Текст книги "Крест и нож"

Автор книги: Давид Вилкерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

На пороге стояла Мария. Как только она вошла в комнату, я понял, что она приняла наркотик. Ее глаза неестественно блестели, волосы в беспорядке.

– Мария, – сказал я, – входи.

Мария прошла на середину комнаты и потребовала, чтобы я ответил, почему мы хотим разогнать ее старую компанию.

– Что ты имеешь в виду, Мария? – спросила миссис Ортез.

– Вы ходите и уговариваете ребят пойти в церковь. Я знаю, вы хотите разобщить нас.

И она принялась поносить нас. Винцент Ортез в знак протеста привстал со своего стула, чтобы возразить, но тут же опустился обратно, будто говоря своим видом: "Продолжай, Мария; лучше выскажи все здесь, чем где-нибудь на улице".

Тут в комнату вошел один из детей Ортеза. Делия инстинктивно придвинулась к ребенку. В тот же момент Мария ринулась к столу, на котором лежал огромный нож. Мгновение, – и нож зловеще заблестел в ее руке. Делия тут же оказалась между Марией и ребенком. Винцент вскочил на ноги.

– Назад! – крикнула Мария. Вицент остановился, потому что девушка поднесла нож к своему горлу.

– Ха! – сказала она, – я собираюсь перерезать себе горло. Я заколю себя, как поросенка, а вы будете смотреть.

Мы слишком хорошо знали отчаяние и решительность наркоманов, чтобы думать, что это была шутка. Делия заговорила о долгой и чудесной жизни, которую предстояло прожить Марии.

– Ты нужна Господу, Мария, – снова и снова повторяла она.

Делия говорила, не останавливаясь, около пяти минут, и, наконец. Мария опустила нож. Продолжая говорить. Делия осторожно приблизилась к Марии, и, наконец, одним движением выбила нож из руки девушки. Нож упал на пол и покатился по нему. Заплакал ребенок.

Мария, не пытаясь поднять нож, стояла посреди комнаты, потерянная и отчаявшаяся. И вдруг она заплакала, закрыв лицо руками.

– У меня нет никакого выхода, – сказала она.

– Почему же ты не отдашь себя Богу? – спросил я.

– Нет, это не для меня.

– Но пусть хоть другие придут. Подумай; может, хоть они найдут выход, пока не поздно.

Мария выпрямилась. Казалось, она опять вступила в роль. Она пожала плечами.

– Это будет зависеть от того, насколько интересно будет представление, – сказала она и ушла, высоко подняв голову и покачивая бедрами.

Глава  9

Июль наступил удивительно быстро. Мы приложили много усилий, чтобы организовать «представление» в Сант Николае. Во многом это действительно было представление. И я не представлял, сколько черновой работы предстоит сделать. Для того, чтобы переправить ребят через территорию противника, мы посылали автобусы за каждой компанией в отдельности. Работники 65 церквей прочесывали улицы, собирая подростков. Я в последний раз съездил домой.

– Дэвид. – сказала Гвен, – я не собираюсь притворяться – я бы хотела, чтобы ты был дома во время рождения ребенка.

– Я знаю.

Мы не говорили много об этом. Моя теща была настроена против моего отъезда накануне рождения ребенка. Она сказала, что все мы, мужчины, одинаковые и что настоящее христианство начинается дома. А раз я не питаю уважения к своей жене, я не стою ее. Последние слова задели меня больше всего, потому что в них была доля правды.

– Но, Дэви, – продолжала Гвен, – дети всегда рождались без помощи отца. В любом случае, врач не разрешит тебе быть возле меня, а как раз это я бы и хотела. Я скучала бы по тебе, даже если бы ты находился в другой комнате. Тебе ведь обязательно нужно ехать?

–Да.

– Тогда поезжай. Да хранит тебя Господь, Дэви!

Я попрощался с Гвен в саду. Когда я увижу ее снова,  ребенок уже родится. Я думал о том, смогу ли я рассказать ей о других вновь рожденных.

