Текст книги "Я - не серийный убийца"

Автор книги: Дэн Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Откуда-то из дома донесся стук, словно Кроули упал или в ярости ударил обо что-то ногой. Я толкнул дверцу, закрывая ее, и развернулся лицом к улице, медленно пятясь во двор Кроули. Я шел, осторожно перебирая ногами и полагаясь на свою память, которая должна была вести меня по дорожке, чтобы не осталось никаких следов, вдоль аккуратной снежной насыпи. Шаг за шагом. Я услышал еще один удар – теперь уже ближе, где-то на цокольном этаже, – и заскрежетал зубами. Я был почти у цели.

Я уже добрался до сарая и теперь заносил за угол ноги Неблина, чтобы не торчали. Сарай стоял параллельно подъездной дорожке, дверь выходила в сторону улицы, так что я всегда разгребал к ней тропинку от подъездной дорожки. Длина тропинки не превышала нескольких футов, но при этом огибала дальний угол сарая, и я протащил тело в узкий проход между сараем и штакетником. Затянул Неблина как можно дальше в проход, не высовывая головы из-за невысокого сарая, и тяжело уронил его в снег.

Хлопнула задняя дверь, и я затаил дыхание. Ноги Неблина все еще высовывались из-за сарая, хотя всего на несколько дюймов. Весь этот проход был защищен от яркого света автомобильных фар стеной снега, так что демон мог и не заметить ног. Но если он начнет искать, если я оставил какой-то след, он его наверняка увидит.

Я не дышал, ловя каждый звук: рычание автомобиля, тихое гудение приборного щитка, биение собственного сердца. Демон сделал несколько шагов у сарая, неровных и неуверенных, потом шагнул в снег или оступился. Под его ногой захрустел наст – раз-два-три, – затем снова шаги по бетонной дорожке. Он с трудом держался на ногах и двигался медленно. Что ж, мои действия могли и в самом деле дать результат.

Я прислушивался к тяжелым шагам по дорожке, казалось, он едва передвигал ноги: делал шаг – и останавливался, делал шаг – и спотыкался. Я боялся дышать, закрыв глаза и молясь, чтобы он рухнул на землю и умер, чтобы он сдался и с этим было покончено навсегда. Шаг – остановка, шаг – пауза, шаг – стон. Он двигался медленнее, чем когда-либо. Я не двигался, боясь даже шелохнуться, и холод, снег и морозный воздух уже давали о себе знать. Я испытывал то же, что при первой встрече с демоном, когда прятался в снегу у Фрик-Лейк, опять ощущал, как замедляется сердцебиение, отказывают чувства. Ноги и руки словно кололи иголками, но постепенно они немели, окоченевая. Словно в моем теле, как в часовом механизме, кончался завод: сейчас шестеренки сделают последний поворот, пружины исчерпают запас хода – и движение прервется навсегда.

Я осторожно, не зная, куда поставить ногу, поднялся и медленно кое-как затащил Неблина за сарай. Дюйм за дюймом, не издавая ни звука. Шаги по дорожке продолжались – неровные, судорожные. Я согнул колени Неблина и тихо, очень тихо упер их в стену сарая. Свет фар пересекла темная тень, заполонила собой сарай, забор и двор за мной массивными очертаниями демона – луковицеобразной головой и десятью когтями, похожими на серпы. Его тяжелое пальто и брюки свободно висели на тонких, непохожих на человеческие конечностях. Я не знал, мог ли он принять человеческое обличье или был вынужден помогать Кей в таком виде. Вероятно, он находился на грани смерти.

Я сделал опасливый шаг вперед, осторожно ставя ногу, и выглянул из-за угла сарая. Демон с трудом удерживал равновесие. Он обходил машину, опираясь о крышу и царапая когтями краску. Медленно подошел к пассажирской дверце, постоял несколько мгновений, согнулся почти пополам и потянулся к ручке. Но когда его рука оторвалась от крыши, он зашатался и боком рухнул в снег. У меня перехватило дыхание, а сердце, которое и без того колотилось как сумасшедшее, забилось еще сильнее. Неужели это оно? Неужели он мертв? Демон с жалким стоном поднялся на колени, прижал руки к груди и издал нечеловеческий вой. Он еще не был мертв, но близок к смерти и знал об этом.

