Текст книги "Глоток Солнца (СИ)"

Автор книги: Денис Сподвижный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Сподвижный Денис Александрович
Глоток Солнца

ГЛОТОК СОЛНЦА

Истории, которые хранит эта книга, я собирал постепенно. Большую часть написала главная участница всех событий – Габриэлла Луин. Некоторые эпизоды описаны людьми, которые вскоре, я надеюсь, станут вам так же дороги, как и мне. А иные главы написал я, по словам и воспоминаниям людей, которых я даже никогда не встречал, но знаю их души лучше своей собственной.

Ужасно, что человечеству понадобилось слишком много времени, чтобы принять простую истину: без прошлого нет "сегодня" и не будет "завтра". Эта книга – человеческая мудрость, выстраданная сотнями и тысячами людей. Я искренне верю, что она не позволит превратить реальность в легенду.

ПРОЛОГ

– Виктор, как мы скажем дочери? – спросила Сара. По ее щекам текли слезы.

– Я не знаю, – тяжело выдохнул отец. Он закрыл глаза и тихо проговорил: – Мы должны найти выход. Должен быть другой вариант.

– Другого варианта нет! – в отчаянии воскликнула Сара.

Виктор обнял ее за плечи.

– Мы должны верить.

– Они будут следить за каждым человеком, нога которого ступит на борт корабля, – стараясь удержать слезы, прошипела Сара. – У нее смертельная болезнь.

– Черт! – гневно воскликнул муж. Он больше не мог сдерживать боль и злость. – Проклятое правительство! Я остаюсь с ней! – в отчаянии отец ударил кулаком по столу.

– Тише, Виктор. Она нас услышит, – предупредила Сара. – Они не позволят нам остаться. Они выбрали нас. Не понимаю. На корабль переселяются самые богатые и влиятельные. Как же мы попали в этот бессердечный список эмигрантов? – Сара беззвучно плакала.

– Не все богатые и влиятельные здоровы. Некоторые из них вообще не способны иметь детей. Поэтому им нужны мы. Черт бы побрал этот "Список здоровья"!

– Может, мы можем чем-нибудь заразиться? Давай проберемся в лабораторию, найдем какое-нибудь заболевание, которое хранят в пробирке. Не смертельное. Но такое, которое станет достаточно веским основанием, чтобы оставить нас.

Лицо Сары исказилось от боли. Она заглянула в глаза мужа с таким отчаянием, что он отшатнулся от нее:

– Сара, не мучай меня! Ты сама знаешь. Это бесполезно. За нами следят день и ночь. Мы не доберемся даже до соседнего дома, что уж там, до лаборатории!

– Виктор! – всхлипывала женщина. – Что делать? Они заставят нас бросить ее здесь. Они заставят! – на лице женщины застыло безумное выражение. – Они не позволят мне остаться на планете, чтобы моя дочь...

В комнату вошла Габриэлла. Глядя на маленькую красавицу, Виктор на одно мгновение забыл обо всех горестях. Девочка – точная копия ее матери. Смуглая кожа, блестящие темные волосы и невероятно яркие голубые глаза. Внимательные, проницательные и мудрые. Глаза взрослого человека.

– Мама! Папа! – девочка изумленно смотрела на испуганных родителей. – Что случилось?

Сара в растерянности посмотрела на мужа. Ее глаза потемнели от отчаяния. Как сказать такой крохе, что ее бросают на планете, которой совсем скоро суждено погибнуть? Как сказать ей, что она не нужна человечеству, как бывают не нужны взрослым сломанные детские игрушки?

Сара бросилась к дочери и крепко обняла ее.

– Элла, моя родная! – женщина целовала ладошки девочки. – Я обману их, слышишь, я останусь с тобой!..

– Где останешься, мама? – спросила Габриэлла.

Виктор помог жене подняться на ноги. Сара бросилась прочь из комнаты, лишь бы не смотреть в глаза дочери, когда она узнает правду.

Виктор тяжело вздохнул, подняв глаза к небу. Он не привык сдаваться без боя. Но сейчас битва шла в его душе. Не на жизнь, а на смерть. Какая сторона не выиграла бы, исход один – смерть.

