355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дайана Джессап » Пес, который говорил с богами » Текст книги (страница 9)
Пес, который говорил с богами
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:03

Текст книги "Пес, который говорил с богами"


Автор книги: Дайана Джессап



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Том приехал через неделю и отвел Дамиана обратно в лабораторию Севилла. Расследование доктора Новак, проведенное у плавательного бассейна и продолженное в различных отелях Мексики, не обнаружило ни единого нарушения протокола.

глава 6

Никто не подозревает, что дни —

это боги.

Эмерсон

– Привет, папочка.

Севилл быстро обернулся, и на лице его вспыхнула неподдельная радость.

– Как поживает моя маленькая кнопка? – спросил он, кивнув Тому, стоявшему в дверях позади нее: тот может уйти. Его ассистент встречал девочку у входа в корпус, куда мать привозила ее каждую третью пятницу месяца. В понедельник утром Севилл отвозил ее в частную школу – так им с бывшей женой удавалось не встречаться, что вполне устраивало обоих.

Том исчез – в такие дни он уходил раньше, – и маленькая девочка вприпрыжку побежала в комнату, даже не оглянувшись.

– Хорошо, – пискливо ответила она отцу, как это делают семилетние. Севилл стоял у окна и, прищурившись, читал «Журнал экспериментальной психологии», где напечатали письмо из университета Тафта в поддержку Котча с комментариями к его предыдущей статье. Имя Севилла упоминалось без особого уважения. Невыносимо. Севилл вздохнул, отложил журнал и прижал к себе девочку. Она восторженно смотрела на него. Такие же потрясающие светло-серые глаза, как у него.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Работаю. – Он чуть отодвинулся, положив руку на ее блестящие темные волосы, и рассматривал девочку.

– Я проколола уши.

– Да, я вижу. Теперь ты стала совсем большая.

– Больно.

– Представляю себе. Прокалывать разные части тела острыми предметами обычно бывает больно. Ты плакала?

– Не знаю, – сказала она уклончиво. Она вытянула правую руку ладонью вниз, растопырив пальцы.

– И еще у меня есть кольцо. – Недорогое детское колечко блестело у нее на среднем пальце.

– Хм. Кто тебе его дал? – Боб.

– Боб, значит?

– Да, и еще он сказал, что подарит мне котенка. Севилл бросил журнал на стол. Он чувствовал, что его атакуют со всех сторон.

– Очень мило, – сухо сказал он, – Послушай, я схожу в соседнюю комнату, включу резервное оборудование и соберу инструменты. Я хочу, чтобы ты сидела здесь, на этом стуле, и ждала меня. Я вернусь через минуту. Сделаешь это для меня?

– О'кей. – Она взобралась на стул и уселась поудобнее.

– Я серьезно, Кристина. Ты будешь сидеть на этом стуле, пока я не вернусь. В этой комнате. – Он предусмотрительно убрал предметы, до которых она могла дотянуться.

– Угу. – Он хотел бы услышать больше послушания в ее голосе. Севилл вышел из комнаты, обернувшись в дверях. Дочь сидела на стуле, кроткая, как ангел, но ее яркие, умные глазки уже обшаривали комнату. В тот момент, когда дверь за отцом закрылась, Кристина спрыгнула со стула и подошла к столу, заваленному всем подряд. Заметила несколько инструментов на краю, обрезки изоляции с проводов. Осмотрела электронные приборы, увидела тумблеры и ручки, протянула руку и нажала на несколько кнопок. Потом на другие. Рассмотрев все, что лежало на столе, девочка повернулась к дверям в соседние комнаты. Быстро подошла к одной и заглянула в узкое окошко. Внутри она увидела собак и, обрадованная, вбежала внутрь.

Отец никогда не позволял ей смотреть на этих животных – не только запрещал ей трогать их, но даже не разрешал входить к ним в комнату. Она так любила животных, а он даже не пускал ее к ним. Поэтому теперь она решительно вошла внутрь: ей хотелось погладить собачек.

Она подошла к первой металлической клетке и увидела в ней полосатого золотисто-черного питбуля.

– Привет, – сказала она.

