Текст книги "Повод для разговора "

Автор книги: Дебора Чил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Где? – спросила она.

Странный шум, похожий на вой раненого животного, привлек ее внимание. Она заметила Эдди, свернувшегося в клубок с руками, плотно зажатыми между ног.

– О Боже! – вскрикнула Грейс. Она подбежала и опустилась на колени рядом с ним. – Эмма? Что ты сделала?

Эмма, с трудом сдерживая усмешку, ответила:

– Ты попросила занять его. Он занят тем, что держит свои яйца.

– Проклятие! – выругался Эдди. Он с трудом встал на колени и метнул свирепый взгляд на Эмму Рэй.

– Эдди? С тобой все в порядке? – встревоженно спросила Грейс.

– Нет, черт подери! – рычал он, судорожно глотая воздух, стараясь восстановить дыхание.

– Помоги мне поднять его! – приказала Грейс сестре.

– Нет! – крикнул Эдди Эмме Рэй. – Держись от меня подальше, зараза!

– Не волнуйся. Я не пошла бы так далеко, чтобы помочь тебе подняться.

Несмотря на свою злость на Эдди, Грейс была в ужасе от того, что сделала ее сестра:

– О Боже! Эмма, что на тебя нашло?

– Рассматривай это как удар за твое оскорбленное достоинство, – самодовольно ухмыльнулась ей Эмма.

Грейс так хотелось плакать, что она с трудом выговорила:

– Разве достойно бить кого-либо по яйцам?

– Ну, мне от этого легче.

– Побойся Бога, Эмма, – взорвался Эдди, в конце концов вставая на ноги.

– Действительно, Эм. Я даже не знаю, как это назвать! Грейс отчитывала ее таким же суровым тоном, как Каролину за самые ужасные проступки.

До Эммы Рэй наконец-то дошло, что Грейс на самом деле рассердилась на нее.

– Ладно, дело сделано, – с раскаянием произнесла она.

Но Грейс не собиралась так легко дать ей отвертеться. В ней все кипело от гнева: на Эдди, на себя, на родителей, а теперь даже и на сестру. Она была измучена, смущена и горела желанием хоть чуть-чуть уменьшить боль, наказав кого-то.

Она учила Каролину, что нельзя бить людей, даже если те ударят ее первыми. Она не доверяла телесным наказаниям и почти никогда не шлепала свою дочь, поэтому Грейс сказала:

– Думаю, тебе следует позволить Эдди ударить тебя по руке.

Эдди с изумлением посмотрел на нее:

– Я не хочу бить ее, – сказал он, пытаясь восстановить свое достоинство. – По крайней мере, не по руке.

– А я хочу, чтобы ты сделал это! – резко ответила Грейс и позвала сестру:

– Эмма Рэй, подойди сюда!

Эмма и Эдди обменялись взглядами, молча соглашаясь, что, каким бы безумием это ни казалось, им лучше поступить так, как она приказывает, не то она сорвется и ударится в настоящую истерику.

– Теперь, Эдди, ударь ее так сильно, как тебе хочется, – проинструктировала его Грейс.

Эмма Рэй вытянула вперед руку и приготовилась. Эдди стукнул ее кулаком. Сила удара поразила их обоих. Она отвернула голову, чтобы ни он, ни Грейс не заметили, как она сморщилась от боли.

– Фу, Эд. Я даже ничего не почувствовала, – солгала она.

Он сердито взглянул на нее:

– Ну, я не в лучшей форме.

Грейс теряла терпение.

– Теперь извинись, – приказала она сестре.

Эмма Рэй колебалась. Она была готова возразить. Он дал ей сдачи. Око за око, зуб за зуб... Разве этого не достаточно? Но Грейс все еще выглядела и говорила так, будто вот-вот потеряет последние остатки самообладания.

– Извини, – неохотно сказала Эмма Рэй. – Но не за то, о чем ты мог подумать, – добавила она. Затем, будучи сыта по горло всей этой чертовщиной, она решила оставить их наедине, пусть сами решают свои проблемы.

Она поспешила из дома, даже не попрощавшись. Грейс внезапно охватила паника. Она весь день ждала и боялась этого момента. Теперь она совершенно растерялась. Он не мог сказать ничего, что залечило бы ее боль. Она отвернулась, не желая, чтобы он видел ее страдания. Но Эдди оставался ее мужем. Она все еще любила его. Любила ли?

