Текст книги "Счастье за углом"
Автор книги: Дебора Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Я помчался к нему, как сумасшедший влюбленный, я прорывался сквозь заросли густой травы и путался в елках. Взлетев на широкие каменные ступени, я стоял и глазел на изогнутую арку высеченного из камня навеса над крыльцом. Я с десяток раз обошел дом по периметру, восхищаясь тяжелыми балками и перемычками, крышей, которая отдаленно намекала на азиатские пагоды. Я гладил камни каминной трубы и фундамента, срывал длинные лозы, которые тянулись до самой крыши и угрожали закрыть широкое остроконечное окно мансарды.
И плевать мне было, что кто-то может возмутиться проникновением в частные владения. Я прикладывал ладони к глазам, заглядывая в окна, любовался мраморными полами и ореховыми панелями на стенах, встроенными шкафами из вишневого дерева и колоннами в дверных проемах. Я повторял: «Вы только посмотрите на это, Господи, вы взгляните на это»,словно все призраки с дороги пришли сюда со мной на экскурсию.
И наконец, когда у меня уже закружилась голова от восхищения, я смог отойти и полюбоваться самими окнами. Витражи перекликались друг с другом, формируя единый геометрический рисунок. Солнце отражалось в крупных, размером с горошину, рубинах и сапфирах, вставленных в оконные переплеты. Дом был украшен ожерельем из рукотворных окон, декорированных местными драгоценными камнями. Мой старик, хоть и скрипел на мои художественные описания, но наверняка восхитился бы этим домом, как и я. Но дому срочно требовался ремонт. Упавшая ветка дуба пробила дыру в крыше. Несколько окон треснули. Термиты уничтожили несколько стропил.
Этот дом нуждался во мне.
Дом Нэтти на Холме Дикарки– так его называли. Я выяснил это, когда вернулся в кафе за информацией. Толпа туристов заскрипела, когда я вошел в главный зал через переднюю дверь. Борода, волосы, старые джинсы, налитые кровью глаза, потертая косуха. Знаю, я выглядел как источник проблем. Кто-то нырнул через черный ход и предупредил Дельту, что Ангел ада забрался в ее столовую.
Она вышла, чтобы убедиться лично. И мило улыбнувшись мне, протянула чашку горячего кофе, а потом громко, чтобы все встревоженные посетители наверняка услышали, сказала:
– Здоровяк, ты выглядишь так, словно загнал себя до полусмерти. Лучше присядь со мной и попробуй наш бисквит.
С тех пор я платонически влюблен в Дельту.
Она сидела напротив за столом, застеленным клетчатой клеенкой, и отвечала на все мои вопросы о брошенной ферме и потрясающем доме. Мэри Ив Нэтти была бунтаркой, чудачкой, одной из первых феминисток, сохранившей свою девичью фамилию даже после брака, – она была легендой. Она унаследовала ферму от своих родителей, которые сколотили состояние бутлегерством, продажей лучшего самопального рома и бурбона в Северной Каролине.
Родители Мэри Ив построили этот удивительный дом, когда Мэри была еще ребенком. Даже тогда дом вызвал пересуды по всем горам. Нэтти выбрали богатый, современный эскиз в стиле «искусства и ремесла», модель «Голливуд», в каталоге Сирса и Робака, отправив по почте в чикагское отделение Сирс чек на пять тысяч двести сорок два доллара – потрясающую сумму по тем временам. Эта экстравагантная покупка по почте сделала их фольклорными персонажами для целого горного региона, разозлив легионы налоговых агентов, которые так и не смогли доказать, что у Нэтти не хватило бы честных денег на рубины в окнах.
Сирс доставил бунгало на три спальни на поезде, из северных лесных складов. Все – включая половицы, каминные доски, шкафы, окна, двери, элементы отделки, даже кедровую дранку – прибыло в Эшвилль в Северной Каролине, запакованное в ящики и мешки. Френклин Нэтти, отец Мэри Ив, провез материалы в Кроссроадс-Ков по пятидесяти милям жутких горных дорог на телегах, запряженных мулами. А затем вместе со своей командой собрал дом на ферме у хребта.