Дамиан замер на месте. Вся его жизнь сосредоточивалась на людях, которые входили через эту дверь. Мужчины – с намерением сделать с ним что-нибудь. Он знал всех мужчин и некоторых женщин, которые здесь появлялись, и предполагал, что они могут с ним сделать. Но тут было что-то новое, что-то странное, и оно приводило его в замешательство. Существо было таким маленьким, таким непонятным. Он не видел детей, с тех пор как потерялся в лесу, и совсем забыл, какие они бывают.

Кристина хотела потрогать собаку. Просунула маленькую ладошку сквозь прутья, но Дамиан отступил в глубину клетки. Пес неохотно позволял кому-либо в этом помещении к себе прикасаться. Ни секунды не сомневаясь, Кристина отыскала защелку и распахнула дверь настежь.

– Привет, – снова сказала она.

Ее запах волной окатил Дамиана.

Севилл.

Этот маленький человечек был его – принадлежал ему. Пес пытался отступить еще дальше, прочь от приближающейся опасности, а Кристина ползла следом. Дамиан ничего не знал о том, как дети играют с собаками, но Голос говорил ему, что это юное существо, похожее на щенка, не должно пострадать.

Забравшись в клетку, Кристина уселась рядом с собакой и стала гладить ее шею и мощные плечи. Ей нравился теплый, гладкий мех, и она не подозревала, как напряжен Дамиан. Девочка сидела совсем рядом в маленькой металлической клетке, и Дамиан чувствовал себя в западне. Но подлинного страха он не испытывал. Выждав немного, он расслабился и осторожно потянулся, чтобы обнюхать ее лицо и волосы.

– Щекотно! – закричала Кристина, отталкивая его. – Не надо!

Но она смеялась и продолжала его гладить. Губы Дамиана раздвинулись в широкой собачьей ухмылке, и он сидел спокойно, с задумчивым выражением на улыбающейся морде, терпеливо принимая ее внимание. Ребенок ему нравился.

Дверь в комнату распахнулась, девочка и собака одновременно вздрогнули. Севилл стоял и смотрел на них, широко раскрыв глаза. При виде дочери, сидящей в клетке с питбулем, его лицо посерело.

– Кристина!… – выдохнул он, бросился вперед и выдернул ребенка за руку из клетки. Зрелище напугало его, а страх привел в бешенство. – Что это ты делаешь? – Зло спросил он, встряхнув девочку.

Кристина перепугалась. Отец крайне редко повышал на нее голос, но она знала по опыту, что папа может быть непредсказуем и свиреп. Его эмоции передались ей, она отпрянула, внезапно разразившись слезами. Севилл наклонился к ней, продолжая держать ее за руку. – О чем ты думала? Ты хочешь, чтобы он тебя укусил или еще похуже? – Он говорил громко, рассерженно; девочка рыдала.

Когда Севилл неожиданно вошел, Дамиан съежился в углу. Но теперь он видел, как разъяренный Севилл грубо держит ребенка, и эта картина тронула пса до глубины души, а первобытный инстинкт поднял его на ноги. Внутренний Голос не позволил ему подумать ни о том, что он делает, ни о том, кому он делает это, и Дамиан подался вперед, в ярости оскалив зубы. Он остановился у открытой дверцы, требуя, чтобы мужчина отпустил ребенка.

– Господи Иисусе! – Одним быстрым движением Севилл захлопнул дверь клетки перед неподвижной собакой и быстро задвинул щеколду, а потом выбежал из комнаты, прижимая к себе дочь. Он тяжело дышал. Зловещий образ рычащего зверя стоял у него перед глазами. С девочкой ничего не случилось, но признательности к собаке он не чувствовал. Думал только о том, как вовремя вернулся, о силе собаки, мощных челюстях и короткой могучей шее. Севилл был врачом и хорошо представлял себе, что могло бы произойти с девочкой, если бы он не вмешался. Его родительский инстинкт восставал против животного, и Севилл гнал от себя саму мысль о собачьих зубах, раздирающих мягкую плоть ребенка. Чейз был прав: из-за этого пса может произойти что-нибудь ужасное. Разъяренный, в приступе животного страха, Севилл поклялся, что уничтожит собаку.

Он опустился на колени, удерживая дочь перед собой на расстоянии вытянутой руки.