– Грейс. – Он приблизился и дотронулся до ее руки.

– Что? – отозвалась она сквозь зубы. Она отказывалась испытывать жалость к нему. Она стала жертвой его глупости. Боль причинили ей.

Его пальцы показались Грейс холодными. Она почувствовала его напряжение... и его страх. Он не умел выражать свои чувства. Эдди мог пошутить, заставить человека вести себя непринужденно в их доме, посмеяться с друзьями. Но разговоры никогда не давались ему легко. Его язык оказывался завязан узлом, когда разговор заходил о чем-то серьезном, особенно о чувствах.

– Послушай, я знаю... – начал он.

– Нет, ты не знаешь! – Она развернулась и сердито взглянула на него. – Ты не знаешь, что испытывает человек, когда ему лгут, и ты не знаешь, каково сидеть с ребенком и наблюдать, как твой муж вытворяет что-то с кем-то на улице, и ты не знаешь, что чувствуешь, когда из тебя делают идиотку перед всеми! Так что, пожалуйста, не начинай с «Я знаю», потому что ты не знаешь.

Эдди резко выдохнул, как будто сдерживал дыхание все то время, пока она кричала на него:

– Я собирался сказать, – начал он, тщательно подбирая слова, – что знаю, что виноват на сто процентов, и не виню тебя за безумную выходку.

– Какое утешение, – с горечью произнесла она.

– Грейс...

Он умолял о прощении. Она видела это по его глазам, слышала по его голосу. Он никогда прежде не делал этого за все годы их брака. Они спорили, как и любая супружеская пара, о том, кто виноват, если у них кончилась зубная паста, или могут ли они позволить себе купить новую машину, и у кого есть время, чтобы забрать Каролину с занятий теннисом. Иногда стычки становились более серьезными; обвинения начинались с фраз, наподобие «Ты никогда...» или «Ты всегда...», которые они бросали друг другу. Иногда они так негодовали друг на друга, что переставали разговаривать на день или на два.

Грейс, даже больше, чем Эдди, страдала во время таких молчаний. Она ненавидела ссоры и неизменно делала первый шаг к примирению. Но не на сей раз.

– Я не хочу ничего слышать! – сказала она. – Я не желаю быть жалкой, быть обманутой женой! Я чувствую себя идиоткой! Ты можешь понять это?

Он смотрел на нее, лишившись дара речи от сознания своей вины.

– Что, если бы Каролина увидела тебя? Ты знаешь, как она была близка к этому? – требовательно спросила Грейс.

– Я знаю. Я прошу прощения.

Она верила ему, но все же проговорила:

– Меня не трогают твои извинения! Я не из тех женщин, которые могут просто забыть такое. Это не тот случай. Я хочу, чтобы ты сейчас ушел.

– Я не могу даже ничего сказать? – спросил он, почти разозлившись на нее.

Он все еще не осознал, насколько плохо он поступил с ней. Он предполагал, что она окажется мягче. Более понимающей. Она почувствовала, что начинает колебаться и сказала: – Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал.

– Где постреленок? – поинтересовался он.

– Ее здесь нет, – сказала Грейс, чувствуя себя немного увереннее. – Она с мамой.

– Ты не можешь запретить мне видеть ее, Грейс! – заорал он.

– Я этого и не делаю! Я не знала, что ты приедешь! Не делай из мухи слона. Она у тети Рэй. Если хочешь повидаться с ней, поезжай туда. Я тебе разрешаю.

– Ладно, ты передашь ей, что я люблю ее? – спросил он.

Казалось, он вот-вот расплачется. Она никогда не видела его таким. Затем она вспомнила его целующимся с женщиной в красном креповом костюме.

– А что это значит? – холодно спросила она.

Он посмотрел на нее, как бы не узнавая:

– Господи, – произнес он, качая головой.

Она попросила его уйти, но теперь, когда он шел к двери, ей страшно захотелось удержать его там, пока она не выплеснет всю злобу, боль и чувство обиды, накопившиеся в ней за последние тридцать шесть часов. Ей хотелось громко кричать, неистовствовать и требовать ответа, почему он так поступил с ними. Как он мог так беспечно разрушить брак и семью, построенную ими вместе? Или до него это не дошло? Понял ли он вообще ее?