Готовый коттедж был произведением ремесленного искусства. Мэри Ив позже украсила его, оттенив совершенство мелочами: наборной паркет и керамическая стойка на кухне, витражная окантовка для окон и двери... Дом был одним из немногих сохранившихся нетронутыми примеров работ Сирса. Другого подобного сокровища в стране просто не было. И у меня в голове не укладывалось, как можно было его бросить. Историческая реликвия просто простаивала. Заброшенная, пустая, оставленная гнить. Кощунство.
Было ясно, что Бернард Дин, владелец фермы и богатый адвокат в Джорджии, просто плевать хотел на унаследованный от тещи участок в горах. Я разбил лагерь возле кафе и развернул кампанию по покупке этой фермы. Я послал Дину десятки предложений, одно щедрее другого.
Дин на все отвечал отказом. Он даже не говорил со мной. После его смерти я попытался связаться с его наследницей, знаменитой Кэтрин, но безуспешно. Одни лишь письма от адвокатов, советовавших мне забыть об этом деле, не пытаться снова связаться с мисс Дин и не пересекать границ ее собственности.
Я же, естественно, границы пересекал. И чинил дом с тех самых пор. Много ночей я спал на крыльце дома среди инструментов и материалов. Смотрел, как грозы величественно близятся с западного горизонта, от соседа Десяти Сестер, Блэк-Хог-Маунтин, заслонявшего небо. Потом видел снег, засыпавший дубы, и как осень красит красным и золотым окрестные леса.
Все в Ков знали, что у меня затяжной роман с домом Нэтти, но никто не был против. В Кроссроадс любовь к коттеджам не осуждалась.
Примерно в это же время по соседству с домом я начал заниматься хозяйством. Тридцать акров земли я выиграл в покер у зятя Дельты, Джо Уиттлспуна, неудачливого фермера Санты Уиттлспуна. Дом Нэтти стоял с одной стороны Хребта Дикарки, новоявленный «дом Меттенича» – с другой. Я построил хижину на своей земле и, когда не напивался, ухаживал за виноградником. Я не был ни фермером, ни виноделом, меня гнала другая потребность. Я хотел, чтобы новая жизнь пустила корни в глубь здешнего хребта. И плевать, что свою жизнь одной темной пьяной ночью я вполне могу оборвать.
* * *
Шериф Пайк Уиттлспун, угрюмый любитель манипулировать, не был Энди Тейлором из Мэйберри, нет, он был прагматичным стражем порядка в округе Джефферсон, к которому относился Кроссроадс-Ков. Он мог найти заблудившегося ребенка по следам на голых камнях, уговорить избитую жену подать заявление на мужа, мог разгромить нарколабораторию голыми руками. Они с Дельтой поженились, когда им было по шестнадцать лет, – тридцать пять лет назад, – и с тех пор он боготворил землю, по которой она ходила. Он был другом своему сыну, коротко стриженному бывшему военному с крайне шаткой нервной системой, он яростно защищал от любых невзгод детей Джека и Беки, своих внуков. Он был официальным защитником интересов своего неуравновешенного старшего брата, Джо, любителя марихуаны Санты Уиттлспуна.
Высокий и тяжеловесный, Пайк был грузнее меня, но не мог смотреть поверх моей головы, не запрокинув свою. Он был местным воплощением системы правосудия. И никогда не критиковал меня, когда я был пьян, а я не давал ему повода применять ко мне меры.
– Томми, сынок, – сказал он мне вскоре после моего приезда в этот городок, дав понять, что относится ко мне отечески, но при этом в отношениях мне присвоен более низкий чин, – если ты хоть раз сядешь за руль своего говенного «винтажного» грузовика в пьяном виде и попытаешься гонять свою «винтажную» рухлядь по моим дорогам, я клянусь обрядить твою «винтажную» задницу в полосатые штаны и заставить тебя разбрасывать местный навоз по «винтажным» тюремным огородам.
Вот поэтому большую часть времени я спал в кузове своего грузовичка под дубами.
Рассвет воскресенья я встретил у своей хижины, пытаясь вместе с потом выгнать остатки субботней тоски и последствия полной бутылки водки. Двойные ручки ручного бура в который раз сорвали мне мозоли на руках. Кровь, пот, слезы. Удобрения для матушки-природы. Срывая мозоль за мозолью, я возделывал свой виноградник, отдавая даньвитражным окнам Фрэнка Ллойда Райта[5].