– Это было очень, очень опасно, Кристина. – Он взъерошил ей волосы, думая о том, что сказала бы Лори, его бывшая жена, если бы узнала, что он оставил девочку без присмотра в лаборатории. – Ну хватит, не плачь, он тебя не тронул. Все хорошо. Но ты поняла теперь, почему я тебе говорил не подходить к этим собакам?

Рыдания девочки постепенно перешли в редкие всхлипы и сопение.

– Ладно, кнопка, пойдем домой.

Поднявшись, он перенес дочь через порог и плотно закрыл за собой дверь.

Сидя в клетке, Дамиан несколько секунд смотрел им вслед, затем с глубоким вздохом улегся на пол. Пес удивлялся сам себе: он зарычал на вожака. Расстроенный и беспокойный, он лежал, опустив голову на лапы, и смотрел на дверь еще долго после того, как смолкли звуки шагов мужчины и девочки.

В понедельник Севилл отвез девочку в школу, приехал в лабораторию и вошел во внутреннюю комнату, где стояли собачьи клетки. Пристально глядя на большую голову полосатого питбуля и его могучие плечи, он снова пережил острый приступ страха, вспомнив, что его дочь была во власти этого зверя. Севилл никогда раньше не думал о подопытных животных иначе как о расходном материале, но мысль о собаке преследовала его весь уикенд. Телефонный разговор с Хоффманом не дал результатов, на которые он рассчитывал.

– Ублюдок, – процедил Севилл сквозь зубы и отвернулся. В соседней комнате он обратился к Тому: – Я хочу, чтобы этой собаки тут не было. Этот питбуль —Хоффмана. – Он кивнул на дверь. – Виктор не желает, чтобы чертов пес сдох, так что подумай, куда его деть. Прямо сейчас.

Он подошел к входной двери и открыл ее, почти столкнувшись с Чейзом, несшим в одной руке огромную чашку латте, накрытую батончиком, а в другой – обувную коробку с дискетами. Севилл пронесся мимо, оставив Чейза в кильватере непристойной брани.

– Что это он такой бешеный сегодня? – спросил Чейз.

Том пожал плечами.

– Вообще-то я точно не знаю. Он хочет убрать питбуля.

– Вот это да! Его цапнули?

– Не знаю. Просто велел убрать его. Я не знаю, что случилось.

– Ну что-то же все-таки случилось, а? Теперь он будет исходить говном весь день, это уж точно. – Нехорошо улыбаясь, Чейз ушел в компьютерную комнату и захлопнул за собой дверь.

Том постоял несколько секунд, не зная, что ему делать. Севилл, похоже, ушел совсем, и Том не знал, когда он вернется. Он понятия не имел, куда отправить пса, но босс выразился недвусмысленно – собаку следовало убрать сейчас же.

Он вошел в комнату для собак, взял поводок с вешалки на стене. Том собирался вывести собаку из лаборатории, а затем попытаться найти профессора Хоффмана или доктора Новак. Он накинул поводок псу на шею и осторожно отступил назад, выводя его из клетки. Том не доверял псу и шел напрягшись, держа поводок на вытянутой руке, сильно натянув его, на случай если пес решит броситься на него. Том шел к офису Хоффмана.

– Я ждал тебя, Томас, входи, сынок, входи. – Хоффман показал рукой на стул, быстро убрал с него бумаги. – Джо позвонил мне в субботу и сказал, что пес бросился на его дочь. Попробуем найти для тебя другое место, приятель, – обратился он к Дамиану.

Он потрепал питбуля, но тот не пожелал ответить на дружеский жест профессора. Время доверия давно прошло.

– Трудно поверить, что этот парень стал таким неприветливым. Ладно, не обращай внимания, Том, я найду место, где он проживет остаток своих дней. Джо настаивал, чтобы я позволил ему усыпить собаку, но не думаю, что это необходимо, ведь правда? Лучше отправим его куда-нибудь в безопасное место. Давай попробуем.

Пока Том и пес ждали, Хоффман позвонил в кабинет Новак. Та была на месте, и они сразу отправились к ней. Появление пса вызвало в офисе легкий переполох. Катарина помахала рукой, приглашая их войти.

