Текст книги "Легион"

Автор книги: Дэн Абнетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Часть 2
Место привала

Глава первая
Окрестности Гидра Тертиус 42, пять месяцев спустя после гибели Нурта

Пластина замка рядом со шлюзовой камерой считала отпечаток его руки слабой вспышкой света. Двери начали открываться. Он поднял тяжелые сумки, повесил себе на плечи и вошел внутрь.

– Добрый день, Джон.

Джон Грамматикус улыбнулся.

– Привет, Пето. Уже наступил следующий день?

– Да, – ответил Пето Сонека, ставя сумку на стальной стол.

– Сам бы я об этом не узнал, – подметил Грамматикус.

Подобным разговором для них начинался каждый день.

Отсек был достаточно большим для того, чтобы бесцельно слоняться по нему. Койка, два стула, стол, резервуар с водой на одной из стен и биотуалет – вот и весь интерьер. Окна отсутствовали, но свет горел постоянно, и, после длившихся неделями тихих жалоб, Грамматикусу выдали защитные очки для глаз, чтобы он мог имитировать ночь. Сонека никогда не закрывал за собой шлюзовую камеру. Она оставалась открытой, дразняще открытой на протяжении каждого визита. Он полагал, что это делалось для некоего сковывающего психологического эффекта. Он не закрывал дверь потому что ему приказали это не делать.

Из-за рециркулируемого воздуха, застоявшегося запаха туалета и плохого освещения отсек выглядел отталкивающе, но, несмотря на окружение, в котором он вынужденно оказался, сам Грамматикус всегда был чист. Они давали ему сменить белье каждые три дня, и он мыл одежду в тазике. Бритву ему не выдали и у него выросла борода, словно у какого-нибудь старого генерала.

Сонека открыл сумку и начал доставать ее содержимое.

– Что у нас сегодня? – нарочито весело спросил Джон.

– Холодное мясо, сэр, – тем же тоном ответил Пето, вынимая маленькие свертки в бесцветной бумаге. – Банку маринованных овощей, бутылку вина, буханку хлеба и витаминную добавку.

– Настоящий пир, – заметил Грамматикус.

– А еще есть сыр. Он особенно хорош, – согласился Сонека.

Они сели по разные стороны стола и начали разбирать еду. Сонека достал пару тарелок, чашек, ложек и ножей из сумки, а затем положил ее на пол.

Грамматикус взял нож и начал разрезать кусок сыра. Сонека вытащил пробку из бутылки и начал разливать вино по стаканам. Они двигались спокойно и неторопливо, как давно знакомые друзья. Пять месяцев общих обедов сделали свое дело.

– Как спалось? – спросил Пето, протянув Джону одну из кружек.

– Пето, мне плохо спалось последние десять веков, – ответил Грамматикус. – Но я не должен жаловаться. У меня есть все основания считать свою миссию успешной.

– Правда?

Грамматикус, потягивая вино взял кусок хлеба, а потом поставил кружку в середину стола и показал на нее пальцем.

– И что? – спросил делающий себе бутерброд Сонека.

– Рябь, Пето. Рябь.

Далекая вибрация, слишком слабая для органов чувств, прошла по палубе и передалась на стол и кружку. Тонкие круги расходились по поверхности вина как на экране сенсора.

– Скорость двигателя изменилась, – сказал Грамматикус. – Я думаю, что мы замедляемся для перехода.

Сонека с усмешкой кивнул.

– Да от тебя ничего не скроешь.

Жующий Джон лишь поднял брови.

Когда они закончили есть, Пето сложил вещи в сумку и попрощался с Грамматикусом. Закрывая за собой шлюзовую камеру, он видел как пристально Джон смотрел на него, продолжая сидеть за столом.

Сонека чувствовал себя одиноко с момента закрытия шлюза. Хотя он, честно говоря, не мог назвать Грамматикуса другом, агент Кабалы был самым близким подобием настоящей человеческой компании за последние полгода. Жизнь среди Астартес оказалась странным опытом, и новизна ощущений быстро прошла.

