Текст книги "Дети ночи"
Автор книги: Дэн Симмонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Тс-с-с, – прошептала Кейт. – Все нормально, малыш.
Она знала, что трактор, который тащит к самолету прицеп с пассажирами, вот-вот тронется. Как бы подтверждая это, из динамиков раздалось неразборчивое, но настойчивое объявление.
Не оглядываясь, Кейт сгребла бумаги со стойки, крепко прижала к себе Джошуа, вышла из кабинки и зашагала по бескрайнему пространству зала, высоко держа голову и глядя вперед. Два скучающих охранника возле лестницы заметили ее приближение и прищурились, глядя на нее сквозь сигаретный дым. Стремительно, но без суеты, Кейт показала паспорт и посадочный талон. Молодой охранник пропустил ее взмахом руки.
Внизу, возле лестницы, слонялся еще один охранник. Кейт видела, как последние пассажиры уже заходят в прицеп, стоявший снаружи. Выпуская клубы дыма, завелся двигатель трактора. Не отводя взгляда от двери, она пошла вперед.
– Стоп!
Кейт остановилась, медленно повернулась и, сделав над собой усилие, улыбнулась. Джошуа у нее на руках ворочался, но не плакал.
– Паспорт. – Маленькие глазки охранника сверкали на толстой физиономии, пухлые пальцы барабанили по стойке.
Кейт молча протянула ему паспорт, стараясь ничем не выдать беспокойства, пока румын внимательно просматривал документ. Прицеп с багажом уже отъехал. Пассажирский прицеп должен был вот-вот тронуться. Наверху, на лестнице послышались голоса и шаги.
– Мы можем опоздать, – тихо сказала она охраннику.
Тот поднял свои свинячьи глазки и хмуро оглядел Кейт и ребенка.
С полминуты ей пришлось в молчании выдерживать этот взгляд. В бытность свою практикующим хирургом Кейт часто одним движением глаз поверх хирургической маски заставляла коллег и медсестер поторопиться. Так она сделала и сейчас, вложив в свой взгляд, обращенный на охранника, всю властность, приобретенную ею в течение жизни и профессиональной деятельности.
Толстяк опустил глаза, проставил в паспорте последний штамп и резко протянул ей документ. Кейт с трудом удержалась, чтобы не побежать с Джошуа на руках. Прицеп уже начал движение в сторону самолета, но остановился и подождал, пока она дойдет и поднимется внутрь. Поляки и румыны смотрели на нее равнодушно.
В самолет они сели минут за двенадцать до того, как он вырулил к началу взлетной полосы, но Кейт казалось, что время словно остановилось. Через забрызганный дождевыми каплями иллюминатор она видела двух агентов безопасности в кожаных куртках, которые переговаривались и покуривали у подножия лестницы. Это были не те, что задержали ее в здании аэропорта, но они имели портативные радиопередатчики. Кейт закрыла глаза. Ей хотелось молиться, а она не делала этого лет с десяти.
Три аэродромных техника убрали трап, и самолет вырулил к началу пустой взлетной полосы. За все время, что они находились в аэропорту, ни один другой самолет не взлетал и не садился. Набирая скорость, лайнер помчался по залатанной дорожке.
Кейт почти не дышала, пока не убрали шасси и Бухарест не превратился в беспорядочное оставшееся где-то позади скопление поднимающихся над ореховыми деревьями белых зданий. Ее руки перестали дрожать, только когда она убедилась, что лайнер покинул воздушное пространство Румынии. Даже в Варшаве она чувствовала, как колотится сердце, пока не сменились экипажи и самолет не взял курс на Франкфурт.
Наконец из динамиков раздался голос пилота, говорившего с американским акцентом:
– Дамы и господа, наш полет проходит на высоте двадцать три тысячи футов. Мы только что миновали город Лодзь и примерно через… м-м-м… пять минут пересечем границу Германии. Погода довольно неприятная, как вы, полагаю, заметили, но мы уже вышли из грозового фронта, а из Франкфурта передают, что там солнечно и тепло, температура тридцать один градус по Цельсию, ветер западный, скорость ветра – восемь миль в час. Надеемся, ваш полет будет приятным.