– Извини, Виктор, я разговаривала по телефону и не успела предупредить секретарей, что вы придете. Садитесь.

Хоффман вошел и сел, а Том остался стоять у дверей с Дамианом. Усаживаясь в кресло, Новак взглянула на пса:

– Очевидно, именно об этой собаке Джо говорил в выходные. Что ты решил, Виктор?

– Мне нужно его куда-нибудь поселить – довольно надолго, пока я не найду другие варианты. В моей колонии он жить не может. Мне нужно время, скоро я начну новый проект, в котором смогу его задействовать, или подыщу что-нибудь другое. Пока что я хочу, чтобы он жил где-нибудь подальше отсюда.

Новак кивнула и снова посмотрела на пса. Тот по-прежнему стоял рядом с Томом.

– Джо сказал, что собака напала на его дочь.

– Верно. Я так понимаю, девочка вошла в клетку. Но он ее не укусил.

– Джо был очень расстроен. Может, собаку лучше усыпить?

Кивок Хоффмана выражал и неохотное согласие, и твердое сопротивление.

– Да, наверное. Если бы пес действительно напал на ребенка, я не стал бы откладывать эвтаназию. Если произойдет еще один инцидент, не сомневайся – я сам усыплю его.

– Понимаю. Итак, надо полагать, место тебе понадобится срочно? Честно говоря, меня несколько удивляет, что пес вообще еще жив. После разговора с Джо я была почти уверена, что пес не выйдет из лаборатории. – Она улыбнулась, подумав о крутом нраве своего любовника.

– Джо – хороший парень: я просил его не убивать собаку ни при каких обстоятельствах, и он сдержал слово. Понимаешь, если бы пес действительно укусил ребенка, я бы не колебался ни секунды. Но мне кажется, это тот случай, когда не привыкшее к общению животное сталкивается с развитым не по годам ребенком. Я не извиняю действий собаки, но хотел бы дать Дамиану еще один шанс, прежде чем думать о его ликвидации.

– Том, ты видел, что случилось? – спросила Новак.

– Нет, мэм.

– Джо упоминал при тебе какие-нибудь детали?

– Нет, мэм. Я не знал даже того, о чем услышал сейчас.

– Хорошо, Виктор, я окажу тебе услугу. Дай мне подумать.

Она набрала номер. Пока она разговаривала, Дамиан с тихим вздохом свернулся в клубок у ног Тома.

– Глория? Мне нужна клетка для собаки, на длительный срок и подальше от глаз. Да. Да, конечно. Прекрасно, я пришлю ассистента с собакой сейчас же, встреть его и покажи, куда вести пса. Прекрасно. – Она повесила трубку. – Пусть Том отведет собаку в корпус длительного содержания, Глория там его встретит. Вы знаете, где он расположен? Там три изолированных здания. Глория будет ждать вас в центральном корпусе. – Она повернулась к Хоффману: – Пусть остается там, сколько тебе понадобится. Если возникнут проблемы, обращайся к Глории, она тебе поможет.

– Спасибо, Катарина. – Виктор поднялся.

Новак встала и проводила его до двери. Остановилась возле Тома с собакой и пристально посмотрела на Дамиана.

– Виктор, скажи, это та самая собака, которой интересовалась девушка по имени Элизабет Флетчер?

Хоффман удивился:

– Ну да, она. Как ты узнала?

– Девушка приходила сюда и спрашивала о ней.

– Спрашивала? Что именно?

– Она хотела увидеть собаку. Я сказала ей, что это невозможно.

– Вот как? – Хоффмана эта новость несколько ошарашила. – Ну, она слишком привязалась к собаке, и мне пришлось ее предупредить, чтобы держалась подальше. Она слишком импульсивна.

– Значит, она тебя не послушала. Она активно его ищет. Я сказала ей, что не собираюсь раскрывать местоположение собаки из-за того инцидента у тебя в колонии.

– Когда мы с Джо об этом беседовали, он рассказал, что там случилось. – Новак посмотрела на Тома. – Она появлялась около лаборатории Джо? Ты ее там видел?

– Один раз, давно. Больше не приходила.

– Если увидишь еще раз, сообщи мне. Это важно.

– Хорошо.