Первый капитан оттачивал технику ближнего боя в своей комнате. Одетый в накидку без рукавов, он отступал и поворачивался в очереди из парирований, блоков и ответных выпадов тренировочным мечом из прочного дерева. Восемь окружавших его оперативников повторяли его движения. Удивительно было наблюдать за поразительной четкостью этих движений. Сонека стоял у люка и наблюдал, пока Пек не обозначил коротким кивком перерыв.

Вереница оперативников прошла мимо Сонеки. Одним из них был Танер, человек с которым Бронци забрал его той судьбоносной ночью. Танер поприветствовал Сонеку легким кивком. Между агентами не завязывалось дружбы. Каждый из них существовал в своем замкнутом мирке службы и долга. Сонека и не надеялся подружиться с Астартес, поскольку их различия были слишком очевидны, но поведение оперативников ставило его в тупик. Они все еще были людьми, людьми, объединенными общей целью, но для них это ничего не значило. Пето никогда не встречал столь разрозненное общество людей. Нормальные отношения воинского товарищества отсутствовали. Никто не говорил, кем они были до этого, откуда они. Никто не предлагал выпить и не рассказывал забавные истории. В каком-то смысле они были больше космодесантниками, чем людьми.

Пек подозвал Сонеку.

– Пето, как сегодня Джон? – спросил он, кладя свой тренировочный меч обратно на полку.

– Точно так же как и всегда: сдержан и терпелив. Он понял, что мы приближаемся к цели. Это немного подняло ему настроение.

Пек кивнул.

– Что-то еще?

Сонека пожал плечами.

– Да, есть кое-что. Сегодня он не спрашивал меня о Рахсане.

– Нет?

– За последние пять месяцев это впервые. Я всегда ему говорил, что в свое время он ее увидит, но сегодня он не спросил меня о ней..

– Хорошо, по крайней мере тебе не надо было врать, – ответил Пек.

– А этого и так не было.

Пек начал завязывать шнурки на своих тяжелых сапогах.

– Следующие несколько дней ты будешь мне нужен, Пето. Операции скоро начнутся, и мне нужно чтобы ты сообщал обо всем, чего ты сможешь добиться от Грамматикуса. Ты провел с ним больше времени, чем кто-либо другой.

– Я не претендую на то, что знаю его, – ответил Сонека. – Он не сильно мне доверяет.

– Никто из нас его не знает, – сказал натягивающий свой длинный плащ Пек. Он вздохнул. – Иногда мне хотелось бы, чтобы мы просто вырвали все тайны из его головы. Ширу могло бы это понравиться.

Сонека знал, что Альфа Легионеры всерьез спорили о лучшем способе использования Грамматикуса. Было решено, что это не благоразумно делать, из-за риска потерять единственную связь с Кабалой.

– Мы уже далеко зашли по этому пути… – сказал Пек. – И мы все еще не уверены, что он не врет.

– О Нурте он нам не солгал, – сказал Пето.

Нурт погиб пять месяцев назад, точно таким образом, как говорил Джон Грамматикус. Последний, так и не начавшийся день, превратился, темнея и сгущаясь, в первобытную ночь. Атмосфера превратилась в токсичный коктейль из пепла и соли, а ураганы разорвали поверхность и заставили моря кипеть.

Лорд Наматжира сперва категорически отверг приказ Альфария бросить Нурт. Он рассмеялся в лицо Примарху из-за идеи позволить столь тяжело заработанной победе выскользнуть у него из рук. Но когда ухудшились условия, его насмешливый хохот прекратился, и даже ему стало ясно, что остаться на планете будет самоубийством. Напуганный силой и мощью собирающихся гибельных штормов, Наматжира приказал начать отступление.

Последовала суматоха. Ни одна армия размером с шестьсот семидесятую экспедицию не могла быть быстро высажена или эвакуирована даже по срочным схемам. Волны посадочных судов и тяжелых транспортов бросали вызов ураганным ветрам, чтобы приземлиться на в спешке созданных точках эвакуации, куда быстро стекались потоки солдат. Технику и аванпосты бросили. Целые подразделения, пытавшиеся добраться до эвакуационных сборных пунктов, были потеряны в наползающей тьме. Некоторые полностью нагруженные транспортные суда не смогли прорваться через бушующую атмосферу обратно на орбиту. Некоторые вернулись на корабли с пустыми отсеками, не сумев засечь посадочные зоны или эвакуируемых солдат.