В небольшой иллюминатор вдруг ворвался сноп солнечного света. Кейт поцеловала Джошуа и позволила себе расплакаться.
Кейт Нойман отвела взгляд от затемненного окна в здании ЦКЗ и подняла трубку. Она даже не могла определить, как долго звонил телефон. Кейт смутно вспомнила, как некоторое время назад в дверь заглянула секретарша и сказала ей, что спускается в кафе на ленч.
– Доктор Нойман, слушаю.
– Кейт, это Алан Стивенс из центра визуализации. Я получил самые свежие картинки по результатам последнего обследования твоего сынишки.
– И что? – Кейт обнаружила, что машинально рисует в блокноте концентрические круги, которые уже почти полностью закрыли страницу. – Что там, Алан?
Последовала короткая пауза, во время которой она представила себе рыжеволосого инженера, сидящего в окружении многочисленных светящихся мониторов и с лежащим перед ним на пульте недоеденным сандвичем.
– Пожалуй, Кейт, тебе лучше спуститься. Сама увидишь.
На длинной консоли стояли шесть видеомониторов, показывающих слегка различающиеся изображения внутренних органов девятимесячного Джошуа Ноймана. Это были не рентгеновские снимки, а сложные картинки, полученные с помощью магнитно-резонансной аппаратуры Алана. Кейт рассмотрела селезенку, печень, изгибы тонкой кишки, кривую нижней границы желудка…
– Что это? – спросила она, ткнув пальцем в середину экрана.
– Именно, – сказал Алан, поправляя очки с толстыми стеклами и откусывая от своего сэндвича. – А теперь давай сравним это с результатами компьютерной томографии, полученными три недели назад.
Кейт смотрела, как на видеодисплейных терминалах совмещаются, увеличиваются, разворачиваются в трех измерениях изображения, чтобы можно было поближе разглядеть нижнюю часть желудка; как слои выстилки желудка выделяются дополнительными цветами, а потом пробегают во временной последовательности с цифровым усилением. Казалось, что на стенке желудка Джошуа растет некий придаток или абсцесс.
– Язва? – спросила Кейт, хотя уже за мгновение до этого знала: это не язва. Магнитно-резонансное изображение показывало твердую структуру аномалии. Она почувствовала холодок в груди.
– Нет, – ответил Алан, глотнув холодного кофе. Он вдруг увидел выражение лица Кейт, вскочил и пододвинул ей стул. – Садись, – сказал он. – Это и не опухоль.
– Разве? – Кейт почувствовала, что головокружение почти прекратилось. – Но что же еще?
– Смотри. Вот увеличенная серия томограмм магнитно-резонансного исследования на прошлой неделе.
Нижняя граница желудка опять имела нормальный вид. Число окрашенных слоев множилось, снова появился абсцесс, увеличился до размеров аппендикса и снова начал уменьшаться.
– Самопроизвольный рост? – спросила Кейт.
– То же явление, разница только во времени. – Алан показал на колонку дат справа от изображения. – Замечаешь связь?
Сначала Кейт ничего не заметила. Потом она придвинулась поближе к экрану и потерла верхнюю губу.
– В этот день Джошуа получал плазму… – Она крутанулась на стуле к тому монитору, где застыло неподвижное изображение предыдущего цикла, и, проведя пальцем по экрану, добавила: – А в этот день три недели назад ему было сделано переливание крови. Значит, изображения показывают какие-то изменения внутренних органов ребенка, когда он получает кровь?
Алан отхватил от сандвича добрый кусок и кивнул.
– Не просто изменения, Кейт, а некий базовый адаптационный процесс. Это образование никуда не исчезает, оно лишь становится более заметным, когда поглощает кровь…
– Поглощает кровь?! – Кейт сама удивилась невольно вырвавшемуся возгласу. Уже тише она продолжала: – Но, Алан, он ведь не поглощает кровь стенками желудка. Мы делаем Джошуа внутривенные инъекции… Мы же не даем ребенку бутылочку с кровью!
