Текст книги "Опасное сотрудничество"

Автор книги: Деанна Рэйборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Мертензия попыталась успокоить его, но Малкольм схватился за нее, костяшки его пальцев побелели, когда он сжал ее руки.

– Какая ирония, не так ли? – глаза Малкольма сверкали лихорадочным блеском. – Она думала убить меня, но случилось наоборот. Какой фарс: мы оказались надолго заперты в этой дыре вместе. Так надолго, – добавил он, начиная смеяться. – А теперь ее повесят. Ее повесят, – повторил он, все еще смеясь.

Его голос взлетал все выше и выше в истерии, и прошло очень много времени, прежде чем я забыла звук этого смеха.

* * *

Стокер безжалостно ввел Малкольму лечебную смесь из припасов Мертензии. Он приказал одной из горничных сидеть с хозяином, и мы безмолвно спустились по лестнице в гостиную. Было много чего сказать, но вместо этого мы укрылись в тишине. Стокер разлил крепкие напитки для всех, настаивая, чтобы мы приняли их в качестве лекарства от шока. Я пошла с Мертензией, чтобы посмотреть на миссис Тренгроуз. Дейзи выбежала навстречу, когда мы приехали.

– Она только что пришла в себя, – рапортовала горничная, бросая пристальный взгляд через плечо на кровать. Сгрудившись там, лишенная звенящего шателена и авторитета, экономка выглядела в точности кем была – стареющая женщина без надежды.

Она открыла глаза, когда мы подошли к кровати. Это было узкая железная койка с практичным покрывалом из зеленой шерсти. Тряпичный коврик покрывал только часть пола. Маленькое окно было единственным источником воздуха или света за затемненной лампой на ночном столике. Я задавалась вопросом: поражало ли когда-нибудь Ромилли, что женщина, отдавшая большую часть жизни служа им, жила так скромно, так целомудренно. Не удобная спальня, подумала я, a келья монахини, аскетичная и простая, лишенная тщеславия или снисхождения. Мне вдруг стало ужасно грустно из-за судьбы женщины, которая провела жизнь в этих безразличных стенах.

Внезапно миссис Тренгроуз заговорила сломанным и мягким голосом.

– Мне бы хотелось поговорить с мисс Спидвелл наедине, если можно, мисс, – обратилась она к Мертензии.

Мертензия пристально посмотрела на нее.

– Отлично. Не забудь принять лекарство, – кивнула она в сторону бутылки на ночном столике.

Миссис Тренгроуз кивнула в ответ.

– Я дала слово, – заверила она хозяйку. Мертензия бросила на нее длинный взгляд, и комната погрузилась в тишину.

– Я увидела это на вашем лице, – сказала мне миссис Тренгроуз. – Жалость. Не жалейте меня, мисс. У меня была не такая уж плохая жизнь, как у некоторых.

– Но у вас, возможно, могла бы быть собственная жизнь, – запротестовала я.

Она издала ржавый звук, мало похожий на смех.

– Моя собственная жизнь! Несбыточная мечта для женщины в услужении. Ваша жизнь принадлежит им. И я никогда не возражала, поверьте. Ни разу. Я до этого жила в коттедже за Пенкарроном. Восемь детей в доме, вечно не хватало еды. Я была худой как грабли, когда приехала в замок, чтобы стать няней Ромилли. Мистер Малкольм был еще ребенком, так давно это было. Я заботилась о нем, как будто он был моим. Когда ему исполнилось восемь, его отправили в школу. Прошло много лет, прежде чем хозяин вернулся домой по-настоящему. И он больше не был мальчиком.

Говор домоправительницы приобрел простоватые тона ее детства.

– Я любила его, любила их всех, но мистер Малкольм всегда был моим любимцем. Бремя забот о мистере Люциане и мисс Мертензии досаждало бы другому мужчине, но не мистеру Малкольму. Он отправил их в школу, потому как боялся, что не сможет их правильно воспитать. Но когда мисс Мертензия сбежала домой, он сказал, что сестра всегда будет жить здесь, раз хочет. Самый добрый брат, которого вы когда-либо видели! Я обдирала пальцы до костей для него. Сделала бы все, что ему требовалось. Обслуживала его как камердинер, готовила для него. Подстригала его волосы и чистила его ботинки. До тех пор, пока, наконец, не была повышена до экономки этого замка.

