Текст книги "Охота на рыжего дьявола. Роман с микробиологами"

Автор книги: Давид Шраер-Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

ГЛАВА 25
Экспериментальная меланома

Пожалуй, именно работа над монографией о стафилококках самым неожиданным образом повернула мою экспериментальную деятельность в сторону наиболее опасной злокачественной опухоли кожи – меланомы. Согласно данным медицинской статистики, ежегодно обнаруживается JO-12 новых случаев меланомы на каждые 100,000 жителей Европы, США и Канады. К сожалению, несмотря на множество предложенных протоколов и схем химиотерапии и иммунотерапии эффективной остается только ранняя резекция первичной меланомы. К началу 1990-х РВГ (Roger Williams Hospital) был одним из авторитетнейших онкологических центров США, а Раковый центр, входивший в состав нашего госпиталя, проводил наиболее современные исследования в области клинической и экспериментальной химиотерапии злокачественных заболеваний, в том числе – меланомы. И госпиталь и Раковый центр, которым в то время руководил крупнейший онколог доктор Пол Калабризи (1930–2003), входили в орбиту Браунского университета. Толстенное руководство П. Калабризи и соавторов «Медицинская онкология» было настольной книгой американских врачей, работающих в области раковых заболеваний. Особенно интересно велись исследования по клинической и экспериментальной меланоме доктором Джеффри Кларком, учеником П. Калабризи. Я не пропускал ни одного сообщения, которые были представлены докторами П. Калабризи, Дж. Кларком и их сотрудниками на сессиях Ракового центра.

По странному совпадению модели развития стафилококковой инфекции и злокачественной опухоли – меланомы – поразительно сходны. Оба заболевания, как правило, начинаются с первичного кожного очага: со стафилококкового гнойника или с первичной меланомы. Если время упущено и первичный очаг не вылечен или не удален хирургическим путем, возникает генерализация процесса: микроорганизмы (стафилококки) или раковые клетки (меланома) проникают по лимфатическим путям в ближайшие от первичного очага (регионарные) лимфатические узлы. А по кровеносным сосудам – метастазируют во внутренние органы или в костный мозг. Излюбленными органами для стафилококка и меланомы являются легкие, почки, головной мозг. На этом сходство не кончается. И стафилококки и клетки меланомы приводят вначале к выраженной клеточной реакции: активизируются Т– и В-лимфоциты. Однако их способность к защите организма резко снижается, как только в тканях больного или экспериментального животного накапливаются токсины и другие продукты микробного или ракового метаболизма, подавляющие клеточный иммунитет. Защитные антитела ни к стафилококку, ни к меланоме не успевают выработаться, так как развитие В-лимфоцитов подавляется, и они не успевают трансформироваться в плазматические клетки – источники антител. Ход моей мысли был прост: если патогенез стафилококковой инфекции отличается от патогенеза меланомы только происхождением: в одном случае – микроб, в другом – раковая клетка, то иммунотерапия может быть основана на одном и том же принципе – создании нового типа антимеланомной вакцины – меланомного анатоксина. По типу дифтерийного анатоксина, столбнячного анатоксина, в особенности, стафилококкового анатоксина, с методикой приготовления и лечебным применением которого я был хорошо знаком еще со времен работы в московской больнице имени Филатова.