Алан кивнул, не обратив внимания на иронию в ее голосе.
– Все верно, но этот адаптационный… орган… или как там его… поглощает кровь, в чем нет никаких сомнений. Взгляни.
Он нажал несколько клавиш, и на всех шести мониторах возле аномального вздутия мигнул свет.
– В этом месте стенки кишечника насыщены венами и артериями. Их обилие служит одной из причин того, что возникновение язвы здесь проблематично. Но в данном случае, – он коснулся изображения опухолеоб-разного вздутия, – эту штуку питает такая разветвленная артериальная система, какой я никогда не видел. И она поглощает кровь – можешь не сомневаться. Кейт отодвинулась вместе со стулом.
– О Господи, – прошептала она. Алан поправил очки и продолжил:
– Но ты взгляни и на другие данные. Интересно не поглощение крови. Просмотри самую последнюю серию картинок. Дальше происходит что-то невероятное.
Кейт смотрела немигающим взглядом на новую серию томограмм и мерцающие колонки цифр. Когда все закончилось, она продолжала сидеть неподвижно и молча.
– Кейт, – шепнул Алан. В голосе его звучал почти благоговейный страх. – Что здесь происходит?
Кейт не сводила глаз с экрана.
– Не знаю, – ответила она наконец. – Ей-богу, не знаю.
Но все же где-то на уровне подсознания, тренированной интуиции, снискавшей ей славу одного из лучших диагностов ЦКЗ, Кейт знала. И это знание наполнило ее смертельным страхом и одновременно каким-то странным, восторженным возбуждением.
Глава 14
Дом Кейт Нойман стоял на высоком лугу в шести милях от Солнечного каньона над Боулдером. Кейт никогда не любила каньоны – она терпеть не могла нехватку солнечного света, особенно зимой; не нравилась ей и постоянная зависимость от угрозы оползней, если вдруг какому-нибудь валуну вздумается скатиться вниз по склону. Но за несколько миль до поворота к ее дому дорога выходила из широкой тени Солнечного каньона и бежала среди высоких хребтов. Кейт считала расположение своего дома почти идеальным: по обе стороны простирались высокогорные луга, окаймленные осинами и соснами, покрытые снегом вершины Индейских пиков Скалистых гор вырисовывались милях в десяти к западу, а по ночам к югу от Флатиронов она могла видеть огни Боулдера и Денвера.
Они с Томом купили этот дом за год до развода, и, хотя все ее доходы уходили на погашение кредита, Кейт испытывала благодарность к бывшему мужу за идею присмотреть домик именно здесь. Само по себе это сооружение было большим и современным, но терялось на фоне скал и деревьев на горных склонах. Окна дома выходили на все четыре стороны, а с чудесной террасы можно было смотреть вниз, на Флатироны. И хотя жилая территория в шесть сотен акров насчитывала лишь несколько домов, путь к ней преграждали ворота, которые могли открыть только местные жители после того, как гость свяжется с ними по переговорному устройству. Посетители обычно приходили в изумление при виде грубой гравийной дороги, начинавшейся сразу за воротами, но все, кто жил здесь круглый год, имели полноприводные машины – только на таких можно было пробиться зимой по снегу на высоте в семь тысяч футов.
В то июльское утро, через неделю после разговора с Аланом, Кейт встала, пробежала свои обычные три четверти мили по извилистой дорожке за домом, потом приняла душ. Облачившись в нехитрый повседневный наряд, состоявший из джинсов, легких туфель и мужской белой рубашки – костюм или платье она надевала лишь для важных визитов или во время командировок, – Кейт позавтракала вместе с Джули и Джошуа. Джули Стрик-ленд, двадцатитрехлетняя студентка-выпускница, корпела в настоящее время над диссертацией, посвященной влиянию загрязнения окружающей среды на цветы трех видов, растущих лишь на альпийских лугах. С Джули Кейт познакомилась три года назад благодаря Тому: тогда девушка целое лето провела в его туристской группе, бродившей по наиболее труднодоступным горным районам Колорадо. Кейт почти не сомневалась, что Джули и Том в то лето некоторое время спали вместе, но почему-то ее это не волновало. Вскоре после знакомства они подружились. Джули оказалась уравновешенной особой, но заводной, эрудированной и забавной. В обмен на то, что она присматривала за Джошуа пять дней в неделю, Джули была предоставлена собственная комната в доме Кейт, площадь которой составляла пять тысяч квадратных футов. Кроме того, она без зазрения совести работала в отсутствие хозяйки на ее компьютере, свободно располагала временем в выходные дни для походов в поле, а также получала символическое жалованье, позволявшее ей покупать бензин для своего допотопного джипа.
