Текст книги "Пес, который говорил с богами"

Автор книги: Дайана Джессап

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

глава 11

Ты погляди на храбреца,

Что рвется с поводка Творца!

Это Бульдог, отваги полн,

Как Бритт на гребне бурных волн.

Пирс Игэн

Виктор Хоффман знал: теперь ему следует только ждать. Элизабет придет к нему снова. Вопрос только в том, что с ней делать. Судя по тому, что видел Хоффман в доме у Севилла, собака в безопасности и с ней хорошо обращаются.

Биолог со вздохом отставил кофейную чашку. Он все равно не сможет успокоить Элизабет: той хотелось бы, чтобы Джо устроил собаку на бархатной кушетке и круглые сутки кормил конфетами. Девушка до предела наивна, видит в собаке только домашнего любимца, а Джо Севилл взял полудикого и абсолютно непредсказуемого пса и превратил его в научный феномен. Сентиментальной студентке Хоффман сочувствовал: человек она, кажется, неплохой, просто слишком увлеклась одной идеей со всем пылом и неблагоразумием юности. Как бы то ни было, Элизабет уверена, что с Дамианом плохо обращаются, а этой ее уверенности биолог ни в коем случае не разделял. Он обдумывал, как безопаснее поступить.

Проблема осложнялась справедливым требованием Севилла до времени хранить все в тайне. Оба они знали, что даже слухи о говорящей собаке навлекут на Севилла шквал унижения и насмешек профессионального сообщества. Если все раскроется и Севиллу придется показывать собаку без должной подготовки, без научного обоснования и соответствующей презентации, на его репутации навсегда останется пятно шарлатанства, популизма от науки. Этого Севилл не потерпит. Девушка должна молчать.

Джо в конце концов согласился, чтобы Хоффман стал посредником в переговорах. Маловероятно, что Элизабет просто примет его уверения, что с собакой обращаются хорошо. Хоффман снова вздохнул. Если бы только мир как-нибудь можно было восстановить, Джо продолжал бы заниматься собакой, Элизабет с легким сердцем обратила бы свой ум к занятиям, а он, Виктор Хоффман, мог бы попивать кофе и курить трубку в относительном спокойствии. На дверь своего кабинета он приклеил большой листок с просьбой, чтобы девушка позвонила и договорилась о встрече. И принялся ждать.

Было уже поздно, когда Том появился на втором этаже у двери кабинета. Севилл совсем забыл, что молодой человек еще в здании: он работал допоздна – делал выписки отовсюду, где упоминались речевые возможности животных любых видов. Том часто приходил и уходил, как кот, сам по себе, и Севилл его даже не замечал.

– Вам что-нибудь еще нужно, сэр, прежде чем я уйду?

– О, Томас! – Севилл показал зажженной сигаретой на его ногу. – Как ранения?

– Хорошо, спасибо.

На самом деле пришлось сделать два укола против столбняка и наложить три шва на жуткие рваные раны. Однако Том не пропустил ни минуты работы – потому-то, в частности, Севилл так им дорожил. Парень что надо.

– Звонил профессор Хоффман. Девушка будет у него в кабинете завтра в половине третьего. Он хотел бы, чтобы вы пришли.

– Я бы не пропустил это… – Севилл затянулся, – …ни за что на свете, – закончил он, выпуская дым.

– Теперь, когда пес работает с вами, я даже не могу представить, что скажут люди, когда узнают о нем.

– О, все будет прекрасно. Совершенно замечательно. Я думаю подать заявку к концу следующей недели. Рановато, конечно, да и рискованно, я бы подождал еще, но вряд ли у меня есть выбор – эта чокнутая девица в любой момент может выкинуть все, что угодно. – Севилл покачал головой. – Господи, теперь-то мы уже все поняли, не так ли?

– Я буду здесь завтра утром, сэр, мы все сделаем. Чейз управится в лаборатории без нас.

Севилл кивнул.

