Текст книги "Бурная ночь"

Автор книги: Дебора Рэли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Почему?

– Потому что мне не нравится ваше вмешательство в мои дела.

Его безупречная бровь поднялась, Фредерик внимательно изучал ее лицо, и это ее нервировало.

– Как же я вмешиваюсь в ваши дела?

– Вы сами прекрасно знаете, что отвлекли моих слуг от их обязанностей и заставили их потратить свое время на копание в грязи, вместо того чтобы использовать его на обслуживание постояльцев.

Он пожал плечами, и это простое движение заставило сократиться мускулы у него на груди, зрелище было завораживающим.

– Но они занимаются тем, что делают здесь дренаж, чтобы, как только начнется дождь, ваш двор не был предательской трясиной, – сказал он с таким видом, будто псе это было безусловно логично. – Уверяю вас, ваши гости будут в восторге от того, что им удастся сохранить свою обувь в неприкосновенности. А вы останетесь в выигрыше, потому что гораздо больше экипажей захочет здесь остановиться, если пассажиры не будут опасаться утонуть в болоте.

Конечно, он был прав. В прошлом году Порция собиралась привести двор в порядок. Однако сознание его правоты ничуть не умалило ее раздражения.

Она не хотела, чтобы хоть один мужчина вмешивался в ее жизнь. Особенно этот.

Без того довольно тяжело выносить то, что в его присутствии все ее чувства оживали и она воспламенялась. Неужели он еще должен вмешиваться и в ее дела?

– Не в этом дело.

– А в чем же? – напирал он.

– Это моя собственность.

– И?

Ее пальцы сжались в кулаки. Он намеренно притворялся тупым. И, что гораздо хуже, ей хотелось задушить его или сорвать с него рубашку и поцеловать широкую грудь.

Порция с шумом втянула воздух.

– Вы здесь не имеете права принимать решения.

– Даже если они хороши? – спросил Фредерик.

– Принимать решения имею право только я, – процедила она сквозь зубы.

Без предупреждения он потянул ее за руку в конюшню. Порция, спотыкаясь, последовала за ним, слишком испуганная, чтобы оказать должное сопротивление.

Или, по крайней мере, именно это она внушала себе. В противном случае это означало бы, что какая-то ее тайная часть хотела остаться наедине с ним в темной конюшне.

Фредерик тащил Порцию за собой, пока они не оказались вне пределов видимости слуг, потом остановился и прищурился.

– Я в восторге от вашей независимости, крошка, но ведь джентльмен может предложить вам дар, не таящий никакой угрозы.

Она попыталась вырвать руку и высвободиться. Когда же оказалось, что без борьбы это ей не удастся, Порция удовольствовалась отчужденным выражением лица.

– Вы считаете это даром?

На его губах появилась чарующая улыбка.

– Вы ведь не из тех женщин, которые предпочли бы традиционные букеты анютиных глазок и хорошенькие безделушки.

Сердце Порции бешено забилось, когда он провел большим пальцем по ее запястью.

– О… благодарю.

«Сосредоточься, Порция! Сосредоточься, немедленно соберись с силами!..»

– Почему это вы делаете мне подарки?

– Конечно, чтобы сделать вам приятное.

Порцию охватил острый приступ страха. По спине поползли мурашки.

– Нет, Фредерик, не надо…

Она не закончила фразы, забормотала что-то невнятное и вдруг замолчала, Фредерик шагнул ближе, а его руки легко заскользили вверх по ее рукам и легли на плечи. Он держал ее за плечи несильно, но от его пальцев жар распространился по всему ее телу.

– Я ничего не прошу у вас, Порция, – сказал он, и голос его был тихим и нежным, как мед. – Но у меня есть тайный мотив.

– И что это за мотив?

Ее слова прозвучали сдавленно и хрипло.

– Я уже испортил одну пару сапог. – В серебристых глазах плясали искры веселья. – Если я лишусь и последней пары, то мне придется ходить в одних чулках.

Она опустила глаза, не в силах ясно мыслить, когда он оказался так близко.

– Пожалуйста, перестаньте шутить.

