Текст книги "Насчет папайи"

Автор книги: Дэн Кавана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Ну, если вы так говорите.

Единственными, если не считать самого Даффи, кто перевозил его мебель, были воры. На прошлой квартире его обокрали дважды. Во второй раз они забрали все: столбик шестипенсовиков и электрический чайник, даже растение в горшке. Оставили ему пару пепельниц, кровать и ковер. Чтобы перевезти это на другую квартиру, вряд ли могли понадобиться грузчики.

– То же самое и с грузоперевозками. Если вы получаете груз самолетом, недостача – обычное дело. Груз проходит через столько рук, его открывают на таможне – самого Адама так не искушали, если вы в курсе, о чем я. (Даффи не показался Хендрику особенно начитанным парнем). А вы ведь знаете, что говорят о Хитроу? – Хендрик помедлил. По выражению лица Даффи было ясно, что он не имел понятия, что говорят о Хитроу. – Те, кто там работает, никогда не покупают ни фрукты, ни овощи. Я слыхал, что на много миль в окрестности едва сыщется одна зеленная лавка. Любой служащий аэропорта, если он увидит, что его жена покупаетхотя бы фунт яблок, просто со стыда сгорит.

Хендрик воззрился на Даффи, ожидая какой-нибудь реакции при упоминании противоположного пола. Реакции не последовало. Он глянул на золотую сережку в левом ухе у Даффи. Ему захотелось дернуть за эту сережку, чтобы только заставить этого парня что-нибудь сказать. В конце концов, Даффи все же открыл рот, но сказал немного.

– Угу.

– Что угу?

– У вас пропадают яблоки, к этому вы клоните?

– Нет. Ну, в общем, да, но это не главное. Я занимаюсь грузоперевозками уже шесть лет. Давно смирился с тем, что у меня потаскивают. Это почти что негласная договоренность: они получают таким образом прибавку к зарплате, я отношу пропажи на счет страхования и предпочитаю об этом не думать. Оно того не стоит.

– Но с недавних пор…

– Но с недавних пор, что-то около месяца назад это вышло из-под контроля: покражи резко возросли. С этим нельзя мириться.

– С чем?

– Пропал целый ящик с калькуляторами. Полдюжины дорогих шуб. Два ящика копченой лососины.

– А вы имеете дело только с предметами роскоши?

– Да нет, почему. Мы перевозим разное, всего понемногу. Но ведь по воздуху не станешь переправлять что попало, только действительно ценный товар, или скоропортящийся, или то, что имеет немедленный спрос. Мы не налегаем на садовую мебель или сухой корм для свиней, если вы об этом.

– Как вы меня представите?

– Вы можете занять место МакКея. Бедняга МакКей, – добавил Хендрик, словно в подтверждение своего сочувствия бедняге МакКею, но из-за этого сочувствие стало казаться наигранным (возможно, искренним оно на самом деле и не было). – Чуть себя не угробил. Угробил машину. Такая симпатичная машина была.

Последнее замечание было, по крайней мере, вполне искренним.

– Что я должен буду делать?

– Всего понемножку, мы фирма небольшая. Все друг другу помогают. Где-то подвезти, где-то поднести, где-то помочь миссис Бозли.

– ?

– Она заведует на складе. Первоклассная женщина, умеет заставить работать.

– И, наверное, любит мех, а?

Хендрик уставился на него, на его угрюмой физиономии стали появляться отдаленные признаки шока. Прежде чем это выражение возобладало, Даффи улыбнулся, что случалось с ним не так часто.

– Просто шутка, мистер Хендрик. Приходится задавать разные вопросы.

– Вы, между прочим, поступаете в ее распоряжение. Завтра можете?

– Послезавтра. Я беру двадцать пять в день.

– Что ж, это примерно столько, сколько получал МакКей, так что идет.

– Нет, это сверх его заработка. Если я буду должен выполнять две работы, мне и платить должны за две.

Они поторговались. Как обычно, Даффи сначала стоял на своем, потом терял интерес, и в конце концов уступал достаточно много, чтобы потом на себя злиться. Все же в целом он получил в полтора раза больше, чем обычно, а необходимость время от времени передвинуть пару мешков его не обременяла. Тем более что это на несколько недель освобождало его от хождений к зеленщику.

