Текст книги "Опасное сотрудничество"

Автор книги: Деанна Рэйборн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 19

Я проснулась от горячей полосы солнечного света на моем лице и прохладного компресса на лбу.

– Наконец-то, – сказала Мертензия с явным облегчением. – Я думала, вы никогда не придете в себя. Мы боялись, что вы, возможно, ударились головой о камни, но не смогли найти никаких повреждений.

– Я утонула, – сообщила я, опираясь, чтобы принять сидячее положение. Комната плавала вокруг меня, кружась, как детская верхушка. Мертензия не слишком осторожно толкнула меня назад.

– Вы почти утонули, – поправила она. – Дважды уходили на глубину, прежде чем они вас вытащили.

– Они? – переспросила я. Потери той ужасной ночи обрушились на меня с тяжестью горы.

– Мужчины из деревни, – пояснила Мертензия. – Они взяли лодку, чтобы снять вас и Тибериуса со скалы. Что заставило вас решиться выйти в море, за пределами моего понимания, но они спустили на воду спасательную шлюпку.

– Как они узнали? – допытывалась я в замешательстве.

– Стокер сказал им, – спокойно ответила она.

Кровь хлынула в мою голову, стуча в ушах.

– Стокер?

– Да, – промолвила она с доброжелательной медлительностью, будто говорила с умственно отсталым ребенком. – Он приплыл обратно в Сан-Маддерн. Бог знает, как ему это удалось. Выполз на пляж полумертвым, а потом разбудил людей колокольным набатом. Они дьявольски долго отказывались выходить в море – была самая высокая волна года, вы знаете. И рыбаки не любят находиться в море в такую ночь. Но Стокер ругался, издевался и угрожал им, пока они не поплыли.

– Он жив, – тупо повторила я. Я повернула голову и увидел Честера, сидящего на тумбочке. Одно ухо было немного ниже, чем раньше, посажено под острым углом, и глаза были другими. Раньше бусинки были черными, но теперь они сияли, подмигивая темно-синим в утреннем солнечном свете. Я повернулась к Мертензии.

Она закатила глаза.

– Разве это не то, что я только что говорила?

– А Тибериус?

– Внизу, ест свой второй завтрак, так как не обедал. К тому времени, как прибыл спасательный катер, вас отнесло друг от друга. Они смогли вытащить его быстрее, потому что он был прямо на их пути. К тому времени, как вас нашли, тело далеко отнесло, и вы были без сознания. Старый Трефусис сам назначил необходимые спасательные меры. Мне сказали, что они ему очень понравились, – добавила она с хитрой улыбкой. – Потом вас вырвало на него половиной моря, и он был гораздо менее очарован. Но вы все еще были без сознания, когда вас везли. Стокер приказал положить в постель горячие кирпичи и разливать вам виски по горлу до тех пор, пока вы не заснете. Он сказал, что отдых будет для вас лучшим лекарством.

– Сколько сейчас времени? – спросила я, едва в состоянии переварить услышанное.

– Почти прошел полдень. И погода наконец прояснилась, только великолепное солнце и ясное небо, – доложила она, полностью откидывая шторы. Единственное пятно золотого света вспыхнуло в невыносимой яркости, осветившей комнату.

– Я должна одеться. – Мертензия пыталась помешать мне, но я пробежала мимо нее. Она в конце концов сдалась, подняв руки вверх и что-то бормоча.

– Я могу приготовить вам общеукрепляющее, – предложила она.

Я застегнула манжеты и сунула Честера в карман.

– Где миссис Тренгроуз?

Мертензия пожала плечами.

– Не знаю. Сначала Малкольм, а теперь Тренни. Я не знаю, какие странные события здесь происходят, но надеюсь, что скоро им придет конец.

– Так и будет, – пообещала я. Я распахнула дверь и бросилась в зал для завтрака, поднявшись по лестнице так быстро, как только осмелилась.

Тибериус, как она сказала, сидел за столом, отдавая должное тарелкам с яйцами, почками и грудами тостов. Как только я появилась в дверях, он встал. Он подошел ко мне, выражение его лица было смесью облегчения и чего-то большего.

– Моя дорогая Вероника, – вздохнул он. – Вы выглядите лучше, чем когда я видел вас в последний раз.

