Текст книги "Насчет папайи"

Автор книги: Дэн Кавана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

И потянулись долгие, нудные две недели. Каждый день он звонил в третий пункт утилизации, и каждый день никто не брал трубку. Всякий раз, когда Кэрол ему разрешала, он брал вечером ее дряхленькую «Мини» и следил за одним из четырех: Глисоном, Таном, Кейси или миссис Бозли. После работы он ехал к Кэрол, брал ее «Мини», ехал по одному из адресов, которые переписал себе в блокнот, припарковывался неподалеку и ждал, когда что-нибудь произойдет. Придумка была не особенно удачная и мало что помогала узнать, это было лишь самую малость полезнее, чем сидеть дома и мотать проволоку; но, по крайней мере, так, когда после часа сидения у него затекала задница, он чувствовал, что более-менее отрабатывает свои деньги.

Слабым местом всей затеи было то, что пока он успевал обернуться и обосноваться возле их жилища, они нередко уже куда-нибудь уходили. Кейси, например, забегал домой после работы всего на несколько минут – прополоскать рот «Листерином», что, по его мнению, наверное, должно было компенсировать крайнюю неряшливость. Лишь после двух прошедших без толку вечеров Даффи понял, что Кейси уже ушел и сейчас, возможно, выгуливает своего «девчачьего любимчика». На третий вечер Даффи пошел на риск и поехал за ним сразу после работы, не меняя машины. И, конечно, в тот вечер Кейси решил остаться дома. На следующий день, поглощая двойную порцию запеканки и бобов, он спросил у Даффи:

– Смотрел вчера бокс по ящику?

Даффи выразил сожаление, что он это пропустил. Кейси уверил его, что это была «одна сшибка на мильен».

В те вечера, когда он наблюдал за Глисоном, приходилось сидеть в Аксбридже возле большого «семи», [6]6
  «Полуотдельный» дом (половина двухквартирного дома с отдельным входом).


[Закрыть]где кроме самого Глисона была еще и миссис Глисон и – судя по доносящимся воплям – маленький Глисон. Может быть, это объясняло то, почему они редко выходили из дома. По крайней мере, они не выходили в те вечера, которые посвящал им Даффи. Единственное, что его слегка удивило, это что в маленьком дворике стояло две машины: «Вива», на которой ездил на работу Глисон, и большая «Гранада». Возможно, у миссис Глисон имелись собственные сбережения.

Тан был немного интересней. Он жил со своей семьей на окраине Саутхолла. По вечерам он, как правило, уходил гулять с девушкой, – к счастью для Даффи, предварительно откушав со всем семейством плотный малайский ужин. Даффи мысленно представлял этот ужин, пока, жуя кусок мясного пирога, несся на всех парах от дома Кэрол в Саутхолл. Если он успевал, то имел возможность сопроводить Тана и его девушку в кино или в паб – или в парк, куда они однажды отправились гулять.

Миссис Бозли жила на Рейнерс-лейн, что было чуть более удобно для Даффи – вдоль по Вестерн-авеню, а потом срезать. По вечерам она поливала цветы в палисаднике, а это значило, что Даффи следует парковаться подальше. Еще она любила покалякать с соседями. Ни то, ни другое не заслуживало быть переданным Хендрику.

Вся эта бодяга сжирала уйму бензина. Кроме того, она сжирала терпение Даффи. Спустя девять вечеров он уже не мог этого выносить. Он дал себе выходной и отправился в клуб «Близнецы». Он захаживал туда, когда «Аллигатор» малость ему надоедал, он уставал от одних и тех же смакующих вермут персонажей, и ему хотелось какого-то разнообразия, охоты и приключений. «Близнецы» не были «жестким» заведением, но были более конкурентным. Тут надо было быть расторопнее, немного больше потратить, но ассортимент был куда шире. У Даффи прямо из-под носа увели очень привлекательного шведа («Близнецы» были закрытым клубом, но иностранцев туда пускали, предварительно заглянув в паспорт), и в конце концов повел к себе домой застенчивого стажера из какого-то издательства, который очень усердно с ним заигрывал, немало выпил за счет Даффи, по дороге принялся ему рассказывать, что никогда раньше этогоне делал (Даффи ему не поверил, но обещал, что больно не будет), а потом не захотел класть часы в пластмассовую коробку. Вдребезги пьяный, он расхаживал по квартире нагишом и вскрикивал: «Но я хочу засечь, сколько у нас получится, хочу засечь, сколько получится!» В конце концов, когда Даффи начал терять терпение, парень изобразил крайнее огорчение, покорно поплелся в ванную, положил в коробку часы и сразу вслед за тем туда же проблевался. Отмывая часы от рвоты и слушая доносящийся с дивана храп, Даффи еще раз мысленно присягнул на верность «Аллигатору».