Мои предположения необходимо было проверить экспериментально. Прежде всего: воспроизвести на лабораторных животных модель, соответствующую всем стадиям развития клинической меланомы. В конце 80-х – начале 90-х наиболее популярной была экспериментальная модель меланомы, разработанная доктором И. Фидлером (Отдел биологии рака, Раковый центр, Хьюстон, Техас, США). Сущность ее сводилась к тому, что лабораторных мышей (в данном случае это были не белые, а черные мыши) заражали внутривенно клетками меланомы. Доктор Фидлер в 70-е годы обнаружил эту опухоль, спонтанно возникшую на коже черных мышей, назвал В16 и показал, что меланома может развиваться в клеточной культуре и перевиваться на чувствительных к ней животных (разновидность черных мышей C57BL/6). Особенную популярность получила модель «легочных метастазов» Фидлера: клетки меланомы В16 вводились в вену хвоста и через 14 дней можно было обнаружить множественные первичные очаги в легких, отчетливо различимые на глаз из-за черного пигмента (меланина), активно продуцируемого опухолью. Были ли это истинные метастазы? Известно, что метастазы возникают при распространении микроорганизмов или раковых клеток из одной части организма в другую. В классическом варианте метастазы распространятся из первичной (кожной) меланомы в лимфатические узлы, легкие, костный мозг и другие органы и ткани. В случае модели доктора Фидлера экспериментаторы миновали начальную стадию развития меланомы (первичный очаг) и впрыскивали раковые клетки по кровеносным сосудам прямо в легкие.

Надо было разработать экспериментальную модель, действительно имитирующую все клинические стадии развития меланомы. И, конечно же, первичный очаг должен развиваться на коже. В идеале наблюдать за развитием первичной опухоли лучше всего на коже, лишенной волосяного покрова. В литературе упоминались попытки исследователей воспроизвести первичный очаг на коже ушной раковины C57BL/6 мышей. Меланома возникала. Но из-за близости головного мозга, куда немедленно распространялись метастазы с кожи ушной раковины, мыши так быстро погибали, что модель была мало пригодна для длительных наблюдений, необходимых при химиотерапии или иммунотерапии. Другой безволосой частью тела мыши был хвост. Я нашел, что через 2–3 недели после введения 1 миллиона клеток меланомы В16 в толщу кожи мышиного хвоста возникает первичная опухоль с типичным для меланомы черным пигментом. Меланома увеличивалась в размерах, изъязвлялась к 6-й неделе, а метастазы распространялись в костный мозг и ближайшие лимфатические узлы, затем захватывали легкие и приводили животных к гибели. Таким образом, впервые удалось воспроизвести экспериментальную модель, которая полностью имитировала все три стадии развития клинической меланомы: I. Первичная (кожная меланома). II. Проникновение клеток меланомы в регионарные лимфатические узлы. III. Метастазы в органы (легкие, головной мозг, печень и др.).

Теперь я определенно знал, что надежная модель для дальнейших опытов по лечению мышей с развивающейся меланомой у меня есть. На эти начальные опыты мой шеф доктор Шарма смотрел сквозь пальцы, благо я безотказно продолжал выделение и очистку rBCGF и определял активность очередного образца препарата. Я понимал, что, занимаясь в полную силу проектом по разработке антимеланомной вакцины, я должен буду отойти от основного проекта лаборатории доктора Шармы. Мне нужно было заручиться согласием и финансовой поддержкой руководителя отдела патологии доктора Майзеля. Он предложил обсудить мою модель на научной конференции отдела. Модель была одобрена. Меня перевели в другое лабораторное помещение, где работала иммунологическая группа доктора Куттаба. Мне выделили бюджет на покупку животных и лабораторного оборудования. Я стал в одном лице самостоятельной научной группой. Надо сказать, что мой переход внутри отдела доктора Майзеля от проблемы rBCGF к проекту по изысканию вакцины против меланомы был бы невозможен без научной поддержки директора Ракового центра доктора Калабризи. Вскоре еще одним из энтузиастов моей экспериментальной модели стал замечательный хирург-онколог доктор Гарольд Ванебо, шеф отдела хирургии нашего госпиталя.

Рабочей гипотезой для приготовления антимеланомной вакцины послужила схема приготовления стафилококкового анатоксина (токсоида), разработанная академиком Г. В. Выгодчиковым, когда выделялся и очищался от балластных веществ внеклеточный стафилококковый токсин, который обрабатывался слабым раствором формалина. Многочисленные наблюдения микробиологов показали, что формалин в концентрациях 0.3–0.4 % приводит к нейтрализации микробных токсинов, не нарушая их химической структуры и способности индуцировать выработку антител. Я решил полностью следовать технологии Г. В. Выгодчикова. Новая антимеланомная вакцина получила название ФЕКА (формалилинизированный экстраклеточный антиген).

