Текст книги "Китти"
Автор книги: Дебора Чаллинор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Дебора Чаллинор
Китти
Я посвящаю этот роман своему дяде Энди Стюарту, умершему в ноябре 2004.
Он тоже любил море.
Часть первая
Новая Зеландия
Глава 1
Пайхия, Новая Зеландия, февраль 1839 года
Китти Карлайл еще не знала, как круто изменилась ее жизнь. И свидетельствовало об этом не то, что унизительное событие, которое случилось с ней, осталось уже в прошлом, а расстилающиеся перед ней горизонты новой жизни, о чем шептали сейчас вздымающиеся волны бескрайнего океана.
Облокотившись о фальшборт, Китти зажала между колен подол длинного черного платья, чтобы ветер не трепал его, открывая взору невольных зрителей нижнее белье, и, крепко держась руками за гладкие перила, ощущала, как корабль, уже бросивший якорь, мягко покачивается на волнах. В ушах Китти все еще звенело эхо мушкетного залпа, призванного предупредить людей на берегу о прибытии корабля. Она насчитала по меньшей мере дюжину других кораблей, бросивших якорь в местной гавани. В основном это были китобойные суда, большая часть которых стояла с туго скрученными парусами. По словам моряков, в этой части земного шара царило лето, но сегодня день выдался пасмурным, и хотя было совсем нехолодно, сильный ветер сметал все на своем пути.
«Рыба-меч» – массивное, отвратительно пахнущее китобойное судно – покинула порт Сиднея тринадцать дней назад. Кораблю, доставившему Китти, ее тетю Сару и дядю Джорджа Келлегеров из Англии в Австралию, внезапно потребовался ремонт, и путешественники оказались перед выбором: отправляться дальше на китобойном судне или же шесть недель ждать в Сиднее пассажирского корабля. Джордж, священник церковного миссионерского общества, не собирался ждать, поэтому они и оказались на борту китобоя «Рыба-меч» вопреки протестам Сары, считавшей команду корабля неприемлемым обществом для себя и племянницы. Китти же подозревала, что сопротивление тети было связано с ее желанием отложить очередной выход в море, желательно на длительный срок. На протяжении всего пути из Англии она чувствовала себя ужасно, но дядя, как, впрочем, всегда, настоял на своем.
Сама Китти ни капли не страдала от морской болезни. Напротив, она наслаждалась многомесячным морским путешествием, хотя и чувствовала себя отвратительно после всего, что случилось дома. Мерное покачивание корабля успокаивало ее, поскрипывающие над ее головой снасти и хлопающие паруса поднимали настроение, а бесконечно меняющийся цвет океана и неба, сливающихся воедино у линии горизонта, очаровывал и приводил в восторг.
И вот наконец они прибыли в Новую Зеландию. Залив Островов как нельзя кстати соответствовал своему названию. Утром корабль миновал большое количество островов на пути в эту суровую, но вместе с тем необыкновенно красивую гавань. Капитан перечислил непривычные для уха европейца названия, но Китти сразу же забыла их. Холмы, пляжи и долины этой дикой страны были, без сомнения, величественны, но теперь, когда Китти оказалась среди них, она ощутила себя скорее пленницей на корабле, перевозящем заключенных, нежели молодой женщиной на пороге новой, полной приключений жизни.
Корабль бросил якорь между двумя поселениями – Пайхией, расположенной на западном побережье, и Корорарекой – на восточном. Но ни одно из них не приглянулось Китти. Хотя в Корорареке было заметно больше зданий, выстроенных в европейском стиле, поселение Пайхия выглядело намного опрятнее. Его немногочисленные домики были окружены изгородями и ухоженными садами, тянущимися вплоть до подножий поросших кустарником холмов. Но самое большое впечатление на Китти произвели высокие деревья, покрытые, как казалось издалека, трепещущими алыми шалями.
Капитан Монк, владелец китобоя «Рыба-меч», встал рядом с Китти.
– Капитан, почему Пайхия выглядит такой милой и опрятной, а деревня на другом конце залива кажется беспорядочным нагромождением строений? – спросила Китти, не решившись произнести название «Корорарека» – слишком уж мудреным оно ей казалось.