Наполненный паникой кошмар эвакуации продолжался чуть более семнадцати часов. Почти половина сил экспедиции не смогла пережить его. Трудности извлечения тяжелой техники означали, что танковые бригады понесли особенно тяжелые потери. Принцепс Жевет открыто угрожал Наматжире. Из-за нехватки сверхтяжелых транспортов шестеро его титанов остались на поверхности. Неделю спустя принцепс отделил свои силы от шестьсот семидесятой экспедиции и вернулся на Марс, предупредив Лорда-Командира, что он может больше никогда не рассчитывать на сотрудничество с Механикумами.

Никто в экспедиции Империума не видел убивший Нурт объект. Не было никаких предположений о его размере, конструкции или способе действия. Никто даже не знал, точно ли это был Куб. Никто не мог объяснить его работу, или хотя бы описать ту погибель, которую он выпустил на планету, хотя это было похоже на стремительное разложение, болезнь поражающую органические и неорганические структуры.

Хотя разумы Имперцев ощутили это. Его раскаленный поцелуй покинул границы исчезающей атмосферы и ударил по астротелепатическим отделам убегающей экспедиции. Это вызвало галлюцинации и безумие. Уксоры Гено Хилиад ощутили это слабее, но чувствовали то же самое. Между собой они пришли к выводу, что это прозвучало как хныканье и визжание какого-то демона, пробудившегося и обнаружившего себя запертым в бесцветном, непроницаемом цилиндре, в который превратился Нурт.

Пето Сонека все еще снилась суматоха того дня. Он никогда больше не спал спокойно. Если ему не снились кружащиеся, наползающие, чтобы уничтожить их всех черные облака, ему снились неприятные сны о диоритовых головах, или о стихе, засевшем в глотке Дими Шибана.

Глава вторая
Высокая орбита, Гидра Тертиус 42, вторая половина дня

Когда вошел Сонека, Грамматикус уже был одет и готов идти. Они сидел за металлическим столом и выглядел крайне взволнованным.

– Подозреваю, что он готов поговорить со мной, – сказал Джон.

– Это так.

– Наконец-то, – произнес Грамматикус и встал на ноги. – Мы на высокой орбите?

– На высокой орбите Гидры Тертиус 42. Интересный выбор места, Джон.

Грамматикус улыбнулся.

– Ее выбрали как дань уважения к эмблеме Альфа Легиона. Они это оценили?

– Думаю, они только стали подозрительнее. Хотя они всегда подозрительны.

Грамматикус засмеялся, но Пето слышал в его смехе нервные нотки.

– Джон. Я не совсем понимаю, зачем тебе это надо, но возьми себя в руки, если хочешь достигнуть своей цели. Ты напряжен, ведь ты пробыл здесь слишком долго. Успокойся. И, прошу тебя, не будь резок и не шути с ними.

Грамматикус кивнул и, откашлявшись, сделал глубокий вдох.

– Понимаю, спасибо за совет. Я действительно очень напряжен.

Они вместе вышли из камеры. Грамматикус в последний раз оглянулся через плечо, словно ожидая увидеть там себя…

Сонека вел его по тусклым металлическим коридорам отсека для заключенных, мимо пустых камер, через две двери, которые он открыл, приложив руку к замковой пластинке.

– Как рука? – спросил Грамматикус.

– Лучше, чем старая, – ответил Пето.

Они вошли в один из центральных коридоров боевой баржи. Палуба была сетевидной, а сам проход настолько обширным, что по нему мог свободно проехать танк. Казалось, что сделанные из олова и меди, освещенные холодным, розовато-лиловым светом горизонтальных ламп, стены навсегда остались позади. Эхо их шагов разносилось по пустым коридорам.

– А они тебе доверяют, – заметил Грамматикус.

– В смысле?

– Они послали тебя за мной без сопровождения.

– Джон, если ты забыл – это боевая баржа космодесанта, один из самых защищенных космических кораблей в человеческом космосе. Куда тебе бежать?

– Верно. Но все-таки, они тебе доверяют, – сказал Грамматикус. – Ты никогда не задумывался, почему они позволили тебе это сделать?