Начальные опыты сводились к тому, что мышей иммунизировали вакциной ФЕКА строго по схеме, принятой при антистафилококковой вакцинации. ФЕКА вводили подкожно, вначале в возрастающих, а затем в снижающихся дозах. По окончании иммунизации исследовались пробы крови на антитела к ФЕКА. Лимфоциты, полученные из селезенок экспериментальных животных, позволяли судить о степени выработки клеточного иммунитета. Было обнаружено возрастание количества Т4 и Т8 лимфоцитов, которые более активно (по сравнению с неиммунизированными животными) вырабатывали лимфокины и среди них, что особенно важно при лечении меланомы, – интерлейкин 2 (IL-2). Кроме того, в дополнении к стимуляции нарастания Т-лимфоцитов, оказалось, что иммунизация вакциной ФЕКА приводила к увеличению числа лимфоцитов-киллеров (NK), которые способны убивать раковые клетки, в том числе, клетки меланомы. Чрезвычайно интересным оказалось образование специфических антител к внеклеточным антигенам меланомы. Для меня, микробиолога, это означало не только связь с главной профессией, но и подтверждение того, что пораженный меланомой организм способен направить полноценный иммунный ответ (клеточная реакция и образование антител) против раковых клеток так же, как и против микроорганизмов. А это значит, что успех иммунотерапии зависит прежде всего от полноценности вводимой вакцины.

Электрофорез «нативных» (не обработанных формалином) внеклеточных антигенов меланомы в комбинации с «наслоением» антител из сыворотки мышей, предварительно иммунизированных вакциной ФЕКА (методика называется Western blot), показал, что антигенный состав меланомы весьма разнообразен. Растущая опухоль выделяет во внешнюю среду (а значит, и в организм животного или человека) множество белковых веществ (антигенов) с молекулярным весом от 160–110 и 65–67 до 14–18 kD (килодальтон).

Теперь оставалось соединить новую модель экспериментальной меланомы и антимеланомную вакцину/токсоид. Важно было показать, что ФЕКА можно применять как для профилактики, так и для лечения экспериментальной меланомы. С первой целью мышей вначале иммунизировали ФЕКА в течение двух недель, потом им вводили в кожу срединной части хвоста клетки меланомы и сравнивали развитие ракового процесса у иммунизированных и неиммунизированных (контрольных) животных. Другим вариантом экспериментов было лечение мышей вакциной после того, как раковый процесс начал развиваться. Очевидно было, что вакцина эффективна, в особенности, для профилактики развития меланомы.

В 1991 году в Атланте на ежегодной конференции ФАСЕБ, во время представления мною результатов лечения и профилактики экспериментальной меланомы, к моему постеру подошел один из участников конференции. К его пиджаку была приколота карточка с именем: Винсент Хиринг, Национальный Раковый Институт, Национальный Институт Здравоохранения. Это был моложавый (лет сорока) американец, легкий в общении, молниеносно проникающий в глубь научной проблемы. Он изучил мою модель меланомы, пробежался по опытам с применением вакцины ФЕКА и пригласил к своему постеру. Оказывается, доктор Хиринг работал в близкой моим интересам области. Правда, для воспроизведения экспериментальной меланомы он пользовался моделью «легочных метастазов» доктора Фидлера, а для иммунизации мышей – одним из очищенных антигенов меланомы, названном В700-антиген. Доктор Хиринг считал В700-антиген ключевым при создании антимеланомного иммунитета. В серии успешных экспериментов он показал, что моноклонные антитела против этого ракового белка могут защищать лабораторных животных от развития очагов меланомы в легких. Оказалось, что в состав внеклеточных белков (антигенов) меланомы В16, из которых готовилась вакцина ФЕКА, входил антиген с молекулярным весом 65–67 kD, аналогичный В700-антигену доктора Хиринга. Наше научное сотрудничество продолжалось более 15 лет.

