Текст книги "Опасные желания"

Автор книги: Дайана Галлагер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Дайана Г. Галлагер
Опасные желания

Каждый миг в предчувствии беды…

– Пожары, наводнения, ограбления, убийства. – Фиби поежилась. Она проснулась в отличном настроении, но телевизионные репортажи и газетные статьи испортили его напрочь. Природные катаклизмы, человеческая подлость – и при этом страдают невинные люди… Хорошо хоть на свете есть Зачарованные, способные вести борьбу со злом.

– Ты расстроилась? – Пайпер сочувственно потрепала сестру по плечу.

– Да нет, просто… Хорошо бы у меня чаще возникали видения, тогда мы могли бы предотвратить больше несчастий.

У Фиби вдруг скрутило живот, к горлу подступил соленый комок тошноты. Она почувствовала внезапную слабость и головокружение. Чашка с кофе выскользнула у нее из рук, и Фиби, тихо охнув, повалилась спиной на подушки.

– Фиби! – Пайпер, испугавшись за сестру, так растерялась, что даже не успела поймать падающую прямо на ковер чашку.

– Что с тобой? – Прю вскочила со стула и опустилась на колени рядом с диваном. – Видение?

Глава 1

Пугающий взгляд темных глаз застал Прю Холлиуэл врасплох, когда она, толкнув тяжелые деревянные двери, оказалась в фойе, озаряемом мерцающим светом настенных канделябров. Совсем не то представляла она себе во время ожидания в библиотеке, куда ее проводил дворецкий Стивена Тремэйна.

В памяти Прю всплыли слова ее сестры Пайпер, сказанные тем утром за завтраком:

"Будь осторожнее, Прю. Я слышала, этот тип тверд как скала и невероятно тщеславен".

"На то есть свои причины, – заметила Фиби, младшая из сестер. – Если верить светским хроникам, мистер Тремэйн – самый завидный жених города".

"Еще бы, если учесть, что он самый богатый холостяк штата. – Пайпер сделала на этом акцент. – Тщеславие – вот ключевое слово, Прю. Так что главное – найти удачный ракурс".

Нервно сжимая пальцами ремешок камеры, Прю с содроганием вглядывалась в доисторический лик. В мерцании электрических свечей с иссохшего пергамента кожи, обведенные белым, на нее взирали черные безжизненные глазницы с безучастным презрением к быстротечности времени.

"Словно символ всевластия Стивена Тремэйна", – с внутренним содроганием подумала Прю.

"Постарайся подобрать идеальное освещение, – всплыли в памяти слова Фиби. – В деловом мире Тремэйн слывет настоящей акулой".

Прю отнеслась к предостережениям сестер со всей серьезностью. Богатый предприниматель, фотографировать которого направили Прю, по слухам, имел эго столь же раздутое, как и его портфель ценных бумаг на Уолл-стрит. И если отзывы Тремэйна о ее работе будут не слишком лестными и жалобы его дойдут до главного редактора журнала «415», это нанесет мощный удар по ее и без того мизерному банковскому счету.

– Жутковатое зрелище? – послышался за спиной мужской голос.

– Нет, не сказала бы.

Прю, обернувшись, встретилась взглядом со Стивеном Тремэйном, который в этот момент закрывал за собой дверь в библиотеку.

В свои сорок три года, с коротко стриженными, тронутыми сединой волосами, подчеркивавшими жесткость строгих линий лица, Тремэйн производил впечатление куда более внушительное, чем ожидала Прю. Серые брюки прямого покроя и светлый пиджак поверх белого свитера с высоким воротом несколько смягчали суровый облик, не сглаживая, однако, высокомерности манер. Как заметила Фиби, Тремэйна можно было бы счесть привлекательным, если бы не его излишняя самоуверенность.

"И еще чрезмерная амбициозность", – добавила про себя Прю. Двадцать лет назад Тремэйн разработал и начал продавать игровое программное обеспечение, арендуя скромный офис в Окленде. По мере того как основанная им компания постепенно превращалась в индустриальный гигант, он развернул производство военных игр-симуляторов, а в прошлом году продал "Тремэйн Энтерпрайзес" за миллионы долларов.