– Ну, – сказал Виктор, – сомневаюсь, что теперь она найдет собаку. Но даже если найдет, большого вреда не будет; я просто подумал, что не стоит поощрять такую привязанность к лабораторному животному. Для ее же блага – она все-таки студент-медик.

– Мне кажется, от нее может быть больше неприятностей, чем ты думаешь, Виктор. Она собирается вмешиваться и дальше. Если с ней возникнут проблемы, я уволю ее из хендлеров.

– Даже если она собаку в этом корпусе найдет, со временем ей просто надоест приходить. На что тут жаловаться?

– Возможно, ты прав, Виктор. Том, ты понял, куда идти? Отлично, тогда, я думаю, дело сделано.

Корпус длительного содержания располагался в трех кирпичных строениях, стоявших впритык друг к другу, в каждом – по сорок четыре клетки в ряд, вдоль стены. Здесь собак держали для долговременных исследований, пока они не умирали или ими не «жертвовали ради науки». Все они предназначались для токсикологических, онкологических или радиологических исследований; многие едва поднимали глаза, когда Том и Глория проходили мимо. Некоторые собаки жили здесь несколько месяцев, некоторые оставались на годы. Отсюда был только один выход – смерть.

Они прошли по цементному коридору к самой последней клетке, куда Том и завел питбуля. Глория закрыла дверцу, повесила на клетку табличку с его именем, а чуть ниже – красную карточку, и люди ушли. Стены клетки были из шлакобетона, когда-то выкрашенного в белый цвет, но за долгие годы потемнели. Дверца представляла собой металлическую сетку, погнутую, покрытую шерстью и грязью. Пустая миска для еды стояла в держателе у двери, а поилка висела на задней стенке, как в главной псарне. Дамиан критически все это оглядел. Он пока еще не так сильно хотел пить, чтобы рискнуть, но осторожно подкрался к поилке и внимательно ее рассмотрел. Пол был цементный, но Дамиан больше не доверял никакому полу, после того как его так долго били током. Он осторожно улегся только спустя минуту.

Он пролежал несколько часов, разглядывая свой новый дом. Пришел уборщик и занял мысли Дамиана примерно на час, затем ушел, и наступила ночь. Здесь не было окон, и свет на ночь выключали.

Рано утром пес проснулся внезапно, с испуганным ворчанием. Во сне он по-прежнему был в лаборатории, и Севилл, выйдя из своего кабинета, направился к нему. Дамиан слышал его уверенные шаги. Этот звук леденил его душу. От ужаса Дамиан и проснулся. Он поднял голову, принюхиваясь и прислушиваясь в абсолютной тишине и темноте. Никаких признаков Севилла. Ни шагов, ни запаха его сигарет. Дамиан снова лег и опустил голову, дожидаясь утра.

На следующий день он изучал распорядок дня в этом блоке. Уборщики пришли в семь, работали около часа, затем ушли в другое здание. Молодой человек в наушниках едва взглянул на Дамиана, когда чистил клетку. После его ухода ничего больше не произошло. В отличие от основного здания, люди сюда приходили редко. День тянулся в ожидании. Здесь невозможно было следить за временем, не менялись ни освещение, ни погода. В здании всегда было либо светло, либо темно. Дамиан потратил полдня, чтобы набраться мужества и прикоснуться к миске с едой и поилке. Вечером уборщик пришел еще раз, сделал свою работу и ушел. Свет погас, и опять наступила ночь.

Директор была приветлива, но держалась официально. Сообщив Элизабет, что собаку перевели из лаборатории Севилла, Новак категорически отказалась обсуждать или давать информацию о ее местонахождении или использовании. Новак дала слово, что с животным будут обращаться в соответствии с правилами университета и под ее персональным неусыпным контролем. Элизабет неохотно позволила себя убедить.

Что же касается доктора Джозефа Севилла, доктор Новак заверила Элизабет: она будет лично наблюдать за его исследованиями и за тем, чтобы его работа соответствовала всем нормативам. Затем любезно поблагодарила ее за то, что девушка привлекла внимание «ко всему этому», и отправила заниматься своими делами.