Я улыбнулась вопреки желанию. Виконт протянул руку, но я оттолкнула ее и обняла его. Тибериус обнял меня в ответ и пробормотал мне в волосы:

– Мы теперь больше, чем семья, я думаю.

– Больше, чем семья, согласна. Где Стокер?

Его светлость возобновил завтрак, заняв прежнее место за столом и намазывая свежий кусочек тоста.

– Отправился в деревню, чтобы поблагодарить рыбаков, которые вышли в море прошлой ночью.

Я вырвала тост из его пальцев и направилась к двери.

– Больше, чем семья, – напомнила я ему, когда он запротестовал.

* * *

Я встретила Стокера на пути из замка в деревню. Я с упоением летела вниз по склону, подобрав юбки. Когда повернула за поворот, он оказался передо мной, и я шагнула к нему, не замедляя темп. Я натолкнулась на него как катаклизм; взяв лицо Стокера в свои руки, дождливо целуя его, пока у нас обоих не перехватило дыхание, как будто мы бежали дистанцию.

– Вероника, – сказал он наконец, с таким выражением эмоций, что из-за полноты чувств я не могла говорить. Я обняла Стокера и прижалась лицом к его груди.

– Не надо. Пока нет, – умоляла я. – Скажи мне что-нибудь обыденное.

Тихий смех прогремел у него в груди, и я почувствовала его губы на моих волосах.

– Отлично. Я только что виделся с деревенскими мужчинами. Чтобы поблагодарить их за мужество и умение прошлой ночью.

Я кивнула, и он продолжил говорить о вещах, которые совсем не имели значения.

– Они не хотели выходить в море, но, в конце концов, преодолели свои страхи, и если бы не они… – Стокер замолчал и сжал меня мертвой хваткой так, что я испугалась, что больше никогда не смогу дышать.

– Стокер, – Слово переполняли эмоции, все, что я хотела сказать, и не могла выразить. Я достала Честера из своего кармана. Я протянула к нему ладонь с маленькой мышкой и с вопросом в глазах.

– Ты вцепилась в него, когда они подняли тебя на борт. Одно ухо почти оторвалось, а глаза исчезли, но я все еще знаю, как пользоваться иглой, – сказал он легко. Я подумала о часах, которые он, должно быть, провел, сидя у моей кровати, медленно и методично проделывая каждый стежок в плюше, помечая их, как жемчужины, на ниточке четок.

– Стокер, – повторила я, поворачиваясь лицом к нему, предлагая, спрашивая, ожидая.

Он наклонил голову, внезапно неуловимый. Я повернула его лицо к себе, почти в состоянии справиться со своими эмоциями.

– Думаешь, мы не будем говорить о том, что ты сделал?

– Не сейчас, – в его голосе прозвучала резкая нотка мольбы, которую я никогда раньше не слышала. – Я не могу вспоминать, а тем более говорить об этом.

– Ты рисковал своей жизнью, чтобы спасти нас, – напомнила я ему. – Ты сожалеешь о том, что сказал?

– Нет. Сожалею, что ты слышала это, – возразил Стокер.

– Ты не имел это в виду?

Он глубоко вздохнул и посмотрел на меня:

– Вероника Спидвелл, я имел это в виду тогда, имею в виду сейчас, и буду иметь в виду до последнего вздоха. Я люблю тебя.

Я открыла рот, но он положил на него палец.

– Не сейчас, – повторил Стокер. – Не здесь, с моим братом под рукой и убийцами, прячущимися за изгородями. Мы сыграли тысячу игр друг с другом, но время игр прошло. Кем бы мы ни хотели быть друг другу, мы поговорим об этом, когда не будет отвлекающих факторов. Мы поговорим об этом, когда сможем действовать, – закончил он, погладив большим пальцем мою нижнюю губу.

Его глаза обещали, и я вздрогнула от предвкушения, медленно кивая.

– Ты прав, конечно. Это вряд ли место для такого рода вещей. Значит ли это, что ты перестанешь мучить меня, демонстрируя себя в разных стадиях наготы?

– Не надейся, – Стокер усмехнулся.