– Порция…

– Для меня это не просто работа, – перебила Порция, все еще остро ощущая его близость. Было бы так легко протянуть руку и дотронуться до этого прекрасного лица. Провести руками по его густым спутанным кудрям. Господи! Как трудно было противостоять этому. – Гостиница… залог моей безопасности. Пока она принадлежит мне и я ею управляю, я знаю, что могу не опасаться за свое будущее.

– Я понимаю, малышка, – пробормотал он. – Правда, понимаю.

Она вдруг отпрянула, стараясь оказаться подальше от него.

– Нет, скорее всего, вы не понимаете.

Его тонкие изящные черты стали жестче – он встретил ее недоверчивый взгляд и не позволил отклониться.

– Порция, я незаконнорожденный. Нет на свете никого, кто понимал бы лучше, что значит быть совершенно одиноким на свете. Моя мать умерла, когда я родился, и до восьми лет я был вынужден жить в Винчестере на попечении пожилой вдовы, которой доставляло огромное наслаждение колотить меня палкой. У меня не было друзей, и никому не было дела, если я плакал вечером, пока не засну. – Губы его сложились в невеселую улыбку. – А мой возлюбленный отец не признавал во мне даже своего бастарда, до тех пор, пока меня не отправили в школу в Лондоне.

Она прикусила нижнюю губу, против воли тронутая его суровыми словами.

– Мне жаль.

– Я открываю вам свое безрадостное прошлое не потому, что ищу вашей жалости, – ответил Фредерик, и его лицо смягчилось. – Я только хочу, чтобы вы знали, что я понимаю вашу потребность управлять своей жизнью. Когда приходится испытывать неуверенность и постоянное недовольство, неизбежно возникает потребность в защищенности.

Он понимал. Возможно, даже больше, чем она хотела бы.

Фредерик испытал ужас беззащитности перед капризами судьбы и понимал, что только от тебя зависит, выживешь ты или нет.

И в известном смысле это ухудшало дело, признала Порция. Если бы он кокетничал, гарцевал и бахвалился, как любой уважающий себя денди, она бы лишила его дара речи одним ледяным взглядом.

Но что делать, если он оказался родственной душой?

Она не представляла, как с ним бороться.

Порция обхватила себя руками, продолжая смотреть на него недоверчиво и хмуро.

– Если вы понимаете, то почему решили вмешаться не в свое дело?

Серые глаза затуманились, потому что он позволил себе предаться приятным воспоминаниям.

– Потому что я имел счастье оказаться на попечении очень мудрого человека, научившего меня быть сильным и независимым, научившего ценить доброту, если люди тебе ее дарят. Собственно говоря, это значит – раздели свою жизнь с другими, и это обогатит твою жизнь.

– Я делю свою жизнь со многими, – возразила она. – Люди, работающие на меня, – больше чем прислуга. Они моя семья.

– И их благополучие или даже жизнь зависят от вас.

Порция замерла, потому что, как ни странно, его слова уязвили ее.

– И что вы хотите этим сказать?

Он сделал еще один шаг к ней, и теперь его взгляд был направлен на ее губы.

– Они не представляют для вас угрозы, крошка, – произнес он шепотом.

– А вы?

Внезапно в его серебряных глазах появился опасный блеск.

– Возможно.

Она с трудом воспротивилась желанию облизать губы. Напряжение, мешавшее дышать, вовлекало в свой водоворот. От Фредерика к ней струился почти осязаемый жар, опалявший кожу и делавший дыхание неровным.

Легчайшее движение, и Порция оказалась бы в его объятиях. Она хотела этого.

– Мне пора вернуться в гостиницу, – хрипло сказала она.

Он издал легкий смешок, будто его позабавило ее явное желание бежать от него.

И тут он медленно склонился к ней.

Порция инстинктивно приготовилась отразить атаку, воспротивиться поцелую, но была не готова к тому, что он прижмется лицом к изгибу ее шеи. Он глубоко втянул воздух, вдыхая ее аромат.

– Восхитительно, – сказал Фредерик. – Аромат полночных роз.

Порция затрепетала.

– Фредерик, – прошептала она.