– Позвони завтра Чейзу и скажи, что меня не будет несколько дней. Он будет счастлив. Скажи, чтобы держался подальше от этой штучки из Корнелла, это подождет. И попытайся втолковать, что не надо звонить мне домой каждые полчаса со всякой ерундой. Пусть сам разбирается. Со всем. Еще позвони Джонстону – знаешь его, да? директор отдела – попроси Катарину помочь тебе связаться с этим – как его? – ну, этот, декан…

– Доктор Причард, сэр.

– Причардом, правильно. Я тоже попытаюсь. Скажи, что нам нужно поговорить. Наверное, придется взять в проект несколько этих парней, чтобы они прикрыли мою задницу, когда начнется заваруха. Или лучше я сам позвоню Причарду, а ты позвони Джонстону. – Он помолчал, размышляя. – Том, и вот еще что. Очень не хочется просить тебя об этом, но не мог бы ты позвонить моей бывшей и сказать, что я не смогу взять Кристину на выходные? Лучше уж ты, чем я, приятель.

– Конечно, сэр. Что-нибудь еще?

– Думаю, мы закончили, сынок. Похоже, нам осталось только подтянуть хвосты и составить бумагу.

– Тогда спокойной ночи, сэр, увидимся завтра. Я приду около семи?

– Отлично. Спокойной ночи, Том.

Внизу, в подвале, Дамиан спал, свернувшись клубком на полу в пустой белой комнате. Ему что-то снилось, и между привычными кошмарами про Севилла пес видел приятные сны – сны питбуля. Там всегда присутствовали пес и человек, очень похожий на него самого, и они понимали друг друга. Человек был большой, лысый, с грудью колесом, в грязном кожаном переднике. Дамиан никогда не видел такого человека, но в этих странных картинах, всплывавших откуда-то из генетической памяти, он присутствовал всегда. Человек и пес сидели перед маленьким огнем, и мир становился совершенным, когда человек смотрел на пса. Потом они вставали, выходили из маленькой хижины и работали весь день вместе с другими суровыми людьми, среди быков.

Быки. Пыль и бычьи ноги кружились перед ним в едином опьяняющем вихре. Роскошный запах быков наполнял ноздри, их рев отдавался в ушах. Люди убивали быков и разделывали их. Иногда в самых лучших снах человек мог кивнуть Дамиану и показать на ревущего, непокорного быка. Дамиану тогда разрешалось ворваться в загон и наброситься на зверя. Бык пытался выбить из него жизнь, но пес держался; сон был таким реальным, что Дамиан чувствовал смрадное бычье дыхание, с хрипом вырывавшееся из ноздрей. Затем – и здесь Дамиан резко дергался и стонал в бульдожьем экстазе – человек подходил поближе и убивал смертоносное животное. Пес и человек – они вместе убивали зверя. В одиночку человек не мог справиться с осатаневшим быком, пускал вперед питбуля, а сам шел следом. Работая вместе, в пыли и опасности, человек и собака растворялись в едином бытии, становились одним звеном в вечной цепи, связавшей два вида вместе. То была грубая, опасная работа, и не существовало на земле других животных, которые бы на нее отважились.

А потом Дамиан опять просыпался в заключении – в маленькой стерильной белой комнате, где вместо мясника ученый. И никакой настоящей работы. Он испускал долгий, печальный вздох бесконечно терпеливой собаки и продолжал стоическое бдение, дожидаясь Элизабет.

По пути Элизабет изо всех сил стискивала руль маленького фургона. Она так нервничала последние несколько дней, так запуталась, что ей становилось лучше, лишь когда она вжималась спиной в спинку сиденья.

Сегодня она встречается с Хоффманом. Что он скажет? Никто, кроме него, не станет ее слушать, поэтому вопрос даже не в том, что он скажет, а в том, что делать, если он откажется ей помочь. Пес не колебался ни секунды, пытаясь защитить ее, – так неужели она станет сомневаться, когда придет время защищать его? Если она ничего не сделает, то совершит предательство. Она вздрогнула от этой мысли и нахмурилась, чувствуя свою вину. Внутренний голос, тихий и слабый, отчетливо сказал: «Он бы никогда тебя не бросил».

– И что мне прикажешь делать? – со злостью крикнула она, но голос умолк, оставив ее наедине с сомнениями. Подъезжая к университету, она знала, что никто, кроме нее, не придумает, как спасти ее собаку.

