Текст книги "Бурная ночь"
Автор книги: Дебора Рэли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Глава 9
Когда Порция встала с постели после беспокойно проведенной ночи, она пылко пообещала себе, что сделает все возможное, чтобы избегать мистера Фредерика Смита.
И это решение не было продиктовано гневом, бессилием или даже чувством вины.
Нет, эти чувства были слишком хорошо ей знакомы, чтобы вызывать беспокойство. Она к ним привыкла с детства, как к хорошо выношенному платью.
Сейчас Порция испытывала странное чувство предвкушения, струившееся по ее жилам, пока она одевалась, приглаживала волосы и собирала их на затылке в аккуратную косу. Кажется, впервые за много лет Порция была полна энергии и радостно встречала грядущий день.
И это-то и пугало, потому что она не могла даже притвориться, что ее странное, почти головокружительное состояние не было напрямую связано с мистером Фредериком Смитом.
Она оказалась в опасно близких отношениях с этим джентльменом, она становилась одержимой этим порочным падшим ангелом, и приходилось признать это. Порция знала, что ей следует принять решительные меры, чтобы не оказаться снова под действием его мощных чар.
Не могло быть ни малейшего сомнения в том, Фредерик надеялся насладиться короткой интрижкой с ней, пока живет в гостинице. Или что он обладает такими качествами и сноровкой, чтобы сделать эту интрижку поистине восхитительным приключением. Даже более того, признавалась она себе, все еще трепеща при воспоминании о прошлой ночи.
Он был первым мужчиной, разбудившим в ней чувственность, которая до сих пор дремала или о существовании которой она забыла.
Чувственность, похороненная давным-давно.
Но хоть это приключение и было волнующим, Порция была достаточно рассудительной, чтобы не броситься очертя голову в бездну желания. Легко было обещать Фредерику, что их небольшая интрижка не будет иметь последствий. Порция была далеко не убеждена, что такое возможно.
Не так легко оправиться даже от короткого увлечения. И до тех пор, пока она не пришла к решению, намерена ли уступить обаянию Фредерика, было неразумно встречаться с ним.
Он не был неопытным юношей, которого можно было подразнить и раззадорить жаркими поцелуями, а потом в ужасе оттолкнуть.
Нет, он был джентльменом, не предлагавшим ей ничего, кроме уважения, и потому, в свою очередь, заслуживал такого же отношения от нее.
Это было зрелое и разумное решение, к тому же легко выполнимое.
По крайней мере, пока Фредерик оставался вдали от ее гостиницы. Но совсем иначе стало после его возвращения, когда он удалился с бутылкой бренди в сад.
В течение почти двух часов Порция пыталась проявлять твердость и не обращать внимания на этого стройного малого, пребывавшего в гордом одиночестве. По-видимому, он был доволен тем, что никто не мешал ему поглощать напиток.
Но по мере наступления подул легкий ветерок, стало прохладно, и Порция больше не могла не замечать охватившего ее беспокойства.
По-видимому, случилось нечто такое, что огорчило его.
И хотя логика Порции была безупречна, сердце ее не настолько очерствело, чтобы оставить Фредерика в саду одного, овеваемого холодным ветром.
Испустив вздох по поводу собственной глупой слабости, она запахнула плащ, выскользнула из кухни и оказалась в небольшом садике.
Пэк с радостным лаем бросился ей навстречу. Однако, как ни странно, Фредерик, сидевший на мраморной скамейке, не повернул и головы. Он продолжал оставаться в том же положении: сидел с небрежной грацией, вытянув ноги, а бутылку бренди держал в руке.
Похлопав по голове выплясывавшего вокруг нее спаниеля, Порция отогнала его и приблизилась к скамье.
– Фредерик! – тихонько окликнула она.
Фредерик продолжал созерцать небо, и его изящный профиль освещался мягким светом из окон гостиницы.
О Господи! Он необыкновенный!
Изящные черты каким-то образом оставались мужественными. Такие черты могли изваять только самые искусные из ангелов.
Сделав над собой отчаянное усилие, она сумела удержать непослушные пальцы в складках плаща и не позволила им погладить упавший на его лоб локон цвета меда.
– Добрый вечер, Порция, – произнес он невнятно, потому что уже успел поглотить изрядную порцию бренди.