На следующий вечер кое-что, наконец, произошло. Миссис Бозли отправилась в город. Ровно в половине девятого она вышла из дома и повергла Даффи в шок. В руках у нее не было лейки, и она не стала смотреть, нет ли где рядом соседки, с которой можно поболтать; она направилась прямо к своей машине и села за руль. Более того, она распустила волосы.

Она была умелым водителем, но Даффи без труда следовал за ней к Вест-Энду. Она явно знала эти места, но Даффи знал их еще лучше. Он три года проработал полицейским в Сохо, и до сих пор помнил там все закоулки и злачные места. Миссис Бозли остановилась на Грейт Мальборо-стрит, он проехал мимо нее, притормозил ярдах в тридцати и смотрел в боковое зеркальце, как она выходит и закрывает машину. Он последовал за ней вниз по Поланд-стрит, потом по Бродвик-стрит, налево, направо – и тут она неожиданно зашла в какой-то клуб. Несколько минут он постоял ярдах в двадцати от входа, потом пересек улицу и медленно пошел по тротуару.

«Пижон» – называлось это заведение, и даже через улицу было видно, что это место не из тех, в которые должна бы наведываться миссис Бозли – по крайней мере, та миссис Бозли, которую он знал. Над входом был устроен бордовый навес, на котором трехфутовыми самоварного золота буквами было начертано: «ПИЖОН». На окнах висели бархатные занавески, подвязанные кружевцем. Но хотя занавески и были подвязаны, внутрь заглянуть было нельзя, потому что кроме занавесок на окнах были еще и жалюзи, и они были закрыты. Понять, что там внутри, можно было благодаря большим квадратным тумбам перед входом, на каждом боку которых светились цветные слайды.

Даффи перешел через дорогу и быстро их осмотрел. На одном была фотография изогнутой барной стойки со множеством высоких табуретов, на другой – снимок чего-то, похожего на ресторан; столики были отделены друг от друга невысокими перегородками с подвесными двустворчатыми дверцами. Были там и две фотографии очень хорошеньких девушек – одна блондинка, другая брюнетка, обе с голыми плечами. На левой тумбе сверху было написано: «„Пижон“ – место, где расслабляются джентльмены»; на правой – «„Пижон“ – лучший отдых – лучшая компания».

Он отошел и стал ждать ярдах в тридцати от входа. Примерно через час показалась миссис Бозли и, не оглянувшись, быстро пошла к машине. Даффи проследил за ней достаточно времени, чтобы убедиться, что она едет домой, потом вернулся к дому Кэрол и поменял машины. Ключи он подбросил под дверь: на этом настаивала Кэрол. Отъезжая, Даффи с неодобрением окинул взглядом припаркованные машины. Вон та – не машина ли Пола Ньюмена?

На следующий день он то и дело посматривал туда, где в стеклянной будке сидела миссис Бозли. Ну и ну, думал он. Приличная работа, домик на Рейнерс-лейн, лейка, муж без одного легкого – и нате вам, волосы по плечам и цок-цок-цок в сомнительный клуб. Что бы это значило? Что бы это значило? Что это – приработок на стороне, чтобы оплатить расходы на лечение мужа? Если да, то это должно быть что-то очень выгодное, иначе зачем бы ей проделывать такой путь ради одного часа. Это должно быть что-то очень неблаговидное. А когда она оттуда вышла, она не выглядела так, будто только что занималась чем-то очень неблаговидным.