Я как раз закончил устанавливать последнюю подпорку в правом верхнем углу геометрического рисунка. Абстрактного «Древа Жизни» Райта. Изначальный рисунок можно было увидеть на витражном окне исторического дома в Буффало, штат Нью-Йорк. Моя версия была длиной в шестьсот футов и шириной в четыреста. Вскоре ее будет видно с небольших самолетов и дельтапланов. Когда я закончу устанавливать опоры и высаживать виноград, моя работа затмит рисунки в пустыне Наска в Перу.
В голове стоял туман, но грохочущий звук все равно добрался до мозга. Несколько секунд я пытался его игнорировать, измеряя глубину ямы для новой опоры. Мне хватало проблем с похмельем и работой, сил на сторонние раздражители не осталось. Но звук становился все громче, и мне пришлось поднять голову.
Серо-синяя патрульная машина Пайка с ревом сирены и блеском мигалок вынырнула из леса. Я уронил рулетку. Сердце сжал невидимый кулак, и на миг я снова с ужасом увидел, как падают тела на улицу Манхэттена. Врач называл такие реакции «проявлением посттравматического синдрома». Я называл это «разумной реакцией».
Пайк затормозил в сантиметре от моих рабочих сапог. Я отложил бур и поправил треножник нивелира, дав себе несколько секунд на то, чтобы подышать.
– Только не начинай с лапши, Пайк. Говори сразу. Что-то случилось с моим братом? Или с его женой, или с детьми, или...
– Расслабься. Твой брат и его семья в полном порядке. Томми, сынок, какого черта у тебя нет запасного телефона?
Я выдохнул.
– Дельта, Джеб... Бэнгер? Все в порядке?
– Да. Но Дельта хочет тебя увидеть, и срочно. Ей нужна твоя помощь.
– Какая?
– С Кэтрин Дин.
– Дай угадаю. Менеджер Кэтрин Дин наконец послал личныйответ на одно из писем Дельты, и Дельта так обрадовалась, что хочет показать это всем и каждому в Кроссроадс?
Шутки он даже не заметил. И что-то в его лице заставило меня снова напрячься. Так смотрел Джон Уэйн, прежде чем сообщить мрачные новости группам «В песках Иво Джимы». А уж если он сглатывал слюну, прежде чем сообщать своим закаленным товарищам новости, дело было по-настоящемуплохо.
– Кэтрин Дин вчера попала в автомобильную аварию, – сказал Пайк. – Едва не сгорела заживо.
Он рассказывал мне подробности, я а чувствовал, как кровь отхлынула от головы к ногам. Си-эн-эн сообщали, что Кэтрин будет жить, но шрамы чудовищны.
– Жаль, – закончил Пайк. – Такая красавица. Глазами она похожа на Дельту.
Включился инстинкт самосохранения. Цинизм – отличный антидот для любителя принимать все близко к сердцу. Если Кэтрин Дин умрет, то, возможно, мне удастся выкупить ферму Нэтти.Нет, я не гордился этой мыслью, я просто признал ее наличие.
– С чего Дельта взяла, что я смогу помочь ее знаменитой кузине?
– Ты же знаешь, какие ниточки нужно потянуть в большом мире. Добудь нам прямой телефонный звонок в палату Кэтрин в Калифорнии.
Дельта и Пайк верили, что я могу творить чудеса, потому что один раз меня занесло на край скалы, Шишки Дьявола, куда отправился после возвращения из Ирака их сын Джеб. И я смог уговорить его не прыгать. Легко быть героем, когда ты накачан водкой и тебе плевать на собственную безопасность. Я покачал головой.
– Пайк, прости, но...
– Слушай, мы с тобой знаем, что богатенький муж Кэтрин Дин не позволит Дельте поговорить с врачами Кэтрин. Но что тебе стоит хотя бы попытаться помочь? Дельта терпеть не может, когда у ее родных проблемы. Даже если эти родные живут на другом конце страны и двадцать лет носа сюда не кажут.
В синем небе над горами парил ястреб. Охотился, пел свою хищную песню, взмывая, словно ангел, в восходящих потоках воздуха. Эта птица не знала ни прошлого, ни будущего, она жила одним величественным мгновением, и воздух ее держал. Ястребы – практики, им известен космический счет. В лучшем случае Кэтрин Дин плевать на Кроссроадс и бабушкино наследство, ей может не понравиться сама мысль о том, что дальние родственники навязывают свою помощь.
