балками. В центре стоял стол, на нём – старый ноутбук и разложенные папки. И никого не было. Это что, такая удача? Я медленно приблизился, взглянул на фотографии. Секретные объекты, схемы, имена. И одно лицо, которое я слишком хорошо знал. И там же досье.
«Агент… Джон», – мысленно произнёс я.
И фото… Волкова! Твою… Что за чёрт? Мой лучший ученик, сын моего друга, генерал-майор ФСБ Андрей Волков работает на чужих?.. Это не укладывалось в голове. Зачем тогда я нужен был ему? Нет, не это главный вопрос…
Тишина вокруг вдруг стала давящей. Я почувствовал взгляд из темноты. Они ждали. Щелчок взводимого курка раздался слева.
Я сделал резкий шаг в сторону, но тут прозвучал глухой лающий выстрел. В грудь ударила знакомая волна тупой боли, меня словно толкнуло назад, и я не смог устоять, отшатнулся. Спиной врезался в стол, а мир вокруг поплыл.
Ко мне медленно приближались. Тяжёлые шаги, короткие команды. Я пытался поднять руку, но пальцы не слушались.
– Вот и всё, дядя Юра… – полный сожаления голос был мне знаком.
Я поднял взгляд. Генерал-майор Волков смотрел на меня будто бы не живым взглядом, а восковой маской. Холодный и пронзительный взгляд.
– Зачем?.. – это всё, что мне удалось вытолкнуть из своего горла.
Мысли понеслись вскачь, и теперь я не думал ни о своей жизни, ни даже не о том, почему именно я. Я думал только о том, как убить предателя. Он предал память моего друга, своего отца… Он… Предал свою мать, ведь Таня Волкова была единственной женщиной, которую я в своей жизни любил, но она выбрала моего лучшего друга.
Если бы мы с Петром, отцом Андрея Волкова, были верующими, то человек передо мной стал бы моим крестником. Потому теперь так страшно болела душа, и я не понимал, когда упустил Андрея, почему он стал таким.
– Зачем? – сипло повторил я, пытаясь вдохнуть.
– Зачем я тебя послал? – усмехнулся предатель. – Всё донельзя просто. Все знают, что ты мне вместо отца родного, ну а дела таковы, что я должен был выиграть немного времени. Не ты, так пришлось бы посылать лишних людей… Зачем мне этот головняк? Я послал лучшего старика Конторы, своего, считай, что и отца. И ты не беспокойся, твоё тело обязательно найдут, а я такую речь скажу у могилы… Все заплачут.
– И твоя мать, – прохрипел я.
– И она… – нехотя признался Волков.
Но своего чужого взгляда Волков от меня не отводил, смотрел с лёгкой усмешкой, руки спрятаны в карманы пальто, поза расслабленная. Он никуда не торопится.
– Сколько лет ты работал на Систему?.. Думал, уйдёшь чисто? А ещё… кто тебя просил лезть с проверками в «ЗолРос»? Ты дважды подписал себе приговор, Дед… – Волков назвал меня по позывному, который мог знать только мой умерший напарник, отец предателя.
Он возвышался надо мной, а только и мог, что лежать и задыхаться. Пуля промяла лёгкий бронежилет, а кость пропорола лёгкое, тут не нужно и рентгена, чтобы понять, что, скорее всего, до больницы я просто не доеду. Даже если прямо сейчас сюда ворвутся бойцы Центра специального назначения ФСБ.
Я попытался злобно усмехнуться, но вместо этого зашёлся в кровавом кашле.
– Ты был хорош, – Волков встал на корточки рядом со мной и слегка наклонил голову, а его голос стал мягче, нарочито дружеским. – Без обид, дядь Юр, так нужно было, я уже не могу иначе.
Да, я умирал, но, как раненый зверь, я готовился…
– Наклонись… – вымученно просипел я, и предатель, сын моей любимой и моего единственного друга, ещё немного нагнулся, собираясь доиграть свою роль прощающегося со стариком.
Лезвие, вставленное в подгиб рукава пиджака, ловким движением оказалось между моим указательным и безымянным пальцем. Я резко взмахиваю рукой – и со свистящим звуком вспарываю горло названному сыну… Я вижу – губы предателя дрогнули, пальцы дёрнулись, но уже знаю – Андрей обречён. Он отпрянул назад, а после рухнул напротив меня, хватаясь за своё окровавленное горло. Он хрипел и сучил ботинками по бетонному полу, не в силах поверить, что уже мёртв.
Мне было до омерзения горько и больно. Но самой болезненной была слеза, что скатилась по моей щеке в последний раз…
Тьма.