– Это оттого, мисс Карлайл, – обманчиво серьезно произнес капитан, – что Господь поселился в Пайхии, в то время как дьявол решил избрать в качестве пристанища Корорареку. – Взглянув на ее ошеломленное лицо, капитан громко расхохотался, и широкая улыбка, казалось, расколола его заросшее густой бородой лицо надвое. – Спросите об этом своих друзей-миссионеров, когда сойдете на берег. Уверен, они все вам объяснят.
– Когда мы сойдем на берег? – поинтересовалась Китти, не обращая внимания на веселость капитана. Ей нравился капитан Монк, хотя тетя Сара запретила ей с ним разговаривать. Китти никак не могла понять, когда он шутит, а когда нет. – И где причал?
– Причал? Боюсь, здесь нет причала, мисс Карлайл.
– А как же тогда мы сойдем на берег?
– Поплывете на лодке.
– Я?
И вновь капитан разразился смехом. Слишком неуместным, по мнению Китти.
– Нет-нет, – поспешил успокоить ее капитан. При этом он продолжал широко улыбаться, словно стараясь подчеркнуть, насколько веселой оказалась его шутка. – Я не позволю столь утонченной компании, как ваша, пуститься вплавь в одиночку. Два моих матроса доставят вас на берег. Вы все упаковали?
Китти кивнула:
– Думаю, да. Моя тетя как раз заканчивала паковать вещи, когда я поднялась на палубу.
– Хорошо, – ответил капитан Монк. Несмотря на то что ему нравилось лицезреть симпатичную мисс Карлайл на борту своего корабля в течение последних двух недель, он был счастлив отделаться от трех пассажиров, неожиданно свалившихся ему на голову. Теперь капитан и члены его команды, которым было строго-настрого приказано вести себя прилично, могли наконец расслабиться.
– Начну спускать шлюпки, – добавил капитан и пошагал по палубе, что есть мочи выкрикивая команды.
Китти нашла тетку в ее тесной душной каюте. Сара сидела в окружении тюков и саквояжей, и ее лицо в тусклом свете казалось зеленым как огурец.
– Уже недолго осталось, тетя Сара, – сказала девушка. – Капитан Монк начал спускать шлюпки, чтобы доставить нас на берег.
Сара взволнованно вскинула голову.
– Разве мы не можем спуститься на причал? – Она всегда была худощавой, а теперь, после пяти месяцев, проведенных в море, и вовсе стала тоненькой как тростинка. При взгляде на нее сразу становилось понятно, насколько изматывающим оказалось путешествие.
– Очевидно, здесь нет причала. Поэтому нам придется добираться до берега в шлюпках.
Сара закрыла глаза. Китти представляла, какие мысли роятся в голове у тети. Путешествие на двух скрипучих, насквозь пропитанных влагой кораблях оказалось для нее достаточно суровым испытанием. А теперь еще придется сидеть, скрючившись, в крошечной шлюпке всего в нескольких дюймах от воды, прежде чем ее нога ступит наконец на твердую землю. Тетя Сара приходила в ужас от одного вида океана и наверняка уже поняла, что ни при каких условиях не отважится отправиться назад в Англию, как бы ей этого ни хотелось.
– Значит, вы готовы? – спросила Китти, бросив на тетю намеренно сочувственный взгляд, в надежде на то, что сможет хоть немного облегчить ее страдания. Но Сара, смиренно поджав губы и сделав несчастное лицо, казалось, ничего не заметила и лишь плотнее запахнула шаль на напряженных плечах и кивнула.
– Давайте я попрошу капитана Монка, чтобы он вынес наши вещи на палубу.
– Нет, Китти, попроси своего дядю обсудить это с капитаном. Тебе не стоит с ним разговаривать, если в этом нет необходимости.
Китти с трудом подавила улыбку. В этом была вся ее тетя – еле стоящая на ногах из-за приступов морской болезни, холодеющая от ужаса при одной только мысли о путешествии в шлюпке и при этом беспокоящаяся о приличиях.