Но, в отличие от ястреба, меня преследовали кошмары, полные сожалений. И на моих плечах лежал груз плохой кармы, которую следовало отработать.
– Но ты можешь хотя бы выслушать ее? – настаивал Пайк.
Я кивнул.
Ястреб поймал идеальное течение и теперь парил, неподвижный, на невидимой ладони искупителя.
* * *
Дельта не была плаксой. Женщина, которая пахала как лошадь, чтобы ее ресторан приобрел такую славу, что южаненачали называть его «настоящим бриллиантом среди дикой природы»; командовала буйным разношерстным семейством и одним бородатым пьяницей, привыкшим спать с козлом под ее дубом, – нет, такая женщина просто не могла сломаться и заплакать только потому, что кузина мужа ее кузины лежала в больнице Лос-Анджелеса, искалеченная на всю жизнь.
– Жизнь бьет ключом, как бы тебе ни хотелось поставить ее на медленный огонь, – часто говорила Дельта. Особого смысла в этой фразе я не видел, но звучало многозначительно.
– Я хочу выяснить, в каком состоянии Кэтрин, – заявила она. – Ни больше ни меньше. А ты поможешь мне в этом, Томас.
Дельта, Пайк, и все многочисленное семейство Уиттлспунов собралось на кухне кафе. И все глазели на меня. Вокруг клубились ароматы еды. Деревянные двери были открыты, и, как обычно, только внешняя дверь не пускала бесчисленных кошек, собак, коз и белок в это райское местечко. Несмотря на прохладу весеннего утра, работал вентилятор. На столах у плиты уже стояла приготовленная еда, от запахов которой рот наполнялся слюной. Парковка была забита грузовиками и легковыми автомобилями. В выходные дни некоторые жители Эшвилля приезжали сюда по утрам только ради завтрака.
Но сегодня их не обслуживали, потому что Дельта и вся ее банда собрались на кухне и пытались задавить меня своей общей силой. На Юге это называлось «вцепиться взглядом».
– Ты из Нью-Йорка, ты можешь это сделать, – настаивала Дельта. – У тебя есть связи.
– Несмотря на общую уверенность, – тихо сказал я, – не все в Нью-Йорке связаны с мафией и не у всех есть друзья в шоу-бизнесе. Дельта, последние несколько лет я пытался связаться с Кэтрин Дин, чтобы купить у нее ферму Нэтти. Безуспешно. Так с чего ты взяла, что сейчас мне удастся пробраться в ее палату?
Она взмахнула фартуком.
– Ты – моя единственная надежда! Когда я позвонила в ту больницу в Лос-Анджелесе, они даже не ответили, как она себя чувствует! А когда сказала, что я родственница, мне ответили, что меня нет в списках. И я сказала: «Дайте мне поговорить с мужем Кэтрин, и я будув вашем списке», а они сказали: «Для этого вам нужно пробиться через его агента». Это какому мужу нужен агент, чтобы принять звонок от семьисвоей жены?
Пайк вздохнул и обнял длинной рукой ее узкие плечи.
– Милая, отец Кэтрин еще двадцать лет назад отрезал тебя и всех остальных горных родственников от их семейной фотографии. С тех пор ты всякий раз, когда пыталась с ней связаться, наталкивалась на агентов и адвокатов, помощников и бизнес-менеджеров. А теперь ее муж построил вокруг нее ту же стену. Ничего нового. Ты не можешь помочь девочке, крошка. Просто не можешь. Да она, скорее всего, и не хочет твоей помощи.
– Но я этого не знаю.– Дельта махнула рукой в сторону маленького телевизора, висевшего на стене между проволочных полок со сковородками и кастрюлями. Си-эн-эн транслировали жуткие фотографии сгоревшей машины Кэтрин. – Все утро они только о ней и говорят, все новости только об этом! Член нашей семьи лежит сейчас на больничной койке, на другом конце страны, жутко страдает, и мы просто обязаны сказать ей, что у нее есть родня, которой не все равно!
– Если тебе станет от этого легче, – мягко сказал я, – я сильно сомневаюсь, что она сейчас в сознании. Жертвам огня несколько дней колют сильнейшие седативные препараты. Никто с такими ожогами не приходит в себя на следующий же день.