Теперь же Тремэйн надумал баллотироваться в конгресс, с чем и было связано задание Прю. Фотография кандидата должна была украшать журнальную полосу с его интервью.

– Оригинальный ответ. – Тремэйн помолчал, видимо удивленный реакцией Прю, затем улыбнулся: – У большинства женщин моя коллекция вызывает отвращение.

– Да?

Смутившись под пристальным взглядом серых глаз Тремэйна, Прю снова повернулась к маске.

Водруженная на пьедестал, древняя реликвия явно доминировала в интерьере фойе. Овал лица обрамляли унизанные бисером пряди жестких черных волос, яркие полосы визуально отделяли глаза от зияющего провала рта с почерневшими раскрошившимися зубами – человеческими, если не ошибалась Прю.

– Западная Африка, не так ли? – спросила она с вежливой, слегка пренебрежительной улыбкой, которую Пайпер называла "ухмылкой всезнайки".

Вопрос Прю вновь привел Тремэйна в легкое замешательство. Похоже, ни одна из знакомых ему женщин не разбиралась в наследии древних культур.

– Да, это маска духа из бассейна Конго. Прю подала ему руку и назвала себя.

– Я рад больше, чем вы можете представить, мисс Холлиуэл. – Тремэйн взял руку Прю в свои ладони. – Не часто встретишь человека, способного оценить магию древнего искусства.

"Ты даже не подозреваешь, насколько ты прав насчет древней магии", – подумала Прю. Она и две ее сестры были Зачарованные, – три ведьмы, наделенные каждая своим магическим даром и связанные нерушимым обетом защищать добро и вести борьбу со злом. С тех пор как они поселились в викторианском доме, доставшемся им в наследство от бабушки, и нашли "Книгу Теней", силы их росли с каждым днем и становились все крепче объединяющие сестер незримые узы.

– И тем более столь очаровательное создание, – спокойно выдержав настороженный взгляд Прю, продолжал Тремэйн, отпуская ее руку. Она не нашлась что сказать, и кандидат, кашлянув, отвернулся с надменным видом.

Прю не могла понять, был ли он искренен в своих словах или всего лишь хотел переманить на свою сторону очередного избирателя. Она была не согласна с политикой Тремэйна, что значительно принижало его в ее глазах, но не имело ничего общего с порученной ей работой. Прю улыбнулась, чтобы сгладить неловкость момента, и взяла в руки камеру:

– Может, приступим?

– Для начала позвольте вам продемонстрировать другие жемчужины моей коллекции.

Тремэйн, галантно обняв Прю за талию, повел ее к двери.

Прю вмиг позабыла свою неприязнь к этому человеку, едва переступила порог библиотеки. Тысячи книг, многие в дорогих кожаных переплетах, выстроились вдоль трех стен на стеллажах, уходящих под самый потолок. Мягкий свет лился из арок высоких окон и застекленных дверей, выходящих в сад. Между стеллажами на панелях из красного дерева красовались маски, гобелены, кожаные щиты, индейские сети для ловли снов. В шкафах со стеклянными дверцами были выставлены керамика, ювелирные изделия, древние орудия труда, резные тотемы и идолы из металла, дерева, камня.

От восхищения у Прю перехватило дыхание.

– Вижу, вы впечатлены, – с улыбкой заметил Тремэйн, явно польщенный.

– Да, – честно призналась Прю, обезоруженная едва ли не детским восторгом взрослого мужчины при виде ее реакции. Кивнув головой, она обвела комнату цепким взглядом знатока. Некоторые экспонаты имели ярко выраженные характерные черты – резные китайские вещицы из жадеита, египетские мозаики, солнечные камни ацтеков, определить же культурную принадлежность других было труднее. Прю, наклонившись, принялась с интересом рассматривать греческую амфору с изображением Зевса, мысленно удивляясь, как эта антикварная вещь вместо государственного музея могла оказаться в чьей-то частной коллекции.

– Ваши предположения? – спросил Тремэйн.