После первых четырех дней собраний я начал сомневаться в этом. Мы старались устроить все наилучшим образом, и тем острее чувствовалась наша неудача. Мы предполагали массовое собрание, но ничего подобного не произошло.

На четвертый день собралась сотня людей. Арена была рассчитана на семь тысяч. Я стоял на балконе и смотрел на вновь прибывших. Каждый день я надеялся на чудо. И только небольшая горстка людей появлялась каждый раз из специальных автобусов. Я прошел за кулисы. Все организаторы собрания и помощники стояли вокруг меня, переминаясь с ноги на ногу, стараясь найти  подбадривающие слова.

– Дело не в количестве, а в  качестве. Дэви. Но мы все сознавали, что у нас не будет ни количественной, ни качественной стороны. Те, кто пришел, надеялись увидеть представление. Было очень трудно говорить в пустой аудитории перед подростками, которые курили и отпускали грубые замечания.

Хуже всего было их грубое поведение. Если они что-то не понимали, они начинали смеяться. Мне даже страшно было выходить к ним из-за этого дикого смеха. Но хуже всего прошел четвертый вечер. Я приложил все усилия для того, чтобы он был успешным, и вдруг все пошло прахом. Один из ребят захихикал, за ним другой, и прежде, чем я смог что-то сделать,

все сборище зашлось хохотом. Я закончил собрание раньше обычного и ушел домой с разбитым сердцем, готовый отступить.

– Господи, – сказал я с горечью, – мы ничего не можем поделать с этими мальчишками и девчонками. Что мне делать?

     И, как всегда, когда я по-настоящему спрашивал, ответ всегда приходил.

На следующий день я встретил в Бруклине Джо-Джо. Он был президентом шайки "Кони Айленд Драгонз", одной из крупнейших уличных банд в Нью-Йорке. Парень, который указал мне на Джо-Джо, не решился познакомить нас, так как Джо-Джо это могло не понравиться  Я просто подошел к нему и протянул руку. Джо-Джо ударил меня по руке. Затем наклонился и плюнул на мои ботинки. У гангстеров это является знаком наивысшего презрения. Он отошел в сторону и сел на скамью спиной ко мне. Я подошел и сел рядом. Я спросил Джо-Джо, где он живет.

– Я не желаю говорить с тобой и не хочу ничего иметь с тобой.

– Но зато я хочу заняться тобой. Я никуда не уйду отсюда, пока не узнаю, где ты живешь.

– Ты находишься в моей гостиной.

– А где ты прячешься от дождя?

– В своих апартаментах в тоннеле. На ногах у Джо-Джо были старые брезентовые башмаки, из которых выглядывали пальцы, на нем была черная от грязи рубаха и широченные брюки цвета хаки. Он посмотрел на мои новенькие туфли. Я тут же вспомнил грязные сапоги моего деда и укорил себя. Джо-Джо сказал:

– Послушай, богач, конечно, тебе легко приезжать в Нью-Йорк и говорить высокопарные фразы о том, как Бог изменяет жизнь людей. У тебя новые туфли и костюм. Посмотри на меня – я нищий. В нашей семье десять детей. Мы получаем пособие по безработице. Они выгнали меня вон, потому что дома нечего есть.

Джо-Джо был прав. Я снял свои туфли и предложил ему примерить их.

– Зачем? Что ты хочешь этим доказать? Что у тебя есть сердце или еще что-то? Я не собираюсь одевать твои туфли.

– Ты жаловался на туфли. Надень эти!

– У меня никогда не было новых туфель.

– Примерь их!

Джо-Джо медленно надел туфли. Я поднялся со скамьи и направился к машине, шагая по улице в носках. Люди смеялись надо мной. Когда я подошел к машине, меня догнал Джо-Джо и сказал:

– Ты забыл свои туфли.

– Это твои туфли. Я сел в машину.

