Текст книги "Насчет папайи"

Автор книги: Дэн Кавана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

А может быть, и то, и другое. В обеденный перерыв он позвонил Уиллету и попросил о встрече после работы. Такой разговор по-прежнему был нужен ему скорее для общего ознакомления, но теперь он уже лучше знал, что именно хочет услышать. Он все не мог забыть об утреннем звонке своего назойливо-логичного клиента, и после обеда ему пришла в голову одна идея. Хендрик сказал, что с тех пор, как Даффи поступил к нему на работу, кражи прекратились, и тон у него при этом был недовольный. Что ж, если клиенту нужна кража, кто такой Даффи, чтобы ему перечить?

– Ну как, много на этой неделе поймали несушек? – спросил Даффи.

Они пили кофе, сидя за столиком среди многоголосья имперского города Хитроу. Уиллет собрал в улыбку свои морщинки.

– Нет, хотя пару-тройку я б не отказался самолично обыскать с пристрастием, – он ухмыльнулся, как многоопытный задопыт. Больше всех повезло одному моему приятелю из Гатвика. Заловил нелегала-пакистанца.

– Что, пакистанцы не сдаются?

– Куда там. Бог знает зачем, но они по-прежнему к нам рвутся. Притом, что сейчас это стоит пять штук на человека. Кое-кто платит в рассрочку – первый взнос, а потом по нескольку фунтов в неделю в течение двадцати лет, а малый, которому они платят, в любой момент может повысить расценки, или просто сдать их с потрохами, если ему надоест. Наверное, им и в самом деле осточертело у себя дома.

– А у нас здесь ну прямо рай, тори-санаторий, верно?

– Притворюсь, будто не слышал этого, Даффи. Короче, некоторые из них никогда сюда не добираются. Доезжают до Роттердама, отдают все деньги, а потом ждут каждую ночь напролет свою лодочку, а она все не появляется. Славный парень, который обещал им помочь и нарассказывал всяких ужасов об иммиграционных законах, просто взял да слинял. Оттого в Роттердаме так много нищих индусов, – он глубокомысленно кивнул, словно советуя Даффи не пополнять их ряды.

– В общем, насчет того моего приятеля. Ему поручили обыскать большущий контейнер со всяким добром. Все вперемешку. Видишь ли, фирмам нет нужды арендовать целый контейнер, как правило, каждая арендует лишь часть, и в этом чего только не было – ящики, тюки и всякая такая хрень, а тут как раз дождик пошел, и мой приятель подумал – знаешь, как это иногда бывает – он подумал, да на кой черт мне все это надо, а? Короче, двинул он кулаком по стенке и спрашивает: «Эй, как ты там?». А оттуда в ответ: «Спасибо, хорошо».

Даффи зашелся от хохота; мимо проплыла миниатюрная уборщица-азиатка, и он, ощутив угрызения совести, попытался успокоиться. История, конечно, была душераздирающая – но при этом очень забавная.

– Так оно всегда и бывает, – продолжал Уиллет, – эти парни, с которыми приходится иметь дело, то хитры, как черти, то тупы, как пробки, даже жалко их, бедолаг. А если бывают просто неглупые, так те тупеют сразу же, как им придет в голову заняться контрабандой. Ну не умеют они этого. Взять хоть тех иранцев, которых мы поотправляли назад в прошлом году. У себя на родине у них котелок варит что надо, хороший бизнес, хорошая кубышка с деньгами, потом вдруг в один прекрасный день к власти приходит этот Аятолла Как-там-его. Плохо дело, пора сматываться. Одна проблема: ограничение на вывоз валюты. Езжай на все четыре стороны, говорит старик Аятолла, но с собой можно взять максимум две шоколадки. Ну, они и думают, ага, не будем тогда вывозить деньги, обратим все в героин, против этого старик не возражает, Набивают чемоданы героином, прыгают на самолет и летят сюда. И что же мы видим? Респектабельный иранский бизнесмен из Тегерана, в легонькой рубашечке и брючках, в руках – один-единственный чемоданчик, и потеет, как свинья. Он, видите ли, только сейчас понял, что если мы его поймаем и отправим обратно, ему не скажут: «Ах ты, шалунишка», а прочитают парочку отрывков из Корана – и пиф-паф. Но служба есть служба, и наши ребята зырк на него, а потом подталкивают друг дружку локтями: «Ну, давай ты, Клод; нет уж, давай ты, Сесил».