Сорвав с себя тяжелое пальто, демон подался вперед и упал грудью на машину. Громадные белые когти блестели в лунном свете, он с ужасающей силой вонзил их в металл, чтобы подняться. Когтистая лапа потянулась к ручке дверцы, но вдруг замерла в воздухе. Демон неподвижно смотрел на машину.

Он увидел пустое сиденье. Я понял, что он простился со своей последней надеждой. Демон упал на колени и заплакал. Не зарычал и не завыл – это был тонкий пронзительный плач.

Такой звук в моем воображении всегда ассоциировался со словом «отчаяние».

Плач демона перешел в крик – крик бешенства, разочарования. Он начал подниматься на ноги. Я увидел, как он сделал шаг к водительской дверце, потом шаг в сторону улицы – мысли его путались, он не мог принять решение. Наконец он снова упал на колени, стал двигаться, помогая себе когтями, и рухнул лицом вперед. Мне казалось, что это мгновение длится целую вечность: я ждал судорог, или броска вперед, или крика… но ничего не последовало. Он застыл и остался недвижим.

Я выждал еще мгновение, прежде чем отважился выйти из-за сарая. Демон лежал на дорожке, оцепеневший и безжизненный. Я осторожно выбрался из укрытия и с опаской двинулся вперед, ни на мгновение не отводя глаз от тела. В ночном воздухе витали едва заметные облачка пара. Я медленно приближался к телу, щурясь в ярком свете фар и неотрывно глядя на него.

Я испытывал какое-то странное ощущение, какой-то внутренний трепет, быстро нарастающий до невообразимой остроты, – передо мной было не просто тело, это было мое тело, мой собственный мертвец, лежавший без малейшего движения. Это было как произведение искусства, нечто сотворенное моими собственными руками. Меня наполнило чувство гордости, теперь я понял, почему серийные убийцы оставляли тела жертв, словно на выставке: если ты создал что-то настолько прекрасное, тебе хочется, чтобы все видели это.

Наконец-то демон был мертв.

Но почему он не распадался на части, спрашивал я себя, ведь прежде это всегда случалось с вышедшими из строя органами? Если энергия, которая скрепляла все это, иссякла, почему он все еще… лежит как единое целое?

Я уловил какое-то сверкание и невольно вскинул голову. Свет шел из моего дома – из окна, выходящего на улицу. Секунду спустя шторы раздвинулись. Это была мама, – видимо, она услышала рев демона и хотела узнать, в чем дело. Я мигом бросился к машине и присел за ней, чтобы не оставаться в свете фар. От мертвого демона меня отделяли всего несколько футов. Мама долго оставалась в окне, потом исчезла и опустила шторы. Я ждал, когда погаснет свет, но он остался гореть. Потом свет загорелся в ванной, и я тряхнул головой. Она ничего не увидела.

По телу демона прошла судорога.

Я целиком переключился на лежащее тело – оно было так близко, что я мог дотянуться до него рукой. Голова склонилась набок, левая рука резко дернулась. Я вскочил и отступил назад. Демон еще раз взмахнул рукой, потом твердо оперся ею о землю и оттолкнулся. Плечи приподнялись, хотя голова все еще клонилась к земле, нога нетвердо сдвинулась в сторону. Он несколько секунд боролся с ногой, потом сдался, вытянул другую руку. И пополз вперед.

Я поднял голову как раз тогда, когда снова загорелся свет – на этот раз в моей комнате. Мама зашла посмотреть, как я там, и теперь знала, что меня нет.

«Сделай что-нибудь!» – молча прикрикнул я на самого себя.

Демон подтянул собственное тело на расстояние своей вытянутой костлявой руки, выпростал вперед другую. Каким-то образом ему удалось оживить себя – то же самое произошло, когда он убил отца Макса. Только теперь у него не было свежего трупа, лежавшего прямо перед ним. Ближайшим источником органов был я, а он явно не подозревал, что я рядом. Вместо этого он полз… к моему дому.

