Текст книги "Мистер Монстр"
Автор книги: Дэн Уэллс
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Форман некоторое время рассматривал мое лицо, гораздо дольше, чем я ожидал, потом схватил пачку листков для заметок и принялся что-то записывать.
– Спасибо за наводку по поводу куртки, – сказал он, оторвал бумажку от стопки и протянул мне.
На ней был телефонный номер.
– Если вспомнишь что-нибудь еще, можешь не приезжать, просто позвони.
Он выставлял меня за дверь, а я так ничего и не узнал о новом теле. Я хотел задать еще вопрос, но это было слишком опасно – он меня отпускал, ничего не спрашивая, а это означало, что я, возможно, убедил его в своей невиновности. Не следовало вызывать у него подозрений повышенным интересом к трупу.
Я взял бумажку, кивнул и вышел.
– Как ты мог?! – кричала мама, меряя шагами гостиную.
Я сидел на диване, желая оказаться сейчас в любом другом месте.
– После всех наших усилий, после всех правил, после психотерапии и того, что мы делаем, чтобы помочь тебе стать нормальным, агент Форман считает тебя подозреваемым.
– Формально психотерапия и послужила главной уликой.
– Главная улика – это ты, – сказала она, остановившись и строго посмотрев на меня. – Если бы ты не влез в эту историю, ФБР даже о существовании твоем не узнало бы.
– Я же пытался помочь, – возразил я, кажется уже в миллионный раз за последние пять месяцев. – Я что, должен был просто сидеть сложа руки?
– Да! – воскликнула она. – Ты же можешь просто сидеть… ты не обязан исправлять каждое зло, которое видишь. И не обязан посреди ночи выбегать на улицу, чтобы потом убийца гнался за тобой в дом.
Значит, вот в чем дело – она боялась, что я начну выслеживать еще одного убийцу и тот прикончит меня. Сколько ссор у нас возникало из-за этого? Я закатил глаза и отвернулся.
– Не игнорируй меня, – потребовала она и встала передо мной, глядя широко раскрытыми умоляющими глазами. – Я не прошу тебя отказывать людям в помощи, ты же знаешь, я хочу, чтобы ты стал хорошим человеком. Я прошу тебя держаться подальше от определенных вещей. Ведь это даже входит в наши правила: «Когда ты думаешь об убийстве, подумай о чем-нибудь другом». О чем угодно. Но не выбегай из дому в самую гущу событий!
Лицо ее исказила гримаса.
– Я просто… не могу поверить, что ты сделал это!
– А я не могу поверить, что ты просишь меня спокойно смотреть, как убивают людей.
– Я не об этом! – закричала она. – Я говорю, что ты не должен напрашиваться на неприятности, – ты сам накликал на себя беду…
– Беда пришла к другим людям, и я хотел помочь. В ту ночь я вышел из дому, чтобы попытаться спасти от убийцы наших соседей.
– Это был очень храбрый поступок и очень глупый. Убийц не преследуют ровно по той же причине, по которой не лезут в горящий дом.
– Ты просто стоишь и слушаешь крики?
– Ты вызываешь полицию! Пожарных. «Скорую». Прибегаешь к помощи людей, которые знают, что делать.
– Но с монстром, мама, полиция не смогла бы…
– Джон…
– Ты сама все видела! – воскликнул я. – Видела своими глазами, так что прекрати притворяться, будто этого не было! Я остановил монстра, с клыками и когтями, а ты, вместо того чтобы относиться ко мне как к герою, считаешь меня психом!
– Мы говорим не об этом…
– Нет, об этом!
Я испытывал острую боль каждый раз, когда она это отрицала, мне словно кто-то нож в грудь вонзал. Я чувствовал, как дыра во мне расширяется, углубляется, чернеет, – становилось все труднее противиться потребности убивать, которую я так долго заглушал в себе.
– Я не могу делать вид, что он ненастоящий, как не мог тихо сидеть здесь, пока он убивал наших знакомых.
– Мы не знаем наверняка…
– Ты его видела! – снова выкрикнул я, чувствуя резь в глазах. – Видела! Пожалуйста, не говори «нет». Пожалуйста, не делай этого со мной.
Она молчала, разглядывая меня. Наблюдая. Думая.
Зазвонил телефон.
Мы уставились на него. Он прозвонил еще раз.
Мама взяла трубку:
– Слушаю.