Я снова поцеловала его. Я не думала о Кэролайн. Она осталась в прошлом, похоронена в тот момент, когда он нырнул в море, чтобы спасти меня. Она не будет преследовать нас снова.

* * *

Мы собрали Каспиана, его мать и Мертензию в гостиной для военного совета. Тибериус как мог деликатнее объяснил, что сделала миссис Тренгроуз. Мертензия восприняла это плохо, растворяясь в непривычном приступе плача. Хелен, чьи страхи ослабли, взяла на себя утешение невестки, обняла ее за плечи и бормотала успокаивающие банальности.

Каспиан, к моему удивлению, оказался на высоте.

– Мы должны продолжить поиски. Мы можем задействовать весь остров.

– Где вы предлагаете смотреть? – спросила я Каспиана. Он пожал плечами.

– Будь я проклят, если знаю, простите мою грубость. Мы играли в прятки по всему дому. Кроме нор священника, тут мало подходящих укрытий и ни одного места, достаточно большого, чтобы держать человека в течение какого-то времени.

Я вскочила на ноги.

– Будь мы прокляты, слепые дураки, – воскликнула я. Тибериус и Стокер шагали позади, следуя за мной, когда я направилась к спальне Малкольма.

– Мы уже смотрели здесь, – напомнил Тибериус. Я игнорировала его, нетерпеливо ища механизм для раскрытия норы священника.

– Вот. – Стокер потянулся, чтобы нажать на резьбу. Панель сместилась, и я втиснулась в укрытие. Стокер встал позади меня, держа лампу в воздухе.

– Посмотрите, – воскликнула я с триумфом. На пыли половой доски был четкий отпечаток обуви, маленький и заостренный. – Женщина! И оставлен, после того, как мы были здесь в последний раз.

– Что заставило тебя подумать об этом месте? – потребовал Стокер.

– Это, – я указала на заднюю часть норы священника. – Обшито панелями там, где должен быть камень. Я вспомнила, лишь когда Каспиан упомянул о норах священника. В то время это показалось мне странным, но я была слишком заинтересована в дорожной сумке, чтобы расследовать дальше.

Стокер нащупал панель позади норы священника и осторожно провел руками по молдингу.

Тибериус сунул голову в душный маленький отсек.

– Что, черт возьми, ты делаешь? Здесь стопроцентно никого нет.

– И это, очевидно, только прихожая, – сказал ему Стокер. – Иногда норы священника состояли из более чем одной комнаты, и мы должны были это осознать раньше.

– Откуда ты знаешь? – привычно бросил вызов Тибериус.

Я объяснила насчет панелей, когда Стокер возобновил свои исследования. Мы начали с противоположных концов панели и без победы прижались к центру, ни один из нас не обнаружил механизм. Я услышала движение позади, и оглянулась в спальню, чтобы увидеть Каспиана, Мертензию и Хелен, с тревогой наблюдающих за происходящим.

Я выбралась из клетушки. Стокер высунул голову, обращаясь к Мертензии и Каспиану:

– Не знаю, кого из вас спросить, но мне нужно разрешение, чтобы сломать стену.

Тетя и племянник обменялись взглядами и в унисон кивнули. Прежде чем кто-то успел произнести хоть слово, Стокер вернулся в дыру, и, подняв одну ногу в сапоге, с размаху врезал по панели. Раздался зловещий скрип, но панель не сломалась. Стокер сложил руки на груди и снова встал, пиная панель, наконец, она разбилась с глубоким стоном протеста. Он рвал разбитые доски, пока дыра не стала достаточно большой, чтобы впустить его. Я знала, еще до того, как услышала тихое дыхание.

– Малкольм там, – прошептала я, не желая, чтобы другие услышали. Было бы слишком огорчительно обнаружить его труп в дыре.

– Он там, – Стокер наступил ногой на сломанную панель, чтобы проникнуть в каморку.

– Должна ли я велеть им уйти? – тихо спросила я.

– Нет. Скажи им убраться с пути к черту, – приказал он. – Он все еще жив. И он не один.

* * *

Мне пришлось поверить Стокеру на слово, поскольку, когда Стокер вынес из дыры Малкольма, я подумала, что в руках у него, несомненно, труп. Мужчина был бледен, без сознания, и дыхание едва различимо. Хелен разразилась громким плачем, но Мертензия быстро восстановила самообладание. Стокер положил Малкольма на кровать и дал серию указаний по методам лечения.