Прежде чем она успела приготовиться к сражению (а она всегда считала, что обладает достаточной силой воли для того, чтобы бороться), он оторвался от нее.

– Так мне продолжать дренажные работы?

С минуту Порция пыталась восстановить душевное равновесие и заставить свои мозги работать четко. Сейчас она не могла думать о дренажных канавах. Ей хотелось, чтобы он схватил ее в объятия и утолил жажду, становившуюся невыносимой.

Наконец она овладела собой, тряхнула головой и трясущимися руками разгладила складки своего передника.

Ей следовало бы немедленно приказать Фредерику покинуть ее гостиницу. Он был хуже любого разбойника.

Он был властным и готовым вмешиваться не в свои дела, он был способен одним взглядом превратить ее мысли в кашу.

К несчастью, именно в эту минуту она не чувствовала себя разумной. Напротив, Порция испытывала головокружение и трепет, как какая-нибудь безмозглая курица, если не хуже.

– Если вам угодно копаться в грязи, то будьте любезны – получайте удовольствие, – пробормотала она, поворачиваясь к двери в надежде найти за ней просветление. – Я привыкла быть снисходительной к своим гостям, какими бы странными и раздражающими они ни были.

– Если вы, в самом деле, хотите меня порадовать, малютка, у меня есть лучшее средство…

Порция метнулась к двери, Подобрала юбки и побежала через грязный двор.

Черт бы побрал этого Фредерика Смита!

Порция испробовала множество ухищрений, чтобы выбросить из головы эти ангельские черты и дерзкие серые глаза.

Она помогла миссис Корнелл на кухне, отправилась на долгую прогулку по лесу с Пэком, приняла горячую ванну и даже прилегла ненадолго подремать.

Однако ничто не возымело желанного эффекта и не помогло ей отвлечь мысли от Фредерика Смита.

Снова и снова она убеждалась, что ее неотвратимо тянет к окну просто посмотреть на него. В его движениях была столь неколебимая уверенность, такая естественная способность командовать окружающими. И это была не надменность, а точные знания того, какие действия следует произвести.

Какая-то часть ее существа знала, что следовало бы прийти в ярость от этого возмутительного вмешательства в ее дела. Всю свою жизнь она боролась, чтобы ощутить независимость. И он не имел права навязывать ей свои услуги.

Но не ярость кипела в ней, когда она медленно направилась к конюшне. Скорее, ее удручала странная смесь страха, смятения и предательского возбуждения, которых она не могла погасить.

Войдя в конюшню, Порция прошла мимо денников к комнатам в задней части строения, которые Куин считан своими.

– Куин…. – тихо позвала она.

Узкая дверца приоткрылась, и на пороге появился изумленный старый слуга.

– Да?

Порция остановилась возле него, улыбаясь. Она знала Куина всю жизнь. Он был грумом ее отца до того, как лорду Медфорду пришлось распродать свои конюшни, он избавился от своего верного слуги, нимало не сомневавшись.

Не было ничего удивительного в том, что Куин прибег ко всем возможным средствам, чтобы выжить, и не раз его наказывали за браконьерство, которым он занимался пропитания ради.

Когда отец Порции исчез, Куин вернулся в усадьбу и, не говоря ни слова, принял на себя обязанности прораба и руководил работами, заключавшимися в укреплении ветхого здания, что было необходимо, чтобы потолок не рухнул хозяйке на голову. Куин разбил небольшой сад и огород, чтобы обеспечить Порцию едой.

И она не забыла его терпения и доброты к одинокой и напуганной девочке, какой была когда-то.

Конечно, он был для нее отцом в большей степени, чем лорд Мелфорд.

– Я хотела убедиться, что ты сегодня не перетрудился.

В ответ его кустистые брови взметнулись.

– Нет, я все еще могу держать лопату, если это потребуется.

– Да, я знаю, но утром у тебя все будет болеть.

Она протянула ему маленький керамический горшочек, который держала в руке.

– Я принесла тебе немного мази миссис Корнелл.

Куин улыбнулся и принял горшочек. Оба они научились полагаться на мази миссис Корнелл, помогавшие от разного рода хвори и болей.