Она помолчала несколько секунд, качая головой.
– Минуточку. – Закрыв микрофон ладонью, она посмотрела на меня. – Наш разговор не закончен. Подожди, я сейчас.
Она убрала ладонь и удалилась в спальню.
– Одну секунду, мэм, – сказала она и притворила дверь.
Я мигом сорвался с места, с трудом сдерживаясь, чтобы не шуметь, хотя мне хотелось крушить все на своем пути. Я бегом добрался до машины, завел двигатель, развернулся по широкому кругу и поехал назад по нашей тупиковой улочке. Мама смотрела из-за занавесок, кричала что-то через стекло, но не стала меня преследовать. Она думала, что я убегаю от разговора? Или знала истинную причину?
Знала, что я убегаю, чтобы не сделать ей ничего плохого?
Двигатель ревел, как голодный зверь, вырвавшийся из клетки. Мистер Монстр подначивал меня таранить машины, которые встречались по дороге, сбивать пешеходов, врезаться в столбы на перекрестках. Я загонял его внутрь, стараясь, чтобы руки не дрожали, а скорость не повышалась.
Временами мне требовалось остаться в одиночестве, и, что важнее, частенько не стоило этого делать. Наедине с самим собой: сидя на берегу Фрик-Лейка, разводя костры на складе, прячась под чьим-нибудь окном, я не мог себе доверять. Как и сегодня вечером. Мне нужны были люди: те, что не станут угрожать, судить или порицать меня. Мне нужен был доктор Неблин, но он ушел навсегда.
Брук? Ее присутствие, вероятно, успокоило бы меня, но сколько понадобилось бы времени и сколько она сумела бы выяснить обо мне? Я не хотел испугать ее как раз тогда, когда начал ей нравиться. Я мог бы заехать к Максу и посидеть у него, послушать, как он вещает о себе или о своих комиксах. Но рано или поздно он наверняка начнет говорить об отце, а сегодня я не хотел это слушать. К сожалению, больше я никого и не знал.
Кроме Маргарет. Я развернулся и, глубоко дыша, медленно поехал в ее сторону. Рисковать я не хотел – высокая скорость чревата дорожными происшествиями, к тому же вызывает искушение протаранить походя встречную машину. Маргарет была самым счастливым членом нашей семьи, самым простым и рациональным. Мы все могли общаться с Маргарет, потому что она никогда не принимала ничью сторону и ни с кем не ссорилась. Она служила нашим всеобщим утешителем.
Подъехав к ее дому, я увидел через окно, что она разговаривает по телефону. Возможно, с мамой, которая предупреждала ее, что наш маленький чокнутый Джон снова напрашивается на неприятности. Я выругался себе под нос и развернул машину. Ну почему мама не оставит меня в покое?
Было одно место, где она меня не достанет: квартира Лорен в нескольких кварталах отсюда. Они с мамой не разговаривали со Дня матери, да и раньше общались редко. Уж ей-то мама не позвонит, а если бы и позвонила, Лорен бы не ответила.
Я пошарил глазами в поисках пикапа Курта, не увидел его и с облегчением выдохнул, только теперь осознав, что надолго задерживал дыхание. Этот вечер меньше всего подходил для встречи с Куртом – мне стоило сперва успокоиться и забыть про трупы, расследование и все такое. Я припарковался и вошел в дом, пытаясь вспомнить, в какой квартире она живет. До этого я навещал ее только раз. Бетонные ступени на лестнице крошились, сквозь них проступала ржавая арматура, а кирпичные стены горели красным в лучах предвечернего солнца. Ее дверь была то ли третья, то ли четвертая… у третьей лежала свернутая газета в грязном пластиковом пакете. Я прошел мимо и постучал в четвертую.
Дверь открыла Лорен. Губы ее растянулись в улыбке, а глаза недоуменно округлились – почти сразу же, и все-таки не совсем.
– Джон, что ты тут делаешь?
– Да вот, проезжал мимо, – ответил я, стараясь дышать медленно и ровно.
– Заходи, – сказала она, отступая и делая приглашающий жест рукой. – Чувствуй себя как дома.
Я прошел внутрь, неуверенный и несобранный. Я приехал, сам толком не зная зачем. Просто нужно было побыть с кем-то, а кроме нее, никого не осталось. Но теперь я не понимал, что делать.
– Пить хочешь? – спросила Лорен, закрывая дверь.