Возможно, всему этому было какое-то невинное объяснение. На практике такого никогда не случалось, но теоретически это было возможно. Может, там работал ее брат, или, скажем, внебрачная дочь. Могла же она навестить на работе внебрачную дочь? А почему она тогда распустила волосы? Даффи вынужден был признать, что так она казалась лучше, – не такой бесчувственной. Почти как если бы она не была стервой.

Эта загадка целый день поддерживала Даффи в хорошем настроении. Кроме того, он точно знал, что сегодня вечером не поедет за Таном на малайскую дискотеку – нет уж, благодарю покорно. После работы он позвонил Кэрол – узнать, можно ли к ней заехать. Нет, машина ему не нужна. Ему нужен тот коричневый конверт, который он отдавал ей на хранение. Он не рассчитывал, что «джентльмены» расслабляются за бесплатно. Еще он не рассчитывал, что они «расслабляются» в зеленых замшевых куртках с большими пластмассовыми молниями, водолазках и джинсах. Одна половина Даффи думала: да пошли они, я плач у , значит, и одеваться могу, как мне нравится. Другая, более разумная половина думала: не стоит выделяться. Он нырнул в самые глубины своего гардероба и извлек оттуда костюм времен своей полицейской молодости, изысканного цвета болотной тины с тесными брючинами и лацканами узкими, как треугольнички для игры в триктрак. Он надел его и остался недоволен тем, как облегают брюки его талию; он ослабил эластичный пояс, но разницы особой не ощутил. На то она и зрелость, сказал он себе, но другой голос прошептал: толстеешь, Даффи, толстеешь.

Он нашел галстук – узенький, как глист – и повязал его вокруг шеи. Делая это, он чувствовал себя самоубийцей, – господи, и шея тоже – до чего толстая. Затем он поглядел на себя в зеркало. Ну и вид. Будто рокер-шестидесятник, неудачно подделывающийся под «Джерри и Пейсмейкеров»; он покрутил воображаемыми барабанными палочками. Меньше всего его можно было принять за Джентльмена, Собирающегося Расслабиться. Может, ему стоит вынуть сережку? Или надеть более приличные ботинки? Черт, он и так уже сделал достаточно уступок. Подождем, пока они увидят его засаленные банкноты по одному фунту: вот тогда они поймут, с кем имеют дело.

Увидев его, Кэрол разразилась смехом.

– Куда это ты собрался, Даффи? На ретро-дискотеку?

– Что, неужели так плохо? Я думал, я выгляжу вполне.

– Ты выглядишь ужасно.

И она поцеловала его в губы, в восторге от того, как ужасно он выглядит. Ремень надавил на живот, и ему захотелось писать. Когда он вернулся, Кэрол сказала:

– Да, я пробила для тебя те имена. Извини, что так долго, мне не хотелось рисковать.

– Конечно. Спасибо, любимая. Ну и как?

Она протянула ему листок. Он быстро пробежал его глазами. Все так, как говорил Хендрик. И за самим Хендриком ничего не числится. Все-таки надо поблагодарить.

– Ты очень помогла, любимая. Это как раз то, что мне было нужно.

– Ну и как продвигается?

Она не спрашивала, что именно продвигается, потому что не слишком хотела это знать. Но в общем и целом успехи Даффи были ей небезразличны.

– Так себе. Ни шатко, ни валко. Но за это платят.

– А это главное.

Она сходила и принесла его коричневый конверт. Он взял деньги и затолкал их в карман. Когда он уходил, Кэрол еле удержалась от смеха – кургузый пиджачок делал его похожим на бандита из старого гангстерского фильма – похоже, он уже начал ощущать себя человеком со средствами. Его запросто можно было принять за джентльмена – в темноте, и если свет был в спину.

Он припарковался на Грейт Мальборо-стрит и дальше пошел пешком; у него сосало под ложечкой. Когда он служил в полиции, этого заведения еще не существовало. Каким оно окажется? Шикарным? Или низкопробным притоном? Каким бы оно ни было, это не сравнится с сидением на Рейнерс-лейн в развалюхе «Мини».

На раздвижных стеклянных дверях значилось: «Пижон». На половике у порога значилось: «Пижон». На внутренних стеклянных дверях значилось: «Пижон». Здешние хозяева не давали забыть о том, где ты находишься. Внутри, как сначала показалось Даффи, было очень темно. Слева от него был гардероб, и там стояла девушка. Даффи в любом случае пришлось бы задержаться у гардероба, но остановился он по другой причине – грудь девушки была абсолютно голая, и при этом очень аппетитная.