2

– В задний проход? – недоверчиво переспросил Даффи.

– В задний проход.

Сфинктер Даффи непроизвольно напрягся. Уиллет про себя улыбнулся; забавно, как они все на это реагируют. Он продолжал.

– Четыре в задний проход, три во влагалище. Или наоборот. Разница небольшая. Порой симпатичные девки. Хорошенькие, ну и, само собой, расфуфыренные, как не знаю что. Было время, когда такие задаваки проходили, даже не взглянув на таможенника, а если он осмеливался просить, чтоб она раскрыла свой sac voyage(он произнес это слово в нос, передразнивая претензию на элитарный выговор), в который чисто случайно набито пятнадцать шиншилловых манто, они готовы были ему глаза выцарапать. Теперь некоторые из них путешествуют в одиночку, при этом на ногах держатся нетвердо, им не надо рассказывать нам, как и почему, мы все знаем и так. Эти девчушки думают, что они уже такие самостоятельные, объехали полмира, встретили какого-нибудь милашку-иранца или араба, или кого там еще, втюрились в него по уши – иногда этот их араб скармливает им немного кокаина, но чаще всего они делают это просто «по любви» – и не успевают оглянуться, как оказываются в самолете с полудюжиной кондомов с героином в заднице. Только представьте: двенадцать часов таскать такое в себе – ведь об этом нельзя забыть ни на минуту, верно? А некоторые из этих бедняжек – эти господа арабы, на которых они западают, вовсе не глупы, знают, что самолеты из некоторых стран мы досматриваем особо, и заставляют своих подружек совершать целые кругосветные путешествия, прежде чем прилететь в Великобританию, – так вот, некоторые из этих девчушек таскают в себе героин по тридцать шесть часов. По их виду можно подумать, что они только что слезли с лошади. Глупые несушки.

– Это так вы их называете?

– Да, несушки. Глупые девчонки. Среди них попадаются и довольно милые. «Что скажет мамочка… Или Абдул – ведь он такой чудный». Глупые несушки. И конечно мы никогда не добираемся до Абдулов. Иногда они посылают с ними прикрытие, чтобы быть уверенными, что им не придет в голову блестящая идея спустить все это в унитаз на борту.

– А кто это делает?

– Что – это?

– Ну, кто обыскивает этих, несушек?

– Залезает к ним в задницу? Нет, это не принято. Приходится ждать, пока все само выйдет. Иначе это будет как бы действие оскорбительного характера. Мы можем производить нательный досмотр, но зондировать уже нельзя. Не зондируй, и да не зондируем будешь, – на этот раз Уиллет позволил себе улыбнуться.

– И что вы делаете?

– Посылаем их в особый туалет для несушек.

– ?

– Это такая комната для тех, про кого мы думаем, что у них есть наркотик. Кровать, пара стульев и на возвышении унитаз, вроде трона. Красивенький такой унитаз. Внутри – полиэтиленовая подкладка, ну, как мешок для мусора, который засовывают в ведро. То есть, ничего не скрываем, показываем, чего от них хотим, и унитаз на самом видном месте. А потом мы просто садимся и ждем. Если они хотят доказать, что мы ошибаемся, вот, пожалуйста, что может быть проще. Повоняет малость, но зато как эффективно.

– И сколько вам приходится ждать?

– Иногда несколько дней. При этом с них нельзя спускать глаз, ни на минуту. Стоит отвернуться, и знаешь, что они делают? – Даффи не знал. – Они срут и тут же проглатывают это снова.

Даффи сглотнул, и с омерзением уставился на свой эклер.

– Они глотают это?

– Либо так, либо семь лет тюрьмы. Думаю, тут любой проглотит.

Даффи согласился, но в детали предпочел не вдаваться.

– Это, наверное, очень нудно – ждать.