Новая модель и вакцина ФЕКА были представлены на многих научных съездах и конференциях. Особенно запомнилась поездка в Голландию на ежегодную конференцию Европейского Общества по изучению пигментных клеток (Амстердам, 1991). Меланома со своей способностью вырабатывать пигмент меланин была одним из наиболее популярных объектов конференции. Правда, обсуждались и весьма отдаленные от меланомы и представляющие чисто академический интерес темы исследования. Например, меланин океанских рыбок, кожа которых была пропитана пигментом, весьма близким по химической структуре – человеческому. Я послал заявку на постер. В ответ пришло письмо от председателя Общества с приглашением выступить с докладом. Это было неожиданностью для меня. Я отправился за советом к шефу отдела – доктору Майзелю. Он обрадовался за меня, пообещал дать денег на дорогу, жилье и прочее. И добавил: «Если они приглашают тебя с докладом на пленарном заседании, попроси, чтобы заплатили гонорар за доклад». Я опешил: «И так большая честь выступить с докладом! Какой же еще гонорар?» «Пора тебе, Давид („Дэвид“ с ударением на первом слоге), становиться американцем». Я последовал совету Абби, написал письмо в оргкомитет и во время регистрации в Амстердаме получил чек – мой первый гонорар за выступление с научным докладом.

Мы отправились в Амстердам вместе с Милой. Я был чрезвычайно возбужден из-за полета в Европу и предстоящего доклада. Да и Мила не могла уснуть. Благо в конце салона всю ночь стоял столик с коньяком и шоколадом, которыми угощала пассажиров команда самолета.

Мы остановились не в штаб-квартире конференции – гостинице «Краснопольская», а чуть поближе к железнодорожному вокзалу, в маленьком недорогом отельчике, наверняка, хранившем обычаи и правила со времени основания. Утро начиналось с обильного завтрака: круглый ржаной хлеб, нарезанный ломтями, голландский сыр, слезящийся свежестью, кружки деревенской колбасы, глиняные горшочки со сливочным маслом, вазочки с крыжовниковым вареньем и ароматный чай в пузатом фарфоровом чайнике, разрисованным голубыми мельницами, барышнями в чепцах с голубыми лентами и голубыми парусниками, летящие по голубым волнам. С утра были заседания, доклады, обсуждения. Посреди дня мы сматывались с Милой посмотреть дом и музей Рембранта (1606–1669) в сердце еврейского квартала; старинную сефардскую синагогу, построенную еще во времена, когда евреи, изгнанные из Испании и Португалии, поселились в веротерпимой Голландии; музей Анны Франк (1924–1945), написавшей горестный полудетский дневник, поведавший о судьбах евреев во время нацистской оккупации Голландии. Однажды под вечер из чувства упрямого любопытства мы отправились в квартал красных фонарей. В окнах многоквартирных домов, вытянувшихся вдоль канала, стояли полуодетые женщины. Время от времени дверь квартиры открывалась, клиента впускали внутрь и фонарь выключался. После завершения секс-сеанса дверь снова открывалась, клиента выпускали наружу, дверь закрывалась, и красный рекламный фонарь зажигался снова.