– Пастор, – сказал он в открытое окно машины, – я забыл пожать тебе руку. Мы пожали друг другу руки. Я сказал:

– Послушай, тебе ведь негде жить. Я сам сейчас снимаю угол, но в гостиной есть диван. Может, люди, у которых я остановился, разрешат тебе переночевать. Поедем, спросим их.

– Окей, – согласился Джо-Джо. Он сел в машину, и мы поехали ко мне.

– Миссис Ортез, – сказал я, немного неуверено, – это президент шайки "Кони Айленд Дрэгонз". Джо-Джо, я хочу представить тебе женщину, которая приютила меня на время, потому что мне, как и тебе, негде жить.

Я спросил миссис Ортез позволения оставить Джо-Джо со мной на несколько дней. Она

 взглянула на своих двоих детей, затем на нож, торчавший у Джо-Джо из кармана, подошла к нему, ласково обняла его за плечи и сказала:

– Ты будешь спать на диване.

Это был очень смелый поступок, так сказали бы все, кто когда-либо имел дело с такими потенциальными убийцами.

Я отвел Джо-Джо в сторону и сказал:

– Твоя одежда воняет. Мы находимся в доме, надо что-то предпринять. У меня есть восемь долларов. Мы зайдем в магазин военной одежды и купим тебе рубашку и брюки.

Я надел свои старые туфли, и мы пошли в ближайший магазин военной одежды.

Джо-Джо переоделся тут же, в магазине, оставив там же свои старые лохмотья. Когда мы шли обратно, Джо-Джо не пропускал ни одной витрины, чтобы полюбоваться своим отражением.

– Неплохо, неплохо, – снова и снова повторял он.

То, что я сделал для Джо-Джо, могла сделать любая социальная служба. Несомненно, было очень хорошо, что теперь у него была новая рубашка и брюки и было где переночевать, но он по-прежнему оставался тем же Джо-Джо.

Потребовалась перемена во мне самом, чтобы переменить Джо-Джо. И эта перемена имела существенное влияние на нашу последующую жизнь.

Вечер в Сант Николае прошел, как всегда, плохо. Как обычно, был большой шум и смех. Ребята устраивали драки, слышались угрозы. Девочки вели себя вызывающе, ребята отпускали грубые шутки. Джо-Джо был среди них и все видел. Он пришел из любопытства и дал мне понять, что не верит во все это. По пути домой я молчал. Мне было больно.

– Ты слишком стараешься, – сказал Джо-Джо.

Этот бездомный мальчуган, старавшийся показаться грубым и бессердечным, проявил удивительную проницательность.

Действие этих слов оказалось удивительным. Я принял их, будто сам Господь произнес их. Я обернулся и столь пристально посмотрел на Джо-Джо, что он подумал, будто я рассердился и даже поднял руку, защищаясь.

Конечно! Я старался сам изменить людей, забыв, что это приоритет Святого Духа. В этот момент я понял, что своими усилиями я приводил к ним не Духа Святого, а себя, Дэвида Уикерсона Своими усилиями я не смогу помочь Джо-Джо, никогда не смогу изменить этих хулиганов. Я должен сделать только вступление и отойти в сторону, давая место Святому Духу. "Ты слишком стараешься", – эта фраза разрешила вдруг все проблемы.

Я расхохотался. Мой смех озадачил Джо-Джо.

– Успокойся!

– Я смеюсь, Джо-Джо, потому что ты помог мне. С этого момента я не буду так усердствовать. Я отойду в сторону и дам место Святому Духу. Даже сейчас.

Джо-Джо некоторое время молчал, потом сказал:

– Я ничего не ощущаю. Совсем ничего. И не собираюсь ничего чувствовать.

Оставшуюся часть пути мы прошли молча. Вдруг у Джо-Джо появилась идея.

– Послушай, Дэви, у тебя должен родиться ребенок, правильно?

– Да, это правда, – ответил я. Я говорил ему, что мне нужно отвезти Гвен в больницу. Роды могли начаться в любой момент.

– Ты говоришь, что Бог существует и Он любит меня. Правильно?

– Конечно.