– Да, конечно. Если б мы были в каком-нибудь Гонконге, мы бы просто подсыпали им в кофе быстродействующее слабительное, и на тебе пожалуйста. Но здесь у нас это опять же будет считаться оскорблением личности, так что приходится просто сидеть и ждать, и мы ждем столько, сколько нужно. А когда они, наконец, понимают, что так просто уйти им не дадут, то остается натянуть резиновые перчатки, насадить на нос прищепку – и думай о Родине.

– А мне в кофе ничего не подсыпали?

– Ладно, скажу: там новейший препарат, нейтрализующий чувство страха. Я хочу, чтобы вы доставили в Багдад несколько блоков фруктовой жвачки, – Уиллет ухмыльнулся. Его привлекала перспектива доесть за Даффи шоколадный эклер. – Да, просто на случай, если вам интересно: рекорд несушки – пятьдесят пять. Это, конечно, если и спереди, и сзади. А рекорд «глотателей» – 150. В «Книге рекордов Гиннеса» вы этого не найдете.

Даффи ухмыльнулся в ответ. Уиллет был старым симпатягой – не таким, впрочем, и старым – за пятьдесят. С тех пор, как они познакомились, волосы у него поредели, но он по-прежнему был все такой же коренастый, словоохотливый старый хрен. У него было лицо любимого дядюшки вашего лучшего друга. Возможно, поэтому он так преуспел в качестве таможенника. Немногие станут врать любимому дядюшке лучшего друга, а те, кто все же станет, почувствуют такую вину, что все равно себя выдадут. Когда они только познакомились, Уиллет уже был старшим таможенником, и хотя его стаж к тому времени был достаточно велик, он с умилением рассказывал о своем пребывании на ответственном посту вперед-, а точнее сказать – в зад смотрящего.

Они встретились за чашечкой кофе в «Яблоневом буфете» Первого терминала. За спиной Даффи возвышалось служившее оправданием названию пятиметровое искусственное дерево, увешанное красными и зелеными шарами. Над его головой время от времени принималось трещать главное табло прилета и вылета, выдавая сведения о послеобеденных рейсах; та же самая информация высвечивалась на размещенных там и сям телевизионных мониторах. Каждые тридцать секунд как гром среди ясного неба раздавался «последний призыв» диктора пройти на посадку, и на столиках оставались десятки недопитых стаканов чая. Для слуха Даффи эти слова звучали как memento mori. [2]2
  Помни о смерти (лат.)(напоминание о том, что ты смертен).


[Закрыть]Он мог поспорить, что среди вышедших на пенсию пилотов были такие, кто назвал свое бунгало Последним Призывом.

Только присутствие Уиллета удерживало Даффи от того, чтобы предаться средней тяжести паранойе. Он ненавидел аэропорты… Он ненавидел и самолеты тоже. Все это, без сомнения, потому, что он ненавидел Заграницу. Иностранцев он, правда, не ненавидел – не больше, чем многих других людей, не иностранцев, – но он ненавидел место, откуда они приезжали. Сам Даффи, понятное дело, за границей никогда не был, но ему и не надо было туда ездить, чтобы знать, что там полно психопатов. И поэтому он ненавидел все, что напоминало ему об ужасающей возможности поездки за границу. Увидев в небе самолет, он втягивал голову в плечи, мирно едущий по Кромвель-роуд автобус Британских Авиалиний наполнял его тревогой. Даже простая встреча со стюардессой внушала ему смутное опасение, что она может его похитить, и он проснется связанным по рукам и ногам и с кляпом во рту в грузовом отсеке нацелившегося носом в землю ДС-10. Вот в чем была главная опасность самолетов: они падали, они причиняли смерть. Если бы Даффи был король, он повелел бы написать на всех фюзеляжах: «Правительство предупреждает: самолеты опасны для вашего здоровья».