– Я имела в виду, о Господи, Эдди... – крикнула она. – Ты даже лошадей не любишь!

Он захлопнул за собой дверь и поспешил к своей машине. Эмма Рэй шла обратно к дому.

– Эм, – позвал он.

Она прошла мимо него, не сказав ни слова. Она знала, что он хочет поговорить с ней о Грейс, но она не собиралась становиться его союзницей против своей сестры. И хотя она очень надеялась, что Грейс найдет в своем сердце силы простить Эдди, ей вовсе не импонировало играть роль посредницы между ними.

– Эмма Рэй! – крикнул Эдди.

Она обернулась, не замедляя шага:

– Ты обращаешься ко мне?

– Да!

– Знаешь что? – сказала она, потирая то место на руке, куда он ударил ее, – я не собираюсь помогать тебе решать твои проблемы!

ГЛАВА 4

Грейс редко испытывала большую гордость, чем когда видела свою дочь, сидящую на коне с видом победительницы состязаний по верховой езде, которой ей было предначертано стать. Пристрастие Каролины к верховой езде было даже сильнее, чем у Грейс в детстве, если такое вообще возможно. Ей ничего не стоило встать пораньше, чтобы помогать конюхам ухаживать за лошадьми или брать уроки верховой езды. Пребывание в домике Эммы Рэй для нее означало, что она просто может проводить больше времени возле конюшни.

В субботу утром девочка выскочила из дома задолго до того, как проснулись Эмма Рэй и мама. Грейс встала, выпила кофе, затем пошла искать Каролину, чтобы накормить ее завтраком. Она нашла ее на площадке, где дочь ездила на Мисс Лили под пристальным наблюдением Хэнка. На фоне голубого неба ребенок и лошадь представляли великолепную картину: изящная лошадка каштанового окраса с белой отметиной посреди лба и носочками на стройных ногах и на ней красивая, уверенная маленькая девочка, чей «конский хвост» медового цвета развевался на ветру.

Грейс улыбнулась. Что бы ни происходило между ней и Эдди, ничто не могло испортить радость, которую она испытывала, видя, как растет и хорошеет ее дочь.

– Отлично, сделай круг рысью, чтобы разогреться, – сказал Хэнк, когда девочка натянула поводья.

– Привет, милая! – позвала Грейс. Каролина проезжала мимо нее с прямой спиной, прекрасно держась в седле.

– Привет, – угрюмо ответила Каролина.

– Она, наверное, сводит тебя с ума насчет Опоссума? – спросила Грейс Хэнка.

– Нет, – резко ответил он, почти не обращая внимания на ее присутствие. – Пусть продолжает идти рысью, – приказал он Каролине, которая подгоняла Мисс Лили перейти на галоп.

Каролина послушно поехала медленнее и сделала круг по площадке:

– Эй, Опоссум! – приветствовала она своего любимца, проезжая рысью мимо того места, где купали Опоссума.

– Хорошо смотришься, милая! – сказала Грейс, когда дочь снова приблизилась к ней.

Каролина сморщила носик:

– Скучно! – заявила она.

Мисс Лили была тихой, спокойной лошадкой, особенно по сравнению с Опоссумом. Но она отличалась великолепной прыгучестью и могла преодолеть любое препятствие. Опыт прежних состязаний научил ее оставаться спокойной и приближаться к препятствиям ровной и легкой поступью. Все это делало Мисс Лили, по мнению Грейс, идеальной лошадью для первого в жизни Каролины участия в соревнованиях такого ранга.

– Чуть-чуть медленнее, – скомандовал Хэнк, продолжая стоять спиной к Грейс.

Тогда до нее дошло, что оба, и дочь и тренер, сегодня утром старательно игнорируют ее. Она поняла, что должна сделать хоть что-нибудь для примирения, особенно с Хэнком, который, казалось, винил лишь ее в неудачном решении Вилли.

– Хэнк, послушай, – обратилась она, испытывая неловкость. – Я ждала подходящего момента, чтобы обсудить все с папой. Но ты должен знать, что если бы это зависело от меня...