Даффи кивнул и перешел к делу.

– Если б я был на твоем месте… Нет, если б я был на своемместе и мне надо было что-то найти, где бы ты мне посоветовал искать?

– Как-то ты туманно выражаешься.

– Ну, если б я думал, что что-то должно появиться, но не знал, что.

– Все равно туманно, Даффи. Используй чутье, что я могу еще сказать. А этому надо еще научиться, так что получится не сразу. Ну, начни с того, что постой и посмотри, как реагируют на тебя те, кто проходит мимо.

– С грузами так не пойдет.

– Ну вот, наконец-то он сказал про грузы. С этим всегда труднее. Тут срабатывает либо своевременная подсказка, либо удача. Ну, и серые клеточки. Например, когда во время беглого осмотра замечаешь кое-что подозрительное.

– Что, например?

– Ну, если ты видишь что-то, обернутое мешковиной, стоит этак легонько постучать, чтоб узнать, что там под ней. Если фанера – все нормально. А если железка, возникает вопрос: зачем обертывать мешковиной то, что и так не побъется? Отсюда следует, что тючок заслуживает более пристального внимания.

Из документации тоже можно почерпнуть много интересного. Зачем кому-то ввозить четыре тысячи плюшевых медвежат из Ганы, когда ты наверняка знаешь, что в Гане не производят плюшевых медвежат? Ты ищешь то, что кажется неправильным, нелогичным. С какой стати кому бы то ни было импортировать товар, заявленная стоимость которого меньше, чем расходы на транспортировку? Ну и все в таком духе.

– Наверное, много времени уходит на бумажную возню.

– Ну, у нас есть ЭКСЛА. [8]8
  Система электронной обработки грузов, проходящих через аэропорт Хитроу.


[Закрыть]Компьютер.

– Но компьютер же не может подсказать вам, где искать.

– Ты удивишься, но довольно часто он как раз может. Он сортирует товар по каналам – ну, как красный и зеленый коридоры для пассажиров. Канал Один – проверка документов, Канал Два – проверка документов и досмотр груза, Канал Три – растаможка в течение часа.

– А по какому принципу он это определяет?

– Ну, все авиакомпании предоставляют нам на каждый рейс товарный перечень – коносамент, где указано, какой груз находится на борту, а мы заносим список в компьютер, ну и сами его его проглядываем. Груз в это время, как правило, еще в воздухе – иногда даже тот самолет еще не вылетел, – и если мы замечаем что-нибудь интересное, то набираем «97», и таким образом даем команду компьютеру распределить это наименование в Канал Два, а он потом автоматически это делает.

Но и сама программа делает немало. Есть целая уйма причин отнести груз к разряду подозрительных: например, если импортер имеет плохую репутацию или если груз прибывает из так называемой Темной Зоны. На первый раз досматриваются все новые импортеры и все, что ввозится впервые. Плюс то, что я тебе уже говорил: если заявленная стоимость товара меньше, чем расходы на перевозку, компьютер это непременно заметит и направит на проверку. Часто это бывает что-то совершенно безобидное, например, завод-производитель за границей посылает на головное предприятие образчики спиртного для контроля. Но проверить никогда не мешает.

– А как же выборочное чутье?

– Это тоже учтено. Примерно один процент груза посылается в Канал номер два по принципу случайного отбора. Компьютер выдает нам распечатку по форме Е-1, где указана причина, по которой тот или иной товар был отобран. После этого мы производим досмотр.

