Текст книги "Смерть любопытной"

Автор книги: Делл Шеннон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 18

Мендоса позвонил Паллисеру домой в семь часов.

– У меня есть для тебя подходящая работенка. Я почему-то чувствую, что ты не откажешься потрудиться сверхурочно. Как ты насчет того, чтобы пригласить мисс Силверман прокатиться вечером на побережье и попытаться проверить ее алиби?

– Да, сэр, – сказал Паллисер.

– Возможно, у тебя появится шанс объяснить ей, почему ты должен был раскрыть ее секрет. И лучше тебе сесть в ее машину, на случай, если служащий не вспомнит ее саму, но вспомнит машину.

– Да, сэр. Я позвоню ей прямо сейчас, лейтенант.

Мендоса почувствовал, что Паллисер еле удержался, чтобы не сказать спасибо. Он положил трубку, пересадил Эль Сеньора со своей чистой рубашки и надел ее. Элисон уже подкрашивала губы.

Кошки накормлены. Свет оставили включенным на случай, если вернутся поздно, и отправились в «Куэрнаваку».

Ада Брент не обязана была делать ничего подобного, но пришло время, думала она, когда человек должен что-то сделать. Она с удовольствием сказала бы кое-чего Дженифер Хилл, но не станет, естественно. Надо вежливо сказать, что мисс Уолкер очень беспокоится из-за ее вчерашнего отсутствия и надеется повидать ее в воскресенье. И если хватит выдержки, надо добавить, что, конечно, миссис Хилл понимает, что к воскресенью, возможно, уже некого будет посещать.

Подумать только, любой порядочный человек побеспокоился бы провести несколько часов с умирающей, тем более – с сестрой. Пустоголовая блондиночка.

Это была ее инициатива, и она не думала, что заведующая отделением ее одобрит. Но бедная молодая женщина, которая лежит здесь и беспокоится… Конечно, существует вероятность, что произошел несчастный случай. Только вряд ли… Она взяла телефонный номер у Мей из регистратуры. Сейчас она стояла у автомата в коридоре сестринского общежития и слушала гудки на другом конце провода.

(В доме кот поднял голову и тоже слушал. Когда звонки прекратились, он снова опустил голову на сложенные передние лапы.)

Она дождалась седьмого гудка. Ее губы поджались. Ну и девица. Наверное, танцует где-нибудь. Она положила трубку, вышла из кабины и встретила Карлоту Дель Балле, поднимавшуюся по лестнице. Добрая половина медсестер (и докторов с интернами) в Центральной больнице были неграми, мексиканцами и так далее, потому что здесь их принимали на работу. Карлота работала на одном этаже с Адой и знала мисс Уолкер. Ада все ей рассказала, пока они вместе шли в холл.

– Сердце разрывается, когда слышишь, как она беспокоится. Мисс Уолкер очень хорошая, слишком даже великодушная и любящая. Гораздо лучше сестры, которая не приходит, даже когда та умирает. Я просто подумала, что если бы удалось дозвониться до миссис Хилл, я бы могла сказать мисс Уолкер, что, по крайней мере, с ней все в порядке…

– Но она не такая, Ада, совсем нет, – сказала Карлота. – Ты, наверное, не знаешь, что мисс Уолкер находится в отделении «Д» только последние три недели. Раньше, когда она лежала в «А», я немного узнала о миссис Хилл, потому что рядом стояла кровать миссис Горман, к которой мне приходилось довольно часто подходить, даже в дни для посетителей. Миссис Хилл такая же милая, как и ее сестра. Ну, ума не очень много, но милая. И страшно любит мисс Уолкер. Действительно любит, а не просто говорит ласковые слова. Это сразу видно. Она не приходит целую неделю? Даже в воскресенье?

– Она объяснила, что не сможет прийти в воскресенье, и мисс Уолкер горевала по этому поводу. Ей предложили поработать сверхурочно в выходной, и она считала, что следует согласиться, потому что ее любезно отпускали в среду после обеда. Однако мисс Уолкер ждала ее в среду, а она не пришла. Очень жаль… и она…

– Но она обязательно пришла бы, если бы смогла, – сказала Карлота. – За все время, пока я ухаживала за мисс Уолкер, ее сестра не пропустила ни одного дня для посетителей. И если бы что-то случилось и она не смогла бы прийти, она позвонила бы и объяснила. Я знаю, Ада, она так и сделала бы. Она милая. И внимательная. Знаешь, она всегда благодарила меня за то, что я хорошо ухаживаю за мисс Уолкер. Не как другие.