– Габриэлла... – Виктор замолчал под пристальным взглядом девочки. Он оглянулся по сторонам, словно что-нибудь в этом мире могло предотвратить неизбежное. – Мы тебя очень любим, солнышко.

Придется озвучивать жестокую правду.

– Я хочу, чтобы ты никогда не сомневалась в этом.

А то, как же! Она не будет сомневаться, она совершенно точно возненавидит.

– Есть такие обстоятельства, которые выше нас.

Как ей сказать? Какие слова произнести?

Взгляд Виктора остановился на журнальном столике. Мужчина горько усмехнулся: какое ни какое, спасение.

Он взял папку с рисунками, открыл и показал их девочке.

– Габби, ты рисовала, помнишь?

Девочка провела ладонью по бумаге. На одном из лучиков солнца расцвел роскошный розово-фиолетовый цветок.

– Солнце оранжевое, оно очень горячее, – проговорила она. – Жарко, а еще... еще, – ребенок замолчал, подыскивая правильное слово. – Одиноко, – наконец, сказала девочка. – На Земле одиноко.

– Да, точно, – вздохнул Виктор. Он не смотрел на дочку. – Мы с мамой должны будем уехать, дочка, – мужчина смотрел на рисунок. В отдалении от Солнца светилась синевой Земля. – Нужна наша помощь людям. Мы должны с тобой расстаться. Ты поживешь пока здесь с бабушкой.

Наступило молчание. Долгое, протяжное, отчаянное, как плач скрипки. Угрожающее, как предсмертный крик.

– Планета погибнет, – тихо проговорила девочка.

Она уже все поняла.

– Да.

Когда-то Виктора радовало, как безошибочно его маленькая дочь чувствует настроение взрослых. Сейчас он готов был расплакаться от того, что Габриэлла многое понимает.

– Просто будьте счастливы, ладно?

Виктор поднял взгляд. В голубых озерах плескалось отчаяние. Оно грозило выйти из берегов и накрыть гигантской волной любящие сердца.

Не сдерживая собственных слез, Виктор притянул к себе Габриэллу.

Прозрачные капли упали на рисунок и размыли ярко-оранжевый круг разгоряченного солнца.

* * *

На погибающей Земле бросили больных детей и стариков, неизвестных и никому не нужных, людей, которые преградили дорогу влиятельным мировым лидерам, – всех, кем трудно управлять или о ком нужно заботиться. Космические корабли стремительно бежали в темноту Вселенной. Ради сохранения человеческого рода. Оставляя в прошлом человечность и сострадание. Им вослед, сердцем угадывая курс, смотрели детские глаза, потерявшие веру и надежду.

ГЛАВА 1

Габриэлла

Я опасливо осматриваюсь: вокруг ни души. Конечно, со временем ближние узнают о моем поступке. Ведь мы обладаем уникальной способностью чувствовать настроение друг друга. После того, что я сейчас сделаю, они рано или поздно заметят, что я задумчива, выпадаю из реального мира. Так бывает всякий раз, когда я решаюсь пойти против семьи. Мне должно быть стыдно. Но мне все равно.

Я двигаюсь в густую стену зарослей, вытянув вперед руки. Стараюсь смягчить болезненные удары по лицу. Я знала, что так и будет. Догадывалась. На нашей планете ты не можешь быть свободным. Ты не можешь поступать, как тебе вздумается. Если не помешают люди, тебя остановят растения или животные.

Так что меня ничуть не удивляет недружелюбие папоротника. Меня волнует другое – то, что скрывают широкие листья растения... Бесценные сведения о нашем прошлом. История нашей планеты. Если ближние не желают ее помнить, я не собираюсь забывать.

Пятнадцать лет прошло после Великого Пожара. Пятнадцать лет, как унги бросили нас накануне грандиозной катастрофы, когда планета утонула в пламени солнца. Мы все сгорели. Заживо.