– Обед подан в общей комнате.
На его губах затеплилась слабая улыбка:
– Значит, мне больше не ждать, что в мою комнату принесут еду на подносе?
Сердце Порции совершило болезненный скачок, но она все-таки ухитрилась овладеть собой и небрежно пожала плечами:
– Думаю, вы уже вполне здоровы, если в силах спуститься по лестнице.
Он медленно повернул голову и посмотрел на нее своими сверхпроницательными серыми глазами.
– Возможно, но мой обед не будет таким вкусным, если вы не принесете его своими нежными руками.
Тон его был слегка поддразнивающим, но от Порции не ускользнуло мрачное выражение лица.
– Что вас беспокоит?
– Откуда вы знаете, что меня что-то беспокоит?
– Такому удачливому дельцу, как вы, следовало бы научиться получше скрывать свои чувства, а у вас это не получается. – Она оглядела опустевший сад. – К тому же вы сидите здесь с бутылкой бренди и предаетесь невеселым думам уже больше двух часов.
Он ответил мальчишеской улыбкой:
– Значит, вы заметили.
– Я ждала, пока вы уйдете отсюда, потому что мне надо покормить Пэка.
С резким смехом он поднес бутылку к губам:
– Конечно!
– Фредерик, что-то случилось?
– Это… личное дело. Ничего интересного.
– Может быть, вы позволите мне судить, представляет это интерес или нет.
Его улыбка потускнела, он смотрел ей прямо в глаза.
– Какое вам дело, крошка?
– Не все ли равно? – ответила она вопросом. Фредерик довольно долго молча смотрел на нее, и Порция уже готовилась сказать что-нибудь резкое, когда он испустил тяжелый вздох.
– Сегодня у меня была интересная беседа со старым другом, – тихо ответил он. – И в этой беседе упоминалась моя мать.
Прежде чем подумать, Порция положила руку на его оцепеневшее плечо, будто могла рассеять мрачность одним лишь прикосновением.
– Вам тяжело говорить о ней?
– Не столько тяжело, сколько удивительно, потому что мне до сих пор не приходилось о ней говорить. Я никогда ничего не знал о своей матери, кроме того, что она умерла родами, произведя меня на свет.
– Ваш отец никогда ничего не говорил вам о ней?
Он ответил презрительным смехом:
– Мой отец вообще никогда ни о чем не говорил со мной. Разве что о погоде или о видах на урожай. И уж конечно, он не поощрял никаких личных излияний.
Сердце Порции сжалось при мысли о юном ранимом Фредерике, лишенном самого слабого утешения после утраты матери. У нее самой, по крайней мере, остались вещи матери, дававшие представление о том, какой была женщина, подарившая ей жизнь.
– И вы ничего о ней не знаете?
– Ничего.
Она бессознательно сжала его руку.
– И что же вы узнали сегодня?
Взгляд Фредерика опустился на пальцы Порции, все ещё сжимавшие его плечо.
– Что она была настоящей леди. Она была дочерью доктора и приехала в Оук-Мэнор в качестве компаньонки моей бабушки.
Порция почувствовала, какое смущение он испытал, сделав это открытие, и, более того, ощутила его боль. Боль, от которой она хотела бы его исцелить.
– Наверное, вы на нее похожи, – мягко сказала она.
Фредерик удивленно заморгал:
– Почему вы так решили?
– Вы намекнули на то, что ваш отец… замкнутый и холодный человек, а вы теплый и внимательный.
Его рука сделала движение и прикрыла ее пальцы, все еще лежавшие на плече, а на губах появилась дразнящая лукавая улыбка.
– Даже очень теплый, особенно когда вы рядом.
Внезапно ночь показалась не такой уж холодной. Собственно говоря, все тело Порции охватил такой жар, что у нее захватило дух.
– Вы узнали что-то еще? – спросила она, и голос ее задрожал.
– Да.
Фредерик встал со скамьи и направился к низкой кирпичной ограде:
– Я узнал, что мой отец не бросил ее, как я считал. На самом деле он уехал из Оук-Мэнора и увез мою мать в Винчестер, когда бабушке стало известно о беременности.