Амстердам напомнил мне Ленинград, в особенности, район, примыкающий к устью Невы, к Финскому заливу, к Балтике. И по названию, и по архитектуре, и по отражению домов в каналах. Окнами, которые плавали, как льдины, в темной воде. Напоминал мой родной Питер по какому-то пронзительному европейскому настроению: рывок – и ты на свободе, как Летучий голландец. В годы моей юности (окончание школы, мединститут) в Ленинграде были популярны велосипеды. Я увидел тысячи велосипедистов на улицах Амстердама и вспомнил, как ездил по всему Ленинграду на велосипеде. Лет с 13–14 – на Петроградскую сторону навестить бабушку, а потом – в студенческие годы – в медицинский институт. Не помню, где хранились велосипеды во время занятий, но не пропадали. И хотя все видели итальянский фильм «Похитители велосипедов», оставлять не боялись. Я совершал далекие путешествия. Например, от Ленинграда до Сестрорецка, где проводила дачное лето моя знакомая девушка, было около 40 километров. Я проделывал путь туда и обратно за один день. Правда, день долгий, северный, двадцатичасовой из-за белых ночей. Велосипеды Амстердама всколыхнули память о родном городе. Правда, в Амстердаме все было по другому. Велосипедисты приезжали из дальних районов к одной из станций метро и оставляли велосипеды на целый день. На метро можно было отправиться куда угодно, а под вечер вернуться, пересесть на велосипед и вернуться домой.

На конференции моя вакцина ФЕКА вызвала интерес. В докладе и дискуссии большее внимание было уделено преиммунизации лабораторных животных вакциной для предупреждения развития меланомы. В моих опытах – экспериментальной опухоли. А в перспективе – клинической, у людей. Естественно, для этого предполагалось готовить вакцину из антигенов, которые входят в состав меланомы человека. Мне задавали вполне оправданные вопросы: «Какую группу людей вы собираетесь профилактически вакцинировать? Лиц, у которых при осмотре кожи обнаружены родимые пятна до того, как они переродились в меланому? Лиц, подвергающихся сильному солнечному облучению? Лиц, у которых в семье прослеживаются случаи меланомы?» Вопросы были серьезные. И все же было очевидно: вакцина приводила к созданию противомеланомного иммунитета. «Возможно, – отвечал я, – ФЕКА, приготовленная из антигенов человеческих опухолей, поможет предотвращать развитие метастазов после хирургической резекции первичной меланомы или перерождающихся родимых пятен».

Никогда я не был на такой жизнерадостной, веселой конференции. Заседания проходили на высоком научном уровне, но два или три развлекательных вечера, подаренных участникам нашими голландскими хозяевами, были незабываемыми. На одном из них, устроенном на палубе прогулочного парохода, официанты во фраках обносили гостей вином, шампанским и утонченными закусками. Участники конференции знакомились, обменивались научными идеями и впечатлениями об Амстердаме, а посредине на ковровом островке струнный квартет (две скрипки, виолончель, контрабас) исполнял Вивальди, Моцарта, Шуберта, Прокофьева и еще кого-то из сонма великих композиторов. По контрасту следующий вечер был устроен в джаз-клубе. На сцене свинговал диксиленд, лихой игре которого позавидовал бы любой ньюорлеандский джаз-банд. Самым интересным было солирование на саксофоне председателя конференции, профессора-биохимика из Лондона. Общее веселье и ультрасовременные танцы ученых и их партнеров взвинчивалось неумеренным употреблением голландского джина – джинивера, который беспрерывно разносили улыбчивые белокурые официантки. Надо было взять с подноса рюмку неразведенного джинивера и выпить залпом без закуски. Голова кружилась, но не болела. Наконец, накануне конца конференции и разъезда был устроен торжественный обед в парадном зале гостиницы «Краснопольская». На столах салютовали гладиолусы и горели георгины. Говорились остроумные тосты. Разносили вкусную еду. Было грустно покидать милую вольную Голландию. Через дорогу от «Краснопольской», на островке, где площадь соединяла несколько улиц, вились синие дымки марихуаны. Мы подошли поближе. Бородатые и оборванные молодые люди, нечесаные, неприбранные молодые женщины, полулежа – полусидя на одеялах и на земле, курили самокрутки из травы забвения и радости.