Наш вождь говорит, мы должны забыть о прошлом. Унги – предатели. Даже если они когда-нибудь вернутся, мы не должны принять их вновь, не должны поддаваться их сладким речам. Мы не такие, как они. Мы не едим мясо, не грубим друг другу, мы милосердные и умеем сострадать. Для нас важны гармония, спокойствие и созидание. Мы живем благодаря солнечному свету и теплу. Утром и вечером молимся, чтобы наши тела напитались священной энергией. Мы называем себя эдемами. Идеальные создания, призванные возродить планету и помогать другим галактикам.

Наш мир – идеальный.

Их мир идеален.

Я пока не знаю, как к нему привыкнуть. Некоторые ближние думают, что я не могу пережить предательства родителей. Может быть, они правы. Я не хочу сейчас об этом думать.

С большим трудом делаю последний шаг и вырываюсь на поляну. Сердце бешено колотится. Я шумно вздыхаю. Ради таких мгновений я всегда нарушала правила: в нескольких шагах от меня обломки здания. Настоящего! Построенного унгами, нашими предками. Я улыбаюсь: я все-таки смогла найти это место. Удивительно, как мощное солнечное излучение, погубившее почти все живое, не спалило несчастное здание дотла.

Несколько минут я с восхищением рассматриваю его. У нас уже давно не строят такие жилища. Мы отказались от них после Великого Пожара. Живем на деревьях в "шатких палатках", как мы их называем. Вся планета для нас. Нет врагов. Нет движения. Иногда мне кажется, наш мир идеален до испорченности.

Я отбрасываю неприятные мысли. Но в душе зарождается сомнение. Впервые за все время. Я понимаю, что оно медленно перерастает в нечто, похожее на... "Страх?" – не верю я. Бабушка всегда говорит, что нам неизвестно это чувство. На нас никто не нападает, значит, мы не способны испытывать страх. Просто она никогда не пыталась скрыть от семьи прегрешения, как это делаю я.

Замираю на месте. Недалеко пробежал гепард. Он не любит лес. Скорее всего, он здесь только из-за меня. Значит, животные уже поняли, зачем я сюда пришла. Главное, чтобы за мной не следили другие, не столь безобидные кошки. Так мы называем леопардов, пантер, львов и тигров, самых опасных животных. После Великого Пожара практически все создания живут за счет солнечной энергии. Кошки остались хищниками. В нашем поселении, которое мы называем Фракталом, позволено убивать кошек, если они нападают на эдемов. Они даже едят сырое мясо! Меня тошнит. К горлу подкатывает раскаленный ком. Делаю шаг вперед и понимаю, что просто подошла слишком близко. Близко к прошлому.

Я осторожно проскальзываю в дом. Обугленные доски то и дело рассыпаются под моими ногами, угрожая отправить меня в "подвал". Я знаю некоторые слова, которые использовали унги, а мы их уже не употребляем. Моя приятельница Нона наверняка не имеет даже малейшего представления об умерших словах.

Я осматриваю дом. Крыша разрушена, в некоторых местах доски свисают до самой земли. Мне нужен кабинет. Унги обычно оборудовали спальные комнаты и кабинет на втором этаже. Лестница рассыпалась. Я могла бы запрыгнуть на второй этаж, но все настолько разрушено, что мне не от чего оттолкнуться. На второй этаж я не попаду.

Я вмиг забываю о своих горестях. На противоположной стороне большой комнаты стоит перекошенный шкаф (еще одно умершее для эдемов слово). Этот инвалид Великого Пожара хранит такие сокровища! Если бы я могла, я бы закричала на всю Вселенную от радости. Но ближние меня услышат. Поэтому я просто замираю в восхищении. Этот шкаф хранит книги!..

Я бросаюсь к нему через всю комнату. Одна из досок, свисающих с потолка, останавливает меня, резко ударяя по плечу. При других обстоятельствах я бы легко могла увернуться, услышав тихий свист падающего дерева, но сейчас я слишком поглощена найденными сокровищами. Шкаф выглядит совсем плохо, но для меня это самый красивый кусок пускай и обугленного дерева.

Растирая ушибленное место, я двигаюсь дальше, осторожнее, чем прежде. Фингал под глазом вряд ли поможет мне скрыть содеянное преступление от эдемов.