Элизабет присела на жесткий стул с прямой спинкой – единственный предмет обстановки в квадратном кабинете Хоффмана, не считая металлического стола и второго стула, заваленного бумагами. Пока Хоффман раздвигал бумажные башни, готовые в любую секунду обвалиться, она сидела с мрачным и суровым видом. И совсем не удивилась, когда к стеклянной двери снаружи подошел Севилл.

Итак, Хоффман ее предал.

Она ожидала этого. Горькое отвращение к биологу шевельнулось в ее душе, когда он предложил ученому сесть.

– Я постою, – ответил Севилл и, скрестив руки, занял позицию около двери, слева от Элизабет.

Главное – спасение Дамиана, знала она. Нынешняя встреча – простая формальность. Эти люди ничего не могут предложить ей. Да им и нечего предложить – девушка согласилась бы только на то, чтобы забрать Дамиана у Севилла.

– Как твои дела, Элизабет? – неловко спросил Хоффман, пытаясь начать разговор.

– Это вы мне скажите, профессор Хоффман. Пожилого ученого, казалось, ошеломила ее неожиданная грубость. Вмешался Севилл:

– Профессору Хоффману достаточно сложно было организовать нашу встречу, Элизабет. Ни он, ни я в этом не нуждаемся. Он пытается быть с тобой любезным, так что, может быть, сделаешь ему одолжение и будешь вести себя цивилизованно?

Не придумав ничего умного или дерзкого, Элизабет промолчала. Хоффман с еще большей неловкостью попытался вернуться к теме:

– Мы понимаем, что тебе сложно. Именно поэтому Джо и я устроили эту встречу: чтобы мы смогли посидеть спокойно и обсудить наши проблемы.

Зазвонил сотовый телефон Севилла. Он выключил звонок, даже не взглянув, кто это был. Хоффман продолжил:

– Скажи, Элизабет, как ты представляешь себе выход из создавшегося положения?

– Мне кажется, я не совсем понимаю, что происходит, профессор. Доктор Севилл сказал мне, что, если я пойду с жалобами к кому-нибудь, кроме него, он запретит мне видеться с Дамианом. Ну, очевидно, теперь он знает, что я попросила вас посмотреть, как он обращается с собакой. Он не собирается снова пускать меня к Дамиану, и я почти уверена, что вы скажете мне, что не нашли в его действиях ничего предосудительного. Так что…

– Ничто не может вынудить меня лгать. Это не мой стиль. Ты попросила меня посмотреть, что делает Джо, и я посмотрел. Я попросил тебя доверять моему суждению и надеялся на это. Здравый смысл мне подсказывает, что единственный способ разрешить вопрос – встретиться и обсудить все открыто. Я понимаю, ты хотела бы, чтобы с собакой обращались, как с домашним животным. Поверь, это невозможно. Я знаю Джо больше двадцати лет. За все это время у меня не было причин сомневаться в том, что он соблюдает нормы профессиональной этики, и я не вижу этих причин сейчас. Ты должна понять, Элизабет: он – ветеринар, имеет научную степень и занимается поведением животных. Он знает, как обращаться с собаками. По правде говоря, его опыт гораздо солидней твоего… Мы признательны тебе, что ты привлекла наше внимание к исключительному поведению собаки, но теперь пришло время, когда тебе нужно отойти в сторону и позволить Джо раскрыть потенциал животного во всей полноте. Он уника…

– Как вы можете говорить о каком-то потенциале? Он бьет Дамиана электрошоком, чтобы добиться от него хоть чего-нибудь. Я никогда этого не делала. Возможно, есть и другие люди, с которыми Дамиан захочет работать. Я прошу лишь одного – чтобы с ним обращались гуманно.

Она не видела, как реагировал Севилл, но Хоффман предостерегающе поднял руку:

– Ты предвзято относишься к стандартным методам, с которыми незнакома. Попытайся мне поверить: использование электроошейников действительно способствует обучению собак. Дамиан быстро научился контролировать негативные стимулы собственными действиями. Это само по себе придает собакам уверенности. Мы не ждем, что ты поймешь сложные принципы формирования поведения, но ты должна поверить, что мы оба – Джо и я – делаем все в интересах собаки.