– Греция. Четвертый – пятый века до нашей эры. Прю выпрямилась, стараясь скрыть неприятные эмоции. Когда-то она работала в аукционном доме «Бакленд» и потому знала всех крупных коллекционеров антиквариата и произведений искусства – всех, за исключением Стивена Тремэйна. В самом деле, как ему удалось собрать столько бесценных раритетов?

– Пятый, – уточнил Тремэйн. – Эта амфора была найдена при раскопках, которые я финансировал пять лет назад в окрестностях Древних Дельф.

Прю не решилась спросить, каким образом ему удалось вывезти вазу из Греции – контрабандой или при помощи взятки. Вряд ли греческие власти допустили бы, чтобы столь древняя реликвия, и притом в отличном состоянии, покинула страну.

– Другой такой нет во всем мире, – сказал Тремэйн, любуясь амфорой.

Прю сомневалась, что кандидата волнует вековая история шедевра или восхищает искусство мастера, сотворившего подобную красоту, – скорее всего, его переполняли совсем иные чувства: тщеславие и гордость от обладания этой уникальной вещью. Хотя, возможно, она ошибалась. Человек с талантами и амбициями – личность, безусловно, более сложная, чем кажется на первый взгляд. Например, ходили слухи, что Тремэйн заносчив и бесцеремонен до грубости, а с нею, напротив, он был безупречно вежлив и обаятелен. И определить при поверхностном знакомстве, в чем истинная сущность Стивена Тремэйна, было практически невозможно. На всякий случай Прю решила соблюдать осторожность, чтобы не сболтнуть ничего лишнего.

– Мистер Тремэйн, мне кажется, лучше сделать снимки при естественном освещении.

Прю, посмотрев на бьющие в окна солнечные лучи, рассудила, что это обеспечит ей хорошую подсветку. А фильтрующая линза позволит смягчить угловатые черты лица. Оставалось надеяться, что чудеса современной техники создадут иллюзию моложавости и благородства внешности, чего так недоставало Стивену Тремэйну.

– Конечно, – кротко кивнул Тремэйн и, повернувшись к Прю спиной, направился к письменному столу. Сев в кресло, он взял ручку и сделал вид, что подписывает бумаги. – Полагаю, вам нужна фотография в рабочей обстановке?

– Вообще-то мне хотелось бы подойти к этой задаче более творчески, – не растерялась Прю. Надо признаться, эта мысль только что пришла ей в голову: если Тремэйн останется доволен ее работой и в итоге все же победит на выборах, положительные рекомендации конгрессмена ей не повредят. – Чтобы снимок создавал, помимо политического имиджа, некое представление о вашей личности.

– Например? – заинтересовался Тремэйн. Прю положила сумку на диван и, порывшись в ней, достала фильтрующую линзу.

– Скажем, фото на фоне шкафа с одним из ваших экспонатов. С каким – можете выбрать сами.

– Отличная мысль. – Воодушевленный этой идеей, Тремэйн достал из кармана пиджака ключ и отпер ближайший шкаф. – Под фотографией будет подпись?

– Наверное. – Прю улыбнулась, довольная собой. Вот что значит дипломатия. Неизвестно, на что рассчитывал Тремэйн, расточая свои комплименты, но ему ее не провести – теперь она сама руководила процессом.

– Что это? – спросила Прю, глядя, как Тремэйн осторожно достает из шкафа высеченную из камня статуэтку – яйцеобразную, около восьми дюймов высотой, с едва обозначенными линиями тела. Странно, что из всех шедевров своей богатой коллекции он выбрал именно ее.

– По мнению моих экспертов, это камень духа. – Тремэйн, бережно держа статуэтку в ладонях, смотрел на нее с нескрываемым восхищением.

– Хорошо, начнем.

Прю сделала несколько снимков в разных ракурсах на фоне экспозиции.

– Все факты указывают на то, что эта фигурка – из небольшого племени, селившегося в Южной Америке, в бассейне Амазонки, около трех тысяч лет назад, – продолжал Тремэйн.

Прю, напоследок запечатлев на пленке его самодовольную ухмылку, закрыла объектив фотокамеры.

– Как интересно.

– Да, весьма. – По лицу Тремэйна пробежала легкая тень. – К сожалению, познания в области древних искусств вряд ли помогут одержать победу над моим оппонентом.