– Вашу шляпу, сэр, – сказала она.

– У меня нет шляпы.

– Нет. Вашу шляпу, сэр.

Он подошел поближе. Он что, идиот? Ничего, что он так уставился на ее грудь?

– Прошу прощения, – сказал он, – я тут в первый раз.

– Все нормально, сэр, – улыбнулась она, демонстрируя безукоризненные зубы, – вы пригласите какую-нибудь из девочек вниз?

– О, разумеется.

– Двадцать фунтов, сэр.

– О, разумеется.

Гадая, за что платит, – или за кого – он медленно отсчитал двадцать фунтов. Что значит «вниз»? И где «девочки»?

Недоумение его, впрочем, быстро разрешилось. Повернувшись спиной к той, что спрашивала про шляпу, он тут же их увидел. Справа обнаружилась длинная изогнутая стойка, что была на цветном слайде при входе; в действительности она показалась ему меньше и не такой роскошной, как ее изображение. Вокруг бара в разных позах расположились десятка полтора девушек; пятеро из них увивались вокруг толстячка в дальнем конце стойки.

Все девушки, как он заметил, были разного типа, среди них одна видимо-негритянка и одна видимо-китаянка (а может, видимо-малазийка); но всех их объединяла общая черта: голые груди. На одной, правда, был надет лифчик. Когда Даффи направился к бару, она автоматически его приспустила, и грудь слегка колыхнулась. Восемь или десять девушек встали, чтобы усадить его на табурет. Чудовищных размеров бармен велел ему заказать выпивку; Даффи счел, что это очень хорошая идея. Он заказал виски.

– Четыре фунта, сэр.

С таким голосом спорить было нельзя; если и можно было что-то сказать в ответ, так это лишь: «Почему же так мало? Мне ничего не стоит, вот, пожалуйста, возьмите семь». Виски было на донышке. Он истратил уже почти половину глисоновских денег.

– Вы уж простите, что не могу вас всех угостить, – извиняющимся тоном проговорил он. Он никогда не видел одновременно столько грудей разного калибра. Ему стало смешно. Он не ощущал себя попавшим в гнездо разврата; скорей, это было похоже на то, как если бы он попал в зоопарк.

– Ничего, – сказала девушка справа, – в баре для нас бесплатно.

Они пили, в основном, апельсиновый сок. Он – из стакана виски. Разговор стал иссякать. Даффи начал нервничать.

– Ну так чем вы занимаетесь? – спросил он, словно на великосветском рауте. Это был, возможно, самый ненужный вопрос из всех, какие он задавал в своей жизни. Девушки захихикали.

– А вы чем занимаетесь? – парировала одна слева – смуглая девица с шотландским акцентом и грудями умеренного размера.

– Я… э… я… э…

Кое-кто уже начинал посмеиваться. Мужчины всегда врут, это правило они хорошо усвоили. Наконец, он сказал:

– Я – этот… кутюрье.

Они так и прыснули; одна из обхаживавших толстяка девушек откололась от своей группы и присоединилась к Даффи. Беседа возобновилась. От виски почти ничего не осталось.

– Ладно, – сказала та, что слева, – насмотрелся уже. Кого возьмешь с собой вниз? Мы в нетерпении.

– О, – Даффи допил остатки виски – не больше чайной ложки. Он стеснялся отдать предпочтение какой-нибудь одной, хоть и заплатил за это двадцать фунтов. Он мотнул головой влево и сказал, – с тобой, наверное.

Они встали, и девушка в лифчике тут же подняла бретельки и сунула сиськи в чашечки. Там они и останутся – до следующего клиента. Он пошел за выбранной им девушкой. На ней были черные бархатные брючки длиной до середины икры и золотистые плетеные босоножки на высоком каблуке. Со спины она походила на венецианского гондольера.