Ее глаза сияли от гордости, освещая шатлен, лежащий холодно и бессмысленно на ночном столике.

– День, когда я прикрепила ключи к своей юбке, был самым большим днем в моей жизни. И я думала, что мы всегда будем вместе, хозяин и я. Мисс Мертензия однажды выйдет замуж, ожидала я, и оставит нас. Мы вдвоем, мистер Малкольм и я, пара холостяков, будем стареть в нашем уютном уединении. Потом появилась она, – сказала женщина с горечью. – И все рухнуло.

– Малкольм любил ее, – напомнила я миссис Тренгроуз.

– Любил! – Слово изогнуло ее тонкие губы в нечто уродливое. – Она не была достойна любви, не была достойна его.

Я уставилась на нее, чувствуя острую жалость к самому несчастному существу, которого я когда-либо знала. Ее собачья преданность была ужасна. Любая женщина, обладающая духом или силой, испытала б отвращение при одной мысли о том, чтобы отдать себя на заклание как жертвенного агнца. По сути, это было убийство собственных независимых мыслей и чувств. В течение десятилетий миссис Тренгроуз стирала свою личность. Пока не стала ничем иным, как автоматом, движущимся по жизни своего хозяина, не думая ни о чем, кроме как услужить ему. Завоевывать его уважение, заботясь о семье, которая никогда не была ее собственной.

– Вы уверены, мисс, что никогда не сделали бы этого ради любви, – неожиданно сказала она. – Думаете, что выше такого унижения. Но вы не знаете, что значит любить. Любить так сильно, что ничто не имеет значения, вообще ничего. Ни ваша гордость, ни ваше достоинство, ни вы сами. Ничего, кроме малышей и их счастья. Так я чувствовала с мистером Малкольмом и мисс Мертензией.

– Это не любовь.

– Возможно, – ответила она с чем-то вроде своего старого авторитета. – Но самое близкое к ней чувство, что я когда-либо знала. И когда я думала, что она отнимет это у меня… Я не смогла этого вынести.

– Розамунда, – подсказала я, вытягивая имя как призыв.

– Она была так очаровательна, было удовольствием ненавидеть ее, – продолжала экономка свою исповедь. Я несу ответственность за ее смерть и знаю, что должна заплатить за это. Я не жалею. Буду счастлива висеть за то, что сделала с ней. Люди будут насмехаться и говорить, что я убийца, но сначала она причинила ужасное зло, она так сделала. Розамунда хотела обманом навязать мистеру Малкольму роль отца ребенка другого мужчины. Это было неправильно!

– Неправильно, – согласилась я. – Но не настолько неправильно, что ей следовало заплатить своей жизнью. Она также не должна была отвечать за свои прегрешения вам. Это дело Малкольма Ромилли.

– Я была его мстителем, карая и исправляя зло, которое ему причинили.

– Тем не менее, это был не ваш выбор, не ваше место.

– Мой выбор, мое место? – Ее смех был резким. – Мне бы не было места, если бы она жила. Она угрожала выгнать меня. Я пошла к ней ночью перед свадьбой. Розамунда поссорилась с мисс Мертензией из-за сада, изображая хозяйку поместья. Я пошла к ней, умоляя быть немного добрее. Она могла позволить себе быть щедрой, сказала я. У нее есть все: хозяин, замок, имя, титул. Она лишь зло рассмеялась и велела, чтоб я занималась своими делами. И тогда я разъярилась. Я сказала ей, что счастье мисс Мертензии – мое дело, и так будет всегда. В ответ она пригрозила, что не будет, если я не оставлю свою наглость. Заявила, что я позволила себе недопустимое нахальство, что должна знать свое место и вести себя прилично. Я вышла из себя. Сказала, что знаю о ребенке, и что церковь это исправит, но у нее нет никакого морального права говорить со мной о приличиях.

– Ей это не могло понравиться, – размышляла я.