Такой расклад вполне устраивал обеих женщин, но Кейт уже начинала с беспокойством подумывать о том, что к зиме Джули закончит свою диссертацию. Кейт всегда сочувствовала работающим матерям, вынужденным изыскивать возможности для присмотра за детьми в дневное время, а теперь и у нее самой возникла эта головная боль: кто же заменит Джули?
Однако в это прекрасное летнее утро, когда солнце уже раскинуло свои лучи над долинами и поднялось на востоке над вершинами гор, Кейт выбросила из головы все донимавшие ее мысли и, не торопясь, кормила Джошуа овсянкой.
Джули выглянула из-за половины «Денвер пост».
– На работу ты сегодня поедешь на «чероки» или «миате»?
Кейт едва сдержала улыбку. Она собиралась поехать на «миате», но знала, как Джули любит носиться по каньону на красном роудстере.
– М-м-м… пожалуй, на джипе. Тебе ничего не надо купить, прежде чем ты завезешь Джоша в ЦКЗ?
Услышав свое имя, ребенок заулыбался и начал греметь ложкой по подносу. Кейт вытерла кашу у него с подбородка.
– Я думала остановиться возле «Кинг-суперс» на Столовой горе. Так ты не против, чтобы я поехала на «миате»?
– Не забудь поставить детское сиденье.
Джули скорчила гримасу, как бы говоря: «Не стоило напоминать».
– Извини, – улыбнулась Кейт. – Материнский инстинкт.
Она произнесла это в шутку, но тут же осознала, что не шутит.
– Джошу нравится открытая машина, – сказала Джули. Она взяла ложку и сделала вид, что хочет съесть его кашу.
Джошуа всем своим видом изобразил радость по этому поводу.
Джули взглянула на Кейт.
– Хочешь, чтобы я привезла его ровно в одиннадцать?
– Примерно, – ответила Кейт, посмотрев на часы и убирая посуду. – Мы зарезервировали оборудование для магнитно-резонансного исследования до часа дня, так что ничего страшного, если и задержишься на несколько минут… – Она показала на тарелку с недоеденной кашей: – Не возражаешь, если…
– Угу, – ответила Джули, шутливо подмигнув Джошуа. – Мы любим кушать вместе, верно, малыш? – Затем повернулась к Кейт. – А эта штука, которая магнитно-резонансная, ребенку не повредит?
Кейт задержалась у двери.
– Нет. То же самое, что и раньше. Просто картинки. – «Картинки чего?» – спрашивала она у себя в сотый раз. – Домой я его привезу вовремя, ко сну.
Спускаться по каньону на «чероки» было не так интересно, как на «миате», срезая углы, но Кейт настолько задумалась, что даже не замечала разницы. В офисе она первым делом попросила секретаршу ни с кем ее не соединять и дозвониться до института Трюдо в Саранаке, штат Нью-Йорк. Это было небольшое исследовательское учреждение, но Кейт знала, что там провели несколько отличных работ по причинным механизмам клеточного иммунитета, связанного с лимфоцитной физиологией. Кроме того, она была знакома и с директором института Полом Сэмпсоном.
– Пол, – сказала она, миновав регистраторов и секретарей, – говорит Кейт Нойман. У меня для тебя есть задачка.
Она знала, что Пол питает слабость к разного рода головоломкам. Эта черта роднила его со многими исследователями в медицине.
– Давай, – откликнулся Пол Сэмпсон.