Внизу было еще темнее. Сильно пахло благовониями. Они пришли в еще одну комнату с картинки – ту, что с отдельными кабинками и двустворчатыми дверками. Быстренько осмотревшись, девушка нашла незанятую кабинку, и они вошли внутрь. Она нажала кнопку звонка и спросила:

– Как тебя звать, милашка?

– Ник. А тебя?

– Делия. Дурацкое имя, верно? Если хочешь, зови, как тебе нравится. Многие так и делают.

– Нет, хорошее имя. Серьезно, нормальное.

Вряд ли у него будет много случаев называть ее по имени; кричать через комнату не придется. Появился официант с двумя бокалами и маленькой бутылкой шампанского; в ведерке был не столько лед, сколько талая вода.

– Десять, – шепнула девушка, и он отсчитал из денег Глисона еще десятку.

Девушка налила два бокала, и они чокнулись. Он отпил из своего, она поставила свой на стол.

– Откуда ж такие шмотки?

– Нравятся?

– Да, прикольные. Прямо из пятидесятых, верно?

– Угу.

– Откуда такие?

– Есть такой магазинчик. Торгует шмотками, какие были в моде в пятидесятые.

Девушка улыбнулась. Улыбка у нее почти нормальная, подумал он.

– А почему тогда от них пахнет нафталином?

– Да нет, это у меня такой одеколон. Тоже ретро. Не слыхала – нафталиновый одеколон?

– Шутите.

– Нет. Не шучу.

– Ты смешной.

– Угу.

– Хочешь – подержись за мои титьки.

– О.

– Ты ведь за них заплатил. Потому они и наружу. Они не для того, чтоб на них смотреть.

– Конечно, нет.

Это было не намного приятнее, чем подержать мешок с сахарной пудрой; она, несомненно, знала, как свести эротику к минимуму. Он протянул руку и положил ладонь на ее правую грудь. Она, казалось, сразу же успокоилась, словно теперь все необходимые приличия были соблюдены.

Он взглянул на столик. Кроме шампанского, на нем находились три вещи: зажженная свеча, букетик экзотического вида цветов – наверняка, искусственных, – и курильница с воткнутой в нее дымящей палочкой.

– Они настоящие, – сказала она. Возможно, это относилось не к титькам.

– Правда?

– Да, понюхай.

Почему бы и нет. Рассчитав алгоритм, он понял, что не сможет дотянуться до цветов, не высвободив правую руку, он и так брал шампанское левой и каждый раз путался в сплетении рук. Он выпустил ее грудь и наклонился к цветам. Тут он краем глаза уловил какое-то движение. Цветы пахли чем-то растительным, но вовсю коптящая курильница мешала достоверно разобраться.

Он выпрямился и снова положил руку ей на грудь – опять на правую, которая была ближе, тянуться к дальней было бы выражением чрезмерной фамильярности – или недовольства.

– И что это за цветы?

– Не знаю. Они свежие. Их каждый день меняют. Мистеру Далби каждый день присылают их из-за границы. Он это называет: свежие цветочки для моих цветочков.

– Почему ты выплеснула шампанское, пока я их нюхал?

– Чтоб скорей заказать вторую бутылку. Я разлюбила шампанское – сразу, как стала здесь работать. Хочешь, я тебе отдрочу?

– Э… попозже.

– Если ты насчет цены, это будет стоить десять. Смотри-ка, сюда идет мистер Далби, давай скорей закажем еще бутылку.

Она нажала кнопку звонка, и Даффи снова убрал руку с ее груди, чтобы достать деньги. Человек, показавшийся из двери в дальнем конце комнаты, медленно шел по проходу. Он был очень спокоен и, казалось, вовсе не смотрел по сторонам, но едва заслышав его мягкие шаги, девушки нажимали на кнопку и заказывали еще шампанского.

– Если ты не против, в этот раз я выпью твой тоже.

– Ладно, но не тяни, надо, чтоб казалось, что мы выпили вместе.

– Ладно.

Мистер Далби почти поравнялся с их кабинкой. Походка у него была медленная, стариковская, но, может статься, оттого, что он не хотел отвлекать клиентов. На самом деле ему было не больше сорока, и у него было круглое лицо, маленькие круглые очки, розовые щеки и костюм в полоску. Даффи отвернулся, и причиной тому было не стеснение. Мистер Далби был человек из ящика.