Глава 2
Сознание возвращалось урывками. Сначала боль – тупая, давящая. Она пульсировала в затылке, отдаваясь по всему черепу. Потом ворвались запахи: гарь, масло, сивуха. Гулкий грохот техники, тяжёлые шаги по булыжнику. Кто-то играет вдали на гармони. Я открыл глаза – серое небо, тут и там белые пятна облаков, низко висящие провода. Что за…
Мысли неслись, словно гоночные болиды. Стало понятным, что я – и не я вовсе, что такой какофонии звуков, что врезается в сознание, не может быть в том времени, в том городе, который я оставил. Гусеницы?.. Война? Так быстро я не соображал даже в лучшие свои годы.
– Боец! Ты что, охренел в корень? А ну, встал быстро! Кому говорю? – требование капитана в форме РККА прозвучало громче, чем иные звуки.
Голос у человека в форме был прокуренный, сиплый, в нём чувствовалась не просто злость – это привычка командовать, даже, можно сказать, повелевать. Я глянул на него – лицо в красных прожилках, под глазами мешки, пуговица на кителе расстёгнута, фуражка набекрень. Пьян? Да, сивушное амбре разносилось от капитана достаточно отчётливо. И все так реалистично, правдоподобно.
Нет, нет, этого просто быть не может. Мой мозг отчаянно искал рациональное объяснение происходящего, так что я стал убеждать себя, что, видимо, оказался на съёмках какого-либо фильма. И тут же получил кучу доводов против подобного вывода. Например, почему у у меня так болит затылок? Там явная травма, и на съёмках я уже был бы у врача, или хотя бы режиссер кричал бы, что у него посторонние на площадке.
Тогда напрашивался иной вывод. Хреновый, нужно отметить, но также имеющий право на жизнь: я нахожусь явно не в своей реальности или в прошлом.
Надо же, как легко я принимаю эту новость. Я почти что безэмоционален. А мой мозг спокойно работает, принимает информацию: фиксирует звуки, даже запахи анализирует, а также я чувствую некоторые неудобства одежды и то, как у меня из сапога чуть вылезла размотавшаяся портянка. Так что, да – я в некой иной реальности. Ну или всё же в прошлом.
– А ну, сука, вставай! Чего расселся? – продолжал требовать противным голосом капитан. – У меня взвод лучших бойцов! Слышишь? Лучших!.. Полёг!.. Я один и остался. А ты!.. тут отдыхаешь, когда…
– Хьех! – услышал я выдох и будто почуял, что в меня летит нога.
В этот раз я даже не успел поразиться тому, насколько быстро смог среагировать и сместиться. Нога пролетела мимо цели, а её носитель, не совладав с равновесием, грузно рухнул рядом со мной на брусчатку, словно мешок картошки.
– Ты охренел⁈ Я ж упал! – взревел хриплый голос, который уже не был столь категоричным.
Я привстал, чуть отодвигаясь от лежащего рядом капитана… Окончание Великой Отечественной Войны. Это понимание пришло почти моментально, как только я увидел в небе самолёты, сильно напоминающие Ла-7. Пара таких пронеслась надо мной, если можно так говорить об этих далеко не самых скоростных машинках, покачав крыльями. Я увлекался как-то техникой времён Великой Отечественной Войны, так что знаю, что эта модель появилась на фронте не сразу, только в 1944 году.
– Мля… попал, – вымученно выругался капитан, вставая.
Сумев встать, он начал приводить себя в порядок.
Мне хотелось возразить офицеру, что попал как раз-таки здесь я. А он – так… Хотя бы в своей реальности.
К нам приближался патруль.
– Что здесь происходит⁈ Немедленно подняться и представиться! Военная комендатура! Капитан Евстафьев, – представился офицер.
Я почему-то не спешил подниматься, всё сидел на каменной мостовой. Только снова почувствовал тот же холодок по спине, что и на складах… Мозг уже проанализировал все возможные и, казалось, невозможные данные и вынес определённый вердикт. Я однозначно в прошлом и, судя по всему, либо в Берлине, либо в каком-либо из достаточно крупных немецких городов. Учитывая доносящиеся до моих ушей звуки, вокруг царит радость. Играет гармонь, слышу песни, уже пообщался с пьяным офицером. Так, это что, День Победы настал? Или только какой-нибудь город взяли?
– Капитан Игнатьев, дивизионная разведка! – образцово представилось недавно вдрызг пьяное тело, которое только что пробовало меня пнуть ногой.
А тут даже вытянулся и стоит, почти не шатаясь.