Элизабет впечатлило неравнодушие, проявленное к ее жалобе, и она была признательна Катарине Новак, но было очевидно: беседа закончена. Женщина оказала ей огромную услугу, сообщив, что Дамиана у Севилла забрали. Элизабет пообещала вернуться к занятиям со спокойной душой – теперь, когда пса из лаборатории забрали, он больше не нуждался в ее помощи.

И все же в глубине сознания что-то свербило.

Мог ли Дамиан действительно быть в безопасности на территории университета, в этой гуще исследований? Она могла его себе представить в лучшем случае голодным и одиноким, каким нашла его в последний раз. Не такую ли работу гарантировала Новак?

Девушка отчаянно уверяла себя, что она уже уберегла Дамиана от жестокого обращения. С другой стороны, однажды ему повезло, но разве не может случиться так, что он снова попадет в ад? Разве нет?

Элизабет много раз думала отказаться от работы хендлера. Каждый день, приходя в здание Центра, она спрашивала себя, как там Дамиан. Говоря по правде, ей бы не помешало действительно больше внимания уделять учебе. На последнем курсе учиться становилось все сложнее. Лекции по физике обещали быть самым тяжелым испытанием в ее академической карьере. Однако, вместо того чтобы бросить работу, она сократила свое учебное расписание до минимума, оставив только самые необходимые предметы, и все свободное время проводила в основной псарне. Она всегда находила здесь Дамиана прежде и все еще надеялась встретить его здесь снова.

Наступил День благодарения, и Дэйв пригласил Тони на ужин. Услышав об этом, Элизабет только плечами пожала и вышла из комнаты. Дэйв растерянно моргал ей вслед, покачивая головой. Она потратила уйму времени, украшая дом в последний вечер, а утром выходила из кухни, только чтобы расставить холодные закуски и разложить на столе приборы. Мужчины благоразумно предпочли воспользоваться баром в гостиной и не пытались проникнуть на кухню в такое горячее время.

Когда она пригласила их за стол, Дэйв заметил Тони, что она похожа на акушерку, которая только что приняла своего первого ребенка, родившегося попкой вперед. Но Элизабет приготовила такой ужин, что он мужчин потряс. После ужина Элизабет вымыла посуду, убралась на кухне и присоединилась к ним в гостиной. Зажгли камин, из телевизора неслись приглушенные звуки футбольного матча… Уют и покой. Все трое мужчин принялись дружно восхищаться и поздравлять ее.

– Сегодня ты превзошла себя, – заявил Билл, когда она села с ним рядом. На ней было простое голубое платье, обувь она сняла и теперь сидела, поджав под себя ноги.

– Спасибо, Билл. Но не забывай, это ты общипывал индюшку.

– Ах да. Это требует большой сноровки.

– Не скромничай, – сказал Тони, – ты отлично готовишь. Станешь когда-нибудь прекрасной маленькой женушкой и кардиохирургом по совместительству.

– Спасибо, Тони.

Ей было приятно. Она знала, что ужин удался, и с удовольствием слушала комплименты. Ей всегда нравилось готовить, но совсем другое дело, когда есть кому оценить тебя по достоинству. Элизабет гордилась тем, что эти преуспевающие одаренные мужчины восхищаются ее искусством. Она не могла не думать о том, станут ли они когда-нибудь так же восхищаться ее хирургическим мастерством.

Тони от ее необычно мягкого тона расхрабрился. Он никогда не знал, с какой Элизабет ему придется столкнуться – с раздражительной или благосклонной, – и решил извлечь выгоду из такой удачи.

– Элизабет рассказала вам о своей оценке по физике?

Дэйв покачал головой:

– Нет, а что такое?

Сияя улыбкой, Тони сообщил новость так, словно он и сам был каким-то образом к ней причастен:

– Элизабет держится в лучших четырех процентах в этом семестре. Она серьезно занималась, и вот результат. Никто в ее классе не сравнялся с ней. По физике!

– Тони! – Элизабет смутилась, но была явно польщена. Она не рассказывала об этом деду и отцу, но все знали, как трудно ей дается физика.

– Это прекрасно, Элизабет, я рад. Было непросто, да? – спросил Дэйв.

– Да, нелегко. – Она покраснела и принялась, опустив глаза, оттирать несуществующие пятнышки на платье. От отцовских похвал она всегда чувствовала себя пятилетней девочкой и страстно надеялась, что когда-нибудь это пройдет.