– Вы правы, – согласилась Прю.

Ноэл Джефферсон был вторым претендентом на недавно освободившийся пост в конгрессе Сан-Франциско. Моложе своего соперника, с более привлекательной внешностью, этот ярый защитник общественных интересов пока лидировал в предвыборной гонке, несмотря на богатство Тремэйна и его обширные связи в политических кругах. Неутомимый борец за справедливость, Джефферсон снискал расположение и сестер Холлиуэл. Однако до выборов оставалось еще несколько недель, и у Тремэйна был неплохой шанс наверстать упущенное: более молодой, энергичной, ориентированной на карьерный рост части электората импонировал его имидж практичного успешного предпринимателя.

Переменившись в лице, Тремэйн стиснул статуэтку в кулаке.

– Вы даже не представляете себе, как мне не хотелось выставлять свою кандидатуру против Ноэла Джефферсона. Этот человек… – Тремэйн прикрыл глаза и пошатнулся, словно у него вдруг закружилась голова.

Прю опустила камеру и инстинктивно подалась вперед.

– Вам плохо?

– Нет, все в порядке. – Тремэйн отвел руку Прю, показывая, что не нуждается в ее сочувствии. Трясущимися руками он убрал статуэтку в шкаф. – Просто немного подустал: в последнее время приходится работать в таком плотном графике…

Прю увидела, что Тремэйн в рассеянности поставил фигурку на округлое окончание. Камень закачался и едва не упал – но Прю успела сконцентрироваться и едва уловимым движением пальцев перевернула его плоским основанием вниз, иначе стеклянная полка неминуемо бы разбилась. Тремэйн, повернувшийся к ней спиной, ничего этого не заметил.

– Вы закончили? – Усилием воли взяв себя в руки, Тремэйн опустился в кожаное кресло за письменным столом и выдвинул верхний ящик.

– Да. – Прю хорошо понимала, чем вызвано раздражение кандидата: ему было неприятно, что она оказалась невольным свидетелем его минутной слабости. Поскольку в прессе уже опубликовали медицинское заключение о состоянии здоровья Тремэйна, в его легком недомогании Прю не заподозрила ничего серьезного. Однако куда более беспринципный репортер на ее месте мог бы использовать этот инцидент в собственных, политических либо карьерных целях. – Я уверена, что один из снимков…

– В таком случае, если вы не возражаете, я с вами прощаюсь: меня ждут дела.

Тремэйн отвернулся к компьютеру.

Уязвленная подобной бесцеремонностью, Прю молча убрала камеру в футляр и направилась к двери. Ей вдруг бросилось в глаза, что в коллекции Тремэйна, помимо нескольких классических шедевров мировой культуры, в основном преобладала военная тематика: оружие, средства устрашения, обмундирование и прочая военная атрибутика.

Это неожиданное открытие потрясло Прю. Насилие и террор – вот в чем как нельзя более верно выражались принципы ведения бизнеса и, вероятно, политической игры Тремэйна. Тот, кто собирался занять высокий государственный пост, был обязан производить впечатление человека положительного и приятного во всех отношениях, даже если таковым не являлся.

Обернувшись на пороге, Прю в последний раз заглянула в черную бездну глаз маски на пьедестале и, вздрогнув, поспешно вышла. Как и у всякого человека, чье существование определялось исключительно деньгами и властью, жизнь Тремэйна, возможно, была так же пуста, как эти древние безжизненные глазницы.

Глава 2

– Разве это не романтично? – улыбнулась Фиби, открывая бабушкину плетеную корзину для пикника и доставая цветастую скатерть. Прю с Пайпер обменялись выразительными взглядами – это что-то новенькое.

Пайпер, в сандалиях, одетая в хлопковую футболку и длинную прямую юбку, стояла, скрестив руки на груди, с явным недоумением на лице.

– Ты сказала «романтично» или мне послышалось?

– Нет, у тебя со слухом все в порядке: она сказала «романтично». – Прю, сегодня особенно хорошенькая в облегающих бедра джинсах и красном топе, положила камеру на скамейку и расправила край скатерти. В голубых глазах вспыхнули лукавые искорки. – Я же говорила, Фиби нужно больше отдыхать.