Он прервал ее, отмахнувшись:

– Но это не так, да? – с горечью разочарования произнес он. – Послушай, Грейс, я не собираюсь уходить до состязаний, так что не волнуйся на этот счет. Не в пример некоторым, я горжусь тем, что держу свое слово. Но когда они закончатся, моей ноги здесь не будет. А сейчас мне надо работать.

Он ушел прежде, чем она успела сказать ему, что оформила заявку на него и Выкупа. Мгновение спустя Каролина снова проскакала мимо нее, даже не удосужившись посмотреть в ее сторону.

У Грейс в мозгу мелькнуло латинское выражение из высшей школы: «Persona non grata». Неприемлемая или нежелательная личность. Ладно, по крайней мере она знала, кем является, к тому же еще и на латыни. Прекрасно знать, кто ты. Она вздохнула и подошла к загону, чтобы взглянуть на нового коня, купленного Вилли.

Грейс сразу же поняла, почему отец купил Харви, как его более фамильярно называл Джеми Джонсон. Темно-коричневая шкура коня лоснилась на солнце, он был великолепно сложен, с идеальными пропорциями, двигался он мощно и проворно. У него была красивая морда с одной из ее любимых отметин – полоской, сбегающей к носу чуть левее центра.

Грейс прикрыла глаза рукой от солнца и с усмешкой стала наблюдать за попытками Джеми познакомить Вилли с отличительными чертами характера Харви. Вилли вел себя, по обыкновению, заносчиво, как петух. Она могла даже издали понять по его телодвижениям, что он не нуждается ни в чьих подсказках, тем более со стороны юнца из Калифорнии, годящегося ему в сыновья.

Он приблизился к барьеру, но в последний момент отвернул от него.

– Хорошее решение. Я видел. Вы оказались ровно на полкорпуса от барьера. Вернитесь, и пусть он подойдет чуть ближе, – посоветовал Джеми.

Грейс прошла к середине дорожки и остановилась прямо за спиной у Джеми. Вилли снова подскакал к барьеру и вновь свернул.

– Но теперь было в самый раз, – сказал Джеми, с трудом скрывая свое разочарование. – Просто вернитесь и прыгайте через барьер. Он сам увидит нужное расстояние, если вы не можете. Только поддерживайте его ногами.

Конь был очень резвым, в поступи чувствовалась огромная мощь, которая заметно увеличивалась при приближении к барьеру. Но Вилли резко остановил его за три или четыре шага до преграды. Рассердившись на молодого человека, он приказал:

– Сынок, почему бы тебе не вести себя не столь самоуверенно и не позволить мне самому почувствовать его?

– Конь знает, что делает, – резко ответил Джеми. Понизив голос, он выругался: – Лучше, чем ты, задиристый сукин сын.

Вилли ухмыльнулся в сторону Джеми с высоты почти шести футов от земли.

– Сынок, я занимался этим, когда ты еще ходил в коротких штанишках, – напомнил он ему.

– Слава Богу, что я – не твой сын, тупоголовый ублюдок, – чуть слышно произнес Джеми.

Вилли вдруг заметил Грейс:

– Эй, привет, – махнул он ей.

– О! – Щеки Джеми зарделись от смущения, когда до него дошло, что она, должно быть, слышала его замечания в адрес своего отца.

Грейс улыбнулась:

– Я тебе сочувствую, приятель.

Вилли спрыгнул с коня:

– Сделай на нем несколько кругов, – сказал он, бросая поводья Грейс. – Залезай.

Она вскочила на коня и подтянула стремя справа.

– Порядок? – спросил Джеми, подтягивая стремя слева.

Она улыбнулась ему и поняла, что избрала более трудный способ вскакивания в седло вместо обычного, потому что ей захотелось покрасоваться перед ним. Теперь у нее вспыхнули щеки, когда они посмотрели друг на друга.

– Так хорошо. Он большой, – сказала она и вывела Харви на дорожку.

– Хочешь полюбоваться на девушку, которая умеет ездить верхом?! – с гордостью сказал Вилли.

– О, я помню, – Джеми неотрывно следил за ней, – она чертовски здорово выступала. Почему она забросила спорт?

– Черт ее знает? Она до сих пор хороша, как и раньше.