– Как ты думаешь, он может умереть? – волновалась я, когда он оценивал состояние Малкольма.

– Возможно, – выражение лица Стокера было мрачным. – Я не видел там ни еды, ни воды. Он сильно обезвожен, страдает от шока и низкой температуры. Там холодно, как в могиле.

Я едва смела спросить.

– Это Розамунда… – начала я.

– Нет, – сказал он, резко вырезая каждое слово. – Г-жа Тренгроуз.

Стокер совершил еще одну вылазку в нору священника, чтобы забрать ее. Она была без сознания, и Стокер с явным отвращением передал ее Каспиану.

– Отнесите экономку в ее комнату. Она ответственна за попытку убийства Тибериуса, Вероники и меня, а также, думаю, вашего дяди. Вы будете охранять ее и следить, чтобы она не пыталась покинуть этот дом, когда очнется, – приказал он, столь же властный, как и его брат.

Если мальчик обиделся на то, что Стокер командовал, он никак этого не показал. Кивнул с умным видом и отправился выполнять распоряжение.

Мертензия зависла в дверях.

– Тренни, – тихо страдала она. – С трудом могу в это поверить.

– Поверьте, – сказал Стокер суровым голосом, возвращаясь к заботе о Малкольме. – Я также готов поспорить, что она почти убила и вашего брата.

Мертензия глубоко вздохнула.

– Я закажу все, что нужно, из кладовой, и Дейзи принесет это. Я сама позабочусь о Тренни, пока вы не осмотрите ее.

Стокер ворчливо согласился, и Мертензия ушла. Хелен великолепно справилась с ситуацией, организовав горничных. Они в рекордно короткие сроки обеспечили горячие кирпичи и воду. В очаге разгорелся огонь, яблоневые поленья бодро потрескивали и излучали желанное тепло. Толстые пуховые одеяла были нагромождены на все еще находящегося без сознания Малкольма и плотно обернуты вокруг него. Стокер пристально следил, отмечая медленное повышение температуры Малкольма, и возвращение цвета на его щеках. Все это время Тибериус сидел, как могильный бог, на стуле в углу, ничего не говоря.

Через несколько часов Мертензия вернулась. Она выглядела уставшей и очень грустной.

– Тренни пришла в себя. Она сказала очень мало, прежде чем снова уснуть. Но, мне кажется, была рада узнать, что брат найден, пока не стало слишком поздно. Как он?

– То же самое, – ответил Стокер. Мертензия задернула шторы, чтобы яркий солнечный свет не повредил глаза Малкольму, когда тот очнется. Она принесла маленький стул и уселась рядом с кроватью, наблюдая за братом, пока он спал.

– Кто-то дежурит у миссис Тренгроуз? – проверила я.

Она кивнула.

– Хелен предложила сидеть с ней, а Каспиан охраняет ее комнату с винтовкой Малкольма наперевес. Можно подумать, что она опасна, как Наполеон, – закончила она с призрачной улыбкой.

– Я не могу представить, что случилось, – присовокупила Мертензия прерывистым голосом после непродолжительной паузы. – Должно быть, она помешалась, если причинила вред Малкольму. Это невозможно. Он был ее любимцем, мы все знали. Тренни всегда любила его больше всех.

Эти слова заставили меня задуматься, какой может быть ужасной любовь, не возвращенная должным образом, разрушаясь и превращаясь во что-то неузнаваемое и опасное.

Еще через час Малкольм проснулся, моргая от яркого света лампы на камине. В темноте он изо всех сил пытался разглядеть фигуры.

– Мертензия? – спросил он слабо. Его сестра подошла к нему, приложив руку к его щеке.

– Я здесь, Малкольм.

– Тогда это был кошмар? Ничего, кроме сна?

Мертензия посмотрела на Стокера, который резко покачал головой. Она улыбнулась своему брату.

– Ничего, всего лишь дурной сон. Засыпай. Ты в безопасности.

Но он не спал. Вместо этого из-под закрытых век просачивались слезы.