5

– Это ваш босс?

– Да, это мистер Далби.

Прибыла вторая бутылешка шампанского; у Даффи осталось всего шесть глисоновских банкнот.

– Ты зарабатываешь на собаках?

– Что?

– На собачьих бегах – это от этого у тебя все бумажки по одному фунту?

– Нет, – ответил он, – Харди Эмис [7]7
  Харди Эмис (р.1909) – знаменитый английский модельер, автор книги «Костюм англичанина».


[Закрыть]только так и расплачивается.

Она хихикнула. Она ему нравилась. Нет, скорее, он думал, что она ничего. Он снова положил влажную от бутылки ладонь на ее правую грудь. Интересно, пришло ему в голову, можно ли ее потискать – или за это надо платить отдельно? Не то, чтобы ему очень хотелось.

– А какой он – мистер Далби?

– Он нормальный. У него все по правилам. Не нравятся правила – не работай, все по-честному.

– Вы с ним спите?

– Ясное дело. Не очень часто. И он всегда за это платит. Если не хочешь, можешь отказаться, это одно из правил. Никто, ясное дело, не отказывается.

– Угу.

– И потом, он это дело не больно-то любит, так что нам от этого только лучше.

– Не любит?

– Нет, не особенно. Трахается много, но кайфа от этого не ловит. Он из тех, кто натягивает сразу два презика – так боится что-нибудь подцепить. Понимаешь, о чем я?

– Ммм.

– А когда трахается – в два счета кончает, вытирает член и тут же бежит в ванную!

– Шутишь?

– Нет, серьезно. Прямо тут же. У него там, наверху, квартирка: кабинет, спальня, ванная. Он всегда первым делом включает кран, а как кончит – сразу – бух в ванну.

– А еще что он делает?

Интересно, подумал он, знает ли все это миссис Бозли?

– Ну, иногда он перед этим еще нюхает.

– Что нюхает?

– Ну, иногда это такие маленькие капсулки, он держит их рядом с подушкой, и когда снимает носки, просто ломает капсулку и нюхает, что там внутри. А иногда это просто какой-то порошок. Но что-то в последнее время он ему разонравился.

– А ты что в это время?

– Я просто лежу и жду, пока он сделает дело. Ну, все эти приготовления и ванна. Я не жалуюсь – пусть бы и все джентльмены такими были.

Даффи был очень доволен собой. В конце туннеля забрезжил свет. После вечеров, проведенных в старенькой «Мини», это была его награда. Настроение сразу улучшилось. Сейчас, если он прибавит к остаткам глисоновских денег пятерку своих…

– Сколько ты говоришь, ты берешь?

Делия смущенно улыбнулась.

– Десять, милый, – она расчетливым жестом погладила его бедро.

Шесть по одному фунту, пятерку его собственных, один фунт себе… он положил деньги на стол. Увидев синюю пятерку, она хихикнула.

– Эй, мистер транжира!

Ну не странные ли эти мужчины? Никогда наперед не знаешь, на что они купятся. Сидел-сидел, симпатичный, разговаривал, и щупать больно-то не щупал, и вот, стоило рассказать ему о том, как трахается мистер Далби, и – нате вам – вдруг находит у себя заначку.

Помимо всего прочего, Даффи был рад расслабить ремень – он его просто убивал. Он расстегнул ширинку и разрешил ей достать его член. Она быстро и прилежно его обработала, на ковер брызнула сперма.

Не удивительно, что им нужны все эти благовония, если они все время пачкают ковер: сначала шампанское, потом сперма. Может, у них там внизу (где темно и не видно) синтетические коврики, и они меняют их каждую неделю? Свеча догорала. Неопознанные цветы выглядели все такими же свежими, но он так и не смог их как следует понюхать. Всего лишь на какое-то мгновение Даффи стало интересно, кто поставляет им благовония.

Когда на следующее утро ему позвонил Хендрик, от его приподнятого настроения мало что оставалось.

– Хотел узнать, как вы продвигаетесь.

– Понемножку, мистер Хендрик, понемножку. То, се – одним словом, рекогносцировка. (Клиентам нравилось это слово, хоть не все они умели его выговорить). Много времени уходит на слежку, вы ж сами понимаете.