– Хм, – похоже, это сильно упрощало жизнь Уиллету, но Даффи не особенно помогло. – Значит, тот, у кого есть голова на плечах, не повезет контрабанду нерегулярной поставкой? Они, наверное, знают, что такие грузы вы досматриваете более тщательно.

– Может, и знают, если только им известно, как мы работаем. Но ведь…

– ?

– Но ведь все это блеф и двойной блеф. Да, мы досматриваем разовые, нерегулярные поставки, потому что они нерегулярные, но ведь мы досматриваем и регулярные – как раз потому, что они регулярные. Приходится всегда быть настороже. Помнить о том, что они либо чертовски хитры, либо тупы донельзя. Взять хотя бы то, как они прячут контрабандный товар. Сначала они кладут его в наименее очевидное место, потом какое-то время – в наиболее очевидное, а потом опять в наименее очевидное.

– Будь ты на моем месте, где бы ты стал искать?

– Ну, я не знаю. Ты по-прежнему так неопределенно выражаешься. Вот если ты знаешь, что ищешь, то можешь сделать кой-какие выводы, сравнить происхождение товара и место назначения. Всегда полезно повнимательней присмотреться к тому, что перевозится без достаточного на то основания. Ведь доставка самолетом – это очень дорого, и зачем, спрашивается, импортировать фрукты из Ганы, если их дешевле вести из Италии, и вот уже у тебя есть повод для досмотра, и может быть, ты что-нибудь да найдешь. Знаешь, как задержали крупную партию наркотиков, которую пытались провести через Лондонский порт? На борту пришедшего из Малайзии теплохода находилось несколько «Фольксвагенов»: все честь по чести, документы в порядке, вроде бы никаких проблем. Вот только один из тамошних ребят подумал: зачем им понадобилось ввозить два уже не новых «жука», если дешевле купить точно такие же здесь? Короче говоря, они их чуть ли не по винтику перебрали и нашли несколько килограммов героина.

Даффи чувствовал, что в общем и целом разговор движется туда, куда он и хотел, но пора уже было немного прояснить ситуацию. Он принес им еще кофе.

– Давай-ка я попробую задать вопрос по-другому. За что они способны убить? Как они вообще относятся к убийству?

– О, по-разному. Зависит от того, насколько они отмороженные. Зависит от того, чем ты им досадил. Ну и от того, насколько легко это сделать. Сам я с этим не сталкивался, но случись столкнуться – не удивился бы.

– Золото?

– Да нет. На золотишке сейчас мало попадаются. Махинации с бумажками куда выгодней. Подправляют, скажем, документы, чтобы казалось, что товар пришел не оттуда, откуда на самом деле – например, чтобы скостить пошлину на импорт. Все в таком роде. Золото сейчас не в цене. Не то, что в пятидесятые, тогда был настоящий золотой бум. Пилоты и стюардессы летали тогда в особых рубашках. Просто с ума от жадности посходили. Один рейс, и до конца жизни можно не работать. Всего один рейс. А кое-кто пытался взять двойной груз и просто падал от нервного напряжения. Или от жары. Помню, один парень упал навзничь посреди калькуттского аэропорта. Карманы полны золота. Получил семь лет в Калькуттской тюрьме. Два года протянул и помер, бедолага.

– Порно?

– Нет. Порно – не такой уж прибыльный бизнес. Не то, чтобы я много с этим сталкивался – крупные партии доставляют, как правило, не по воздуху. Во-первых, слишком большой вес. К нам сюда обычно залетает лишь мелочевка для индивидуального пользования: полдюжины садомазохистских журнальчиков с кровавой «фронталкой» и все в таком духе.

– Значит, если – если конечно, то, что я знаю, верно – кто-то подстроит кому-то аварию, и причиной тому будут не личные мотивы, то этой причиной могут быть… наркотики? – Даффи говорил неуверенно, обиняками, но последнее слово произнес настойчиво и резко.

– Тут у тебя больше «если», чем когда я пытаюсь уговорить жену со мной трахнуться, Даффи.

– Что ж, давай от них избавимся.

– Идет. Что ты хочешь знать?