Как они могут думать, что я им поверю?

Несколько мгновений она сидела молча, не зная, что делать и о чем говорить. Мужчины, казалось, были довольны, что заставили ее сделать следующий шаг.

– Итак, – обратилась она к Севиллу, – вы позволите мне навещать его?

Единственное, о чем реально можно вести переговоры хоть с какими-то шансами на успех. Хоффман, возможно, предложил другу быть с ней помягче в обмен на ее молчание. Прежде чем ответить, Севилл некоторое время ее разглядывал.

– Тому после твоего визита пришлось накладывать швы. Ты подвергла себя, меня и моего помощника опасности. Попыталась силой вмешаться в процесс тренировки собаки… – Севилл перечислял ее преступления. – Затем нарушила наше соглашение и пришла к Виктору жаловаться на меня. Несмотря на все это, я обдумываю возможность позволить тебе видеть собаку. Однако ты должна признать: у меня есть определенные основания сомневаться в тебе. – Элизабет дерзко вскинула брови; этого не мог видеть Хоффман, но видел Севилл. – Я дам тебе месяц испытательного срока, а потом мы вернемся к обсуждению возможности твоих визитов. Если ты докажешь мне, что готова сотрудничать, разумно и ответственно, тогда я позволю тебе его видеть. Это твой последний шанс, Элизабет, упустишь его – и все. Но если ты будешь хорошо себя вести, я подумаю о твоем возвращении в проект.

Легкая улыбка играла на сжатых губах Элизабет.

– О'кей, – ответила она мягко, – звучит справедливо. Думаю, большего я и не могла ожидать.

Севилл и Хоффман переглянулись, и она это заметила. Им плевать, согласится она или откажется. Она знала, что во многом была наивна, знала, что ее дурачили почти все, кто занимался Дамианом. Но при этом она знала и кое-что еще. Джозеф Севилл лгал.

Такую мысль подал ей, сам того не подозревая, Хоффман, когда упомянул о молодых людях, проводивших демонстрации в защиту прав животных. Элизабет выросла в доме, где этих людей открыто сравнивали с фанатичными варварами, которые призывают запретить аборты. Как правило, «зеленые» устраивали свои сборища возле норковых ферм и заведений быстрого питания, где готовили говядину и свинину. Почти всегда – ночные пикеты при свечах, а не какие-то активные действия, что крайне забавляло университетский персонал. Протестующих просто игнорировали.

Элизабет беспокоило, что, хотя ее будущая карьера связана с изучением животных, она ничего не знает о движении защитников их прав. Вообще-то ее смущала мысль обратиться к ним – она вдруг пугающе близко подошла к тому, чтобы стать такой же. Девушка не знала, борется она за права Дамиана или нет. Вроде не похоже. Она просто хотела забрать его у людей, которые причиняют ему вред. Но теперь, понимая, что сама она Дамиану не поможет, Элизабет была почти готова обратиться к тем, на кого всегда смотрела с пренебрежением. Очень странно. Можно ли повести врага сражаться против своих?

Элизабет нашла их контакты в Интернете. Она знала, что подпольные организации, устраивающие серьезные акции, там не указаны. Их прикрывали и поддерживали группы с официальными названиями. Тем не менее она выбрала самые радикальные сайты. Ей нужны были ударные части, а не философы.

Она отправила письмо на сайт, который наиболее откровенно осуждал опыты над животными и психологические эксперименты. Назывался он «Борцы за свободу животных» и выглядел как ночной кошмар ученого. Смогут ли они для нее что-то сделать? На худой конец, привлечь их внимание к Севиллу и его работе с собакой будет не вредно. А в лучшем случае они помогут ей освободить Дамиана и, возможно, даже спрячут его в безопасном месте.

Ей было тяжело думать, что Дамиан попадет в чужие руки – даже к любителю животных. Однако положение было отчаянным.

Элизабет получила ответ на следующее утро: ее пригласили в «штаб-квартиру» – затрапезную лавчонку рядом с университетом. Директор очень заинтересован, говорилось в письме, и очень стремится встретиться с кем-нибудь «изнутри». От такой формулировки Элизабет только вздохнула.