Вскоре на воду были спущены две шлюпки. Одна для пассажиров и их личных вещей, а другая для более крупных предметов, которые они привезли с собой. Шлюпки оказались не такими уж маленькими, к облегчению Сары и разочарованию Китти. Море в гавани было достаточно бурным, и девушка предвкушала удовольствие от раскачивания в шлюпке на волнах. Шлюпки оказались вельботами, на которых преследовали, гарпунили и тащили назад на корабль огромных морских обитателей, поэтому, несмотря на видимую легкость, они были прочными и весьма устойчивыми.
Однако, прежде чем оказаться в шлюпке, предстояло спуститься с корабля. Китти испытала мгновения настоящего ужаса, когда веревочная лестница, на которую она ступила – весьма нелегкая задача, когда нужно придерживать одной рукой шляпку и юбку, хотя сидящие в лодке моряки и отвернулись, дабы не смущать пассажирок, – резко качнулась над водой в одном направлении, в то время как корабль накренился в другую. Однако Китти удалось спуститься в шлюпку, не поранившись и сохранив достоинство.
Дядя Джордж в своей черной шляпе, плотно натянутой на костлявый череп, тоже спустился без приключений. Тетя Сара же, дожидавшаяся своей очереди у фальшборта, испытала настолько сильный стресс, что ее пришлось привязать ремнями к деревянному стулу и спустить вниз на веревке. При этом она плотно зажмуривала глаза, чтобы не видеть перекатывающихся внизу, внушающих ужас волн.
Пока моряки разворачивали вельбот в сторону берега, их товарищи складывали предметы мебели в грузовую сетку, прикрепленную к подъемнику, чтобы потом перекинуть за борт и спустить во вторую шлюпку. Увидев, что все вещи благополучно спущены и уложены, Китти развернулась и, прищурив глаза, подставила лицо соленым брызгам. Моряки налегли на весла, и вскоре строения и ограды на берегу начали быстро увеличиваться в размерах.
Наконец Китти увидела их. Несмотря на то что они всё еще казались крошечными фигурками, рассаживающимися в каноэ и гребущими навстречу вельботам, девушка поняла, что еще в жизни не встречала похожих на них людей. Вот они, маори, о которых она так много слышала. Словно зачарованная, наблюдала она за тем, как каноэ поравнялось со шлюпкой. Еще два каноэ, заполненных молодыми женщинами, пронеслись мимо по направлению к кораблю. Китти развернулась на лавке и, совершенно забыв о манерах, принялась рассматривать людей, сидящих в каноэ.
Восемь мужчин сидели на веслах в длинной узкой лодке, в то время как девятый стоял в середине, очевидно, ничуть не обращая внимания на волны, и дерзко взирал на Китти – о ужас! – единственным глазом. У всех мужчин была темная кожа и густые черные волосы, которые у одних ниспадали на плечи, а у других были собраны в пучок на затылке. Их наряды представляли собой смесь европейской и, как догадалась Китти, национальной одежды. Бедра мужчин украшало некое подобие короткой юбки. На нескольких аборигенах не было рубашек, и их выпуклые мышцы перекатывались под кожей, когда они поднимали или опускали весла. Один из моряков выкрикнул что-то на неизвестном гортанном языке, заставив Китти подскочить от неожиданности. Стоящий в середине лодки мужчина склонил голову, а потом сказал что-то своим товарищам, и те, искусно развернувшись на волнах, направили каноэ в сторону корабля.
– Кажутся свирепыми, не так ли? – спросил один из моряков, откровенно наслаждаясь эффектом, произведенным аборигенами на Китти.
– Э… да, – согласилась она. – Довольно страшные.
– Страшные или нет, – произнес дядя Джордж, бросив на племянницу суровый взгляд, – все они создания Божьи, и мы присланы сюда, чтобы обратить их в христианство, дать им избавление, лучшую жизнь, ключи от царства небесного.
Китти отвела глаза, избегая взглядов моряков и еле сдерживая улыбку. Ведь даже фраза «Передай соль» звучала в устах ее дяди как проповедь.
После этого в лодке повисла тишина. Тетя Сара по-прежнему крепко сжимала обеими руками планшир [1]1
Планшир – деревянный брус с гнездами для уключин, идущий вдоль борта шлюпки. – Здесь и далее примеч. пер.