– Очень, – пробормотал я.
Квартирка у нее была чистая и пустая, как ухоженный гроб. На кухонном столе виднелись царапины, облицовка местами протерлась, обнажив фанеру, но все выглядело безукоризненно чистым, стулья – одинаковыми. А вот немногочисленные стаканы в шкафчике оказались разными, и, когда она включила кран, тот принялся брызгаться и плеваться. Она, улыбаясь, протянула мне стакан:
– Извини, льда нет.
– Ничего.
На самом деле пить мне не хотелось, но из вежливости я сделал глоток.
– Ну так что у тебя? – поинтересовалась Лорен.
Она перешла в гостиную и плюхнулась на диван.
Я не спеша последовал за ней, чувствуя, как напряжение внутри начинает медленно спадать, и механически сел.
– Ничего, – сказал я. – Школа.
Мне хотелось поговорить, но лучше было просто посидеть молча.
Лорен разглядывала меня несколько мгновений, и чем дольше, тем сильнее вытягивалось ее лицо.
– Мама? – осведомилась она понимающим тоном.
Я вздохнул и потер глаза:
– Ерунда.
– Я знаю, – кивнула она и подтянула колени к подбородку. – Это всегда ерунда.
Я отхлебнул воды. Поставить стакан было некуда, и я сделал еще глоток.
– Все еще злится? – спросила Лорен.
– Не на тебя.
– Знаю, – сказала она, уставившись в стену. – Она и на тебя не злится. Она злится на себя. Злится на весь мир за то, что он неидеален.
Лорен была блондинкой, в отца, а мы с матерью – черные, как вороново крыло. Я всегда смотрел на них обеих как на две противоположности – и по внешности, и по характеру, но сейчас, в этом свете, Лорен, как никогда, казалась похожей на мать. Может, из-за теней под глазами. Или из-за опущенных уголков рта. Я закрыл глаза и откинулся на спинку стула.
Послышался стук в дверь, и все внутри меня завязалось тугим узлом.
– Это, наверное, Курт, – сказала, вскакивая, Лорен.
Я услышал, как хлопнула за спиной дверь и раздался голос Курта:
– Привет, киска… о, да у тебя Джим.
– Джон, – поправила Лорен.
– Джон. Извини, старина. У меня память на имена ни к черту.
Он обошел мой стул, сел на диван и притянул к себе Лорен. Мне захотелось уйти, но что-то меня остановило. Я отхлебнул еще воды и уставился перед собой.
– Все молчишь? – спросил Курт. – Представь, я от него еще ни слова не слышал. Скажи что-нибудь, парень. Я даже не знаю, какой у тебя голос.
Мне многое хотелось сказать ему с момента нашей прошлой встречи: оскорбить, осадить, напугать. Но не получалось. Я никого не боялся: мог отбрить любого громилу в школе, бросал вызов агенту ФБР, не отступил перед демоном, но по какой-то причине пасовал перед Куртом. Что-то внутри меня ломалось при виде его. Почему?
– Так, он пьет, а я – нет? – спросил Курт. – Так-то ты относишься к бойфренду?
Лорен игриво шлепнула его по плечу, встала и отправилась за водой.
– И положи лед на сей раз.
Курт ухмыльнулся, глядя на меня.
– Твоя сестренка – чистая королева огня. Дай ей волю, запихнет стакан в микроволновку.
Лорен включила кран.
– Не воду, детка, содовую, – крикнул Курт в кухню.
– У меня нет. На выходные пойду в магазин закупаться.
– Ладно, – отозвался Курт и снова повернулся ко мне. – Вечно что-нибудь забывает. Женщины, что с них возьмешь, парень?
Вот в чем дело, вот что пугало меня. Он сам: его слова, позы, даже то, как он улыбался.
Он был вылитый отец.
Такое же общительное, шутливое поведение – при полном безразличии к людям. Отчужденность. Он настолько любил себя, что ни для кого больше не оставалось места: мы были аудиторией для его шуток, зеркалом, отражающим его поступки, но не друзьями и не семьей.
И если мы перестанем отражать его поступки и начнем делать что-то сами, возможно, Курт взорвется, как мой отец? Кричал ли он на Лорен? Бил ли ее?
– Ты так ничего и не сказал, – сообщил Курт, беря стакан у Лорен и поудобнее располагаясь на диване.
Лорен пристроилась под его рукой.