Они встретились на следующее утро, в субботу. Набравшись духу и с подозрением оглядевшись, она зашла в мутную стеклянную дверь отделения «Борцов за свободу животных». Первым делом в глаза ей бросился гигантский плакат: освежеванная корова с обвиняющим взглядом, казалось, дрожала от отсутствия шкуры, по ней ручьями текла кровь. НОСИШЬ МОЮ КОЖУ? – вопрошала корова. Вздрогнув, Элизабет посмотрела себе на ноги – нет ли на ней кожаных ботинок. Их не было.

Слава тебе господи.

Из-за полога ручной работы вышла женщина. Обветренное лицо, прямые темные волосы, уложенные скорее для удобства, чем по моде. Пристально и не вполне дружелюбно она разглядывала Элизабет. Ее сопровождали трое молодых людей – как раз таких и ожидала увидеть девушка. Благоухало от них, как от целого моря масла пачули. Стройный блондин с дредами, лет двадцати, в безрукавке и мешковатых рабочих штанах, и две девушки, стильно взлохмаченные. Элизабет, пытаясь подавить семейную неприязнь к активистам, все же не смогла удержаться от насмешливого сравнения: женщина постарше напомнила ей Феджина, диккенсовского повелителя умов, который использовал для грязной работы малолетних хулиганов.

Но девушка приказала себе не думать о них как о врагах. Они – ее последняя надежда. Других идей у нее не было. И, впервые подумала она, эти ребята любят животных, они на стороне Дамиана. Странная мысль, но ее взволновала.

– Доброе утро. Меня зовут Элизабет Флетчер. Я посылала вам письмо.

– Доброе утро, Элизабет. Я Марго Гоингз. Заходите, садитесь, нам очень интересно послушать, что вы нам расскажете. Нас чрезвычайно заинтриговало ваше письмо. К нам нечасто приходят работники лабораторий.

Элизабет уже ненавидела ее. Она представила, как эта женщина врывается прямо в кабинет ее отца, ломает вещи и малюет спреем лозунги на стенах.

Остановись. Прекрати. Всё ради Дамиана.

Она выдавила улыбку и села.

– Это Йон, это Джой-Ноэль и Джас. – Директор никак не объяснила их присутствие, но тошнотворный запах пачулей беспокоил Элизабет гораздо меньше, чем эта женщина. Девушка не знала, почему. Марго ей просто не нравилась.

– Итак, вы знаете место в университете, где жестоко обращаются с животным? И вы хотите работать с нами?

– Ну, в общем, да. Сначала это было в университете. Но сейчас собака – у исследователя дома. Он держит ее там – может, потому, что нарушает правила университета, – солгала она, а затем добавила, пытаясь их заинтересовать: – В то, что он делал в лаборатории, просто невозможно поверить.

– Что вы видели?

– В университете? Этот тип держал собак в металлических клетках и бил их током снова и снова, пока они не сходили с ума. Это было ужасно.

Женщина обернулась и многозначительно посмотрела на троицу молодых людей. Те зашептались и закачали головами. Элизабет воодушевилась. Она чувствовала себя немного виноватой из-за того, что не говорила этим людям о способностях Дамиана, но им об этом знать не обязательно. Она пришла сюда заручиться их помощью и вытащить собаку, из дома Севилла, а затем их пути разойдутся.

– Но вот о чем я хотела поговорить. То, что происходит в университете, – это плохо, но я не уверена, что мы что-нибудь сможем с этим сделать, а кроме того, насколько я знаю, те опыты закончились. Но одна из собак нуждается в помощи, и это очень серьезно. Ученый забрал пса к себе домой. Надел на него электрошоковый ошейник. Я знаю обо всем, что происходит в университете, но меня интересует, имеет ли он право делать что-нибудь подобное в частном доме?

Марго серьезно кивнула:

– Имеет. Любой – кто угодно – может применять такой ошейник, это не требует ни специальной подготовки, ни разрешения. Позорный факт, но меня гораздо больше интересует то, что происходит в университете. Мы можем…

– Но мы должны помочь собаке из того дома. Я здесь, чтобы просить вас – умолять вас – помочь мне забрать собаку у этого типа. Или легально, или просто вытащить ее оттуда.