– Да. Но вы уже что-нибудь обнаружили?

– Ну, у меня сейчас гораздо больше зацепок, чем в самом начале.

– Вы обходитесь мне недешево, мистер Даффи.

– Угу.

– И вы до сих пор не нашли моего вора.

– Нет.

– И с вашего появления на складе краж больше не было.

– Но вы, мистер Хендрик, наверно, и не хотите, чтобы они были?

– Нет. Конечно, нет.

– Так, может быть, это мое присутствие удерживает их от воровства? – говоря так, Даффи чувствовал, что это сомнительное предположение.

– Да, но если ваше присутствие и дальше будет их удерживать, и они ничего не будут красть, значит, вы и поймать их не сможете?

– Нет.

Несмотря на ранний час, Хендрик был на удивление логичен и последователен. Это было нечестно. Даффи еще не допил первую чашку кофе.

– Вы же понимаете, я не могу платить вам только за то, что пока вы там, краж не происходит.

– Конечно, нет.

– Это обойдется мне еще дороже, чем если бы я просто разрешил им брать раз в месяц все, что душе угодно.

Даффи хмыкнул.

– Вы ведь там уже почти месяц, верно?

– Что ж, может быть, как раз сейчас что-то и произойдет.

– Я даже не знаю, на что надеяться: что это произойдет или нет, – похоже было, что логика Хендрика начала увядать.

– Раз уж об этом зашла речь, мистер Хендрик, то это все исключительно на ваше усмотрение. Я, естественно, соглашусь с любым вашим решением. Однако на вашем месте я бы немного подождал. Я прекрасно вас понимаю – вы платите деньги и до сих пор ничего за это не получили. С другой стороны, вы ничего и не потеряли. Я надеюсь, у вас нет нареканий к моей работе у вас на складе.

– О нет, никаких нареканий. Даже больше, мистер Даффи, если вы вдруг захотите сменить род занятий…

– Это очень великодушно с вашей стороны. Значит (никогда не следует отдавать инициативу клиенту), мы с вами можем подождать еще какое-то время, я правильно понимаю?

– Да, пожалуй, так будет лучше.

Когда он повесил трубку, Даффи подумал, ну вот, есть еще немного времени, но совсем не много. А если ничего так и не выяснится, он всегда может рассказать Хендрику, что у него есть судимость; после этого тот наверняка его повысит, даже не прибегая к помощи миссис Бозли.

Занятная штука жизнь, думал он по дороге на работу. По крайней мере, иногда – оттого и хочется ее продолжать. Тот парень из «Близнецов», такой пылкий, кончил тем, что разукрасил блевотиной коробку с часами, а девица из «Пижона» его завела и расфонтанила. Никогда бы не подумал, говорил себе Даффи, никогда бы не подумал, что так получится, если бы мне заранее предложили выбор.

Но, с другой стороны, не было в ней ничего занятного; жизнь была штука запутанная и непонятная. По дороге на работу за ним снова увязались пузатые Боинги. Даффи вспомнил, как обычно передавали по радио: «Все триста пятьдесят два человека…», «Все сто тринадцать человек…», «Все два миллиона триста сорок пять тысяч девятьсот восемнадцать человек…». Они всегда говорили об авиакатастрофах именно так. Никогда просто «двести пятьдесят четыре человека». Как только Даффи слышал в новостях это «все», ему не составляло труда сказать, чем закончится фраза: «…погибли, когда лайнер ДС-10 „Кукарача эрлайнз“ врезался в склон горы близ озера Тыры-Пыры. Обломки самолета оказались рассеяны в радиусе нескольких миль. По имеющимся сведениям, самолет двигался точно по курсу и находился в хорошем техническом состоянии…». Возможно, у них уже заранее была приготовлена стандартная запись, и они от случая к случаю только меняли в ней незначительные детали. И всегда сообщения начинались с этого «все».

Летающие гробы выстроились в линию, чтобы в свой черед благополучно рухнуть; Даффи думал о вчерашнем своем воодушевлении и сменившем его разочаровании. Воодушевление он испытал, когда у него появилась гипотеза, разочарование же, когда заново взвесил имеющиеся у него факты. А они были до крайности скудными.