– Хорошо. И если я буду молиться Ему, Он услышит мои молитвы?

–Да.

– Хорошо. Кого ты хочешь: мальчика или девочку?

И я почувствовал себя в ловушке, но ничего не мог сделать.

– Послушай, Джо-Джо. Молитва – не автомат, куда ты опускаешь нужную монету и получаешь конфетку.

– Другими словами, ты тоже не уверен в Боге?

– Я этого не говорил.

—Кого ты хочешь: девочку или мальчика?

Я признался, что, так как у нас уже было две девочки, то мы хотели бы иметь мальчика.

Джо-Джо выслушал меня. Затем он сделал то, что для него было таким же трудным, как для Моисея в пустыне вызвать воду из камня. Малыш Джо-Джо молился:

"Господи, если Ты существуешь, и если Ты любишь меня, дай этому священнику сына".

Так молился Джо-Джо. Это была настоящая, серьезная молитва. Я был изумлен. Я выбежал в пустую спальню и начал молиться так, как я еще не молился за все пребывание в Нью-Йорке.

В половине третьего ночи, когда все уже сладко спали, а я все еще молился, зазвонил телефон. Я снял трубку. Звонила моя теща.

– Дэви, – сказала она, – я не могла дождаться утра, чтобы сообщить тебе, что у тебя родился ребенок.

Я молчал, не решаясь задать вопрос.

– Дэви, Дэви! Ты слышишь меня?

– Да, да.

– Неужели ты не желаешь узнать, кто у тебя: сын или дочь?

– Больше, чем вы думаете.

– Дэви, у тебя родился здоровый, пятикилограммовый сын!

Конечно, скептики скажут, что шанс на осуществление молитвы малыша Джо-Джо был 50 на 50. это статистически. И все же что-то важное происходило в эту ночь. Я разбудил Джо-Джо и сообщил ему новость.

– Откуда ты это узнал? – спросил он. – И что ты об этом думаешь? Что ты об этом знаешь?

Этой ночью Джо-Джо стал совершенно другим человеком. Перемена в нем началась со слез: он выплакал всю свою горечь, всю ненависть, выплакал все сомнения и страхи. И, когда окончились слезы, в его сердце освободилось место для христовой любви, которая не зависит ни от родителей, ни от проповедников, ни от того, будет ли ответ на нашу молитву такой, какой мы ожидаем.

С этого дня у Джо-Джо была любовь, которая останется с ним вечно. А эта история послужила мне хорошим уроком. Мы можем много делать друг для друга, и мы должны это делать, но Бог и только Бог может исцелять сердца.

Глава  10

  Наступило время начинать очередное собрание. Это был наш последний вечер. На этот раз собралось намного больше молодежи, чем обычно. Здесь были и из «Чаплинз», и из «Драгонз», и из «Джи-Джи-Ай». Среди них я заметил Марию. Но я нигде не видел ни одного представителя «Мау-Маус», хотя и искал все время глазами яркие красные куртки с двумя буквами «ММ». Я не в силах был забыть располагающее лицо и приятные манеры Израэля, президента «Мау-Маус». Я специально ездил к ним, чтобы пригласить их, как моих личных гостей, и сказал, что за ними будет послан автобус. Когда я сказал, что для них будут отведены передние места, Израэль пообещал прийти и привести остальных. Но их не было здесь в этот последний вечер, и я думал, что знаю, почему. Никки! Он присутствовал при нашем разговоре с Израэлем и смотрел на меня с невыразимой ненавистью.

Я подошел к окну и выглянул на улицу. Подъехал автобус. Я понял, что это приехали "Мау-Маус". Шофер резко затормозил. Создавалось впечатление, что он хотел поскорее отделаться от них. Дверь автобуса открылась и оттуда с шумом и криком выскочило около 50 подростков. Один парень выбросил бутылку из-под вина. По пути они подхватили нескольких девиц в мини-юбках. Между остановкой и входом в помещение стояла группа девушек-подростков в мини-юбках.