[Закрыть], наблюдая за тем, как приближается бледная полоска берега, и острые костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Внезапно они оказались на самом гребне волны, и мгновение спустя шлюпка задрожала, коснувшись днищем усыпанного ракушками песка. Словоохотливый моряк провозгласил:
– Все на берег!
Но Китти не слушала. Все ее внимание поглотил черноволосый великан со смуглым лицом, разрисованным черными полосами и полукругами. Он решительно шагал в сторону шлюпки, сопровождаемый ватагой подпрыгивающих и возбужденно гомонящих ребятишек, среди которых были как аборигены, так и светлокожие. Китти непроизвольно вскочила, повинуясь подсознательному желанию броситься наутек, но зловеще улыбающийся великан вошел в воду, подхватил ее своими огромными мускулистыми руками и вытащил из шлюпки. Еле слышно взвизгнув, Китти изо всех сил ударила мужчину по голове. Позади нее Сара закричала от страха.
Огромный маори тотчас же перестал улыбаться, бесцеремонно бросил Китти и отошел на несколько шагов назад.
– Прошу прощения, – раздался его голос, напоминающий отдаленный раскат грома.
Китти упала в воду на четвереньки – надо заметить, глубина в этом месте достигала одного фута. Ее шляпка съехала на нос, а сильный ветер поднял подол платья и закинул ей на спину. Смущение сменилось унижением, когда Китти ощутила прикосновение ветерка к обнаженной коже через прореху в льняных панталонах. И, что еще ужаснее, она услышала, как один из моряков что-то произнес с явным одобрением.
Однако, прежде чем Китти успела что-либо предпринять, прямо перед ее носом возникла пара высоких поношенных сапог. Девушка поспешно оправила подол, а потом медленно подняла голову. Ее взгляд скользнул по коричневой коже сапог, миновал некогда белые молескиновые штаны, заправленные в сапоги, перекочевал на выцветшую голубую рубашку из саржи с открытым воротом и, наконец, остановился на лице обладателя сего наряда. Он оказался европейцем и хохотал, запрокинув голову назад. Но потом он все же наклонился и протянул Китти руку.
Водрузив шляпку на место, она ухватилась за запястье незнакомца и с трудом поднялась из воды. Пропитавшись водой, юбки стали невероятно тяжелыми и липли к ногам.
– Благодарю вас, сэр, – произнесла Китти с горящим от стыда лицом. Со стороны этого незнакомца было невероятно грубо смеяться над ней!
Продолжая ухмыляться, мужчина ответил:
– Не стоит благодарности, мадемуазель. – В его голосе прозвучали мелодичные нотки уроженца Ирландии.
Китти, рукава платья которой промокли до локтей, а ноги пощипывало от морской воды, гневно взглянула на мужчину. Внезапно и без всякой видимой причины Китти вдруг ощутила, как волосы у нее на голове встали дыбом. Эту фразу частенько употребляла ее покойная бабушка, прославившаяся под старость своим невероятно эксцентричным поведением и смачными высказываниями. Теперь же Китти не могла подобрать более точных слов, чтобы описать неприятное покалывание под покрытой мурашками кожей.
Крепко сложенный незнакомец оказался немногим выше среднего роста. Его волосы цвета спелой пшеницы были собраны в небольшой хвост. А вот брови, баки и щетина на подбородке казались немного темнее. На обветренном, покрытом загаром лице господствовал слегка загнутый нос. Серебристо-серые глаза лучились умом, а на губах играла улыбка. Совсем обыкновенный, подумала Китти, но все же привлекательный для любительниц такого типа мужчин, коей она, конечно, не являлась. Вдобавок он оказался еще и невежей.
Сдавленный крик, раздавшийся у нее за спиной, привлек внимание Китти. Дядя Джордж пытался – правда, без особого успеха – вытащить тетю Сару из лодки и отнести ее на берег. Светловолосый незнакомец подошел ближе и, слегка оттеснив плечом дядю Джорджа, подхватил Сару на руки, словно она весила не больше перышка – что было недалеко от правды, – а потом осторожно поставил ее на песок.