Когти впились в асфальт за обочиной, и он продолжал подтягивать себя все дальше. Движения были медленные, но размеренные и мощные. Каждое следующее казалось энергичнее и быстрее предыдущего.

Еще один пучок света и движение – мама открыла боковую дверь и теперь стояла в проеме, словно маяк, тяжелое пальто было наброшено на плечи поверх ночной рубашки, на ногах сапоги с высокими голенищами.

– Джон? – Голос ее звучал громко и отчетливо, и в нем слышалось что-то новое.

Я определял это как беспокойство. Он вышла, чтобы найти меня.

Демон вытянул вперед другую руку, испустил звериный рык, подтягивая себя еще ближе к моему дому, – теперь он двигался еще быстрее, с нетерпением. На асфальте оставались черные сгустки, они шипели, от них исходил неестественный жар, и через несколько секунд разлагались и исчезали. Мама, вероятно, услышала это, потому что повернулась в сторону демона. Он уже преодолел почти половину пути.

– Иди в дом! – крикнул я и бросился к ней.

Голова демона дернулась, и, когда я пробегал мимо, он резко выпростал в мою сторону длинные руки. Я огибал его с запасом, но он сумел подняться на ноги и бросился ко мне. Я отпрыгнул, и демон упал, не дотянувшись до меня всего чуть-чуть. Он рухнул на асфальт, взвыв от боли.

– Джон, что происходит? – закричала мама, не в силах оторвать от него взгляд, полный ужаса.

Оттуда, где она стояла, ей было не разглядеть демона, но она уже видела достаточно, чтобы запаниковать.

– Иди в дом! – крикнул я снова и, пробегая мимо нее, затащил внутрь.

От моих перчаток на ее пальто остались кровавые пятна.

– Что это? – спросила она.

– Это кровь убитого доктора Неблина, – ответил я, заталкивая ее в дом. – Идем!

Демон двигался по следу, полз прямо к нам, открыв хищную пасть с блестящими клыками. Мама хотела захлопнуть дверь, но я подставил ногу и не дал ей закрыться.

– Что ты делаешь?

– Мы должны его впустить, – сказал я, подталкивая ее к моргу, но она не двинулась с места. – Мы должны облегчить ему задачу, иначе он пойдет к соседям.

– Мы ни за что не впустим его сюда! – взвизгнула она, а демон тем временем уже добрался до тропинки, ведущей к нашей двери.

– Это единственный выход, – сказал я, оттесняя ее вглубь дома.

Она отпустила ручку двери и уперлась в стену, глядя на меня с тем же ужасом, с каким смотрела на демона. Только теперь она оторвала от него глаза, и ее взгляд метался между кровавыми пятнами на моей груди и руках. Монстр внутри меня встал на дыбы, вспомнив о ноже в кухне; он возжаждал ощущения господства над ней, но я подавил это чувство и отпер дверь в морг.

«Потерпи – скоро ты убьешь», – сказал я себе.

– Куда мы идем? – спросила мама.

– В заднюю комнату.

– В бальзамировочную?

– Надеюсь, он найдет туда дорогу.

Я потащил ее за собой, включая по пути свет. Дверь хлопнула за нами, но мы не посмели оглянуться. Мама вскрикнула, и мы со всех ног поспешили к коридору в задней части дома.

– У тебя есть ключи? – спросил я, прижимая маму к двери.

Она пошарила в кармане пальто и вытащила связку ключей. Демон завыл в прихожей, и я взвыл в ответ, выпуская в этом первобытном реве скопившееся напряжение. Он появился из-за угла в тот момент, когда мама повернула ключ в замке. С него текло как из ведра – тело распадалось на части. Мы метнулись через открытую дверь в комнату. Мама пробежала дальше, на ходу нащупывая нужный ключ, а я включил свет и бросился к стене. Аккуратно свернутая, там лежала наша единственная надежда – троакар: что-то вроде змеиной пасти, которой заканчивалась длинная вакуумная трубка. Я щелкнул выключателем и посмотрел на вентилятор, который начал подавать признаки жизни.

