Текст книги "Я - не серийный убийца"

Автор книги: Дэн Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– Я дважды просмотрела содержимое мешка, – сказала Маргарет. – Сукин сын! Мы-то считаем, что он присылает нам все органы.

– Может, тут и присылать было нечего, – заметил я.

Они посмотрели на меня, и я постарался напустить на себя равнодушный вид:

– Может быть, убийца забрал эту почку.

Мама нахмурилась:

– Это…

– Абсолютно возможно, – перебил я ее.

Как я мог все объяснить, не упоминая серийных убийц?

– Ма, ты ведь видела следы от когтей – если его внутренности раздирало животное, то вполне можно допустить, что оно что-то сожрало.

В этом была своя логика, но я знал, что это не животное. Некоторые порезы были слишком ровные, и, конечно, была еще аккуратная кучка внутренностей. Может быть, серийный убийца вышел на охоту с собакой?

– Я уточню по бумагам, – сказала мама, стягивая перчатки и швыряя их в корзину.

Маргарет еще раз проверила содержимое мешка и покачала головой – почки там не было. Я едва сдерживал возбуждение.

Мама вернулась с копиями документов, которые Лорен отдала коронеру.

– Тут об этом говорится в примечании: «Отсутствует левая почка». Непонятно, оставлена она как улика или для экспертизы, – отсутствует, и все. Может, он ее удалил или что-то в этом роде.

Маргарет подняла оставшуюся почку, показывая на торчавшую из нее трубку, которая соединяла эту почку с отсутствующей.

– Тут свежий разрез, – заметила она. – И никаких царапин, ничего.

– Почему у Лорен об этом ни слова? – раздраженно проговорила мама, откладывая бумаги и доставая из ящика новую пару резиновых перчаток. – Придется с ней поговорить.

Мама и Маргарет снова принялись за работу, а я остался стоять неподвижно, ощущая небывалый прилив энергии и в то же время опустошенность. Это было не обычное убийство, и совершило его вовсе не дикое животное.

Джеб Джолли стал жертвой серийного убийцы.

Может быть, он пришел из другого города, а может, это была его первая жертва, но, так или иначе, без серийного убийцы тут не обошлось. Все приметы стали теперь для меня совершенно очевидны. Жертва была беззащитна, врагов, близких родственников и друзей Джеб не имел. Его приятели из бара сказали, что он весь вечер просидел тихо, был доволен и ушел без всяких споров или стычек, значит, это не было преступлением на почве неприязни или пьянства. Кто-то, испытывавший потребность убивать, притаился на площадке за прачечной, и Джеб стал его случайной жертвой, просто оказался не в том месте и не в то время.

Газеты и само место преступления предполагали запутанную историю: первобытная ярость – бездушное зверское насилие сменились спокойным, рациональным поведением. Убийца собрал органы в кучку и, когда уже разорвал тело, неторопливо, без всякой спешки, изъял один из органов.

Смерть Джеба Джолли была по сути классическим примером несобранного убийцы, который начал полосовать свою жертву в приступе ярости, а потом остался на месте преступления, не испытывая никаких эмоций или сострадания, чтобы совершить ритуальный обряд над телом: придать ему определенное положение, взять что-то на память, а остальное оставить для других – пусть смотрят.

Неудивительно, что полиция не упомянула об украденной почке. Если пойдет слух, что серийный убийца похищает внутренние органы, в городе начнется паника. Люди и так не чувствуют себя в безопасности, а это всего лишь первое убийство.

Но оно не станет последним. В конечном счете ведь это главная особенность серийных убийц: они не останавливаются.

Глава 4

Было начало октября, когда жгут листья. Осень – мое любимое время года – не из-за школы, не из-за урожая овощей и вообще не из-за чего-то приземленного, а потому, что жители округа Клейтон собирали граблями листья на своих участках и сжигали, пламя поднималось вверх, в хрусткий осенний воздух. Наш двор был маленький и голый, но на участке пожилой пары по другую сторону улицы росли дубы и клены, а детей или внуков, которые решили бы за них эту проблему, у стариков не было. Летом я косил их газон за пять долларов в неделю, зимой разгребал для них тропинку в снегу за горячий шоколад, а осенью сгребал у них листья ради одного только удовольствия видеть, как они горят.

Огонь – это нечто краткое, временное, самая суть скоротечности бытия. Он появляется внезапно, с ревом врывается в жизнь, когда соединяются горючий материал и высокая температура, жадно пляшет, пока все вокруг него чернеет и свертывается. Когда пищи не остается, он умирает, не оставляя после себя ничего, кроме золы – остатков дерева, листьев и бумаги, которые оказались слишком нечистыми для горения, слишком недостойными того, чтобы присоединиться к огню в его пляске.