– У нас есть один ребенок восьми с половиной месяцев. Его нашли в румынском приюте. Физически он выглядит примерно на пять месяцев. Психическое и эмоциональное развитие вроде в норме. У него имеются перемежающиеся приступы хронического поноса, стойкий стоматит, некоторая задержка моторики, хронические бактериальные инфекции в сочетании с отитозной средой. Твой диагноз?
Ответ последовал без долгих колебаний.
– Ну, Кейт, раз ты утверждаешь, что это задачка, то СПИД исключен. С учетом румынского приюта это было бы слишком просто. Значит, говоришь, что-то интересное?
– Так точно, – ответила Кейт. На поляну под окнами ЦКЗ вышло семейство оленей с белыми хвостиками и принялось пощипывать травку.
– Обследование сделано в Румынии или здесь?
– И там и тут.
– Отлично, тогда можно не слишком сомневаться в результатах.
Наступило молчание, сопровождаемое негромким звуком: Пол пожевывал свою трубку. Курить он бросил года два назад, но когда думал, трубка была при нем.
– А как насчет количества лимфоцитов и бета-клеток?
– Лимфоциты, бета-клетки, гамма-глобулин почти не регистрируются, – ответила Кейт. Записи обследования лежали у нее на столе, но ей не требовалось в них заглядывать. – Сывороточный альфа-глобулин и иммуно-гло-булин М заметно понизились…
– Гм, – произнес Пол, – похоже на швейцарский тип гипогаммаглобулинемии. Печально… болезнь редкая… Но на задачку, пожалуй, не тянет.
Кейт посмотрела на оленя: он замер на месте, когда мимо него по извилистой дорожке проехал автомобиль к стоянке ЦКЗ, потом олень снова принялся щипать травку.
– Это еще не все, Пол. Я согласна, что симптомы напоминают тяжелый случай комбинированного иммунодефицита швейцарского типа, но содержание лейкоцитов тоже низкое… меньше трехсот на единицу.
Пол присвистнул.
– Странно. Я хочу сказать, что так называемый «детский» случай швейцарского иммунодефицита вполне банален. Но, судя по твоему описанию, у этого бедного румынского ребенка три или четыре типа комбинированного иммунодефицита – швейцарского типа, гипо-гаммаглобулинемия с лимфоцитами В и ретикулярная дисгенезия. Кажется, я еще ни разу не видел пациента больше чем с одним из этих проявлений. Сама гипогам-маглобулинемия, конечно, редкость, не больше двух с половиной десятков детишек во всем мире… – Перечислив эти очевидные вещи, он замолчал. – Что-нибудь еще, Кейт?
Она подавила желание вздохнуть.
– Боюсь, что да. У ребенка наблюдается значительный дефицит аденозиндезаминазы – АДА.
– Еще и это? – перебил ее врач на другом конце провода. Она услышала, как стукнули его зубы по чубуку, и представила страдальческое выражение его лица. – У бедняжки все четыре разновидности гипогаммаглобулинемии. Симптомы обычно проявляются между третьим и шестым месяцами. Сколько ему, ты сказала?
– Почти девять.
Кейт подумала об «именинном пироге», который Джули должна купить в «Кинг-суперс». Они ежемесячно отмечали «день рождения» Джошуа. Она жалела, что не хватало времени самой купить пирог.
– Девять месяцев… – задумчиво проговорил Пол. – Не пойму, как этот парень столько протянул… Он больше не вырастет.
Кейт содрогнулась.
– Таков твой прогноз, Пол?
Она отчетливо представила, как ее коллега устало выпрямился в кресле и положил свою трубку на стол.
– Ты же знаешь, я не могу делать прогнозы, не видя пациента и не проведя его обследование. Но, Кейт… чтобы присутствовали признаки всех четырех типов… Я имею в виду, что если бы только АДА, это уже само по себе… А делали гаплоидентичный трансплантат костного мозга?
– Близнеца у него нет, – тихо ответила Кейт. – Вообще нет ни братьев, ни сестер. Приют не смог отыскать даже родителей. Обеспечить тканевую совместимость невозможно.
Последовала секундная пауза.