Я подхожу совсем близко. Вонь становится невыносимой. Одно дело – любоваться книгами, другое – прикасаться к погибшему, обугленному дереву. Совсем не хочется чувствовать на руках рассыпающуюся кору, чувствовать глубоко внутри навсегда застывший сок дерева – его кровь. От одной только мысли становится не по себе. Пускай ближние и считают меня жестокой, безрассудной, пускай ближние говорят, что я мыслю, как унг, а не как эдем, но я боюсь жестокости, и прошлое меня тоже страшит. Сама не знаю, что я ищу. Унги с их безграничной жестокостью и неконтролируемой яростью пугают меня до чертиков. Но я чувствую, мне нужно знать правду, тогда будет легче.

Унги ели растения и животных! Они срубали деревья и делали из них предметы, которыми потом пользовались! Они окружали себя трупами своих братьев! Какая мерзость. Они не отличали чувствительных созданий от тех, что живут неосознанно, и причиняли боль существам мыслящим. Мы видим разницу. Лишь некоторые растения и животные слишком глупы и бесчувственны, чтобы понять, какие ощущения испытывают. Мы называем их пустышками. Да, из камыша или папоротника мы можем создать некоторые полезные предметы, но только если эти растения живут неосознанно, если они не откликаются на мысленный зов.

Надо успокоиться. Я инстинктивно делаю несколько глубоких вдохов. Плохая идея! Невыносимый удушливый запах мертвецов. Повсюду. Теперь даже в моих легких. В моих клетках. В моем сердце.

Если я хочу узнать правду об унгах, придется переступить через это. Я всегда паникую. Но всегда нахожу в себе силы.

Моя рука замирает в нескольких миллиметрах от книжной полки. Совсем не страшно, уговариваю я себя. Я ведь привыкла к книгам, а они не многим отличаются от всех других "инструментов" унгов: бумага создавалась из деревьев, только бедные растения еще и обрабатывались какими-то жуткими металлическими машинами, прежде чем их начинали использовать. Извращенная жестокость!.. Интересно, унгам было так же неприятно, как и нам, прикасаться к бумаге, или им было все равно. Наш вождь говорит, на пути к цели они не останавливались ни перед чем.

До меня доносятся голоса ближних. Они далеко, во Фрактале, молятся, наполняясь целительной солнечной энергией. Каждый эдем молится, обычно раза два в день, а то и больше. Молитва помогает нам оставаться в гармонии с Вселенной.

Я слышу голос. Мне требуется всего несколько секунд, чтобы понять: он звучит ближе остальных. Гораздо ближе. Слишком тесно мы все связаны: порой чувствуем даже дыхание и биение сердец друг друга на далеком расстоянии.

Но это... голос Авреи, а эта влиятельная особа. Я создала мысленный барьер, чтобы она не почувствовала моего присутствия. Но она же правая рука вождя, к тому же медиум. Ее жизненное кредо: эдемы – невежды, за ними нужно установить неусыпный контроль, только тогда из них получатся хорошие люди. Меня Аврея особенно недолюбливает. И это, наверное, самый веский аргумент, чтобы поспешить. Если она меня почувствует...

Я буквально кожей ощущаю, как она приближается.

Смотрю на свои руки, собираюсь с силами и прикасаюсь к первой книге, смахиваю с нее древесный прах. Это жутко неприятно. Но голос Авреи подстегивает меня лучше всяких внутренних убеждений. Он звучит слишком громко для такого тихого утра. Аврея всегда великолепно излагает свои мысли. Эмоционально. Даже в обыденной жизни она словно выступает с трибуны. Не разговаривает, а декларирует. Вот и сейчас ее страстный монолог слышен во всех уголках леса. Как только она не мешает эдемам молиться?

Книг, конечно, не так много, как мне хотелось бы, но и этого достаточно на ближайших несколько месяцев. Я долго буду расшифровывать отдельные неизвестные мне символы, учитывая то, что у ближних, а тем более у бабушки, спрашивать о прошлом приходится только в крайних случаях. Меня ждет череда долгих серьезных нравоучений, которые я знаю уже наизусть.

Из пяти с виду более-менее сохранившихся книг три сразу рассыпаются в моих руках. Еще одна мне уже хорошо знакома. Я бы прихватила и ее, но вождь наверняка продолжает поиски тайников. Каждый лишний участок земли, скрывающий мои сокровища, может стать молчаливым свидетелем преступлений.