– Где мне искать?

– Присмотрись повнимательней. Ты – не ты, ты – один из них. Где бы ты стал прятать то, что не должны найти?

– Не знаю, оттого тебя и спрашиваю.

– А ты подумай, – Уиллет внезапно посуровел, словно Даффи был одним из туповатых стажеров, которые только что беспрепятственно пропустили через ПТК целую шайку наркокурьеров. – Называй место, куда бы ты это спрятал, а я буду предлагать улучшения.

Он предлагает игру, подумал Даффи. Он отхлебнул кофе и представил себя – с большим трудом – на борту самолета, направляющегося в Хитроу. Все 256 пассажиров… – вот что пришло ему в голову.

– Я бы… я бы пришил потайной карман.

– Обратись к пакистанцам, – безапелляционно проговорил Уиллет, – они продадут тебе готовые ботинки с потайными отделениями в каблуках и подошвах. По желанию можно купить уже с начинкой. Мы, конечно, в момент тебя расколем. Такое уже когда-то было: с одним пакки и его малолетним сынишкой. Идут еле-еле, а под ноги не смотрят. Проще простого.

– Оденусь поприличнее и пройду через таможню следом за хиппи.

– Неплохо, – если ты сможешь найти на борту хоть одного хиппи. Они сейчас попадаются не так часто, как раньше. Я тебе расскажу кое-что поинтересней. Ты нанимаешь двух курьеров: одного одеваешь получше, другого так себе. Вообще-то, как они выглядят – не важно, главное, чтобы их было двое. Ты даешь одному небольшую часть порошка, а другому – все остальное. После этого ты звонишь и намекаешь таможенникам насчет первого парня. Вряд ли они догадаются, что на одном рейсе может быть два курьера.

Придумка произвела на Даффи должное впечатление. Уиллет на то и рассчитывал.

– Я попробую провезти на машине.

– Что, в багажнике? Не смеши меня. Только не сейчас, когда из прессованной конопляной вытяжки можно делать стекловолокно. Если захочешь, тебе штампанут из конопли хоть целое крыло. Это как в бондовском «Голдфингере» – только намного более реально.

– Я… я выберу аэропорт, где не такой жесткий контроль.

– Таких нет в природе. Сейчас во всех аэропортах жесткий контроль. Но можно попробовать сделать себе два загранпаспорта: один – чтобы лететь в Париж и обратно – типа ты ездил на выходные, а уже оттуда сгонять за товаром. Это неплохой вариант.

– Я возьму два чемодана с одинаковым набором вещей, в один положу наркотики. Если меня остановят, я вернусь и возьму с карусели чемодан без контрабанды.

Даффи был доволен этой придумкой, но Уиллет только усмехнулся.

– И с помощью этого чуда ты намерен провести евреев в землю обетованную? А как же багажные бирки? Да и вообще сейчас на большинстве рейсов разрешается иметь только один чемодан. А если б даже тебе и разрешили, твоишмотки должны остаться на карусели, а тот чемодан, который ты принесешь нам, должен быть битком набит грязными кружевными трусиками и тампаксами, так чтобы и ежу было понятно, что это не твой чемодан. Ну как?

В глазах Уиллета горел азартный огонек. Даффи чувствовал, что игра не совсем честная, ведь он даже никогда не летал на самолете, и не собирался этого делать впредь. Довольно раздраженно, он сказал.

– Я сдаюсь.

– А они нет.

Вне всякого сомнения, Уиллет пытался чему-то его научить, и был прав. Даффи решил положиться на своего друга.

– Так где же все-таки мне искать?

– Это сложный вопрос. Везде. Нет такого места, куда нельзя было бы что-нибудь спрятать. Положим, марихуана имеет довольно большой объем, ее куда попало не сунешь. Но порошок… Героин стоимостью в полмиллиона фунтов может уместиться в пространстве между багажником и задними фарами. Оттого и приходится искать везде, и оттого они идут на все, чтобы ты ничего не нашел.

– Какие самые трудные места?