Мое научное сотрудничество с доктором Винцентом Хирингом стремительно развивалось. Сохранилось его письмо ко мне в лабораторию от 10 июня 1991 года, т. е. вскоре после нашего знакомства на конференции в Атланте. Письмо является примером научных связей того времени и одновременно дает представление о динамичном характере моего коллеги из Вашингтона и его полной решимости развивать наше научное сотрудничество. Он писал:

«Следуя нашему телефонному разговору, приглашаем Вас посетить нашу лабораторию в Национальном институте здоровья (NIH) в четверг 27 июня. Мы заплатим Вам $130, чтобы покрыть расходы на дорогу, и еще гонорар в $100. Вы проведете семинар для группы сотрудников (примерно 6 человек). Надеюсь на скорую встречу. Пожалуйста, дайте знать, если Вам нужно забронировать номер в отеле или понадобится моя помощь в чем-то другом. Посылаю вам карту NIH, на которой указано здание, где помещается наша лаборатория. Ваш семинар назначен на 2 часа дня, так что Вы вполне успеете вернуться в тот же день в Провиденс поедом, самолетом или автомобилем. Одновременно я возвращаю Вам рукопись будущей статьи с некоторыми редакторскими предложениями и комментариями, которые могут быть полезны при окончательной подготовке публикации. Я сделал копии рукописи и собираюсь передать их докторам Ллойду Лоу и Дугласу Герштейну, с которыми я постоянно сотрудничаю и которые будут принимать участие в Вашем семинаре. В целом, я считаю, что Ваша статья будет очень интересной, но я советую Вам снять из текста большую часть цифровых данных, поскольку они представлены в таблицах. Было бы важным включить данные о специфическом эффекте Вашей вакцины на развитие меланомы и отсутствии такового в отношении других типов злокачественных опухолей. Кроме того, если Вы представите данные о продолжительности выживания иммунизированных мышей по сравнению с контролем, это значительно усилит эффект публикации.

Наилучшие пожелания в Ваших исследованиях,

Винсент Хиринг».

Вашингтон поразил меня своей цивилизованностью, напомнившей Москву (комфортабельное метро, обилие музеев, чистота, динамика), африканской жарой и европейскими зданиями Белого Дома и Капитолия. Это был мой второй визит в Вашингтон. Первый был осенью 1987 года, вскоре после нашего приземления в Америке. Вместе с Максимом и тысячами американских евреев мы участвовали в автобусном марше и демонстрации перед Белым Домом в защиту наших братьев – советских евреев, которым продолжали отказывать в выездных визах.

Конечно, на семинаре в NIH, где я выступил с докладом о новой модели экспериментальной меланомы и вакцине ФЕКА, основной интерес сотрудников доктора Хиринга привлекал меланомный белок, названный В700-антиген, который я обнаружил в составе ФЕКА. Оказалось, что иммунизация мышей при помощи ФЕКА приводит, в частности, к появлению в их крови специфических антител, направленных против В700-антигена, а это, в свою очередь, тормозит развитие меланомы у мышей.

Более того, как оказалось, согласно данным одной из раковых лабораторий в Бостоне, в состав человеческой меланомы тоже входит белок, напоминающий мышиный В700-антиген. И если из растущей культуры ткани человеческой меланомы выделить антигены и получить вакцину, подобную ФЕКА, можно выработать иммунитет к этому типу рака кожи.

Кроме Винсента Хиринга в совместных экспериментах по исследованию антигенного состава меланомы принимал участие доктор Дуглас Герштейн. В одну из моих последующих поездок в Вашингтон доктор Герштейн показал мне свою лабораторию в Джоржтаунском университете. Он виртуозно владел техникой электрофореза белков меланомы, постановкой иммунологических проб на чашках Петри (ELISA), а также методикой реакции специфических антител с антигенами меланомы, разделенными при помощи электрофореза – Western blot. Наше сотрудничество (вначале в нем принимал участие доктор Абби Майзел, а затем присоединился доктор Гарольд Ванебо) с Дугласом Герштейном продолжалось несколько лет, пока он внезапно не прервал научную карьеру и вместе с женой не уехал врачевать в Африку, следуя примеру великого гуманиста Альберта Швейцера (1875–1965). При участии доктора Герштейна мы еще успели провести эксперименты, в которых было показано, что комбинация антител и лимфоцитов, взятых от иммунизированных ФЕКА мышей, разрушает клетки меланомы активнее, чем отдельно взятые антитела или белые клетки крови. Мне удалось впервые подтвердить гипотезу о том, что и при антираковом иммунитете, как и при антимикробном, важно сочетание клеточных (лимфоциты) и гуморальных (антитела) факторов.