Мне кажется, огонь не оставляет после себя ничего – на самом деле зола не есть часть огня, это часть горючего материала. Огонь изменяет ее форму, вытягивает энергию и превращает… в новый огонь. Огонь не создает ничего нового, он просто существует. Если для этого необходимо что-то уничтожить, огонь не станет возражать. С точки зрения огня это другое и существует в первую очередь для того, чтобы мог жить огонь. Когда оно исчезает, исчезает и огонь, и, хотя можно обнаружить свидетельства его ухода, остатков самого огня вы не найдете – ни света, ни жара, ни крохотных звездочек погаснувшего пламени. Он исчезает, превращаясь в то, чем был до этого, и если он что-то чувствует или помнит, у нас нет способа узнать, чувствует ли он и помнит ли он нас.

Иногда, вглядываясь в яркое синее сердце танцующего пламени, я спрашиваю, помнит ли оно меня? «Мы видели друг друга прежде. Мы знаем друг друга. Вспоминай обо мне, когда я исчезну».

Мистер Кроули, старик, чьи листья я сжигал, любил сидеть на крылечке и «смотреть, как вертится мир» – так он сам говорил. Если случалось, что я сгребал листья в его саду, когда он сидел на воздухе, он рассказывал мне о своей жизни. Прежде он был инженером по водоснабжению, большую часть жизни проработал в округе и только недавно, когда начал сдавать, ушел на пенсию. Он был стар. Но сегодня медленно прошлепал прочь из дому, сел на стул и с мучительным усилием положил ноги на скамеечку.

– Добрый день, Джон, – сказал он. – Добрый день.

Он был старый, но крупный, широкоплечий и сильный. Здоровье стало его подводить, но до слабости было еще далеко.

– Здравствуйте, мистер Кроули.

– Можешь оставить это как есть, – сказал он, обводя рукой усыпанный листвой газон. – Тут еще столько нападает за осень, и тебе опять придется сгребать.

– Если убирать все сразу, будет дольше, – возразил я, и он кивнул:

– Ты прав, Джон, прав.

Я еще немного поработал граблями, сгребая листья ровными неторопливыми движениями. Другая причина, по которой я хотел очистить двор в этот день, состояла в том, что после случая с Джебом прошел почти месяц, а серийный убийца так и не нанес второго удара. Я нервничал в ожидании, и мне необходимо было что-нибудь сжечь. Я никому не говорил о моих подозрениях относительно серийного убийцы: мне бы никто не поверил. Сказали бы, что я просто одержим серийными убийцами. Так что ничего другого ждать от меня не приходится. Я не возражал. Какое имеет значение, что думают люди, если ты прав.

– Эй, Джон, подойди сюда на минутку, – помахал мне мистер Кроули.

Я поморщился – не хотелось прерываться, но взял себя в руки и подошел к нему. Побеседовать – это вполне нормально, все нормальные люди постоянно этим занимаются. Мне нужна была практика.

– Что ты знаешь о сотовых телефонах? – спросил он, показывая мне свой мобильник.

– Да так, немного знаю.

– Я хочу послать поцелуй жене.

– Хотите послать поцелуй?

– Мы с Кей купили вчера эти штуки, – сказал мистер Кроули, неловко крутя в руке телефон. – И вроде как должны уметь делать фотографии и отправлять их друг другу. Вот я и хочу отправить Кей поцелуй.

– Вы хотите сделать свою фотографию с губами, сложенными для поцелуя, и отправить ее жене?

Иногда я вообще не понимаю людей. Смотреть на мистера Кроули, говорящего о любви, было все равно что слушать его на каком-нибудь иностранном языке. Я не понимал, что происходит.

– Ты наверняка уже такое делал, – продолжал он, протягивая мне телефон трясущейся рукой. – Покажи мне как.

Кнопка камеры была обозначена так, что ни с чем не спутаешь, и я показал, как это делается. Он трясущейся рукой сфотографировал свои губы. Я показал, как отправить фотографию, и вернулся к работе.