Начнем сначала. У Хендрика пропадает товар; положим, в это мы верим. За неимением другого свидетельства. МакКею устроили аварию. Нет – МакКей попалв аварию – это все, что мы знаем. Он задел обо что-то боком – или что-то задело его – вылетел на обочину и сейчас лежит в больнице с перебитым хребтом. Авария могла быть умышленно подстроенной, а могла быть и простой случайностью; то, что второе ТС не остановилось, еще ничего не значило: люди часто не останавливаются, если думают, что это сойдет им с рук.

Второе: ему в шкафчик подбросили пятьдесят фунтов, а в машину шесть калькуляторов. Чтобы подкупить его? Чтобы за что-то расплатиться? Чтобы к чему-то подготовить? Он не знал, и теперь, после разговора с Глисоном, наверное, не узнает уже никогда.

Третье: у двоих работников Хендрика в прошлом были судимости. А это значит, что солнце по-прежнему встает на востоке.

Четвертое: с тех пор, как он пришел на склад, ничего больше не пропало. Это могло означать, что его раскусили или что вором был МакКей, или что с момента его прихода, на склад не поступало ничего особенно соблазнительного.

Пятое: у него была возможность осмотреться, заглянуть в бухгалтерские книги и в пару-тройку ящиков – и это ни к чему не привело. Он исправно проторчал несколько вечеров перед домами своих коллег, но и это ничего не дало. Вот только…

Вот только до этого момента у него были лишь гипотезы, возникшие, может быть, из одного того, что ему не нравилась миссис Бозли, не нравилась так же безоговорочно, как не нравился ей он сам. А гипотезы, возникшие на почве предубеждения, серьезного отношения не заслуживают.

В ящике стола миссис Бозли лежала повернутая вниз лицом фотография мистера Далби. Миссис Бозли ходила в заведение под названием «Пижон» с распущенными по плечам волосами и оставалась там около часа. Мистер Далби – он сверился со своими записями – был одним из постоянных клиентов «Грузоперевозок Хендрика». Мистер Далби, перед тем как потрахаться, ломал капсулку с допингом; возможно, у него были проблемы с эрекцией. Что еще было ему известно? И что мог бы из всего этого заключить умный человек? Например, что у миссис Бозли был роман с мистером Далби; это было бы вполне понятно: если ты когда-то состояла в соблазнительной должности стюардессы, а теперь вынуждена жить на Рейнерс-лейн с инвалидом-мужем, стоит ли удивляться, если тебе вдруг захочется распустить волосы и прогуляться в Сохо? Тогда становится ясно, почему она поехала так далеко ради одного часа. Такова человеческая природа. Сам Даффи ездил и дальше. И это объясняет, почему фотография лежала лицом вниз – дань стыдливости, декорум адюльтера. И понятно, почему всего час: девушка из «Пижона» говорила, что мистер Далби привык управляться быстро. К тому же, ему надо было руководить предприятием (тем более в то время, когда заходила миссис Бозли), надо было следить, чтобы девушки исправно заказывали шампанское. Даффи стало почти жаль миссис Бозли.

С другой стороны, эта гипотеза – как и предположение Даффи, что в «Грузоперевозках Хендрика» разворачиваются две остросюжетных линии, а не одна – была ничем не подкреплена, и цеплялся он за нее только потому, что ему не нравился характер миссис Бозли и цены мистера Далби. Пятьдесят – нет, пятьдесят четыре фунта – за работу ручкой, малую толику шампанского и виски, который видно только потому, что он золотистого цвета; стоило спросить водки, и вам могли бы дать пустой стакан: и вы бы не заметили разницы.

В результате, то, что показалось ему началом полосы везения, – под действием алкоголя, а еще от того, что он тратил не свои деньги, что над его костюмом не посмеялись и что в деле наконец-то появились подвижки, – сейчас виделось Даффи не кладезем откровений, а всего лишь разрозненными сведениями из жизни кучки говнистых обормотов. Не больше. И если он хочет сохранить эту работу – а она и в самом деле подоспела как раз вовремя – ему срочно нужно накопать что-нибудь еще, или сделать так, чтобы что-то случилось.