– Да уж, – усмехнулась Пайпер. – Никогда бы не подумала, что предэкзаменационная лихорадка рождает романтические иллюзии даже у самых неромантичных особ.

– Насчет романтики – я согласна. Что же касается иллюзий… – Фиби с наслаждением потянулась – край голубого топа с V-образным вырезом вздернулся вверх, обнажив плоский живот, такой же загорелый, как и длинные стройные ноги. – Разве это похоже на мираж?

Фиби обвела взглядом просторы городского парка. Выбранный сестрами столик для пикника стоял на зеленом холмике в тени раскидистого старого дуба. В низине у подножия холма искрилась зеркальная гладь пруда, по которой плавно скользили утки и белоснежные лебеди. На скамейках парка сидели пожилые пары, нежась в лучах полуденного солнца, другие не спеша прогуливались с крохотными собачонками. Бегуны и подростки на роликах и скейтбордах мелькали на тропинках, вьющихся среди вековых дубов и сосен. На детской площадке с качелями, горками и всевозможными приспособлениями для игр кричали и смеялись дети. В беседке неподалеку расположилась шумная компания, видно празднующая чей-то день рождения.

Фиби вдохнула полной грудью. Свежий воздух и атмосфера отдыха действовали расслабляюще – сегодня судьба подарила им короткую передышку в непрестанной борьбе со злом, так что Фиби твердо решила наслаждаться тишиной и покоем и поэтому оставалась равнодушной к беззлобным колкостям сестер.

Пайпер огляделась по сторонам и, безразлично пожав плечами, повернулась к Фиби:

– Не поняла.

– Посмотрите вокруг! Разве это не идеальная обстановка для романтического семейного пикника?

Фиби удивила реакция сестры. Конечно, из всех троих Пайпер была самой неэмоциональной, но ведь именно она была сейчас влюблена…

– Идеальная. – Пайпер заправила за ухо прядь длинных темно-русых волос. – За исключением того, что с нами ни одного парня.

Фиби прерывисто вздохнула, пытаясь подавить раздражение:

– Но если бы здесь был Лео…

– Его здесь нет.

Лицо Пайпер напряглось, взгляд затуманился.

Фиби не нужен был словарь жестов, чтобы понять, что это означало. Когда сестры Холлиуэл открыли в себе магический дар, Лео был послан свыше, чтобы оберегать всех троих, и случилось так, что он покорил сердце Пайпер. Однако в последнее время они виделись не часто: в жизни Рыцаря Света, безраздельно посвященной служению добру, ей, очевидно, отводилась не столь значимая роль, и Фиби не обижалась на сестру за то, что той не хотелось об этом говорить.

Хотя это не совсем так. Пайпер, скорее, не осмеливалась говорить об этом вслух. Поскольку ее угораздило влюбиться в человека, погибшего во время Второй мировой войны, а затем по воле небес вновь возрожденного, чтобы стать воителем добра, приходилось мириться со всеми вытекающими отсюда последствиями. Лишь в очень редких случаях отношения между Рыцарями Света и ведьмами, которых они были призваны защищать, могли перерасти в нечто большее – это считалось недопустимым. Однако, когда стало ясно, что сердечные страдания Пайпер угрожают ослабить Силу Трех, боссы Лео сжалились, поставив, правда, одно условие: Пайпер и Лео могут предаваться запретной любви, только если это не мешает исполнению священного долга. И они только тем и занимались, что исполняли этот священный долг, размышляла Фиби: помогали невинным людям, попавшим в беду. Только, в отличие от Лео, она и сестры должны были хранить в тайне свои метафизические способности – это было обязательным условием договора.

– А у нас с тобой, Фиби, даже нет никого на горизонте, – сказала Прю.

– Что? – встряхнулась Фиби.

– На любовном горизонте, – пояснила Прю.

– Ну, это временное явление, – возразила Фиби, уверенная, что когда-нибудь она еще встретит своего принца. Лучше терпеливо ждать, чем наспех связать свою судьбу не с тем парнем и потом всю жизнь жалеть об этом.

– Настолько временное, что некоторые об этом даже не подозревают, – заметила Пайпер. – Особенно если им нравятся высокие загорелые блондины.