Мысль о том, что я, возможно, психопат, не была для меня новой – я давно знал, что не умею общаться с другими людьми. Я не понимал их – они не понимали меня, а язык эмоций, на котором они говорили, был для меня китайской грамотой. Диагноз «диссоциальное расстройство личности» можно поставить лишь после восемнадцати лет, а до этого можно говорить лишь о «кондуктивном расстройстве». Но будем честными: диагностировать кондуктивное расстройство – это завуалированно сообщить родителям, что у их чада диссоциальное расстройство личности. Я не видел причин скрывать от себя правду. Я был самым настоящим социопатом, и обманывать себя не имело смысла.

Я сгреб листья в большой костер рядом с домом. Кроули готовили в этом месте хот-доги и приглашали всех соседей. Я не пропускал ни одного приглашения, но гостей не видел – занимался костром. Если огонь – наркотик, то мистер Кроули исполнял роль моего лучшего поставщика.

– Джонни, – крикнул с крыльца мистер Кроули, – она ответила мне поцелуем! Посмотри!

Я улыбнулся ему, желая продемонстрировать отсутствующую эмоциональную связь. Я хотел быть как все.

Отсутствие эмоциональной связи с другими людьми оказывает на человека странное воздействие: ты чувствуешь себя чужим и одиноким, словно наблюдаешь со стороны за родом человеческим, равнодушный и незваный. Это чувство было мне давно знакомо – задолго до встречи с доктором Неблином, задолго до того, как мистер Кроули начал отправлять любовные послания с сотового. Люди суетятся, ходят на никчемную работу, растят своих чад и оглашают мир бессмысленными эмоциями, а ты, недоумевая, смотришь на все это со стороны. Это дает некоторым социопатам ощущение превосходства, им кажется, будто все человечество состоит из животных, которых нужно преследовать и убивать. Другие испытывают невыносимую завистливую ярость, им отчаянно хочется получить то, чего у них нет. Я же просто испытываю чувство одиночества – словно осенний лист, унесенный ветром на много миль из гигантской кучи.

Я аккуратно подсунул растопку под груду листьев, чиркнул спичкой. Вспыхнуло пламя, стало расти, засасывая воздух, и несколько мгновений спустя вся копна уже ревела жаром, а над ней озорно отплясывало яркое пламя.

Когда костер догорит, что останется?

Тем вечером убийца нанес новый удар.

Я узнал об этом за завтраком – передали по телевизору. Первая смерть привлекла некоторое внимание публики за пределами города исключительно в силу жестокости этого убийства, но вторая – не менее жестокая, чем первая, и гораздо более публичная – заинтересовала одного городского репортера и его съемочную группу. Они заявились на место убийства, к ужасу шерифа округа Клейтон, и передавали на весь штат размытые, снятые издалека изображения расчлененного тела. Вероятно, кому-то удалось снять труп до того, как полицейские укрыли его и оттеснили зевак подальше.

Теперь уже сомнения остались позади. Это был серийный убийца. Мама вышла из соседней комнаты, даже не успев до конца накраситься. Я посмотрел на нее, она – на меня. Никто из нас не произнес ни слова.

«С вами в прямом эфире Тед Раск из Клейтона. Этот обычно тихий городок сегодня стал местом воистину жестокого убийства – второго убийства такого рода за последний месяц. Вы смотрите эксклюзивный репортаж „Файв лайв ньюс“. Со мной здесь шериф Мейер. Скажите, шериф, что известно о жертве?»

Седоусый шериф Мейер нахмурился и раздраженно посмотрел на репортера, направлявшегося в его сторону. Раск был известен своей склонностью к мелодраме, и по гримасе шерифа даже я видел, что тот недоволен присутствием телевизионщиков.

– В настоящий момент мы не хотим причинять ненужное беспокойство семье жертвы, – сказал шериф, – как и вводить в необоснованный страх обитателей нашего округа. Мы высоко ценим сотрудничество в поддержании спокойствия и нераспространении слухов или дезинформации об этом происшествии.

Он ушел от вопроса. Но хотя бы не сдался Раску без боя.

– Вам уже известно, кто жертва?

– При нем были документы, но мы пока – до оповещения семьи – не хотим разглашать эту информацию.

– А убийца? – не унимался репортер. – У вас есть какие-либо предположения о его личности?

– В данный момент без комментариев.

– Поскольку это убийство произошло вскоре после предыдущего и очень похоже на него по почерку, как вы считаете, они могут быть связаны?

Шериф на мгновение закрыл глаза. По телевизору было видно, как он тяжело вздохнул. Прежде чем начать говорить, Мейер помолчал.

– В настоящее время мы не хотим обсуждать почерк преступника, чтобы сохранить тайну следствия. Как я уже сказал, мы высоко ценим сотрудничество и спокойствие всех, кто не желает распространять слухи об этом происшествии.