– Нет. Розамунда сказала, если я не буду держать все в секрете, она проследит, чтобы меня отправили с острова на первой же лодке. Вот тут меня осенило, что это не может быть ребенок мистера Малкольма. До этого я думала, они просто не дождались своих обетов, понимаете. Многие пары не дожидаются. Особенно здесь, когда священник приезжает раз в месяц провести обряды женитьбы и похорон. Но Розамунда не стала бы такой белой, не начала бы дрожать, если ребенок был его. Я вспомнила, что однажды застала ее с лордом Темплтоном-Вейном, ничего шокирующего, правда. Но когда я наткнулась на них, она смотрела на него с таким выражением на лице, как женщина смотрит на мужчину, которого любит. Тогда я поняла, что она хотела сделать. Розамунда хотела подложить кукушку в гнездо, подбросить мистеру Малкольму ребенка любви, опозорить эту семью, – с горечью закончила она. – И я знала, мне снова нужно позаботиться о своих малышах и положить этому конец.

– Вы играли призрака после сеанса, не так ли?

Крошечная улыбка заиграла на ее губах.

– Мистер Люциан научил меня немного музыке, когда был мальчиком и бренчал аккорды. Я знала: не займет много времени, как все бросятся в музыкальную комнату. Мне понадобилось лишь мгновение, чтобы заскочить в проход и уйти через библиотеку. Я рассчитывала застать мистера Малкольма врасплох, чтобы он задался вопросом, действительно ли вызвали ее призрак. Надеялась, что тогда он все бросит.

Затем она запнулась, ее глаза помутнели от страха.

– Вы ее видели? – задала вопрос я.

Она качнула головой, одно резкое встряхивание.

– Нет, мисс. Но я знаю, она была там. Позже той ночью я пробралась в музыкальную комнату и почувствовала ее присутствие. Я знала, что она пришла.

Я могла бы сказать ей правду тогда. Было бы добрым поступком сказать ей правду, что это я была в музыкальной комнате. Но доброта не главное из моих достоинств. Я промолчала и позволила ей поверить, что дух Розамунды Ромилли был вызван в ту ночь.

Я наклонилась вперед, мой голос уговаривал:

– Г-жа Тренгроуз, что вы сделали с Розамундой после ее смерти? Если вы сообщите нам, и ее смогут похоронить надлежащим образом, возможно, его светлость замолвит за вас словечко.

У меня было мало уверенности, что виконт сделает что-нибудь подобное. Скорее, подозревала я, Тибериус сам с радостью затянет веревку на ее шее, отомстит женщине, убившей любовь всей его жизни. Но этот мост еще предстояло пересечь.

Я смотрела на нее с надеждой, но она отмахнулась от меня.

– Я устала, мисс Спидвелл. Рада, что хозяин в безопасности, и мне пора спать. – Она кивнула в сторону бутылки, которую оставила Мертензия. Я налила ложку смеси, как она указала. Подождала, пока экономка не уснула, накрыв ее одеялом в знак милосердия, прежде чем уйти.

Мертензия ждала за дверью, когда я вышла.

– Вы отослали охранника? – я глянула на пустой стул, где до этого сидел Каспиан с дробовиком, неловко переломленным на колене.

– Сейчас это больше не нужно, – просто сказала она.

Я передала бутылку, которую взяла с ночного столика. Крошечный череп был выгравирован в углу этикетки.

– Никогда больше, надо думать.

Она пристально посмотрела на меня.

– Вы скажете им?

Я медленно покачал головой.

– Это не мое дело.

– Я должна была, – яростно взорвалась она. – Вы слышали, что сказал Малкольм о скандале. Он и без того почти неуравновешен. Восстановится ли он должным образом, не знаю, но могу гарантировать, если его протащит по грязи каждая дешевая газета в Англии, его уничтожат. Это был единственный способ.

Я ничего не сказала, и она расправила плечи.

– Я предоставила выбор, a не заставила ее принимать яд. Тренни желала искупить вину, и это был единственный выход.

– Такая смерть легче, чем она заслуживает, – отметила я.

– Но это даст Малкольму шанс на лучшую жизнь, – сказала она, и я не могла возразить ее логике.

Я повернулась, чтобы оставить ее. Мертензия положила руку мне на рукав.

– Спасибо.

Я кивнула на закрытую дверь.

– Идите к ней. Даже убийца не должен умирать в одиночестве.