Я тянусь за третьей книгой. Она сохранилась лучше всех, потому что тоньше и меньше них.

– "Киты и дельфины – обитатели океанов", – читаю по слогам и улыбаюсь. Голос Авреи, тихое пение эдемов во Фрактале, удушливый запах, мои страхи и сомнения – все отступает. Я не в состоянии сдержать радости. Я, как ребенок, счастлива каждой мелочи, напоминающей о прошлом. Да, мне нужен тот мир, нужна та маленькая больная раком девочка, которую родители бросили на планете. Та девочка, которая все еще живет во мне и тоскует по своим родителям. Природа, как же она по ним тоскует!

Я кладу книгу в сумку, сделанную из пустышки. Раньше я носила живую: широкий лист антагора, который, оборачивается вокруг книги, удерживаясь одновременно на моем плече. Это удобнее. Но последнее время мой антагор ворчит все чаще и все громче. Ему страшно не нравится, что он становится соучастником моих преступлений. Остается только посочувствовать: антагору и впрямь не повезло с хозяйкой. Хорошо, что даже после Великой катастрофы растения не научились разговаривать, а то "законопослушный" антагор точно высказал бы мне все, что думает, а другие растения рассказали бы много такого, что эдемам обо мне знать не положено.

Аврея совсем близко. Я предупреждала бабушку, что сегодня буду молиться одна. Но видимо, было решено в любом случае следить за мной. Иначе что делает Аврея так далеко от Фрактала, пока все эдемы молятся?

Придется возвращаться в поселение через Аметистовую долину. Это рискованнее. Хотя... Спасибо Аврее: благодаря ей, у меня вызрел хороший план.

Ступаю как можно тише, пробираюсь обратно к выходу. Одновременно концентрирую все свое внимание на воображаемом мысленном барьере. Окружаю им тело и сознание. Вождь говорит, что каждый эдем должен быть послушен воле своего народа и природы, с которой ему необходимо оставаться в гармонии. Однако эта самая природа остается в стороне. Позволяет мне поступать так, как я считаю нужным.

Каждый эдем знает, что зерно планеты, ее ядро – это источник всех наших энергетических явлений, а значит, всего живого. Именно оно позволяет создавать энергоинформационное поле вокруг планеты, Фрактала и отдельного человека, с его помощь мы способны посылать импульсы в открытый космос и помогать другим галактикам.

Зерно планеты. Это и есть природа, не так ли? И более важный компонент, чем растения или животные, которые пытаются меня остановить. Если вождь прав, тогда почему зерно планеты не мешает мне? Почему дает энергию, чтобы прямо сейчас укрыться от Авреи?

Я много об этом рассуждаю. Не сказала бы, что люблю философствовать. Но я мечтаю однажды все-таки разобраться, правильно ли я поступаю.

По меркам унгов мне лет двадцать. Мои сверстники уже давно закончили школу. Но меня эта участь не постигла. Я школу не посещала. И хорошо. В принципе меня все устраивает: не надо общаться со старейшинами, у меня много времени. Но зато и в медиумы меня до сих пор не приняли, в то время как моим сверстникам давно позволили телепатить с другими планетами и галактиками. Не то, чтобы я завидовала... Хотя да. Наверное, это именно так и называется.

Я иду против воли семьи. Доверяю интуиции. Но я должна, в конце концов, узнать, не зря ли я так бережно храню тайны.

За поселением у меня несколько тайников. Если быть более точной, четыре. Два у озера: один спрятан в камышах-пустышках, другой – на самом дне водоема, еще один скрыт среди валунов у моря, а четвертый – мой самый любимый и ценный – в коре старого дуба, настолько разрушенного и раненого, что никто не мог облегчить его боль. Кроме меня. Вообще я опасаюсь дубов. Они обычно хорошо помнят жестокости унгов, так что сильно не одобряют мои "увлечения". Но бедный старый инвалид в знак благодарности согласился помочь мне и уже много лет таит в своем стволе мои преступления.