– Спасибо, шериф, – сказал репортер, и на экране снова появилось его лицо. – Повторю еще раз, если вы только что включили телевизор: мы находимся в округе Клейтон, где убийца нанес удар. Возможно, он сделал это уже во второй раз, оставив после себя мертвое тело и охваченный ужасом город.

– Глупый Тед Раск, – заметила мама, направляясь к холодильнику. – Меньше всего городу сейчас нужна паника в связи с появлением массового убийцы.

Массовое и серийное убийства – вещи абсолютно разные, но мне в тот момент не хотелось устраивать дискуссию.

– Думаю, нам здесь меньше всего нужны убийства, – осторожно произнес я. – А паника была бы не многим лучше самих убийств.

– В таком маленьком городе паника может быть ничуть не лучше убийств. А то и хуже, – сказала мама, наливая молоко в стакан. – Людей охватывает страх, они начинают уезжать. Или запираются по вечерам в своих домах. Бизнес вести все труднее, а напряжение растет. – Она отпила молока. – И тут появляется какой-нибудь идиот, который принимается искать козла отпущения, и тогда паника очень быстро превращается в хаос.

«Мы не можем показать вам тело крупным планом, – сказал с экрана Раск, – потому что оно искалечено, вид совершенно жуткий, к тому же полиция нас туда и близко не подпускает. Но кое-какие подробности у нас есть. Никто, похоже, не видел убийцу, но те, кто видел тело вблизи, сообщают, что крови на месте преступления гораздо больше, чем в прошлый раз. Если это тот же убийца, то он стал еще свирепее, что может быть плохим предзнаменованием».

– Не верю своим ушам – неужели он это говорит? – воскликнула мама, складывая руки на груди. – Сегодня же напишу им письмо.

«На земле, рядом с телом, есть масляное пятно или что-то в этом роде, – продолжал Раск. – Возможно, натекло из двигателя автомобиля, на котором скрылся убийца. По мере поступления новых сведений мы будем сообщать их вам. С вами Тед Раск на телеканале „Файв лайв ньюс“, мы ведем эксклюзивный репортаж под названием „Смерть разгуливает в самом сердце Америки“».

Я вспомнил пятно, которое видел за прачечной, – черное и маслянистое, как подгоревшая грязь. Было ли нынешнее масляное пятно рядом с телом жертвы той же природы? В этой истории имелись какие-то подводные камни, и я был исполнен решимости их выявить.

– Главный вопрос при составлении психологического портрета, – начал я, пристально глядя на Макса, который был занят обедом, – это не «что делает убийца», а «что делает убийца такого, чего он не должен делать».

– А я, парень, думаю, что это оборотень, – сказал Макс.

– Никакой не оборотень.

– Ты смотрел сегодня новости? «У убийцы разум человека и свирепость зверя». Что еще это может быть?

– Оборотней не существует.

– Скажи это Джебу Джолли и тому, которого убили на двенадцатом шоссе, – сказал Макс с набитым ртом. – Что-то разорвало их на части, и сделал это не какой-то там серийный убийца.

– Легенды об оборотнях, скорее всего, и появились из-за серийных убийц, – возразил я. – И о вампирах тоже. Люди, которые преследуют и убивают других людей, и есть серийные убийцы. Тогда еще не было психологии, вот и пришлось придумать безумных монстров, чтобы все объяснить.

– Откуда ты это взял?

– Сходи на сайт crimelibrary.com, [10]10
  Crimelibrary– «библиотека преступлений». Такой сайт действительно существует.


[Закрыть]– сказал я. – Я тебе о чем говорю – если хочешь понять серийного убийцу, нужно задать вопрос: что делает убийца такого, чего он не должен делать?

– Зачем тебе понимать серийного убийцу?

– Что? – не понял я. – А почему бы тебе… ну хорошо, слушай: мы должны понять, почему он делает то, что делает.

– Ничего мы не должны, – сказал Макс. – Для этого существует полиция. Мы учимся в школе и должны понять, какого цвета бюстгальтер у Марси.

И зачем я трачу время на этого парня?

– Ты посмотри на это с другой стороны, – предложил я. – Скажем, ты большой любитель… что ты любишь больше всего?

– Марси Дженсен, – ответил он. – А еще Halo, [11]11
  Halo– видеоигра в жанре FSP, в котором игровой процесс основан на сражениях с использованием огнестрельного и метательного оружия, причем игрок видит мир глазами главного героя.