– Но она же очнется со временем, а когда очнется, ей нужна будет семья. Ее отец умер, мама тоже, все жуткие тетушки со стороны Динов из Атланты тоже либо умерли, либо в маразме. Я последний корень ее родового древа! Томас, ты же раньше был известным архитектором в Нью-Йорке, твоя жена была из богатой... ну, у тебя было много связей. Ты можешь найти способ связать меня с Кэтрин.
Упоминание моей прошлой жизни было лишним. Я отвернулся. Клео хмуро на меня посмотрела.
– Не надо убегать. Иисус верит в тебя, даже если ты сам в себя не веришь.
– Иисус не знает меня так, как знаю я. – Я кивнул на прощанье и вышел. И успел пройти полпути к машине, прежде чем Дельта меня догнала. Маленькая, но упрямая, она загородила мне дорогу.
– Ты не можешь прятаться от мира до конца своей жизни!
Я ответил мрачным взглядом.
– Я не хочу ответственности ни за чью жизнь, кроме своей.
– Лжец! Если бы ты не хотел, мой сын был бы мертв! Ты рисковал своей жизнью, чтобы не дать Джебу спрыгнуть с Шишки Дьявола, а ведь в то время ты был здесь совсем новичком!
Только потому, что у меня личное неприятие людей, которые прыгают с высоты.
– Я знаю о фотографиях, которые ты держишь в машине! Я видела, как ты на них смотришь, когда думаешь, что остался один!
Я напрягся.
– Нужно научить Бэнгера блеять, когда он увидит, что ты за мной шпионишь.
– Ты заставляешь себя снова и снова переживать смерть жены и сына, так, словно если ты будешь достаточно сильно горевать, то сможешь вернуться в прошлое и изменить то, что случилось. Но ты не сможешь, Томас. Никто не в силах изменить прошлое. На что мы способны,так это извлечь из прошлого урок и изменить будущее. – Она схватила меня за руки. – Ты же знаешь, каково это – оказаться на дне глубокой темной ямы без единой искры света над головой. Там, в этой яме, сейчас оказалась Кэтрин. Стань ее светом, Томас. Стань ее светом.
Я стоял, опустив голову и втянув плечи. Я словно шагнул в цементных ботинках в удобную канаву. Медленное, привычное напряжение ног стало невыносимым. Словно лодыжки выворачивались, отрываясь. Трещали кости, рвались сухожилия, кровь из вен заливала мягкую глину заднего двора.
– Я сделаю несколько звонков, – сказал я ей. – Но пусть тебя это не обнадеживает.
Она взяла меня за руки и улыбнулась.
Уже обнадежило.
Глава 3
КЭТИ
Лос-Анджелес, отделение ожоговой терапии
К сожалению, мне не позволили умереть и стать легендой. Я могла бы присоединиться с Элвису и Мэрилин Монро в зале Славы Мертвых икон века, но не-е-ет.
– Кэтрин Дин? Кэтрин Мэри Дин? Вы знаете, где находитесь?
Я медленно моргнула, закутанная в кокон обезболивающих и седативов, того коктейля, который вводят жертвам огня в первые несколько дней, чтобы они не догадались, насколько глубоко поджарилось их тело. Я с трудом вспомнила свое имя, не говоря уж о том, что со мной произошло.
– Кто? – пробормотала я.
Если бы я могла себя видеть – голой, не считая стерильной простыни и огромного кокона бинтов на голове, правой руке, правой стороне тела, правой ноге... Видеть, что мои руки привязаны к койке, повсюду стоят капельницы и мониторы; видеть катетер между ног... И мою обритую голову, правую сторону которой пересекали повязки и пластыри... я захотела бы снова заснуть. Навсегда. Голова чудовищно опухла, даже левая ее сторона, которая не пострадала и со временем сможет выглядеть нормально.
Слава Богу, я не знала, как выгляжу. Пока. Зато слышала свой слабый голос, бормотавший:
– Папа? Бабушка Нэтти? Мама?
Они ко мне приходили. Папа просто улыбался мне. Он никогда не знал, что сказать, когда мне было больно. Этим занимались нянюшки. Бабушка Нэтти сказала:
– Ешь, девочка. Каждый раз, когда жизнь дает тебе бисквиты с подливкой, ешь и набирайся сил.