– Господи, – громко произнес я, – что меня ожидает?

Я попросил оставить места в трех первых рядах, но не сказал, для кого. Ко мне подошел взволнованный главный распорядитель и сказал огорченно:

– Пастор, я не знаю, что делать.

Он подвел меня к балкону и показал в зал. Я увидел, как Израэль и Никки пробивались через толпу с помощью своих тростей.

– Это "Мау-Маус", – сказал главный распорядитель. – Боюсь, что они займут оставленные места.

– Отлично! Эти места и были оставлены специально для них.

Я говорил уверенно, но в душе сомневался. Оставив озадаченного распорядителя, я спустился вниз. От всех сотрудников веяло могильным холодом.

– Мне это собрание не нравится, – сказал директор стадиона. – Они могут устроить нам крупные неприятности.

– Может быть вызвать побольше полиции? – спросил один из служащих, которому приходилось иметь дело с бандами подростков.

Я выглянул на сцену. Одна из наших девушек, молодая певица, красивая, как кинозвезда, вышла на сцену.

– Посмотрим, как пойдут дела у Мэри, – сказал я.

Может быть, удастся укротить толпу пением.

Но когда Мэри запела, шум еще больше увеличился.

– Эй, красотка! Берегись!

– У тебя найдется время после представления для жалкого грешника?

– Как зовут тебя, красотка?

Ребята вскочили со своих мест, а девушки совершали непристойные телодвижения под церковную музыку в своих мини-костюмах. Мэри взглянула на меня, спрашивая глазами, что ей делать.

Несмотря на аплодисменты, повторные вызовы, я дал знать Мэри, что она должна уйти.

– Дэви, ты хочешь отменить собрание?

– Нет, но давайте немного подождем. Я попробую поговорить с ними. Если ты увидишь что-то не так, тогда поступай, как хочешь.

Я вышел на арену. Путь до сцены показался мне невероятно длинным. И, конечно же, Израэль дал мне понять о своем присутствии.

– Эй, Дэви! Я пришел, как обещал, и привел своих ребят!

Я улыбнулся ему и встретил колючий взгляд Никки. И вдруг меня вдохновило.

– Сегодня у нас будет не совсем обычное собрание, – объявил я в громкоговоритель, – мы просим членов команд самим собрать пожертвования.

Говоря это, я смотрел на Никки.

– Я прошу выйти на сцену шесть желающих. Мгновение, – и Никки был уже на ногах. Любопытство и злорадное торжество были написаны на его лице. Он указал на пятерых членов "Мау-Маус" и вместе с ними подошел к сцене. На правильность моей идеи указывало хотя бы то, что мне удалось завоевать внимание аудитории. Сотни подростков успокоились и подались вперед, затаив дыхание от любопытства.

Я вернулся за кулисы и взял у остолбеневшего распорядителя картонные коробки из-под молока.

– Итак, – сказал я ребятам, протягивая им коробки, – когда вы соберете деньги, пройдите за кулисы и принесите деньги к сцене.

Я указал нужное место и посмотрел на Никки. Рядом была дверь на улицу. Большая стрелка указывала: "Выход". Никки молча взял коробку, но в его глазах я прочитал

презрение и насмешку.

Под звуки органа мальчики собрали пожертвования. На счету Никки было 16 ранений. Он был известен как беспощадный бандит не только в районе Бруклина, но и в Бронксе и Манхаттане. Он хорошо играл в бейсбол. Газеты его называли "грозой помойки", потому что в драке он надевал на голову помойное ведро и устремлялся на противника. Когда Никки тряс коробкой перед подростками, все старались спрятаться. Когда он решил, что собрал достаточно денег, он подал сигнал остальным, и они все вместе скрылись за кулисами. Я ждал на сцене.

По залу прокатился смешок. Прошла минута. Две. Сдержанный поначалу смех перешел в хохот, дети вскочили со своих мест, ликуя. Я почти отчаялся. И вдруг – все замерли. Я обернулся. Никки и все его друзья направились ко мне, держа в руках полные денег коробки. Никки взглянул на меня озабоченно, почти испуганно, как будто он сам не мог понять, что он делает.