Даже в сгущающихся сумерках Порция могла различить каменную неподвижность его плеч и напряженность спины. Он допил остатки бренди и отшвырнул бутылку.
Поднявшись со скамьи, она двинулась к нему, прежде чем здравый смысл удержал ее от попытки утешить его.
– Значит, он любил ее, – тихо сказала она.
– Выходит, что так.
Порция нахмурилась, потому что его слова прозвучали с горечью.
– Почему вас это огорчает?
Наступило долгое молчание. Наконец он медленно покачал головой.
– Я всегда полагал, что отец не любит меня, потому что его раздражает мысль о том, что моя мать забеременела и наградила его незаконнорожденным отпрыском А теперь… теперь выходит, что он по крайней мере питал какие-то чувства к моей матери. В таком случае почему он не питал никаких чувств ко мне?
Боль пронзила сердце Порции, и она с полной уверенностью решила, что, если лорд Грейстон когда-нибудь переступит порог ее гостиницы, она угостит его хорошим ударом кнута. И пусть от этого пострадает его жалкая и никчемная шкура!
С усилием Порция погасила отчаянное желание наказать ничтожного родителя Фредерика и переключила внимание на человека, оцепенело стоявшего рядом с ней.
– Вы сказали, ваша мать умерла во время родов?
– Да.
– Может быть, вы были слишком тягостным напоминанием о том, что он потерял, – предположила Порция. – В конце концов, он отвернулся от семьи, чтобы быть с любимой женщиной, а в результате потерял ее столь трагическим образом. Вполне естественно, что ваше присутствие вызывало воспоминания о том, что он предпочел бы забыть.
Фредерик повернул голову и теперь смотрел на нее странным неуверенным взглядом.
– Ясно, что вы никогда не встречали лорда Грейстона.
– Возможно, что и встречала.
Его губы дернулись.
– Ну, вам виднее, если вы так говорите.
Снова у Порции возникло желание положить руку ему на плечо.
– Какова бы ни была причина того, что он держал вас на расстоянии, открытие, что ваш отец просто не любил вас, ничуть не лучше, чем точное знание, что он не любил вас, потому что вы оказались не того пола, какой он бы предпочел.
Как Порция и рассчитывала, Фредерик тотчас же откликнулся на ее слова и его напряжение слегка ослабло. Она поняла это, когда он повернулся и внимательно посмотрел на нее.
– Ваш отец хотел иметь сына?
– Конечно.
Впервые воспоминание о безвольном отце не вызвало в ней знакомого гнева. Вместо этого она чувствовала только близость поджарого тела Фредерика и его теплый мужской запах.
– Дочь не могла быть его спутницей на охоте, за игорным столом или в борделе. И более того, она смела читать ему нотации по поводу того, что он разбазаривает состояние.
Фредерик потянулся к ней и охватил ладонью ее щеку.
– Он был слабым и трусливым идиотом.
– Да, он был именно таким, – тотчас же согласилась она.
– Мы с вами два сапога – пара. Верно, малышка? – вздохнул Фредерик.
Она пожала плечами:
– Мне кажется, что мы отлично живем и без наших родных. По правде говоря, я сказала бы, что нам скорее повезло, что пришлось самим пробиваться в жизни. Скольких богатых дворян, которые стали всего лишь бесполезными ничтожествами, вы знаете.
Изящная бровь вопросительно поднялась.
– Значит, вы полагаете, мне стоит благодарить судьбу за то, что отец меня бросил?
– Думаю, вам стоит благодарить судьбу за то, что вы родились достаточно сильным, чтобы забыть о прошлом, и достаточно умным, чтобы создать собственное дело, обеспечивающее и вас самого, и ваших служащих. А могли бы жить в канаве, выпрашивая милостыню.
– Конечно, вы правы.
Серебристые глаза потемнели, их будто заволокло туманной дымкой, когда взгляд обратился к ее губам. Сердце Порции затрепетало, но она не попыталась отстраниться, когда его руки обвились вокруг ее талии.
– По правде говоря, сейчас мне не хочется думать о прошлом. Я предпочел бы жить настоящим.
Порция ощутила первые признаки паники. И не от того что он прикоснулся к ней.
От того что внизу живота она почувствовала странное томление.