– Сдать оружие, капитан! – с нажимом приказал офицер комендатуры.
Уже поднялся и я, и с открытом ртом, наверное, и с выпученными глазами, рассматривал происходящее. Мозг-то всё уже понял, но я не хотел верить даже фактам.
– Представьтесь! – потребовал теперь и от меня капитан с красной повязкой.
Быстро пришла мысль, что если у меня и есть документы, то они должны быть в нагрудном кармане гимнастёрки. Там и оказалась книжка красноармейца. Извлекая документ, я хотел было быстро прочесть, как именно меня зовут, но офицер перехватив мою руку, силой вырвал документы.
– Я жду, представься, боец! – потребовал офицер комендатуры, упреждающе положив руку на кобуру.
Конечно же, я не мог представиться. Собственное имя называть? Скорее всего, теперь это бессмысленно – почти наверняка оно у меня другое.
– Капитан Игнатьев ударил меня по голове, и от того сейчас не могу вспомнить даже год, у меня сильно гудит в ушах, товарищ капитан, – произнёс я, вырабатывая хоть какую-то стратегию общения.
Нужно же что-то говорить. А то сочтут, что я диверсант или вовсе неучтённая личность. Хотя по взгляду моего визави ясно, что меня всё равно возьмут в оборот.
По каким-то косвенным признакам, а ещё по солоноватому привкусу воздуха стало понятным, что я находился в Кёнигсберге, который ещё не успел стать Калининградом. И чёткого убеждения, что окончена война, у меня не было. Возможно, вокруг ликовали лишь от того, что сам Кёнигсберг пал. Так что, бдительность у комендатуры должна сохраняться, как и у особистов. И сразу после войны наверняка охота на шпионов и диверсантов не закончится.
Интерес комендатуры был теперь сосредоточен ко мне. Офицер так и буравил меня холодным взглядом. Я сказал, что у меня ранение? А разве в книжку оно не записывается? Но что же еще можно было сказать?
– Пройдёмте с нами! – казённым тоном приказал капитан военной комендатуры, а меня вместе с любителем сивухи окружили трое бойцов из его сопровождения.
Промелькнула мысль о том, чтобы убежать. Но как она появилась, так же и потухла. Это было бы нерационально. Так или иначе, но мне необходимо определиться с отношением к властям. Надолго ли я тут? В этом времени, в этой реальности? Без разницы, насколько. Нужно предполагать и действовать с той позиции, что надолго. И пока можно отыгрывать роль контуженного и ударенного по голове. Тем более, что я отчётливо ощущал пульсирующую боль в затылке. Так что, вроде как, и не вру. Ну, а далее – далее уже по ситуации.
Мы шли по мощёной булыжником мостовой, и я волей-неволей узнавал местность. Не сказать, что в Калининграде часто бывал, но память всегда имел отменную, поэтому мог очень быстро сообразить даже, в каком направлении мы движемся.
Понятно, почему мне кажется, что меня то и дело кто-то касается ледяной ладонью – это потому, что мы в том же городе, где я умер.
Или нет?
– Что-то не та-ак, – протяжно, с напряжением сказал один из бойцов, при этом продолжая, будто запрограммированный робот, выполнять свои функции конвоира. – Бе—ежа-ать!
Складывалось ощущение, что происходящее будто бы замедлилось, реальность казалась тягучей, как кисель в детстве. Как же давно было это детство!
– Ах! – жжение под рёбрами, чуть ниже места, где должно было быть солнечное сплетение, застало меня врасплох.
Ощущение, словно меня прижали раскаленной кочергой, а я начал задыхаться под её напором. Не сказать, что боль была невыносима, скорее, она была неожиданной. Ни с того, ни с сего, но солнечное сплетение будто бы подожгло изнутри, а дыхание спёрло.
Шедший недалеко от нашей группы майор, на которого отчего-то не хотелось смотреть, и я то и дело отворачивал голову, резко остановился и уставился в мою сторону. В груди жгло всё сильнее и сильнее. Теперь это жжение распространялось не только на солнечное сплетение, а почти на всё тело, ноги, руки, стало одновременно жечь, а затем я похолодел – будто бы отлила кровь, как когда затекает конечность.
И тут я почувствовал чьё-то присутствие.
Нет, конечно, я понимал, что рядом со мной идут бойцы, которые временами даже тыкали стволами винтовок мне в спину, молчаливо и как-то механически подгоняя, что здесь и офицер военной комендатуры, и тот же неожиданно протрезвевший, наверное, от предвкушения выволочки, капитан. Кстати, и он шёл теперь с остекленевшим взглядом, словно робот. Но дело было не в этом – я чуял кого-то ещё. Именно так, словно сработала какая-то чуйка, предвещающая опасность.