– Я как раз собирался уходить, – ответил я, вставая.
Я больше не мог оставаться рядом с ним. Постояв несколько мгновений, словно ожидая его разрешения, я заставил себя пройти на кухню.
– Вернись, – попросила Лорен, вскакивая. – Посиди еще немного.
– Не позволяй мне запугать себя, – добавил Курт.
Я поставил стакан на обеденный стол, потом передумал и отнес на кухонный. На столе осталось мокрое пятно, и я стер воду рукой.
– Мы могли бы кино посмотреть, – предложила Лорен. – У меня их не очень много, но есть… например, эта слащавая штука, «Озорная шайка» [7]7
7 – «Озорная шайка» («The Apple Dumpling Gang») – фильм студии «Дисней» 1975 г. о шайке детей-сирот.
[Закрыть], отец прислал на Рождество.
Она рассмеялась, а Курт застонал:
– Бога ради, только не это.
– Все в порядке. Мне пора.
– Ну вот, ты напугала его своим фильмом, – заявил Курт, вальяжно развалившись на диване. – Слушай, Лорен, а ты не подашь пиццу?
– Пока, Лорен, – поспешно попрощался я.
– Пока, Джон, – отозвалась она более высоким, чем обычно, голосом. Она была взволнована. – Заходи еще.
Мистер Монстр молча пообещал, что вернется разобраться с Куртом как можно скорее.
Глава 9
Вечером, в последний день занятий, я стоял в ванной и держался за раковину, уставившись в зеркало. Другой мальчишка, вероятно, изучал бы себя, может, расчесывал волосы, или втирал в кожу средство от прыщей, или поправлял воротничок, чтобы лежал идеально. Ведь сегодня вечер моего свидания с Брук, и я должен подготовиться, но для меня это означало не то, что для других. Я не пытался выглядеть хорошо. Я пытался быть хорошим.
– Я не буду мучить животных, – сказал я, смотря не в список правил, а прямо себе в глаза. – Я не буду мучить людей. Если я начну думать о ком-то плохо, то прогоню эти мысли и скажу человеку что-нибудь приятное. Я не буду называть людей «это». Я не буду угрожать людям. Если кто-то будет угрожать мне, я уйду в сторону.
Я пристально изучал отражение в зеркале. Кто смотрел на меня оттуда? Он был похож на меня, говорил, как я, шевелился, когда шевелился я. Я качнулся вправо-влево, потом снова встал прямо – тот, кто глядел из зеркала, повторил мои движения. Это и пугало меня больше всего: больше, чем жертвы, чем демон, даже больше, чем темные мысли. Самое страшное, что темные мысли принадлежат мне самому. Что я не могу отделить себя от зла, потому что главное зло моей жизни живет у меня в голове.
Сколько я протяну так? Я пытался быть двумя людьми одновременно – убийцей в душе и нормальным человеком снаружи. Я выставлял себя хорошим, тихим парнем, который не создает проблем и не лезет на рожон, но теперь чудовище вырвалось на свободу, и я фактически использовал его – активно занимался поисками другого убийцы. Я изменил правилам. Я старался, чтобы во мне уживались Джон и мистер Монстр.
Неужели я обманывал себя, думая, что сумею разделить жизнь на две части? Смогу ли я быть двумя разными людьми – плохим и хорошим? Или мне суждено стать чем-то средним – добрым человеком, навечно запятнанным злом?
В горле похолодело, и меня вырвало в раковину. Я не имел права идти на свидание с Брук – это было опасно. К ней тянуло нас обоих, и меня, и мистера Монстра, оттого она становилась брешью в моей броне, связующим звеном между двумя моими сущностями. Все, что укрепляло эту связь, питало мистера Монстра. Я надеялся только, что и сам стану сильнее. Я начинал сражение, которое мог выиграть только один из нас.
Но будет Брук наградой победителю или полем боя?
– Привет, Джон!
Брук открыла почти сразу – видимо, ждала стука в дверь. На ней, как обычно, были шорты, хотя мы и собирались вернуться поздно. Вечер ожидался довольно теплый, так что, вероятно, она не замерзнет, но если что, можно держаться поближе к костру. В любом случае ничего страшного не случится. Куртку она все-таки прихватила, я видел, а вот на ее блузку я не позволил себе посмотреть, чтобы не взглянуть ненароком на грудь.