– Будем надеяться, вентилятор не подведет нас сегодня, – сказал я и прижался к стене рядом с распахнутой дверью.

На другом конце комнаты мама широко распахнула входную дверь. Она смотрела на меня испуганно и обреченно:

– Джон, он здесь!

Демон ворвался в комнату, потянулся к маме когтями, острыми как бритва. Я изо всех сил вонзил гудящий троакар прямо в грудь демона. Он отшатнулся, глаза были распахнуты неестественно широко – я даже не представлял, что такое возможно. До моих ушей донеслось какое-то хлюпанье (может быть, это была его кровь, а может быть, само сердце) – что-то выпало из разлагающегося тела и ухнуло в вакуумную трубку. Демон упал на колени, а троакар продолжал засасывать его внутреннюю жидкость и органы, и я услышал знакомое тошнотворное шипение плоти, превращающейся в вязкое черное вещество. Вакуумная трубка свернулась и задымилась от жара. Я отпрянул, глядя, как тело демона начало поглощать само себя, исчерпывая свою жизненную силу в попытке восстановить ткани, которые он терял. Демон, казалось, разлагался на моих глазах, медленные волны распада проходили по всему телу – от кончиков пальцев по предплечьям и к ногам через туловище.

Я не заметил, как мама подошла ко мне, но сквозь туман, застилающий мое сознание, почувствовал, как она изо всех сил схватилась за меня, и мы оба в ужасе смотрели на происходящее. Я ее совсем не держал – просто стоял и не спускал глаз с демона.

Вскоре от него не осталось почти ничего – впалая грудь и шишковатая голова, взирающая на меня из еще сохраняющей человеческую форму лужи дымящейся смолы. Он хватал ртом воздух, хотя я не мог представить, что его легкие еще могут дышать. Я медленно стащил с себя маску и шагнул вперед, чтобы мое лицо было хорошо видно. Я ждал, что он бросится на меня, обезумев от боли и бешенства, полный жажды забрать мою жизнь, чтобы спасти свою. Но вместо этого демон успокоился. Он смотрел, как я приближаюсь к нему, его желтые глаза следили за мной. Я подошел вплотную.

Демон сделал глубокий вдох, его разорванные легкие трепыхались от напряжения.

– «Тигр, тигр… – сказал он прерывающимся шепотом. – Жгучий страх, ты горишь в ночных лесах».

Он надрывно закашлялся, в каждом звуке слышалась мучительная агония.

– Мне очень жаль, – сказал я.

Ничего другого не пришло в голову.

Он сделал еще один рваный вдох, задыхаясь собственной разлагающейся плотью.

– Я не хотел причинить вам зла, – сказал я почти просительным тоном. – Я никому не хотел зла.

Его клыки безвольно торчали изо рта, как пожухлая трава.

– Не… – начал было он, но страшный приступ кашля остановил его.

Он собрался с силами.

– Не говори им.

– Кому не говорить? – спросила мама.

От ярости, или от усилий, или от страха по его ужасному лицу пробежала последняя судорога, и этот мучительный, ломкий голос произнес последние слова:

– Вспоминай обо мне, когда я исчезну.

Я кивнул. Демон посмотрел в потолок, закрыл глаза, и остатки его плоти ввалились сами в себя, крошась и растворяясь, а потом бесформенный холмик шипящего черного вещества стал стекать в дренажное отверстие. Демон был мертв.

На улице пошел снег.

Глава 19

Я смотрел на черную лужу на полу, пытаясь осознать, что случилось. Минуту назад эта лужа была демоном, а за час до этого демон был моим соседом, старичком, влюбленным в свою жену и угощавшим меня горячим шоколадом.

Но нет, это черное вещество было всего лишь черным веществом – физическими останками тела, которое никогда ему не принадлежало. Жизнь под этой оболочкой – его разум, или душа, или что это было – исчезла. Это был огонь, топливом для которого служили мы.

«Вспоминай обо мне, когда я исчезну».

Что он имел в виду?

Я поднял глаза, увидел маму и вдруг осознал, что она крепко сжимает мои плечи руками, стоя прямо передо мной. Она заслонила меня от демона.