* * *

По дороге в гостиную я зашла в часовню замка, крошечную комнату для молитв, существовавшую с первых дней Ромилли на Сан-Маддерн. Десять шагов поперек в идеальном квадрате с крошечным алтарем, установленным перед витражом с изображением покровителя острова. Я знала, что у святого были другие имена – Мадерн, Мадрон – и что он был отшельником, посвятившим жизнь исцелению. Я не верила в религию, старую или новую. Но на всякий случай, если старый святой наблюдал за своим островом, я выразила горячее желание, чтобы он снова использовал свои таланты и одарил добротой семью Ромилли. Небеса знали, они остро нуждаются в исцелении.

Это было успокоительное место, с единственной скамьей, обтянутой алым бархатом, плиткой из черного и белого мрамора под ногами. Древний аромат ладана висел в неподвижном воздухе. Сводчатый потолок был пронизан резьбой с фруктами и рыбами острова, напоминая молящимся, что они наслаждаются редким и чудесным изобилием. Когда я повернулась, чтобы уйти, я увидела еще одну фигуру, прикрытую узкой резьбой на перекладине двери. Русалку, языческую прародительницу Ромилли, которую увековечили здесь, в этом самом христианском из мест. Интересно, присматривает ли она за живущими на ее острове? Я надеялась на это. Я поклонилась ей, когда уходила.

Глава 21

Я нашла остальных в гостиной. Стокер приволок подставку для графинов с вином из столовой и взломал замок, щедро раздавая бренди, чтобы релаксировать потрясения дня. Я ненадолго задержалась в маленькой часовне, но времени было достаточно, чтобы миссис Тренгроуз скончалась. Когда я вошла в гостиную, Мертензия присоединилась ко мне. Она ничего не сказала остальным за исключением того, что Тренни тихо и внезапно скончалась. Стокер покосился на меня, и я кивнула осторожно, чтобы только он мог видеть. Я знала, какой молчаливый вопрос он задал, и знала, что он правильно истолковал мой ответ. Другим я не говорила ни о маленькой бутылочке с черепом на этикетке, ни о выборе, который Мертензия предоставила Тренни. Смерть старухи прошла легче, чем она заслуживала, но это избавит семью от убийственного скандала.

Атмосфера была несчастной, и причина вскоре стала очевидной.

– Что было решено? Что вы будете делать? – осведомилась я y Тибериуса.

Собравшиеся повернулись к нему в едином порыве, наблюдая за ним жадными глазами. Выражение лица его светлости было непостижимым.

– Я едва ли знаю. Малкольм наполовину сошел с ума. Миссис Тренгроуз созналась в убийстве, а Розамунда все еще пропала. Завтрак дьявола! Бог знает, что из этого получат судьи.

– Нужно ли им об этом сообщать? – нерешительно спросила Мертензия.

– Прошу прощения? – он задал вопрос с идеальным высокомерием.

– Хорошо, – начала она медленно. – Мы не знаем точно, что случилось с Розамундой, это правда. Но Тренни призналась, что убила ее, так что теперь мы знаем больше, чем раньше. Любившие Розамунду могут ее оплакивать. Что касается справедливого правосудия, убийца встретилась с ним. Пусть не веревка в тюрьме Ньюгейта, но тем не менее, ее настигла смерть. Тренни заплатила за преступления. Конечно, мы можем договориться об этом.

Она осмотрела группу, но никто долго не произнес ни слова.

– Так что вы предлагаете, Мертензия? – наконец задал вопрос Тибериус.

– Оставьте все как есть, – просто сказала она. – Не говорите с властями на материке.

Виконт иронично рассмеялся.

– Думаете, что можете скрыть убийство?

– На этом острове мы прикрывали и худшее, – сообщила она. – Ромилли промышляли контрабандой и пиратством в этих водах веками, и жители острова ничего не знали.

Каспиан поддержал тетку.

– По крайней мере, в этом деле мы находимся на правой стороне, даже вы должны это признать, – он бросил вызов, вздернув подбородок и с намеком глядя на Тибериуса.

– Я не должен ничего признавать, – хладнокровно отразил атаку виконт. – Вы забываетесь, Каспиан. И вы запамятовали главное в этом деле. Розамунда. Она была началом всей эпопеи, и у нее нет надлежащего захоронения. Я непременно сообщу об этом властям, – мстительно пообещал он.