Что за дурацкое свидание, если я даже не знаю, в какой блузке моя девушка? Неужели все это обернется безумием, как я и предполагал? Сколько ей понадобится времени, чтобы понять, что я чокнутый? Мне оставалось только вести себя как всегда – притворяться.
– Привет, Брук. Симпатичная блузка.
– Спасибо, – ответила она, улыбаясь и опуская глаза на блузку. – Я подумала, она подойдет, потому что она как бы школьная.
Я задержал взгляд на ее волосах: сегодня она распустила их и они ниспадали на плечи светлым водопадом. Она словно сошла с плаката рекламы шампуня. Я представил, как мою ей волосы, бережно расчесываю их, а она неподвижно лежит на столе.
Я прогнал эту мысль и улыбнулся:
– Ну, наверное, будет весело. Ты готова?
– Конечно, – сказала она и стала закрывать дверь, но ее позвали из дому.
– Брук? – это был голос ее отца.
– Да, па, – отозвалась она. – Это Джон.
Мистер Уотсон вышел к дверям и улыбнулся:
– Что, на костер?
– Да, – ответил я.
– Вы там, смотрите, осторожнее. Если вечером собирается толпа ребятни, не знаешь, когда кто-нибудь выкинет глупость, после которой ты окажешься в больнице. Но я полагаю, моя дочурка в надежных руках?
Меня пугало, насколько большинство людей заблуждаются на мой счет.
– Все будет в порядке, – уверила Брук, улыбаясь мне. – И потом, – она повернулась к отцу, – там будут учителя. Это же школьное мероприятие.
– Я не сомневаюсь, что все пройдет нормально, – кивнул мистер Уотсон.
Он вышел на крыльцо, положил руку мне на плечо и отвел в сторону на несколько шагов. Я посмотрел на Брук, а она закатила глаза.
– Я всегда представлял себе, что сделаю, когда моя дочь отправится на первое свидание, – начал он.
Я услышал стон Брук за спиной.
– Па…
– Я прикидывал, как начну угрожать тому парню, ну, ты понимаешь. «У меня есть пистолет и лопата» – что-нибудь в этом роде. Но я думаю, тебя такими вещами не напугаешь, после того, что ты пережил.
Он даже не представлял, о чем говорит.
– Я думаю, – продолжал он, – ты через столько прошел, что лучшего кандидата для первого свидания не найти. Ведь в моих фантазиях Брук каждый раз запрыгивала на заднее сиденье «харлея» какого-нибудь группового насильника и даже не замечала, как я машу ей на прощание.
– О господи, – простонала Брук.
Она покраснела и закрыла лицо руками.
– То есть, я хочу сказать, с учетом всех обстоятельств я рад, что она выбрала местного героя, – подытожил мистер Уотсон.
«Что?»
– Героя?
– И скромника, – добавил он, хлопая меня по плечу. – Ну, не буду вас больше задерживать. Ты ведь ее пригласил, не меня. Брук, ты помнишь правила?
– Да, – ответила она, поворачиваясь, чтобы идти.
– И?
Она снова закатила глаза:
– Никакой выпивки, никакой быстрой езды, вернуться до двенадцати.
– Телефон не забыла?
– Нет.
– И ты позвонишь домой, если?..
– Потеряюсь или застряну где-нибудь.
– И ты позвонишь в полицию, если?..
– Увижу наркотики или кто-нибудь затеет драку.
– Или если он попытается тебя поцеловать, – сказал отец.
Брук стала пунцовой, а мистер Уотсон рассмеялся и подмигнул мне:
– Герой ты или нет, но я отпускаю с тобой моего ребенка.
– С ума сойти, – пробормотала Брук, схватила меня за руку и потащила к машине. – Идем отсюда. Пока, па!
– Пока, Пузанчик! – прокричал он.
– Он называет тебя Пузанчиком? – удивился я.
Брук была тоненькая, как тростинка.
– Детское прозвище, – ответила она, покачав головой, хотя я видел, что она улыбается.
Мы подошли к машине, остановились у ее – Брук – дверцы и стояли так какое-то время.