– Благодарю вас, молодой человек, – сказала Сара, слегка пошатываясь и поправляя шляпку. Весь ее вид говорил, что она испытала невероятное облегчение, вновь ощутив под ногами твердую землю. – Прошу прощения, но вы?…
Прежде чем мужчина успел ответить, на берегу появилась женщина с раскрасневшимся от спешки лицом и выбившимися из-под чепца рыжими прядями.
– Прошу прощения, – запыхавшись, произнесла она. – Вы преподобный Келлегер, полагаю? Мы не знали наверняка, когда вы приедете. Мой сын Альберт только что сообщил мне о вашем прибытии. Если бы мы знали…
Дядя Джордж поднял руку, призывая незнакомку замолчать.
– Ничего ужасного не случилось. Хотя мы дали предупредительный залп. Господь помог нам добраться до берега в целости, миссис… э…
– Персел, Ребекка Персел. Мой муж один из местных миссионеров. Святые небеса! – воскликнула женщина, заметив Китти. – Да вы промокли! Идемте, идемте в дом. Я только что поставила чайник.
Китти огляделась в поисках незнакомца в высоких сапогах, но тот уже ушел.
Глава 2
Китти сползла по изголовью узкой железной кровати и зажмурилась, чтобы не дать пролиться навернувшимся на глаза слезам. Во время путешествия она старалась как могла держаться весело и непринужденно, несмотря на то что ее жизнь так чудовищно круто повернулась. Китти пыталась сделать вид, что она по крайней мере примирилась с тем, что ей придется стать миссионером, хотя особой радости при этом не испытывала. Она старалась не думать о предательстве Хью, но ей было трудно скрыть тоску по матери. И конечно, она горько сожалела о смерти отца, и ей невыносима была мысль, что он покинул ее навсегда. А теперь она рассталась и с мамой. Тетя Сара чувствовала себя настолько разбитой, что Китти не решалась обременять ее собственными страданиями. А дядя Джордж… Дядя Джордж был не их тех, кому можно довериться, хотя и носил титул преподобного.
Китти чувствовала себя одинокой, ужасно скучала по дому и страшилась новой жизни. Случай с великаном маори оказался последней каплей. Китти чувствовала себя крайне неловко оттого, что, оказавшись на четвереньках в воде, она едва не разрыдалась у всех на виду.
Но, что более важно, ей удалось стерпеть. Отец всегда говорил, что хорошо воспитанные леди никогда не плачут на людях. Китти никогда не плакала и не станет начинать теперь. Вместо этого она дождалась, пока Ребекка Персел покажет ей ее комнату, и только после того, как закрылась дверь, позволила себе упасть на кровать и дать волю слезам. Теперь она страдала от мучительной головной боли и выглядела, должно быть, ужасно.
Когда раздался осторожный стук в дверь, Китти встревоженно села на кровати и принялась яростно отирать со щек слезы и взбивать примятые локоны.
– Войдите, – хрипло произнесла она.
Дверь со скрипом отворилась, и миссис Персел просунула голову в образовавшийся проем.
– Ну что, немного отдохнули, дорогая?
– Да. Благодарю вас, миссис Персел.
В течение нескольких мгновений миссис Персел нерешительно топталась на пороге. В свои тридцать лет она обладала плотной фигурой и похожими на мужские руками. Ее нельзя было назвать хорошенькой, но в ней чувствовалась доброта, а глаза смотрели простодушно. Помедлив, женщина произнесла:
– Можно войти?
– О, прошу прощения. Да, конечно. – Китти опустила ноги со стеганого покрывала на пол.
Прикрыв за собой дверь, Ребекка присела на краешек кровати.
– Вы плакали.
Китти смущенно кивнула.
Ребекка потрепала девушку по руке:
– Не переживайте, дорогая, все мы плакали, когда впервые оказались здесь. Вы напуганы и очень скучаете по дому, я права? Мы предоставили вашим дяде и тете комнату в конце коридора. Мы сочли, что вы захотите поселиться отдельно.