Во сне я стояла рядом с ней на кухне, видела чудесные витражные окна ее дома на Хребте Дикарки, любовалась, как солнечный свет и тени складываются в улыбку на огромных сине-зеленых склонах гор. Здесь не место тощим плаксам,шептали мне горы. Запах сала, молока, сосисок, муки и масла заполнил мой нос. Это странно успокаивало. Все будет хорошо, ты найдешь то, чего действительно хочешь,прошептала мне бабушка. Выше нос, я оставила тебе дом. Он ждет тебя.
Моя мама выглядела намного красивее, чем на фото, которые остались в моих альбомах. Она наклонилась ко мне и прошептала: Да, возвращайся домой. И мы однажды снова увидимся.
– Не бросайте меня. – Слишком поздно. Я проснулась.
– Кэтрин? Мисс Дин? Я снова спрашиваю: вы знаете, почему вы здесь?
Язык пересох и распух. Я попробовала пошевелить им, лизнув передние зубы. Прикосновение к жемчужной глади помогает улыбаться. Выглядит сексуально с точки зрения судей мужского пола. Старый фокус конкурсов красоты.
– Мисс Дин, вы знаете, где находитесь?– Голос был женским и настойчивым. Мои зубы ее не впечатлили.
– В аду? – наконец прошептала я.
– Нет, хотя по ощущениям может быть похоже. Вы в ожоговом отделении. Я ваш дежурный врач. О вас заботится большая команда специалистов.
– Мое окружение.
– Можно и так сказать. А теперь слушайте внимательно. Через минуту я позволю вам снова заснуть. Мы только что перевели вас из палаты интенсивной терапии. Со дня аварии прошло пять суток. Мы держали вас под препаратами для вашего же блага, иначе боль была бы слишком мучительной. Постарайтесь не двигаться. В ваших руках иглы капельниц. В мочеиспускательный канал вставлен катетер. Несколько часов назад мы покормили вас через трубку. На данный момент ваши возможности слегка... ограниченны. Мы не хотим, чтобы у вас развилась клаустрофобия, поэтому будем продолжать вводить вам лекарства. На следующей неделе вам должно стать намного легче.
Конечно, подумала я.Я буду в порядке. Наверняка всего несколько пузырей.
Перед глазами все слегка плыло, а когда я посмотрела вверх, то заметила что-то пухлое и красное. Тогда я еще не понимала, что смотрю на собственную опухшую бровь. Я подумала, что на меня надели шапочку с красной резинкой. Потом я посмотрела туда, откуда слышался голос. Он исходил от чего-то белого и бесформенного, парящего надо мной. Силуэт был в маске и перчатках, словно работал с токсичными отходами. А может, он прилетел с другой планеты. Потому что явно перепутал меня с жертвой серьезных ожогов.
– Отвезите меня... в спа, – сказала я пришельцу. – Мне нужна... грязевая маска.
– Попытайтесь сосредоточиться, Кэтрин. У меня для вас много хороших новостей. Ваши глаза не пострадали, легкие в норме, вам очень повезло. Ожоги покрывают меньше тридцати процентов тела, что дает вам отличный прогноз полного восстановления дееспособности. Ваши ожоги в основном второй степени; это значит, что пересадки кожи не понадобится, хотя у вас останутся шрамы.
Шрамы?Шрамы?
– На правой руке глубокое повреждение мышечной ткани, вам потребуется операция для восстановления подвижности пальцев. Но это вполне поправимо.
Поправимо. Все было поправимо.
– Плохая новость заключается в том, что у вас все же естьнесколько областей с ожогами третьей степени. В этих местах кожа повреждена и не сможет восстановиться. В числе таких областей ваше правое плечо, правая сторона шеи и горла и... правая сторона вашего лица, от уголков глаза и рта к уху. В течение следующих нескольких недель мы будем брать кожу с неповрежденной левой стороны вашего тела, со спины и пересаживать ее. Она заменит сгоревшие участки.
Ладно. Со временем мне просто понадобится хороший скраб.
– Нижнюю половину вашего правого уха придется ампутировать, но в остальном ушная раковина не пострадала, хотя и обгорела. На слух это не повлияет.