– Малкольм? – тихо позвала Мертензия.

Он повернул голову на подушку, его лицо было обращено к стене.

– Я сделал ужасную вещь, – сказал он хриплым шепотом. – Действительно жуткий поступок.

Она наклонилась к нему.

– Я уверена, что нет.

Малкольм протестовал, яростно качая головой. Стокер подошел к локтю Мертензии.

– Сохраняйте его спокойствие, – прошептал он.

Мертензия погладила руку своего брата.

– Что бы ты ни сделал, ты, должно быть, думал – это правильное решение в то время.

– Я желаю отпущения грехов. Я нуждаюсь в отпущении.

– За что? – удивилась она.

– За убийство, – взорвался он, слезы текли по его щекам. – За убийство.

Глава 20

После того как буря плача стихла, Ромилли успокоился и начал свою исповедь. Не священнику, потому что на острове никого не было, а тем из нас, кто собрался по его приглашению. Сестра сидела рядом, держа Малкольма за руку, как будто придавая ему силы во время испытания.

– Я не знаю, с чего начать.

– Начните с дорожной сумки Розамунды, – мягко подсказала я. – Это то, что положило начало всему этому печальному делу, не так ли?

Малкольм кивнул.

– Да. Я так долго не мог найти себе места. В конце концов, решил написать нечто вроде истории Сан-Маддерна. Изучал старые книги в библиотеке, решая, что включить. Тренни мне очень помогала, когда я собирал воедино легенды – все эти старые истории о русалках и великанах. И тогда я подумал, что должен включить описание самого замка. Я покопался в архивах и нашел планы. Ничего нового не произошло с первой постройки, но в царствование Елизаветы проводились масштабные ремонтные работы.

– Норы священника, – пробормотала я.

– Верно. Несколько нор были построены там, где располагались старые лестницы. Одна-две были вырыты прямо в скале. Я думал, что было бы очень весело изучить их должным образом. Их не наносили на карту в течение многих лет, и половина тайников была забыта, – продолжал он. – Когда я открыл эту, то обнаружил за ней встроенную вторую, своего рода двойную панель: хитрость, чтобы обмануть ловцов священников. Я нажал на спрятанную панель и обнаружил еще одну нору. И именно тогда наткнулся на дорожную сумку.

Малкольм сделал паузу, и Мертензия протянула ему стакан воды, поддерживая за голову, чтобы он мог пить. Когда он закончил, то возобновил свою историю.

– Я понял, что Розамунда не покидала остров. Понимаете, до этого я был уверен, что она испугалась после свадьбы и сбежала от меня. К человеку, которого действительно любила. – Он пристально посмотрел на Тибериуса.

– Ты знал.

– Нет, только подозревал. Всегда думал: это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Не мог поверить, что она выбрала меня, а не тебя, – просто сказал Малкольм. – Я видел, как она смотрела на тебя, думая, что никто не замечал. Ты помнишь то лето? Как мы состязались друг с другом, чтобы произвести на нее впечатление? Подгоняя лошадей? Плавать дальше, прыгать выше? Мы были смешны. И когда она сказала, что хочет меня, меня! – я был на вершине блаженства. Только позже возникли сомнения.

– Сомнения? – переспросила я.

– Как она могла выбрать меня, когда могла иметь его?

Я ничего не сказала, ожидая ответ Тибериуса. Он предвкушал эту возможность долгими холодными ночами последние три года. Это был шанс сказать Малкольму правду, раз и навсегда, ликуя в победе.

Тибериус посмотрел на Малкольма.

– В этом нет тайны, мой друг. Она любила тебя.

Ложь, сказанная по самым благородным причинам. Я никогда не оценивала Тибериуса выше и не уважала больше, как в момент его двуличия.

– Она не сбежала ко мне, – продолжал Тибериус. – Боже мой, старина! У меня хватило бы порядочности сказать тебе, если бы она ушла ко мне. Я бы никогда не позволил тебе страдать эти годы, не ведая жива она или мертва.