Я вдруг понял: она ждет, что я открою дверцу. Я покосился на нее, потом на дверцу. Это была ее дверца. Одна из тех вещей, к которым я не притрагивался. Я снова взглянул на Брук и увидел, что брови ее чуть нахмурились: она недоумевала. Если я еще помедлю или поставлю ее перед необходимостью самой открыть дверцу, что она подумает? Она видела, что я стреляю глазами туда-сюда, – в этот момент я еще мог изобразить невежу или плохо воспитанного парня, если не хотел выставить себя полным идиотом. Но я осторожно протянул руку и открыл дверцу, представляя, как она касается той же дверцы, как ее пальцы прижимаются к той же ручке. Когда раздался щелчок, я ухватился за верхний край дверцы и распахнул ее перед Брук.
– Что-то не так с ручкой? – удивилась она.
– Я увидел осу, – соврал я на ходу. – Думаю, она пыталась свить там гнездо.
– Вроде не самое удобное место, – усомнилась Брук.
– Ты так думаешь, потому что ты не оса, – сказал я, придерживая дверцу, пока она садилась. – Кстати, осы сейчас в моде.
– Ты решил пригласить меня на свидание по последнему крику моды? – спросила она, озорно улыбаясь.
– Я вычитал это в каком-то журнале. Журнал, конечно, был не мой. Лежал на столике в парикмахерской. «Все о лосях» или как-то так, в общем, нужно же что-то читать.
Брук рассмеялась, и я захлопнул пассажирскую дверцу.
«Насколько меня хватит?» – подумал я.
Было шесть, а отец сказал ей, чтобы она вернулась не позже двенадцати. Шесть часов?
Казаться нормальным в толпе довольно легко. Казаться нормальным один на один с другим человеком обещало стать непростой задачей.
Я подошел к водительской дверце и сел в машину.
– Так странно будет видеть большой костер, который развел не ты, – сказала Брук.
Я замер. Что она знает? Что видела? Слова ее прозвучали буднично, но… может, в них был скрытый смысл, которого я не понимал. Она обвиняла меня? Угрожала мне?
– Что ты имеешь в виду? – спросил я, глядя перед собой.
– Помнишь те костры во дворе Кроули на соседских вечеринках? Ими всегда занимался ты.
Я облегченно вздохнул – в буквальном смысле, словно невольно задерживал дыхание.
«Она ничего не знает. Просто поддерживает разговор».
– Ты не заболел? – спросила она.
Я завел машину и улыбнулся:
– Ни в коем случае.
«Нужно срочно выдумать извинение. Что в такой ситуации сказал бы нормальный человек? Нормальный человек испытывает сочувствие. В разговоре он обратил бы внимание на людей, не на костер».
– Я просто подумал о Кроули, – объяснил я. – Будет ли миссис Кроули, как прежде, устраивать такие встречи?
Я тронулся с места и поехал в город.
– Ой, извини. Мне и в голову не пришло, что тебя это заденет. Я знаю, ты дружил с мистером Кроули.
– Ничего.
Я буквально заставлял себя продолжать – раньше разговаривать с Брук мне запрещали правила, и сейчас беседа давалась нелегко.
– Теперь, когда его нет, я оглядываюсь назад и думаю, что по-настоящему и не знал его.
«Его никто по-настоящему не знал. Даже жена».
– Я чувствую то же самое, – призналась Брук. – Я бóльшую часть жизни прожила рядом, через два дома, а вообще его не знала. Нет, мы, конечно, виделись на вечеринках или на Хеллоуин, когда я выпрашивала конфеты, но мне кажется, я должна была… чаще говорить с ним, что ли. Ну, ты понимаешь, спросить, откуда он и все такое.
– Мне бы тоже хотелось знать, откуда он.
«И есть ли еще такие, как он».
– Я люблю разговаривать с людьми, люблю, когда они рассказывают о себе, – продолжала Брук. – У всех есть что рассказать, а когда садишься с кем-нибудь и начинаешь разговаривать по-настоящему, можно столько узнать!
– Да. Но это странно немного.
Я начал впадать в состояние, когда слова рождаются свободнее.
– Странно?
– Понимаешь… странно смотреть на людей и думать, что у них есть прошлое.
Как донести до нее мысль?
– Конечно, каждый где-то жил прежде, но… – Я указал на прохожего, мимо которого мы проезжали. – Посмотри. Вот какой-то человек, мы увидели его один раз, а потом он исчез.
– Это Джейк Саймонс. Он работает с отцом на лесопилке.