«Когда она это сделала?»

Мой разум был измотан и темен, словно грозовая туча.

– Это был демон, – сказал я, отстраняясь от нее и направляясь к выключателю насоса.

Тихое гудение смолкло – все вокруг погрузилось в тишину. Вакуумная трубка перекрутилась и расплавилась, превратившись в дымящуюся груду омерзительных пластиковых колец. Это напоминало внутренности какого-то механического животного. Лопасть троакара была забита вязким веществом, и я двумя пальцами осторожно вытащил ее из черной массы на полу.

– Демон? – переспросила мама, отступая. – Что… почему? Почему демон? Почему он здесь?

– Он хотел сожрать нас, – ответил я. – Вроде этого. Клейтонский убийца, ма. Тварь, которая забирала человеческие органы. Они ему были нужны, чтобы выжить.

– Он мертв?

Я нахмурился, глядя на пол. Это больше напоминало остатки костра, чем тело.

– Думаю, да. Но вообще-то, я не знаю, как умирают демоны.

– Откуда ты вообще знаешь об этом? – спросила она, поворачиваясь ко мне.

Она впилась в меня глазами, словно что-то искала.

– Почему ты был на улице?

– По той же причине, что и ты, – солгал я. – Услышал шум и вышел. В доме Кроули что-то происходило, он что-то делал – убивал, наверное. Я услышал крик. В машине Кроули увидел доктора Неблина – он был мертв, и я оттащил его туда, где демон не смог бы его найти. Тут появилась ты, и он двинулся сюда.

Она разглядывала мое лицо, куртку, пропитанную кровью, мокрую от растаявшего снега одежду. Я смотрел на нее – она обшаривала взглядом комнату: кровавые следы моих рук на стенах и столах, вязкий прах на полу. Я почти читал ее мысли – они отражались на мамином лице. Я знал эту женщину лучше, чем кого-то другого в целом мире, и понимал лучше, чем себя самого. Она думала о моих социопатических наклонностях, моей одержимости серийными убийцами. Вспоминала тот случай, когда я угрожал ей ножом, как смотрел на покойников и все, что она читала, слышала, чего боялась с тех самых пор, когда несколько лет назад выяснилось, что я не похож на других детей. Возможно, она думала о моем отце, склонном к вспышкам насилия, и спрашивала себя, как далеко я пойду (или как далеко я уже зашел). Все эти мысли снова и снова проносились у нее в голове, она обдумывала разные сценарии, пытаясь понять, чему верить. А потом она сделала нечто такое, что безусловно доказывало: на самом деле я совсем не понимаю ее.

Она обняла меня.

Широко раскинула руки и притянула к себе, одной рукой обнимая мою спину, а другой прижимая к себе мою голову, – это был жест не печали, а приятия. По ее лицу текли слезы облегчения, она слегка покачивалась, пачкаясь в крови с моей куртки и перчаток, но ее это нисколько не беспокоило. Я тоже обнял ее, понимая, что ей это понравится.

– Ты хороший мальчик, – сказала она, еще крепче прижимая меня к себе. – Ты хороший мальчик. Ты сделал доброе дело.

Я не мог понять, о чем она сумела догадаться, но спросить не отважился, просто обнимал ее, пока она не отстранилась.

– Мы должны вызвать полицию, – сказала она, отступая и потирая кончик носа.

Потом притворила заднюю дверь и заперла на ключ.

– И «скорую», если он сделал что-то с Кроули, как ты сказал. Возможно, они все еще живы.

Она открыла кладовку, достала оттуда швабру и ведро, потом покачала головой и засунула их обратно.

– Они захотят увидеть все как есть.

И она осторожно обогнула горку черного вещества, направляясь в коридор.

– Ты уверена, что стоит их вызывать? – спросил я, идя следом. – Они могут нам не поверить.

Я прошел по коридору до приемной, в буквальном смысле наступая ей на пятки, пытаясь отговорить:

– Мы сами можем отвезти в больницу миссис Кроули, но сначала надо переодеться. Я весь в крови – это может вызвать подозрения.

Я вдруг увидел себя в тюрьме, в суде, в дурдоме, на электрическом стуле.