– Очень благородно и любезно с вашей стороны.

Она улыбалась, вглядываясь в его обветренное лицо.

– Я считаю тебя членом своей семьи, Куин.

Выражение его лица смягчилось, когда он нежно потрепал ее по плечу.

– Да, моя дорогая, мы с тобой ухитрились сколотить настоящий клан, хоть он и состоит из разного сброда.

Порция рассмеялась.

– Определенно разный сброд. – Она слегка пожала плечами.

– Есть что сказать в пользу выбора членов твоей семьи и преимуществ этого выбора по сравнению с тем, что ты унаследуешь.

– Да, это верно. Никто бы не стал выбирать себе в отцы такую падаль, как ваш родитель.

– Согласна, – сказала Порция и передернула плечами, стараясь прогнать неприятные воспоминания о слабом и пустом глупце, который, к несчастью, был ее отцом.

Наступило краткое молчание, Куин, подозрительно прищурясь, смотрел на Порцию.

– Вас что-то гнетет, Порция?

Она с отсутствующим видом пощипывала нитку на кайме рукава в том месте, где ткань протерлась.

– Почему ты сегодня согласился помогать мистеру Смиту?

– Потому что двор и в самом деле нуждался в уборке, а мистер Смит, похоже, знает, как сделать его украшением графства. – Куин сунул руку в карман и вытащил сложенный листок веленевой бумаги. – Он тут написал состав смеси, которой следует посыпать землю, чтобы она оставалась сухой. Скоро путешествующие узнают, что можно не опасаться увязнуть в грязи при въезде в гостиницу «Герб королевы».

В этом несомненно был смысл. Порция достаточно долго занималась гостиничным делом, чтобы понимать, что те, кто часто путешествует по проселочным дорогам, знают, где останавливаться, чтобы не попасть в те гостиницы, дворы которых в дождь превращаются в трясину.

И она не сомневалась, что Фредерик сделал так, что ее двор станет самым ухоженным во всем графстве. Возможно, она многого не знала о мистере Смите, но у нее было такое чувство, что любое дело, за какое бы он ни взялся, он выполняет наилучшим образом, добиваясь совершенного результата.

Она слабо покачала головой.

– Все это прекрасно, но ты знаешь, как я не люблю, чтобы вмешивались в дела, касающиеся гостиницы. Особенно чужие люди, – сказала Порция.

Куин пожал плечами:

– Вы прекрасная хозяйка, Порция, но слишком упрямы. Мы нуждаемся в том, чтобы эта работа была выполнена, а Смит дал нам необходимые указания. Я не вижу смысла в том, чтобы мне отрезали нос просто ради того, чтобы насолить.

Неужели она занималась именно этим? Неужели она настолько отвыкла от людей, что не могла больше отличить простого акта доброй воли от навязчивого вмешательства в ее дела?

О Господи! Право, она не знала, что и думать!

– Где сейчас мистер Смит?

– Он что-то сказал о том, что хотел бы принять горячую ванну, и просил принести к нему в комнату поднос с едой, – ответил Куин. – Боюсь, он все еще страдает от последствий падения с лошади и того, что приключилось с его макаронинами, то есть с извилинами. Конечно, он в этом никогда не признается. В известном смысле он такой же упрямец, как и вы.

Она опустила голову: ведь она почти забыла, что Фредерик все еще может страдать из-за последствия опасного ушиба. Черт бы побрал этого странного человека! Он проводит часы, копаясь в грязи, и может сильно повредить себе.

– Я присмотрю за мистером Смитом, – пообещала она, прежде чем ткнуть Куина пальцем в его клювообразный нос. – А тебе надо пораньше лечь спать, и не забудь намазаться мазью, прежде чем уляжешься в постель. Мазь не принесет пользы, если останется в горшочке.

Глава 7

После ванны Фредерик почувствовал себя намного лучше, хотя висок еще пульсировал тупой болью.