– Ты что, увидела это в хрустальном шаре? – поинтересовалась Фиби.

– Нет, за стойкой бара, – усмехнулась Пайпер. – Рик Форман, новый бармен, не сводил с тебя глаз.

Фиби нахмурилась, пытаясь припомнить ситуацию. В прошлую пятницу она, чтобы немного развеяться и на пару часов забыть про учебники, отправилась в клуб к Пайпер, но даже внимания не обратила, что у них новый бармен.

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Потому что на прошлой неделе тебе нужно было готовиться к экзаменам и отвлекать тебя было нельзя, – объяснила Пайпер.

– Правильно, – кивнула Фиби. – Мне было не до того. А потом, может, познакомившись, мы бы друг другу не понравились.

– А было бы здорово, – вздохнула Прю.

– А кстати, Прю, как тебе тот богатый красавчик, мистер Тремэйн? – ехидно спросила Пайпер, вынимая из корзины пластмассовые тарелки и термос с лимонадом.

– Не знаю.

Насупившись, Прю выложила на стол завернутые в салфетки ножи и вилки.

– Что значит – не знаю?

Фиби открыла коробку с кусочками жареной курицы и, выбрав себе ножку, отставила коробку в сторону. Прю, вытянув ноги под столом, налила в стаканы лимонад. Пайпер и Фиби сели напротив.

– Стивен Тремэйн был довольно мил, что вполне естественно для человека, который намеревается выиграть выборы. Только вот лично я не согласна ни с одним пунктом его предвыборной программы.

– В том числе насчет бизнеса и природы, – заметила Фиби. Сама она ни за что не стала бы голосовать за предпринимателя-миллионера, выступающего за развитие любого доходного производства, какой бы минимальный вред это ни наносило окружающей среде.

Пайпер кивнула.

– Тем не менее большинство моих клиентов разделяют мнение Тремэйна в этом вопросе.

– Возможно, таких, как твои клиенты, найдется много, но настоящим шоком для меня стало… – Прю прервалась, чтобы глотнуть лимонада.

– Что? – Фиби замерла, не успев донести до рта ложку с картофельным салатом. – У него воняет изо рта? Может, он хрустит пальцами? Чавкает?

– У него жуткая коллекция. – Прю передернулась.

Пайпер заметно оживилась.

– Коллекция чего? Сушеных жуков? Человеческих скальпов?

– Марок? – подхватила Фиби.

– Что ты, какие марки, – отмахнулась Прю. – Зато могу поспорить на свой новый свитер, что парочка скальпов у него найдется. – Она улыбнулась. – У Тремэйна самая потрясающая коллекция древностей, которую мне доводилось видеть, в основном имеющих отношение к военному делу.

– Хочешь сказать, Тремэйн помешан на войне? – Фиби задумалась, рассеянно надкусывая морковку. – Что ж, это объясняет, почему он решил баллотироваться в конгресс. С такой кучей денег он, должно быть, мнит себя вершителем судеб мира.

– Не обязательно, – сказала Прю.

– В любом случае я сильно сомневаюсь, что главная цель Стивена Тремэйна – бескорыстное служение человечеству, – заметила Пайпер. – В основном люди рвутся в политику из-за власти.

– Это вполне в его характере. – Прю положила куриную косточку на тарелку и вытерла пальцы салфеткой.

Пайпер недовольно поморщилась:

– Даже представить себе не могу, кто может за него голосовать.

– У него крепкое рукопожатие и обаятельная улыбка. – Прю пожала плечами. – Некоторым этого вполне достаточно.

– К тому же он проводит мощную предвыборную кампанию.

Фиби, как правило, не особенно интересовалась политикой, но массированную атаку Тремэйна в средствах массовой информации игнорировать было невозможно: видеоролики и статьи, пропагандирующие концепцию развития промышленности, не наносящей ущерба окружающей среде; броские агитационные щиты вдоль дорог; многообещающие лозунги, звучащие на волнах всех радиостанций. Очень немногие избиратели могли разглядеть за перспективами быстрого экономического роста масштабы грядущей экологической катастрофы. Фиби считала, что это слишком высокая плата за сиюминутное удовольствие.