– Капитан, куда ты ведёшь моего бойца? – спросил незнакомый майор, однако смотрел прямо мне в глаза.
Не на капитана военной комендатуры, а на меня. Я – его цель! Ощущалась боль теперь и в голове. Болел не череп, ударенный недавно, такой боли я ещё не ощущал. Словно жгло уже и мозг, а ещё начала кружиться голова.
– Я забираю своего бойца, – каким-то непонятным голосом, словно раздавалось эхо, произнёс майор.
Реакция капитана военной комендатуры, его бойцов, и того капитана, который хотел самоутвердиться за мой счет, поражала. Они просто встали, как вкопанные, и при этом пожирали, не моргая, глазами подошедшего майора. А ещё все вокруг стало каким-то медленным.
– Конечно! Забирайте бойца, он же ваш… – механическим голосом, словно это само собой разумеющееся, произнёс командир патруля.
Я не мог понять, что здесь происходит. Но то, что меня готовы отдать какому-то левому армейскому майору, было слишком неправильным.
А ещё эти шумы в голове. Складывалось такое ощущение, что я борюсь с каким-то паразитом, что проник мне в мозг и мешает мыслить. Между тем, я понимал, что происходит нечто невероятное, абсолютно выбивающееся из понимания человеческой природы.
Гипноз! Наконец-таки уловил ту самую мысль, которая хоть как-то объясняла происходящее. Если бы по долгу своей службы я не встречался с таким явлением, то, возможно, и не смог бы сообразить, так как нечто всё ещё продолжало мешать внятно думать.
– Ты идёшь со мной! – словно внутри огромного колокола, раздавались слова в моей голове.
Голос майора не звучал, он словно полз, растягивался, замедлялся, как и все пространство вокруг. Слова растекались в голове, как чёрная масса, липкая, тягучая. Я посмотрел на офицера комендатуры.
– Това-а-арищ ка-апита-ан, что-о происхо-о-о-ди-ит? – растягивая слова, сумел произнести я.
– Боец, иди с майором! – произнёс офицер комендатуры пусть и словно робот, но четко.
Глаза офицера комендатуры не моргали, взгляд – пустой, мёртвый. Я попытался сказать что-то ещё, но горло перехватило, как будто что-то невидимое сдавило трахею. Передом мной в облике майора не человек.
Это… не человек!
– Нет… – напряжением сил просипел я. – Я не пойду-у!
– Беги-и-ите-е! – продолжал удивлять боец из конвоя, он словно тоже боролся.
Существо со звездами майора на погонах не могло взять под контроль этого молодого парня явно восточной внешности. А ещё я на миг почувствовал в этом парне нечто своё, словно брата или очень близкого друга, с которым мы уже не в одной передряге побывали и помогали друг другу всегда.
Выражение лица у майора можно было бы описать как обескураженное. Он явно удивился и трижды повторил своё требование, обращаясь то ко мне, то к бойцу с раскосыми глазами. Я же трижды существу отказал, а вот боец, видимо, всё же сдался. Я сконцентрировал свой взгляд на существе, ряженом в форму майора. Очертания его лица, плеч, формы офицера, даже оружие – всё начало странно дрожать и смазываться… Будто на только что нарисованный акварелью портрет майора Красной Армии вылили воду, и краски потекли.
Уже скоро передо мной стоял не майор, а невысокого роста щупленький мужчина, в костюме-тройке, абсолютно лысый, глаза у которого светились необычайным огнём. Они были жёлтыми, словно у зверя.
– Ты меня видишь? – на немецком языке спросил меня странный тип.
Этот язык по долгу службы я знал, и не только его, так что понял вопрос.
Враг! Услышав немецкую речь, я твёрдо уверился, что передо мной опасный недружественный… Человек? Почему-то я не хотел его называть человеком. Всё моё естество вопило только об одном: УБИТЬ! УНИЧТОЖИТЬ! СЖЕЧЬ нечестивое существо, чуждое нашему миру!
– Боец, переходишь в подчинение к майору… – безэмоционально талдычил уже в который раз офицер военной комендатуры.
Но я не стану его слушать. Резко перехватываю деревянное цевье винтовки и без особых сложностей выдёргиваю её из рук одного из замерших бойцов, на прицеливание и выстрел времени нет, переворачиваю её и пытаюсь ударить прикладом ксеноса – но его в том месте, куда направлен удар, уже нет.