«Что я за чертов дурак!» – бранил он себя, натягивая парчовый халат и проводя гребнем по влажным локонам. Он обладал доброй толикой ума. А многие считали, что ума ему досталось даже больше, чем малая толика. Так почему он столь глупо и бессмысленно заставлял себя продолжать это дело, хотя голова его пульсировала от боли, а тело дрожало от напряжения и слабости?

Потому что он чертовски хотел произвести впечатление на Порцию, никоим образом не желавшую быть впечатленной.

Куин оказался прав в своих прогнозах. Он открыл Фредерику, что причиной того, что Порция так часто появлялась в его комнатах, было нежелание оставлять его наедине с горничными.

Она считала своим долгом посещать Фредерика, чтобы защитить несчастных служанок от его неуправляемой похоти.

Еда? Как бы не так!

Подойдя к окну, Фредерик смотрел, как солнце опускается за деревья.

Единственным утешением для Фредерика было только то, что Йен и Рауль остались в Лондоне. Последнее, чего он бы желал, это, чтобы друзья стали свидетелями его смехотворных попыток привлечь к себе интерес этой строптивой леди.

Он сомневался в том, что хоть один из них встречал в жизни женщину, не пожелавшую сразу прыгнуть к ним в постель. Дьяволы ада! Да им, верно, приходилось запирать свои двери, чтобы защитить себя от их посягательств.

Конечно, им и не требовалось распускать хвост, как какому-нибудь бесстыдному фату.

Тихий стук в дверь прервал, необычные для Фредерика мрачные размышления, и, благодарный этому обстоятельству, он отвернулся от окна и крикнул слуге, чтобы тот вошел.

Ожидая, что с ужином придет Куин, Фредерик вдруг почувствовал, как сдавило грудь, кровь воспламенилась при виде Порции Уокер, переступившей через порог его комнаты.

Она была такой крошкой, что могла бы поместиться у него в кармане, и все же ухитрялась заполнить всю комнату, своей женской властью, и сладостным ароматом полуночных роз.

В одно мгновение потрясенный и плененный этим неожиданным явлением, Фредерик в молчании смотрел, как она скользит по комнате. Что бы там ни было, она была красива! Даже в этом уродливом сером платье, пригодном разве что для мусорной кучи, она умудрялась выглядеть экзотически прекрасной с волосами цвета воронова крыла и фарфоровой кожей.

Порция приблизилась к постели.

О да! Именно здесь и было ее место. А все, что ему требовалось – это сделать, несколько шагов вперед, и он мог бы сгрести ее, сбить с ног и…

Его горячечной фантазии, тотчас же пришел конец, едва он с опозданием заметил, что Порция водрузила на низкий столик поднос с едой.

Но, черт возьми, Фредерику совсем не нравилось, что она прислуживает ему, как горничная. И еще больше ему не нравилось то, что она пришла сюда потому, что считала его животным, только и ждущим удобного случая, чтобы наброситься на бедную служанку, оказавшуюся у него на пути.

Когда Куин открыл ему неприглядную правду, Фредерик был изумлен и ошарашен тем, что его ошибочно приняли за обычного сладострастника. Господь свидетель, такое с ним случалось нечасто.

Но теперь, когда голова болела, а тело терзало неутолимое желание, он почувствовал, что вопреки своему обычному спокойному темпераменту находится у последней черты.

– Что вы делаете, Порция?

Она выпрямилась и посмотрела на Фредерика, несколько удивленная его резким тоном.

– Разве вы не просили, чтобы поднос с ужином принесли вам в комнату?

– Да, но я полагал, что для этой цели у вас есть прислуга.

Порция смотрела ему в лицо, сложив руки на груди, и походила на генерала армии, готового подавить неповиновение мятежного солдата.

– У всех свои обязанности.

– Вы опасаетесь, что я могу напасть на какую-нибудь бедную девушку, случайно забредшую в мою берлогу?

Ее отчужденное выражение несколько изменилось, когда было брошено это обвинение.

– Что?

– Куин сказал мне, что вы велели своим девушкам избегать меня.

Щеки ее окрасились румянцем.

– Куину следовало бы научиться держать рот на запоре.

– Это правда?

– Я… я признаю, что мне часто приходится защищать своих девушек от джентльменов, представляющих для них опасность.