– Что ж, можешь продолжать инъекции АДА для частичного восстановления иммунных функций. А еще – уколы фактора переноса и экстракта зобной железы. Недавно Маллиген, Гросвельд и другие провели работы по генной терапии. У них есть реальные достижения по выращиванию некоторых видов ретровирусов, вырабатывающих АДА…
Его голос прервался, и Кейт договорила за него:
– Но при наличии всех четырех типов гипогамма-глобулинемии шансов избежать появления смертоносных микроорганизмов, даже если генная терапия увеличит сопротивляемость, почти нет. Да, Пол?
– Но послушай, Кейт, ты же не хуже меня знаешь, что ребенку с таким букетом диагнозов достаточно одной инфекции… обычной ветряной оспы, кори с пневмонией Гехта, вируса цитомегалии или аденовирусной инфекции… да самой обычной простуды – и его нет. Их эн-теропатия с потерей белка усугубляет проблему. Это все равно что смазать горку и скатиться по ней на вощеной бумаге.
Сэмпсон остановился перевести дыхание. Он был явно расстроен.
– Я знаю, Пол, – тихо проговорила Кейт. – И я тоже так делала.
– Что делала?
– Смазывала горку на детской площадке и съезжала на вощеной бумаге.
Она услышала, как он снова начал жевать трубку.
– Кейт, ты ведешь этого ребенка… лично, я хочу сказать?
– Да.
– Что ж, я бы возложил надежды на уже имеющиеся исследования по генной терапии и уповал на лучшее. В конце концов, можно попробовать бороться обычным методом восстановления иммунитета. Я передам по факсу все, что у нас есть по работе Маллигена.
– Спасибо, Пол, – сказала Кейт. Пока она не смотрела в окно, олень ушел в сосновый лес. – Пол, а что ты скажешь, когда узнаешь, что симптомы у ребенка носят периодический характер?
– Периодический? Ты имеешь в виду различия в степени тяжести?
– Нет, я имею в виду буквально периодический. Они появляются, достигают пика, а потом исчезают под воздействием собственных защитных механизмов организма ребенка.
На этот раз молчание длилось не меньше минуты.
– Аутоиммуногенное восстановление? Лейкоциты восстанавливаются с нуля? Поднимаются уровни лимфоцитов и бета-клеток? Уровни гамма-глобулина возвращаются в нормальное состояние у ребенка с гипогаммагло-булинемией при трех сотнях лимфоцитов на единицу? Без трансплантации гаплоидентичного костного мозга, без генной терапии ретровирусом АДА?
– Совершенно верно, – ответила Кейт, переводя дыхание. – Ничего, кроме переливаний крови.
– Переливаний крови?! – Его голос сорвался почти на визг. – До диагноза или после?
– До.
– Чушь какая-то, – произнес ученый. Кейт никогда не слышала от него ругательств или грубых слов. – Полнейшая чушь. Во-первых, аутоиммуногенное восстановление может быть только в комиксах. Во-вторых, любая живая вакцина или переливания необлученной крови до диагноза почти наверняка должны были погубить его… не говоря уж о том, чтобы дать какое-то волшебное исцеление. Ты же знаешь, что может случиться после алло-генического переливания: летальный исход в результате отторжения организмом трансплантата, гангренозная генерализованная вакциния… Да какого черта я все это перечисляю – ты сама знаешь, что будет. Здесь что-то не то… или неверный диагноз со стороны румын, или полный провал теории о Т-лимфоцитах, или еще что-то.
– Да, – согласилась Кейт, знавшая о достоверности исходной информации. – Извини, Пол, что отняла у тебя столько времени. Просто я во всем этом, кажется, немного запуталась.
– Нечего скромничать. Если кто-нибудь в этом и сможет разобраться, то только ты, Кейт, – заключил Сэмпсон.
– Спасибо, Пол. Я тебе скоро позвоню. – Она положила трубку и посмотрела на опустевший луг.
Два часа спустя, когда вошла секретарша и сказала, что приехала Джули, Кейт так и сидела, глядя в окно.