[Закрыть]Зеленого Фонаря [12]12
  Зеленый Фонарь– имя персонажей многих комиксов, супергероев.


[Закрыть]и…

– Зеленый Фонарь… – сказал я. – Это же комиксы. Ты любишь комиксы. Представь, что в город приезжает новый автор комиксов.

– Здорово, – отозвался Макс.

– Точно, – продолжал я. – И он работает над новой книгой, а ты хочешь узнать, что это будет. Здорово?

– Я же только что сказал, – ответил Макс.

– Ты бы все время думал об этом и пытался угадать, что он делает, сравнивал бы свои догадки с догадками других, и тебе бы это нравилось.

– Конечно.

– Вот так и со мной, – сказал я. – Новый серийный убийца – это как автор комиксов, работающий над новой книгой прямо здесь, в городе, и я пытаюсь его вычислить.

– Ты свихнулся, – решил Макс. – Нет, ты правда больной на голову, дурдом по тебе плачет.

– А мой психотерапевт говорит, что со мной все в порядке, – сказал я.

– Бог с ним, – отмахнулся Макс. – Так в чем главный вопрос?

– Что делает убийца такого, чего он не должен делать?

– Откуда мы знаем, чего он не должен делать?

– Если исходить из того, что его цель – убийство, все, что ему технически нужно сделать, – это нажать спусковой крючок. Самый простой способ.

– Но он же разрывает их на части, – заметил Макс.

– Тогда у нас есть первый пункт: он подходит к жертве и нападает на нее с близкого расстояния. – Я достал блокнот и записал эту мысль. – Это, вероятно, означает, что он хочет хорошо рассмотреть свою жертву.

– Зачем?

– Не знаю. Что еще?

– Он нападает вечером, в темноте, – сказал Макс, который начал наконец соображать. – И хватает их, когда поблизости никого нет.

– Это, наверное, как раз из того, что он должен делать. Ведь если он хочет убить собственными руками, ему не нужно, чтобы кто-то его увидел.

– А это важно для нашего списка?

– Пожалуй. Правда, ни один убийца не хочет, чтобы его видели, так что это вовсе не уникальная особенность.

– Все равно запиши, – сказал Макс. – Не только же твои мысли должны быть записаны.

– Хорошо, – согласился я, взял ручку и записал: «Он не хочет, чтобы его видели». – Он не хочет, чтобы кто-то узнал, кто он такой.

– Или что он такое.

– Или что оно такое – без разницы, – кивнул я. – Так, давай дальше.

– Он потрошит свои жертвы, – продолжал Макс, – и собирает потроха в кучку. Это вообще что-то. Мы могли бы называть его Кишкоукладчик.

– Зачем ему складывать их кишки горкой? – спросил я.

Мимо нашего стола прошла девчонка, которая как-то странно на нас посмотрела, и я понизил голос:

– Может быть, он хочет провести какое-то время с жертвой, получить удовольствие от того, что сделал.

– Ты думаешь, он их потрошит, когда они еще живы? – спросил Макс.

– Не думаю, что это возможно, – ответил я. – Я хочу сказать, может быть, он наслаждается убийством уже после его совершения. Есть знаменитая фраза Теда Банди… [13]13
  Теодор Роберт «Тед» Банди(1946–1989) – американский серийный убийца, известный под прозвищем Нейлоновый убийца. Число жертв его преступлений, совершенных с 1974 по 1978 год, колеблется от 26 до более 100. Казнен на электрическом стуле.


[Закрыть]

– Кого?

– Теда Банди. Он убил около тридцати человек по всей стране в семидесятые годы. Для него и придумали понятие «серийный убийца».

– У тебя в голове столько всякой дряни, Джон!

– Так вот, – продолжал я, – в интервью, которое он дал перед казнью, Тед сказал, что после убийства, если есть время, жертва может стать для тебя всем, чем ты только захочешь.

Макс помолчал.

– Знаешь, я больше не хочу говорить об этом.

– Почему? Минуту назад ты как будто не возражал.

– Минуту назад мы говорили о кишках. Это противно, но не страшно. А теперь что-то чересчур…

– Но мы только начали разбираться, – возразил я. – Это же психологический портрет серийного убийцы – тут все чересчур.

– Мне не по себе, – сказал Макс. – Не знаю. Я в туалет.

Он встал и ушел, бросив еду. Значит, собирался вернуться.

Я не то чтобы расстроился. Но почему я не могу просто поговорить с кем-нибудь? О том, что меня волнует? Может, я действительно ненормальный?

Да, так и есть.