– Я ровно об этом же. Для нас он как… декорация на заднем плане наших жизней, но для него самого он – главный герой. У него есть жизнь, работа, целая история. Он реален. А мы для него – декорация на заднем плане. А вот этот человек, – я кивнул на другого прохожего, – вообще не смотрит в нашу сторону. Может, не замечает. Мы находимся в центре своих вселенных, а для него даже не существуем.
– Это Брайс Паркер из библиотеки.
– Ты что, всех в Клейтоне знаешь? – удивился я. – Или я привожу неудачные примеры?
Брук рассмеялась:
– Я хожу в библиотеку раз в неделю, как я могу его не знать?
– Ну а как насчет вот этого?
Я высмотрел мужчину футах в ста впереди – он косил траву на газоне.
– Нет, не знаю, – ответила Брук, внимательно разглядывая его.
Мы проехали мимо, и он в последнюю секунду повернулся так, что мы четко увидели его лицо. Брук громко рассмеялась.
– Нет-нет, знаю: он работает в магазине металлоизделий Грауммана… как же его?.. Ланс!
– А фамилия?
– Граумман, наверное. Это семейный бизнес.
– О металлоизделиях тебе известно гораздо больше, чем я мог представить, – признал я.
Брук опять рассмеялась:
– Мы прошлым летом делали ремонт ванной комнаты наверху и с первого раза не купили, кажется, ничего подходящего по размеру. Я уже не помню, сколько раз заезжала в магазин.
– Тогда понятно.
Было так необычно просто разговаривать с ней. Я так долго жил фантазиями о Брук и запрещал себе с ней общаться, что теперь простой треп ни о чем казался невероятно душевным. Душевным и одновременно пустым. Почему эта бессодержательная болтовня воспринималась мной как нечто очень важное?
Я свернул на дорогу, ведущую из города к озеру, и передо мной оказались еще две машины с ребятами из школы. Я разглядывал их затылки, надеясь узнать кого-нибудь и продемонстрировать Брук, что у меня тоже есть знакомые. Но я никак не мог вспомнить имена, хотя явно видел этих ребят прежде. Они были немного старше нас, так что я с ними почти не общался.
– Эй, – сказала Брук, – это же Джесси Бизли! Но с ней не ее бойфренд, интересно, что случилось?
Солнце все еще стояло высоко, и я опустил эту штуковину над лобовым стеклом, чтобы оно не било в глаза.
– Ты всех в городе знаешь, – вздохнул я, – а я не знаю даже, как называется эта фигня.
– Ты говоришь… – Брук наморщила лоб. – О той фигне, которая защищает от солнца? – Она рассмеялась. – Как она называется? Это… шторка. Козырек. Очень маленькая маркиза.
– Плоский зонтик.
– К ней можно пришить кружева и назвать ее «зонтик от солнца», – сказала Брук. – Это было бы так изысканно.
Я покосился на нее и увидел, что она ухмыляется. Я неплохо читаю мысли других людей, что обычно не свойственно социопатам, но сарказм чувствую с трудом.
Взглянув на Брук, я мысленно вернулся к словам ее отца – он доверил мне свою дочь. Он назвал меня героем – меня, чокнутого социопата, который одержим смертью, работает в морге и все сочинения пишет про серийных убийц. Героем. Во мне зашевелились воспоминания – я настолько сосредоточился на способах убийства демона и психологических последствиях своего поступка, что почти забыл, для чего это было нужно. Я сконцентрировался на том, как «убить плохого парня», и «спасение хороших» отошло на второй план.
Но никто не знал, что я убил демона. Даже мама изо всех сил пыталась забыть то немногое, что понимала из случившегося. Мистеру Уотсону известно только, что той ночью я находился на улице, перетащил тело доктора Неблина и вызвал полицию. Было ли этого достаточно?
– Интересно, какая будет еда? – сказала Брук.
Оказывается, с тех пор, как я погрузился в размышления, в машине повисло неловкое молчание.
– Наверное, хот-доги. Не знаю, что еще можно есть у костра.
«Черт! И что же я буду делать?»
Я как-то не подумал, что еда, вероятно, будет мясная.
«Ну, промямли хоть что-нибудь», – приказал я себе.
– Может, будут сморы [8]8
8 – Сморы (s’mores) – традиционное американское угощение, которое едят в детских лагерях у вечернего костра. Между двумя крекерами кладут поджаренную пастилу и слой шоколада.
[Закрыть].
Мне больше ничего не пришло в голову.
– Самая еда для костра. А еще белки, которые начисто лишились чувства направления и самосохранения.