После пятнадцати лет работы врачом Кейт считала, что нет более печального зрелища, чем маленький ребенок в окружении современного медицинского оборудования. А теперь, уже в качестве матери, наблюдающей за своим собственным малышом, оказавшимся во власти острых иголок, устрашающего вида аппаратов и прочих медицинских атрибутов, она сочла картину еще более угнетающей.
Джули появилась на пороге зареванной и все время извинялась. Прошло несколько минут, прежде чем до Кейт дошло, что случилось. Девушка на секунду оставила Джошуа без присмотра на переднем сиденье «миаты» – «пока я укладывала именинный пирог в эту красивую коробочку», – и ребенок вывалился, ударившись лбом о центральную стойку. Крови было немного, Джошуа уже не плакал, но Джули все никак не могла успокоиться.
Кейт утешила ее, сказав, что ссадина совсем маленькая, хотя шишка должна вздуться порядочная, после чего устроила небольшую суматоху, в которой приняли участие Джошуа, Джули, секретарша Кейт Арлин, сосед по офису Боб Андерхилл – один из ведущих специалистов в мире по наследственной несфероцитозной гемолитической анемии – и его секретарь Кэлвин. Причиной суматохи стали поиски какого-нибудь антисептика и бинта. Кейт показалось забавным – да и Джули начала хихикать сквозь слезы, – что они находятся в Центре по контролю за заболеваниями в Скалистых горах, исследовательском учреждении стоимостью в шестьсот миллионов долларов, с оснащенными по последнему слову техники медицинскими лабораториями и уникальным диагностическим оборудованием… и не могут отыскать мерку-ро-хрома или перевязочных бинтов.
Наконец они нашли какой-то аэрозольный антисептик и пластырь в офисе главного администратора (тот был заядлым бегуном, но при этом часто падал), Кэлвин раздобыл для Джошуа конфетку, Джули ушла немного повеселевшей, а Кейт отнесла ребенка вниз, в располагавшийся в подвале центр визуализации.
Когда центр переехал в здание НЦАИ, доктор Мобер-ли – главный администратор и специалист в области эпидемиологии – решительно возражал против установки магнитно-резонансной аппаратуры в том же здании, где на втором этаже располагались два компьютера «Крей», краса и гордость ЦКЗ. Моберли и другие знали, что на заре магнитно-резонансных исследований ошибки в экранировании приводили к тому, что переставали ходить наручные часы, а на улице глохли автомобили. Во всяком случае, так гласило предание. Доктор Моберли не хотел подвергать риску компьютеры, на приобретение которых ушла значительная часть бюджета ЦКЗ в Скалистых горах.
Алан Стивенс и другие инженеры убедили администратора в том, что электронным мозгам нет никакой угрозы со стороны магнитно-резонансной и томографической аппаратуры. Алан показал, как оборудованный в подвале центр визуализации можно полностью изолировать от остального мира, сделав буквально комнату в комнате. Поскольку доктор Моберли все еще сомневался, Алан привлек патологов и ребят из биолаборатории, которые с пеной у рта доказали, что магнитно-резонансная и томографическая аппаратура хотя и не является предметом первой необходимости для пациентов, но крайне нужна для работы с трупами как людей, так и животных – чем в основном и приходилось заниматься отделению патологии и биолаборатории. Моберли согласился.
Алан встретил Кейт в подвальной лаборатории центра визуализации. Джошуа уже бывал здесь и не испугался, хотя на этот раз его подстерегала неприятная неожиданность в лице медсестры Тери Хэллоуэй с катетером и иглой. Малыш отчаянно вопил, пока в его худенькую ручонку вводили иглу. Кейт старалась сдержать эмоции. Она и сама могла бы сделать переливание, но у Тери рука была легче. Как и следовало ожидать, Джошуа вскоре затих и спокойно лег на спину, хлопая глазами. Алан и Кейт прочно закрепили его голову подушками и широкой лентой примотали ручонки к столу. Зрелище было малоприятным, но они не могли позволить, чтобы он вертелся во время томографического обследования: это могло привести к смещению устанавливаемых Тери биосенсоров, непрерывно следящих за физиологическими изменениями.