– Теперь я это понимаю. Я знал, что тем летом был ее вторым выбором. Она сияла, когда смотрела на тебя, – Малкольм кивнул в сторону Тибериуса. – Но я догадывался: она хотела, прежде всего, безопасности и удовлетворения. Ты был захватывающим, но опасным. Ты никогда бы не позволил женщине управлять собой, как бы сильно ее не любил. Розамунда знала, что может справиться со мной. Я бы сделал для нее все и был бы счастлив, – настаивал он. – Она по-своему любила меня. Мы бы хорошо жили вместе, я бы заботился о ней. Я подозревал, что-то случилось, почему она внезапно решила выйти за меня замуж. Но не подвергал сомнению мою удачу. Не сначала.

Он сделал паузу. Мертензия, с благословения Стокера, предложила ему выпить что-нибудь покрепче, на этот раз глоток горячего виски. Он проглотил его и возобновил рассказ:

– По мере приближения свадьбы я видел, как она изменилась. В ней появилось беспокойное веселье, вынужденное счастье, лихорадка. И когда прибыл клавесин… – Он снова сделал паузу. – Не нужно быть гением, чтобы собрать воедино то, что произошло.

– Я не должен был отправлять клавесин, – покаялся Тибериус. – Это было не по-джентльменски – подарить его невесте другого человека.

– Ей понравилось, – бесстрастно сказал Малкольм. – Как она любила тебя! Я надеялся, что смогу заставить ее забыть. Думал, у нас будут дети, мы будем счастливы вместе. Итак, я женился на ней. И в тот же день она просто исчезла. Я только мог думать: она сбежала, чтобы быть с тобой. Не было записки, ее вещи исчезли. Никто не мог доказать, что ей причинили вред, так что осталась лишь эта неопределенность. Эта ужасная, ужасная неопределенность, где у меня была невеста, но не было жены. Никто не обнаружил пропавших лодок, так как она могла покинуть Сан-Маддерн? Остров был обыскан, здесь ее тоже не было. Я даже нанял частного сыщика следить за тобой, когда ты вернулся в Лондон, – признался он Тибериусу. – Но никогда не получал никаких доказательств того, что ты виделся с ней снова. Как ни искали, ее следов не было найдено. Розамунда просто исчезла.

Его губы искривились.

– Мы, корнуэльцы, верим в пикси, фей и русалок. Иногда я даже удивлялся, не было ли правды в некоторых из этих нелепых старых легенд. Казалось невозможным, что она могла бесследно исчезнуть. Но она исчезла. И поэтому я занялся делами, как мог. Делал все, что полагается делать хозяину острова, но психологически это был периода полураспада. Я понял, что такое лунатизм. Пока не нашел сумку.

Его глаза были мрачными, когда он сделал очередной глоток горячего виски.

– Когда я обнаружил саквояж, то понял, что был дураком. Розамунда, возможно, оставила бы меня, но она не сбежала бы в своем свадебном платье без перемены белья. С ней что-то случилось – несчастный случай или что-то еще хуже.

Он поднял голову, глядя на каждого из нас по очереди.

– И я начал задаваться вопросом: кто, возможно, хотел причинить ей вред? Я лежал без сна по ночам, и перебирал мотивы для всех, кто когда-либо знал ее. Довел себя до полусмерти, до безумия, воображая все возможные сценарии, каждое немыслимое преступление, которое могло быть совершено. И в итоге понял, что должен открыть истину, прежде чем незнание уничтожит меня. Поэтому я пригласил вас всех сюда, чтобы вы помогли мне. Рассчитывал, что если мы соберемся под одной крышей здесь, где все это произошло, кто-то мог бы что-то сказать или увидеть. Я думал, что правда должна быть здесь, просто вне досягаемости, мы должны ее найти.

– Вы знали, что Хелен – мошенница? – осведомилась я. – Она не разговаривает с призраками.

Он отмахнулся.

– Я так и подозревал, но хотел верить. Хотел верить в возможность, что Розамунда могла бы общаться с нами, что она могла каким-то образом заявить о себе. Если был хоть малейший шанс, что она могла это сделать, я собирался воспользоваться им.

Тибериус сидел в своем кресле с торжественностью судьи, в то время как Мертензия продолжала гладить брата по руке.