Среди найденных драгоценностей у меня есть книги, карты, тетради, какие-то безделушки вроде резинок для волос, остатков косметики и одежды, какую носили унги. Из книг я узнала, что раньше планету называли Землей, на ней несколько материков. Думаю, мы живем где-то на юге Северной Америки, как раньше называли эту часть мира. Однако, к большому сожалению, я даже не представляю, в каком именно месте находится наше крохотное поселение.

Кое-что я знаю о технике, например, такие слова как компьютер, сенсор, телевидение, электрокары, которые мои ближние уже давно забыли. Мне повезло найти однажды толковый словарь, по которому я медленно, но верно изучаю слова. Понимаю, конечно, далеко не все, но многое. Иногда кажется, будто само слово я когда-то очень давно слышала, но я не имею ни малейшего понятия о явлении, которое это слово обозначает. Например, робот – электронный человек, киборг, робокар, умная машина, внешним видом и производимыми действиями напоминающая человека. Даже не представляю, что такое возможно...

Самый ценный мой трофей – личный дневник какого-то унга. Не все страницы в нем сохранились, но это было первое сокровище, которое я нашла. Я почувствовала его под землей, когда слонялась за пределами Фрактала. Я не сразу смогла прочитать, что там написано. До этого все книги были на одном языке, на котором мы все и разговариваем. Потом я нашла "английскую" азбуку и постепенно изучила все символы. Но унг писал на другом языке, известном лишь некоторым эдемам. Я, как и бабушка, также немного знаю его. Помню, в детстве отец часто рассказывал мне сказки на этом языке. Я говорю на нем редко, но порой мне кажется, что он и есть мой родной язык.

Чтобы прочитать дневник унга, потребовалось несколько лет. Некоторые символы я выведала у Никиты, хотя он так и не поведал мне, как называется этот необычный язык.

Никита из чужаков, много лет назад пришел из другого Фрактала. Обычно такие, как он, философию нашего вождя защищают еще более ревностно, чем остальные эдемы. Так что спрашивать чужаков о жизни за пределами поселения бессмысленно. Но мне Никита рассказывал о прошлом. Очень редко и очень мало. Мне кажется, старейшины внимательно наблюдают за ним, ведь прогнать не могут, но самого Никиту боятся. Почему, я не знаю. Видимо, считают, что он слишком хорошо помнит прошлое.

Хоть я и смогла прочитать весь дневник, все равно почти ничего не поняла. Унг редко четко излагает мысли. Это похоже, скорее, на список его любимых фраз или что-то в этом духе. Даже не понимая смысла слов, я часто осторожно перелистываю страницы. Даже вид обычной серой тетради успокаивает меня.

Я спрятала дневник под всеми другими ценностями в коре старого дуба и пообещала себе, что однажды буду знать достаточно, чтобы понять все, что в нем написано.

Я петляю по лесу, уходя все дальше в горы. Я здесь не в первый раз, а вот Аврея вряд ли часто выбирается в такую даль. Мое сердце все еще пропускает удар от ужаса при каждом слове Авреи, но ее голос звучит дальше, и я чувствую: мысленно она меня так и не нашла. Похоже, я совершенствуюсь, если правой руке вождя уже не так просто схватить меня и притащить за шиворот в селение.

Я наворачиваю круги до тех пор, пока, наконец, чувствую, что Аврея спустилась к подножью горы и направляется к Фракталу. Мне тоже пора домой. Но я медлю: с вершины горы наверняка открывается прекрасный вид.

Я приближаюсь к краю обрыва. Осторожно, так, чтобы в поселении меня никто не заметил. Вот была бы дерзость: я гордо стою на вершине горы, волосы красиво развеваются на ветру. Даже не могу предположить, какое наказание мне бы придумали. За наркотики, о которых нам твердят с самого детства, но никто из нас никогда их в глаза даже не видел, предусмотрено жестокое наказание: эдема не подпускают к народным собраниям и праздникам, он оказывается в полной изоляции (по сути именно так я и живу), хуже того, могут установить контроль за мыслями и настроением. Но самое серьезное: преступнику запретят медитировать вообще до конца жизни. И он никогда не увидит Вселенную. Никогда не установит контакт с жителями других планет.