– Сделать что?

– Побрататься со мной. Обедать со мной каждый день.

Сонека сделал печальное лицо.

– Я не спрашивал. При всем уважении, я такой же пленник, как и ты.

– Но ведь ты должен был подумать об этом, – настаивал Джон.

– Я полагаю, – ответил Сонека, – что они решили, что ты больше расскажешь мне, чем любому из них, как человек человеку.

– Чем бы я ни был на самом деле, – фыркнул Грамматикус.

– Сонека посмотрел на него.

– Действительно, я спросил у них разрешения. Они не похожи на меня, они даже не едят, во всяком случае, я этого не видел. Первые несколько дней я ел один, а потом относил еду тебе. Было бы глупо не объединить эти два дела.

– И они разрешили?

– Они согласились. Конечно, я быстро понял, чего они хотят на самом деле. Они хотели, чтобы я наладил с тобой взаимоотношения, чего никто из них лично не смог бы сделать.

– И их не беспокоит то, что я могу на тебя как-то… как-то повлиять?

Сонека посмотрел Грамматикусу в глаза.

– Подозреваю, что они на самом деле этого хотят.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты не посмеешь ничего делать с одним из них, но с обычным оперативником… Наверняка им очень интересно то, что они смогут узнать о тебе, если ты это сделаешь.

Грамматикус поджал губы.

– Ты очень восприимчив, Пето. Так ты думаешь, что неким образом угодил ко мне в рабство?

Сонека пожал плечами.

– Откуда мне знать? Я знаю, что ты опасный человек, способный достичь словами того, чего не могут сделать титаны Лорда-Командира. У меня такое впечатление, что мы просто разговариваем как друзья. Не думаю, что ты добиваешься чего-то другого.

Джон кивнул.

– Конечно.

Немного погодя, Грамматикус резко остановился и оглянулся через плечо.

– В чем дело? – спросил Сонека.

– Я думал… – начал Джон. – Думал, что слышал…

– Слышал что?

– Мне казалось, что я слышал ее. Она звала меня, – ответил агент Кабалы.

– Джон, это просто твое воображение.

За время долгого пути между отсеком для заключенных и комнатой для совещаний они не видели никаких признаков жизни, не считая двух гладких, похожих на пауков сервиторов, работавших у стены, и жужжащего кибердрона, промелькнувшего у них над головами и скрывшегося в конце коридора.

Вход был закрыт огромным противовзрывным щитом, на маслянистой поверхности которого была выгравирована эмблема гидры. Сонека уже видел большинство отсеков баржи, и все они выглядели простыми, экономными и функциональными. Это было первым увиденным им украшением.

Когда они приблизились, щит начал подниматься, тонкие зубчатые опоры выходили из отверстий в палубе.

Он поднимался, подобно решетке у входа в крепость.

Зал за ними был полностью погружен во тьму, хотя сразу становилось ясно, что он огромен.

На расстоянии двадцати метров перед ними на массивном стальном троне сидел одетый в доспехи Альфарий, освещаемый янтарным светом одинокой лампы. Шлем лежал по правую руку от него.

– Ближе.

– Джон Грамматикус, лорд, – начал Сонека.

– Благодарю тебя, Пето. Останься.

Сонека кивнул и отошел в сторону.

– Джон, – сказал Альфарий.

– Великий лорд.

– Думаю, пора подводить итоги, – сказал Альфарий. – Твое содействие учтено.

– И я буду продолжать помогать вам по мере сил, – сказал Грамматикус.

– Мы находимся на высокой орбите указанного тобой мира, – начал Альфарий, – А флот экспедиции прибудет примерно через девять часов. Как только он будет здесь и займет позиции, мы начнем высадку на планету.

Грамматикус сглотнул.

– Это говорит о подготовке к войне, как и ваша броня.

Альфарий кивнул.

– Я не хочу войти в неизвестность безоружным, Джон. Ты сообщил мне, что Кабала просила привести меня сюда. Сказал, что они хотят обсудить со мной важные вопросы. Я люблю дискуссии, и буду рад возможности познакомиться с новыми разумами и идеями, но я не дурак. Имперская Армия и мой Легион готовы. Малейший намек на неискренность и предательство с вашей стороны, и ваша Кабала, если конечно она здесь, будет уничтожена.