– Вот твои деньги, – сказал он, с трудом выдавливая слова.

– Спасибо, Никки, – постарался безразлично произнести я.

Затем я решительно направился к кафедре, как будто вовсе не я только что пережил самые долгие минуты моей жизни.

Ребята прошли на свои места, публика сохраняла гробовое молчание. Я начал говорить. Сердце учащенно билось в груди. Но я ошибался, полагая, что завоевал публику. Я завоевал ее внимание, но не их сердца.

Я не мог понять, что я сделал неправильно. Я все делал для того, чтобы собрание прошло успешно. Я потратил много времени, готовя свои выступления, и молился почти над каждой фразой. Я даже постился, надеясь, что это укрепит мою убежденность.

Но я мог с таким же успехом выйти и прочитать доклад о ярмарке, к примеру. Ничего не могло заинтересовать этих детей. Я проповедовал около пятнадцати минут, а беспокойство толпы все усиливалось. Я дошел до того места, где Иисус повелевает людям любить друг друга.

Вдруг кто-то вскочил с места во втором ряду. Он встал на стул и выкрикнул:

– Подожди, подожди! Ты говоришь, что я должен любить "Драгонз", которые изрезали меня бритвой? Я буду любить их гаечным ключем!

Другой парень из шайки "Хелл Бернез" вскочил на ноги и разорвал на себе рубаху:

– У меня здесь дырка от пули. Это сделали ребята из шайки черномазых. И ты говоришь, что я должен любить их! Ты сошел с ума!

Эти слова звучали действительно безумно в этом помещении, переполненном злобою и ненавистью. Они казались противоестественными.

– Мы не можем достичь этого своими собственными стараниями, – сказал я. – Я говорю о любви от Господа. Мы не можем сами заставить себя любить. Мы должны просить Господа дать нам Его любовь.

И вдруг с предельной ясностью я почувствовал, что я говорю для самого себя. Я вспомнил случай с Джо-Джо и еще раз пришел к выводу, что мы, люди, не можем ничего сделать ни для себя, ни для других в деле исцеления сердца и заполнения его любовью вместо ненависти. Мы должны в этом деле отдать свое сердце и ум  Господу.

Я начал молиться: Господи Иисусе, я больше ничего не могу сделать. Я пригласил сюда этих молодых людей, а теперь я уступаю место тебе. Приди же. Святой Дух, и Сам начни действовать, если Ты хочешь покорить их сердца. Это может быть только через Твое участие. Да будет воля Твоя".

Три минуты могут показаться бесконечностью. Три минуты стоял я перед аудиторией, склонив голову. Я не произнес ни слова. Я спокойно молился, беззвучно и самозабвенно, когда зал начал постепенно успокаиваться. Сначала первые три ряда. Я узнал голос Израэля:

– Ну, вы, парни! Тихо!

Установилась тишина. Не прошло и трех минут, как все успокоились.

И вдруг я услышал, как кто-то плачет.

Я открыл глаза. Плакал Израэль. В переднем ряду Израэль старался вытянуть платок из заднего кармана. Наконец он вытащил его, громко высморкался, замигал глазами и засопел. Я продолжал молиться. Господи, коснись каждого, кто здесь находится". Пока я молился, Никки вытащил свой носовой платок. Я не смог поверить своим глазам и взглянул еще раз. Действительно, он плакал и злился на себя за это. Один из ребят положил ему руку на плечо, он стряхнул ее. Я почувствовал, что пришло время призыва. Громким голосом я сказал:

– Хорошо. Вы почувствовали присутствие Иисуса. Он здесь. Он пришел сюда специально для вас. Если вы хотите изменить свою жизнь, – сейчас самое время сделать это. Кто хочет это сделать, встаньте и пройдите вперед!

Израэль не раздумывая встал и обратился к своей шайке:

– Ребята! Три года я был вашим вожаком. Когда я велю вам идти – вы идете. Верно?