Грейс потребовалось несколько минут, чтобы почувствовать Харви. Все лошади имели различные характеры и причуды, так же, как и люди. Некоторые терпеть не могли, когда их купали, другие больше всего любили хорошенько помокнуть в пруду. Одни были упрямыми и сопротивлялись, когда их заставляли прыгать, другие стремились работать и любили состязания.

– Натяни поводья! Почувствуй его прикус, – кричал ей Вилли.

Не обращая на него внимания, она легко взяла барьер. Ей не нужны были его указания. Ездить верхом для Грейс было как дышать; она делала это инстинктивно, не задумываясь. Но Вилли критиковал ее технику с первого дня, как она взобралась на лошадь.

– Поддерживай его ногами, девочка! – завопил он, когда она собиралась сделать следующий прыжок.

Харви четко реагировал на ее сигналы. И хотя казалось, что ему не хватало уверенности, он действительно обладал сердцем и великолепной поступью. Конь был прекрасно тренирован, но ему требовалось время, чтобы преодолеть робость. Она решила, что это хорошее вложение капитала.

Джеми улыбнулся в знак одобрения, когда она рысью проехала мимо него:

– Вы умница. Вы правильно держитесь на нем, – сказал он.

Они перелетели через третий барьер.

– Теперь гони его! – закричал Вилли.

Грейс почувствовала напряжение. Почему бы ему не заткнуться и не дать ей действовать самой? Она знала, что делает. Любой дурак понял бы это, но только не Вилли.

Она чисто выполнила следующий прыжок. Теперь Харви удлинял свой шаг, более агрессивно приближаясь к барьерам.

– Прекрасно! – крикнул Джеми. – Вы – само совершенство.

Как бы в противовес, тут же вмешался Вилли:

– Приподнимай переднюю часть корпуса!

Джеми не мог понять Вилли: зачем тот настойчиво поправляет Грейс, хотя она сама делает все абсолютно правильно. Свое недовольство критикой отца она выразила в поджатых губах, когда приблизилась к изгороди, где требовался широкий прыжок почти на два с половиной метра.

– Подводи его вплотную! – инструктировал Вилли.

Черт подери! Она не нуждается в его подсказках! Она развернула Харви прочь с дорожки, подъехала обратно к Вилли и спрыгнула с коня:

– Держи, папа, и сам езди на этом проклятом коне! – сказала она и сунула ему поводья.

Так было всегда: он использовал тот же тон на протяжении ее детства, поправляя ее, никогда не давая ей возможности ездить верхом просто ради удовольствия, вечно отпускал замечания в ее адрес.

– Когда это ты стала такой чувствительной? – спросил он, явно пораженный ее реакцией.

– Ну, ответ прост, – сказал себе Джеми, когда Грейс удалилась, не сказав ни слова ни одному из них.

Остаток выходных прошел без каких-либо стычек между Грейс и Эдди, Грейс и Вилли, Эммой Рэй и Эдди. В воскресенье Каролина почти весь день провела с отцом, и Грейс специально ушла из дома, когда он сразу же после ужина привез дочь обратно к Эмме Рэй.

Чем больше времени они проводили врозь, тем большее замешательство охватывало ее. Грейс казалось, что она бредет по каким-то запутанным дорожкам эмоционального лабиринта, которые ведут в тупик, и она не представляет, как выбраться из него. Чего она хотела от Эдди: извинений? Объяснений? Торжественного обещания, что он до конца своих дней никогда больше не посмотрит на другую женщину? Примирения? Развода?

Ей ужасно не хватало его. Ей страшно хотелось его в постели. Она почти не могла спать, гадая, не в объятиях ли Мисс Красный Креповый Костюм ищет он теперь утешения. Измученная тщетными стараниями сохранять веселый внешний вид, она начала срываться, когда в понедельник пришла к родителям на ленч.

Несмотря на элегантность дома Джорджии и Вилли, с его обоями ручной работы, коврами от Обюссона и уникальными старинными вещицами, Кинги были простыми людьми. Джорджия считала своей обязанностью ежедневно ровно в полдень подавать сытную еду своей семье и всем, кто желал присоединиться к ним. Печенье, жареные цыплята, зеленая фасоль, тушеные помидоры и кукурузный пудинг составляли обычную еду. Порции были огромными, их хватило бы, чтобы накормить целую армию. Джорджия славилась своим гостеприимством: все, от тренеров и рабочих конюшни до соседей и приезжих, занимающихся разведением лошадей, знали, что за длинным столом в столовой Кингов всегда найдется место.