Была у Хитроу и другая особенность. Этот аэропорт был словно маленький анклав на территории Великобритании. Люди здесь переставали быть англичанами – даже если за его пределами ими были. Они запросто могли ударить тебя углом чемодана – и не извинялись. Они норовили пролезть вперед тебя в очередях. Они кричали. Они без стеснения выражали свои эмоции у выхода на посадку. Они словно старались казаться б о льшими иностранцами, чем сами иностранцы. И повсюду сновали миниатюрные азиатские женщины в коричневых халатах: они таскали подносы, драили полы, вычищали пепельницы, грациозно заходили и выходили из туалетов. Почти все они были настолько маленькие, что Даффи начинал чувствовать себя крупным мужчиной; многие из них казались довольно пожилыми; они никогда не разговаривали, разве что друг с другом, и язык их был непонятный. Единственным, что напоминало, что здесь не Заграница, были указатели и голос, объявляющий прибытие и посадку, всегда настолько спокойный, что это нервировало Даффи. Но даже это не помогало почувствовать, что ты в Англии. Когда миниатюрная азиатская женщина убирала за Даффи поднос, он вдруг понял, на что было похоже это место: процветающий форпост Империи с порабощенными туземцами.

– Ну так что у тебя за дело, Даффи? – Уиллет прочно вошел в образ доброго дядюшки. Даффи не возражал. Ему нравился Уиллет. К тому же, таможенники были совсем не то же, что стюардессы: их предназначение состояло – по крайней мере, так казалось Даффи – в том, чтобы отвадить людей от поездок за границу, в том, чтобы добавить ложку дегтя в бочку меда, и чтобы косвенно выразить неодобрение властей. Совсем иная роль, чем у стюардесс.

– Пока еще сам не знаю. Я вроде как разведчик. Меня как бы наняли работать на складе; приступать надо завтра. Там кто-то подворовывает. Больше ничего в точности не знаю. Просто подумал, схожу, осмотрюсь, ну и, конечно, с тобой пообщаюсь. Я, знаешь ли, нечасто здесь бываю.

Уиллет снова собрал в улыбку свои морщины; страхи Даффи не были для него секретом.

– Что воруют, это здесь не в новинку. Ведь это же Хитроу-Сити, Даффи, Хитрожопый город.

– Угу.

– Нет, правда, газетчики и судейские называют его Воровским Логовом. Но воровство – всего лишь малая толика, Даффи. Это хитрый город, в нем сплошь одни хитрости.

– Угу.

– Это так. Ведь что думает какой-нибудь Джо из народа? Он думает, что все дело в контрабанде, что мы здесь только и занимаемся тем, что отлавливаем не заявленные в декларации бутылки виски, выспрашиваем квитанции на фотоаппараты и всякую мелочь, а потом вдруг заявляется эдакий мордатый Бяка, и что-то в его походке подсказывает нам: вот он, тот, кто нам нужен, и у него на голове такая большущая кожаная кепка, и там наверху есть такая маленькая пупочка, а в пупочке брильянт, или таблетка ЛСД, или микрочип с секретом атомной бомбы. Так думает Джо из народа, верно? Джо из народа ни хрена не знает.

– Угу.

– Это город, Даффи, настоящий город, – Уиллет откинулся на спинку кресла и разразился речью. – Большой, как Ньюкасл, а население обновляется каждый день. Ты только подумай. Есть здесь, конечно, и контрабанда, но это так, местная специфика. Кроме контрабанды здесь процветают все преступления любого другого города, только те, кто их проворачивает, еще большие хитрецы, потому что они должны понимать местную специфику. А разница есть, потому что здесь крутятся большие деньги, потому что аэропорт открыт двадцать четыре часа в сутки, и потому что люди, прибывающие сюда, только и думают о том, как бы поскорее оказаться дома, и если им удается оказаться дома и при этом не потерять чересчур много, значит, все в порядке.

Да, есть контрабанда. Есть воровство. Есть даже вооруженный грабеж. Есть карманники, фальшивомонетчики, надувалы всех мастей. Есть так много всяких способов словчить, Даффи, ты не представляешь. Знаешь, что говорят о Хитроу?

– Про фрукты-овощи? Слыхал.

– Ладно, положим, это ты слышал. Ты, может, слышал и про «ковбоев» на стоянке такси – за триста фунтов они берутся довезти тебя до Бирмингема и высаживают на первом же перекрестке, а там – как знаешь.

– Угу.

– Слыхал про местную автостоянку? – Уиллет вошел в азарт, ему хотелось поразить Даффи какой-нибудь особенно ловкой аферой.

– Нет.