– Я никому не сказал, что собирался сделать. Я знал, что Каспиан и Хелен приедут, потому что в конечном итоге они Ромилли. Они приедут в память о Люциане. И чтобы, возможно, увеличить шансы Каспиана стать моим наследником, – добавил он с тонкой, слегка циничной улыбкой. – Знал, что ты приедешь, Тибериус, так как слишком увлечен историей Розамунды. Когда ты спросил, нельзя ли привезти невесту, я подумал, что, возможно, все-таки ошибся в твоих чувствах к Розамунде. Я сказал себе, что ты приедешь ко мне исключительно как друг. Когда я увидел тебя, понял, сколько у меня отняли последние несколько лет. Не только Розамунду, но и дружбу, которой я дорожил половину жизни.

Взгляд Тибериуса стал ярче обычного, и Малкольм грубо прочистил горло.

– В любом случае, я удивил всех своим объявлением о дорожной сумке. Наверно, было по-детски с моей стороны. Но я боялся, что никто не приедет, скажи я правду, почему хочу вас видеть. Боже, я так отчаянно пытался положить конец всему этому! Тренни была страшно расстроена. Она продолжала заламывать руки и причитать, что мертвых нужно оставить в покое. «Но, Тренни», – сказал я ей, – «мы не знаем, что она мертва». Только на следующий день я вспомнил кое-что, то, что должен был вспомнить, как только нашел сумку.

– Что именно? – насторожилась я.

– Тренни вызвалась обыскать все закоулки в замке, когда Розамунда исчезла. Она единственная, кто мог положить сумку туда, – просто сказал он. – Каждому отвели часть острова для поиска, это была ее квота.

– Есть еще кое-что, что ты забыл, – вставила Мертензия. – Люциан научил ее нескольким песням на клавесине. Должно быть, это она играла, изображая призрака во время сеанса.

Бледное лицо Малкольма побелело еще сильнее.

– Боже мой, – пробормотал он.

– За панелями музыкальной комнаты есть проход, – напомнила ему я. – Разве вы не знали?

– Мне это никогда не приходило в голову. Не думаю, что кто-то использовал его с времен моего детства. Если б я даже вспомнил о нем, то предположил бы, что проход заблокирован.

Я покачала головой.

– Ей нужно было только проскользнуть туда, когда мы приблизились. Комната казалось пустой, никто не проходил мимо, когда мы вошли. Если б она была быстрой и тихой, никто бы не догадался.

– И это до смерти испугало Хелен, она поверила, что действительно явился призрак Розамунды, – закончила Мертензия. – Но почему? Зачем все эти сложности, чтобы расстроить сеанс Хелен?

– Предотвратить дальнейшее расследование исчезновения Розамунды, – объяснила я. – Малкольм был готов поверить в способности Хелен. Но Тренни знала, насколько та суеверна. Она поняла, что если сможет ее напугать, они с Каспианом уедут. Разбирательство, скорее всего, будет прекращено. Отчаянный гамбит, но у нее было мало времени на планирование. Малкольм неожиданно обрушил информацию на всех нас и застал ее врасплох.

Ответ Мертензии был горьким:

– Я никогда бы не подозревала ее, не знала, что в Тренни есть это.

– Она сделает все для семьи, – медленно произнесла я. – Включая защиту от невесты, недостойную выйти замуж за Ромилли. Она убила Розамунду.

Я видела, как Тибериус крепче сжал подлокотники стула. Мертензия издала стон резкого протеста, но Малкольм безутешно закрыл лицо руками.

– Не могу в это поверить, – наконец заговорила Мертензия. – И все же…

Я повернулась к Малкольму.

– Когда вы узнали, что именно она убила Розамунду?

Выражение его лица стало совершенно несчастным.

– Когда она заперла меня в норе чертового священника. Она пришла ко мне с бокалом вина, как всегда, когда просила об одолжении. Тренни протестовала против сеанса, возмущалась, что все ищут-рыщут, задают вопросы. Сказала, это лишь снова разбудит страдания, которые мы только начали оставлять позади. Я ответил, что никогда не смогу нормально жить, пока не узнаю, что случилось с Розамундой, что меня замучила неопределенность. Заявил, что буду продолжать, пока не узнаю правду об убийстве Розамунды. Не успокоюсь, пока не разоблачу злодея. Я увидел, как внезапный ужас вспыхнул на ее лице. И я знал. Я знал.