– Мы официальная организация, Элизабет. Мы не «вытаскиваем» животных из частных домов.

– Как бы там ни было, кто-нибудь этим наверняка занимается. Помогите мне связаться с ними.

Марго развела руками.

– Борцы за права животных не занимаются грабежом и разбоями. У нас – серьезная работа. Просветительская деятельность. Мы редко спасаем отдельных животных…

– Но я должна. Пес нуждается в нашей помощи. Он там в ловушке.

– Вы узко мыслите, Элизабет. Вы хотите спасти одну собаку, а мы хотим спасти миллионы. Ваша информация может помочь нам сделать это. Но вы должны сотрудничать с нами. Образование – это все.

Элизабет расстроенно покачала головой.

– Дамиан верит, что я приду за ним. Я всегда так делала и сделаю снова.

– Дамиан – гончая? – спросила Джас из-за спины Марго, видимо, пытаясь разрядить обстановку.

– Нет, он питбуль. – Элизабет заметила, как окаменело лицо Марго. Остальные понимающе переглянулись.

– Даже если члены БПЖ решатся на прямое нападение, – чуть ли не фыркнула Марго, – мы ничего не станем делать ради одного животного в частном доме. Это не наш размах. Вы понимаете, разумеется?

Элизабет пристально смотрела на нее секунд пятнадцать, прежде чем ответить. Четверо людей сидели перед ней, отвечая ей такими же взглядами.

– Вы не хотите мне помочь? – справилась наконец она.

– Вы должны понять, Элизабет: есть вещи, которые мы можем сделать, и есть вещи, которых мы сделать не можем. По сути, вы просите нас вломиться в дом и украсть собаку. Мы просто не занимаемся такого рода вещами.

Элизабет поняла, что беседа окончена; Марго Гоингз это ясно показала. Что-то с самого начала пошло не так, и девушка не знала, как исправить положение. Она даже не поняла, в чем проблема. Что она сказала не так? От огорчения ей хотелось выругаться, чтобы заставить этих людей понять.

Марго глубоко вздохнула, очевидно, еще раз обдумывая ситуацию. И сделала еще одну попытку изменить ход беседы:

– Думаю, нам следует вернуться к большим масштабам. Вы заинтересованы в том, чтобы помочь нам проникнуть в лабораторию этого человека? Именно за этим мы здесь сегодня собрались. Возможно, с вашей помощью мы могли бы сделать много хорошего. Но с тем питбулем, которого держат в частном доме, мы помочь не можем. Мне очень жаль. Я надеюсь, вы понимаете.

Элизабет встала. В ее голосе звенело ледяное спокойствие.

– Я не понимаю. Вы говорите, что любите животных, но не хотите пачкать руки, чтобы спасти хотя бы одного. Вы не носите кожу коровы, которую убили, чтобы съесть, но отказываетесь помочь мне спасти Дамиана. – Она свирепо глянула на них. – Я пришла сегодня сюда, думая, что найду здесь людей, которые любят животных – всех животных, – и мне помогут. Но я, похоже, выбрала не то место.

Она снова с яростью оглядела их и вышла, хлопнув дверью. Она плакала. Это был крах. На полпути к машине Элизабет услышала позади мягкие шаги и обернулась. Следом спешила девушка, Джас.

– Подожди, пожалуйста. Я хочу с тобой поговорить. Элизабет остановилась и вытерла слезы, злясь, что эта девушка их заметила.

– Что? – спросила она грубо.

– Извини, что там все так произошло. За Марго. На нее иногда находит, ты просто не знаешь. Она нормальная, правда, но не будет помогать тебе. Зато мы, я и Йон, и Джой-Ноэль тоже – мы хотим, чтобы ты знала: мы можем помочь. Оставь мне телефон, я позвоню, и мы встретимся. Йон и я уже делали такие вещи, мы сумеем помочь, понимаешь?

– Что за проблемы у Марго? – Элизабет с надеждой затаила дыхание.