Постаравшись изобразить на лице признательность, Китти произнесла:
– Да, благодарю вас.
Комната была крошечной, примерно шесть на восемь футов, но все же здесь помещалась кровать, небольшой прикроватный столик и саквояж с вещами Китти. Судя по скошенному потолку, комната являлась частью пристройки к основному дому, хотя дверь вела в общую комнату. Под самой низкой частью крыши располагалось небольшое оконце, а стены были сделаны из дерева и покрашены белой краской, местами уже облупившейся. Единственным ярким пятном был пестрый коврик на полу.
Ребекка тем временем продолжала:
– У нас четыре таких комнаты. Когда в доме живет только одна наша семья, их занимают помощницы по хозяйству и дети. Есть также большая комната, которую вы уже видели, еще наша с мистером Перселом спальня, еще одна комната для детей, кухня, а на улице уборная. Когда в доме гости, мои помощницы уходят ночевать в деревню. Она называется Пукера. Это недалеко, всего в двух милях отсюда.
– Похоже на кроличий садок, – сказала Китти и тут же закусила губу. Ее слова прозвучали неодобрительно, и миссис Персел могла счесть ее неблагодарной.
Ребекка улыбнулась:
– Так оно и есть. Здесь очень тесно, когда дом полон. Особенно в период дождей. Но мы не жалуемся. Мы более чем счастливы приютить у себя семьи вновь прибывших, ведь это часть нашей работы. Да и дети не возражают.
– Сколько их у вас, миссис Персел?
– Детей? Шестеро.
Китти непроизвольно взглянула на заметно округлившийся живот хозяйки дома.
– И скоро мы ожидаем еще одного.
– Прошу прощения, – сказала Китти. – Я не хотела показаться грубой.
Но Ребекка только отмахнулась:
– У нас у всех большие семьи. У преподобного Уильямса и его жены одиннадцать детей. Младшему только-только исполнилось одиннадцать месяцев. И у вас будет такая же большая семья, когда вы встретите подходящего молодого человека. А это непременно случится, ведь вы такая хорошенькая.
«Только мне не нужен молодой человек, – печально подумала Китти. – Мне вообще никто не нужен».
Ребекка посмотрела на соляные разводы на платье девушки.
– Ваше платье непременно нужно постирать, – озабоченно заметила женщина. – Иначе эти разводы уже не вывести.
Китти безуспешно попыталась стряхнуть с подола соль.
– А кто тот человек, что… э… помог мне вылезти из лодки?
– Это, моя дорогая, Хануи. Его брат Тупеху вождь здешних племен.
– Он ужасно напугал меня, я ведь ничего не знала о его намерениях.
– Да, он действительно внушает страх. Но он просто хотел помочь. И, несмотря на устрашающий вид, он очень славный человек. В отличие от своего брата, который может вести себя вздорно, надменно и грубо. А преподобного Уильямса тот и вовсе считает ручным. У вас есть другое платье?
– Да, – ответила Китти, слегка озадаченная вопросом.
Ребекка смешно округлила глаза.
– Тьфу, совсем забыла. Вы наверняка привезли с собой множество чудесных платьев, не так ли?
– Ну, не так уж много. Но у меня есть два или три довольно симпатичных платья. Только сейчас я в трауре.
– Да, ваша тетя что-то говорила об этом. Мне очень жаль.
– Благодарю вас, – ответила Китти и поспешно откашлялась, чтобы прогнать острое чувство потери, охватившее ее при воспоминании о горячо любимом отце. – У меня есть еще одно черное платье. – Китти не сочла нужным заметить, что траурные платья были единственными новыми вещами в ее гардеробе. Все остальные были куплены в магазине подержанных вещей в Норидже. Китти вспомнила список необходимых вещей для «отправляющейся за границу леди». Помимо всего прочего список включал в себя четыре траурных платья, восемь платьев из муслина, четыре платья для ужина и три вечерних платья – два шелковых и одно атласное. Не говоря уж о сорока восьми сорочках, тридцати шести ночных сорочках, двадцати четырех парах хлопчатобумажных чулок, четырнадцати парах шелковых и по меньшей мере дюжине перчаток. Почитав этот список, они с матерью рассмеялись впервые после того, как в их жизни произошло ужасное событие.
– У меня было несколько весьма симпатичных платьев, когда мы сюда приехали, – продолжала Ребекка, с сожалением посматривая на свои полинявшие юбки, – но все они испортились от соленого воздуха. Я осторожничала как могла. Регулярно стирала их и не носила во время работы, но все равно они не прослужили долго. Из того, что удалось спасти, я сшила одежду детям, но и она быстро пришла в негодность. Кажется, первые несколько лет мы все ходили в лохмотьях. Моя сестра присылает время от времени посылки с вещами, и мы очень благодарны за это. Миссионерское общество дома и в Австралии заказывает все, что нужно, но красивые платья не являются предметом первой необходимости. Иногда нам привозят отрезы ткани, но я назвала бы ее скорее практичной, чем модной. Это фланель, тик, муслин и тому подобное. Но, мне кажется, Господу все равно, во что мы одеты, когда работаем. Главное, чтобы эта одежда была пристойной. – Ребекка тоскливо вздохнула. – Хотя я не отказалась бы от куска шелка или хотя бы ситца. Я слышала, в миссионерском магазине сейчас продается плотная хлопчатобумажная ткань с узорами. Из нее вышли бы отличные платья для взрослых и детей, но слишком уж далеко туда ехать.
– Я видела на некоторых маори европейскую одежду, – сказала Китти. – Где они ее берут?
– Мы шьем для них одежду, а еще они выменивают ее у торговцев и моряков.
– Вы шьете для местного населения? – удивленно спросила Китти.
– Да, это часть нашей работы. Маори очень ценят одежду, и наши труды бывают щедро вознаграждены. Мы обучаем местных женщин и девушек шить, и это занятие им очень нравится. – Ребекка придвинулась ближе, словно кто-то посторонний мог ее услышать. – Только вот, должна сказать, им не слишком нравится носить нижнее белье в отличие от цивилизованных женщин, в особенности корсет. И все же платье лучше, чем совсем ничего. А они действительно привыкли ходить практически нагишом и, к сожалению, продолжают ходить.
– А дети на берегу в маленьких платьицах и брючках?
– Это работа девушек, которых мы обучаем в наших домах. Мы также шьем форму для детей, посещающих миссионерские школы, а когда узнаем, что одна из женщин маори ожидает прибавления, готовим приданое для ее малыша.
– Очень благородно с вашей стороны.
– Ну не то чтобы. Мы начали делать это несколько лет назад, потому что это побуждает их крестить своих детей. Если они соглашаются на это, то получают детские одежки, которые они обожают.
– И все же они продолжают носить национальную одежду? Я видела мужчин в каноэ, на которых не было ничего, кроме коротеньких юбок.
– Такая одежда называется пьюпью, – пояснила Ребекка. – Они надевают то, что им нравится. Иногда все сразу, а иногда вообще ничего, – добавила она и пожала плечами, словно говоря, что ситуация прискорбная, но поделать все равно ничего нельзя.
Китти вздохнула:
– Похоже, мне придется многому учиться.
– Верно. Но мы все чувствовали себя так же, когда только приехали. Уверена, что вы узнаете много нового за ужином, который состоится в шесть часов. К нам присоединятся преподобный Уильямс с супругой и Тейты, еще одна чета миссионеров.
Китти на мгновение задумалась.
– Миссис Персел?
– Зовите меня просто Ребекка, дорогая. Мы здесь не соблюдаем церемоний, по крайней мере в своем женском кругу. Хотя к Марианне Уильямс мы обращаемся миссис Уильямс. Аборигены зовут ее мата Уирему, что на их языке обозначает мать Уильямс.
– Могу я спросить, как давно вы здесь, в Новой Зеландии?
Ребекка задумчиво сдвинула брови.
– Так… Все мои дети родились здесь. Альберту сейчас двенадцать – он мой старший. Стало быть, мы здесь тринадцать лет или чуть меньше.
Сердце у Китти упало. Тринадцать лет! Она совершенно не собиралась оставаться здесь на столь длительный срок.
От Ребекки не ускользнуло выражение ее лица.
– О, Китти, все не так ужасно, уверяю вас. Мы очень счастливы здесь, и наш труд вознаграждается. Чего вы ожидали, когда принимали решение приехать сюда?
– Я не… – Китти осеклась, осознав, что дядя и тетя скорее всего не рассказали, почему племянница приехала с ними. – Вообще-то я не знала, чего ожидать. Но надеюсь, скоро пойму.
– Конечно, поймете, дорогая, – сказала Ребекка, вновь потрепав Китти по руке, а затем поднялась с кровати. – А теперь прошу прощения, мне нужно готовить ужин. За ним должна следить одна из помощниц, но она, знаете ли, все время витает в облаках.
Китти тоже встала.
– И еще один вопрос, миссис… Ребекка. Кто этот светловолосый джентльмен, которого я видела на берегу? Я, к сожалению, не расслышала его имени.
– Ирландец? Это капитан Фаррел.
– Капитан?
– Да, Райан Фаррел, торговец. Он владеет очень красивой шхуной, курсирующей между Новой Зеландией и Сиднеем. Он также заходит и в другие порты, если я не ошибаюсь. Но, я думаю, он не тот человек, с кем вам следует общаться. Он моряк, я слышала пару историй, связанных с его именем. Одним словом, он неподходящая компания для молодой леди. Для любой леди. Мы и сами не слишком с ним общаемся, пока речь не заходит о пополнении запасов.
– Мне он показался очень грубым, – ответила Китти. – Посмеялся надо мной.
– Да, я согласна, что он не всегда ведет себя как джентльмен. Вообще-то говорят, он не признает никаких законов и ценит только собственное мнение.
Ужин проходил в дружеской обстановке. За длинным обеденным столом в общей комнате собрались Келлегеры и Китти, чета Перселов, преподобный Уильямс с супругой и Фредерик и Джанна Тейт. Дети семьи Перселов ужинали на просторной веранде. Даже малыш четырнадцати месяцев от роду, казалось, привык есть с ложки. Обычно, когда мать бывала занята, его кормили младшие сестры. К счастью, дети Уильямсов и Тейтов остались дома, иначе жилище семьи Перселов затрещало бы по швам.
Ужин состоял из супа и запеченной рыбы с овощами, выращенными на огороде, принадлежащем миссионерам. На десерт подали домашний пирог со сладким кремом. Более всего ужин оценили гости, которые на протяжении пяти месяцев питались корабельной едой.
В перерыве между рыбой и десертом Джордж промокнул губы салфеткой и отодвинул стул, ножки которого неприятно скрипнули по деревянному полу.
– Что за чудесная трапеза, – произнес он. – Поистине Господь щедрый кормилец.
Китти, которая собиралась поблагодарить щедрую кормилицу Ребекку Персел за чудесный ужин, промолчала.
– Вы всегда так сытно питаетесь? – спросил Джордж мистера Тейта, сидящего по правую руку от него.
Местный столяр Фредерик Тейт, крепкий мужчина с добродушным лицом, стоящий на пороге сорокалетия, на мгновение задумался.
– В общем, да, когда ужинаем здесь, – ответил он. – Миссис Персел отменная кухарка. – Он улыбнулся хозяйке дома. – Конечно, миссис Тейт тоже отлично готовит, – поспешно добавил он, бросив взгляд на жену, сидящую на противоположной стороне стола, – но дома мы обычно питаемся проще.
Джанна Тейт неодобрительно посмотрела на мужа. Очень худая женщина с длинным носом и кругами под темными глазами, она выглядела старше своих лет.
– Мы заняты целый день, – словно защищаясь, сказала она. – У нас почти нет времени подумать о том, чем накормить семью, не говоря уж о том, чтобы специально готовить еду.
Китти почему-то не сомневалась, что речь миссис Тейт лишь совсем недавно стала правильной. Она бросила взгляд на сидевшую слева от нее Ребекку и заметила, что та сосредоточенно смотрит в свою тарелку, стараясь сдержать улыбку. Или же подобное впечатление создавалось из-за подрагивающего пламени масляных ламп, отбрасывающих тень на ее лицо?