– Что, если они меня арестуют? Если решат, что это я убил Неблина и всех остальных? Что, если прочтут записи Неблина, решат, что я помешанный, и бросят в тюрьму?

Мама остановилась, повернулась ко мне и заглянула прямо мне в глаза.

– Ты убил Неблина?

– Конечно нет.

– Конечно нет, – повторила она как эхо. – И никого другого ты не убивал.

Она сделала шаг назад и распахнула пальто, показывая мне кровь на своей ночной рубашке.

– Мы оба в крови и оба невиновны. Полицейские поймут, что мы пытались помочь и остаться в живых.

Она отпустила полы пальто и снова шагнула ко мне, крепко схватила за руки и чуть ссутулилась, чтобы наши лица оказались совсем близко.

– Но самое главное, что мы вместе. Я никуда не позволю тебя забрать. И не брошу тебя. Никогда. Мы семья. Я всегда буду рядом.

Что-то глубоко внутри меня щелкнуло, встало на свое место, и я понял, что всю жизнь ждал от нее этих слов. Они сокрушили меня и одновременно освободили, вместились в мою душу, как давно потерянная частичка пазла. Напряжение этого вечера, всего этого дня, последних пяти месяцев вышло из меня, как кровь из вскрытой вены, и я впервые увидел себя глазами моей матери: не психа, не шпиона и не киллера, а грустного одинокого мальчишку. Я прижался к ней и впервые за многие годы понял, что способен плакать.

За те несколько минут, что оставались до приезда полиции, когда мама пошла в дом Кроули, чтобы посмотреть, как они, я вытащил сотовый телефон мистера Кроули из его выброшенного пальто. На всякий случай проверил карманы Неблина и взял и его телефон. Времени у меня не было, поэтому я просто зашвырнул их вместе с телефоном Кей через забор участка Кроули, подальше в лес. Там не было никаких следов – только снег. И я надеялся, что со временем смогу их найти и уничтожить. В самый последний момент я вспомнил о трекере и вытащил передатчик из-под кресла в машине Кроули, где я его прикрепил. Приемник и передатчик тоже забросил в лес и тут услышал вдалеке вой полицейских сирен.

Вскоре к нему прибавились мигающие маячки, а за ними показалась целая вереница – патрульные машины, машины «скорой помощи», машина с бригадой химзащиты и даже пожарная машина. Соседи смотрели с крыльца и в окна, дрожали в наброшенных наспех пальто и тапочках, глядя, как большая армия одетых в разную форму людей заполонила улицу и оцепила район. Они нашли и сфотографировали тело Неблина; Кей все еще была без сознания – ей оказали первую помощь и на максимальной скорости повезли в больницу. Нас с мамой допросили, внимательно изучили и документально зафиксировали все, что обнаружили у нас в морге.

Агент ФБР, которого я видел в новостях, допрашивал меня и маму в морге большую часть той ночи – сначала вместе, потом по одному, пока тот из нас, кто был свободен, приводил помещение в порядок. Я поведал ему и всем остальным, кто спрашивал, ту же историю, что рассказал маме: будто я услышал шум, вышел на улицу посмотреть, что происходит, и увидел, как убийца заходит в дом Кроули. Они спросили меня, знал ли я, где находился мистер Кроули, и я ответил, что не знал; они спросили, почему я решил перетащить тело Неблина, но я не мог придумать ничего, что не выглядело бы нелепицей, и поэтому ответил, что мне в тот момент показалось: так будет правильно. Черное вещество у нас в морге мы старались не афишировать – сказали, что понятия не имеем, как оно там оказалось. Не знаю, поверили они или нет, но в конечном счете все, казалось, были удовлетворены.

Перед тем как уехать, они спросили меня, не хочу ли я побеседовать с психологом, – он поможет мне справиться с одновременной потерей двух человек, которых я довольно хорошо знал, но я ответил, что встречаться с новым психотерапевтом после потери предыдущего мне кажется чем-то вроде измены. Никто не рассмеялся. Рассмеялся бы доктор Неблин.