– Делайте то, что считает нужным, лорд. Но я могу сказать, что Кабала не сочтет угрозу приятной. Они предпочли бы начать переговоры с вами без действующего на нервы присутствия армии. Впрочем, думаю что Кабала приняла во внимание такую возможность. Они считают вас полководцем, и вы будет действовать, как вам диктует ваша природа. В конце-концов, именно это ваше качество особенно их интересует.

Альфарий снова кивнул и поднял левую руку.

– Значит, мы сделали первые шаги к взаимопониманию.

Раздалось несколько тяжелых металлических ударов, и в комнату начал проникать свет. Вся правая стена втягивалась в потолок. Сонека понял, что огромные противовзрывные затворки ранее загораживали обзорный экран. Свет, желтый и не слишком-то яркий, подобно летнему туману, вливался под поднимающимися затворками и медленно наполнял комнату.

Зал совещаний оказался таким же большим, как и ожидал Пето, с черным решетчатым полом, большими переборками из грубого металла и сводчатым потолком. Все в нем купалось в дымчато-золотом свете. У внутренней стены, за огромным неукрашенным троном Альфария, стояли тридцать пять закованных в броню Альфа Легионеров, казавшихся монументальным статуями. Все это время они безмолвно стояли во тьме.

Все они были капитанами или командирами отрядов. Сонека узнал Пека и Герцога по знакам отличия их рот, Омегона, по почти черной броне, и Ранко в огромном доспехе терминатора. В золотом свете они сияли подобно призрачным видениям.

Их видел и Грамматикус. Сонека увидел в его глазах внезапную вспышку страха.

Альфарий встал на ноги. Затворки полностью втянулись в потолок, и вид через огромный обзорный экран был столь же поразительным, как и огромные воины, появившиеся из тьмы. Эта часть космоса, гораздо более глубокого, чем когда-либо видел Сонека, была наполнена далеким звездами, при свете Солнца казавшимися пятнами пыли. Потоки сияющего газа, многоцветного и неуловимого как крылья мотылька, тянулись через космос, накрывая звезды подобно вуали, из-за чего некоторые звезды блестели как многогранные драгоценные камни, оттеняя другие, тусклые как необработанная галька.

Рядом, на расстоянии примерно в сто пятьдесят миллионов километров, светило бледно-красное солнце, из-за света которого все казалось погруженным в янтарь. Гораздо ближе, прямо под ними, находилась ночная сторона планеты. Альфарий указал на солнце. Гололитические графики немедленно высветились на обзорном экране, сделав набросок звезды и зафиксировав ей. Завитки колонн вычислений и блоки статистических данных заполнили экран.

– Стоп. Уменьшить освещение и увеличить в шесть раз, – приказал Альфарий.

Голо-проектор замерцал и поместил отлично подогнанное и увеличенное изображение звезды в центр экрана.

– Гидра 42, – сказал Альфарий. – Древняя звезда, второго поколения, с небольшим содержанием металлов. Ее жизнь подходит к концу. Гидра 42, Джон. Не будешь ли ты любезен это прокомментировать?

Грамматикус выглядел опешившим.

– Лорд? – сказал Сонека.

– Говори, Пето.

– Насколько я могу понять, Гидра 42 была выбрана в знак почтения Легиону. Скрытая шутка, если хотите. Я думаю, что сейчас Джон сожалеет о легкомысленности этого жеста.

Альфарий кивнул.

– Так… – сказал Грамматикус, закашлявшись, но сохранив спокойствие. – Так и есть, лорд. Здесь нет неуважения или обмана. Гидра 42 была выбрана из-за вашей эмблемы.

– Такой символизм является типичным для Кабалы? – спросил Пек.

– Нет, – ответил Грамматикус.

– Отлично, – фыркнул Омегон, – потому что это просто ребячество.

– У Гидры 42 есть шесть планет, – продолжил Альфарий. – Мы находимся на орбите выбранной тобой третьей планеты, называемой Альфа Тертиус 42.

– На орбите Эолиф. – сказал Грамматикус.

– Повтори.

– Эолиф, – повторил Грамматикус. – Кабала называет Гидра Тертиус 42 Эолиф.

– Отмечено. Изолировать и увеличить.

Графики вернули звезду на ее начальную позицию, а затем окружили темный шар внизу, разделили его на части и переместили в центр экрана. Еще больше графиков появилось на проекции.

– Маленькая и незапоминающаяся, – продолжил Альфарий. – Разрушаемая ужасной погодой и токсичными осадками. По нашим меркам непригодна для жизни, авто-пробы зарегистрировали лишь базовую ксено-фауну.

Он сделал паузу, а затем приказал.

– Охарактеризовать.

Экран показал пестрые графические изображения поверхности планеты, а затем накрыл их полосками климатических графиков. Мир был похож на серый, покрытый пятнами ирис.

– Другим словами, тихое местечко, – сказал Альфарий, – совершенно непригодное для жизни людей. И все же…

Он вновь остановился.

– Увеличить.

Экран быстро приблизил небольшой участок планеты и выделил круг белого тумана, казавшийся островком в мелькающих серых облаках.

– В южном полушарии планеты, – продолжил Альфарий, – мы обнаружили зону в триста километров, которая обладает зачатками пригодной для дыхания человека атмосферы. Каковы шансы возникновения подобных условий?

– И действительно каковы? – изрек Грамматикус.

– Может, ты объяснишь?

Грамматикус сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, и ответил.

– Это и есть место встречи. Стихийные процессоры начали работать пять лет назад, чтобы подготовить это место к вашему прибытию. Им едва хватило времени на создание более-менее приличного микроклимата, но результат вполне приемлем.

– Перестройка атмосферы? – спросил Герцог.

– Именно, сэр.

– Увеличить детали, – приказал Альфарий. Выделенное изображение белого тумана несколько раз моргнуло, когда изменялся масштаб и растворялся облачный покров, когда взгляд проникал сквозь прорехи тумана и видел детали поверхности. Сонека пристально смотрел. Ему казалось, что он может различить гряду холмов, а возможно даже гор, холодных, серых и видных с небес, и глубокие впадины темных долин. В центре местности, среди высочайших пиков, были неотчетливые очертания, отпечаток какого-то сооружения.

– Думаю, это особенно интересно, – продолжил Альфарий, – эта постройка напомнила мне кое-что, – он посмотрел обратно на экран и поднял руку. – Вывести запись архива № 6371. Провести сравнительный анализ.

Вторая графическая вкладка появилось рядом с первой, показывая другую орбитальную запись, сделанную при других обстоятельствах. Другой мир. Сеть пунктирных линий быстро связала зоны на вкладках, и стало ясно видно множество общих черт. Затем они сдвинулись и перекрыли друг друга. Структуры на поверхности совпадали с пугающей точностью.

– Архив № 6371 – орбитальная запись Порта Мон Ло.

Последовала долгая пауза.

– Подобная структура была в эпицентре почти уничтожившей нас атмосферной аномалии. – сказал Альфарий. – И ты привел нас к ее двойнику на планете, где еще идет перестройка атмосферы.

– Я понимаю как это выглядит… – согласился Джон.

– Джон! – прошипел Сонека.

Грамматикус посмотрел на Альфария и уважительно склонил голову.

– Простите, лорд.

Затем он подошел к экрану и остановился достаточно близко, чтобы указать на конкретные детали.

– Они одинаковы потому, что оба мира были местами привала.

– Объясни этот термин, – потребовал Пек.

– Конечно, – сказал Джон. – Кабала очень древняя, и она состоит из множества разных… видов ксеносов, как вы говорите. У них нет общего происхождения или родного мира. С самых первых дней, после момента ее основания, они кочевали, перемещаясь от звезды к звезде, подобно людям, состоящим при дворе королей древней Терры.

– И сколько времени они проводят на одной планете? – спросил Омегон.

– Столько, сколько они хотят, сэр, – ответил Грамматикус, – или сколько им нужно. За века она построили зоны привала на многих мирах, из которых состоят их длинные и переплетающиеся дороги. Если угодно, посадочные поля. На некоторых мирах, и Нурт тому хороший пример, аборигены поселились в этих зонах, не зная об их изначальном предназначении.