– Я немного больше занималась, вот и все, – сказала она чуть смелее.

– Настроение изменилось? – мягко спросил Билл, слегка сжав ее руку. Она ответила легким кивком:

– Да, немного. Я чуть больше сосредоточилась на результате, которого хочу добиться. Это помогает.

– Еще год – подумать только, Билл, – и она в медицинской школе. Трудно поверить, да? – Отец пристально посмотрел на нее и наклонил бокал в ее сторону. – За доктора Элизабет Флетчер, третье поколение кардиохирургов.

Остальные мужчины согласно поддержали тост, подняли бокалы и склонили головы в ее честь. Элизабет было неловко оттого, что все внимание сосредоточено на ней. Она снова залилась краской и опустила глаза, но было видно, как она рада. В этот момент к ней пришло спокойное, приятное осознание выполненного долга. Через пять лет, в день, когда она преподнесет отцу свой медицинский диплом, у нее, по крайней мере, будет осязаемое свидетельство благодарности ему за все.

Она свернулась на кушетке, держа деда за руку. Разговор вернулся к медицине, а девушка погрузилась в задумчивость. Вспоминая редкие фотографии, она пыталась представить себе, как бы выглядела ее мать, сидя в этой комнате рядом с мужем. Но ничего не получилось, и тогда Элизабет стала думать о том, какой совет дала бы ей мать сейчас.

В следующий понедельник, когда она пришла из колледжа, Билл встретил ее у дверей. Дэйв должен был вернуться через час-полтора, и Элизабет остановилась перед холодильником, придумывая, что бы приготовить на ужин. Билл уселся посреди кухни и сложил руки на груди. Элизабет смотрела на дедушку, доставая кусок чеддера и укладывая его на разделочную доску.

– Что? – спросила она с шутливым раздражением, и довольный ее проницательностью дед улыбнулся.

– Я хотел спросить тебя кое о чем, но мне кажется, это не мое дело.

– Это касается меня?

– Да.

– Тогда это безусловно твое дело. У нас нет секретов, верно? Что ты хочешь знать? – На секунду Элизабет наклонилась, отыскивая крекеры. – Люблю ли я Тони? Могу ответить – нет. Пробовала ли я травку? Нет. Делала ли я аборт? Нет. Собираюсь ли я сделать аборт? Нет. – Она вынырнула из-под стола с пачкой крекеров в руке.

– Ты действительно хочешь быть врачом?

Неожиданный прямой вопрос застал ее врасплох.

– Ого. Почему ты об этом спрашиваешь?

– Ты не ответила.

Нет, не хочет. Не хочет – он догадался, он видел ее колебания, то молчаливое сопротивление, с которым она относилась к выбранной профессии. Очевидно, об этом он и собирался поговорить. Элизабет постояла секунду, пристально глядя на него, затем подошла и присела напротив.

– Не беспокойся, прошу тебя. Я действительно хочу стать третьим доктором Флетчер. Я много думала об этом в последнее время, ты, наверное, знаешь. Мне бы не хотелось тебя обманывать – у меня есть сомнения, но, могу поспорить, ты тоже сомневался, когда учился в колледже. Наверняка и отец не был уверен. Может, это со всеми происходит. – Она пожала плечами. – В последние несколько недель я все обдумала и теперь знаю – это правильный выбор. Мне кажется, со временем у меня будет больше уверенности. Но сейчас для меня диплом врача – что-то эфемерное. До него еще слишком далеко.

– Ближе, чем ты думаешь, Элизабет. С возрастом время идет быстрее. Мне кажется, всего через каких-нибудь полгода ты будешь доктором Элизабет Флетчер, кардиохирургом с собственной практикой, или, может, займешься исследованиями с Дэйвом. Что бы ты ни выбрала, начнешь взрослую, самостоятельную жизнь, возможно, выйдешь замуж, а я буду сидеть здесь, как сейчас, и по-прежнему видеть тебя десятилетней девочкой или подростком четырнадцати лет, но не той, кем ты будешь – взрослой женщиной, практикующим врачом.

– Господи. Жуть, когда ты так говоришь. Я не готова к такой ответственности. Чья-то жизнь в моих руках! Как тебеэто удавалось?