К утру слухи разнеслись по городу и обрели нелепую форму: Клейтонский убийца убил Билла Кроули, когда тот выехал поздно вечером проветриться, потом на пути к дому Кроули убил Бена Неблина. В доме убийца начал издеваться над Кей, пока соседи – мама и я – не заметили, что там что-то происходит, и не спугнули его. Убийца хотел наброситься на нас, но мы оказали сопротивление, и он сбежал, не оставив никаких следов, кроме таинственного черного вещества, известного по предыдущим нападениям. Никто бы не поверил, что убийца был разлагающимся монстром, поэтому мы и не стали никак объяснять полиции случившееся.

Конечно, в этой истории не сходились концы с концами, что вызывало волну самых невероятных слухов. Тела убийцы и Кроули так и не обнаружили, так что не исключалось, что они живы, но я точно знал, что наши испытания закончились. Впервые за несколько месяцев я чувствовал покой в душе.

Наверное, я бы оказался под бо́льшим подозрением, если бы Кей не стала моей ярой защитницей; она утверждала, что я хороший мальчик и замечательный сосед и что мы любим друг друга как одна семья. Когда в ее комнате нашли мою ресницу, она сказала, что я помогал мистеру Кроули смазывать петли. Когда отпечатки моих пальцев обнаружили на стекле ее машины, она сказала, что я помогал проверить уровень масла и давление в покрышках. На каждый их вопрос она отвечала, что я в течение двух месяцев чуть ли не каждый день бывал в их доме. Единственные улики против меня остались в сотовых телефонах, но их так и не нашли.

И помимо всего прочего, я был всего лишь подросток. Думаю, они никогда не воспринимали меня всерьез в качестве подозреваемого. Если бы я пытался скрыть от полиции то, что случилось той ночью, то наверняка вызвал бы у них подозрения, но я выложил все начистоту, и мы, кажется, завоевали их доверие. Прошло время, и мне стало казаться, что ничего этого не было.

Я думал, что смерть демона будет сильнее тревожить меня – что он будет являться мне по ночам или что-то в этом роде, – но вместо этого я все чаще ловил себя на том, что размышляю о его последних словах: «Вспоминай меня». Я не был уверен, что мне хочется его вспоминать – кровавого убийцу, и я не желал больше думать об этом.

Но беда в том, что я о многом не хотел думать и не думал долгие годы, и это принесло мне мало пользы. Пожалуй, настало время внять совету Кроули и начать вспоминать. Когда полиция наконец оставила миссис Кроули в покое, я пошел ее навестить.

Открыв дверь, она обняла меня. Никаких слов приветствия. Я не заслужил этого объятия, но тоже обнял ее в ответ. Монстр зарычал, но я усмирил его. Он помнил эту хрупкую женщину и знал, как легко ее убить, но я сосредоточился на самоконтроле. Это оказалось гораздо труднее, чем я готов был себе признаться.

– Спасибо, что зашел, – сказала она, и из глаз ее потекли слезы.

На правом еще оставался кровоподтек.

– Простите.

– Тебе не за что просить прощения, – сказала она, приглашая меня в дом. – Ты не сделал ничего плохого – только помогал.

Я внимательно смотрел на нее, изучая лицо, глаза. Она была тем ангелом, который приручил демона, той душой, что поймала его и удерживала с такой силой, с какой он не сталкивался никогда прежде. Любовь. Она заметила мой пристальный взгляд.

– В чем дело, Джон?

– Расскажите мне о нем, – попросил я.

– О Билле?

– О Билле Кроули, – сказал я. – Я всю жизнь прожил напротив, но, думаю, толком не знал его. Пожалуйста, расскажите о нем.

Теперь настала ее очередь меня разглядывать – глаза, глубокие, как колодцы, смотрели на меня из давно ушедшего времени.

– Я познакомилась с Биллом в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, – сказала она, усаживаясь на диван в гостиной. – Два года спустя мы поженились – в следующем мае должны были отпраздновать сорокалетний юбилей.

Я сидел напротив нее и слушал.