Иногда, как сегодня, гостей не было, и обед проходил в чисто семейном кругу. Едва Грейс и Эмма Рэй закончили помогать Джорджии и Уле расставлять блюда, как появился Вилли и занял свое место во главе стола.

– Привет, мать, – сказал он.

Остальные стали рассаживаться по местам. Все на миг склонили головы в безмолвной молитве, благодаря Господа. Затем Вилли произнес:

– Аминь! – И все стали быстро передавать тарелки. Грейс старательно избегала своих родителей в субботу и воскресенье, решив не разговаривать пи с кем из них об Эдди, пока не разберется в собственных чувствах. Она даже решила лучше поехать в город, чем прийти к ним на ленч. Джорджия повернулась к ней и спросила:

– Грейс, ты потом посмотришь со мной меню?

– Конечно, – согласилась она, надеясь, что Джорджия будет придерживаться темы, что подать на приеме в честь окончания соревнований, а не начнет опять говорить об Эдди.

– Ты сможешь забрать Каролину, пока я съезжу в благотворительное общество?

Джорджия кивнула:

– Да, но у меня собрание в музее в половине шестого.

Вилли кашлянул и потянулся еще за одним куском жареного цыпленка. Как если бы Джорджия не сидела за столом напротив, он сказал, будто бы в пространство:

– Если она думает, что я куплю устриц на пятьсот человек, то она ошибается.

– Ну, это мы еще посмотрим, – парировала Джорджия с улыбкой, говорящей дочерям, что она уже приняла решение.

– Где Каролина? – спросил Вилли.

Грейс закончила намазывать маслом бисквит и ответила:

– В школе.

Сегодня был день занятий, и Вилли прекрасно знал, где находится Каролина. Грейс откусила кусочек бисквита и стала ждать неизбежного продолжения.

Вилли не разочаровал ее:

– Догадываюсь, что ей уже очень не хватает папочки, – сказал он.

У Грейс пропали остатки и без того скромного аппетита.

– Да, я в этом уверена, – ответила она и осторожно положила свои столовые приборы на тарелку.

Вилли налил себе еще стакан чая со льдом, потом спросил:

– Ты осознаешь, что мы связаны сделкой по торговле недвижимостью с Эдди и его отцом? Надеюсь, Эмма Рэй упоминала об этом?

– Да, папа. Я знаю. Проект насчет фермы Уилера. Я это вполне осознаю.

– Значит, ты понимаешь, насколько для всех нас некстати, что у тебя с Эдди возникли такие проблемы как раз тогда, когда все могло кончиться выгодной сделкой для каждого.

– Да, – произнесла она, взглянув через стол на Эмму Рэй, молча умоляя о помощи.

– Я еще раз разговаривал с Эдди вчера вечером. Он хочет внести некоторые изменения. Он готов сделать что угодно, чтобы все уладить.

– Наш брак или сделку? – спросила она, разозлившись, что он и Вилли сговариваются за ее спиной, как парочка конокрадов.

– Не умничай со мной, – предупредил отец.

– Вполне закономерный вопрос, – вставила Эмма Рэй.

Вилли помахал ей вилкой:

– Я разговариваю с твоей сестрой.

– Знаю, – миролюбиво согласилась она. – Просто я слежу за этим чертовым разговором.

Вилли свирепо взглянул на нее, но, казалось, решил, что не стоит связываться с ней, и быстро возобновил разговор с Грейс:

– При сложившихся обстоятельствах ты не думаешь, что было бы лучше в интересах каждого, а особенно Каролины, чтобы вы с Эдди спокойно поговорили? – произнес он тоном, которым хотел подчеркнуть, что является самым разумным человеком на земле.

В комнату вошла Ула, но, почувствовав в воздухе грозу, поспешно ретировалась на кухню.

– Это зависит от того, кого ты имеешь в виду под «каждым», – поинтересовалась Грейс.