Хелен вышла вперед, присоединившись к своему сыну и невестке, заговорив нежно:

– Я понимаю, что вы пострадали. Но должны ли мы все продолжать страдать? Подумайте о скандале, который это вызовет. Для нас, а также для вас. От этого не уйдешь.

Тибериус допил последний стакан.

– Я сообщу об убийстве Розамунды и буду настаивать на поиске ее тела. Я разберу этот остров, камень за камнем, пока она не будет найдена. И если к тому времени, когда я закончу, ничего не останется от острова Сан-Маддерн, от Ромилли или самого Атлантического океана, мне все равно, черт возьми.

Каспиан шагнул вперед, стоя лицом к лицу с Тибериусом. Он выплеснул немного бренди из своего стакана, когда театрально взмахнул рукой.

– Я не позволю вам навредить моей семье, – произнес он, его голос только немного дрогнул.

Тибериус наградил его тонкой улыбкой.

– Мой дорогой мальчик, вы не можете остановить меня.

Он осторожно поставил стакан, встал, застегивая манжеты и осматривая испуганные лица.

– Я уеду утром. Считайте это моим прощанием со всеми вами.

Он повернулся на каблуках и вышел из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь. Хелен издала тихий звук протеста, Мертензия произнесла ругательство, которое, похоже, выучила у Стокера – настолько оно было красноречиво. Каспиан пошел ставить свой бренди на каминную полку, но стакан выскользнул из его нервных пальцев, пролив янтарную жидкость в очаг. Не заботясь о нем, он бросился на стул и закрыл лицо руками.

– Мы погублены, – трагично вымолвил юноша.

– Ты пытался, – утешала его мать. – Доблестное усилие, крошка. Я никогда не гордилась тобой больше. Ты противостоял на равных пэру королевства!

– Какая разница? – потребовал он, опустив руки. – Мы погублены.

Я смотрела на очаг, на лужу бренди на темном камне, размышляя о миссис Тренгроуз. Стокер подошел и встал рядом со мной.

– Кажется, совсем недавно я стояла с миссис Тренгроуз, потягивая бренди и болтая о призраках, – реминисцировала я.

– Колесо Фортуны вращается… Ты сказала, потягивая бренди с миссис Тренгроуз? Она пила только чай.

– Ей нравилось крепкое спиртное, – призналась я.

– Но она избегала пить островное вино, – указал Стокер. – Даже чтобы проверить его качество, прежде чем перельет его в большую бочку в подвале.

Я уставилась на него.

– Даже не предлагай этого, – прошипела я.

Он потащил меня к выходу, не обращая внимания на взгляды других. Я схватила его руку, когда мы прошли через кухню к железной двери, ведущей в подвалы. Стокер остановился, ругаясь.

– Заперто, и, без сомнения, ключ все еще у миссис Тренгроуз.

Я достала две шпильки из своего узла Психеи[29] и передала Стокеру. Он вставил шпильки в замок, и мгновенной, ловкой манипуляцией открыл его.

– Ты должен научить меня, как это делать, – предупредила я. Он открыл дверь, и я бросилась вперед, вниз по каменной лестнице, ведущей к подвалам, Стокер следовал по пятам. Мы остановились рядом с большой бочкой, уставившись на нее с немым ужасом.

– Я не могу думать об этом, – наконец удалось вымолвить мне.

– Это единственное место, где мы не смотрели. И миссис Тренгроуз получила задание искать Розамунду во всех уголках замка. Включая погреб.

– Она могла вынести тело и бросить в море, – упорствовала я.

– Это слишком далеко. Ее бы могли увидеть, – возразил он.

Я вздохнула и указал на топор, висящий на стене.

– Тебе это понадобится.

– Опасность быть замеченной, казалось, не беспокоила миссис Тренгроуз, когда она послала нас к гибели, – припомнила я, когда Стокер поднял топор.

– Было темно, поднимался туман, и прошел всего день после сильного шторма. Маловероятно, что ее увидели бы. Розамунда исчезла в яркий летний день. – Стокер крепко сжал топор и сделал паузу. – Вероника, – сказал он, и я обернулась, увидев выражение мучительного нежелания на его лице.

– Знаю. – Я отступила назад, указав на самую большую бочку с вином. – Сделай это сам.