– Она боится питбулей. Считает, что эту породу надо вообще уничтожить. Это у нее какой-то бзик – то ли ее однажды кто-то укусил, толи что-то еще, не знаю. Это безумие, но когда при ней говоришь «питбуль» – все, ее клинит. Мы это знаем, но не боимся, понимаешь? Мы тебе поможем, мы просто хотим, чтобы Марго об этом не узнала. Все будет круто.

– Джас, я хочу, чтобы ты понимала, как это важно. Я просто не могу его бросить. И не брошу. Но вы, ребята, были моей последней надеждой. Мне больше некуда пойти, а моего пса каждый день мучают, понимаешь?

– Конечно. Мы поможем. Мы, я имею в виду – Йон, Джой-Ноэль и я, – нам надо быть осторожными. В смысле, мы же тебя не знаем, верно? Ты там работаешь, ты одна из них, так сказать. Может, тебя подослали или еще что-нибудь. Тут надо очень осторожно. Так что не думай, что мы тебя кинули, если придется немного подождать. Мы придем.

Джас, Йон и друг Иона Роб встретились с ней через два дня в кафе «Стат Снэк» возле медицинского факультета. Заказав только напитки, они вышли на широкую лужайку, чтобы поговорить без свидетелей. Они еще раз выслушали историю Дамиана – с новыми подробностями, но Элизабет по-прежнему не сообщала, что пес умеет разговаривать. Она знала, что эта подробность будет лишней. Она удивилась и обрадовалась, что молодые люди с таким энтузиазмом согласились помочь животному, которого никогда не видели. Затем ребята намекнули, что уже участвовали в нескольких подобных акциях и это попало в газеты. Из вежливости Элизабет не вдавалась в детали. Они согласились взглянуть на место, где пса держат, но из соображений безопасности решили, что Элизабет лучше не знать, когда и как они проведут операцию. Она приняла их условия: слава богу, что согласились помочь так быстро. Элизабет, как могла, описала дом Севилла – размеры, обстановку, сигнализацию. А также – кого они могли там встретить, «Зеленые» заверили ее, что никто не пострадает.

– Это не в нашем стиле. – Джас чуть улыбнулась, и Элизабет с удивлением поняла, что ей и вправду нравится эта девушка, которую до недавнего времени она считала врагом. – Мы не хотим никому вреда. Мы хотим только прекратить то, что приносит вред.

– Скорее всего, в доме будет Том. Он, похоже, проводит там круглые сутки. Том занимается всей бумажной работой, делает выписки, которые могут понадобиться для статьи, после которой Севилл собирается показать собаку. Мой вам совет – я не собираюсь указывать, что и как делать, но я бы на вашем месте попыталась войти, когда в доме будет один Том. Он вроде не агрессивен.

– Мы бы хотели, чтобы там вообще никого не было, но раз это невозможно, конечно, мы попытаемся в его присутствии.

– Если мы сможем заставить этого парня впустить нас, не придется иметь дело с сигнализацией, – высказался Роб.

Джас и Йон задумчиво кивнули.

– Вы уверены, что мне с вами нельзя?

– Абсолютно. Это и для твоей безопасности, и для нашей. Если кто-нибудь тебя там узнает, чем это для тебя кончится? А если они тебя поймают, то смогут в итоге поймать и нас. – О том, что Элизабет может оказаться в сговоре с властями, она умолчала. – Мы заберем собаку и позвоним тебе. Все будет в порядке.

Элизабет покачала головой, словно не желая верить ее словам.

– Когда я стану врачом, вы, ребята, можете рассчитывать на бесплатное лечение всю оставшуюся жизнь.

Они с хохотом ее поблагодарили.

– Нам нужно будет еще раз встретиться, после того как мы осмотрим место. Дай нам адрес, и мы с тобой свяжемся.

Было решено, что для пущей безопасности они позвонят ей сами. Фамилий своих они не назвали. Джас обернулась к Иону:

– Думаю, стоит поговорить с Эдом. Нам понадобятся еще люди.

– Да, ты права.

Джас снова повернулась к Элизабет:

– Мы тебе позвоним.