– Это уж точно, – согласилась Ада. – Но почему тогда она не пришла?

Большие карие глаза Карлоты расширились.

– Может, она в самом деле попала в аварию или что еще. Такое случается. Ее даже могли убить. И при ней – никаких документов, говорящих, кто ее ближайшая родственница, поэтому…

– Об этом написали бы в газетах, – возразила Ада. – У нее наверняка были вещи с ее адресом, и, думаю, в их квартире есть вещи с именем мисс Уолкер и указанием, где она находится: письма и тому подобное.

– В доме, – поправила Карлота. – У них маленький дом, оставшийся от тетки. Может, и так, но всякое бывает. Может, это случилось только вчера, где-нибудь на пустынной дороге, и машину еще не нашли. Вот что я тебе скажу, Ада: миссис Хилл не могла просто не прийти, не позвонив и не предупредив. Я это знаю, и мисс Уолкер знает. Она не очень умная, да, но добрейшая девушка. Вдруг с ней что-то случилось?

– Об этом было бы в газетах, – повторила Ада.

– Может, и нет – сейчас много разных новостей. Или где-нибудь на последней странице. Надо бы нам выяснить.

– Но как?

– В полиции. Они наверняка знают об авариях.

– Но, Карлота, не стоит беспокоить их из-за пустяков…

– Они для этого и существуют. – Однако Карлота тоже не знала, что им следует предпринять. – Нам надо что-то делать. Попробуем выяснить, – сказала она.

Они с сомнением посмотрели друг на друга.

– Итак, джентльмены, – мягко сказал Джозеф Доменици, – я заподозрен в убийстве в первый и, смею надеяться, последний раз. Разумеется, я никого не убивал. Никакую Чедвик. Я никогда ее не видел и не слышал о ней. И если вы думаете, что Эйлин… Зачем, это же полный абсурд, джентльмены. Моя маленькая девочка просто не способна на такое.

Мистер Доменици определенно выглядел очень тихим и кротким. Он мягко щурился на Мендосу и Гольдберга.

– Да, на тебя это не похоже, – сказал Гольдберг.

– Конечно, нет. Да я в жизни ни на кого руки не поднял. – Его облик соответствовал его словам. Его можно было принять за мелкого преуспевающего бизнесмена или какого-нибудь инженера. Мужчина с приятной внешностью, ничто в речи или манерах Доменици не выдавало в нем профессионального вора.

Его взяли, когда он вернулся в отель в десять часов. Сдался он спокойно, сказав только, что Эйлин расстроится и что он очень надеется, что их родственные связи останутся в тайне. Он сказал это лишь после того, как узнал, что они в курсе. Их осведомленность огорчила его больше, чем сам арест.

Он откинулся на спинку стула в кабинете Гольдберга и проговорил:

– Моя бедная маленькая девочка. Ее нарекли Луизой в честь моей матери, но она всегда переживала из-за своего происхождения. Надеюсь, вы не станете ей мстить, джентльмены, за ее нелюбовь к полицейским. Боюсь, это влияние моей жены на ее формировавшуюся личность. В сущности, полицейские, с которыми я имел дело, обычно были славными парнями. Особенно в последние годы, когда стандарты поведения так изменились. Я очень надеюсь, что вы не станете впутывать ее в это дело. – В его красивых темных глазах было видно беспокойство. – Это может разрушить ее брак. Я знаю, формально она виновата в укрывательстве разыскиваемого человека, но… Это убьет ее, я просто уверен, если муж или его семья узнают обо мне. Я ничего не прошу для себя, джентльмены, но пожалуйста…

– Что ж, мы тоже люди, Доменици. Думаю, я могу тебе это обещать, – сказал Гольдберг.

Доменици расслабился, достал платок и вытер искренние слезы.

– Спасибо, спасибо, лейтенант. Это истинно христианское милосердие, – сказал он серьезно. И Мендосу повеселило редкое зрелище смущенный Саул Израиль Гольдберг.– Не могу выразить, как я вам благодарен. Я не видел свою дочь по разным причинам с тех пор, как ей исполнилось восемнадцать лет, но мы всегда были очень близки. Знаете, я делал для нее все, что мог, у нее были все преимущества – частные школы…

– Могу догадаться, – сказал Гольдберг, – сколько жирных кусков тебе пришлось для этого стянуть.

Доменици не ответил на реплику.

– Она всегда добросовестно мне писала. Не думайте, будто она стыдилась своего происхождения, потому что сменила имя и назвалась Эйлин Вебстер, просто моя дочь испытала на себе следствие предрассудков против других национальностей, прочно укоренившихся в сознании некоторых глупых людей. Мне довелось услышать о ее помолвке. Я чувствовал, что должен увидеть, как моя дочь выходит замуж. Вот почему я, собственно, нарушил подписку о невыезде. Она рассказывала мне о некоторых трудностях с католической церемонией, ее новым родственникам не понравилось, что их сын берет жену другой веры, но она благочестивая девочка, она все выдержала. Его родители потом оттаяли, и она к ним искренне привязалась. Я видел издалека молодого человека, и, по ее словам… Он показался мне красивым сильным юношей. Я очень рад и благодарен за это судьбе. Моя маленькая Луиза так хорошо устроилась в жизни.

– Могу себе представить, – сказал Гольдберг. – Значит, ты хотел только побывать на свадьбе, и все?

– Служба прошла великолепно,– сказал Доменици.– Мне легко удалось проскользнуть, свадьба собралась большая. Торжественная месса, конечно. Великолепно.

– И с тех пор ты здесь?

– Ну,– Доменици закрыл глаза, вспоминая пышную свадьбу, и так и не открыл их, – в Нью-Йорке такая мерзкая весна. Мне нравится Калифорния. Я… э-э… был вполне обеспечен, сэр.

– Достал кое-какие заначки из награбленного, – перевел Гольдберг.

– Очень скромные. Конечно, я старался не привлекать к себе внимания. Переезжал из отеля в отель, но подумывал снять маленькую квартирку. И конечно, я мог видеться с Лу… Эйлин, когда ей удавалось ускользнуть. Мы провели вместе много счастливых дней. Очень милая добрая девочка, так счастливо устроилась. Век вас благодарить буду, лейтенант, за ваше обещание ее не трогать.

– Да, так насчет убийства, – сказал Мендоса.

Мистер Доменици открыл глаза.

– Нет, – мягко ответил он.

– Ваша дочь никогда не говорила вам о Маргарет Чедвик? О том, как Маргарет видела вас вместе, как сделала вывод, что у вас с ней интрижка, и собиралась рассказать все молодому Джиму Томасу?

– Бесстыжая! Конечно, нет. Если ваша Чедвик и видела нас вместе, то Лу… Эйлин определенно об этом не знала. Она встревожилась, но лишь после сегодняшнего визита к ней полицейского.

– Где вы были в прошлую субботу между одиннадцатью и часом ночи?

– Помилуйте, дайте вспомнить. Я пошел в кинотеатр на последний фильм Диснея, очень хороший, вернулся в отель, думаю, часам к одиннадцати и сразу лег в постель.

– Без свидетелей, – покорно проговорил Мендоса.

– Разумеется, я ведь высоконравственный человек, за кого вы меня принимаете, сэр?

– За не имеющую отношения к делу досадную помеху, – сказал Мендоса. – Меня охватывает чувство, что это я нахожусь в кинотеатре и снова и снова смотрю один и тот же фильм. Вот до чего я дошел.

– К сожалению, ничем не могу вам помочь, – мягко сказал Доменици.

– Забирай его, Саул, – сказал Мендоса. – Отправь обратно к ребятам из Нью-Йорка. Просто еще один круг на карусели. И это меня отнюдь не радует. Спокойной ночи вам обоим.

Сержант Паллисер и Роберта Силверман вместе ехали к Оушн-парк. По пути Паллисер попытался рассказать о своей работе, объяснить, почему присяга обязывает его передавать начальству всю информацию, даже если… ну, даже если он считает, что она несущественна или ошибочна. Мисс Силверман его поняла. По тому, как она это сказала, Паллисер подумал, что она действительно поняла. Ему нравилось, как она управляла машиной. Некоторые женщины и некоторые мужчины, конечно, на дороге слабо соображают, у них плохая координация, и когда с ними едешь, все поджилки трясутся. Но Роберта вела автомобиль легко и естественно. Паллисер сказал ей об этом, она улыбнулась и ответила, что приятно слышать комплимент от знатока. Паллисер заметил, что у них был специальный курс по технике преследования на высокой скорости. Курс, по его словам, был стоящий. Она попросила рассказать подробнее. Он рассказал.

Они мило болтали, и у Паллисера возникло приятное чувство, что она совсем не будет возражать против ухаживаний сержанта-детектива третьей степени. Не думает же лейтенант всерьез… Тем не менее пока не надо подавать вида, что он досконально знает о ее… предполагаемом мотиве убийства. Это может ее вспугнуть. Пусть пока все идет, как идет. На бензоколонке, где они остановились, удача им не улыбнулась. Работал тот же служащий, что и тогда, но он не смог уверенно опознать ни Роберту, ни ее «студи».

– Многие останавливаются, – сказал он. – Может, она, а может, и нет. Трудно сказать, если ничего не покупали.

Этого и следовало ожидать… Они поехали обратно и остановились в милом кафе на бульваре Сансет, Роберта позволила купить ей выпить, и Паллисер осмелился вообразить, что это кафе запомнится им как первое место, где они были вместе. Чертовски привлекательная девушка. Чертовски милая, настолько, что готов за нее все отдать.

Вечер не пропал для Паллисера даром.

Звонок поступил в девять тридцать семь. Уайт, сержант, дежуривший в ночь, записал скудные подробности, задал вопросы. Звонок оказался, конечно, немного необычным, потому что, как правило, сообщали родственники. А те, что позвонили сейчас, ими не были. Даже родственники («Боже мой, невозможно представить, насколько люди иногда слепы!») не всегда могут сообщить такие простые детали, как точный рост, вес, цвет глаз и тому подобное. И в данном случае удалось получить лишь смутное общее описание. Но он все записал, включая имя и адрес. Флорентина-авеню, наверное, где-то в Алхамбре. Он записал имена и адреса звонивших, а также некоторые подробности, тоже немного необычные.

Конечно, сообщение придется отложить до утра. Уже поздно. В их отделе в отличие от некоторых других львиную долю черновой работы приходится выполнять при свете дня.

Он завел для нового дела отдельную папку и положил доклад на стол лейтенанту.

Большинство людей, которые кого-нибудь разыскивают, звонят до шести часов вечера, поэтому единственное, что увидел у себя на столе лейтенант Кэрей, придя в пятницу в половине девятого утра на работу, был доклад о Дженифер Хилл. Он прочитал его дважды, потом достал другой доклад и пробежал его глазами. Затем пошел в Отдел по расследованию убийств и спросил лейтенанта Мендосу.

– Забавная история, сказал он.– Сиделка из Центральной позвонила вчера ночью и сообщила, что сестра их пациентки, умирающей больной, пропустила в среду день для посетителей. Эта сестра, мол, такой человек, что всегда приходила либо обязательно звонила, если не могла приехать. И нет ли у нас записи, что она попала в аварию или еще куда-нибудь? Сиделка обратилась сначала в дорожную полицию, там никаких сведений не было, поэтому они соединили ее с нами. Насколько ей известно, других родственников нет. Видишь ли, судя по описанию, это может быть га блондинка, которую вы недавно нашли. Шансы очень малы, но я подумал, что тебе будет интересно узнать.

– Ты совершенно прав, – сказал Мендоса. – Минутку, – и он вызвал Паллисера.

– Сиделка говорит,– продолжал Кэрей, – что женщину, сестру их пациентки, зовут миссис Дженифер Хилл, лет двадцати пяти, среднего роста, блондинка с голубыми глазами, красивая, больших денег не имеет, поэтому одета небогато. Разошлась с мужем. Конечно, тысяча против одного, что она просто куда-нибудь уехала с приятелем или работала сверхурочно. Подумала, что невелика беда – пропустить один день, и сиделка зря волнуется. Но мы, разумеется, должны проверить.

– Да. Как зовут пациентку? – спросил Мендоса на всякий случай.

– Мисс Женевьев Уолкер. Умирает от туберкулеза. И я…

– Уолкер… что за черт… Минутку,– сказал Мендоса.– Уолкер. И у нашей Маргарет была… У тебя есть ее адрес, Кэрей?

– Конечно, Флорентина в Алхамбре, двадцать шесть двадцать. Я просто подумал…

– Bien. Пошли. Прямо сейчас, – сказал Мендоса. – Все вместе. У меня такое чувство – как бы не сглазить, – что это прорыв!

Запущенный район, где живут люди среднего достатка. Много небольших, требующих покраски построек, сдаваемых в аренду за низкую плату. Несколько отдельных домов, у некоторых позади маленькие флигели. Средний возраст бунгало старой конструкции с чахлыми палисадниками – сорок лет. Везде разбросаны игрушки, а на выщербленном тротуаре – забытые трехколесные велосипеды. Нужный им дом был втиснут между четырехквартирным домом и кортом. Им оказалось грязно-белое калифорнийское бунгало. Крышу над крыльцом поддерживали цементные колонны. Возле одной из них стоял желтый горшок с засыхающим плющом. К ветхому гаражу вели две цементные полоски, почти заросшие травой, среди которой там и сям пробивался чертополох. Дом казался пустым, хотя через большое окно им удалось разглядеть лампу с зеленым абажуром.

Они вышли из «феррари» и зашагали по раскрошенной цементной дорожке. Траву с неделю уже не поливали, и она стала почти бурой.

– Шансы очень невелики, – сказал Кэрей. – Не понимаю, почему ты думаешь… Да, в сущности, ерунда… Она, должно быть, смоталась куда-нибудь с приятелем.

Мендоса остановился и сказал странным голосом:

– Нет. Вот уж нет, Это именно то место.

Они проследили за его взглядом. На крыльце, рядом с правой колонной, притаился кот. У него была длинная серебристо-дымчатая шерсть, поблекшая и спутанная, которая топорщилась, как у всех больных кошек. На шкурке возле горла были видны темные пятна засохшей крови. Зеленые глаза превратились в щелки, полные тоски. В длинной шерсти запутались колючки и репьи. Кот сидел в благородном спокойствии, обернув лапы хвостом, но он был болен, голоден и несчастен. Заброшенный кот.

– Да, это то самое место. Без всякого сомнения, – сказал Мендоса. Он достал ключи от машины и передал их Паллисеру. – Вы оба стойте на месте, – он снял пиджак. Его спутники были сбиты с толку и смотрели на него с удивлением. – Бедный мальчик, бедный мальчик. Никто не приходит. Оставили тебя одного, а ты к этому не привык, правда? Да, бедный мальчик, такой замечательный кот. Ты понимаешь, мальчик, я не хочу тебя обидеть, – он ровно и уверенно приближался к коту, его голос звучал успокаивающе. – Все хорошо, мальчик, не бойся…

Кот встал и повернулся уйти, затем обернулся. Как большинство кошек, он не любил посторонних и больше привык к женщинам, чем к мужчинам. Но в своей короткой жизни он встречал в основном добрых и дружелюбных людей; и сам дружелюбно относился к людям. Просто он был осторожен. Мучительная боль от репья в боку сделала его раздражительным, к тому же он очень хотел есть и пить. Кот направился к дренажной канаве, но ослабевшие от голода ноги плохо слушались, и он остановился. Кое-как поплелся назад на свое место. Пришли новые люди, и инстинктивная осторожность толкала его прочь. Добрый голос говорит те же мягкие слова, что и она: «замечательный кот», «мальчик»… Но надо быть осторожным.

– Бедный красивый кот. Не бойся. Иди сюда. Иди ко мне. Все хорошо. Тебя обидел бродячий кот, расцарапал тебе шею, ее надо обработать, расчесать все колтуны… Бедный мальчик, все хорошо, я не хочу тебя обидеть… Не бойся, иди ко мне, – Мендоса, успокаивая кота, медленно к нему подходил.

Кот торопливо отпрыгнул от него на край крыльца. Чужой человек…

– Мой бедный замечательный мальчик. Ты же знаешь, я тебя не обижу… Ради Бога, стойте оба спокойно! – Кэрей и Паллисер замерли. – Все хорошо, мой замечательный кот, я только хочу тебе помочь. Бедный мальчик, остался совсем один… Уже все хорошо.

Кот не двигался, прижавшись к стене дома. Мендоса наклонился, накрыл его пиджаком, легонько завернул и взял на руки. Потом освободил кошачью голову. Кот хрипло мяукнул.

– Бедный мальчик. Замечательный кот. Уже все хорошо, – Мендоса повернулся к Паллисеру. – Наверное, не привык к машинам, большинство персидских кошек не удается к ним приучить. Поведешь ты, я скажу, куда. Все хорошо, мальчик, не брыкайся, красивый кот, теперь мы о тебе позаботимся. Поехали.

– Вести… вашу машину, сэр? Но почему… то есть, мы едем в… Не понял – куда?

Мендоса уставился на него с явным изумлением.

– Как куда, к ветеринару, конечно, Джон, чтобы он оказал мальчику первую помощь. К доктору Стокингу на Сан-Фелиз, я буду подсказывать. Кэрей, присмотри за домом, я пришлю людей и потом тоже подъеду. Мальчик, все уже в порядке. Скоро тебе снова будет хорошо. Вэлли-фривей, Джон, торопись.

– Но я никогда… Такую машину…

– Давай шевелись, ничего трудного. Все хорошо, милый мальчик, не вырывайся. Скоро ты снова будешь счастлив. Бедный мальчик, она не пришла, я знаю, но скоро с тобой все будет в порядке…

Лейтенант Кэрей стоял у обочины и в замешательстве следил за удаляющимся «феррари».