Фредерик ответил коротким смешком, снова повернулся к окну и уставился на пейзаж невидящим взглядом.

– Очаровательно.

Послышался шорох шерстяной ткани, и Фредерика окутал теплый аромат роз. Впрочем, ему не требовалось этого терзающего чувства запаха, чтобы понять, что за его спиной стоит Порция. Достаточно было и того пламени, что охватило его тело.

– Но вы не входите в число опасных мужчин, Фредерик, – тихо произнесла она. – Вы никогда бы не сделали ничего дурного. Не верю, что вы способны причинить горе женщине.

Он сжал кулаки, делая над собой усилие, чтобы не обернуться и не схватить ее в объятия.

– Тогда почему вы здесь?

– Я здесь потому, что Куин опасается за ваше здоровье. Он полагает, что вы еще не вполне оправились от падения.

Он издал короткий смех. И все же Фредерик считал, что жалость гораздо лучше, чем страх перед ним как перед потенциальным насильником.

– Не бойтесь, крошка. В ближайшем будущем я не собираюсь откинуть копыта.

– О Господи! Да и я слишком занята, чтобы заниматься вашими похоронами, – резко ответила Порция. – А теперь идите и съешьте свой ужин, пока он не остыл. Надеюсь, вы ничего не имеете против жареной оленины и картофеля с розмарином?

Фредерик испустил тяжкий вздох, медленно повернулся и встретил ее испытующий взгляд. Его смятение все еще не прошло, но потребность удержать ее в комнате хотя бы для того, чтобы полюбоваться этим безупречным лицом мадонны и услышать нежный голос, было непреодолимым.

Это чувство было сильным и подавляющим.

Но что может сделать мужчина, оказавшийся в столь мучительной зависимости от женщины и под властью ее неотразимого обаяния?

– А знаете, крошка, вам следует быть настороже. Я могу переманить вашу кухарку, когда соберусь в Лондон, – намеренно небрежно заметил он.

Выражение ее лица смягчилось, и в этих восхитительных синих глазах появилось некоторое любопытство.

– У вас нет кухарки?

– У меня есть экономка, способная приготовить ужин, но я слишком редко бываю дома, чтобы нанять полный штат прислуги. Мне это кажется бессмысленным расточительством.

Не подозревая, насколько мучительна для него ее близость, Порция смотрела на него, склонив голову.

– Вы так много работаете?

– Очень много. – Фредерик предпринимал отчаянные усилия, чтобы думать о чем-нибудь, кроме нежных очертаний ее груди. – А еще много разъезжаю.

– Вам это нравится?

– Разъезжать?

– Да.

Фредерик вглядывался в ее нежные черты, чтобы понять, насколько искренен ее интерес, затем медленно кивнул.

– Я получаю удовольствие, знакомясь с новыми местами, а встречи с новыми людьми интригуют меня. Я значительно расширил свое дело и, что гораздо важнее, нашел друзей, которых никогда бы не приобрел, оставаясь в Лондоне.

Он вспомнил об опустевшем городском доме и испытал странную меланхолию. При всей гордости, которую принес ему успех в делах, он все чаше и острее испытывал одиночество, входя в свой дом.

– И тем не менее, я все больше испытываю потребность создать свое гнездо и пустить корни.

Порция удивленно заморгала, будто его слова застали ее врасплох.

– Вы намереваетесь жениться?

– Совершенно определенно.

Его удивило то, что она оказалась обескураженной этим сообщением. Разве большинство мужчин не женятся и не создают семьи?

– С тех самых пор, как я был мальчиком, я мечтал о собственной семье.

– Если для вас это так важно, то меня удивляет, что вы до сих пор не женаты.

Слабая улыбка тронула его губы.

– В этом нет ничего удивительного.

– Почему же? – Ее синие глаза посуровели. – Потому что вам слишком нравится жизнь холостяка?

Фредерик смотрел на нее, прищурившись, чувствуя, что она мыслями возвращается к тому человеку, что бросил ее у алтаря. Был ли момент, когда она не сравнивала Фредерика с каким-нибудь другим мужчиной, особенно с тем, что разочаровал ее?