Брук снова рассмеялась:
– Чтобы белка забрела в костер, это должна быть совсем растерянная белка.
– Или замерзшая.
– Можно развести костер над сусликовой норкой, – предложила Брук. – И тогда они будут выпрыгивать оттуда уже поджаренными, как из торгового автомата.
«Ух ты! Неужели она так пошутила?»
– Извини. Дурацкая шутка.
Глядя, как она говорит, я увидел ее в новом свете. Она посмотрела на меня и улыбнулась. Неужели она считает меня героем?
Неужели она считает меня хорошим парнем?
Мы съехали с дороги в конце длинной колонны машин – впереди, на берегу озера, виднелось поле, где хватило бы мест припарковаться большой компании, но костер всегда привлекал целые толпы, и стоящие машины растянулись чуть ли не на полмили. Мы пошли в центр гулянья, и я разглядывал по дороге людей, других учеников, которых знал много лет, словно видел их в первый раз. Неужели этот считал меня героем? А тот? Я впервые в жизни решил, что люди могут думать обо мне что-то хорошее, и не понимал толком, как к этому относиться.
Но мне нравилось.
– Замечательный запах, – сказала Брук.
Она шла рядом, засунув руки в карманы куртки.
– Холодный ветерок с озера вперемешку с дымком костра и зеленым от деревьев.
– Зеленым? – переспросил я.
– Да. Люблю запах зеленого.
– Зеленый – это не запах. Это цвет.
– Да, но… ты разве не знаешь такой запах? Деревья, камыш, трава – они иногда пахнут зеленым.
– Похоже, я не знаком с запахом зеленого.
– Вон Марси. Давай спросим у нее.
Я посмотрел туда, куда показывала Брук, и сразу же отвернулся; на Марси была маечка с ужасно глубоким вырезом, он просто кричал: «Взгляните-ка на них!» Я уставился на ноги Брук, спешащей к подружке, и не поднимал глаза. Если я нарушал кое-какие правила применительно к Брук, это еще не означало, что я должен наплевать на осторожность и нарушить все. Обращать внимание на грудь девушки строжайше запрещалось.
– Брук! – воскликнула Марси. – Класс! Мне нравится твоя блузочка.
Черт, все-таки нужно выяснить, как выглядит ее блузка.
– Рада тебя видеть, – улыбнулась Брук.
– Джон, привет. Не ожидала тебя встретить. Здорово, что пришел.
– Спасибо, – ответил я, глядя на ее ноги.
И все же я не хотел выглядеть фриком, поэтому поднял глаза сначала на Брук, потом на Марси. Мельком я увидел глубокий вырез маечки и поспешил посмотреть на озеро.
– Хороший вечер.
– Ты должна ответить на вопрос, – сказала Брук. – Пахнут ли деревья зеленым?
– Что-что? – со смехом переспросила Марси.
– Зеленым! – повторила Брук. – Деревья тут пахнут зеленым.
– Ты спятила.
– Кто спятил? – спросила Рейчел Моррис, присоединяясь к нам.
Я вежливо улыбнулся ей, благодарный, что она одета скромнее подружки.
– Брук говорит, что деревья пахнут зеленым, – сказала Марси, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Конечно, – кивнула Рейчел. – Все это место пахнет зеленым… и немного коричневым из-за дыма.
– Точно! – воскликнула Брук.
– Представляешь, что они говорят? – спросила Марси, глядя на меня.
Я вонзился взглядом ей в ухо, чтобы больше ничего не видеть.
– Думаю, это индуцированный бред, – сказал я, но углубляться в психологическую гипотезу не стал.
Такой разговор вряд ли имел шанс на успех.
Мне было странно общаться с Марси – отчасти из-за выреза маечки, но главным образом потому, что мы почти не делали этого раньше. Как и люди в ехавшей впереди машине, Марси принадлежала к тем, кого я знал теоретически, но на практике мы не пересекались. Я оглядел собравшихся – всех, с кем вырос, но напрямую не контактировал, не имел ничего общего. Мне казалось невероятным, что мы родились и жили в одном маленьком городке, год за годом ходили в одну школу, в один класс, но так ни разу и не поговорили. Макс с удовольствием поболтал бы с Марси – и пошарил бы по ней похотливым взглядом, но у меня наша беседа вызывала скорее беспокойство. Я прекрасно обходился и без ненужных людей.