Ей хотелось прижаться к этому жесткому поджарому телу, хотелось запустить пальцы в шелковистые волосы цвета меда, потянуть их вниз, так, чтобы губы слились в глубоком и жадном поцелуе.
– Ваш обед… – выдохнула она.
– Порция, позвольте мне еще мгновение подержать вас в объятиях, – попросил он, опуская голову и касаясь губами нежной кожи у нее на виске. – Мне просто необходимо почувствовать вас в своих объятиях.
– Кто-нибудь может нас увидеть.
– Я не собираюсь совращать вас прямо здесь, в саду. – Его пальцы скользили по ее спине. – Хоть я и был бы не против, но все-таки не совсем потерял рассудок. – Он вдохнул аромат ее локонов. – Господи! А как это хорошо – обнимать вас!
И ей казалось, что это хорошо. И правильно!
Порция позволила себе закрыть глаза, впитывая это сладостное ощущение, обволакивавшее ее. Как хорошо было находиться в объятиях Фредерика. О, пощады!
Желание оказалось более мучительным, чем она ожидала.
Стоя в холодном вечернем саду, она чувствовала себя в его объятиях согретой, защищенной… и лелеемой.
Она никогда не предполагала, что сможет почувствовать нечто подобное хоть с одним мужчиной. И эти чувства казались ей гораздо более опасными, чем собственное желание.
С бездумной легкостью она позволила себе окунуться в его жар, изгибаясь под его прикосновениями, когда Фредерик властным движением прикрыл ладонью ее затылок. Даже когда он осыпал нежными поцелуями ее щеку, она не сделала попытки отстраниться.
– Порция, – пробормотал он, прежде чем его губы пленили ее рот, и она ощутила пугающе отчаянный и яростный напор.
В горле Порции зародился слабый звук. В его поцелуе чувствовался вкус бренди, но еще больше – вкус мужского желания, а искусные ласки вызвали возбуждение во всем ее теле. Пальцы Порции вцепились в отвороты сюртука, рука Фредерика обхватила и прижала ее к себе так крепко, что Порция ощутила силу его желания и напряжение мускулов.
Бормоча невнятные слова, Фредерик заставил ее губы разомкнуться, и его язык вторгся в ее рот с жадностью, изучая и дразня ее чувства. Порция была застигнута врасплох. Сегодня вечером Фредерик не был нежным и внимательным любовником, как вчера. Он был требовательным и настойчивым, будто утратил власть над собой.
Порция должна была бы испугаться столь бесстыдно выраженного желания. Ведь она так старалась выглядеть достойной и уважаемой леди, несгибаемой деловой женщиной, способной успешно заниматься делом, не теряя присутствия духа и не испытывая смущения перед самыми строгими блюстителями морали.
Но вместо испуга и смущения она испытывала трепет восторга под порывом его страсти и такую слабость, что ноги перестали ее держать, и она чуть не опустилась на колени. Это было похоже на то, о чем пишут поэты, на то, что может заставить разумную женщину отбросить все, чем до сих пор она дорожила.
Его губы осыпали ее шею жаркими влажными поцелуями, спускаясь все ниже и ниже.
И Порция с готовностью запрокидывала голову, сердце билось бурно, а дыхание стало неровным.
Из груди вырвался стон, ставший знаком капитуляции. Порции хотелось оказаться подальше от этого сада, подальше от гостиницы и испытующих глаз слуг и постояльцев. Оказаться где-нибудь далеко отсюда, наедине с этим прекрасным мужчиной.
Шум экипажа, въезжающего в двор гостиницы, пробудил Фредерика и заставил его обратить внимание на то, что они стоят на виду. С тихим стоном он неохотно поднял голову и ошеломленно посмотрел на Порцию.
– Черт возьми! – выдохнул он наконец, и голос его прозвучал неуверенно. Он опустил руки и сделал шаг назад. – Я не собирался этого говорить, но боюсь, что сегодняшней ночью вам не стоит оставаться со мной наедине. Сегодня я ненадежен.
Все еще охваченная страстью, Порция качнулась к нему.
– Фредерик….
– Нет, крошка. – Он обхватил себя руками, будто старался победить в войне с самим собой: – Бренди отнял у меня разум. Я не думаю, что обладаю силой сдержаться и не взять больше того, чем вы мне позволите. Вам надо вернуться в гостиницу.