– Потому что я еще не встретил Ее.

– Ее?

– Женщину, предназначенную для меня.

Ему снова удалось ее удивить. Синие глаза широко раскрылись. Она разглядывала его внимательно и смущенно.

– Вы считаете, что существует женщина, предназначенная для вас?

Фредерик пожал плечами, слегка ошеломленный тем, что поделился такой личной тайной с Порцией.

– Что я могу сказать? Под моей прагматичной внешностью бьется сердце романтика.

Она неуверенно рассмеялась:

– Удивительно.

– А вы, Порция? – спросил он. – Вы романтик? Ее ресницы опустились, скрывая выражение глаз.

– Я полагаю, что люди вступают в брак по разным причинам и только немногим счастливцам удается вступить в брак по любви.

Хотя Порция и старалась не допустить Фредерика в святая святых своих мыслей и чувств, ей не удалось скрыть боли, постоянно преследовавшей ее, голос выдал ее.

Стараясь не пугать девушку, Фредерик легонько погладил ее руки снизу вверх и остановился на ее плечах.

– Вы любили мужа?

Порция с шумом вдохнула воздух, когда он прикоснулся к ней, но не отпрянула, и Фредерик счел это хорошим знаком.

– Я была к нему привязана, но ведь вам известно, что он был много старше меня.

– Он был добр к вам?

Она подняла на него глаза:

– Томас был очень добр ко мне. Без него… не знаю, что бы со мной стало без него.

Фредерик нахмурился, встретив такую откровенность.

– И все же вы не вышли замуж снова.

В синих глазах Порции появилось что-то, похожее на панику. Нечто особенное и странное.

– Меня никто не просил об этом.

– Бросьте, крошка. – Фредерик недоверчиво усмехнулся: – Не сомневаюсь, что вам ничего бы не стоило заставить бесчисленных джентльменов пасть, к вашим ногам.

– Очень мило, что вы это говорите, но я больше не юная дева с глазами, сияющими, как звезды. И флирт меня не привлекает.

– Позвольте мне усомниться в этом.

– Почему? – Она вскинула подбородок. – Разве женщину не может больше интересовать дело, чем погоня за каким-нибудь представителем вашего пола?

Фредерик позволил своим пальцам прогуляться по ее спине, нежно поглаживая и лаская.

– Среди нас едва ли найдется много таких, кто получал бы удовольствие от одиночества, даже если человек сам выбрал подобный образ жизни. Все мы нуждаемся в тепле другого человеческого существа, и все чувствуем потребность разделять с ним самые сокровенные мысли и желания.

На мгновение ее глаза потемнели от того же огня, что пульсировал в его жилах. Но тотчас же с придушенным восклицанием она отступила на шаг и вырвалась из кольца его рук.

– Для мужчины разделять свои сокровенные желания с кем-то другим просто. Его наслаждение не влечет для него неприятных последствий. Женщинам не так повезло.

Фредерик снова нахмурился:

– Последствия?

Она нетерпеливо хмыкнула:

– Если женщина выходит замуж, она оказывается в полной власти мужа. Если она берет любовника, то рискует своей репутацией и вполне реальной возможностью забеременеть.

Ну, с этим едва ли можно было поспорить.

Верно, женщины рисковали многим, оказываясь в зависимости от мужчин.

Его мать заплатила за это жизнью.

Но мысль о том, что Порция останется холодной и нелюбимой до конца своих дней, казалась ему невыносимой.

Он хотел, чтобы она узнала, что есть мужчины, достойные доверия и способные предложить ей нечто, гораздо большее, чем утрату иллюзий.

Шагнув вперед, он схватил ее за руки прежде, чем она ускользнула.

– Порция, для женщины есть возможность получить наслаждение, не рискуя своей репутацией и не опасаясь нежелательной беременности.

Она опустила взгляд на свои руки, плененные им.

– Мужчина, желающий соблазнить женщину, пообещает что угодно.

Он медленно поднес ее руки к губам, и губы его прикоснулись к каждому ее тонкому пальчику.

– Не все мужчины одинаковы, крошка, как и не все женщины похожи друг на друга.