Дамиан смотрел на Севилла, стоявшего в дверях с поводком в руках.

– Идем, – сказал мужчина.

Дамиан торопливо поднялся, слегка виляя хвостом. Ему очень хотелось выйти из комнаты, пусть даже вместе с Севиллом. Пес медленно подошел к человеку – воспоминания боролись в нем с надеждой. С того дня, когда Севилл оказался заперт вместе с ним в комнате, в их отношениях произошла едва уловимая, но значительная перемена. Дамиан был рабочей собакой и чувствовал, что его предназначение – служить человеку. Его забрали у Элизабет, он горевал о ней и надеялся, что она вернется, однако жизнь продолжалась. Голос велел ему служить и угождать хозяину, как подобает псу его породы. Теперь его единственным хозяином был Севилл.

Поколения предков готовили Дамиана к грубой работе в паре с не менее грубым и сильным хозяином. Но в стерильном лабораторном помещении держать быков негде, сражаться не с кем – вообще нечего делать. Севилл занимался с ним, но настоящей работой это назвать было нельзя. Псу некуда было тратить присущую его натуре энергию.

Дамиан подошел к Севиллу, и тот надел ошейник, проверив, чтобы плотно прилегал к шее. Снаружи ждала Катарина Новак вместе с деканами факультета психологии и факультета искусства и науки. Севилл не предупредил гостей о том, что им предстоит увидеть, и двое мужчин с нетерпением ждали: все это казалось им несколько эксцентричным. Севилл опустил руку на широкую голову пса:

– Сделаешь это для меня, дружок, и я куплю тебе здоровенный бифштекс.

Дамиана взволновало это мягкое прикосновение, и он прижался к ноге доктора, демонстрируя признательность. Севилл неприязненно отстранился:

– Эй, прекрати. Шерсть останется. – И он отряхнул штанину.

Все вошли в кабинет, и Дамиан удивился, обнаружив еще трех человек: они сидели на стульях и внимательно смотрели на него. Тома не было. С тех пор как он напал на Элизабет, одно его присутствие приводило собаку в ярость. Дамиан узнал только одного из чужаков, поэтому на мгновение остановился, принюхиваясь и пытаясь получить побольше информации о двоих мужчинах. Севилл резко дернул поводок, и Дамиан послушно двинулся к привычному месту работы. Пока доктор привязывал его к крюку, пес продолжал с любопытством принюхиваться.

Севилл дал ему немного времени, чтобы он освоился, затем приготовил цветные карточки и выбрал одну.

– Дамиан, какой цвет?

– Лист.

Севилл не включал электрошок, хотя палец держал на кнопке. Дамиан отвечал быстро и правильно. Трое гостей начали оживленно переговариваться. Севилл попросил тишины и достал следующую карточку.

– Дамиан, какой цвет?

– Чернь.

– Какой цвет?

– Кровь.

Так они перебрали все. Между заданиями Дамиан украдкой бросал на незнакомцев взгляды. Он физически ощущал напряжение в комнате. Внезапно все закончилось, и Севилл быстро увел его в маленькую комнату. Люди подошли к плексигласовой стене, уставились на него, а Дамиан уселся в углу напротив и тоже стал их разглядывать.

Группа освободителей животных встретилась с Элизабет еще раз. Они привели с собой Эда – здоровяка лет под тридцать, который, казалось, не имел ничего общего с остальными. Эд выглядел как нападающий футбольной команды. Судя по короткой стрижке и манере держаться, он недавно демобилизовался из армии. Видимо, его позвали специально для такого случая. Было ясно, что пришел он по просьбе Джас: молодой человек не отрывал от нее глаз. Элизабет усмехнулась и покачала головой.

Моя чертова армия.

Эд отвлекся от лица Джас ровно настолько, чтобы успеть выяснить подробности о доме, сигнализации, людях, которые могут оказаться внутри, и точном местоположении собаки. Они проезжали там, заметил он, и им понравился долгий путь по шоссе, мимо густого леса. Все будет в полном порядке, сказал Эд. Затем все разошлись. Из соображений безопасности «зеленые» не сказали ей, когда планируют налет. Обещали позвонить, когда собака будет у них.