Она заметила, как Джорджия слегка покачала головой, глядя на Вилли, как бы призывая его следить за тем, что он говорит. Интересно, знала ли ее мать заранее, что Вилли собирался поговорить с Эдди, или он сделал это по собственной инициативе. Она решила, что, скорее всего, последнее, но подозревала, что Джорджия была согласна, что их брак надо спасать, хотя бы ради Каролины. Грейс знала мнение Джорджии о разводе: это глупый выбор, к которому может прийти кто угодно, но только не ее дочери. И, конечно же, не Грейс, которая, как она была уверена, всегда будет вести себя осмотрительно и разумно.

– А теперь послушай, милая, – продолжал Вилли тоном, к которому он прибегал, пытаясь заключить сделку с нежелающим соглашаться заказчиком. – Я не говорю, что Эдди не сделал ничего плохого. Он и сам знает, что поступил дурно. Но он – хороший отец, он прекрасно обеспечивает семью, и этого нельзя не принимать во внимание. И у него масса других достоинств...

– Тогда сам и женись на нем! – отрезала Грейс, будучи сыта по горло практическими соображениями родителей в пользу Эдди Бичона.

Теряя терпение, Вилли стукнул кулаком по столу:

– Теперь послушай, девочка! – заявил он. – Люди переживали трагедии посерьезнее этой. Ты – взрослая женщина, и ты уже не в том возрасте, чтобы убегать к родителям! Если не можешь справиться с ситуацией, это одно дело, но ты ведь даже не пыталась! И этого я не потерплю! Ты понимаешь, что я говорю?

Грейс годами приучала себя спокойно выслушивать его заявления, считаться с его мнением, смиряться с его вмешательством. Но сейчас он зашел так далеко, что она не могла слышать ни слова больше.

– Думаю, да, папа, – сначала тихо произнесла она. – Ты говоришь мне, что я должна есть дерьмо, соблюдая правила хорошего тона, с ножом и вилкой...

– О, Грейс, пожалуйста! – воскликнула Джорджия.

– ... и когда научусь глотать пригоршнями любые гадости, которые Эдди пожелает преподнести мне, тогда все будет просто великолепно! – кричала Грейс, не обращая внимания на неодобрительное шиканье матери. – Я правильно поняла? Ты именно это хочешь сказать, не так ли, папа? Да?

Грейс хлопнула ладонью по столу, задев при этом край своей тарелки, содержимое которой выплеснулось на нее. Она скорбно уставилась на зеленую фасоль и тушеные помидоры, плюхнувшиеся ей на юбку, затем вскочила и бросилась прочь из комнаты.

– Прекрасно сработано, папочка. Профессионально, – сказала Эмма Рэй.

– Ты... лучше поостерегись! – завопил Вилли. – А не то я сделаю это и с тобой!

Эмма Рэй осуждающе покачала головой:

– Как ты мог так говорить с ней, когда на нее такое свалилось! Меня просто тошнит от этого, – заявила она отцу, затем бросила сердитый взгляд на мать. – И почему ты никогда не можешь заставить его заткнуться, когда знаешь, что он собирается сказать гнусность?

Эмма встала, бросила салфетку на стол и ушла, предоставив родителям выяснять отношения между собой.

Джорджия откинулась на спинку стула и устремила взор на мужа. Конечно, она была согласна с ним. Грейс должна была по крайней мере выслушать Эдди. Идеальных мужей просто не существует – Джорджия прекрасно знала это. Секрет хорошего брака заключается в способности жены закрывать глаза на недостатки и слабости мужа. Она считала, что Грейс уже поняла это, но оказалось, что нет. Означало ли это, что она не справилась с ролью образцовой матери?

Иногда жизнь слишком сложна. Джорджия не сомневалась, что в конце концов все встанет на свои места и все вернется в нормальное русло. А пока будут все эти крики, грубости и неприятные разговоры за столом.

Джорджия вздохнула, глядя на мужа, который, казалось, ни в чем не раскаивался. Они были женаты уже тридцать восемь лет, но она еще многого не понимала в нем. Что творилось в его мозгу, когда он так разговаривал с Грейс? Неужели он совсем не понимает своих дочерей?

– Вилли, почему ты это сделал? – тихо спросила она.