Он покачал головой.

– Шаги. Маленькие шаги. И отличное знание своего дела. Когда хорошо знаешь материал, много раз видишь причины и результаты, принимая собственные решения, начинаешь чувствовать себя увереннее. Но поверь мне, девочка, все равно все сомневаются. – Дед горько улыбнулся и заговорщицки наклонился к ней: – Все, кроме твоего отца. У него никогда не бывает сомнений, скажу тебе. – Он помотал головой. – И никогда не было.

Они оба рассмеялись.

– Надо признаться, я не была уверена. Но подумала и поняла, чего хочу. Я не могу дождаться того дня, когда встану в один ряд с тобой и папой – три доктора Флетчер. Это будет его день.

– А будет ли это твойдень – вот что меня интересует. Твой отец хочет, чтобы ты была счастлива. Тебе предстоит прожить собственную жизнь, и я лишь хочу быть уверен, что у тебя к медицине лежит душа.

– Думаю, да. То есть я пока не знаю, я ведь этим не занималась. Может, когда начну работать, лучше разберусь в своих чувствах.

– Ты должна знать, Элизабет, эта работа требует времени и колоссального труда. Потратить шесть лет, а потом передумать – не самый лучший выбор. Ты уже много лет смотришь, как другие занимаются исследованиями, ты знаешь эту работу.

Элизабет смотрела себе под ноги. Эту работу она знала лучше, чем кто бы то ни было. Дедушка не догадывался о глубине ее сомнений, но в одном она была уверена – у нее есть обязательства перед двумя мужчинами, которые ее вырастили.

– Не передумаю. Я хочу быть врачом.

Она сидела на стуле, разглядывая коврик и изображая решимость, а Билл смотрел на нее, притворяясь, что она его убедила.

Приближалось Рождество, начались выпускные экзамены, и у нее оставалось совсем мало времени на поиски полосатого бульдога. Все вечера она проводила за физикой, а по выходным бродила с Тони по магазинам и украшала дом к празднику. Билл торжественно поклялся развесить во дворе десять тысяч лампочек – он даже собирался посадить еще одно дерево перед домом просто ради того, чтобы украсить его лампочками, – и Элизабет хотела, чтобы внутри дома было так же красиво, как снаружи.

На северо-западном Тихоокеанском побережье климат смягчен теплыми морскими течениями. Снег выпадает всего пару раз в год, радуя даже тех, кто не любит зиму. Несколько последних лет прошли вообще без снега: дети чувствовали, что их надули, а осторожные водители благословляли судьбу. Снегопад незадолго до Рождества здесь – событие выдающееся, а настоящее снежное Рождество и вовсе немыслимо.

В этом году неделя перед Рождеством выдалась снежной. Вечером в воскресенье с неба посыпались крошечные льдистые дробинки, тускло осветив зимнюю тьму, а уже с утра на улицах сотни раскрасневшихся ребятишек играли в снежки. Ветер сменился на северный, температура опустилась ниже нуля, заморозив воду и превратив землю в железную твердь, снегопад усилился, и началась настоящая зима. Утром знакомый ландшафт преобразился. Улицы стали тропинками, все острые выступы и углы смягчил двадцатидюймовый слой снега.

Это эпическое событие заставило отменить все общественные мероприятия. Последние предрождественские покупатели и владельцы магазинов были в панике, а дети – абсолютно счастливы. Все остальные находили в этом некоторое неудобство, но радовались подлинному духу Рождества и новым впечатлениям.

Элизабет решила прогуляться по кварталу. Ее поразило, что снегопад вызвал такое единение людей. Соседи, которые никогда не заговаривали с ней, теперь приветливо улыбались и махали ей рукой. Дети робко бросались в нее снежками и радовались, если она им отвечала. Элизабет улыбнулась, увидев необычную картину: лыжники, которые обычно катались в горах, теперь скользили прямо по улице в полной тишине. Кругом отпечатались следы санок и пластиковых дисков, но в окрестностях ее дома они были почти бесполезны – горок здесь совсем не было. Когда на тарахтящих снегоходах появились подростки, готовые возить на буксире санки малышей, утренней тишине пришел конец. Элизабет повернула домой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю