Текст книги "Смерть любопытной"

Автор книги: Делл Шеннон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

В кабинете Мендосы отвечал на вопросы учтиво, но печально. Маргарет Чедвик было двадцать восемь, незамужем, жила с родителями, официально помолвлена не была, но собиралась сделать это с одним молодым человеком. Подразумевалось, что они поженятся, хотя определенная дата назначена не была. Джордж Арден. Чедвик не уверен насчет адреса, где-то в Голливуде. Нет, мистер Арден не работает; он живет с матерью на доходы от наследства. Да, действительно, должно выглядеть странно, что никто не хватился Маргарет прошлой ночью. Они обнаружили, что она не вернулась домой, только утром, обзвонили ее ближайших подруг и как раз собирались звонить в полицию, когда пришел сержант Дуайер.

– Нас с женой самих не было вечером дома, – сказал Чедвик, – и нашей старшей дочери Лауры тоже. – Он взял предложенную сигарету, но больше держал ее в руках, лишь изредка затягиваясь. – Мы были на весьма официальном ужине в доме моего компаньона. – (У Чедвика была компания на бульваре Уилшир. Судя по его одежде и вещам дочери, это был большой и процветающий бизнес.) – Приехали домой за полночь и, видите ли, думали, что Маргарет уже дома. Она сказала, что вернется около одиннадцати. Мы полагали, что она приехала и легла спать, ее дверь была закрыта… Да, обычно мы не обращали внимания на ее машину. Дело в том, что наш гараж рассчитан на две машины, и в основном пользуемся им мы с женой. А Лаура и Маргарет паркуются за углом или прямо у обочины.

Если я и обратил внимание, что машины Маргарет нет перед домом, то, скорее всего, подумал, что она где-то рядом… Да, Лауры тоже не было, она встречалась со своим женихом. Я слышал, как она пришла вскоре после нас, тихо, чтобы никого не потревожить, поднялась к себе и легла спать. Сегодня утром, когда Маргарет не вышла к половине десятого, мы подумали, что, возможно, она заболела, пошли посмотреть и…

– Да, я понимаю, мистер Чедвик. Вы не знаете, ваша дочь собиралась еще куда-нибудь после вечеринки?

Чедвик покачал головой.

– Вряд ли, лейтенант. Она ничего не говорила, хотя… Я не знаю в точности, куда она собиралась. Знаю только, что куда-то в гости. Может быть, ее сестра в курсе…

– Понимаю. Мисс Чедвик обычно, м-м, скрывала свои планы? Даже незначительные? Не всегда говорила вам, куда собирается?

Чедвик ответил не сразу. Он наклонился вперед и погасил сигарету в пепельнице. Приложил руку к виску, словно у него болела голова.

– Они… у нас всех… были свои интересы,– выговорил он с трудом. – Оглядываясь назад, можно подумать, что я… мы были беспечны. Но она уже не ребенок. И Лаура тоже. У них разница в возрасте, разный круг друзей, разные занятия. Моя жена состоит в нескольких клубах. Я не хочу сказать, что мы не заботились о детях. Но все-таки девочки уже взрослые. Могут сами за себя отвечать. Часто их не было дома целый день или вечер, а я не мог сказать наверняка, где они. Конечно, обычно они предупреждали, когда не будут к ужину. Лаура, как правило, проводила вечера со своим женихом.

– Скажите, мистер Чедвик, вам нравится жених вашей дочери?

Чедвик очень удивился.

– Что вы хотите этим… Кении Лорд? Да, разумеется, очень приятный молодой человек.

– Извините, вы меня не поняли. Я имею в виду жениха Маргарет.

– Это не было… настолько определенно, чтобы называть его женихом, – сказал Чедвик. – Я… мы не так его любили, как Кении Лорда, но раз уж он… он нравился Маргарет… это ее дело. Простите, лейтенант, почему вы спрашиваете? Я… это ужасно, скорее всего, это был налетчик, какой-нибудь наркоман или… Обычно она тщательно закрывала дверцы машины по ночам, но…

– Мы этого не знаем, мистер Чедвик, – сказал Мендоса уклончиво. – Пока. Но мы разберемся. – Зазвонил телефон.– Мендоса слушает.

– Алло.– Это была Анжела.– Привет, я только…

– Тебе Арта? Он как раз здесь.

– Да все равно. Я тут вспомнила и подумала, что надо вам рассказать. Вчера вечером ей кто-то звонил, когда она была у нас. Насколько я помню, было часов десять или чуть позже.

– Очень интересно, – сказал Мендоса. – Я так понимаю, ты и сняла трубку?

– Да. Это был мужской голос, он только спросил: «Мисс Чедвик?» Я сказала: «Минутку»,– пошла и позвала ее.

– М-м. Долго они разговаривали?

– Вряд ли. Мы все болтали, я-то особо не следила, но думаю, не больше трех-четырех минут, в крайнем случае – пять.

– Хорошо. Что за голос? Бас, тенор?

Анжела задумалась.

– Что-то среднее. Боюсь, больше ничего не могу сказать. Обычный голос. Всего два слова…

– Ладно. Это уже кое-что. Огромное спасибо. – Мендоса положил трубку и задумчиво посмотрел на телефон. Потом взглянул на Чедвика. – В подобных случаях мы стараемся не надоедать людям без надобности, мистер Чедвик. Но вы, конечно, понимаете, что есть вопросы, которые мы обязаны задать. Я бы хотел поговорить с вашей женой и старшей дочерью. Вас доставил сержант Дуайер, не так ли? Может быть, мне удобно будет встретиться с миссис и мисс Чедвик, если я отвезу вас домой?

– Да, конечно, – оцепенело ответил Чедвик.

– Пожалуйста, подождите нас минуту в холле. – Мендоса встал и подождал, пока тот выйдет.– Арт, пусть несколько человек займутся адресами из ее записной книжки. Найди ее ближайших подруг. И отряди кого-нибудь на розыски Ардена. Попытаемся найти кого-нибудь, кто что-то видел. И…

– Pues si[14]14
  Здесь: Действительно. В самом деле (исп.).


[Закрыть], – сказал Хэкет. – Ну почему они выбирают субботние ночи? У меня уже месяц не было свободного воскресенья. Не забывай, ты обещал к трем быть дома.

– Как должностное лицо… – начал Мендоса, на что Хэкет грубовато рассмеялся и сказал, что от рыжей жены можно получить нагоняй покруче, чем от шефа.

Глава 3

– Ты думаешь, – сказала Элисон, – это было не случайно? Что кто-то убил именно Маргарет Чедвик, а не просто одинокую женщину за рулем? Конечно, я никогда ее раньше не встречала, но думаю, это вполне возможно. Она всех раздражала.

– Que tal?[15]15
  Как дела? (исп.)


[Закрыть] Ну и что?

– Сейчас объясню. Desgracia sabre desgracia[16]16
  Одно несчастье за другим (исп.).


[Закрыть],– ответила Элисон. – Все было не по ней. Продавцы вечно ее обманывали, в магазинах никогда не было того, что ей нужно, человек на автозаправке завышал цену.

– Да, понимаю. Подобные люди так и нарываются на неприятности. В конце концов она и нарвалась.

– Из нее получилась бы вреднющая подозрительная старая дева.

– Нет. У нее был ухажер. Правда, я пока не знаю, что он из себя представляет. Это здесь? – Мендоса притормозил.

Участок был еще не расчищенный, но довольно ровный. Ближайший дом стоял в двухстах ярдах ниже по склону холма, установленная табличка гласила: «Продается. Участок 200x300, дренаж, "Кокс риэлти"». Мендоса остановил машину и огляделся.

– Деревья, – сказала Элисон с надеждой,– и ровный, прекрасный вид на юго-восток.

Мендоса покачал головой.

– Ты ведь достаточно прожила в Калифорнии. Посмотри на утес сзади. На нем ничего не растет, кроме нескольких кустов. Первый хороший дождь, и у тебя в доме будет потоп и половина холма в придачу. А подпорная стенка будет стоить целое состояние. Бессмысленная трата денег. Но если тебе здесь нравится, давай посмотрим, что еще есть поблизости.

– Какой придирчивый! – заметила Элисон, когда они вернулись в машину. – Ты прямо как Маргарет… Говоришь, у нее был друг?

– По-видимому, да. – Мендоса выехал обратно на площадь Сансет и свернул на недавно заасфальтированную дорогу, очевидно, еще не имеющую названия. Это был новый район над бульваром Сансет – множество коротких продуваемых ветром улочек, в большинстве своем крутых и узких. Они проехали Лечеро-стрит. – Carray! Кто за это отвечает? Они что, давали названия наугад, первое, что взбредет в голову? Я вас спрашиваю, что это за название – улица Молочника?

Они проехали Труено-лейн, потом Граниада-авеню – кривые аллеи без дорожного покрытия.

– Кто бы он ни был, он совсем не знает испанского, – согласилась Элисон. – Но это звучит по-калифорнийски, к тому же большинство испанских слов благозвучны, что бы они ни означали, в отличие от английских. Мне было бы смешно жить на Громовом проспекте или на улице Начинающегося Шторма. Большинство обычных фраз ни в какое сравнение не идут с тем, как они звучат по-испански. Что такое «ветреная дорога», – они как раз проезжали мимо таблички, – по сравнению с camino sinuoso? Думаю, кто-нибудь слышит слово и думает, что это будет милое название для улицы, и…

«Феррари» встал как вкопанный.

– Porvida, abran paso![17]17
  Ради Бога, дайте дорогу! (исп.)


[Закрыть] – воскликнул Мендоса в благоговейном восторге. – Мы строим дом здесь! Я хочу жить на проспекте Большой Молнии. На меньшее я не согласен.

– Какая нелепость,– сказала Элисон, глядя на аккуратную черную надпись «Rayo Grande».

– Я серьезно, chica[18]18
  Девочка (исп.).


[Закрыть]. Я действительно этого хочу. Нет ли здесь продающихся участков? Должны быть!

Он свернул на узкую дорогу; щит у обочины многообещающе возглашал: «Дорожные работы ведут братья Вудз»,– но не говорил, когда они будут закончены. В округе виднелось несколько унылых малорослых дубков, множество камней и заросли дикой горчицы.

– Вот видишь?

Табличка гласила: «Продается, 75x130, "Кокс риэлти"».

– Луис, mi amante solamente[19]19
  Мой единственный возлюбленный (исп.).


[Закрыть]! Нет! Посмотри! Сюда даже канализация не подведена…

– Подведут. Ты же видишь, как быстро застраиваются целые районы. Смотри, какой прекрасный вид! – Если бы в нынешнем июле не было необычного смога, то был бы виден весь город; но день выдался серый, и сквозь марево едва можно было разглядеть здания «Капитал рекорд» и «Пруденшиал иншуренс». – Деревьев много, никаких тебе утесов.

– Лгун! – сказала Элисон.– Amado mio, рог favor[20]20
  Мой любимый, пожалуйста (исп.).


[Закрыть], будь благоразумен, ты ведь просто пошутил…

– Хорошие ровные участки, – продолжал Мендоса. – Мы лучше возьмем сразу два, у нас будет много комнат, и с соседями не будем тесниться. Я строю дом на проспекте Большой Молнии или нигде.

Он начал разворачивать «феррари». Так как улица была пятнадцати футов в ширину, а машина – столько же в длину, пришлось маневрировать. Поднялась пыль.

– Это невозможно! Ради Бога, Луис… Дорогой, Хейлсторм-стрит – так же забавно, пожалуйста, рог favor, любимый Луис, я больше ничего не попрошу…

– Пускаешь в ход свои женские чары,– ответил Мендоса. – Хороший архитектор решит все проблемы.

– Ты даже не знаешь адреса агентства.

– Он указан на табличке: Сансет, 5210. No tiene motivo para quejarse[21]21
  Нет повода для жалоб (исп.).


[Закрыть] – не возражай! Ты хочешь купить участок и построить дом, я собираюсь купить тебе два участка. Я щедрый муж.

– Tu, mentiroso infame![22]22
  Ты, жалкий лгун! (исп.).


[Закрыть] – с горечью сказала Элисон.– Ты ужасный деспот. Я-то думала, что приручила тебя, но это лишь наивная мечта. Почему я была такой дурой, что вышла за тебя? Два сильных характера…

– Ты хочешь лекцию, nina[23]23
  Девочка (исп.).


[Закрыть]? – Он резко затормозил, перегородив дорогу, и потянулся к ней.

– Нет, идиот ты… Si, no lo niego… jeso basta[24]24
  Да, я не отрицаю,но довольно… (исп.).


[Закрыть], хватит! Луис, дурачок… Хорошо, я согласна, я тебя люблю – у esto no tiene remedio…[25]25
  И это неизлечимо (исп.).


[Закрыть] это неизлечимо, остается только сожалеть… Пусти меня, ради Бога, машина едет. – Когда они тронулись, она печально добавила. – Ты все-таки не приручен, дорогой. Может быть, слишком долго гулял сам по себе?

К пяти часам Мендоса купил два участка на Райо-Гранде-авеню. Хотя он мог выписать несколько чеков на восемь с половиной тысяч долларов, тем не менее, поторговавшись с миссис Леттер из «Кокс риэлти», он получил два участка за семь тысяч ровно.

– А сейчас, – сказал он Элисон, – пойди и найди покладистого архитектора. Это твой дом! Скажи ему, что ты хочешь, и не дай себя запугать.

– Без ограничения стоимости? – уточнила Элисон.

Он посмотрел на нее с изумлением и обидой, остановившись посреди тротуара.

– Gatita[26]26
  Кошечка (исп).


[Закрыть], разве я когда-нибудь… Все, что ты…

– О, Луис, я не хотела! Конечно, нет, дорогой. Поехали домой. Я покажу тебе несколько своих набросков, только идеи… И нас еще ждет жаркое…

– Si, bien[27]27
  Да, хорошо (исп.).


[Закрыть]. Но потом я поеду на работу. Это дело… Да, и я хочу в подробностях услышать, что ты помнишь о вчерашнем вечере.

В конце концов ей пришлось рассказать о Роберте Силверман. Совсем немного. И хотя Роберта ей нравилась, а Маргарет Чедвик – нет, это стоило сделать. Как в темных красивых глазах Роберты вспыхнула ненависть, когда взгляд ее остановился на Маргарет.

– Но мне кажется, она ушла после Чедвик. Может, Анжела помнит? В любом случае, даже если… Это ведь не могла сделать женщина?

– Никто не знает. Скорее всего, мужчина, но и сильная женщина… Наша Маргарет при росте пять футов восемь дюймов весила всего сто пятнадцать фунтов. Она не была большой и сильной. Чем эта Силверман занимается?

– Не знаю. Я ее встретила в январе на новоселье у Анжелы и Арта. Мне она понравилась. Такая реалистичная.

– Мы не преследуем людей ради одного удовольствия, – мягко сказал Мендоса, почувствовав, как это часто случалось, ее настроение. – Посмотрим.

– У тебя уже есть какая-нибудь идея? Я имею в виду, если в самом деле был личный мотив?

– В подобных случаях идей приходит много, – ответил Мендоса. Он улыбнулся, и его неброское лицо с густыми бровями и четкой линией рта вдруг стало обаятельным. – Сказать тебе, что я сделал после того, как сегодня навестил эту семейку? Приставил хвост к мистеру Чедвику.

Элисон уставилась на него.

– К ее отцу? Но почему? Я не…

– Ты не видела миссис Майру Чедвик.

Высокая бледная белокурая женщина сидела на стуле напротив него, словно противостояла вторжению. Атмосфера была именно такой. Вторжение смерти в ее размеренную упорядоченную жизнь, вторжение грубых полицейских, тем более что один из них с иностранным именем. Он подумал, что миссис Чедвик старше мужа. Худощавая угловатая женщина, осторожная в выражениях; взвешивает каждое слово. Она была хорошо одета. Бежевое платье прямого покроя, коричневые босоножки на высоком каблуке, бронзовые украшения. Умело подкрашенные пепельные волосы – цвет, видимо, близкий к их естественному оттенку, чего большинство мужчин, вероятно, не заметили бы, но Мендоса из профессионального и личного опыта знал о женщинах очень многое. Ее возраст выдавали руки с розовым маникюром – выступившими голубыми венами. Обручальное кольцо с большим бриллиантом, на правой руке – квадратный топаз.

– Это ужасно,– сказала миссис Чедвик тонким тихим голосом. Она смотрела не на Мендосу, а на Хэкета (у которого было хорошее американское имя). – Конечно, мы расскажем вам все, что может вам помочь, – добавила она, теребя браслет.

– Да, конечно, – с готовностью, серьезно и печально подтвердила Лаура Чедвик.

Чарлз Чедвик тихо сидел чуть в стороне.

Большие дома на Франклин-авеню остались от былой эры. Богатые люди здесь сейчас не жили, они перебрались в новые фешенебельные районы – в долину или к побережью. Может быть, Чедвики остались в этом высоком средневековом «фамильном» доме с балконами, решетками и широкими лужайками в знак презрения к нуворишам, устремившимся в Пасифик-Палисейдз и Биверли-Хиллз. Гостиная была довольно мрачной. Угнетающий морской пейзаж в тяжелой золоченой раме над камином (Мендоса подумал, что сказала бы о картине Элисон; с его дилетантской точки зрения, Элисон, без сомнения, была очень хорошей художницей). Все было чрезвычайно аккуратно и чисто. Мендоса, чья страсть к порядку граничила с помешательством, почувствовал, что опрятность этого дома была какой-то нечеловеческой, ненатуральной.

В комнате не было ни пепельницы, ни журналов, ни книг. Старая сосна перед домом затеняла оба окна, поэтому здесь царил полумрак даже в ясный июльский полдень.

Полицейские мало что узнали, рассматривая эту семью, хотя она казалась вполне сплоченной.

Глядя на Лауру, Мендоса подумал: «Странно, что дочерям не передалось изящество миссис Чедвик». Маргарет одевалась довольно-таки безвкусно. Лаура была миловидней сестры: волосы даже светлее, чем у матери, черты лица мягче, чем у Маргарет. Но все же и ее при всем желании нельзя было назвать обаятельной. Сине-зеленым глазам не доставало глубины, слишком маленький рот накрашен чересчур темной помадой, волосы длинноваты. И еще ей нравились широкие браслеты – на левой руке у нее болтались сразу два. Мендоса дал ей лет тридцать или чуть больше. Несмотря на стройную фигуру, одежда на ней сидела плохо, и, как многие высокие женщины, она держалась неловко, чуть сутулясь.

– Все… – повторила она. Говорила Лаура жеманно.

Мендоса начал задавать вопросы, из ответов на которые тоже мало что узнал. Лаура и ее жених – она произнесла это слово с некоторой гордостью, – в восемь часов уехали вместе ужинать («Кен заехал за мной сюда»). К Фраскати. Оттуда они поехали в Американский клуб, к самому концу. Потом еще куда-то, она не помнит, как называется, но может спросить у Кенyи. Он привез ее домой где-то в половине первого или без четверти час. Ей даже в голову не пришло, что Маргарет может не быть дома. Нет, она не посмотрела, на месте ли машина Маргарет. Она подумала… Эти ужасные люди, которые совершают подобные вещи… Прямо в голове не укладывается.

Миссис Чедвик сообщила то же самое, что и ее муж. Официальный ужин и бридж в Биверли-Хиллз у мистера и миссис Джеймс Портер.

И никаких пепельниц.

Мендоса вместе с Хэкетом вышли из дома и направились к черному «феррари». (Чедвик, когда увидел машину, удивился.) Лейтенант достал сигареты, предложил Хэкету, оба закурили.

– Знаешь, Артуро, я вот думаю об этих парнях, которые сочинили Декларацию Независимости. О мистере Джефферсоне.

– Ну и?…

– Я с ними во всем согласен. Но они допустили маленькую ошибку. Люди достойны равных возможностей, конечно. Да только рождаются неравными. Кое-кто из нас, среди прочего, испытывает кое-какие слабые чувства к другим. Уважение. Сочувствие. – Он курил, покачиваясь с пятки на носок.

– Да, верно. – Хэкет, казалось, слегка забавлялся. – Особенно сочувствие. Ты там кое-что понял? Я тоже. Но ты меня удивляешь, парень. Если на стене косо висит картина, ты же со сломанными ногами поползешь ее поправить. Что тебя там задело?

– Todo tiene sus limites[28]28
  Всему есть предел (исп.).


[Закрыть],– сказал Мендоса,– всему есть предел. Никто не должен курить в ее прекрасной чистой гостиной. По ее представлениям, полицейский – ничтожество. Хотя ты ей понравился немного больше, потому что у тебя прекрасное англосаксонское имя. Ты добропорядочный молодой человек и знаешь женщин куда хуже, чем я.

– Это ты мне говоришь?

– И все же я никогда не встречал женщин, которые бы так пеклись о чистоте кофейного столика и о том, чтобы ровненько стояли искусственные розы над камином, и в то же время хоть сколько-нибудь интересовались бы теми, кто ниже их.

– Хорошо излагаешь,– сказал Хэкет.– Я уже забыл, как получал бакалавра по психологии. Значит ли это, что миссис Чедвик больше не пускает его на порог своей спальни? Да и раньше пускала нечасто – и не слишком охотно?

– Ты просто большой тупой полицейский,– ответил Мендоса. – Конечно. Он еще крепкий мужик. Моложе ее.

– Разве? Хотя ты ведь у нас специалист по женщинам.

– По крайней мере лет на пять, а то и на десять. Просто он выглядит старше своего возраста. Ей уже добрых шестьдесят или около того. Он же чувствует себя в чем-то виноватым. Возможно, оттого, что не очень заботился о дочерях. И в то же время, Арт, он мужик еще тот. И в хорошей форме – сохранил фигуру, волосы. И деньги. Ты следишь за моими мыслями?

– Нет. – Хэкет вслед за Мендосой сел в «феррари». – Ну и что? Ведь это его дочь лежит в морге. Пусть у него есть любовница. Хоть две, он ведь не голубой. Но Маргарет здесь ни при чем.

Мендоса завел двенадцатицилиндровый двигатель.

– Да это просто к слову. Надо узнать побольше. Об этой семье, обо всех вокруг Маргарет. И о ней самой, просто на всякий случай. Установи наблюдение за Чедвиком, прямо сейчас. И покопайся в их прошлом.

– Но зачем, господи Боже мой? Я не вижу…

– Для людей, только что потерявших дочь, сестру, они не очень-то опечалены и потрясены. Даже не агрессивны – найдите злодея, убейте его! Конечно, сегодня воскресенье. Может быть, Лаура и миссис Чедвик нарядились и надели украшения до того, как услышали о Маргарет. Так что это еще не улика. Как бы то ни было, у меня сложилось впечатление, будто их больше огорчает не сам факт смерти Маргарет, а вызванное им вторжение полицейских и репортеров. – Он выехал на встречную полосу и оставил позади новый «понтиак».

– Ты слишком многое видишь за аристократической сдержанностью, потому что тебе нужны подозреваемые для твоей версии о личном мотиве. Мы только что согласились, что миссис Чедвик – холодная женщина. Дочка, возможно, вся в нее. Как бы то ни было, у таких людей – noblesse oblige[29]29
  Положение обязывает (франц.).


[Закрыть] – не принято выказывать чувства на людях, перед теми, кто ниже их по положению. Мне показалось, Чедвик на самом деле потрясен.

Мендоса согласился.

– Тем не менее за ними надо присмотреть. Ребята уже должны найти Джорджа Ардена. Отправляйся-ка да хорошенько на него погляди.

– О'кей. Уже третий час, тебе лучше ехать домой, иначе Элисон начнет вести себя так же, как миссис Чедвик.

– Ну и денек это будет, – ответил Мендоса задумчиво.

Информация уже начала поступать с нескольких направлений. Одни люди занялись обычными при всяком убийстве делами; то, что сегодня было воскресенье, почти не мешало их работе. По распоряжению Мендосы другие занялись делами менее обычными. Завтра будет немного легче.

Были допрошены почти все женщины, которые присутствовали на смотринах. Согласно показаниям Лауры Чедвик, ее матери и Розы Ларкин, ближайшими подругами Маргарет были Роза Ларкин, Бетти Лу Коул и Эстер Макрей. Все они, услышав ужасную новость, были глубоко потрясены или просто не могли в нее поверить. Мисс Макрей и миссис Ларкин состояли в том же женском клубе, что и Маргарет. В благотворительном, по словам Ларкин, клубе – они находили нуждающихся людей и снабжали их одеждой и едой. Еще они навещали больных. Добровольная благотворительность.

По-видимому, клуб и изредка партии в бридж были единственным хобби покойной. И, разумеется, магазины. Завтра надо осмотреть ее комнату, поискать что-нибудь важное.

Мистер и миссис Портер подтвердили, что мистер и миссис Чедвик покинули их дом на Биверли-Хиллз около самой полуночи. Они провели вечер, играя в бридж с Портерами и еще двумя парами.

Мисс Роберта Силверман сказала, что ушла с вечеринки через две-три минуты после Маргарет Чедвик. Ее машина стояла недалеко от машины мисс Чедвик, и она двинулась по Спрингвейл-стрит сразу за голубым «бьюиком». Она ехала за ним до Фигуроа и по Фигуроа до бульвара Йорк. Так как мисс Силверман живет в Южной Пасадене, она повернула налево на Йорк и потеряла «бьюик» из виду. Как быстро «бьюик» ехал? Ну, не очень. Тридцать -тридцать пять, иногда сорок миль в час. Очевидно, мисс Силверман ехала примерно с той же скоростью. Может ли она вспомнить, сколько было времени, когда она свернула с Фигуроа? Господи, нет, конечно. Когда ты за рулем, то на часы не смотришь. Но это всего в десяти или в двенадцати кварталах от Спрингвейл-стрит, и если они выехали примерно в десять сорок пять, то были там не позже чем без пяти одиннадцать. Или без шести-семи минут, движение было уже слабое.

Несколько человек, без особой надежды что-нибудь найти, бродили по Фигуроа между Сороковой и Двадцать второй авеню, выясняя, какие заведения открыты после одиннадцати, не было ли вечерних разносчиков газет и так далее. Шанс очень небольшой, но кто-нибудь мог что-то видеть. Например, человека, который вышел на дорогу, открыл дверцу остановившейся у светофора машины и сел в нее. Видел и не придал тогда этому значения.

Сержанту-детективу третьей степени Джону Паллисеру, всего три месяца назад получившему свой чин, на какой-то волнующий миг показалось, будто он кое-что нашел. Он присутствовал на допросе Роберты Силверман, и, как и Элисон, ему понравился необычный тип ее лица. Мисс Силверман настолько ему приглянулась, что он уже подумывал разузнать, не нарушит ли какое-нибудь неписаное правило, если вступит в контакт со свидетелем, так сказать, частным образом. Очень удобный способ продолжить знакомство. Но выйдет ли из этого толк? Мисс Силверман, которая преподает в школе Южной Пасадены, могут не понравиться ухаживания какого-то сержанта-детектива всего лишь третьей степени…

Сейчас, в шесть часов, он бродил по душным улицам и задавал дурацкие вопросы. Или не такие уж дурацкие? Потому что одна толстуха вдруг возбужденно воскликнула:

– Да! Я видела что-то такое, клянусь Богом, офицер! – Фамилия толстухи была Спрайстербах, они с мужем держали деликатесную и работали в субботу допоздна. – Перед закрытием я вышла на улицу подышать свежим воздухом – внутри было душно. И увидела этого мужчину и пару машин, стоявших на перекрестке перед красным светофором, в одну из них он сел.

На минуту Паллисер взволновался. Он представил, как принесет эту важную улику и лейтенант, сам великий Мендоса с его репутацией, похлопает его по спине и скажет: мол, этот парень далеко пойдет, попомните мое слово. Сержант достал блокнот и стал задавать вопросы.

– Опомнись, Грета! – сказал мистер Спрайстербах с отвращением. – Ты просто хочешь увидеть в газетах свою фотографию. Не слушайте ее, офицер, она видела всего лишь Джека Уотерса, он работает посменно на небольшом сборочном заводе за углом. Смена заканчивается в одиннадцать, и каждый вечер его забирает жена, у нее танцевальный салон где-то на Артур Мюррей. Грета, дура ты набитая! Шесть раз в неделю ты видишь, как миссис Уотерс на углу забирает Джека в десять минут двенадцатого.

– Хорошо, мы это проверим,– сказал Паллисер.– Назовите приблизительное время. Можете ли описать человека, которого видели?

– Это был Джек Уотерс, – повторил Спрайстербах.

Паллисер получил смутное описание, нашел Уотерса и понял, что, по всей вероятности, именно так все и было. Он потратил на это много времени и, когда явился в отдел для доклада, думал о том, какого черта он вообще поступил на службу. Но в сержантской комнате был старший сержант

Хэкет, который с усталым видом разговаривал по телефону. Значит, не только низшие чины работают сверхурочно. Паллисер подумал, что главное в их работе – не обязанность, а интерес в распутывании дела. Ожидая, когда можно будет доложить Хэкету, он снова стал думать о Роберте Силверман. Она говорит спокойно, не хихикает и не воображает, как многие другие. Он представил…

– Так вот насчет Ардена, Луис… – говорил в это время Хэкет.