– Кстати, Тремэйна, похоже, что-то беспокоит, – заметила Прю. – Вчера он заявил, что не хотел бы выставлять свою кандидатуру против Ноэла Джефферсона.

– Ага, значит, ему есть чего опасаться, – ухмыльнулась Пайпер. – Тем более что Джефферсон – хороший парень.

Ноэл Джефферсон, второй претендент на пост конгрессмена, кареглазый блондин атлетического телосложения тридцати с небольшим лет, ярый защитник обиженных и обездоленных, был, как и Тремэйн, неженат.

– Да, мистер Джефферсон не лишен притягательности – для человека небогатого, но с высокими моральными принципами. – Фиби, осмыслив свои слова, спохватилась и поспешила добавить: – Но он совсем не в моем вкусе.

– Разумеется. Зато, может быть, в моем.

Прю, потянувшись за солью, нечаянно задела стакан с лимонадом. Пайпер инстинктивным движением руки остановила падающий стакан – тонкая желтая струйка выплеснувшейся жидкости застыла в воздухе.

– Пайпер! – укорила сестру Прю, ставя стакан на стол.

– Извините.

Пайпер взглядом разморозила струйку лимонада, и Прю, взяв несколько салфеток, принялась промокать скатерть.

Фиби огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что никто ничего не заметил. Вроде все в порядке. Школьники, играющие в кик-бол в нескольких ярдах от них, были полностью увлечены игрой – как и их родители. Отмечающие день рождения в беседке пытались угомонить стайку детей, чуть не до драки спорящих из-за взятого напрокат пони.

– И почему меня отправили именно к Тремэйну? – вздохнула Прю. – Вот если бы я фотографировала Ноэла Джефферсона, я, по крайней мере, могла бы честно сказать, что собираюсь отдать свой голос ему.

– Не расстраивайся, – может, у тебя еще будет шанс в следующую субботу. – Пайпер положила вилку и погладила себя по животу. – Я объелась.

– А что будет в субботу? – поинтересовалась Фиби. Крутя в пальцах морковку, она озадаченно взглянула на Пайпер, заметив на лице сестры ехидную ухмылку. – Что, даже спросить нельзя?

– Можно, если ты не забыла, что вызвалась помогать мне в палатке на благотворительной ярмарке, – сказала Пайпер.

– Уже в эту субботу? – вытаращила глаза Фиби. Она напрочь забыла о своем обещании – с экзаменами время пролетело незаметно.

Пайпер планировала организовать на ярмарке мини-кафе – пара столов, стулья, безалкогольные напитки, горячие и холодные закуски, фотографии интерьера клуба, записи нескольких популярных групп. Ярмарка устраивалась на Бордуолк-Бич, в окрестностях парка аттракционов "Золотой пляж". Фиби с готовностью предложила сестре свою помощь на этом мероприятии, которое должны были посетить многие знаменитости местного и национального масштаба. Иногда судьба готовит совершенно непредсказуемые сюрпризы. Кто знает, где симпатичная ведьмочка встретит своего единственного принца? "Может, даже за стойкой бара в клубе", – подумала Фиби с легкой усмешкой.

– Ты же не подведешь меня, правда? – спросила Пайпер.

– Мое слово – закон. – Фиби подняла руку, словно давая торжественную клятву, потом, улыбнувшись, громко хрустнула морковкой.

– А какое отношение имеет благотворительная ярмарка к Ноэлу Джефферсону?

Прю скомкала мокрые от лимонада салфетки и бросила в небольшой мусорный контейнер в десяти футах от стола. Бумажный шарик ударился о проволочный край контейнера и, отскочив, стал падать на землю.

– Эй! – Предостерегающий взгляд Фиби остановил Прю, которая уже машинально подняла руку, собираясь с помощью телекинеза отправить скомканные салфетки в контейнер. – Если вы с Пайпер не прекратите развлекаться, скоро весь город узнает про то, что мы ведьмы.

– Извини.

Прю неохотно встала со скамейки и пошла поднимать салфетки.

Пайпер посмотрела в небо, потом перевела взгляд на Фиби и пожала плечами.