– Да, – хором ответили ему "Мау-Маус".

– Хорошо, я пойду сейчас вперед, а вы за мною. Вставайте!

Они вскочили на ноги и все, как один, последовали за Израэлем. Каждый старался быть первым. Никки был среди них.

Их пример был заразительным.  К "Мау-Маус" присоединилось еще более тридцати ребят из других банд. Они пошли вниз в раздевалки, где работники церквей готовились к разговору. Мы все были ошеломлены. Я ходил из комнаты в комнату, оказывая посильную помощь. И вдруг я заметил одну странную вещь. Среди множества ребят, пришедших сюда, чтобы начать новую жизнь, были только три девочки. Услышав свист, доносившийся из холла, я выглянул и увидел, как одна девушка расстегнула блузку и, обнажив грудь, крикнула одному из ребят:

– Если пойдешь туда, ты больше никогда этого не получишь.

Прежде чем я успел что-либо сделать, другие девушки начали делать то же самое, и им удалось заполучить несколько ребят. Это озадачило меня. Мне показалось, что, услышав разговор о любви, девушки просто начали ревновать. Они ни с кем не хотели делить любовь и цеплялись из последних сил за то маленькое и жалкое, что они называли любовью.

Труднее всего мне было поверить в обращение Никки. Вот он стоит передо мною и говорит, улыбаясь:

– Я отдаю свое сердце Господу, Дэви. Я не мог поверить в это, настолько неожиданной была перемена. Он нервно покусывал губы и говорил мне, что что-то произошло в его сердце. "А как же насчет употребления наркотиков, алкоголя, садизма, драк?" – думал я. Он как будто прочитал мои мысли, выразившись единственным доступным ему средством – ругаясь:

– Пошло все к черту, Дэви. Я отдал свое сердце Господу.

– Очень хорошо, Никки, – сказал я ему. Потом я попросил Никки пройти со мной. Я дал ему и его друзьям Библии. Они были двух размеров: большие и поменьше. Никто не желал брать маленькие издания.

– Дай нам книги побольше, Дэви, чтобы люди видели, что мы несем.

С этими словами ребята взяли Библии под мышки и ушли.

Утром следующего дня раздался звонок. Миссис Ортез приоткрыла дверь в мою комнату и сказала:

– Дэви, звонят из полиции.

– Полиция?!

Сердце упало у меня в груди. Вопрос, который мне задали по телефону, еще больше обеспокоил меня. Лейтенант спросил, знаю ли я банду "Мау-Маус". Я ответил, что знаю. Он попросил меня немедленно явиться в участок.

У полицейского участка на Эдвард Стрит стояло несколько ребят из банды. Я прошел мимо них в участок. Я никогда не забуду того, что случилось потом.

Навстречу мне вышел лейтенант и протянул руку для приветствия.

– Пастор, я хочу пожать вашу руку. Как вам это удалось? – спросил он. – Два месяца тому назад эти ребята объявили нам войну. Они всегда приносили нам много хлопот. А сегодня все они пришли сюда, и знаете, чего они хотят?

Я отрицательно покачал головой.

– Они хотят, чтобы мы поставили свои автографы на их Библиях.

Я взглянул на Никки, Израэля и на всех остальных ребят. Они усмехнулись.

– Мы поможем вам, только дайте знать, когда вы будете устраивать очередное собрание, пастор, – сказал на прощание лейтенант.

Как я узнал, ребята всю ночь напролет читали Библию. Особенно им понравились истории Ветхого Завета.

– Дэви, – сказал Израэль, – смотри, вся Библия про меня, мое имя встречается очень часто.

Вечером я позвонил Гвен. Я был так взволнован происшедшим, что не мог больше ни о чем другом говорить.

– Последний вечер показал, что все это не зря. Если бы ты только могла быть со мной!

– Я вроде как была немножко занята. Напомни и я тебя расскажу об этом позднее, когда ты спустишься с небес.