Он поднял топор и взмахнул им над головой. Потребовалось три удара, прежде чем Стокер разбил боковую часть бочки. Была пауза, затаивший дыхание момент, когда ничего не произошло. Затем полилось вино, темно-алые реки, точно старая кровь пролилась на пол. Наконец появилась рука, тонкая, обернутая в свадебный атлас, окрашенная в цвет виноградной кожуры. На безымянном пальце тускло светилось кольцо – тонкая золотая полоска.

– Боже мой, – выдохнул Стокер.

Я знала, это не было проклятием. Это была молитва.

* * *

Мы не сказали Тибериусу, пока не вытащили ее из бочки, не выложили и не расправили свадебное платье. Я вытерла лицо и руки Розамунды чистой тканью, смоченной в уксусе, и Стокер нашел простыню, чтобы прикрыть шею. Волосы были окрашены вином и сильно испачканы, но выражение лица казалось спокойным.

Я не люблю вспоминать о последующих часах. Тибериус был сломлен ее видом и без слов отступил в свою комнату. Мертензии пришлось позаботиться обо всем, принять необходимые меры. Каспиан и Стокер закончили копать в полночь. Когда все было готово, Мертензия вызвала нас в ядовитый сад, дав каждому из присутствующих свечу, и мы торжественно собрались под охранной фигуры корабельного святого.

– Что это? – растерялся Тибериус.

Мертензия вышла вперед.

– Вы сказали Каспиану, что не оставите нас в покое до тех пор, пока она не будет похоронена. Именно это я и хочу сделать.

– Это сад, – обратилась к нему я. – Первое место Божьего творения для человечества. Столь же священное место, как любое другое. Если вы хотите гимны, мы будем петь их. Если вы хотите молитвы, мы помолимся.

Тибериус колебался.

– Малкольм должен быть здесь.

– Малкольму нехорошо, – новая властность успокоила ее голос, когда Мертензия стояла лицом к лицу с ним. – Я все объясню ему, когда он сможет это понять. Пока он будет отдыхать.

Тибериус медленно обернулся, принимая сообщение. Сразу за ним была каменная стена, увитая жасмином, аромат наполнял ночной воздух. Безмятежное лицо корабельной фигуры по имени Мерси наблюдало непрозрачными глазами.

– Очень хорошо, – хрипло сказал он. – Пусть так и будет.

У нас не было времени для гроба. Мертензия раскопала на чердаках драпировки, тяжелую золотую парчу, и Розамунду тщательно в них обернули. С бесконечной нежностью Каспиан и Стокер двинулись, чтобы бережно положить ее в могилу. Каждый из нас взял горсть земли и бросил на мерцающую ткань, предлагая мирный проход молодой женщине, которая навсегда останется в саду на берегу моря.

Наконец настала очередь Тибериуса. Мы отступили назад, чтобы дать ему уединение, когда он упал на колени у края могилы. Я слышала его голос, тихое долгое бормотание. Он в последний раз говорил с любовью своей жизни. Потом услышала глухой шум, когда земля из его руки упала на золотую ткань. Тибериус встал и взял лопату из рук Каспиана. Вместе он и Стокер завершили кропотливую задачу, заполнив землей могилу. Когда они закончили, Стокер положил руку на плечо брата, и Тибериус на мгновение накрыл его руку своей. Потом он пожал плечами и пошел к Сestrum, даме ночи, отрезав длинную веточку, чтобы положить на земляную насыпь. Белая и ароматная, она напоминала свадебный букет. Мы долго стояли в саду. Поднялась луна, излучая перламутровый свет, и над всем этим распространялся запах звездных цветов жасмина, летящий над морем.

* * *

К следующему утру все было решено. Когда Малкольм выздоровеет достаточно, чтобы путешествовать, Каспиан и Хелен возьмут его в длительный тур по Италии. Иностранная страна без знакомых, задающих вопросы, была идеальным выбором. Они планировали уехать минимум на год, пока Малкольм примирится со всем, что случилось. Тем временем Мертензия будет действовать от имени хозяина острова Сан-Маддерн. Учитывая решительность и авторитет, проявленные ею в ту роковую ночь, я почти не сомневалась, что остров окажется в хороших руках.