Он сделал паузу, чтобы сделать еще один глоток виски, тяжело вздрагивая, когда виски пошло вниз.

– Мы были здесь, в этой комнате. Я противостоял ей, давил на нее, и Тренни призналась. Она сказала, что Розамунда была беременна чужим ребенком. Нетрудно догадаться, чьим, – он взглянул на Тибериуса. – Она клялась, что пыталась принять факт: Розамунда будет хозяйкой и ей придется принимать приказы моей жены. Но сидя в часовне, слушая, как мы произносим обеты, она поняла, что не сможет. Сама мысль, чтобы позволить Розамунде хозяйкой войти в этот замок и привести ублюдка в детскую, была кощунством. Это оказалось больше, чем Тренни могла вынести.

– Детская Тренни, – вставила Мертензия. – Она пришла сюда работать нянькой. Тренни расценила намерения Розамунды как величайшее предательство.

Малкольм продолжил.

– Поэтому она спокойно заманила ее после церемонии и убила. Тренни не сказала мне, как или где. Просто факт убийства. И тогда я пошел на нее.

– Пошел на нее? – спросил Стокер.

– Я не соображал, что делаю, – искренне сказал Малкольм. – Схватил ее за горло и начал душить. Тренни собиралась позволить мне сделать это, вот что самое ужасное. Как будто была довольна, что умрет от моих рук. Но затем комната начала вращаться, и я понял, что она добавила в вино один из отваров Мертензии. У меня закружилась голова, я почувствовал слабость и потерял сознание. Пришел в себя, когда она уже втянула меня в нору священника. Я пытался подняться, но не смог. И слушал, как она закрыла за собой панель, заключая меня в тюрьму в собственном доме.

Я пыталась представить этот ужас – слышать, как закрывается дверь в собственную гробницу. Мурашки побежали по коже. Мертензия заметно вздрогнула.

– Итак, я был там, в темноте, наконец-то зная, что случилось с Розамундой. Много хорошего мне это дало! Я понял, что исчезну так же, как и она. Никто никогда не узнает, что со мной случилось …

– Простите меня, – вмешалась я. – Но вы говорили об убийстве. Чье убийство вы совершили?

Он посмотрел на меня с удивлением, его губы дрожали, когда он произнес эти слова:

– Разве я не сказал? Тренни. К моему шоку, она вернулась, чтобы принести мне еду. Я был без сознания долгое время, думаю, много часов. Она дозировала еду и питье, чтобы у меня не было сил кричать о помощи. Я был слишком слаб, чтобы отказаться.

– Вот почему мы никогда не слышали тебя, когда с другой стороны панели открывали дорожную сумку, – заключил Тибериус. Малкольм болезненно улыбнулся. Мысль о том, что спасение было так близко, казалась слишком ужасной, чтобы задумываться.

– С какой стати она оставила сумку там? – внезапно спросила Мертензия.

Малкольм пожал плечами.

– Где же еще? Там ее прятали три года, пока я не нашел. Если бы Тренни попыталась уничтожить сумку, то могла бы попасться. Гораздо лучше вернуть сумку туда, где она была все время.

Малкольм глубоко вздохнул, приготовившись, и продолжил исповедь.

– Она сказала, что будет держать меня там, пока все не уедут, и тогда решит, что со мной делать. Тренни хотела прощения, сказала она мне. Она подошла слишком близко, что-то дикое светилось в его глазах. Я схватил ее за юбки, чтобы подтащить ближе. Когда она упала, схватил за горло. Мы случайно задели панель, она снова закрылась, заперев нас вместе.

Я посмотрела на Стокера, который вышел вперед и мягко сказал:

– Успокойте свою совесть. Г-жа Тренгроуз не умерла. Она без сознания и находится в своей комнате под охраной.

Малкольм вздрогнул, прижимаясь к подушкам.

– Что теперь с ней делать? – потребовал он.

Тибериус заговорил:

– Это решать магистратам в Пенкарроне. Она будет доставлена туда, если и когда станет в состоянии путешествовать.

– Скандал, – голос Малкольма сломался. – Это навлечет позор на нас. Несмотря на все усилия держать его в узде.