– И самые легкие. Или легкие и трудные одновременно. На что похожи опийные палочки? На сигареты, верно? Там и ищи. Не так давно мы нашли опиум в сигаретах в запечатанном блоке «Мальборо», причем, насколько можно было судить по чеку, сигареты были куплены во Франкфурте, во время пересадки.

– А за последнее время что-нибудь изменилось? Например, страны-поставщики? Что, Золотой Треугольник процветает по-прежнему?

– Сейчас уже четырехугольник, Даффи. Подключился Коммунистический Китай. А само зелье – точь-в-точь как прежде, только его стало больше. Иранцы, правда, прикрыли лавочку – полагаю, это заслуга старика Аятоллы. Но тут, наоборот, оживился Индостан, они додумались, как лучше очищать героин. Он у них, если ты помнишь, был так себе; самый лучший порошок – не больше тридцати процентов, а сейчас они произвели настоящий прорыв – научились делать девяностопроцентный. Что называется, проиграли в одном, наверстаем в другом; вот только наверстывают они быстрее.

Даффи нахмурился. Пять, шесть, семь лет назад он – молодой и ретивый полицейский – околачивался на Джерард-стрит, в китайском квартале Сохо. Он, бывало, рисовал в своем воображении похожих на иссохшую мумию старых китайцев, блаженно дымящих набитыми опиумом трубками, и лишь ретивость юного Даффи, колотящего в дверь жезлом и язвительно вопрошающего: «Что, опять мак-„Ротманз“ [9]9
  Популярная марка английских сигарет.


[Закрыть]покуриваем, а?», могла вывести их из нирваны. Эти картинки, конечно, льстили его воображению – по крайней мере, поначалу. Порой он расхаживал по Джерард-стрит среди пряных ароматов китайской кухни и думал: вот где место настоящему мужчине. Пару лет спустя от этих мыслей не осталось и следа.

– Мертвые младенцы, – резко проговорил Уиллет. Даффи поднял взгляд и не узнал своего балагура-приятеля. Перед ним сидел суровый офицер таможенной службы.

– Мертвые младенцы, – повторил он, – понимаю, о чем ты думаешь, Даффи, у меня и у самого бывали такие мысли. Ты думаешь, что никогда бы не стал там смотреть. Это и есть их замысел: эти ищейки вынуждают нас идти на крайности – они их получат. Иногда я думаю об этом, и мне приходится одергивать себя, чтобы не зайти по этому пути слишком далеко, – он глотнул кофе, – помнишь, что героин частенько перевозят через границу Малайзии с Таиландом? Так вот, несколько лет назад у них появился новый метод. Они покупают младенцев. Иногда они их похищают, но чаще просто покупают: говорят родителям, что одна богатая бездетная женщина из Сингапура хочет усыновить ребенка. Зачем бедной крестьянке отказываться от этого предложения, ведь у нее самой детей до хрена и больше. И она с радостью продает одного – такая хорошая возможность, все равно, что послать сына в колледж. Но дети никогда не добираются до призрачной богатой дамы из Бангкока. Наркоторговцы умерщвляют их, вынимают внутренности и набивают трупики героином. Затем они передают ребенка «мамочке», она их типа укачивает и так перевозит через границу. Проще простого.

Даффи почувствовал тошноту, но Уиллет еще не закончил.

– Конечно, все должно выглядеть естественно, и они покупают детей, которым нет еще двух лет, иначе то, что они все время спят, будет выглядеть подозрительно. И еще кое-что: помни – я-то всегда об этом помню, – младенцев надо перевезти в течение двенадцати часов с того момента, как они были убиты, иначе цвет лица у них изменится, и от них уже не будет никакой пользы.

Даффи не нужны были подробности – совсем не нужны – но он понимал, что знать о них ему не помешает, как бы его от этого ни тошнило. Уиллет знал, как заставить его слушать. Поэтому все, что он сказал, было:

– Спасибо.

Когда на следующий день Даффи пришел на работу, единственное, что отвлекало его от грустных размышлений – это обдумывание деталей предстоящей операции. Среди клиентов, регулярно приезжающих забрать свой товар, он наметил жертву: парочку жуликоватых торговцев аудиоаппаратурой «под хай-фай» – из тех, что продавали дешево, а покупали еще дешевле. Они звенели браслетами, по-приятельски хлопали всех и каждого по плечу, попадись им в руки что-то по ошибке – они присвоили бы это, не моргнув глазом. По мнению Даффи, они считали, что честность – это овощ и растет на грядке.

Полки, куда складывалась их аппаратура, были совсем рядом с углом, где стоял Даффи, и до сих пор именно ему поручали загружать их фургон. В течение рабочего дня, делая вроде бы лишь то, что ему велели делать, Даффи умудрился перекинуть небольшой ящик с японскими зажигалками в секцию, смежную с секцией аудиотехники.

Об их приезде становилось известно сразу всем работникам «Грузоперевозок»: они подъезжали с открытой раздвижной дверью, врубив на полную мощь «Капитал-радио». [10]10
  Лондонская коммерческая радиостанция; передает преимущественно популярную музыку и развлекательные программы. Основана в 1973.


[Закрыть]На фоне будничной погрузки и разгрузки это казалось настоящим событием. Если за рулем был тот, что расфуфыренней, он всегда выискивал на асфальте масляные лужицы и пытался сделать разворот ударом по тормозам.

Ближе к концу дня прикатила их громыхающая и скрежещущая колымага, встала раком к платформе возле их секции, они выключили мотор, но радио так и осталось орать. Крикнув Даффи: «Эй, придурок, поторапливайся», они отправились обольщать (насколько это было возможно) миссис Бозли и обмениваться с ней расписками. Даффи загрузил в фургон шесть коробок с магнитофонами, шесть коробок с проигрывателями, шесть коробок с радиоприемниками, шесть коробок с усилителями и один маленький ящик с японскими зажигалками, с которого предварительно содрал ярлык: зачем обрекать людей на угрызения совести (хоть это и сомнительно). Он задвинул зажигалки между проигрывателями и стенкой фургона, чтобы Глисон, когда будет сверяться со списком, их не заметил.

Торгаши выбрались из офиса миссис Бозли, Глисон прошелся с блокнотом и проверил погрузку, водитель заорал: «Эй, придурок, не забыл копченую лососину?», Даффи в ответ крикнул: «Она под сиденьем», и громыхающий фургон тронулся с места.

Даффи не знал, что будет с зажигалками, когда они станут разгружать свой фургон, но, скорее всего, они не будут делать это сами. Наверняка у них есть для этого какой-нибудь немощный старик-рабочий. Хозяева зажигалок должны были приехать за ними завтра, и за секцию, где они хранились, отвечал Кейси, так что Даффи не нужно было об этом беспокоиться. Зажигалки могли позаботиться о себе сами.

Успешно осуществив свой план, и не имея особенной работы, Даффи снова приуныл. Он то и дело ловил себя на том, что высматривает в стеклянной будке белокурую макушку миссис Бозли, и в голову ему лезли дикие, праздные мысли, которые до сих пор не было никакой возможности проверить. И все оттого, что мистер Далби перед тем, как трахнуть своих девиц, нюхает кокаин, и оттого, что Уиллет рассказал ему несколько неприятных истин.

Даффи всегда был прагматиком. Три года в полиции только упрочили эту сторону его натуры, и меняться он не собирался. Он не идеализировал законы и не возводил в абсолют их соблюдение. Он знал, что такое «ты мне – я тебе», умел посмотреть на какие-то вещи сквозь пальцы и при случае позволял задержанному отделаться нотацией. Он не думал, что цель оправдывает средства – хотя иногда, конечно, она-таки ее оправдывала. Он не считал все преступления одинаково преступными; чему-то он просто мог не дать ход. Но несмотря на весь его прагматизм, существовали преступления, к которым он был беспощаден. Таким было убийство: с этим были согласны все. Такой была продажность в полиции, но когда Даффи на собственном опыте узнал, что это такое, он стал относиться к этому еще более серьезно. Таким было изнасилование: Даффи не любил копперов, которые считали изнасилование чем-то вроде небольшого мошенничества, приправленного капелькой эротики. И таким был героин…

Семь лет назад при слове «героин» он представлял себе стариков-китайцев, погруженных в маковые грезы; но сейчас он больше так не думал. Уиллету можно было и не стращать его мертвыми младенцами – Даффи и так имел представление о том, что это такое, – со времен Лесли. Он смеялся над пакистанцами в нашпигованных наркотой ботинках, но он самолично оторвал бы им ноги, будь у него такая возможность. Ему были известны цветистые китайские фразы – оседлать огненного дракона, играть на губной гармонике, дать залп из зенитных орудий – они не завораживали Даффи, только не после случая с Лесли.

Она была красивая девушка с удлиненным, спокойным лицом, темными волосами и большими глазами, она жила в том же доме, что и он – вскоре после того, как его вышибли из полиции. Она нравилась ему, но дальше этого дело не шло, потому что тогда он был в отчаянье из-за того, что у него разладилось с Кэрол, и все, на что он был способен – это раз за разом ездить в клуб «Карамель», напиваться, цеплять всякого обормота, который на это согласится, и исполнять все, что он только от него захочет. Он тоже ей нравился, но дальше этого дело не шло, потому что она была наркоманкой.

Он помнил, как отнесся к этому, когда узнал: какой близкой показалась она ему, и как он хотел уберечь ее. В своем воображении он рисовал, как они излечат друг друга от ран, нанесенных им миром. Потом она украла его фотоаппарат. После этого она вернулась и объяснила, как она раскаивается, но что это вопрос приоритетов, и ее проблема, конечно, гораздо важнее его фотоаппарата. Он принял это безропотно, он даже не думал о том, чтобы ее «прощать», он просто не подозревал, что наркоманам нельзя доверять. Сейчас-то он знал; сейчас он был к этому готов.

Для наркоманки она жила более-менее осознанно, то есть начинала думать о том, как бы добыть денег на дозу по крайней мере за день до того, как ее запасы истощались. Иногда она воровала, иногда подрабатывала в массажном салоне, иногда ухитрялась пристроиться манекенщицей. Даффи продолжал любить ее, как в самом начале. Потом она украла его магнитофон и на этот раз раскаивалась чуть меньше. Зачем он оставил его лежать на самом виду? Он же знал, что для этого ей надо всего-навсего стянуть у него запасной ключ.

Ее родные несколько раз отправляли ее лечиться, но она всегда возвращалась. Ноги у нее стали совсем худыми, а глаза – огромными; даже веснушки у нее стали больше и превратились в пятна. В квартире у нее стало грязно, а ковер начал вонять. Он вонял оттого, что когда она вытаскивала из руки кровавый шприц, то, чтобы прочистить его, набирала воды и со смехом выпускала струю на пол.

Даффи отступился, потому что знал, что от героиновой зависимости излечивается один из десяти, и что она была одной из девяти. Он отступился, потому что боялся сделать все, что было в его силах, – и потерпеть поражение. Он вовсе не гордился этим решением, но одержимость наркотиком действует завораживающе, и скоро вы начинаете думать о том, как бы защитить себя. Он отступился, потому что любил ее и не хотел услышать о том, что она умерла. Ей было двадцать два.

На одном конце цепи были убитые тайские младенцы, на другом – такие, как Лесли, которые кололи себя, пока не умирали. Она как-то сказала ему, что больше всего боится не смерти, но того, что ей уже некуда будет колоть. Вены у нее на руках исчезли, вены на ногах исчезли, она колола в запястья и тыльную сторону ладоней, и боль была такая, про какую она и не знала, что такое бывает на свете. Скоро, сказала она, ей придется колоть в пах.

Даффи решил, что останется в «Грузоперевозках» еще на некоторое время – так, на всякий случай.