Весть о кончине миссис Тренгроуз была принята с облегчением со всех сторон, хотя Тибериус, казалось сожалел о том, что ее конец был спокойным. Потребовалась небольшая осторожная дискуссия, прежде чем судьба миссис Тренгроуз была решена, и, в конце концов, возобладало предложение Стокера. В своих беседах с местными рыбаками он обнаружил, что на острове иногда тайно проводились похороны в море для тех, кто тихо умер дома и предпочитал утешение бездны кладбищенскому погосту. Он объяснил, что стремительное течение унесет сброшенное в исходящий поток. Поэтому ее доставили на галечный пляж на западном краю острова. Тело положили в маленькую лодку и отправили в море, наблюдая, как волна повернула, унося печальный груз за горизонт.

– Это лучше, чем она заслужила, – сказал Тибериус, следя, как крошечный кораблик подбрасывает и качает на волнах.

– Возможно, – ответила я. – Но справедливость достигнута. И мертвецы наконец могут отдохнуть.

* * *

Мы собрали вещи и приготовились покинуть замок на следующей неделе. Все были затронуты странными событиями. Мертензия и Каспиан на этот раз были благодарны компании. Я провела много времени с Мертензией в саду, готовя свои прекрасные образцы Glasswings и изучая их привычки. Стокер и я больше не разговаривали друг с другом о ночи на Первой Сестре. Ночи, когда было сказано так много вещей, о которых нельзя говорить. Предчувствие того, что лежало перед нами, кипело во мне, и я не раз ловила на себе его взгляд, согретый ожиданиями.

В последний день после обеда я отправилась в деревню проведать Матушку Нэнс, что повлекло за собой множество кружек сидра и несколько загадочных замечаний.

– За долгий путь, в который вы отправитесь, – подмигнула она, поднося ко рту свою кружку. – Вспоминайте меня по-доброму, дорогая.

Я медленно поднялась по тропинке к вершине Сан-Маддерна, последние солнечные лучи летели мне в спину. Я только прошла через ворота, ведущие к территории замка, как появился Стокер.

Поравнявшись со мной, он остановился, его глаза горели.

– Добрый день, – формально приветствовала я. Мы провели последнюю неделю в пене предвкушения, едва осмеливаясь находиться вместе в одной комнате, настолько сильными были наши желания. Я больше не спала ни одной ночи, мучая себя откровенно непристойными мыслями, и заметила, что Стокер дважды в день плавал в холодных водах Атлантики, чтобы ослабить свой пыл.

Медленная улыбка распространилась по его лицу.

Я обвила руками его шею.

– Мне жаль оставлять остров.

– А мне нет. У меня есть планы на тебя в Лондоне.

– Лондон, – выдохнула я, закрыв глаза.

– Лондон, – повторил он. – Где будем только мы вдвоем. Ни Тибериуса, ни Ромилли. Ни убийц, ни бывших жен, ни трупов. Только мы.

Стокер склонил голову, горячо демонстрируя свои намерения. Он начал добиваться значительных успехов, когда позади нас раздался легкий кашель. Зубы Стокера, сильные и острые, защемили мою мочку, он слегка зарычал от разочарования.

– Что, Питер? – потребовал он, глядя на маленького мальчика, который терпеливо улыбался нам, размахивая куском бумаги.

– Телеграмма для леди, – объявил он. Стокер искал у себя в кармане монетку, пока я просматривала строчки.

– Это от леди Велли. Убийца Уайтчепела снова нанес удар, – сказала я. – Она не говорит, чего хочет от нас, только, что мы должны немедленно вернуться, и что это вопрос жизни и смерти.

Я ожидала, что Стокер будет протестовать, но мне следовало знать его лучше. Приключение ревело в его крови, как и в моей. Снова отправляемся в путь!

– Итак, еще одно приключение, – на губах медленно проступила улыбка, освещающая его лицо, как языческого бога. – Начнем? Рука об руку?

– И спина к спине, – добавила я с усмешкой. – Чтобы лучше видеть наших врагов.

Спиной к спине также совокуплялись бабочки, но я подумала, что лучше сохранить такое наблюдение для более интимного момента.

– Тогда вперед, – сказал он.

Я схватила его за руку и мы помчалась к замку под лучами западного солнца.

– Excelsior!