– Это подразумевает значительную трату времени, – заметил Пек.

Грамматикус печально кивнул.

– Вам стоит принять во внимание продолжительность существования Кабалы. Зону привала в Мон Ло построили примерно двенадцать тысяч лет назад. Зона на Эолиф гораздо старше, ей приблизительно девяносто тысяч лет. Именно во время прошлого визита Кабалы на Нурт, они поняли, какая там развивается культура, и выбрали эту планету, чтобы показать вам…

– Погоди. Ты сказал девяносто тысяч лет? – спросил Альфарий.

– Да, Лорд Примарх.

Альфарий несколько секунд это обдумывал.

– Продолжай.

– Я… Я несколько сбился, сэр, – сказал Грамматикус. – Мало что еще нужно объяснять. Кабала подготовила место встречи. Вы прибыли, чтобы встретится с ними, – он снова откашлялся. – Я думаю, что пора закончить с этим делом. Я ваш ключ, сэр. Доставьте меня на поверхность, и…

– Секунду, – сказал Омегон. Он вышел из строя наблюдавших Астартес и подошел к обзорному экрану. На мгновение Пето показалось, что он хочет нанести вред Грамматикус, но он просто задумчиво посмотрел на темную сферу под ними. Он снял свой шлем.

– Джон Грамматикус, ты привел нас сюда смутными историями о надвигающемся катаклизме, и нашей роли в его предотвращении. Я хотел бы узнать чуть больше, прежде чем Легион начнет высадку.

Грамматикус громко захохотал.

Омегон сурово посмотрел на него.

– Простите, лорд Омегон, – сказал Джон, не сумев скрыть своего веселья, – Но вы привели сюда целую военную экспедицию через огромное расстояние, руководствуясь моими «смутными историями». Насколько я вижу, вы готовы говорить прямо. Хватит кривить душой.

Омегон посмотрел на него.

– Первый капитан Пек сказал, что ты описал грядущий катаклизм как войну против Хаоса.

– Это так, сэр, – ответил Грамматикус, – хотя война с Хаосом и идет со времен юности Галактики. Впрочем, наш вид сейчас стал эпицентром этой войны, а Империум полем битвы. Кабала провидела, что события, которые произойдут в ближайшие годы, определят не только нашу судьбу, но и судьбу всех остальных рас.

Омегон повернулся к планете.

– Пек вспомнил, что в Мон Ло ты говорил кое-что еще. Он сказал, что ты описал грядущее как «великую войну с самими собой». Это описание гражданской войны, Джон Грамматикус.

– Да, – ответил все еще пристально смотревший на лицо гиганта Джон.

– В Империуме не может быть гражданских войн, – сказал подошедший к ним Альфарий. – Это просто невозможно. План Императора…

– Утопия, – нагло переил Грамматикус. – Обреченная так и не достигнуть свих целей. Прошу вас. Альфа Легион – самый прагматичный и расчетливый из всех. Вы не следуете дословно принятым идеям, как люди Жиллимана, и не погрязли в диких племенных традициях, как воины Русса. Вы не решительные дуболомы, как знаменитые сыны Дорна, и не бешеные психопаты, как монстры Ангрона. Вы не ослеплены догмами Империума как остальные. Вы мыслите самостоятельно!

– Это – самая близкая к ереси вещь, которую когда-либо говорили в моем присутствии, – тихо сказал Альфарий.

– И поэтому вы выслушаете меня, – сказал Джон, – ведь вы можете узнать истину, когда услышите. Вы принимаете в свои ряды только самых образованных и умных. Вы мыслите самостоятельно!

Он стоял между гигантами, действуя по своему плану. Сонека улыбнулся, увидев, как к Грамматикусу вернулась уверенность.

– Император выбрал идеальную утопию, – объявил Грамматикус, – которая хороша, когда к ней движешься. Она воодушевляет и движет массы, дает солдатам точку опоры, но это всегда только утопия.

– Мы обсуждали этот вопрос, – тихо сказал Пек.

– И? – спросил Грамматикус.

– Мы пришли к выводу, что подобные идеалы становятся абсолютным препятствием для выживания вида, – ответил Пек.