Пока шли приготовления, Кейт наклонилась к Джошуа и попробовала отвлечь ребенка, играя и разговаривая с его любимой мягкой игрушкой, одноглазым медвежонком Пухом. Он почти не заметил, как Тери проколола ему палец для первого из многочисленных анализов крови. Сестра кивнула Кейт, улыбнулась Джошуа и поспешила в соседнюю лабораторию.
В конце концов Кейт положила Пуха рядом с сынишкой и вышла, закрыв за собой массивные двери. Она направилась в аппаратную к Алану, где стояли мониторы.
– Насморк от крика или опять грипп? – спросил Алан.
– Уже три или четыре дня, – ответила Кейт. – Да еще и диарея возобновилась.
Алан кивнул и показал на датчик биосенсора.
– Температура у него приближается к ста градусам.[4]4
По Фаренгейту (100 °F = 37,8 °C).
[Закрыть] И взгляни на результаты первого анализа, который взяла Тери.
Информация из лаборатории передавалась напрямую в контрольное помещение МР/КТ обследования. Согласно первому анализу, у Джошуа обнаружился характерный для гипогаммаглобулинемии недостаток белых кровяных телец, а также хрестоматийное падение уровня лимфоцитов, бета-клеток и гамма-глобулина. Более того, увеличилось количество печеночных ферментов и появились признаки электролитического дисбаланса.
– На мой взгляд, похоже на трансплантационную болезнь, – сказал Алан.
Кейт задумчиво постучала карандашом по зубу.
– Пожалуй… Если не считать того, что с момента последнего переливания прошел почти месяц, а тогда у ребенка не наблюдалось трансплантационного отторжения. У него проблемы не с вливаемой кровью… Такое впечатление, что он хочет отвергнуть свою собственную систему.
Она посмотрела на монитор. Привязанный к столику Джошуа выглядел таким хрупким и беззащитным, его рот был раскрыт в крике, но звук сюда не доходил. Кейт включила переговорное устройство и взяла микрофон, чтобы Джошуа услышал ее.
– Все хорошо… мама здесь… все хорошо. Она кивнула Алану.
– Давай заканчивать, чтобы вытащить его оттуда. Пальцы Алана забегали по клавишам пульта, как по
клавиатуре какого-нибудь «Вурлицера». Столик с Джошуа задвинулся в тор томографа, и у Кейт возникло сюрреалистическое ощущение, что в жерло пластмассовой пушки заряжают маленький снарядик в виде крошечного человечка. Она видела на дисплее, что капельница полностью открыта для подачи крови, а потом биосенсоры начали передавать данные о реакции на это организма Джошуа. На мониторах стали возникать трехмерные изображения его печени, селезенки и лимфатических узлов.
– Чтобы сделать все как надо, – произнес Алан, переводя взгляд с монитора на монитор, – мы должны сканировать селезенку с использованием коллоида 99 м или подвергнутых термообработке эритроцитов для получения подробной картинки селезеночной ткани.
– Слишком инвазивно, – бросила Кейт, не отрывая взгляда от колонок биосенсорных данных. – Остановимся на томографии, магнитно-резонансном и ультразвуковом обследовании, – добавила она уже более мягким голосом. – Я не хочу, чтобы его подвергали чему-то, помимо того, что абсолютно необходимо.
Алан согласно кивнул.
– Ладно, – сказал он, – сканирование подходит к желудочной стенке… так, правильно… вот.
Кейт подалась вперед, уставившись на центральный монитор, и нахмурилась.
– Я не вижу аномалии, которую мы обнаружили в прошлый раз.
– Томограф не берет то, что меньше двух сантиметров, – заметил Алан. – Здесь мы имеем дело со слегка волокнистой массой, обладающей меньшими размерами и плотностью, чем большинство опухолей. Ультразвуковое обследование на изотопах с лейкоцитами, меченными радиоактивным цитратом галлия и индия, покажет, есть ли повод для беспокойства, но томография дает нам лишь намек на наличие абсцесса… Вот, видишь тень?
Кейт видела, но лишь потому, что Алан ткнул пальцем в нужное место на экране. Это была тень от тени. Она снова посмотрела на биосенсорные данные.