– Так вот, автостоянка, – Уиллет махнул рукой туда, где располагалась парковка. – Одна на короткий срок, другая на длительный. Нормально?

– Нормально.

– Долговременная парковка намного дешевле, но находится дальше. Приходится добираться на автобусе. Оставляешь машину, ключи, заполняешь бланк, где указываешь, когда обязуешься за ней вернуться, и летишь себе под пальмы к сеньоритам. Что же происходит после этого? Маленькая фирма сдает напрокат машины. Полная конфиденциальность и на порядок дешевле, чем у «Херц» или «Эйвис». Кто помнит километраж на спидометре своей машины, тем более, когда вокруг солнце и пальмы? А если даже кто-то и помнит, так ведь счетчик всегда можно отмотать назад, верно?

– Просто, как дважды два. Что, это и сейчас так?

– Нет, безмозглые ковбои допустили слишком много аварий. Вот лавочку и прикрыли. По крайней мере, что-то больше об этом не слышно.

– Хорошая афера, – уважительно проговорил Даффи.

– Просто прекрасная, пока работала. Жаль, что они так глупо попались.

Даффи кивнул. Ему было знакомо это чувство; оно было знакомо всем, кто работал в сфере охраны правопорядка. Начинается всегда с того, что хочется арестовывать всех и за что угодно, и любой значок с надписью «Войска вон» или показанный исподтишка рогатый знак победы таят в себе угрозу Сложившемуся Миропорядку; затем наступает осознание того, что всех нарушителей не переловишь, всех нарушений не пресечешь. Кто-то попадается по глупости, таких ты презираешь за то, что они так плохо подготовились к тому, за то взялись; кто-то попадается потому, что оказался менее удачлив, чем ты; и, наконец, кто-то попадается потому, что тебе очень, очень хотелось его поймать. Убийцы, насильники-педофилы – их ненавидишь. Но есть преступления и есть преступники, которыми нельзя не восхищаться. Блестяще задуманные, умело исполненные, никому не причинившие зла – настоящего зла. Такого преступника и ловить-то почти не хочется, его деятельность доставляет тебе что-то близкое к наслаждению, и когда они просто-таки напрашиваются на то, чтобы их поймали, ты чувствуешь раздражение, как будто бы они этим подрывают твое уважение к самому себе.

– А как вы узнаете, кого обыскивать?

Этот вопрос рано или поздно задавал Уиллету каждый.

– Секрет фирмы. Тебе, так и быть, открою. Тут нужно иметь выучку и чутье. Причем, чутье иногда в буквальном смысле слова. У нас тут есть один сотрудник, так у него чутье лучше, чем у его собаки. Да нет, я тебе клянусь. Вот идут они с собакой вдоль транспортера – собаке полагается унюхать марихуану, – но этот мой приятель, он часто реагирует первый. Показывает собаке, где нюхать. Собака прыгает, виляет хвостом и идет жрать свой бифштекс. Удивительное чутье.

– Ну вот меня, например, вы бы стали обыскивать?

– Это как получится. Иногда нам советуют за кем-то присмотреть особо. Иногда мы быстренько оглядываем чемоданы прежде, чем они попадают на «карусель». Это тоже немного помогает. Главное, мы наблюдаем за тобой с того самого момента, как ты слез с самолета. Не за тобой, конечно, а вообще за некоторыми. И не полагаться на «просветку», да, никогда не полагаться на «просветку».

– В общем, меня бы вы вряд ли остановили.

– Может, и нет. Но ведь все таможенники разные. Если ты ничего не знаешь наверняка, остается полагаться на чутье. Оно бывает двух сортов: я их называю «научное» и «выборочное». Научное, когда ты отслеживаешь тех, которые нервничают, или у которых многовато – или наоборот, маловато багажа. Иногда их чемоданы первыми выезжают на карусель. Мы можем организовывать такие штучки – а они притворяются, что их не замечают, ждут, пока другие пассажиры разберут свои. Ну вот, берешь такого под локоток да и отводишь его в сторонку. Это и есть научное чутье.