Думаю, если кто-нибудь заметит меня здесь, в горах, наказание будет не менее суровым.

Я выглядываю из-за деревьев – и у меня перехватывает дыхание от такой неземной красоты. Я вижу все. Аметистовую аллею, Туннель богини Иоланты. Цветы сияют всеми оттенками фиолетового. За главным парком – темно-зеленый лес Фрактала. В самом сердце его находится Воронка. Там растут три огромных дуба, которые мы зовем Близнецами. Я и отсюда вижу их могучие переплетенные кроны. А дальше, насколько простирается горизонт, горбятся холмы, покрытые густой бархатной травой. За ними, на юге Фрактала, виднеются скалы – гордые и яркие. Они выше других горных хребтов, окружающих поселение с четырех сторон, как верные стражи.

Если я что-то искренне и люблю во Фрактале, так это его красоту. Я могла бы наслаждаться ею часами, днями и даже годами, но мне нужно осуществить свой коварный план. А план таков: хочешь спрятать нечто так, чтобы никто не нашел, оставь это на самом видном месте. Рискованно, конечно, но меня это выручало не один раз. Поэтому я возвращаюсь во Фрактал и решаюсь запрятать сумку в Аметистовой аллее – главном парке нашего поселения. Это священное место для эдемов. Боюсь даже осознать, кто я такая. Точно больше, чем просто преступница. Узнай ближние о моих проделках, они бы назвали меня предателем. Страшное слово. Пугает даже меня. Но бесцельно прожитая жизнь пугает меня еще больше. Я должна знать правду. Я должна быть тверда в своих убеждениях.

Ноги подкашиваются от ужаса и чувства вины, однако я продолжаю двигаться. Не знаю, куда приведет меня эта дорога. По крайней мере, сейчас я вижу, она уходит во Фрактал.

ГЛАВА 2

Габриэлла

Здесь всегда шумно и при этом тихо. Близнецы величественно возвышаются над лесом. Под корнями и ветвями деревьев пробегают реки, с невысоких порогов бросаются водопады. Это мир изгибов, шатров, листьев и цветов. Воздух наполнен ароматами иоланты. Над цветами порхают тысячи бабочек, они повсюду, кажется, их больше, чем воздуха. Здесь все и всё в постоянном движении. Этот мир бьётся и пульсирует, как человеческое сердце.

Воронка – это центр всего поселения, обитель самых уважаемых эдемов. Унги бы сказали, что это центр не только географический, но и культурный. Именно здесь живут наши старейшины – авгуры, а также их родственники и помощники. К радости или несчастью, и я живу здесь.

Почти каждую ночь и в дни празднеств на ветвях Близнецов собирается много людей. Самое веселье на верхушках деревьев, ближе к небу и звездам. Часто моя бабушка рассказывает людям о далеких галактиках, спасенных мирах и будущих великих свершениях.

Эдемы приходят сюда в любой час дня и ночи. По самым разным причинам. Просят о помощи, дарят свою душевную благодать, советуются, успокаиваются, мечтают, молятся.

А я здесь живу. Их круглосуточное паломничество утомляет меня. Порой приходится срываться с места и искать настоящую тишину в других уголках Фрактала. Днем еще ничего: авгуры уходят в Аметистовую аллею или в школу, куда-нибудь в поселение, чтобы медитировать или молиться. Эдемы стремятся оставаться поблизости с ними. Однако ночи в ветвях Близнецов иногда становятся для меня мучением. Я стараюсь оставаться на нижних ветвях дуба, иначе придется болтать с ближними ночь напролет. Зато истории бабушки люблю слушать даже я. Иногда в ее рассказах промелькивает прошлое, и тогда нет для меня большей радости.

На ветвях деревьев качаются палатки. Мы даже называем их шатающимися. Небольшие домики напоминают гнезда, свитые из ветвей, листьев и цветов. Название оправдано: палатки действительно немного шатаются, когда дома никого нет. Так происходит потому, что палатка не наполнена энергией своего хозяина. Когда в шатре отдыхает эдем, вокруг нее клубится едва различимый в воздухе фиолетовый туман.