Он выругался и оттолкнул тарелку. Его ленч был испорчен:

– Все наши друзья сожалеют, что их дети вырастают, уезжают и больше не дают о себе знать, – с горечью сказал он. – Почему, черт возьми, это не может произойти с нами?

Эмма Рэй влетела к себе домой, гневно размышляя над неумелой попыткой Вилли сыграть роль миротворца. Она застала Грейс на коленях в комнате для гостей среди разбросанных на полу вещей.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Да! – ответила Грейс, роясь в чемодане в поисках чистых брюк для верховой езды. – Да! Я просто... – Она с возмущением всплеснула руками и села на пятки. – Что я наделала? Я собиралась стать великим ветеринаром. Мне оставалось доучиться всего год... и посмотри на меня. Как это случилось?

– Ах, значит, ты сама ни при чем?

Грейс ожидала симпатии и сестринской поддержки. Она не была готова к скептическому отношению Эммы.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, ошеломленная вспышкой гнева в глазах сестры.

– Как это случилось с тобой? – Эмма решительно подошла к книжной полке на дальней стене и схватила один из фотоальбомов. Она принялась сердито листать его, нашла то, что искала, и бросила раскрытый альбом на колени Грейс. Эмма указала на фотографию Грейс и Эдди, совершенно обезумевших от безудержного истерического смеха, с запрокинутыми головами, обнимающих друг друга.

– Что это? – требовательно спросила она.

Грейс уставилась на фотографию. Она много лет не видела ее. Они оба выглядели такими молодыми и беззаботными, и такими влюбленными. Или они были просто пьяны?

– Это – танцы у Чи О Сейди Хокинс, – протяжно произнесла она, все еще поражаясь злости Эммы.

– Верно! Великолепное представление! У Сейди Хокинс! Ты пригласила его! – Эмма Рэй ткнула пальцем в фотографию.

– Ну и что ты хочешь сказать?

– Я считаю, что происшедшее с тобой нельзя назвать случайностью. Посмотри правде в глаза, Грейс. Тебя ведь не сбил грузовик! – выкрикнула Эмма.

– Я этого никогда и не говорила! – попробовала защищаться Грейс. – Но кто кого бросил? Кто ушел от кого?

Она отказалась от мысли найти чистые брюки для верховой езды, натянула штаны, явно нуждавшиеся в стирке и засунула юбку в чемодан поверх скомканной одежды.

– Ты на самом деле бросила его или просто ждешь, когда он достаточно настрадается? – поинтересовалась Эмма.

– Я должна идти, – уклонилась от ответа Грейс. – У меня собрание благотворительного общества.

Она прибегла к тому же самому трюку, которым пользовалась с детства, когда разговор становился неприятным для нее или настолько жарким, что выходил из-под ее контроля. Грейс до предела заводила Эмму Рэй, готовясь к бою, а затем... бум! Она мгновенно исчезала, убегая на урок, или на собрание, или на свидание, а Эмма оставалась, готовая взорваться от бешенства.

Грейс всегда удавалось оставить последнее слово за собой, но только не на этот раз. Эмма Рэй отказывалась изображать из себя мученицу.

– Еще одно идеальное доказательство! – сказала она.

– Эмма Рэй! В противоположность тому, что может говорить папа, я знаю свои обязанности, – сказала Грейс и стала перечислять их по пальцам. – Я должна подготовить книгу по кулинарии, воспитывать дочь, а впереди проклятые зимние состязания за Главный приз, и у меня просто нет времени для нервного срыва, который был бы вполне оправдан! Так что не проси меня остановиться и подумать!

Даже сейчас, когда это было важнее всего, Грейс предпочитала убежать от правды, чем столкнуться с ней лицом к лицу. Нет времени, чтобы остановиться и подумать? Но именно в этом она нуждалась больше всего. Как еще она собиралась выяснить, что ей делать дальше с Эдди? Неужели она думает, что ответ придет к ней во сне, что на следующее утро она проснется и ее осенит, стоит ли пытаться спасти свой брак?

– Ты права, Грейс. Давай просто подождем и посмотрим, что произойдет, – сказала Эмма и направилась к двери.

– Я пригласила его только потому, что он был хорошим танцором! – крикнула Грейс ей вслед.