Он повернул ее руки ладонями к себе и зарылся в них лицом.

– Я никогда не стал бы заманивать женщину в свою постель, чтобы потом бросить ее и предоставить ее судьбе. Я никогда не стал бы поступать с женщиной так, как поступили с моей матерью.

Его прикосновения вызывали в ней трепет. Дыхание ее стало прерывистым.

– Фредерик…

– Вы желаете меня, Порция? – спросил он, не позволяя ей отвести взгляда.

Она замерла, будто пыталась воздвигнуть преграды, не позволявшие приблизиться к ней. Чувствуя ее смятение, Фредерик провел большим пальцем по нежной и чувствительной коже ее запястья, стараясь заставить признать правду.

Наконец она испустила бессильный вздох.

– Я не хочу желать вас, – пробормотала она. Фредерик не смог сдержать тихого смеха.

– Это редко бывает вопросом выбора.

– Нет, это дело выбора, – возразила она внезапно охрипшим голосом. – Возможно, между нами и существует некое притяжение, но от нас зависит, уступить ему или нет.

Он продолжал удерживать ее взгляд, а потом коснулся языком ее ладони.

– Сказать, что я выбираю?

Все ее тело затрепетало.

– Для меня нет нужды угадывать, что у вас на уме. Я и так это знаю, – выдохнула Порция.

– Большая удача, что вы не можете читать мои мысли. – Он захватил губами ее мизинец, и тотчас же все его тело обдала новая волна жара.

Ему хотелось попробовать на вкус каждый дюйм этой атласной кожи, почувствовать прикосновение этой гладкой бархатной плоти.

– Если вы и в самом деле знали бы мои дерзкие, но сладостные мысли, преследующие меня с того самого мгновения, как я вас увидел, крошка, вы бы приковали меня цепями к стене.

У Порции захватило дух. Она не могла скрыть своей потребности в нем.

– Я пока еще не исключила такой возможности, – пробормотала она.

– Можете приковать меня цепями, если при этом вы останетесь со мной, – так же еле слышно отозвался Фредерик, слегка прикусив ее пальчик, а потом привлек Порцию к себе и изо всей силы сжал в объятиях. – Откровенно говоря, мысль о том, чтобы отдаться в вашу власть и уповать на ваше милосердие, просто опьяняет меня.

Порция не противилась, когда он прижал ее к своему жилистому твердому телу, и даже позволила его рукам обвиться вокруг своей талии. Она только смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых он читал смущение, страх, томление и уязвимость.

– Фредерик, не думаю, что это разумно, – прошептала она.

Он провел пальцами по всему изгибу ее спины и склонил голову, чтобы коснуться губами ее виска.

– Если хотите меня остановить, Порция, вам стоит только сказать, – пообещал Фредерик. – У меня лишь одно желание – доставить вам удовольствие.

Она вцепилась в отвороты его халата. Ресницы ее затрепетали, скрывая выражение глаз.

– Почему? Почему вы хотите доставить мне удовольствие?

Фредерик впитывал эту хрупкую эфирную красоту в неверном пламени свечей. И сердце его сжималось, пока взгляд скользил по совершенным чертам и фарфоровой коже.

Тонкая линия носа, вороненые брови вразлет, изгиб полных, созданных для поцелуев, розовых губ. Порция была намного красивее любой другой женщины, которую ему приходилось держать в объятиях, но Фредерика пленяла не только ее красота.

Он восхищался твердой линией ее подбородка, в котором чувствовались упрямство и несгибаемые решимость и воля, и это его околдовывало. В каждой деревне, которую ему случалось проезжать, встречались хорошенькие женщины, но редко можно было видеть такое сочетание ума и отваги.

Порция была способна преодолеть любое препятствие на своем пути да еще собрать под свое крыло всех, кто нуждался в защите.

И все же при всей ее силе духа и воли она страдала от старых обид.

– Потому что я знаю, что такое одиночество, – сказал он, и его губы прогулялись до мочки ее уха. – Я знаю, что такое проявлять недоверчивость, бояться, что вас обидят или разочаруют.