Подождите-ка. Это существо с другой планеты явно шутит. Мне показалось, что оно говорит о том, что у меня нет одного уха. Сэкономлю на сережках. Вручение «Оскара» через несколько недель. Интересно, Гарри Уинстон все еще готов одолжить мне двадцатикаратные серьги принцессы Дианы, которые та продала незадолго до смерти? Одну серьгу я смогу носить в ухе, вторую – в пупке.
– Очень смешно, – прошептала я.
– Боюсь, что это не шутка, Кэтрин.
– Выпустите меня отсюда. У меня... есть работа. Встреча в Англии в среду. И фотосессия для «Вог».
– Постарайтесь не волноваться пока о карьере. Скорее всего, вам придется провести в больнице как минимум шесть недель. Вам назначены несколько небольших операций, к тому же, боюсь, потребуется некрэктомия. Это процедура, во время которой мы меняем ваши повязки дважды в день и удаляем омертвевшие ткани с ваших ран. Не слишком приятная процедура. Но вам пока не следует волноваться об этом.
Не волноваться?
– Геральд! Геральд! Мой муж. Скажите ему. Я хочу выйти... отсюда. Он мне поможет.
– В данный момент он очень занят. Общается с прессой, с вашими агентами и тому подобное. Не волнуйтесь.
– Я хочу, чтобы он... пришел.
– Боюсь, мы пока не можем впустить ни его, ни кого-либо еще. В ожоговом отделении все должно быть стерильно, Кэтрин. Основной угрозой для пациентов, которые восстанавливаются после потери больших участков кожи, является инфекция. К вам не смогут пустить посетителей, а те, кого пустят, должны надеть антисептический хирургический костюм, как у меня.
– Позвоните ему. Я поговорю с ним.
– В данный момент вы не в состоянии это сделать. К тому же ваш муж просил, чтобы вас не беспокоили. Мы не хотим, чтобы к вам начали рваться репортеры. Вы не можете звонить, и никто без разрешения вашего мужа не может позвонить вам. Он не хочет, чтобы пресса вас беспокоила.
– Но... мне нужны... мои друзья. Мои стилисты. Джуди, Рэнди, Люси. Мои люди.
– Простите, Кэтрин. Здесь нельзя находиться «вашим» людям. Иногда ожоговое отделение кажется пациентам самым одиноким местом во Вселенной. Но вы поправитесь. А сейчас отдыхайте. Вам предстоит много работы.
Она вышла. Другие создания в костюмах химической защиты обступили меня.
– Мы поможем вам снова заснуть, – сказало одно из них. – И поставим вашу любимую музыку, чтобы вам легче дремалось. Ваш муж говорил, что вы любите Гвен Стефани.
Создание вставило диск в стерильный проигрыватель. «Hollaback Girl», гимн хип-хопа, начал колотить по голове басами. Неужели в реальной жизни меня могли привязать к больничной койке и заставить слушать, как тридцатипятилетняя женщина поет «Вот мое дерьмо»? Я терпеть не могла Гвен Стефани, это Геральд говорил людям, что я люблю ее музыку, потому что маркетологи утверждали: ее аудитория достаточно молода, чтобы покупать мою косметику.
Моя любимая музыка? Бонни Райт, Розана Кэш, Дикси Чикс. Умные женщины с гитарами. Геральд говорил, что они слишком старые и закоренелые феминистки, чтобы вписаться в мой милый веселый образ, к тому же они не пользуются косметикой и вряд ли вдохновят поклонниц ею пользоваться, но... а где он? И почему он не поговорил со мной даже по телефону?
– Я могу слушать, – пробормотала я. – Левое ухо у меня осталось.
– Засыпайте, – приказало существо, вытаскивая иглу шприца из моей руки. – Вам лучше постараться пока не думать.
Я закрыла глаза. Пришельцы в белых костюмах сказали, что мне нельзя двигаться, нельзя ни с кем говорить, что правого уха у меня нет, что части моей кожи будут менять местами и мне чертовски повезло, что я выжила. А еще они заставили меня слушать Гвен Стефани. Никого из тех, кому я доверяла, не было рядом. Даже мужа и призраков моей семьи.
Моих людей больше не было со мной. Даже мертвых.
ТОМАС
– В следующий раз попроси что-нибудь полегче, Томас! – прокричал мой брат. – К примеру, связаться с Пасхальным Зайцем. Да, кстати, я посылаю тебе новый телефон. Его можно отследить по GPS.
Он так орал, что мне пришлось отодвинуть подальше от уха мобильник, который я одолжил у внуков Дельты. Но голос Джона все равно гремел в закрытой кабине грузовика.
– Хорошо! – закричал я в ответ. – Когда спутник покажет тебе, что новый телефон пасется на поле за нашим кафе, будешь в курсе, что Бэнгер его сожрал.
– Я просто хочу иметь возможность найти твое тело. Моника и дети расстроятся, если нечего будет хоронить. Я уже говорил, что она планирует для тебя еврейские похороны?
Мне нравилась жена моего брата. Ее мрачное чувство юмора отлично сочеталось с фирменными тараканами семьи Меттенич.
– Передай Монике спасибо от всего моего нежного атеистического сердца.
– Она соберет всю семью и будет отсиживать Шиву[6] в твою честь. А я? Я отправлюсь в ближайший паб и выпью пива за Томаса Карела Меттенича, моего старшего брата, решившего себя уничтожить, а потом найду хорошего священника, который мне солжет и скажет, что после самоубийства ты не попал в ад.
– Как я люблю наши откровенные разговоры.
– Я тоже, Томас. Но я отвлекся от темы. Ты что, совсем с ума сошел? Люди Кэтрин Дин никогда не позволят твоей подружке Дельте – и любому другому провинциальному любителю гонок, в жизни не пившему «Перрье», – подобраться к VIP-палате Дин даже на расстояние йодля.
Джон старался, как мог, чтобы помочь мне связать Дельту с ее кузиной Кэтрин, но он был прав. Пробиться сквозь стену секретности, которую возвел вокруг Кэтрин ее муж, было просто невозможно. Со дня аварии прошла уже неделя. Джон, специалист по финансовому планированию в Чикаго, мог отследить денежные потоки и добыть любую возможную информацию, но даже ему этот код был не по зубам. Знаменитости уровня Кэтрин Дин либо оказывались в центре внимания, либо становились невидимыми. К несчастью для нее, в данный момент она попала в обе ситуации сразу.
Ублюдок, который снимал на видео, как она пытается выбраться из машины, а потом сунул камеру в ее горящее лицо, уже продавал свой клип по Интернету. Он избежал криминальной ответственности, потому что адвокат заявил, будто Кэтрин и до того слишком опасно вела машину. И что в ситуации вроде пожара закон не обязывает рисковать собственной безопасностью ради спасения чужой жизни. Как удобно.
Так что видео было доступно за немалую сумму, главные каналы транслировали в новостях выдержки из этого видео, якобы предлагая свои версии произошедшего. По испорченности человеческой натуры современные любители горячих новостей недалеко ушли от шоу «христиане против львов» в римском Колизее. Дельта была в ярости. Я тоже, хоть и вел себя тише. Я знал, каково это – видеть, как наживаются на трагедии твоих близких.
И у меня оставался только один вариант.
– Я позвоню Равель, – сказал я Джону.
Тишина в ответ. А потом, очень тихо и серьезно, мой младший брат сказал:
– Она сожрет твои яйца с лимонным ризотто и каберне.
– Я знаю, – ответил я.
– Ты не заслужил тех слов, которые она тебе скажет.
– Спорный вопрос.
– Она жаждет крови.
– Крови во мне полно.
– А Кэтрин Дин того стоит? Незнакомка, Томас? Стоит того? Почему? Только не говори мне, что все дело в ферме, которую ты хочешь у нее купить.
Я посмотрел на фотографии. Приклеенные к щитку. Постоянно сдавливавшее меня страдание на миг слегка разжало когти.
– Возможно, в этот раз мне удастся изменить чью-то жизнь.
* * *
Двести пятьдесят миллионов лет назад Африка врезалась в Северную Америку, огромные массивы метаморфических скал вспучились над известняком и подняли в небо горы Аппалачи. Несколько ледников и тысячелетия эрозии создали Шишку Дьявола, выщербленный мертвый утес, торчащий из Хог-Бэк Маунтин наподобие кабаньего клыка. Я любил доисторическую чистоту этого места. Прикасаясь к скале, я касался древности. Стоя здесь, можно было ощутить присутствие вечности.