– И ему и мне было за тридцать, – продолжала она. – А в те дни оставаться одинокой тридцатилетней женщиной в этом городке означало быть старой девой. Я думаю, что уже смирилась с такой судьбой, но в один прекрасный день появился Билл. Он искал работу, а я работала секретарем в Управлении водных ресурсов. Он был очень красивый и консервативный – его, в отличие от многих в те времена, ничуть не интересовали хиппи. Он был вежливый, воспитанный и немного напоминал моего дедушку – тоже всегда носил шляпу, открывал дверь дамам, вставал, если в комнату входила женщина. Работу он, конечно, получил, и я каждое утро видела его, когда он приходил, – он был так любезен! И знаешь, это ведь он начал называть меня Кей. Мое полное имя – Кэтрин, а все называли меня Кэти. Или мисс Вуд. Но он сказал, что даже Кэти слишком длинно, и укоротил его до Кей. Он никогда не сидел на месте – всегда что-нибудь делал, переезжал с места на место. В нем была такая жажда жизни… Прошло недели две, и я положила на него глаз.

Она тихонько рассмеялась, и я улыбнулся.

Прошлое мистера Кроули разворачивалось передо мной как картина, поражающая красками, и техникой, и глубиной темы. Он не был идеальным человеком, но долгое время – очень долгое – был хорошим.

– Мы целый год встречались, прежде чем он сделал мне предложение, – рассказывала миссис Кроули. – Это случилось в одно из воскресений, когда мы сидели за обедом в доме моих родителей со всеми моими братьями, сестрами и их семьями, смеялись и разговаривали, а он вдруг встал и вышел из комнаты. – Она смотрела отсутствующим взглядом. – Я пошла за ним – он был на кухне. И плакал. Он сказал, что с ним никогда такого не было прежде. Я так ясно помню, как он это сказал: «У меня никогда такого не было прежде, Кей. До этого самого дня». Он сказал, что любит меня сильнее, чем что-либо на небесах или в аду – он использовал такие романтические выражения, – и тут же попросил меня выйти за него замуж.

Несколько секунд она сидела молча с закрытыми глазами, вспоминая.

– Он обещал навечно остаться со мной, в болезни и здравии… В свои последние дни он скорее был болен, чем здоров, – ты сам ведь все видел, но он каждый день мне повторял: «Я навечно останусь с тобой».

Думаю, моя мать не поняла, что в тот день в нашем доме поселился новый человек, но с тех пор он всегда был с нами. Теперь мой монстр был на свободе, и я не мог загнать его назад в клетку. Я пытался – пытался каждый день, но так эти дела не делаются. Если бы от монстра можно было избавиться так просто, он не был бы монстром.

После смерти демона я попытался восстановить стену, вернуться к своим правилам, но моя собственная темная натура сопротивлялась этому. Я говорил себе, что больше не должен думать о причинении боли другим людям, но стоило мне забыться, как мои мысли сами возвращались к насилию. В моей голове словно был скринсейвер, полный крови и криков, и, если мой мозг бездействовал, мною немедленно овладевали подобные мысли. Я стал искать себе хобби: читал, готовил, разгадывал логические задачи – что угодно, только чтобы не включалась эта заставка. Какое-то время у меня получалось, но рано или поздно я бросал свои занятия и шел спать, а когда лежал один в темноте, борясь со своими мыслями, начинал кусать губы и метаться по постели, моля о пощаде.

Оставив в конце концов попытки изменить свои мысли, я решил, что наилучшее средство избавиться от них – это действия. Я заставил себя снова говорить людям приятные вещи, держаться подальше от чужих дворов. Я выработал в себе патологический страх перед окнами, потому что избегал в них заглядывать. Темные мысли оставались при мне, в глубине, но действия были чисты. Иными словами, мне неплохо удавалось притворяться нормальным. Встретив меня на улице, вы бы ни за что не догадались, как сильно во мне желание убить вас.

Но существовало одно правило, которое я никогда не пытался восстановить, – мы с монстром, хотя и по разным причинам, предпочитали его игнорировать. Прошло меньше недели, прежде чем мама заставила меня задуматься об этом правиле. Мы обедали, снова смотрели «Симпсонов» – если мы и разговаривали, то только в такие моменты.