Дуглас Герштейн надолго поселился в Африке. А в тот приезд, когда я осваивал Western blot у него в лаборатории, в Вашингтоне стояла поистине африканская жара. Спасало метро, в котором была благословенная прохлада. На улице надо было перебегать как можно быстрее из одного здания с кондиционером в другое. Скажем, из восточного крыла Национальной галереи в западное. Жара, как влажное одеяло, закутывала. В тот приезд в Вашингтон я остановился у наших друзей со времени отказа – Марка и Нанны Беленьких. Это были светские образованные люди. Марк, профессиональный журналист, работал в редакции «Голоса Америки», Нанна – биохимик – научным сотрудником в NIH. Вечером они пригласили меня послушать джаз в модном клубе Джоржтауна.

Несомненно было, что вакцина ФЕКА вызывает выраженный иммунитет у мышей: первичные опухоли на хвостах у мышей и метастазы в легких развиваются медленнее, чем в контроле. Поскольку В700-антиген, по данным доктора Хиринга, являлся ведущим компонентом ФЕКА, мне показалось логичным исследовать, вызывает ли единственная инъекция этого очищенного от других белков антигена в селезенку (главный лимфатический узел организма) выработку специфического иммунитета. Ведь при введении вакцины подкожно антигены, которые должны вызвать появление специфических антител, подвергаются многократному разведению до тех пор, пока не попадут в лимфатическую систему и вызовут иммунный ответ. Задача облегчалась тем, что Винсент Хиринг снабжал меня безотказно высокоочищенным В700-антигеном и соответствующими моноклонными антителами. К тому же помог случай. В лабораторию хирургической онкологии Отдела хирургии (руководителем был доктор Ванебо), куда я перешел в 1992 году, приехал из Южной Кореи на стажировку в области экспериментальной онкологии доктор Чо-Хиун Парк. Он был опытным хирургом, и операции на мышах не представляли для него трудностей. Мне тоже пришлось вспомнить хирургическую технику, которую я приобрел в студенческие годы на травматологическом пункте больницы имени Эрисмана в Ленинграде и в армейском медсанбате. Операцию мы выполняли под наркозом, наступавшем при вдыхании мышами меток-сифлюрана. Селезенка выводилась наружу через небольшое отверстие в левой подвздошной области. Затем инсулиновым шприцем с тончайшей иглой вводили раствор В700-антигена под капсулу селезенки, которую после этого возвращали в брюшную полость, а края раны соединяли стерильными металлическими клипсами. Результаты превзошли наши самые радужные ожидания. Единственная инъекция В700-антигена в селезенку мышей приводила к выработке антител к этому белку меланомы. Активность индуцированных антител была сравнима с моноклонными антителами к В700-антигену. Более того, сыворотка крови, полученная от иммунизированных животных, при добавлении к культуре ткани задерживала размножение клеток меланомы В16. Но самым потрясающим результатом этой серии экспериментов оказалось, что у мышей, вакцинированных единственной инъекцией В700-антигена, вырабатывался такой мощный иммунитет, что задерживался рост меланомных опухолей. Результаты этих экспериментов были доложены на симпозиуме по вакцинам против рака, который проходил в гостинице Валдорф Астория в Нью-Йорке (1992), а потом опубликованы в международном журнале онкологии.