Если человек укрылся в палатке, значит, он хочет разобраться в своих мыслях, настроиться на нужный лад. Я не совсем понимаю уединение такого рода: как можно почувствовать себя в одиночестве, если за пределами палатки кипит жизнь? Однако частенько такая маскировка играет мне на руку, ведь люди стараются не беспокоить, пока ты наедине с собой. Хотя я скрываюсь в палатке так часто, что при необходимости бабушка даже не думает, стоит ли меня отвлекать, сразу зовет.

Из Аметистовой аллеи я прихожу сюда вместе с другими эдемами. Они возвращаются с молитвы. Я с места преступления. Мне нужно показаться самым близким людям, и потом я буду свободна. Надеюсь. Только бы найти бабушку, не натолкнувшись на кого-нибудь...

– Габби, доброго тебе дня и душистой иоланты!

Знакомые девушки сбегаются ко мне с разных ветвей. Вот и нашла бабушку, никого не встретив.

– Мы так давно тебя не видели.

Я знаю этих эдемок всю жизнь, но они все равно кажутся мне похожими. Яркие зеленые глаза, длинные светлые волосы, белоснежная кожа, сквозь которую просвечиваются голубоватые вены. Так выгляжу и я. Вообще наша внешность может очень серьезно меняться. Преображения происходят неосознанно или сознательно и зависят по большей части от самого человека или от чувств, которые он переживает. Но в повседневной жизни все мы похожи, особенно молодежь. Разница только в украшениях и инсигниях. Но возможно, что так считаю только я. Еще одно мое внутреннее отличие от других.

– Где ты пропадала?

В отличие от эдемок, я умею лгать. Но сейчас не знаю, что сказать. Каждое мое слово может быть использовано против меня.

"Молилась". – "Почему одна?"

"Ухаживала за животными". – "Все еще в поиске настоящей жизненной цели?"

"Искала Фортуната". – Ой, нет, нет, нет, совсем плохая мысль. – "А когда вы создадите семью?"

Пока я думаю, одна из девушек сама прерывает молчание:

– У тебя появились новые инсигнии?

О нет, только не это.

Вообще считается, что инсигнии меняются в течение жизни и могут толковаться по-разному. Они означают прошлое, настоящее, будущее и то, чему не суждено случиться, – короче, что угодно. Растолковать инсигнию может только ее носитель. Официально число и яркость инсигний не имеют значения, но это не мешает девушкам хвастаться обилием своих рисунков.

Я терпеть не могу говорить об этом. Как по мне, это слишком личное. К тому же у меня рисунков достаточно много, но их гораздо меньше, чем у других эдемок. Мы можем вырисовывать на своем теле новые инсигнии. Силой мысли.

Раньше я тоже экспериментировала, но у меня это получалось плохо. В шестнадцать лет я позволила тому, что я чувствовала интуитивно, проявиться на коже: в итоге за правым ухом появилась бабочка. Такая инсигния всегда приветствуется, ведь бабочки – верные слуги Иоланты. Но моя выглядит совсем по-другому: у нее примитивные формы – резкие и даже грубые, без вензелей, изящных узоров. Просто туловище и четыре разноцветных крыла: черно-белое, фиолетово-голубое, красное и желто-зеленое.

Когда бабушка увидела эту инсигнию, она так разгневалась, как никогда. Велела никогда больше не создавать этот знак. Я не знаю, что такого крамольного в моей инсигнии, сколько ни пыталась расспросить бабушку. Избавиться от нее тоже не получилось. Рисунок въелся в кожу, как клеймо. Хорошо, что инсигния проявилась за правым ухом, я прикрываю ее волосами, благо, они у меня густые и до пояса, иначе пришлось бы вечно думать, как скрыть позор.

Понятно, почему эта тема мне не по душе. А еще я становлюсь свидетельницей разговоров о комплементарных инсигниях. Эти беседы вообще могут вывести меня из себя. Легенда, будто у идеальной пары узоры на теле идентичны. В нашем Фрактале никто вообще никогда не видел подобного. Неизвестно даже, откуда появился этот миф. Но эдемки из раза в раз с сознанием дела рассуждают о комплементарных инсигниях, словно похожие узоры на теле людей способны связать их души настоящей любовью.