Выборочное чутье у каждого свое. Я вот, например, торможу всех, у кого через левое плечо перекинут плащ. Вроде глупость, да? Но иметь такой ориентир просто необходимо – хотя бы для того, чтобы держать себя в тонусе. Я знаю ребят, которые выдергивают мужчин в белых костюмах; если их спросишь, почему, они пустятся в такие психологические дебри – они, видите ли, думают, что люди надевают белое, чтобы казаться такими чистенькими и невинными, типа им нечего скрывать от окружающих. Конечно, чаще всего мужчины надевают белый костюм, потому что не хотят, чтоб он измялся в чемодане, или боятся, как бы его не стащили, или хотят понравиться стюардессе. Но таможенник думает, что за этим скрывается нечто большее, или сам себя в этом убеждает, хотя на самом деле просто у него такое выборочное чутье. Это всегда бывает по-разному: некоторые стопорят тех, кто не улыбается, другие – тех, кто улыбается, кто-то высматривает блондинов, а кто-то – лысых, или тех, чья спутница ему приглянулась. Чаще всего он это делает просто для того, чтобы подольше поглазеть на девушку, или, может, завидует – после того, как провел всю ночь на ногах, и хочет глянуть одним глазком, что везут из Лос-Анджелеса эти пижоны. Я ребят за это не осуждаю.

– А экипажи вы обыскиваете?

– Ну конечно. Это называется шмон. Я был на таком на прошлой неделе. Как обычно, все перерыли, но нашли немного. По правде сказать, такие досмотры проводятся больше для профилактики.

– А есть кто-то, кого нельзя обыскивать?

– Дипломатов, дипломатический багаж. Хотя и здесь есть всякие возможности.

– Например?

Уиллет усмехнулся.

– Засылаем лазутчика. – Ну, конечно. Не стоило и спрашивать. – Есть всякие способы, Даффи, я же говорю: это хитрый город – наш Хитроу. Никто не может встать над Законом, но полным-полно людей умудряются проскользнуть подним.

Следующий вопрос напрашивался сам собой, но Даффи не хотел задавать его вслух, поэтому просто подмигнул своему приятелю.

– Ну ты нахал!

Даффи подмигнул еще раз.

– Ну, раз уж ты спрашиваешь, в моей практике таких случаев не было. Здесь, у нас – нет. Вот в Гатвике [3]3
  Крупный международный аэропорт к югу от Лондона.


[Закрыть]несколько лет назад был небольшой скандальчик – пилоты одной авиакомпании, которую мы называть не будем, предлагали ребятам взятку. Но здесь – нет. Здесь все хорошие ребята, половина из них – шотландцы, что уже хорошо, и это говорю тебе я, болельщик «Арсенала». Нет, оно того не стоит. Наказание сурово, а отмыться потом очень сложно. Хотя иногда я вижу, как это обычно происходит: жизнь штука сложная. Кто-нибудь может просто не справиться с искушением. И если такое с кем-нибудь случится, то ответственность за это я бы возложил на миссис Тэтчер. Нет, честное слово.

– А я думал, ты на стороне тори.

– На стороне. Сам голосовал за эту дамочку. Не говори жене, – заговорщицки подмигнул Уиллет, – мне она малость нравится. Такие прекрасно пошитые костюмы. Я бы хотел, чтоб она приехала к нам – я пропустил бы ее через «зеленый коридор», не раздумывая. Но леди сделала ужасную вещь: она отменила систему поощрений. Не сомневаюсь, что это была не лично ее идея, но если бы тот маленький чиновничек, которому пришла в голову эта мысль, попал к нам в руки, ему бы как минимум из всех пиджаков подкладку повыдрали.

– Так что, ты больше не будешь голосовать за тори?

– Для этого нужно кое-что посерьезнее, Даффи; но знаешь, что – они все время говорят о стимулах, а какой у нас сейчас остался стимул? Ну почему им надо изничтожать все, что реально работает, Даффи?

– Ну, это вопрос не ко мне. – Они встали, и Даффи пожал Уиллету руку. – Может, через недельку-другую зайду тебя повидать.

– В любое время. Кто знает, может, я еще нагряну на твой склад с таможенным досмотром.

– Значит, плохо ты меня знаешь.

– Знаю, знаю. Поищи там контрабандные клюшки для гольфа. Они длинные, тонкие, сделаны из металла и перевозятся в сумках.

– Буду смотреть в оба.

– Смотри и за ковбоями тоже. Я серьезно. Наши ковбои ничем не лучше любых других. Совести у них кот наплакал.

– Усек.

И Даффи зашагал сквозь охрипший от крика восточный базар этого огромного города.

На следующий день, перед тем, как поехать на работу, он позвонил Кэрол и попросил ее вечером прийти. Она ответила, что не может; как всегда, это больно его задело. Он не спрашивал, она не объясняла – таков был уговор. Одно время она говорила ему о тех вещах, против которых, она знала, он не будет возражать – например, когда собиралась сходить в кино с подругой по Уэст Сентрал или навестить свою тетушку, но это только заставляло его думать, что когда она не объясняла, это значило, что она едет в «Ритц» с Полом Ньюменом или снимается в порнофильмах. Поэтому скоро все стало по-прежнему: он не спрашивал, она не объясняла. Она пообещала, что вместо этого придет на следующий вечер.

Одежду для «Грузоперевозок Хендрика» он подобрал с толком: надел джинсовую куртку, которая выглядела так, будто была сшита из отдельных лоскутков, хоть на самом деле это было не так (когда Кэрол показала ему, что это ложные швы, он почувствовал себя обманутым), самые старые свои джинсы с самыми настоящими заплатами на коленях, разбитые ботинки. Это должно было подойти.

Залезая в свой фургон, он в очередной раз подумал, как умно поступил, что не стал расписывать бока рекламными слоганами и картинками с черепом и костями. Кое-кто из его конкурентов действовал именно так, они это называли «высокой видимостью». Правда, у него тоже была дощечка с надписью «Даффи Секьюрити» – сзади у нее были резиновые присоски, и когда он ехал по официальному делу, то прикреплял эту дощечку сбоку на фургон. Вначале у него было две таких дощечки – по одной на каждый бок, но одну он потерял, когда ездил в Баркинг. Вероятно, в тот день вязкость его слюны оставляла желать лучшего.

Так что с одеждой у него был полный порядок, с фургоном был полный порядок (иными словами, он завелся), собеседование было заранее оговорено, и поэтому с ним тоже был полный порядок (Хендрик сказал, что лучшей легендой для миссис Бозли будет сказать, что Даффи выполнил по его просьбе много всяких поручений и теперь хотел устроиться на постоянную работу). Он ехал по М4 в направлении, противоположном тому, в котором двигались те, кто работал в городе, так что с дорогой тоже был полный порядок. Непорядок был лишь в том, что теперь ему придется каждый день ездить в Хитроу и слушать, как воют от натуги самолеты, отрываясь от земли под нелепым, фантастическим углом, а если вдруг один из них решит передохнуть на территории складских помещений – что ж, значит, такая горькая Даффи выпала участь.

Его беспокойство было рационально подкреплено. Даффи давно для себя решил: если ты работаешь в черте аэропорта и не испытываешь страха – у тебя не все в порядке с головой. Слева от него и параллельно М4 в небе длинной цепочкой выстроились неуклюжие махины, дожидающиеся разрешения на посадку. (Вероятно, они только так и умели ориентироваться. «Лично я завожу свой А-двести пятый со стороны Мортлейка…». «А вот я привык держаться северного участка Кольцевой…» Похоже, что пилоты ни о чем другом промеж себя и не говорили). Расстояние между самолетами составляло примерно милю, и даже Даффи видел, что это преступно мало. И как медленно они летят – едва опережают его фургон. Как будто соревнуются, кто может пролететь медленнее без того, чтобы упасть.

Смотри на это так, решил про себя Даффи. Чем скорее ты поймаешь того, кто тырит у Хендрика товар, тем скорее ты перестанешь бояться, что пассажирский ДС-10 превратится в пикирующий бомбардировщик, или что с высоты 20000 футов на тебя свалится глыба замороженной мочи. Ясней ясного. Он свернул на Третьем перекрестке, инстинктивно втянул голову в плечи, пересекая полосу, по которой разгонялись брюхатые чудовища, и поехал вдоль периметра аэропорта.

Склады располагались на юге Хитроу. Склады, где хранились товары, облагаемые пошлиной, были огорожены забором; авиакомпании, которым они принадлежали, были ответственны за груз до тех пор, пока он не пройдет таможню. Затем он переправлялся либо непосредственно импортеру, либо кому-то из многочисленного племени агентов по грузоперевозкам – только по другую сторону изгороди.

«Грузоперевозки Хендрика» помещались в одном из наименее престижных районов этого складского городка. Более предусмотрительные агенты разместились в новеньком крытом ангаре рядом с дорогой. Охранник у входа, предварительно позвонив, пропустил Даффи внутрь и объяснил ему, как пройти к «Грузоперевозкам Хендрика». Это было просторное помещение, в котором гуляли сквозняки, – Даффи оставалось лишь надеяться, что его пребывание там не затянется до зимы – со сложенными из желтых шлакобетонных блоков стенами и проржавевшей железной крышей. Тюки с товаром лежали на ржаво-красных стеллажах в три полки вышиной. Над каждой секцией висели большие красные номера.

Внезапно совсем рядом, подвывая, скользнул желтый автопогрузчик и едва не зацепил его одним из своих плоских стальных клыков. Лучше смотреть в оба, подумал Даффи. Схлопочешь такой хреновиной по ноге – и времени для чтения будет более чем достаточно (если вообще вспомнишь после этого буквы). Он медленно побрел вглубь ангара. Высоко под потолком мерцали допотопные газовые трубки, кое-где им на подмогу приходили висящие на проводе лампочки. Там и сям стояли грузовые весы, состарившиеся скорее от возраста, чем от частого употребления. Хотя стояла теплая, сухая погода, в ангаре ощущалась промозглая сырость. Он миновал автопогрузчик, который теперь ковырялся с какими-то тюками из мешковины, и добрался до офиса со стеклянными стенками, помещавшегося на возвышении в дальнем конце склада. Там и сидела миссис Бозли. Миссис Бозли не нуждалась в возвышенном положении: она и так глядела на всех сверху вниз. Ей можно было дать лет сорок, лицо у нее было того типа, который принято называть красивым. На Даффи это должно было бы произвести благоприятное впечатление, но отнюдь не произвело: ему нравились женщины маленькие, темноволосые и дружелюбные, как Кэрол, а не надменные особы с высокими скулами и на девять десятых в непроницаемой скорлупе. Ее гладко зачесанные белокурые волосы были собраны на затылке и сколоты гребнем из слоновой кости. Документы, которые протянул ей Даффи, она изучала так придирчиво, будто это был просроченный ливийский паспорт. Даффи решил, что будет вести себя с ней так вежливо, как только возможно. Это оказалось нелегко.

– Давно работаете на мистера Хендрика? – начала она.

– Вроде как. Время от времени.

– Вам нравится работать на него, верно?

– Нормально.

– Хорошая жена у мистера Хендрика.

Даффи не знал, был ли это вопрос или утверждение. Он даже не знал, была ли у мистера Хендрика жена. Он решил принять это как утверждение и промолчал.

– Он говорил мне, что вы выполняли самые разные его поручения.

– Угу.

– Какие именно?

– То, се… Поднимал всякие вещи.

Даффи имел смутное представление о том, какая квалификация была здесь востребована. К тому же, этот перекрестный допрос унижал его. Хендрик обещал, что собеседование – простая формальность. Может, она держит его здесь так долго для того, чтобы другие ничего не заподозрили?

– Косили газон?

– Что-что?

– Вы подстригали для мистера Хендрика газон?

– Иногда.

Ну почему, подумала миссис Бозли, этот парень никогда не говорит «Да»? Но Даффи никогда не говорил «Да», он либо кивал, либо угукал, либо говорил «Пойдет». Кэрол думала, что если она попросит Даффи на ней жениться, он посмотрит в сторону, кивнет и скажет «Пойдет». Это было только предположение. Однажды она попробовала его проверить; он посмотрел в сторону, немного помолчал и сказал: «Нет».