– Никто не может достигнуть, или даже приблизиться к состоянию совершенства, – заговорил другой капитан. – Потому что совершенство – идеал, недостижимый для несовершенных существ.

– Лучше управлять недостатками людей, удерживая их на неизменном уровне. – добавил Пек.

Грамматикус кивнул.

– Спасибо за вашу точную оценку, я аплодирую вашей дальновидности, – он повернулся к Альфарию. – Сэр, Империум готов взорваться. В зоне привала на Эолиф Кабала ждет возможности показать вам как лучше, как выразительно сказал первый капитан, управлять недостатками людей.

Альфарий глубоко вздохнул и посмотрел на Джона.

– Я удивлюсь, если не пожалею в грядущие годы о том, что не казнил тебя прямо здесь.

– Гражданская война, сэр, – предостерег его Грамматикус. – Подумайте об этом.

Альфарий покачал головой.

– Думаю. Джон, у моих братьев бывают распри и ссоры, они ссорятся друг с другом, но это делают любые родичи, и это может привести разве что к синякам. Не к крови. Я прибыл в эту семью позже всех, но я уже знаю ее устройство. Например, Робаут презирает меня, а я его игнорирую… Но, для начала гражданской войны, Примарх должен желать брату-примарху смерти, а этого просто не может быть. Это невозможно. Теперь нами руководит Мастер Войны и…

– Мастер Войны? – тихо повторил Грамматикус.

– Воителем стал Хорус Луперкаль, – ответил Альфарий.

– Как давно? – спросил Джон. Его лицо внезапно стало очень внимательным.

– Пять месяцев назад, после великого триумфа на Улланоре. Император покинул Великий Крестовый Поход и назвал своего первого сына Мастером Войны. К сожалению, из-за отступления с Нурта и наших дел я не смог лично присутствовать на церемонии. Но обычно я и так сторонюсь их и высылаю своих представителей.

– Хорус уже Мастер Войны… – прошептал Джон Грамматикус и тяжело опустился на палубу, тряся головой. Космодесантники наблюдали за ним, как взрослые за готовым впасть в истерику ребенком.

– Джон, в чем дело? – спросил Омегон.

– Уже… – бормотал Джон, качая головой. – Так быстро. Два года, он говорил про два года. У нас их больше нет.

– Джон?

Грамматикус старался не смотреть на окружающих его космодесантников. Когда подошедший к нему Сонека поднял его на ноги, Джон дрожал.

Шмыгнув носом, Грамматикус посмотрел на Альфария.

– Хорус станет катализатором. Лорд, прошу вас отправить меня на место встречи. Возьмите с собой любое сопровождение, которое хотите. Я буду вашим тайным паролем. Я укажу вам присутствие Кабалы и поручусь за вас. Это должно быть сделано. Времени больше нет. Хорус – Мастер. Хорус – Мастер Войны…

– Пето, отведи Джона обратно в камеру, – приказал Пек.

Удерживая Джона на ногах, Сонека ответил коротким кивком.

Джон начал сопротивляться.

– Я должен попасть вниз первым! Я должен указать путь!!!

Пето взял его в захват и потащил к выходу.

– Мы начнем высадку в район места встречи, как только прибудет флот экспедиции, – сказал Альфарий.

– Вы зря тратите время! – кричал боровшийся с Пето Грамматикус. – Вы попусту тратите ценное время!

– Уведите его. – приказал Альфарий.

Сонека открыл ладонью замок и втолкнул Грамматикуса внутрь.

– Я не понимаю твоих выходок, Джон. – сказал он, разминая руки.

– Пето, ты ничего не понимаешь. – проворчал Грамматикус, поднимаясь с пола. – Хорус уже стал Мастером Войны. Ты догадываешься, что это значит!?

Пето пожал плечами.

– Это значит, что наше время вышло, а война по сути уже началась!!! Пето, ты должен мне помочь. Я должен попасть вниз. Должен указать путь. Нельзя позволить Альфа Легиону отправиться туда вслепую. Это все разрушит. Кабала не ответит на угрозы. Пето, прошу тебя.

– Джон, я ничем тебе не могу помочь.