Порция подавила желание возразить. Она бы отдалась ему, но это должно случиться не тогда, когда он все еще переживал боль и горечь, испытанные в юности, и когда эти переживания приправлены хорошей порцией спиртного.
Фредерик проснулся бы утром и предположил, что всего лишь сочувствие привело ее к капитуляции, а допустить это Порция не могла.
Отступив, Порция плотнее запахнула плащ вокруг своего трепещущего тела.
– С вами ничего не случится? – спросила она, потому что ей была неприятна мысль о том, что она оставляет Фредерика одного с преследующими его кошмарами.
Будто не в силах сдержать себя, он потянулся к ней и легонько прикоснулся к ее волосам, в сумерках невозможно было разглядеть выражения его лица.
– Не сердитесь, крошка, но я всего лишь собираюсь погрузиться на некоторое время в жалость, – язвительно ответил он. – А утром я вновь стану самим собой, въедливым, надменным и раздражающим.
На губах Порции затрепетала улыбка.
– И почувствуете, что голова у вас тяжелая и раскалывается от боли.
– Вне всякого сомнения.
С очевидной нежностью Фредерик наклонился и коснулся губами ее лба.
– Бегите, крошка, пока мои добрые намерения не испарились окончательно.
Порции пришлось приложить отчаянные усилия, чтобы повернуться и пройти по темному саду. Ей очень хотелось остаться и дать Фредерику утешение, в котором он так нуждался. К счастью, у нее было достаточно мозгов, чтобы понять, что если она еще задержится, то ему потребуется не только утешение.
Войдя в кипящую жизнью кухню, Порция постаралась не обращать внимания на недоумевающие взгляды и едва заметные усмешки слуг.
Она сознавала, что выглядит раскрасневшейся и растрепанной и что каждый догадался, что ее только что целовали и что она получала от этого удовольствие.
Передернув плечами, Порция сняла плащ и направилась к парадному входу в гостиницу. Несмотря на то, что она несколько отвлеклась от дел, беседуя с мистером Фредериком Смитом, гости прибывали.
Дело есть дело, сурово напомнила она себе.
Предсказание Порции оправдалось, потому что на следующее утро Фредерик проснулся с тяжелой головой.
Кляня себя за глупость, Фредерик воспротивился желанию понежиться в постели и направился в общую комнату выпить утреннюю чашку чаю.
Черт бы его побрал! Никогда прежде он не пил так много. По крайней мере, со времен юности, когда Йен и Рауль, случалось, заманивали его на чердак Даннингтона распить бутылочку «синей отравы», то есть джина.
Конечно, вчерашний день мог бы любого джентльмена заставить напиться, кисло убеждал он себя.
Возможно, он нуждался в нескольких часах, чтобы привыкнуть к откровениям Макая. Единственное, о чем он сожалел, что держал в объятиях теплую и покорную Порцию и был вынужден выпустить ее.
Фредерик со вздохом пошарил в кармане сюртука и извлек свою записную книжку.
Он понапрасну потратил еще один день и ничуть не приблизился к решению своей задачи в Уэссексе.
Фредерик решил, что сегодня чего-нибудь добьется, а возможно, и всего.
Вопрос заключался в том, с чего начать.
Возможно, по соседству можно было найти нескольких человек, знавших о прошлом его отца. Но пожелает ли кто-нибудь из них открыть его грязные тайны?
И, что было еще важнее, Фредерик не был уверен, что отец совершил свой грех именно в бытность в этих местах.
В конце концов, Даннингтон умудрился раскрыть правду. А ведь не было никаких свидетельств о том, что учитель когда-либо жил поблизости от Оук-Мэнора.
Если бы он жил поблизости, то уже Макай отлично знал бы об этом. Болтовня и сплетни в общей комнате гостиницы струились с легкостью эля; даже самого нелюдимого постояльца местные обсуждали с головы до ног.
Возможно, пора обратить внимание на Винчестер, говорил себе Фредерик, делая заметки в записной книжке. Возможно, ему не удастся получить богатую информацию там, где жил его отец, но Фредерик достаточно хорошо знал Даннингтона, чтобы понимать, с чего следует начать.
Если у его возлюбленного опекуна была слабость, то этой слабостью были книги. Даннингтон не мог не посещать книжного магазина и действующей в этом месте библиотеки.
Довольный наконец тем, что понял, как и откуда продолжать поиски, Фредерик вдруг замер и почувствовал, как приятное тепло разливается по коже.
Была только одна причина, точнее, только одно лицо, способное вызвать дрожь в его теле всего лишь одним своим появлением в комнате.
Подняв голову, он увидел Порцию, направляющуюся к нему со стаканом какого-то загадочного снадобья в руке.
Он скрыл улыбку, заметив, что ее стройное тело скрывает мешковатое бежевое платье. И решил, что только доброе сердце могло доверить шитье своих туалетов слепой портнихе.
Намеренно невозможно было создать подобное уродство.
Конечно, чудовищное платье не могло испортить ее сияющей красоты, особенно заметной в утреннем свете. Сердце Фредерика бешено забилось, а мир вокруг растаял и исчез при виде изящного бледного лица и синих, как кобальт, глаз.
Он еще не был полностью уверен, что именно она – женщина его мечты, но не мог и отрицать, что никогда прежде ни одна женщина не пленяла его до такой степени.
Поднявшись на ноги, Фредерик отвесил поклон, когда она остановилась возле его столика.
– Доброе утро, Порция, – пробормотал он очень тихо, чтобы его голос не донесся до горсточки постояльцев, рассыпавшихся по комнате и сидевших за столиками.
– Доброе утро.
Ее лицо сохраняло спокойствие, она тщательно следила за собой, чтобы любопытствующие ничего не заметили, но в ее взгляде сквозила теплота, и это умерило его опасения в том, что его вчерашнее поведение в саду, его страсть и нетерпение могли ее оттолкнуть.
– Я удивлена, что вижу вас в столь ранний час на ногах.
Фредерик скривился, сознавая, что головная боль оставила следы на его бледном лице.
– Я питал надежду, что врачевание головной боли в числе ваших умений и что вы сжалитесь надо мной и принесете еду в комнату.
– Я и в самом деле решила сжалиться над вами.
– Ах!.. – Он позволил своему взгляду скользнуть по ее нежным губам. – Мне следует вернуться в комнату?
На ее щеках появился слабый румянец, скорее, намек на него, она вручила Фредерику стакан, который держала в руке.
– Только если вы желаете насладиться лекарством миссис Корнелл в уединении.
– Лекарством? – Фредерик с опаской понюхал странный коричневый настой. – Воля Господня! Да это пахнет омерзительно.
– Не важно, как это пахнет, уверяю, оно поможет от головной боли, – возразила Порция.
– Если уж мне суждено выпить это пойло, то наименьшее, что вы можете для меня сделать, это составить мне компанию, – принялся он хитроумно торговаться.
Он бы принял хорошую дозу мышьяка, только чтобы побыть несколько минут с Порцией. – Нужно, чтобы кто-нибудь предал земле мои останки.
Она только фыркнула, оценив его поддразнивание, но все же торопливо села напротив него.
– Довожу до вашего сведения, что настойки и мази миссис Корнелл славятся на всю страну.
Все еще разглядывая отвратительную бурду, Фредерик опустился на стул.
– Неужели? Пожалуй, мне стоит поговорить с ней о том, чтобы разлить ее зелье по бутылкам и пустить на поток, – пробормотал он, прежде чем заставил себя сделать глоток этой жидкости. Желудок взбунтовался против адского варева. Господи! Это хуже, чем пить ил. – Может, все-таки не стоит это пить? – простонал он. – Не важно, насколько это действенно. Не верю, чтобы кто-нибудь выложил монету за напиток, имеющий такой вкус, будто его зачерпнули из канавы.
– Я подожду вашего извинения, когда вы почувствуете себя лучше, – заметила Порция, равнодушно взирая, как он борется с приступом тошноты. Черствая девчонка!
Хорошо же! Пожалуй, он заслужил это за свое поведение в саду.
– Вообще-то мне стоит попросить извинения еще до того, как я почувствую себя лучше, – тихо произнес он.
Ее брови взметнулись – она была смущена.
– Почему это?
– Прошлым вечером я вел себя не самым лучшим образом.
– Нет, Фредерик, не извиняйтесь, – властно перебила она. – В этом нет нужды.
Фредерик с трудом удержался, чтобы не захлопать в ладоши.
– По крайней мере, позвольте мне уверить вас, что я не из тех джентльменов, кто постоянно глядит в рюмку.
– Я и не считаю вас таким.
С явным намерением поскорее сменить тему Порция указала пальцем на записную книжку, которую он все еще держал в руке.
– Над чем вы работаете?
С привычной легкостью Фредерик принялся листать страницы и остановился на той, что была испещрена многочисленными набросками. Положив вырванный листок бумаги на стол, он незаметно сунул записную книжку в карман, вшитый в подкладку сюртука.
Фредерик еще не был готов рассказать, почему приехал в Уэссекс. Во всяком случае, до тех пор, пока не узнает о тайных грехах своего отца.
– Откровенно говоря, у меня есть нечто такое, что могло бы вас заинтересовать, – сказал он.
Оглядев наброски, Порция недоверчиво прищурилась:
– Что это такое, ради всего святого?
– Это ряд блоков и шкивов. – На губах Фредерика появилась улыбка. – И они могли бы стать новшеством в вашей гостинице.
Она широко распахнула прекрасные глаза, и против воли из ее уст вырвался смех.
– Право же, вы невозможны!
Фредерик пожал плечами:
– Стараюсь.
Воцарилось молчание: Порция внимательно изучала его лицо.
– Зачем вы здесь, Фредерик?
Застигнутый врасплох этим неожиданным вопросом, Фредерик медленно опустил глаза на вытертое дерево стола. Ему не хотелось лгать Порции. Ведь он чувствовал, что Порцию всю жизнь обманывали мужчины.
– У меня здесь есть кое-какие дела, – уклончиво пробормотал он.
– Какого рода?
– Я… – Он медленно опустил глаза и заметил, что она хмурится. – Я собираю кое-какую информацию.
– Вы на удивление таинственны.
– Мои дела требуют таинственности.
По крайней мере, это было полной и абсолютной правдой. Он довольно рано, еще на заре своей карьеры, узнал, что среди изобретателей и тех, кто вкладывает деньги в изобретения, немало беспринципных негодяев.
– Вы были бы потрясены, узнай, что найдется немало людей, готовых заплатить целое состояние, чтобы выяснить, чем я сейчас занимаюсь.
Она издала удивленный придушенный звук, будто пыталась подавить невольный смех.
– Вы полагаете, что за вами кто-то шпионит?
– Не смейтесь. Это не так уж необычно. – Он откинулся на спинку стула и сложил руки натруди. – Последний месяц я посвятил тому, что пытался выяснить, кто из моих сотрудников получил взятки и собирался выкрасть сведения о чертежах машины для изготовления гвоздей.
Ее улыбка померкла, будто она почувствовала смущение от того, что человек, которому Фредерик доверял в течение трех лет, оказался предателем.
– Как ужасно!
Фредерик пожал плечами. Он уже примирился с предательством Ричардсона. Ричардсон был не первым, кто согласился продать душу за несколько фунтов, да и не последним.
– Полагаю, это цена воплощения мечты, – сухо заметил он.
– Мечты? – пробормотала Порция. – Вы так относитесь к своему делу?
– Мой отец назвал это так, но, похоже, это точное определение моей карьеры, – признал он.
Поднявшись на ноги, Порция смотрела на него с загадочной улыбкой.
– Думаю, это точное описание вашей натуры, Фредерик.
Прежде чем он успел попросить у нее объяснений, Порция повернулась и последовала к двери, лавируя между столиками.
Фредерик откинулся на спинку стула, глядя ей вслед.
Что таилось в этой улыбке мадонны?
Фредерик поднялся на ноги, внезапно осознав, что боль и гудение в голове прошли. Конечно, это могло объясняться действием ужасного отвара миссис Корнелл, возможно, он и в самом деле обладал волшебными свойствами, способными исцелять.
Многие верили, что чем отвратительнее вкус у снадобья, тем лучшее действие оно оказывает. А Фредерик не мог припомнить ничего хуже на вкус, чем эта коричневая жижа.
Но в глубине души он верил, что его болезнь исцелило не это зелье, а улыбка сирены.