– Когда твоя сила становится вторым «я», начинаешь использовать ее, не успев подумать о последствиях.

Фиби все это прекрасно понимала – в теории, но не на практике. Нельзя было забывать, что использование магического дара не по делу тоже было против правил. Сама она не могла контролировать посещавшие ее видения из прошлого и будущего, а искусством левитации она еще владела слабо, по крайней мере, не на уровне условного рефлекса. Но может быть, настанет день, когда придется сдерживать себя, чтобы не взлететь на дерево, намереваясь спасти по глупости забравшуюся туда кошку.

– Кто-нибудь будет десерт? – Решив сменить тему разговора, Фиби встала и достала из плетеной корзины шоколадный торт.

Прю, вернувшись за стол, наклонилась к Пайпер.

– Значит, Ноэл Джефферсон тоже будет на ярмарке?

– Ага. – Пайпер протянула Фиби нож. – И он, и Стивен Тремэйн будут выступать там с речью. Будут уговаривать голосовать за них.

– Отлично. Может, мне удастся сделать пару снимков Джефферсона для «415». На всякий случай, если они вдруг понадобятся Джил.

Прю равнодушно пожала плечами, но Фиби хорошо знала, что скрывается под маской показного безразличия. Что ж, не везет в любви – пусть хоть повезет в делах.

– Осторожно! – вдруг вскрикнула Пайпер.

Фиби от неожиданности выронила нож. Над головой просвистел черно-белый футбольный мяч и плюхнулся прямо в самую середину торта. Фиби отскочила назад, забрызганная с ног до головы кремом с белой кокосовой стружкой.

– Почему ты его не остановила? – раздраженно прошипела она Пайпер.

– Спасение торта не относится к разряду экстренных случаев, подлежащих магическому вмешательству, – шепнула в ответ Пайпер, оглядываясь на бегущую к столу девочку лет десяти.

Мокрые от пота, футболка и шорты девочки были все в пыли, на коленях зеленели пятна от травы, а щеки украшали грязные разводы. Вид у нее был довольно испуганный. В нескольких футах от стола она остановилась, не решаясь подойти ближе.

– Это твой? – Фиби с дружелюбной улыбкой, чтобы еще больше не смутить малышку, вытащила мяч из погубленного торта, перемазанный снизу шоколадной глазурью с налипшими бисквитными крошками.

– Ага. Извините, пожалуйста, – пролепетала девочка, забирая мяч.

– Ничего, все в порядке…

Когда руки девочки коснулись мяча, перед глазами Фиби встало леденящее душу видение. Она напряглась всем телом, сердце замерло в предчувствии неминуемой беды.

…Маленькая девочка рухнула на землю, подмятая мохнатым животным… В воздухе мелькнули серые копыта. Душераздирающий крик – затем страшная тишина…

– Спасибо!

Девочка развернулась и убежала с мячом.

Фиби, потрясенная увиденным, не сразу пришла в себя. Только через несколько секунд к ней вернулся дар речи. Пайпер и Прю участливо придвинулись к сестре.

– Стой! – крикнула Фиби. Девочка остановилась и обернулась на крик.

– В чем дело? – спросила Прю.

– Точно не знаю. Что-то вроде мохнатого демона… – Фиби посмотрела на беседку, где праздновали день рождения. Мужчина в ковбойской шляпе вел пони к припаркованному неподалеку трейлеру.

– Какой еще демон? – встревожилась Пайпер.

– Пони? – Фиби в смятении перевела взгляд на девочку – та, зажав мяч под мышкой, с завистью смотрела на фургон.

– Вот если бы у меня был пони… – вздохнула она, и вдруг, закинув голову назад, девочка покачнулась и упала на колени. Фиби, заволновавшись, бросилась было к ней, но тут тишину парка прорезало громкое ржание. Пони, взбрыкнув, вырвал поводья из рук конюха и галопом поскакал к упавшему ребенку.

– Пайпер! – крикнула Фиби и побежала вперед, чтобы девочка не попала под копыта обезумевшего животного. Но вокруг было слишком много людей, и пустить в ход магию на глазах всех ни Прю, ни Пайпер не могли.